Во время Рождества Христова тварную, материальную вселенную охватило величайшее ликование. Правда, оно тогда почти не коснулось человеческого рода: Палестина в ту ночь спала и даже не догадывалась о явлении в мире Спасителя. Однако это ликование наполнило собой все неразумное творение. По убеждению автора «Слова четвертого на Рождество Христово», приписываемого святителю Амвросию Медиоланскому, даже солнце в то наступавшее утро, по причине охватившей мир величайшей радости, поднялось на небосклон раньше обычного и осветило вселенную особым, ярчайшим, невиданным прежде блеском. Автор гомилии говорит: «Ангелы и пастыри являют радость свою гласом или словами; а светила, не имея голоса, свидетельствуют свое веселье служением. Итак, солнце во время этого торжества, сверх обыкновения, воссияло рано. И не удивительно: ибо если солнце, по молитве Иисуса Навина, неподвижно остановилось днем, то почему бы ему, ради Рождения Иисуса Христа, не взойти поспешно посреди ночи?»

О том же охватившем мир ликовании рассуждает и святитель Прокл, патриарх Константинопольский. По мысли святителя Прокла, вся тварная вселенная в миг Рождества Христова поспешила принести Господу свои дары. Впрочем, и человеческий род — в лице лучших верных чад Господа — все же приготовил свое приношение новорожденному Богомладенцу. Вот как возвышенно и поэтично воспевает святитель Прокл то самодарование мира: «Ныне вся тварь приносит безотчему Младенцу странноприимные дары: земля — ясли, пещеры — кладези вод, горы — вертеп, города — Вифлеем, ветры — послушание, море — повиновение, волны — тишину, глубина — рыб, рыбы — статир, воды — Иордан, источники — самаряныню, пустыня — Иоанна, животные — жребя, птицы — голубя, волхвы — сокровища, жены — Марфу, вдовицы — Анну, безплодные — Елисавету, девы — Богородицу Марию, пастыри — песнопение, священники — Симеона, дети — ветви пальмовые, гонители — Павла, грешники — мытаря, язычники — хананеянку, кровоточивая — веру, блудница — благовонное миро, смоковницы — Закхея, древа — Крест, крест — разбойника, восток — звезду, воздух — облако, небо — ангелов, Гавриил — приветствие…»

Итак, вселенная в ту ночь принесла Господу в дар саму себя: все самое лучшее, светлое, прекрасное и чистое. Особым же ее даром Богомладенцу Христу стали мягкое сияние и путеводная сила чудесной Вифлеемской звезды, приведшей к Его яслям премудрых волхвов. Святые отцы, авторы рождественских проповедей, не устают рассуждать о ее необычной природе и удивительных чудесных свойствах. Вот что, например, говорит о ней в «Гомилии на Рождество Христово» святитель Василий Великий: «Это была необычная звезда. В самом деле, те [звезды], которые были сотворены изначально, или совершенно неподвижны, или непрестанно движутся. А эта явившаяся [звезда], кажется, обладала одновременно этими обеими особенностями: она и двигалась, и останавливалась. И из числа уже существовавших [звезд] те, которые закреплены на одном месте, никогда не движутся, а планеты никогда не прекращают своего движения. Поскольку же эта [звезда] имела оба свойства: и движение, и покой, ясно, что она не относится к этим двум [разновидностям звезд]. В самом деле, она двигалась с востока до Вифлеема и остановилась над местом, где был Младенец (Мф. 2:9)». А вот что говорит об удивительных свойствах Вифлеемской звезды в «Слове на Рождество Спасителя» святитель Григорий Нисский: «Волхвы… тщательно наблюдают восхождение новой звезды, которая одна только, не подчиняясь закону других звезд, имеет и движение, и стояние собственное, и попеременно пользуется тем и другим: сия звезда и движется, предшествуя волхвам, и останавливается, указывая им место».

По убеждению святителя Иоанна (Максимовича), свет этой путеводной Вифлеемской звезды воссиял в ту рождественскую ночь над вселенной навсегда. С той поры он уже ни на миг не скрывался, не исчезал. Ведь он — не только физический, но еще и духовный. Именно духовный свет Вифлеема продолжает непрестанно сиять над миром и поныне, являясь путеводным для христиан — для их внутреннего взора и сердечной устремленности ко Христу. Именно этот звездный свет продолжает вести того, кто готов его увидеть и ощутить, в его личный Вифлеем, в ту духовную пещеру Рождества, где мы обретаем родившегося ради каждого из нас Младенца — сопребывающего с нами во все дни до скончания века (Мф. 28:20) Сына Божия, Истинного Бога. Говоря об этом, святитель Иоанн обращается в дни Христова Рождества ко всем нам: «Звезда Вифлеемская вновь незримо сияет над миром, призывая все народы и каждого человека устремить свой взор к небу, горе иметь сердце, припасть к Новорожденному и возрадоваться радостью велией, ибо с нами Бог! С нами Бог, разумейте, языцы, и покоряйтеся: яко с нами Бог! (ср. Ис. 8:8–9)».

Но что же мог принести в дар Богомладенцу Христу в ночь Рождества тот человеческий род, ради спасения которого Он в первую очередь и воплотился в этом мире? По убеждению святителя Тихона Задонского, в отличие от всей вселенной, человеческому роду было почти что нечего принести в ту ночь своему Создателю: ведь у духовно нищего человека, находившегося в рабстве сатаны, не было тогда ничего своего, кроме собственных грехов. А грех — это очень плохой подарок для Бога-Спасителя. Святитель Тихон, как бы обращаясь к Самому Богомладенцу Христу, говорит: «Знаем мы и Твоей благости от сердца признаем, что ничего мы не можем Тебе… принести. Ангелы Тебе приносят пение, небеса — звезду, волхвы — дары, пустыня — ясли. А мы что? Нет ничего, ибо все, что и имеем, — Твое. Твои и мы, Твой мы храм, Твоими руками созданный, Твоей пречистой Кровью возобновленный, но, ах, — увы нам — снова окаянной нашей волей растленный и сотворенный непотребным для Тебя, Господа и Бога нашего. А наше что? Грехи наши — это наш собственный плод, это наше исчадие, ими мы богаты, ими мы, как бременем, отягощены, это бремя тяжкое носим без стыда. Однако со страхом и смирением приходим к Тебе. Приходим к Тебе, как к Агнцу Божию, вземлющему грехи всего мира (ср. Ин. 1:29), и с этим бременем храм сей телесный, весь оскверненный, перед стопами Твоими повергаем и, по подобию евангельской блудницы, умными устами с умилением касаемся пречистых Твоих ног (см. Лк. 7:46), и, не смея, как мытарь, возвести наших к Тебе очей (см. Лк. 18:13), из глубины зовем: Агнче Божий, возьми бремя наше тяжкое греховное и, яко милостив, ущедри нас». Хотя, по убеждению святителя Тихона, мы все же можем принести Родившемуся Господу один драгоценный и достойный Его дар: смиренное покаяние нашего исполненного любовью к Нему сердца. Святитель Тихон призывает христиан: Господу «сокрушенное и смиренное прошение принесем. А поскольку, как сказано, упокоевается Он в любви христианской, то прежде себя ею оградим и предуготовим».

Однако, по мысли того же святителя Тихона, человеческий род все же смог тогда, в дни Боговоплощения, принести Христу один поистине совершенный, замечательный и прекрасный дар: Ту чистую, святую и благую Деву, что по Своей святости и смирению оказалась готовой и достойной стать Матерью нашего Спасителя, Сына Божия Воплощенного. Этот прекраснейший и чистейший Дар — лучшее, что людской род смог приуготовать для Бога-Искупителя. Святитель Тихон говорит: «Мы, убогие и окаянные, вместо дара представляем Тебе Матерь Деву Чистую, Тебя, Бога, нам родившую, Которая достойнее всех тварей небесных и земных, Которую Ты Сам Себе, как Дар благоприятнейший, от всего рода человеческого изволил избрать. Ее представительством помилуй нас; возобнови вновь вседейственною Твоею благодатью растленный храм наш, очисти его огнем Твоим невещественным. Сердце чисто созижди в нас, Боже, и дух прав обнови во утробе нашей (ср. Пс. 50:12), и так „прииди и вселися в ны“, и Ты один царствуй в нас и над нами с Отцом и Пресвятым Твоим Духом, никому не попуская владеть нами».

Впрочем, среди людей нашлись и те, кто все же смогли тогда, в дни Рождества, принести Господу свои личные — драгоценные и достойные Его — дары. То были волхвы с Востока. Ведомые светом движущейся Вифлеемской звезды, они пришли к месту Рождения Господа и поклонились Ему. Следует заметить: большинство церковных толкователей, святых отцов, утверждает, что это случилось не в самую ночь Рождества, но гораздо позднее (так, например, блаженный Августин в «Слове 203-м. На Богоявление» говорит о тринадцатом дне по Рождестве). Как бы то ни было, волхвы приносят новорожденному Богомладенцу свои дивные дары: золото, ладан и смирну.

Что же означали, духовно символизировали эти дары волхвов? Древние святые отцы в своем большинстве толковали их символическое значение одинаково: золото стало даром Христу как Царю, ладан — как Богу, смирна — как Человеку, Которого ожидали Смерть и Погребение. Так, святитель Василий в «Гомилии на Рождество» утверждает: «волхвы… принесли [Христу] как Царю — золото, как смертному Человеку — смирну, а как Богу — ладан». Со святителем Василием согласен святитель Григорий Нисский, говорящий в «Слове на Рождество Спасителя»: «Волхвы приносят Ему ладан, как Богу, приветствуют золотом Его царское достоинство, и смирной, как бы по некоему пророческому дару, предвещают Его страдания».

Человеческий род встретил Родившегося в мир Господа не только дарами, но и величайшей ненавистью, животным страхом, чудовищной враждой. И все это богоненавистническое противоборство соединилось и открылось в царе Ироде Великом. Ложно видевший в родившемся Царе Небесном претендента на свой земной трон, считавший Его опасным конкурентом собственному — жестокому, наполненному преступлениями — владычеству, Ирод настойчиво искал смерти Господа. Он знал о ветхозаветном пророчестве, где говорилось, что Христу надлежало родиться в Вифлееме; слышал он и свидетельство волхвов, искавших удивительного новорожденного Младенца. Впрочем, волхвы затем перехитрили царя Ирода, так и не открыв ему, где же на самом деле находится Тот Младенец, и тайно, другим путем, избежав новой встречи с Иродом, вернулись на свою далекую родину.

И тогда безсердечный царь в гневе решил, ради сохранения своих власти и трона, казнить, уничтожить, лишить жизни всех вифлеемских младенцев, в числе которых должен был оказаться и Христос-Мессия.

Святые отцы, рассуждая о личности Ирода, конечно же, удостаивают его самых нелестных и жестких слов, уничижительных определений. Вот что, например, говорит о нем в «Беседе девятой на Евангелие от Матфея» святитель Иоанн Златоуст: «Без сомнения, Ироду следовало не гневаться, но возыметь страх, смириться и познать, что он предпринимает дело невозможное; однако же, он не смиряется. Когда душа безчувственна и неизлечима, она не принимает никакого врачевания, даруемого Богом. Смотри, как Ирод снова подвизается в прежних делах своих, прилагает убийство к убийству, и безумствует. Объятый гневом и завистью, как некоторым демоном, он ни на что не смотрит, неистовствует над самой природой и гнев свой, возбужденный посмеявшимися над ним волхвами, изливает на неповинных младенцев, и, таким образом, совершает теперь… злодеяние:. ..послал избить всех младенцев в Вифлееме и во всех пределах его, от двух лет и ниже, по времени, которое выведал от волхвов (Мф. 2:16)».

Вместе с тем жестокое преступление Ирода — совершенное по его приказу убийство множества неповинных новорожденных младенцев — оценивается святыми отцами не только как ужасная трагедия, но еще и как причина первого явления в мире славы и величия христианского мученичества. Вифлеемские младенцы — первые мученики Церкви Христовой, пострадавшие за Христа еще до явления в мире самой этой Церкви. Эти младенцы, пролив за Него кровь, умерли ради Христа, и даже вместо Него, ибо Господь тогда сохранил Свою жизнь, младенцы же погибли именно потому, что Ирод искал смерти Спасителя.

Следует признать: по человеческому рассуждению, Вифлеемские младенцы погибли тогда как бы случайно, по ошибке, по недоразумению; жестокий царь искал смерти одного-единственного Ребенка, но заодно казнил и всех остальных детей Вифлеема — просто чтобы ненароком не упустить ненавистного ему Спасителя. Но в согласии с открывшимся здесь таинством Божественного Промысла, казнь этих невинных младенцев оказалась отнюдь не случайной. Ведь в мученической кончине Вифлеемских младенцев были подлинно явлены величайшие духовные жертвенность и подвиг. Правда, то была мученическая жертва, отнюдь не осознанная рационально; то была слава святости, никак не связанная с каким-либо разумным исповеданием истины. Ведь за Христа тогда умерли не взрослые люди, а маленькие неразумные дети. Но в то же время здесь, как это ни парадоксально прозвучит, властвовал именно святой и искренний порыв их чистого и жертвенного младенческого сердца. Святые отцы убеждены: Вифлеемские младенцы подлинно жаждали принести себя в жертву за Истину, умереть за Нее, однако, конечно же, испытывали такую духовную готовность умереть за Христа отнюдь не на рассудочном, рациональном уровне, а именно по той врожденной устремленности к Господу, что заложена в каждом человеке с самого первого мига его появления на свет. Ведь всякая людская душа по природе христианка: абсолютно независимо ни от нашего возраста, ни от умения разговаривать, ни от способности мыслить по-взрослому. Вот что, например, говорит святитель Петр Хрисолог в «Слове 153-м. Втором об Ироде и младенцах» о мученичестве Вифлеемских младенцев: «Родившееся вместе со своим Царем [младенческое] воинство не просто желает умереть вкупе с Ним, но более того — ревностно устремляется умереть прежде, чем Он. Эти посвященные Христу воины начали воевать раньше, чем жить, сражаться раньше, чем играть, проливать кровь раньше, чем сосать молоко из материнских сосцов. Пламенеющие ревностью души не потерпели медленного роста тела, но только лишь изойдя из материнского чрева, тотчас устремились на неистовствующие полчища врагов. Они предваряют доблестью [подобающие детям] нежные ласки, ранами — поцелуи, оружием и мечом — детские мази. И это ради того, чтобы начать обитать на Небесах, прежде чем поселиться на земле, принять награды духа, прежде чем [возрасти] плотью, и принести жертву Богу, прежде чем вкусить людскую пищу. Воистину, братья, они — [первые] мученики по благодати. Они исповедуют, не произнося при этом ни слова, сражаются не ведая, побеждают не разумея, умирают и принимают почести и венцы, даже не зная о том. Посему, подобно тому, как и Дева, не познавшая тления, получила славу Материнства, так и младенцы, ничего не знавшие о страданиях, получили почести и венцы мученичества».

Именно в этом смысле Вифлеемских младенцев можно назвать еще одним даром подлинно святой и жертвенной любви человеческого рода Новорожденному Богомладенцу Христу. И еще: их безвинная мученическая кончина также стала прообразом Крестной Жертвы Христовой. Ведь и Господь пострадал на Кресте безвинно и принял муку смиренно и кротко — подобно чистому и незлобивому младенцу. Именно поэтому в «Слове об Ироде и младенцах», приписываемом святителю Иоанну Златоусту, его автор в благоговейном трепете восклицает: «Кто блаженнее этих детей, — ведь они закалывались [Иродом] не только ради них самих? В них убивался Сам Христос».