Несмотря на темноту вокруг, стараюсь в точности выполнять все указания Стеф. Удача мне сопутствует: ночь безоблачна, и лунный свет падает на меня, освещая грубую карту, нарисованную ею.

Через час ходьбы добираюсь до пестрых фермерских полей. Земля здесь изрыта ровными, свежевспаханными бороздами. Это напоминает мне о маленьком участке, на котором мы жили с папой в Крофтоне. От воспоминания перехватывает дыхание. В лунном свете я различаю силуэт маленького покосившегося коттеджа, свет единственной свечи мерцает за задернутым холщевой тканью окном.

Тревога охватывает меня, когда заношу руку, чтобы постучать в дверь. Но на стук никто не реагирует, поэтому аккуратно толкаю дверь. И она легко поддается.

Внутри витает горький запах сожженных трав и мокрой земли. Я замираю и прислушиваюсь. Единственный источник света – слабо мерцающая свеча в центре комнаты.

Осторожно вхожу во тьму. Лунный свет исчезает, а пламя свечи гаснет.

Когда мои глаза привыкают к темноте, вижу, что кто-то создал святилище в центре комнаты, сплетя в искусный узор травы, бутылочки из цветного стекла с зельями и разместив в центре горящую свечу. Смутно вспоминаю святилища, устроенные у ведуньи в Крофтоне, за которые платили горюющие родственники умерших. Но, в отличие от крофтонских, это святилище здесь кажется более уместным и искренним, хотя не могу понять, почему я так решила. Возможно, мною руководит страх или страстное желание, чтобы это путешествие имело смысл, несмотря на заверения Лиама, что это пустая трата времени.

Подойдя ближе, замечаю, что святилище словно слегка покрыто золотым порошком. Блеск влечет меня, и я протягиваю палец, чтобы собрать на него немного пыльцы. Пламя согревает ладони, когда я протягиваю руку вперед, хотя странный, неожиданный холодок пробегает по спине.

А потом позади слышится шорох.

Разворачиваюсь и вижу высокого, широкоплечего, изможденного мужчину. Невозможно понять, сколько ему лет. Его черные волосы растрепаны, а лицо испещрено морщинками. На вид ему может быть и тридцать, и пятьдесят. Грязная рубашка свободно висит на нем. Когда он наклоняется, чтобы зажечь лампу на грубо сколоченном кухонном столе, до меня доносится запах алкоголя.

Должно быть, это Джоэб.

Страх сковывает меня, когда замечаю, что перегородил мне путь к двери.

Джоэб смотрит на меня мутными, красными глазами и делает шаг вперед.

– Кто ты? – вопрос задан низким голосом.

– В-ведунья-подмастерье, – отвечаю, заикаясь и протягивая ему резной камень, который мне дала Стеф. Надеюсь, он слишком пьян, чтобы узнать меня по объявлениям о награде, которые распространила Ина, если он их вообще видел. – Дальняя ваша родственница. Я услышала о смерти Алтеи и… – Развожу руками, надеясь, что он сам заполнит пустые места, но он молчит. – Хотела выразить свое почтение.

Джоэб продолжает щуриться на меня, едва взглянув на камень.

– Никогда тебя раньше не видел.

Сердце стучит как бешеное, и я вспоминаю себя сразу после смерти папы. Становится немного легче. Нет, я не пыталась запить свое горе, но понимаю, почему Джоэб так поступает. Подавляя свой порыв убежать, уговариваю себя, что мужчина передо мной – наверняка добрый. Не хочу рисковать и раздражать его, прежде чем вытяну из него хоть слово.

– Мы с Алтеей никогда не встречались, – мягко говорю я. – Хотя, возможно, она меня знала.

– Ну, ее больше нет, – резко отвечает Джоэб. Он переводит взгляд на святилище, потом поднимает глаза на меня. – Ты не принесла никакого подношения. Так чего ты на самом деле хочешь?

Неуверенно указываю на святилище, совершенно запутавшись в своей лжи, поэтому хватаюсь за любую возможность, которая поможет мне лучше поладить с ним, понять, что он знает об оружии, и не злить его.

– Выказать ей уважение и… узнать о ней.

Он зажигает спичку, протягивает руку и поджигает пучок травы. Благовония сразу же начинают тлеть, наполняя воздух сладким запахом дыма. Сине-серое облачко расцветает в воздухе между нами.

– Никто больше не выказывает уважение к ведуньям в Семпере. Те времена давным-давно прошли. Ты собираешься что-то украсть у нее! – Он замолкает, и я замечаю слабую улыбку. – Но есть люди, которые крадут во имя добра, а есть те, кто – во имя зла. К кому принадлежишь ты?

Крадут во имя добра? Это завуалированная аллюзия на Алхимика? Его взгляд прямой, тяжелый, но в нем ничего нельзя прочесть. Чувствую, как внутри все сжимается, страшась, что Лиам был прав. Это напрасная трата времени, и я разговариваю с безумным пьяницей, хотя его речь пугающе осмысленная. Подумываю бежать прямо сейчас, попутно прикидывая в уме, хватит ли мне прыти, чтобы успеть заморозить время, оббежать его и выскочить за дверь.

Но не могу уйти, пока не пойму, знала ли Алтея что-то о том, как победить Каро. Поэтому ловлю взгляд мужчины и храбро выкладываю свою версию правды, чтобы получить у него ответы.

– Думаю, я знаю, кто убил Алтею. – Это заявление удивляет мужчину, и он отходит назад. – Теперь я хочу знать, почему.

Мужчина пристально смотрит на меня, а потом словно камень падает с его плеч, и он расслабляется.

– Садись, – хрипло приказывает он, и в его голосе слышны нотки сожаления.

Джоэб садится за стол и достает маленькую бутылочку из сумки, висящей у него на поясе.

Меня снова подмывает бежать. Я пришла к его двери, ожидая найти за ней тайного союзника, несмотря на неявное предупреждение Стеф, но горестный тон этого мужчины и отсутствие реакции на мои слова о том, что, возможно, мне известен убийца его матери, говорят о том, что он сломлен. Я пришла сюда вопреки предостережениям Лиама. А Охотник, возможно, все еще рыщет в коридорах Беллвуда, и я не могу вернуться сейчас. Борясь с сомнениями, повинуюсь указательному жесту мужчины и сажусь за стол.

– Тебя зовут Джоэб, не так ли?

Мужчина ненадолго задумывается, потом кивает, словно это движение дается ему с трудом. Когда он закатывает рукава и достает пробку из стеклянной бутылки, морщинки, расползающиеся по его коже, становятся виднее. Линии начинаются между костяшек пальцев и бегут вверх по рукам, исчезая под закатанными рукавами.

Мне едва удается сдержать вздох, когда понимаю, что это не морщины, а очень тонкие шрамы.

Он следит за моим взглядом.

– Она часто использовала мою кровь. – Он делает глоток из бутылки. – И всегда говорила, что это ради меня. Чтобы сделать меня великим с помощью магии, какой когда-то была сама, а до этого – ее мать.

– Она пыталась… передать тебе магию? – спрашиваю. Тревожное чувство возникает в груди. – Это можно сделать?

Его смешок горький и короткий.

– Если ты могущественный, то способен на что угодно. Если нет… – он указывает на себя. – Боюсь, все попытки моей матери оказались бессмысленными.

Теперь Джоэб выглядит старше. Чувство жалости, смешанное с ощущением дежавю, пронзает меня: крошечный, тесный коттедж, медленные движения и слова мужчины. На мгновение я словно вернулась в свой собственный коттедж, святилище папы горит в темном углу.

Я гоню прочь эту мысль. Мне нужно выведать у него все возможное. Оранжевый свет лампы озаряет комнату, и я прищуриваюсь, чтобы рассмотреть детали. Обстановка здесь гораздо проще, чем в доме фальшивой ведуньи, которую мы с Каро и Иной посетили в Лаисте. Маленький стол заставлен блестящими флаконами и кувшинами, в углу стоят деревянные весы, коричневые пучки сухих трав висят над очагом. Воздух густой от дыма, благовоний, металлического запаха кровавого железа и еще того, чего не могу разобрать.

Силы, шепчет голос внутри меня. Здесь ощущается слабое присутствие силы.

Вопрос Джоэба заставляет меня вздрогнуть.

– Почему, – говорит он пустым, бесцветным голосом, – только после смерти матери к нам потянулся этот парад доброжелателей, если при жизни ей приходилось много работать ради каждой монетки кровавого железа? – Его слова все еще нечеткие, но смысл идеально ясен. Произнося это, он брызгает что-то в свою кружку. Я узнаю красно-золотой блеск кровавого железа, но это не монеты, а просто стружка. Желудок сводит. Джоэб – кровосос?

– Кто еще приходил? – осторожно спрашиваю я.

– Разные люди, – равнодушно отвечает он. – Другие ведуньи и ростовщики времени, солдаты и безумцы. Но все уходят, когда понимают, что взять нечего, или если видят, что у меня нет ее талантов.

Сердце замирает. Стеф сказала, что у Джоэба есть записи Алтеи, в которых может храниться ключ к уничтожению Колдуньи. Мой разум кипит, пытаясь придумать комбинацию слов, которая поможет выудить информацию, не рассердив сына Алтеи. Я опускаю взгляд в пол…

И только тогда замечаю маленькую фигурку Колдуньи, прислоненную к святилищу. Меня пробирает холод.

– Твоя мать почитала Колдунью?

Джоэб сплевывает и тихо смеется.

– Нет. Но Колдунья – часть нашего наследия.

– Наследия? – Я наклоняюсь к столу, пытаясь скрыть свой страх. – Что ты имеешь в виду?

– В моей семье ведуньи рождались еще со времен Колдуньи. Настоящие ведуньи, не самозванки, которых можно найти в лавках с табличками. – Он сплевывает. – Прапрабабушка моей мамы ходила с Колдуньей и Алхимиком. Алтея была одаренной. Я – нет. И у меня нет детей, – с горечью говорит он. – Хотя ты точно что-то об этом знаешь, раз говоришь, что тебе известно, кто убил мою мать. – Джоэб произносит это так просто, что сначала я не замечаю скрытой угрозы.

Мой голос становится хриплым.

– Я… я не уверена. Думаю, это служанка Королевы. Девушка немного старше меня, темные волосы, зеленые глаза… – Мое бормотание замирает, когда вижу, как напрягается Джоэб, какими пронзительными становятся его глаза.

– Обе, – говорит он медленно. – Обе. Мертвая Королева и девушка.

У меня перехватывает дыхание.

– Ты… ты это видел?

– Я видел, как они уходили, когда расправились с ней, – возбужденно говорит Джоэб. Безразличие покинуло его голос, и во взгляде появился стальной блеск. – Я пришел слишком поздно, чтобы спасти ее. Она снова плохо отзывалась о Колдунье. – Он наклоняется, уперев в стол длинные ноги. – Я всегда говорил ей не распространять те истории, но она не слушалась.

– Плохо отзывалась о ней? – Почти невозможно заставить голос не дрожать.

Я замираю. Он смотрит на меня с осторожностью, которая мне не нравится, и неожиданно приподнимается.

– Ты что-то знаешь, не так ли? – говорит он, оживившись, и стучит по столу. От этого звука я вскакиваю. Пламя лампы колышется, а потом снова ярко разгорается.

Мое сердце бешено стучит от уверенности, что какая-то правда кроется в этом коттедже. Если бы я только могла до нее добраться.

– Девушка, убившая твою мать, была Колдуньей, – выпаливаю на одном дыхании. – И я ищу оружие, чтобы убить ее.

Резко замолкаю, понимая, что сболтнула лишнего. Назвала служанку Королевы древней богиней, заявила, что хочу убить Колдунью. Должно быть, мои слова прозвучали безумно, несмотря на все, что Стеф рассказала мне об истории Джоэба.

Медленно, словно пытаясь не спугнуть оленя в лесу, выкладываю древний журнал на стол и открываю его на странице, где моей кровью написано: Ищи красную реку.

– Я надеялась, ты можешь помочь мне понять значение этого.

Поднимаю глаза и вижу, что по лицу Джоэба расползается улыбка, которая нравится мне меньше, чем его пьяные колкости. Когда он начинает говорить, его голос звучит кристально чисто.

– Красная река, красная от крови, – произносит он, словно читает извращенный детский стишок.

– Красная от крови? – у меня кружится голова. – Что это значит?

Он пожимает плечами.

– Чья кровь была пролита в Семпере?

Мне не приходится отвечать. Алхимика. Моя. Внутри меня все кричит: «Бежать». Но я зашла так далеко не для того, чтобы уйти ни с чем.

– А оружие? Ты когда-либо слышал…

– Чтобы убить Колдунью? Что может убить кого-то столь могущественного, как она? – Вспышка злости на его морщинистом лице снова сменяется блаженной улыбкой. У меня кружится голова от его перемен настроения. – Она – один лишь голод, не так ли?

– Она лишь зло, – опасные слова вырываются сами собой.

Джоэб ерзает на стуле, и мои руки неосознанно сжимаются, пульс ускоряется, желудок сводит.

– Теперь она хочет вернуть не только свое сердце, – говорит Джоэб. – Ей нужна и душа Алхимика. И тогда ничто не сможет остановить ее – она будет способна делать вещи, которые я в состоянии лишь представлять. Создать бессмертие. Даже контролировать само время. Не просто пережить его, перемещаться туда-сюда сквозь него. Забирать жизнь прикосновением руки. Она будет править Семперой тысячи и тысячи лет, после того как я обращусь в пыль.

– Нет, это невозможно. – Не знаю, почему пытаюсь убедить в этом Джоэба, но не могу остановить поток слов или убрать мольбу из голоса.

– Нет ничего невозможного. – Он уже встал, и на пол легла его длинная тень. – Колдунья сама сказала мне об этом. Я слышу ее шепот во сне.

Внезапно его движения становятся резкими и точными. В его руке появляется нож, а голос приобретает холодность и властность. Но что-то в его словах заставляет меня повиноваться, когда он требует, чтобы я подошла.

Я встаю и, дрожа, подхожу к святилищу. Джоэб становится прямо за моей спиной. Я вскрываю ладонь ножом, даже не чувствуя боли, и протягиваю ее, чтобы кровь капнула на мерцающую свечу.

Пламя подскакивает в ярком свете, указывая прямо на меня.

И тогда он бросается на меня, протягивая руки к моей шее.