Пока Лиам ходит взад-вперед передо мной, я сижу неподвижно. Его глаза блестят, словно он рассуждает о чем-то эпичном. За ним висит простой гобелен: обычная потертая карта Семперы в синих и золотых цветах. Он поворачивается ко мне, раскинув руки перед собой, как будто стоит перед учениками и готовится провести урок. На мгновение я представляю себя семилетней и вижу, как юный Лиам бежит за Роаном по лужайке Эверлесса, рассказывая о чем-то загадочном, но слова уносит ветер.

– Последнюю пару лет мы с Элиасом собирали рассказы об Алхимике и Колдунье.

На лице Лиама играет улыбка. Это странно: столько радости в его обычно угрюмом взгляде, который сопровождает его, сколько я себя помню. Глядя на это, я тоже не могу сдержать улыбку.

– Я думала, что ты не готов прийти сюда.

– Ну… победа над Колдуньей – загадка, не так ли? Загадки можно разгадать. – Он вздыхает, берет стопку бумаги с полки и садится передо мной, отодвигая тарелки в сторону, прежде чем аккуратно положить каждую страничку. Некоторые – такие же древние, как журнал, другие – новее. На одном нацарапан грубый рисунок незнакомого девичьего лица.

Я просматриваю разложенные бумаги, но вижу лишь рисунки и обрывки историй о Лисе и Змее. Начинаю нервничать, и радость, возникшая от наблюдений за работающим Лиамом, улетучивается.

– Что мне нужно тут увидеть?

Лиам указывает на текст, его палец скачет со страницы на страницу.

– Эти я изучил от корки до корки, сначала просто ради тайны Алхимика, – он краснеет и продолжает, – но потом заметил некую закономерность. В оставленных, по моему мнению, Алхимиком письменных свидетельствах здесь, здесь и здесь были найдены повторяющиеся алхимические символы яда и смерти. – Его рассказ звучит гораздо оживленнее, чем подобало бы разговорам на тему смерти. – Из того, что мы поняли, следует, что у них было по меньшей мере семь жизней. Мы предположили, что эту информацию ты – Алхимик – пыталась передать дальше.

– Или запомнить, – отвечаю я и чувствую, будто где-то шевелится воспоминание.

Лиам хмурится, но продолжает:

– Символы все появляются в историях о смерти Лисы.

Странное чувство – что это, зависть? – терзает меня вместе с нарастающей уверенностью.

– Не припомню, чтобы сочиняла истории о смерти Лисы, но это может означать лишь то, что я права. Я думала о смерти Лисы, о смерти Колдуньи.

Лиам отклоняется назад, стоя на коленях.

– Эта история рассказывает о когте собаки, пронзающем шкуру Лисы. Эта – о зубе, который забирает ее жизнь в один укус. А это не так интересно, если не знать, что в древнем семперском одно и то же слово использовалось для обозначения зуба и когтя, что означает: возможно, они говорят об одной и той же вещи. Истории просто по-разному переведены учеными, которые над ними работали.

Он терпеливо смотрит на меня, но я по-прежнему молчу, находясь под впечатлением от потока информации. Чувствую, как внутри меня возникает и растет горькое чувство: пока мы с папой жили своей жизнью, Лиам сидел здесь, пытаясь раскрыть тайны, мою и Колдуньи, которая охотилась за мной по Семпере. Мне грустно, оттого что он знает об Алхимике больше, чем я.

– Есть еще кое-что, – неуверенно добавляет он.

– Отлично, – бормочу я.

Лиам уже направляется к стене и аккуратно отодвигает гобелен. Под ним стена из гладкого камня, на которой вырезан древний глиф, странный, но какой-то знакомый: грубая форма круга с выходящими из него линиями и узорами. Символ кажется известным. Я подхожу ближе и вижу, что глиф состоит не из одной, а из нескольких переплетенных форм, создающих невозможный лабиринт поворотов, закорючек и острых углов. Простые круги и квадраты превращаются в разорванные линии, оканчивающиеся символами, которые относятся к древнему семперскому. Почти прижавшись носом к глифу, замечаю, что тонкие линии, вообще-то, вырезаны в камне. Инструмент должен был быть невероятно маленьким и острым. Внутри каждого желобка находится тонкий слой золотого порошка, отчего глиф мягко мерцает в свете, льющемся из окна.

Я не могу унять дрожь.

– Это кажется знакомым, – бросаю я Лиаму через плечо, и он раскрывает рот от удивления. – Не конкретно такой, но похожий символ был вырезан над дверью в лавке ведуньи Каллы из Крофтона. Не такой сложный и красивый.

Глиф удивительный, словно не из этого мира, искусный и замысловатый, как ничто из виденного мной ранее. Я закрываю глаза и пытаюсь вспомнить лавку Каллы во всех подробностях из времен, когда папа еще не запретил мне навещать ее. Я всегда считала, что он просто старался держать меня в строгости, опасаясь, чтобы я не спустила свое кровавое железо на колдовские безделушки. Но теперь мне понятно: он не хотел, чтобы я узнала свой секрет. Мне нравилось слушать истории ведуньи, хотя я не понимала, какая тайна в них сокрыта.

– Калла сказала, что он должен отгонять… – Дух Алхимика, вспоминаю я, замолкая. – Но однажды я вернулась, а его не было.

– Моя мать приказала проводить постоянные проверки во всех городах наших земель, чтобы убрать все старые алхимические символы, в основном когда пыталась получить милость Королевы. – Лиам машет на разрушенную стену за нами: форт Вора лежит в руинах, продуваемый всеми ветрами.

– Так они… – Я всматриваюсь в глиф, пытаясь рассмотреть одну форму среди многих. Голова кружится. – Что означают эти символы?

Поднимаю руку, чтобы коснуться стены, потом останавливаюсь, замерев от страха. Через мгновение Лиам присоединяется ко мне, встав у стены и водя пальцами по линиям с уверенностью старого знакомого.

– Это некий древний язык, используемый старыми учеными и алхимиками. Многие из этих символов старше древнего семперского, и никто не знает, откуда они взялись. – Он указывает на одну простую изогнутую линию. – Этот означает воду. – Он делает паузу, проводя пальцем по узору с маленьким кругом внутри. – Тот похож на собачью голову. Но вот этот – само время. Алхимики – ты и твои последователи – передавали свою историю всеми возможными способами, хотя Королева – или, может, Каро – уничтожала записи повсеместно. Они передавали ее в рисунках, легендах, историях. Им нужно было защитить свои знания от Колдуньи. Так что ничего никогда не давалось легко.

– Конечно, нет. – Собственные старые истории уже всплывают в голове. Как Змея украла сердце Лисы, проглотив его целиком.

– У нас ушли годы на то, чтобы понять их значение и расшифровать. Этот, повторяющийся несколько раз, означает оружие. А вон тот, самый большой, – любовь или сердце. Но этот… – он отходит от стены, – означает зло. Если нарисовать их так, они формируют нечто вроде законченного предложения: оружие против великого зла.

– Оружие против великого зла? Против Каро, – выдыхаю я. По спине пробегает холод. Внезапно все мои воспоминания становятся такими отчетливыми, и кажется, что достаточно сделать шаг, чтобы оказаться в них. Что-то словно движется за моим плечом, я вижу это краем глаза – но, когда резко поворачиваю голову, чтобы рассмотреть картинку, там ничего нет.

Смутно слышу голос Лиама за спиной.

– Есть и другие символы, значений которых я до сих пор не знаю. У меня ушли годы на тайные поиски, но я не могу найти никакие записи о них, как и Элиас…

Его голос кажется далеким, словно он на другом конце длинного туннеля. Я вздрагиваю.

Перед глазами все плывет. Все, кроме глифа на стене, который словно становится четче, виднее. Мое дыхание и сердцебиение ускоряются, и я протягиваю руку назад в поисках Лиама, желая, чтобы что-то или кто-то связали меня с этим моментом. Но, прежде чем успеваю коснуться Лиама, он растворяется, и его голос затихает, а вместо него слышится гомон других голосов. Они повсюду, смутно знакомые, встревоженные.

В глазах проясняется, я вдыхаю запах чего-то резкого и сладкого. Лиама нет. Форт Вора целый, но ему не хватает блеска, которым он сиял еще мгновение назад. Внутрь из окон льется мягкий свет. Вокруг меня люди: мужчины и женщины в разноцветной одежде.

И они погрузились в хаос: бегают, кричат, снимают книги и свитки с полок и засовывают их под плащи, собираются у окна, чтобы выглянуть в ночь. У двери темнокожий старик раздает мечи проходящим мимо, а рядом со мной бледная молодая женщина с яркими глазами, стоит у стола, трясущимися руками заворачивает в ткань стеклянные банки и засовывает их в мешок из грубого материала. Я вижу, как слеза стекает по ее щеке.

Что происходит? Я пытаюсь спросить, но слова получаются искаженными и приглушенными, словно пытаюсь говорить под водой. Все же женщина разворачивается и протягивает руку, помогая мне встать.

– Нужно уходить, миледи, – говорит она полным страха голосом, а в ее глазах стоят слезы. – Колдунья здесь.

Внизу раздается громкий треск, кто-то кричит. И через открытую дверь я чувствую запах дыма, поднимающийся по ступеням.

Вспоминай, думаю я в отчаянии, но паника охватывает меня раньше, чем я успеваю понять, что нужно вспомнить – животный страх, потому что Колдунья здесь, она пришла за мной, и я не покину ворота Беллвуда живой. Я смотрю, как мои руки тянутся к каменной стене, испытываю боль, проводя пальцами по символам снова и снова, пока кожа не трескается и не кровоточит, а рубиновые капли не растворяются в камне под символами. Вода. Свинец. Рубин. Зло. Оружие. Коготь.

Еще раз провожу окровавленным пальцем по символу в виде месяца и замираю.

Затем разворачиваюсь, чтобы встретить Колдунью. Ее темные струящиеся волосы спутаны, испачканы в крови и золе, и в них вьется голубая шелковая лента. Мой взгляд опускается на дырку в ее платье, открывающую полосу покрытой шрамами кожи прямо над сердцем. Метка светится в нарастающем жаре.

– Ты думала, что сможешь убежать? – рычит Каро и бросается ко мне, вырывая голубую ленту из волос и ловким движением оборачивая ее вокруг моей шеи.

А затем…

Чернота, пустота. Я где-то в другом месте, хотя пространство вокруг меня такое темное, что кажется: я вообще нигде.

Тело сводит судорогой. Ладонь пылает жаром. Я опускаю взгляд и разжимаю пальцы, чувствуя пульсирующую боль.

В моей руке кроваво-красный драгоценный камень размером с годовую монетку, заостренный с одного конца, словно я вытащила его из огромного зверя. Вокруг находки обвилась каменная змея, раскрывающая кольца и превращающаяся в рукоятку. Кинжал. Коготь. Зуб. Оружие. Ужас и восторг одновременно охватывают меня. Камень проливает алый свет на мои пальцы, словно моя рука действительно кровоточит. Вглядываясь в отблеск, танцующий на лезвии, вижу улыбающееся мне отражение…

Это Каро смеется надо мной. Лицо Колдуньи, дюжину раз отраженное в зеркальной поверхности кинжала. Она действительно там, на земле подо мной, голова запрокинута назад, глаза широко распахнуты.

Я это сделала.

А теперь надо спрятать кинжал в безопасном месте. Я должна бежать…

Невидимая рука хватает меня, и я кричу.

– Джулс! – зовет кто-то. Голос кажется знакомым. Крики и рев умирают в моей голове, темнота растворяется бледным светом, и перед глазами всплывает комната… тихая и пустая. В ней лишь мы с Лиамом.

Он смотрит на меня широко открытыми глазами, и его лицо невероятно бледное. Я слежу за его взглядом и опускаю глаза на свои руки, удивляясь тому, что вижу, а потом меня пронзает боль. Все пальцы в крови, ногти поломаны, кулаки крепко сжаты, как и в моем видении. Медленно, с тревогой я разжимаю ладонь…

Но там нет ничего, кроме воздуха.