Внезапно Риа вскрикнула и выпрямилась на своем стуле – не шевелясь, не дыша. Даже золотой луч рассвета, проникший в окно и осветивший ее платье из лиан и листьев, не смог смягчить выражения ужаса, застывшего на ее лице.

Я вскочил на ноги.

– Что с тобой?

Она уставилась на меня широко раскрытыми глазами.

– Это ужасно.

– Что именно?

Риа тряхнула копной курчавых волос.

– Мне снился сон. Такой четкий, что мне показалось, будто все происходит на самом деле. – Она сделала глубокий вдох. – Я очень испугалась.

Я смотрел на девочку, вспоминая свой собственный кошмар.

За спиной у нее маячила худая фигура Квен.

– Рассскажи, что это был за сссон.

Риа обернулась к ней.

– Каждую ночь я вижу во сне Друму. Иначе не бывает.

– И что дальшшшше? Я тоже.

– С ним всегда все в порядке. Он всегда утешает меня. Я всегда чувствую себя… как дома. Даже когда я засыпаю, огорченная плохими вестями из других частей Финкайры – а это происходит все чаще и чаще, – я знаю, что всегда найду покой в своих снах о Друме.

Квен сжала в кулаки свои узловатые пальцы.

– Сссейчас мне не кажетссся, что ты нашшшшла покой.

– Наоборот! – В глазах Рии снова мелькнул страх. – Только что мне снилось, что весь Лес Друма – все деревья, и папоротники, и животные, и камни – истекают кровью! И умирают! Я старалась, и старалась, но ничего не могла сделать, чтобы остановить это. Лес умирал! Небо почернело. Все вдруг стало цвета засохшей крови. Цвета…

– Ржавчины, – закончил я. – Как на другой стороне реки.

Она с мрачным видом кивнула, затем встала со стула и быстро подошла к восточной стене, сквозь щели в которой лились золотые лучи и просвечивало розовато-лиловое небо. Опершись руками о края щели-окна, она взглянула на рассвет.

– Много месяцев я пыталась убедить себя в том, что болезнь, поразившая лес за Вечной рекой, никогда не доберется до Друмы. Что падут только Гиблые Земли, но не вся Финкайра.

– И ты ошибласссь, – вступила Квен. – За многие годы, что прожила я на сссвете, а их немало набралосссь, я никогда не чувсссствовала, что Друма в такой опассссности. Никогда! Есссли мы хотим выжить, нам нужна новая сссила – из любого исссточника. – Последнее прозвучало довольно зловеще, хотя я и сам не понял, почему.

Риа наморщила лоб.

– Это я тоже видела во сне. – Она смолкла и подумала. – Мне снилось, что в лесу появился чужестранец. Чужестранец, не знающий ничего о нашем острове. Он обладал некоей силой… – Она резко развернулась и взглянула мне в лицо. – И он, только он, мог бы спасти Друму.

Я побледнел.

– Я?

– Я в этом не уверена. Прежде чем я смогла увидеть его лицо, я проснулась.

– Так вот я тебе скажу, что ваш спаситель – не я. Это точно.

Риа ничего не ответила, продолжая пристально наблюдать за мной.

Когти Несчастья впились мне в плечо.

Я перевел взгляд с Рии на Квен, потом снова на Рию.

– Вы ошибаетесь! Это ужасная ошибка. Когда-то я… Но я не могу… Я ничего не могу сделать, чтобы помочь вам. Но даже если бы смог, у меня своя цель. – Я кивнул на левое плечо. – И я собираюсь достичь ее, пусть даже с этой птицей.

– Твоя сссобсссственная цель? – переспросила Квен. – Значит, оссстальные тебе сссовершенно безразличны?

– Я этого не говорил.

– Нет, ты именно это и сказал. – Риа устремила на меня гневный взгляд. – Твои поиски значат для тебя гораздо больше, чем Друма.

– Если хочешь знать, да. – Я покраснел от досады. – Ну как ты не понимаешь? Мне необходимо вернуть себе прошлое! Узнать свое имя! И меньше всего мне сейчас хочется встревать в то, что здесь у вас происходит. Ты не можешь просить меня бросить свое дело только из-за того, что тебе приснился дурной сон!

Девочка сурово смотрела на меня.

– И далеко бы ты ушел, если бы Друма не был добр к тебе?

– Ушел бы туда, куда мне нужно. Я ведь смог добраться до этого острова без всякой помощи!

– Ты похож на грудного младенца, который говорит, что сам раздобыл себе пищу и кров!

– Я не младенец!

Риа втянула воздух сквозь зубы.

– Послушай меня. Я – единственное человеческое существо, которое живет в этом лесу. Ты не найдешь здесь больше ни одного мужчины, женщины или ребенка, кроме редкого чужака, пробравшегося в лес подобно тебе. Но мне ни на минуту не приходит в голову, что я живу здесь самостоятельно. Что я могла бы остаться в живых без чужой помощи – помощи Арбассы, или Квен, или птицы аллеа, чью красоту я бережно храню в памяти, хотя мне вряд ли еще раз повезет увидеть ее. Если Друме плохо, значит, им всем будет плохо. И мне тоже.

Она умоляюще протянула ко мне руки.

– Прошу тебя. Помоги нам.

Я отвернулся.

– Он не поможет нам, – презрительно бросила Квен.

Риа стремительно направилась к двери.

– Пойдем со мной. Я хочу, чтобы ты увидел то, что умрет вместе с Друмой.

Она начала спускаться по ступеням винтовой лестницы, вырезанной в стволе Арбассы, и я последовал за ней, хотя и с неохотой. Я был твердо уверен в том, что мои поиски нужно вести где-то в другом месте – в других частях Финкайры, а возможно, даже за морем. Но в любом случае, не в Лесу Друма. Но даже если я задержусь здесь, размышлял я, как я смогу помочь Рии, не обращаясь к своему могуществу, пользоваться которым мне запрещено? Я печально покачал головой, будучи уверен в том, что нашей недавно возникшей дружбе пришел конец.

Прежде чем уйти, я оглянулся на Квен. Она ничем не выразила своих чувств по поводу моего ухода – за одним исключением. Глаза ее, похожие на капли, с ненавистью следили за Несчастьем; было ясно, что она рада расставанию с драчливой птицей. И, словно догадавшись о чувствах старухи, сокол поднял лапу и с хищным видом выставил когти в сторону Квен.

Спускаясь по лестнице, я снова вдохнул знакомый аромат леса после дождя и подумал, что, наверное, больше не вернусь сюда, в гигантское дупло, занимавшее всю внутренность дуба. Я остановился, чтобы рассмотреть любопытные надписи, покрывавшие стены Арбассы.

Риа уже была внизу и крикнула мне:

– Идем!

– Я просто хочу в последний раз взглянуть на эти письмена.

Даже в полумраке, царившем на лестнице, я заметил выражение изумления на ее лице.

– Письмена? Какие письмена?

– Здесь, на стене. Разве ты не видишь?

Девочка вернулась ко мне и долго смотрела на то место, куда я указал, но я понял, что она не может различить никаких надписей.

– А что здесь написано?

– Не знаю.

– Но ты видишь буквы.

– Да.

Риа пытливо взглянула мне в лицо.

– Ты видишь мир не так, как я, верно?

Я кивнул.

– Ты видишь без помощи глаз.

И снова я кивнул.

– Причем можешь видеть такие вещи, которые я не вижу, хотя у меня есть глаза. – Риа прикусила губу. – Теперь ты кажешься мне еще более чужим, чем в тот день, когда я встретила тебя.

– Может быть, для тебя будет лучше, если я останусь чужим.

Несчастье взволнованно захлопал крыльями.

– Ему здесь не нравится, – заметила девочка, направляясь к двери.

Я последовал за ней.

– Наверное, он знает, что о нем думает Арбасса. – И, помолчав, я добавил: – Не говоря уже о том, что думаю о нем я.

Скрипнула кора, и в стволе возникла щель. Мы вышли на поляну, озаренную утренним светом, просачивавшимся сквозь густую листву, и дверь тут же захлопнулась за нами.

Риа бросила взгляд вверх, на раскидистые ветви Арбассы, затем быстрыми шагами направилась в лес. Я поспешил за ней; Несчастью это не слишком понравилось, и он крепче уцепился за мое несчастное плечо.

Вскоре мы оказались у подножия высокого бука со сморщенной от старости серой корой.

– Иди сюда, – позвала меня Риа. – Я хочу тебе кое-что показать.

Я подошел. Она приложила ладонь к стволу дерева.

– Бук – самое разговорчивое из деревьев. Особенно старый. Слушай.

Глядя вверх, на ветви, она издала негромкое шипение. Ветви немедленно зашевелились, откликнувшись на призыв, и зашептали что-то. Риа меняла высоту звука, громкость, тон, и дерево, казалось, отвечало ей. Вскоре между девочкой и буком уже шел оживленный разговор.

Через какое-то время Риа обернулась ко мне и заговорила на обычном языке.

– А теперь попробуй ты.

– Я?

– Да. Сначала приложи ладонь к стволу.

Я, все еще сомневаясь, повиновался.

– А теперь, прежде чем говорить, послушай.

– Я уже слышал, как шелестят ветки.

– Слушай не ушами. Слушай рукой.

Я прижал руку к складкам коры; пальцы мои ощутили прохладную, шелковистую поверхность. Некоторое время спустя я почувствовал кончиками пальцев какое-то биение. Пульсация постепенно охватывала всю кисть, затем руку. Я почти ощущал ритмичное движение воздуха и земли, текущих по жилам дерева; в этом ритме сочетались мощь океанского прилива и нежность дыхания спящего младенца.

Даже не думая, я начал издавать такой же свист, как Риа. К моему изумлению, дерево ответило, слегка взмахнув ветвями у меня над головой. В воздухе пронесся шепот. Я почти улыбался, догадавшись, что дерево действительно разговаривает со мной, хоть я и не понимаю его языка.

Обращаясь одновременно к Рии и буку, я произнес:

– Я хочу когда-нибудь выучить этот язык.

– Тебе это будет ни к чему, если Друма погибнет. Только здесь деревья Финкайры еще бодрствуют и могут разговаривать.

Плечи мои поникли.

– Но чем я могу тебе помочь? Я же сказал тебе – я не тот человек, которого ты видела во сне.

– Забудь о моем сне! Я знаю, в тебе есть нечто примечательное. Нечто… необыкновенное.

Слова Рии согрели мне сердце. Хотя я и не до конца поверил ей, все равно слышать это было приятно. Казалось, в первый раз за сотни лет я представил себя сидящим на траве, сосредоточенным на цветке, заставляющим его раскрыть лепестки, один за другим. Затем я вспомнил, куда привела меня эта тропа, и содрогнулся.

– Когда-то во мне было нечто необыкновенное. Но оно давно умерло.

Серо-голубые глаза заглядывали мне прямо в душу.

– Что бы это ни было, оно и сейчас с тобой.

– У меня есть только я и моя цель – которая, скорее всего, уведет меня далеко отсюда.

Но она упрямо покачала головой.

– Это не все, что у тебя есть.

Вдруг я, как мне показалось, сообразил, о чем она говорит. О Галаторе! Значит, ей нужен был вовсе не я. Ей нужна была моя подвеска, о могуществе которой я мог только догадываться. Неважно, как Риа узнала о ее присутствии. Значение имело лишь одно: она знала. Как глупо было с моей стороны хотя бы на секунду поверить, будто она рассмотрела во мне нечто магическое! Во мне самом, а не в моей подвеске.

– На самом деле тебе нужен не я, – прорычал я.

На лице ее появилось загадочное выражение.

– Ты так думаешь?

Но прежде чем я успел ответить, Несчастье с необыкновенной силой вонзил когти мне в плоть. Я поморщился от боли. Я из последних сил сдерживался, чтобы не спихнуть птицу с плеча, потому что понимал: она может напасть на меня с такой же яростью, как тогда, у ручья, напала на крысу-убийцу. Мне оставалось лишь терпеть боль, проклиная все на свете из-за того, что этот сокол выбрал меня в качестве насеста. Но почему я? И что ему на самом деле было нужно? Я терялся в догадках.

– Смотри! – Риа указала на какое-то яркое пятно, алое с пурпурным, исчезавшее за деревьями. – Птица аллеа!

Она бросилась вслед за птицей, затем остановилась и оглянулась на меня.

– Пошли! Надо посмотреть поближе. Птица аллеа приносит счастье! Я не видела ее уже несколько лет.

С этими словами она побежала догонять алую птицу. Я заметил, что в этот миг в ветвях пронесся ветер, и деревья оживленно заговорили. Но если они и в самом деле пытались что-то сказать, Риа не обращала на них ни малейшего внимания. Я устремился за ней.

Мы преследовали птицу, перепрыгивая через поваленные деревья, продираясь сквозь колючий кустарник. Всякий раз, когда мы подходили достаточно близко, она взлетала, превращаясь в красочное облако перьев, и показывала лишь часть разноцветного хвоста, не давая нам возможности рассмотреть себя целиком.

Наконец, птица аллеа залетела в рощу сухих деревьев и уселась на нижнюю ветку. Возможно, она выбрала это место потому, что живые, зеленые деревья раскачивались на жестоком ветру. Сейчас листья не скрывали ее яркого оперения. Мы с Рией, задыхаясь после погони, замерли неподвижно и во все глаза разглядывали сверкающий пурпурный гребень на голове птицы и длинные алые перья хвоста.

Риа едва сдерживала возгласы восхищения.

– Посмотрим, удастся ли нам подобраться поближе.

И она, отодвинув сухую ветку, осторожно двинулась вперед.

Внезапно Несчастье издал резкий свист. Я весь сжался от боли в ухе, а сокол взлетел. Сердце у меня едва не выпрыгнуло из груди, когда я понял, что он намеревается напасть на прекрасную птицу.

– Нет! – крикнул я.

Риа яростно замахала руками.

– Стой! Стой!

Но сокол не обращал на нас внимания. Испустив очередной гневный свист, он устремился на жертву, словно стрела, выпущенная из лука. Птица аллеа, застигнутая врасплох, пронзительно вскрикнула от боли, когда Несчастье вонзил свои острые когти ей в горло и принялся клевать ее глаза. Однако она отбивалась с удивительной силой. Ветка под нею треснула, во все стороны полетели перья, и две птицы покатились по земле.

Риа бросилась к ним, я – за ней. Подбежав к подножию мертвого дерева, мы оба застыли на месте.

Несчастье с окровавленными когтями сидел на неподвижном теле жертвы, распростертом на бурых листьях. Я заметил, что у птицы аллеа только одна лапа. Возможно, вторую оторвали в драке. При виде изломанных перьев, сверкающих крыльев, которые больше никогда не будут летать, мне стало дурно.

Внезапно, к нашему изумлению, птица аллеа начала изменять внешность. Она, казалось, сбрасывала кожу, словно змея. От птицы аллеа осталась лишь хрупкая полупрозрачная оболочка с пупырышками на месте перьев. Крылья исчезли, перья хвоста превратились в длинное змеиное тело, покрытое тусклыми красными чешуйками. Голова росла, появились массивные челюсти, полные острых зубов – таким ничего не стоило откусить человеку руку. Только глаза, красные, как и чешуя, остались прежними. Змееподобное существо было мертво, и к нему прилипла тонкая кожа его прежнего тела.

Я схватил Рию за руку.

– Что это за дьявольщина?

Лицо ее побелело, и она медленно повернулась ко мне.

– Твой сокол только что спас нам обоим жизнь.

– Что это за… тварь?

– Это… был призрак-оборотень. Он может принимать любое обличье, и потому он особенно опасен.

– Да уж, челюсти у него угрожающие.

Риа с мрачным видом потыкала сброшенную кожу палкой.

– Как я сказала, призрак-оборотень может превращаться в кого угодно. Но всегда остается некий изъян, что-то такое, что выдает его, если присмотреться.

– У этой птицы была только одна нога.

Риа указала на шуршащие ветви деревьев, которые росли за пределами сухой рощицы.

– Деревья пытались меня предупредить, но я не слушала их. Призрак-оборотень в Лесу Друма! Такого еще не случалось прежде. О, Эмрис… я вижу, что мой сон сбывается!

Я наклонился и протянул руку маленькой смелой птице, которая была занята чисткой перьев. Несчастье наклонил голову в одну сторону, затем в другую, и прыгнул мне на запястье. Быстро переступая лапами, он взобрался мне на руку и снова на плечо. Но на этот раз его поведение не разозлило меня.

Я смотрел на хмурую Рию – ее явно одолевали дурные предчувствия.

– Все мы ошибались насчет этого маленького воина. Даже Арбасса.

Она покачала головой.

– Арбасса никогда не ошибается.

– Но…

– Когда она вчера закрыла дверь, то сделала это не для того, чтобы прогнать сокола. – Риа испустила тяжкий вдох. – Дерево не хотело пускать внутрь тебя.

Я отступил назад.

– Дерево решило, что я представляю для тебя опасность?

– Да, это правда.

– И ты ему поверила?

– Да. Но все равно решила впустить тебя.

– Но почему? Это же было еще до того сна.

Риа окинула меня странным взглядом.

– Возможно, когда-нибудь я расскажу тебе.