Несколько часов мы шагали по направлению к Ущелью, и мой посох ритмично постукивал по сухой земле и мертвой траве. Поток ледяного воздуха с Темных холмов обжигал нам лица нестерпимым холодом. Несмотря на встречный ветер, Шим изо всех сил старался не отставать. Но все равно мне несколько раз пришлось останавливаться, чтобы помочь ему выкарабкаться из колючего кустарника или ямы с отвесными стенками.

Мы шли в гору, и ветер становился все сильнее. Вскоре наступил такой пронизывающий холод, что рука моя, сжимавшая посох, больше не ныла от боли – она онемела и стала нечувствительной к холоду, словно деревяшка. Ветер нес нам навстречу ледяную крошку, и мне пришлось свободной рукой защищать от ее уколов лицо и незрячие глаза.

Ледяная крошка превратилась в иглы, затем в осколки, а потом нам в лицо полетели уже настоящие ледяные кинжалы. Когда на нас обрушился шквал острых сосулек, Шим, молчавший с той минуты, как мы покинули сад, жалобно заскулил. Но я мог слышать его лишь в перерывах между завыванием ветра; начиналась настоящая буря.

Несмотря на то что было достаточно светло, и я мог кое-как видеть местность, мелькавшие в воздухе обломки льда и куски мерзлой земли мешали мне сохранять нужное направление. Внезапно я споткнулся о низкий плоский выход какой-то породы. С воплем я рухнул на землю и выронил посох.

Дрожа от холода, я подполз к камню в надежде укрыться за ним от жестокого ветра. Шим спрятался в складках моей одежды. Мы сидели так, стуча зубами от холода, долгие минуты, больше похожие на недели.

Через какое-то время буря утихла. Еще несколько порывов жестокого ветра обдали нас, затем буран отступил. Хотя теплее не стало, мы постепенно ожили. Я несколько раз сжал и разжал пальцы, отчего мне показалось, будто в них вонзились тысячи игл. Шим боязливо высунул голову из-под моей туники; в волосах его торчали сосульки.

Вдруг я понял, что камень, за которым мы укрывались от ветра – на самом деле вовсе не камень, а огромный пень. Холмы вокруг нас были усеяны тысячами таких пней, разделенных обширной сетью оврагов. Хотя пни покрывала ледяная корка, они не блестели и не искрились. Они торчали над землей, безжизненные, словно могильные холмики.

И тут я догадался, где мы. Это было все, что осталось от бескрайнего леса, о котором рассказывал Тэйлеан. «Армии Стангмара сеют смерть на этой земле». Слова старика плыли, словно призраки, над мерзлыми пнями, кроваво-красной землей, выветренными оврагами.

Мы с Шимом переглянулись и, молча поднявшись, ступили на замерзшую землю. Я подобрал свой посох, сбил с набалдашника кусок льда. Затем поискал «взглядом» ущелье, перешагнул через хрупкую, словно стекло, срубленную ветку и снова пошел вверх по скользкому льду. Шим карабкался следом, бормоча что-то вполголоса.

Тянулись дневные часы, и мы продолжали подниматься в гору по склонам, покрытым, словно шрамами, бесчисленными пнями и руслами пересохших ручьев. А тем временем небо становилось темнее и темнее. Вскоре ущелье, поглощенное сгущавшейся тьмой, скрылось из виду. Мне оставалось лишь полагаться на свою память; я вспоминал последний взгляд на расщелину между двумя острыми скалами, но и это воспоминание тускнело с каждой минутой.

Мы продолжали медленно подниматься. Несмотря на полумрак, я заметил среди пней и куч мертвых веток несколько тоненьких деревьев. Они были согнуты в три погибели, словно люди, корчившиеся от боли. Заметив деревце с корой, похожей на кору бука, я подошел к нему, положил ладонь на ствол и издал шипящий, шелестящий звук, которому научила меня Риа в Лесу Друма.

Дерево ничего не ответило.

Я попробовал снова. На этот раз, обращаясь к дереву, я представил себе живое, дышащее, здоровое растение. Представил мощные корни, проникающие глубоко в землю. Раскидистые ветви, тянущиеся к небу. Гортанную песнь, рождающуюся в стволе, на которую отвечают все листья.

Возможно, это была лишь игра воображения, но мне показалось, что я услышал легчайший трепет в самых верхних ветках. Но если они на самом деле пошевелились, то сразу же замерли.

Я бросил свои попытки заговорить с деревцем и двинулся дальше. Шим пыхтел у меня за спиной. Мы карабкались по крутому склону, покрытому камнями. С каждой минутой темнело. Небо почернело, пни и камни, окружавшие нас, исчезли во мраке.

Несмотря на то, что я уже практически ослеп, я изо всех сил старался разглядеть хоть что-нибудь вокруг себя. Время от времени останавливался, напрягал слух. Я понимал, что любое движение, даже самое легкое, может послужить предупреждением для нас. Я все время боялся споткнуться о камень или наступить на сухую ветку, поэтому двигался все медленнее.

Впереди мелькала едва различимая расщелина между двумя утесами, слегка выделявшимися на фоне черного неба. Может быть, это то самое Ущелье? Я полз вперед, стараясь производить как можно меньше шума.

Внезапно я остановился и, прислушиваясь, замер неподвижно, подобно одному из корявых деревьев.

Шим подполз ко мне.

– Ты слышите что-то?

– Не знаю, – прошептал я. – Мне показалось, что да, шум где-то впереди.

Прошло несколько минут. Я больше ничего не слышал, кроме нашего дыхания и стука собственного сердца.

Наконец, я коснулся руки маленького великана.

– Пошли, – тихо сказал я. – Но старайся не шуметь. Гоблины близко.

– О-о-о, – простонал Шим. – Я боимся. Наверняка, определенно, сове…

– Тихо!

Внезапно впереди, во мраке, раздался хриплый вопль и топот ног. Замелькали факелы, лучи света прорезали тьму.

– Гоблины!

И мы бросились бежать куда-то в сторону по каменистому склону. Под ногами у нас хрустели мертвые ветки, острые колючки впивались нам в щиколотки. Я слышал прямо у себя за спиной дыхание гоблинов, звон их доспехов, потрескивание их факелов.

Мы с Шимом бежали и бежали, стараясь не спотыкаться. Тьма сгущалась. Мы не знали, куда бежим, и нам было все равно. Мы знали лишь одно: гоблины настигают нас.

В отчаянной попытке избавиться от преследователей я резко свернул в сторону. Шим не отставал, и мы перевалили через гребень холма. Перед нами открылся мрачный пейзаж. На фоне темно-серого неба чернели какие-то горы. Но хуже всего было то, что долина, расстилавшаяся внизу, была совершенно темной, лишь кое-где мерцали крошечные огоньки. Несмотря на приближение гоблинов, мы не сразу решились спуститься с холма.

В воздухе пронеслось копье, пролетело между моей головой и набалдашником посоха. Копье звякнуло о землю, раздался нестройный хор проклятий, и мы бросились вниз. Я зацепился за камень и растянулся на склоне. Шим подождал, пока я поднимусь на ноги, схватил мой посох и побежал дальше. На полном ходу мы ворвались в темную долину.

Абсолютная тьма накрыла нас подобно гигантской волне. Потянуло гнилью. Под ногами чавкала какая-то каша, хлюпала вода – мы очутились посреди огромной лужи, дно которой было покрыто вонючим илом.

Я резко остановился, и Шим врезался в меня.

– Чего ты стоим? – сердито воскликнул он.

– Слушай.

– Я ничего не слышим, кроме того, что у меня болит нос – я ударились.

– Вот именно, ничего. Гоблины отстали. Они где-то позади.

– Ты правы. – Маленький великан нервно переступал с ноги на ногу. – Ты думаете, они боится идут сюда?

Что-то холодное начало просачиваться в мои кожаные башмаки.

– Возможно, мы очутились в… болоте Призраков.

И, словно вместо ответа, неподалеку от нас в воздухе загорелся тусклый, дрожащий огонек. Он висел неподвижно, казалось, рассматривая нас. Затем рядом появился другой, и еще один. Вскоре перед нами мерцали уже более двадцати зловещих огоньков; они начали медленно приближаться.

Шим стиснул мою руку.

На нас устремилась волна отвратительного запаха, подобного вони разлагающегося трупа. У меня даже дыхание перехватило, к горлу подступила тошнота. Огоньки приближались, гнилостные миазмы усиливались.

Затем кто-то заскулил тонким, прерывистым голосом. Голос как будто пел древнюю заупокойную песнь, полную неизбывной тоски и вечной боли. Звуки эти заставили меня съежиться; казалось, их порождала земля, огоньки, сам насыщенный вонью воздух. Они исходили с одной стороны, с другой стороны, отовсюду одновременно.

Шим издал испуганный вопль и, выпустив мою руку, понесся прочь от скопления паривших в воздухе огоньков.

– Погоди!

Я поспешил за ним. Однако мне удалось сделать лишь несколько шагов; я за что-то зацепился и рухнул лицом вниз прямо в лужу мерзкой слизи. Поднявшись и вытащив из ила посох, я кое-как отер грязь, приставшую к рукам. Руки пахли плесенью и разложением.

Нехорошие огоньки приближались, образовав полукруг. Вой становился громче. Меня снова обдала волна трупного запаха.

– Шим!

Ответа не было.

– Шим!

Ответом мне послужил пронзительный крик.

Огоньки парили все ближе, и казалось, что на меня пристально смотрят десятки глаз. Так вот как суждено мне окончить свой путь! Я подумал, что лучше мне было утонуть в море у берегов Гвинеда, чем погибнуть здесь, в зловещем болоте, в полном одиночестве.

И все же провал моих собственных поисков печалил меня меньше, чем утрата Рии. Ведь она, подобно храброму соколу, отдала за меня жизнь. Я не заслуживал подобной жертвы. А она не заслуживала смерти. Она была полна жизни, знакома с мудростью, о которой я даже представления не имел. Боль от потери была так сильна, что сердце мое как будто обожгло огнем.

Внезапно я понял, что это Галатор греет мне грудь. Я рывком вытащил его и поднял над головой. Драгоценный камень излучал зеленый свет, и он рассеял темноту настолько, что я мог видеть свою руку.

Хищные огоньки замерли на месте. Плач стих. Я вдохнул свежий воздух. В тот же миг сияние Галатора стало ярче. Через несколько секунд свет его уже озарял все мое тело и даже посох.

– Шим! Где ты?

– Здесь! – «Великан», весь облепленный грязью, ковылял ко мне. С его груди, рук, ног и лица капала зловонная жижа.

Когда круг света стал шире, парящие в воздухе огоньки прекратили наступать, затем медленно растаяли во тьме. Однако они снова завели заупокойную песню, которая вскоре превратилась в злобное ворчание.

Ободренный отступлением врагов, я двинулся вперед. Я твердо решил любой ценой найти какой-нибудь путь, ведущий прочь из этого болота.

Одной рукой я держал Галатор высоко над головой, во второй сжимал посох; Шим крепко вцепился в мою тунику. И я двинулся вперед, по вонючим лужам. Жидкая, тягучая грязь липла к башмакам. Неожиданно я угодил ногой в неглубокую яму и упал ничком, едва не выронив подвеску. Болотные огоньки тут же начали приближаться, бормотание их стало громче.

Я поднялся на ноги, и зловещие желтые «глаза» снова отступили. Мне не сразу удалось извлечь из грязи палку, но, наконец, грязь с громким чмоканьем выпустила свою добычу. Мы побрели дальше. Однако я понимал, что Шим не сможет уйти далеко по болоту. Он едва переставлял ноги, вода доходила ему до пояса, и силы его быстро заканчивались.

Мне тоже показалось, что ноги мои и рука, державшая Галатор, наливаются свинцом. Тем не менее, я помог Шиму вскарабкаться мне на левое плечо. На том же плече когда-то ехал у меня Несчастье. Но эта новая ноша оказалась гораздо тяжелее легкого тельца сокола.

Шаги давались с трудом, дышать и то становилось все тяжелее. Я слабел с каждой минутой, как будто само болото высасывало у меня силы. Плечи у меня болели. Грязь с ног Шима текла мне на лицо, во рту стоял тошнотворный вкус.

И, словно почуяв, что я скоро упаду, огоньки начали подкрадываться ближе. Снова над водой разносились зловещие звуки – как будто вокруг выла стая волков. Болото казалось бескрайним, и я понял, что не смогу дойти до конца.

Мое могущество! Может быть, настал час обратиться к нему? Я так в нем нуждался. И в то же время оно внушало мне жуткий страх. Снова перед моим мысленным взором вспыхнуло пламя, опаляя мое лицо, и я в очередной раз почувствовал, как тело мое покрывается волдырями, как обугливается моя кожа.

Вдруг я снова споткнулся и упал на колени, едва не выпустив из рук посох и Галатор. Шим вскрикнул и, всхлипывая, вцепился в мою шею. Огоньки неуверенно приближались, словно гадали, поднимусь ли я на этот раз или нет.

Собрав остатки сил, я выкарабкался из трясины. Попытался поднять Галатор, но смог донести его только до груди. Я сделал еще один шаг на подгибавшихся ногах – и снова упал.

Я услышал, как Галатор со звоном ударился обо что-то – как будто о камень. Шим завопил во все горло, злобное бормотание призраков буквально оглушило меня.

И больше я ничего не слышал.