Я подскочил на месте, будто меня ударили кнутом.

– Финкайра?

Риа с интересом разглядывала меня.

– Ты слышал это название?

– Да. Мне о ней кое-что рассказывали. Но я никак не думал, что она существует на самом деле.

Риа мрачно вздохнула.

– Как видишь, Финкайра действительно существует.

Значит, вот оно как, подумал я. Существует, как Ир Видва. Как гора Олимп. Если бы только я смог поведать об этом Бранвен! Я попытался вспомнить, что именно она рассказывала мне о Финкайре. «Страна многих чудес, – назвала она ее. – Она не принадлежит ни земле, ни небесам, но служит мостом, соединяющим их». Да, она упоминала и о необыкновенно ярких цветах. Это была правда, я уже знал это! И еще что-то. Что-то насчет великанов.

Пока мы сидели так, погруженные каждый в свои мысли, пелена сумерек начала опускаться на сад шоморры. С каждой минутой таяли цвета, четкие силуэты превращались в смутные тени.

Наконец, Риа пошевелилась. Потерлась спиной о ствол дерева.

– Уже ночь! Нет времени добираться до моего дома.

После обильного обеда меня охватила сонливость, и я соскользнул на мягкую траву под деревом.

– Мне приходилось спать в местах и похуже.

– Посмотри. – Риа указала на небо. В просветах между тяжелыми от плодов ветвями мерцали первые звезды. – А тебе не хотелось бы научиться летать? Чтобы плыть среди звезд, лететь вместе с ветром? Как бы я хотела иметь крылья! Настоящие крылья!

– Я тоже, – согласился я, подняв голову в поисках Пегаса.

Она повернулась ко мне.

– А о чем ты еще мечтаешь?

– Ну… мечтаю иметь много книг.

– Правда?

– Да! Мне так хочется, ужасно хочется запереться в огромной комнате, полной книг. В которых рассказываются мифы всех народов, с древнейших времен. Я однажды слышал, что такая комната есть на самом деле.

Она несколько мгновений пристально смотрела на меня.

– От своей матери?

Я испустил тяжкий вздох.

– Нет. От женщины, которая уверяла меня, что она моя мать.

Риа, судя по ее лицу, ничего не поняла, но промолчала.

– В той комнате, – продолжал я, – собраны все книги, какие только можно себе представить. Они окружают меня, они повсюду, куда ни взгляни. Знаешь, сидеть в такой комнате – это почти что летать. Открыв страницу, можно устремиться вдаль, перенестись туда, куда хочешь.

Риа рассмеялась.

– Я предпочитаю настоящие крылья! Особенно такой ночью, как сегодня. Видишь? – Она взглянула на небо сквозь путаницу ветвей. – Вон созвездие Гври Золотые Волосы.

– Не слышал о таком. А где оно?

– Прямо над тобой.

Я изо всех сил напряг свое сверхъестественное зрение, но ничего не заметил в той части неба, куда указывала Риа – только одинокую звезду, которая, как я знал, является частью хвоста Пегаса.

– Ничего не вижу.

– Ты не видишь девушку?

– Нет.

Она взяла мою руку и подняла ее к небу.

– И теперь не видишь?

– Нет. Вижу только звезду, входящую в созвездие Пегаса. И еще одну вон там, тоже часть Пегаса.

Риа странно взглянула на меня.

– Звезды? Ты говоришь о созвездиях из звезд?

Я чрезвычайно удивился и спросил:

– А из чего еще, по-твоему, состоят созвездия?

– Мои созвездия состоят не из звезд, а из пространства между звездами. Из темных кусков неба. Из открытых мест, где ты мысленно можешь путешествовать вечно.

С этого момента я уже не мог смотреть на небо так, как прежде. И по-новому взглянул на девочку, сидевшую рядом со мной.

– Расскажи мне еще что-нибудь. О том, что ты видишь там, наверху.

Риа отбросила на спину каштановые пряди и певучим голосом начала свой удивительный рассказ о небе Финкайры. О том, что широкий звездный пояс, пересекавший ночное небо – на самом деле шов между двумя половинами времени; одна половина вечно начинается, а вторая вечно заканчивается. О том, что самые большие темные участки – на самом деле реки богов, соединяющие этот мир с иными мирами. О том, что движущиеся по небу звезды – на самом деле огромное колесо, чье бесконечное вращение превращает жизнь в смерть и смерть в жизнь.

До поздней ночи мы рисовали в небе картины и рассказывали друг другу истории. Наконец, оба мы погрузились в крепкий сон. И когда теплое прикосновение солнечных лучей разбудило нас, я понял, что не хочу покидать этот остров. Пока еще не хочу.

Еще один день и еще одну ночь провели мы в цветущем изобильном саду, поедая плоды и обмениваясь историями. Хотя я постоянно был настороже, стараясь не выдать своих сокровенных тайн, не один раз мне казалось, что Риа обладает диковинной способностью читать мои мысли.

Мы сидели под кроной фруктового дерева, наслаждаясь обильным завтраком из оранжевых шаров с горьковатой кожурой (для меня) и приторных красных ягод (для нее). Закончили мы завтрак, разделив пополам фрукт в виде раковины, и Риа, повернувшись ко мне, задала мне вопрос.

– Та женщина, которая говорила тебе, будто она твоя мать. Какая она была?

Я удивленно посмотрел на девочку.

– Высокая, с очень яркими синими…

– Нет-нет. Неважно, как она выглядела. Какая она была?

Я представил себе Бранвен.

– Ну, она была добра ко мне. Больше, чем я того заслуживал. По крайней мере, в основном. Она была полна веры – веры в своего Бога и в меня. И молчалива. Слишком молчалива. Только когда она рассказывала мне легенды, она становилась красноречивой. Она знала много легенд, мне в этом далеко до нее.

Риа некоторое время рассматривала ягоду, которую держала в руках, затем отправила ее в рот.

– Наверняка она прочитала многие из них в той комнате, полной книг.

– Верно.

– Но хотя она и не была твоей настоящей матерью, ты не чувствовал себя лучше оттого, что она была рядом? Не чувствовал себя менее одиноким? Тебе не казалось, что ты находишься… в безопасности?

Я не сразу смог ответить.

– Думаю, да. А почему ты расспрашиваешь про нее?

Лицо Рии, с которого не сходило веселое, смешливое выражение, вдруг стало серьезным.

– Просто мне интересно, какой бывает мать, настоящая мать.

Я опустил взгляд.

– Хотел бы я знать это.

Риа кивнула. Провела пальцами по ветке фруктового дерева, свисавшей до земли, но смотрела мимо нее; казалось, она видит нечто, находящееся далеко отсюда, в ином времени.

– Значит, ты не помнишь свою мать?

– Я была совсем маленькой, когда потеряла ее. Я помню только свои чувства. Чувство безопасности. И… как меня держали на руках. Я даже не уверена в том, что на самом деле это помню. Может быть, мне так хочется вернуть мать, что я сама это придумала.

– А твой отец? У тебя есть братья или сестры?

– Я потеряла их. Потеряла их всех. – Она протянула руки к зеленым ветвям. – Но я нашла Друму. Теперь лес – это моя семья. И хотя у меня нет матери, зато есть та, кто меня защищает. И обнимает. Она мне почти как мать.

– И кто же это?

– Дерево, – улыбнулась Риа. – Дерево по имени Арбасса.

Я представил ее сидящей на ветвях огромного, раскидистого дерева. И тоже улыбнулся.

Затем я вспомнил Бранвен, которая тоже была мне почти как мать, и почувствовал странную теплоту в груди. Она была от меня так далека, но временами – так близка. Я вспомнил ее рассказы, ее работу, ее глаза, полные печали. Как хотелось бы мне, чтобы она рассказала о себе больше, не только о моем загадочном прошлом, но о своих собственных бедах. Я надеялся, что в один прекрасный день еще увижу ее, хотя в глубине души был уверен, что нам не суждено больше встретиться. Я неуверенно произнес про себя молитву тому Богу, к которому она обращалась так часто, и попросил ниспослать ей покой – покой, который она тщетно стремилась найти.

Внезапно откуда-то сверху раздался резкий свист. Я поднял голову и заметил на ветке знакомый силуэт.

– Не может быть.

– Это сокол-дербник, – сказала Риа. – Молодой самец. И еще, посмотри: у него покалечено крыло. Там не хватает нескольких перьев. – Она наклонила голову, подобно соколу, и издала похожий пронзительный звук.

Птица, повторив ее жест, снова свистнула. На этот раз свист получился более мелодичным, в нем звучали какие-то горловые ноты.

Риа приподняла густые брови и обернулась ко мне.

– Он сообщил мне – и между прочим, не слишком вежливо, – что ты недавно спас ему жизнь.

– Это он тебе сказал?

– А что, это неправда?

– Почему же, правда. Я немного подлечил его после драки. Но где ты научилась разговаривать с птицами?

Риа пожала плечами, как будто я задал ужасно глупый вопрос.

– Это не сложнее, чем разговаривать с деревьями. – И она добавила немного печально: – То есть, с теми, которые еще не спят. Ну, неважно. А с кем дрался этот сокол?

– Он проявил невероятную смелость. Или глупость. Он вступил в бой с двумя гигантскими крысами, каждая из которых была по крайней мере втрое крупнее его.

– С гигантскими крысами? – Риа, судя по ее голосу, встревожилась. – Где? В Лесу Друма?

Я покачал головой.

– Нет, но прямо на опушке. На берегу небольшого ручья, который вытекает из чащи.

Риа мрачно взглянула на сокола, жадно клевавшего конический фрукт.

– Крысы-убийцы на нашей стороне реки… – пробормотала она, качая головой. – Им запрещено входить в Лес Друма. Никогда не слышала, чтобы они появлялись так близко. Конечно, твой друг сокол не слишком благовоспитан, но он хорошо поступил, что напал на них.

– А мне кажется, что эта птица просто любит драться. Она могла с такой же легкостью напасть на тебя или на меня. И он мне совсем не друг.

И, словно для того, чтобы опровергнуть мои слова, сокол, захлопав крыльями, слетел с ветки и уселся мне на левое плечо.

Риа рассмеялась.

– Похоже, он с тобой не согласен. – Она задумчиво рассматривала птицу. – Знаешь, возможно, что ваша встреча произошла неспроста.

Я поморщился.

– Конечно, неспроста – очередное невезение. Несчастье преследует меня повсюду.

– Не уверена. Мне не кажется, что он может принести тебе несчастье.

И, издав веселый, дружелюбный свист, она протянула соколу руку.

Птица в ответ проскрежетала что-то и взмахнула когтистой лапой. Риа отдернула руку, но недостаточно быстро – коготь задел тыльную сторону ее ладони.

– Ой! – Нахмурившись, она слизнула выступившую кровь, затем свистнула строго, укоризненно.

Сокол выругался в ответ на своем птичьем языке.

– Прекратите! – рявкнул я и попытался стряхнуть птицу с плеча, но та держалась крепко, впившись когтями в мое тело сквозь тунику.

– Убери его подальше от меня, – велела Риа. – Эта птица несет с собой несчастье.

– А я тебе говорил.

– Не надо меня поучать! – Она поднялась, собираясь уходить. – Просто избавься от него.

Я тоже встал вместе со своим нежданным гостем.

– А ты не можешь мне как-нибудь помочь?

– Это твой друг. – И она зашагала прочь, вниз по склону холма.

Я снова попытался согнать сокола с плеча, но тот не желал улетать. Глядя мне прямо в глаза, он сердито свистнул, как будто угрожал оторвать мне ухо, если я не смирюсь с его присутствием.

Раздраженно ворча, я побежал следом за Рией, которая уже скрылась в лесу. Птица, крепко вцепившаяся мне в плечо, хлопала крыльями. Когда я, наконец, догнал девочку, то нашел ее сидящей на невысоком квадратном камне; она облизывала свою рану.

– Думаю, ты не сумеешь залечить мне руку подобно тому, как ты вылечил крыло своему другу.

– Он мне не друг! – Я тряхнул левым плечом, но сокол удержался, продолжая сверлить меня ледяным взглядом. – Неужели ты не видишь? Скорее похоже на то, что он мой хозяин, а я его слуга. – Я злобно уставился на птицу. – Я не могу его прогнать.

На лице Рии появилось сочувственное выражение.

– Прости. Я рассердилась потому, что у меня ужасно болит рука.

– Дай я посмотрю.

Я взял ее руку и осмотрел глубокий порез. Кровь не останавливалась. Я торопливо раскрыл мешочек с травами и, достав щепотку порошка, посыпал его на рану. Затем сорвал с ближайшей ветки широкий лист и положил его сверху, предварительно сжав края раны – я десятки раз видел, как это делала Бранвен. Затем с помощью куска лианы из рукава Рии я крепко обвязал ей руку.

Она повертела рукой и с благодарностью взглянула на меня.

– Где ты этому научился?

– У Бранвен. Той женщины, которая рассказывала мне мифы. Она много знала о врачевании. – Я завязал свой мешочек. – Однако она умела исцелять только телесные раны.

– Исцелить душевные раны гораздо труднее, – кивнула Риа.

– А куда ты сейчас пойдешь?

– К себе домой. Надеюсь, ты пойдешь со мной. – Она махнула рукой в сторону сокола, который в ответ поднял лапу, выставив зловещие когти. – Можешь взять с собой своего… э-э… спутника.

– Очень благородно с твоей стороны, – угрюмо ответил я. Несмотря на присутствие надоедливой птицы, мое желание узнать больше об этом острове и о самой Рии не угасало. – С удовольствием пойду с тобой. Но я не смогу остаться надолго.

– Ничего страшного. Только прихвати с собой эту птицу, когда будешь уходить.

– А разве у меня есть выбор?

И мы углубились в лес. Все утро и добрую часть дня мы шли по какой-то тропе, видимой только Рие. Мы огибали холмы, перепрыгивали через ручьи, брели через болота, над которыми жужжали тучи насекомых.

Один раз, когда мы находились посреди болота, Риа указала на мертвое дерево, которое, как мне показалось, было выкрашено ярко-красной краской. Она хлопнула в ладоши, и в тот же миг над ветвями поднялось алое облако. Бабочки – сотни, тысячи бабочек – взмыли в воздух, и дерево вновь превратилось в голый скелет.

Я любовался алым облаком. Крылья бабочек, освещенные солнечными лучами, были такими яркими, что мне показалось, будто они усыпаны, словно драгоценными камнями, кусочками солнца. И я начинал уже надеяться, что мое «второе зрение» улучшается. Я думал: если я в состоянии видеть такие насыщенные цвета без помощи глаз, то возможно, однажды я вновь смогу видеть мир в ярких красках, как и прежде, до пожара.

Мы шли и шли, миновали поляны, поросшие высокими папоротниками, перелезали через поваленные деревья, наполовину вросшие в землю, пробирались под ревущими водопадами. Время от времени мы останавливались, чтобы набрать немного ягод или попить воды, но ненадолго. Однако за время этих коротких остановок я успевал разглядеть хвост какого-нибудь спасающегося бегством зверька, ощутить пряный запах незнакомых цветов, послушать мелодичный голос ручья.

Я изо всех сил старался не отставать от Рии, хотя она шла быстро, а в тени я видел очень плохо, поэтому всю дорогу задыхался и спотыкался, и ноги мои были в синяках. К тому же птица больно царапала мне плечо. Я уже решил, что она никогда не выпустит меня.

День клонился к вечеру, солнечные лучи, пронизывавшие лесной балдахин, подобно светящимся нитям, уже падали под углом, когда Риа резко остановилась. Я, отдуваясь, приблизился к ней; она смотрела куда-то вверх, на ствол липового дерева. Примерно посередине его опоясывал колючий венок, отливавший золотом.

– Что это? – удивился я.

Риа улыбнулась.

– Омела. Золотая ветвь. Видишь, она вбирает в себя солнечный свет. Говорят, что человек, который носит плащ из омелы, может найти тайную тропу в Мир Иной, мир духов.

– Она очень красивая.

Риа кивнула.

– Красивее ее только длиннохвостая птица аллеа – самое прекрасное, что можно увидеть в этом лесу.

Я рассмотрел сияющий венок.

– Она так сильно отличается от других растений.

– Это верно! Это не трава, не дерево, но одновременно и то, и другое. Нечто среднее.

«Одновременно и то, и другое», – повторил я про себя, вспомнив, где уже слышал эти слова. Когда-то Бранвен произнесла их, описывая странные места, вроде греческой горы Олимп, где могут жить рядом смертные существа и бессмертные боги. И особые вещества, такие, как туман, образованные различными стихиями – воздухом и водой, которые сливаются, и получается нечто непохожее ни на первое, ни на второе. Нечто среднее.

Риа поманила меня.

– Пора идти. Нужно поторапливаться, если хотим попасть домой до темноты.

И мы двинулись дальше, мимо гигантских деревьев. Начинало темнеть, и я стал видеть еще хуже. Синяков и царапин становилось все больше. Несмотря на постоянные понукания Рии, в сумеречном лесу я двигался очень медленно, часто спотыкался, цеплялся за камни и корни. Каждый раз, когда я падал, сокол сильнее впивался мне в плечо и сердито свистел – так громко, что левое ухо у меня уже болело ничуть не меньше, чем плечо. Дорога превратилась в сущую пытку.

В какой-то момент я не заметил низко склонившуюся ветку и врезался прямо в нее. Ветка ткнула меня в глаз. Я взвыл от боли, но Риа была слишком далеко и не слышала меня. Затем, тщетно пытаясь удержаться на ногах, я провалился в некстати подвернувшуюся нору и вывихнул щиколотку.

Я рухнул на поваленное дерево; глаз как будто жгло огнем, нога мучительно болела. Я скорчился и опустил голову, приготовившись сидеть так до рассвета, если это понадобится.

К моему удивлению, сокол, наконец-то, взлетел с плеча, чтобы броситься на мышь; он мгновенно перекусил зверьку горло и поднял его в воздух. Затем приземлился рядом со мной на бревно и начал клевать свою добычу. Мне, конечно, было жаль мышь, однако я обрадовался освобождению и потер плечо. Но я знал, что облегчение пришло ненадолго – я был уверен, что птица, даже во время еды не сводившая с меня глаз, скоро вернется на облюбованный ею насест. Ну почему, думал я, изо всех мест в целом лесу она выбрала мое несчастное плечо?

– Эмрис!

– Я здесь, – раздраженно ответил я. Даже голос Рии не поднял мне настроения; мне очень не хотелось рассказывать ей о том, что я совсем ничего не вижу и до рассвета не смогу двигаться дальше.

Послышался треск ветвей, и она появилась из темноты. Вдруг я заметил, что она не одна. Рядом с ней виднелась какая-то фигура, тонкая, как молодое деревце; длинное лицо оставалось скрытым в тени. И хотя я не совсем был в этом уверен, мне показалось, будто от нее исходит сильный аромат, сладкий, как аромат цветущих яблонь.

Я поднялся и направился к ним. Щиколотка болела уже меньше, но я все равно пошатывался на каждом шагу. Близилась ночь, и я видел все хуже с каждой минутой.

Риа указала на своего спутника – точнее, спутницу.

– Это Квен, моя лучшая подруга. Она заботилась обо мне, когда я была маленькой.

– Такой маленькой, что не могла говорить, даже не умела ессссть сссама, – прошептала Квен голосом, напоминавшим шелест листьев на ветру или шорох сухой травы. – Тогда ты была нассстолько же мала, насссколько я теперь ссстара. – Она указала на меня сухой узловатой рукой. – А кто это сссс тобой?

В это мгновение меня оглушил громкий свист и хлопанье крыльев, затем пронзительный крик Квен. Риа ударила кого-то, затем оттащила подругу в сторону. Я сам вскрикнул, когда острые когти снова вонзились мне в левое плечо.

– Аххх! – прошипела Квен, рассерженно глядя на сокола. – Это сссущество хотело укусссить меня!

Риа в ярости что-то просвистела, обращаясь к птице. Но маленький хищник даже не удостоил ее ответом и лишь наклонил голову набок.

Тогда Риа набросилась на меня.

– От этой птицы одни несчастья! Ничего, кроме несчастий!

Я покосился на левое плечо и угрюмо кивнул.

– Хотел бы я знать, как избавиться от него.

– Насссадить его на вертел! – шипела Квен, стараясь держаться подальше от меня. – Выщщщипать ему перья!

Сокол расправил полосатые крылья, и она тут же смолкла.

Риа в задумчивости поскребла подбородок.

– Эта птица цепляется к тебе так упорно, что напоминает мне тень.

– А мне больше напоминает проклятие, – мрачно буркнул я.

– Послушай меня, – продолжала Риа. – Может быть, ты сумеешь его приручить?

– Ты с ума сошла?

– Я говорю серьезно.

– Но зачем мне его приручать?

– Потому что если ты хочешь узнать его ближе, хотя бы немного, ты должен выяснить, что ему от тебя нужно. А потом, возможно, ты найдешь способ освободиться от него.

– Чушшшь, – фыркнула Квен.

Было уже почти темно.

– Ничего не получится, – безнадежно произнес я.

– А у тебя есть мысль получше?

Я покачал головой.

– Думаю, что если мне придется приручать его – а мне кажется, что скорее удалось бы приручить дракона, – тогда сначала нужно дать ему имя.

– Верно, – согласилась Риа. – Но подобрать имя очень сложно. Оно должно подходить птице.

Я застонал.

– Вот это как раз легко. Ты сама только что его назвала. Имя ему – Несчастье, и больше никак. Только Несчастье.

– Отлично. А теперь можешь начать обучение.

Я уныло повернулся к серой фигурке, примостившейся у меня на плече.

– Пойдем же, – сказала Риа, взяв тонкую руку Квен. – До моего дома всего сотня шагов.

– Правда? – Это меня немного взбодрило.

– Да. Я с радостью приму тебя в своем жилище, если только эта птица не принесет нам новых…

– Нессчассстий, – закончила Квен.