Глава 17

На следующее утро мы перетащили вещи к автобусу, переложили всю нашу еду в общак, загрузились и нырнули в салон. Внутри и правда было как в маршрутке, только половину пространства занимал багажник, забитый рюкзаками, ковриками, стульями, канистрами и прочим хламом. Для пассажиров осталось семь мест. Мы с Тошкой сели назад.

Следующая остановка ― Геленджик. В нас полетели две банки ледяного пива, купленного в дорогу. На всю громкость играл рок, в открытые окна врывался южный ветер. Большая часть пути проходила вдоль степей и полей, под конец трасса побежала вдоль моря. Доехали меньше чем за три часа. Я расстроилась, мне нравилось жить дорогой: в ней так спокойно, не нужно думать о том, что делать, куда стремиться, ― ведь ты и так движешься. Можно расслабиться и наслаждаться этим движением.

Мы выбросили Юрца и Игоря у неприметного здания со скромной вывеской «Скупка» и проехали дальше.

– Что им там надо? ― удивленно спросила я, видя, как Юрец и Игорь несут в лавку большую сумку.

– Да так, дела, ― неопределенно ответил Ден.

Тошка послал мне хмурый взгляд.

– Подождем тут, ― сказала Ника, когда мы остановились на парковке у магазина. ― Они надолго, так что куковать придется не меньше двух-трех часов. Недалеко я заметила прачечную, давайте займемся шмотками. Нестиранного барахла накопилась целая гора.

Мы все достали рюкзаки и стали перебирать вещи, отделяя чистые от грязных. Потом я вместе с Никой и Тошкой отнесла огромные пакеты в прачечную, а вернувшись, увидела, что Аня с Деном накрыли импровизированный стол: за зданием, на парковке, стоял ящик пива, на нем ― холодный лимонад, черный хлеб и шпроты. Несмотря на страшную жару, мы дико проголодались ― ели только утром, а уже было около четырех. В тени оказалось не так душно, и мы, сев на асфальт и скрестив ноги, удобно устроились вокруг ящика.

Вскоре к нам подошли Игорь и Юрец. Вид у них был грустный.

– Ну, что? Продали? ― спросил Ден.

– Ага, правда, получили меньше, чем рассчитывали, пятак всего, ― сказал Юрец.

– Ну, ничего, хватит на пару дней, а там вечерок поработаем и получим больше, ― ободрила его Ника.

– О чем вы говорите? Что вы там продали? ― спросила я.

– Да так, кое-какие вещички, не забивай голову.

Юрец ушел от ответа. Я вздохнула. Тайны, кругом одни тайны…

– Есть и хорошая новость. Смотрите, что мы намутили. ― Юрец показал нам распечатанные листы.

– Что это? ― удивилась Ника. ― Билеты?

– Ага. На концерт. Слет местных групп. Тут недалеко, при выезде из города.

– Кто выступает? ― спросила Аня и выхватила листы. После нее их взяла я и стала читать список исполнителей. «Мясорубка», «Свиная карма», «Радиационный груздь», «Ослиная дыра», «Ножевилка»… Либо ребята ― любители флоры и фауны, либо они просто хотели есть, когда придумывали названия своих групп.

Мы забрали из прачечной чистые вещи. Они были еще влажные, но мы не могли ждать, решили потом развесить сушиться на привале. Выехали из города. Припарковались на окраине недалеко от берега.

– Кого? ― вечером перед концертом спросила Ника и потрясла двумя баллончиками с краской ― зеленой и розовой. Себе она уже сделала розовые кончики.

– Меня тоже в розовый. ― Я подставила голову.

Ника щедро опрыскала меня краской. В боковое зеркало баса я залюбовалась на свою прическу. Аня уже ставила Юрцу ирокез.

– Тошка, давай тебе тоже сделаем? ― предложила я.

Он согласился, и я, щедро опрыскав его волосы зеленой краской, зачесала их вверх.

– Чего там копаетесь? Опоздаем! ― крикнула Ника.

Ребята уже ушли вперед, а я все возилась с Тошкиной прической. Вскоре хаер стал довольно ровным, и мы помчались догонять ребят.

– Ну? Ты еще не думаешь, что нам пога сваливать от них? ― тихо спросил Тошка.

– Сваливать? Ты чего! Самое интересное начинается! Не будь таким занудой, ― возмутилась я. Тошка собирался лишить меня такого праздника, ну уж нет!

– Но ты же видела, как они пошли в скупку… Они явно вогы. Нас менты с ними повяжут.

– Может, они продали кольца своих бабушек. Расслабься, Тошка. Это еще ни о чем не говорит. Тебе надо выпить. Эй, Ден! ― крикнула я вперед. Ден развернулся.

– Кинь бухло!

Минут через двадцать пути, пройдя дорогу, мы увидели похожую на замок заброшенную усадьбу, откуда доносились шум и рев.

– Чем мне нравятся местные концерты ― там не бывает бонов, все по-домашнему и без поножовщины, ― сказал Игорь.

О чем он? И тут боны? Поножовщина? Брр…

Снаружи усадьба выглядела мрачно ― белая, с кое-где обвалившимися башнями и кладкой, вся заросшая диким плющом. Кусок фасада обрушился и представлял собой груду обломков. В помещениях было прохладно и сыро. Арки, колонны, стены, исписанные граффити. Над головой ― свод с облупившейся краской, кое-где на потолке были видны фрагменты картин. Внутрь набилось человек сто. Все скакали, ревели, будто стая горилл. Грозная музыка отскакивала от стен, резкими нотами била в голову.

Мы протиснулись к деревянному помосту, где длинноволосый татуированный бугай в белом халате и маске свиньи пел в микрофон:

– Я ― Свиной Бог! Я ― Свиной Бог! Я выведу вас с этой бойни!

Певец прервался, приложился к стоящей поблизости банке, потом смял ее и яростно швырнул в толпу. Толпа ответила радостным гулом и забросала сцену мусором: в Свинобога полетели жестянки и пластиковые стаканы. Затем певец прошелся по помосту, подошел к гитаристу сзади… обмотал вокруг его шеи провод и стал душить.

Вокруг творилось безумие, люди вели себя как дикари: били стены, ломали рамы, рвали на себе одежду. Но я чувствовала, что это особое, удивительное мгновение моей жизни. Что-то щелкнуло в голове. Зрители вдруг превратились в месиво, в поток отбросов, океан психоза. И мне нравилось чувствовать себя частью этого потока. Я слилась с музыкой, дала ей подхватить меня, начала двигаться с ней в ритме. Странное чувство… будто во мне много лет была тугая сжатая пружина, и теперь она выстрелила с огромной силой.

Я перешагнула барьер. Переступила через саму себя.

Под конец выступления Свинобог издал дикий вопль, схватил прилетевшую из толпы стеклянную бутылку и ударил себя ею по голове. Бутылка осталась целой, а певец упал на помост. Подхватив Свинобога за руки и за ноги, гитарист и ударник вынесли его со сцены.

Начала выступление следующая группа ― все исполнители были одеты в обрезанные под шорты джинсы и черные футболки. Я снова слилась с музыкой. Вслушивалась в текст, впитывала смысл. Слова песен были волшебные ― о защите животных и детей, о свободе. Мне хотелось нажать на стоп и перемотать, чтобы записать эти композиции. Музыка словно проникла в поры, побежала по венам, насыщая каждую мою клетку, оголяя каждый нерв.

«Выплесни свой гнев, ― кричала мне музыка. ― Ты ― машина ярости, бунтарства, разрушения! Кричи, ломай. Это твоя природа. Ты не можешь ее подавлять!»

В голову ударило бешенство. Из меня бил мощный поток черной энергии. Я закричала, будто выпуская на волю всех своих демонов. Подойдя к окну, оторвала кусок рамы и с яростью бросила в толпу.

За что я люблю музыку? За то, что я существую только в песнях.

Мы заночевали в кемпинге между Геленджиком и Туапсе ― прямо на скале у моря. Поставили палатки в тени сосен и зарослей можжевельника. Сидя на самом краю обрыва с тарелками на коленях, мы с аппетитом уминали гречневую кашу, сосиски и тушеные помидоры. Аня ела гречку и рагу из фасоли и помидоров.

Оказывается, то, как ты ешь, может рассказать о твоем характере.

Ника с Тошкой уминали еду быстро, прижав к себе тарелки и низко наклонившись над ними, ― как дикие зверьки, у которых кто-то собирается отнять добычу. Юрец ел неаккуратно, с шумом и чавканьем, капая на землю; Игорь ― чуть приличней. Ден ел медленно, с чувством, наслаждаясь каждым кусочком. Он так внимательно смотрел на свою еду, как будто пытался разглядеть в ней будущее. Манеры Ани впечатляли. Я во все глаза таращилась, как она насаживала фасолинки на вилку, чуть ли не резала на кусочки, тщательно жевала, постоянно промакивала губы салфеткой.

И я вдруг задумалась о…

– Аня, ты не ешь мясо? ― спросила я.

У всех в тарелках были сосиски, а у Ани ― нет.

– Ага. Она у нас чудачка. ― Юрец покрутил пальцем у виска.

– Я вегетарианка, ― сказала Аня. ― Не ем мясо.

– Я же говорю, чудачка.

Аня холодно посмотрела на Юрца.

– Вы жрете мясо и кормите корпорации, которые потом убивают животных и загрязняют планету. И кто из нас больший чудак?

– Это ― мясо? ― Юрец с сомнением посмотрел на сосиску. ― Да в грязном носке моей бабули и то наберется больше мяса, чем здесь!

Спор между Аней и Юрцом еще долго не прекращался. Отставив пустые тарелки, мы растянулись на траве. Вдыхали соленый воздух, наполненный запахами можжевельника и йода, любовались малиновым закатом, краем уха слушали перебранку друзей.

Ночью я проснулась от шума ― кто-то прохаживался по вещам снаружи. Выглянув из палатки, я увидела… жирного барсука, который засунул морду в котелок. Барсук испугался меня и быстро убежал обратно в лес. Но покушения на наш лагерь не закончились. Утром я заметила среди вещей двух ежей.

Новый день мы провели среди дикой природы: гуляли по скалам, по лагунам, вдоль горных рек. Поднявшись на гору, увидели перед собой обрыв и бриллиантовое сияние водопада, а внизу ― бухту с прозрачной водой. Игорь с Никой сразу побежали туда.

– Хей, я прыгаю! ― закричал им Юрец сверху и обратился к остальным: ― Ну что? Вы со мной? Или испугались, девочки?

Что? Прыгать?

– Нет! Я точно не пгыгну! ― испуганно сказал Тошка.

– Что, ребенок намочил штанишки?

– Это безумие ― пгыгать отсюда. А вдгуг внизу валуны? Мы газобьемся!

– Так в этом как раз все веселье! Разобьешься или выживешь? Эта мысль жутко щекочет нервишки! Зато сколько эмоций потом, когда почувствуешь, как сердечко бьется… ― Юрец все не отставал от Тошки. ― Жизнь вообще ― долбаная русская рулетка. Каждый день ты крутишь барабан и не знаешь, наступит ли для тебя завтра. Что, хочешь прожить унылую жизнь? А вдруг ты завтра подохнешь и так и не узнаешь, каково это ― получать от жизни максимум? Спускайся, сыкунишка. А большие дяди и тети прыгнут вниз!

– Вода ледяная! ― закричал нам Игорь. ― Самоубийцы!

Ден прыгнул первым, скорее даже упал, как безмолвный кусок скалы. За ним с визгом сиганула Аня. Мы втроем смотрели на расползающиеся по глади круги.

– Давайте, детишки. За папочкой! ― весело сказал Юрец и с криком «и-и-хааа!» прыгнул с обрыва.

– Давай, Тошк, ― подбодрила я друга. ― Сделаем это вместе.

Он тяжело вздохнул.

– На счет три, ― сказала я. ― Раз, два…

– Три!

Мы прыгнули. В полете мое сердце чуть не разорвалось от страха. Я разрезала воду, и тело будто пронзили миллионы иголок.

И почему все безумства я совершаю, только когда чувствую, что Тошка рядом?

Припарковавшись у магазина в Сочи, мы вышли из автобуса и вытряхнули карманы. Настроение у всех было нерадужное. На асфальте перед нами в маленькой кучке валялось несколько смятых десяток, куча мелочи, пара полтинников. И все.

– Блин, че делать-то? ― спросил Игорь. ― Этого хватит либо на бензин, либо на жратву на один вечер.

Наши с Тошкой сбережения тоже испарились. Не осталось ничего.

– Что делать? На дело идти, ― нахмурилась Ника.

При слове «дело» Тошка посмотрел на меня и закатил глаза.

– Так это вечером, а жрать хочется сейчас, ― грустно сказал Юрец.

– Есть идея! ― Тошка посмотрел на меня. ― Кукугуза!

Да он гений!

– Точно, ― сказала я. ― Тут наверняка есть кукурузные поля. Мы с Тошкой собирали кукурузу, варили и торговали на пляже. В день больше тысячи получали.

– Неплохо, ― сказал Ден. ― Можно попробовать.

– Ну что, погнали искать ваше поле? ― Игорь кивнул на автобус.

Но удача отвернулась от нас. Мы нашли пять полей, и все подчистую были убраны.

– Вот чегт! Пгошлись до нас. Ничего нет! ― огорченно сказал Тошка, когда мы стояли на последнем поле и смотрели на порубленные стебли.

– Ну, значит, сегодня идем на дело, ― сказала Ника. Ее голос звучал напряженно.

– И что это за дело? ― спросила я.

Что у них за загадочные дела такие, о которых они никак не могут рассказать?

Все посмотрели на нас с Тошкой ― неуверенно, с явным сомнением.

– Ну что, расскажем им? ― Игорь вопросительно оглядел ребят.

Ника пожала плечами.

– Рано или поздно они должны узнать. Какая разница, не сегодня, так завтра. Я не против.

– Лучше не рассказать, а показать, ― сказал Юрец. ― Готовы узнать, как именно мы зарабатываем деньги? Вдруг вам это не понравится?

– Тоггуете наркотой? Убиваете людей? ― хмыкнул Тошка.

– Нет, но тоже незаконно.

– Мне плевать на мораль, ― сказала я. ― Лишь бы ложиться спать не на пустой желудок…

Тошка холодно посмотрел на меня. Ему-то не было плевать… Но он промолчал.

Я думала, Тошка дождется, когда мы останемся одни, и снова заговорит о том, что пора сваливать. Такой случай представился, когда мы приехали к пляжу и каждый занялся своими делами. Лагерь не разбивали, так как планировали уехать после «дела». Мы с Тошкой ушли к воде бросать камешки; остальные остались у автобуса. Нас никто не услышал бы. Но он ничего не сказал. Думаю, Тошка сам уже начал привыкать к ребятам. И его, как и меня, снедало любопытство ― что же они задумали?

На «дело» стали собираться ближе к ночи. Девушки тщательно подготовились. Ника надела короткую юбку от школьной формы и белую блузку. Никакого макияжа. Волосы стянуты пушистой розовой резинкой в хвост набок. Так она была похожа на младшеклассницу. Аня надела летнее розовое платье, абсолютно не в ее стиле, а волосы собрала в два хвоста. Закралась неприятная мысль: вдруг девушки занимаются проституцией? Но я отмела ее. Они бы не пошли на такое, да и ребята бы не позволили.

Мы въехали в центр города. Ника выбралась из автобуса, не спеша пересекла опустевшую площадь, затем вышла на дорогу. Мы ехали за ней на приличном расстоянии. Иногда по пути она садилась на лавочку, автобусную остановку или на обочину, выжидала какое-то время и шла дальше.

– Чего мы ждем? ― спросила я.

Игорь поднял руку, призывая к тишине. Он держал телефон у уха, но ничего не говорил в трубку. В салоне висело напряжение. Должно было произойти что-то важное.

Рядом с Никой остановилась машина. Водитель обратился к девушке через открытое окно. Ника приблизилась, что-то ответила. Наконец она обошла машину и забралась на пассажирское сиденье.

Как? Что она делает? Зачем? Мне стало за нее страшно, бешено застучало сердце.

Машина тронулась, мы последовали за ней. Вскоре она свернула на проселочную дорогу, в сторону гаражей и пролеска. Игорь махнул свободной рукой. Ден припарковался. Трое ― Игорь, Ден и Юрец ― вышли из автобуса; Аня кивнула нам, показывая, что мы остаемся. Парни пошли туда, где скрылся автомобиль. Аня пересела на водительское место.

– В чем дело? Что с Никой? ― спросила я.

– Не парься, с ней все хорошо.

– Что собираются делать парни?

– Сейчас увидишь. Надо ждать…

Прошло минут десять, и это время тянулось вечность. Наконец я увидела, как к нам бегут парни и Ника. Когда все сели, Аня быстро нажала на газ, и автобус тронулся с места.

– Ну как? ― спросила она.

– Он нищеброд, ― недовольно сказал Юрец. ― У него только пара десяток и неработающая магнитола…

– Так… ― Тошка стал понимать. ― Вы что, ггабанули ту тачку?

– Ага, ― сказал Юрец. ― А чем еще мы там занимались, по твоему мнению? Рассказывали водиле стишки?

– А Ника ― всего лишь наживка, ― догадалась я.

– Именно, ― ответила Ника. ― Наживка для всех ублюдков, которые сажают в свои тачки маленьких девочек и везут их в лес. А потом безжалостно выбрасывают на трассе, ломая им всю жизнь.

Ника говорила с такой ненавистью, будто сама через подобное прошла. Я не была с ней полностью согласна; мне казалось, когда девушка в короткой юбке ходит ночью по дорогам, она нарывается на проблемы, и то, что кто-то усадит ее в тачку, а потом выкинет, ― целиком ее вина. Но это ― мысли девчонки, выросшей в Днице. Я привыкла красться кустами, не попадаться на глаза прохожим вечером, убегать от подозрительных машин и личностей, которые так и норовят схватить тебя за капюшон и куда-то утащить. Это для меня всегда было в порядке вещей, и я просто не знала, каково жить по-другому, там, где, если ты не делаешь ничего противозаконного, никто не имеет права тебя тронуть без твоего согласия. Для меня такое существовало только в фильмах, отсюда жесткость и цинизм.

– Таких не то что ограбить, убить не жалко, ― продолжила Ника. ― Я всегда сажусь в тачку, только если вижу, что водитель один. Мой телефон включен, Игорь на связи, и после того как рыбка заглотит наживку, Игорь знает, где меня искать. Парни вырубают водителя, мы обчищаем тачку и сваливаем. Все просто.

– Но это же опасно… ― сказал Тошка. ― Вдгуг у него окажется огужие?

– Ни разу не было, хотя опасные ситуации случались. Но это легкие деньги. А легкие деньги невозможно получить без риска. ― Ника пожала плечами. ― Мы знаем, на что идем.

– А что, если он… успеет что-то с тобой сделать? ― осторожно спросила я.

Ника хмыкнула.

– У нас большой опыт. Я сразу вижу, к кому можно садиться. Для этого весь маскарад. «Рыбка», клюющая на малолеток, самая осторожная. Такие не полезут, пока не убедятся, что рядом никого. Иногда они везут меня на квартиру. Принцип тот же. В машине я громко переспрашиваю адрес, чтобы все услышали, куда ехать. В квартире, пока «рыбка» пытается расположить меня к себе и наливает выпить, я отлучаюсь в туалет, незаметно открываю входную дверь и впускаю парней. Они вырубают «рыбку», и мы грабим хату. Квартира всегда лучше, чем тачка, там больше улов. У нас тут разделение труда: мы с Аней ― наживка, а парни ― «рыбаки». Ден ― главный «рыбак», глушит «рыбу». А еще он у нас главный по зачистке: знает тысячу и один способ, как спрятать труп.

При слове «труп» я вздрогнула, Тошка позеленел. По салону пронесся хохот.

– Да не ссыте, шутит она так, ― сказал Юрец. ― Обожаю эту девчонку за ее черный юмор! Никакой мокрухи, ребят, расслабьтесь.

Мы с Тошкой выдохнули.

– Игорь и Юрец ― помощники, но вообще у них основная задача другая, ― продолжила Ника. ― Они занимаются сбытом нашего улова. Мы с Аней всегда стараемся увести «рыбку» туда, где нет людей. То, что мы делаем, ― только начало. Наш старт. Потом мы будем заниматься другим, уже без этой грязи. Мы будем менять мир вокруг нас.

– Улов никакой, братцы-сестрицы, ― сказал Юрец с горечью, прерывая Никину речь. ― Придется повторить.

– Моя смена кончилась. Выпускаем Аню.

Все повторилось, только вместо Ники по дорогам теперь шла Аня. Результат был неутешительный: больше «рыбы» мы не поймали.

– Поехали домой, ― сказал Игорь. ― Делать нечего, уже совсем поздно, никого нет.

Мы разбили лагерь при выезде из города, на берегу. Урчащие животы заполнили остатками виски и текилы, также на всех остались банка консервов, лимон и четыре крекера. Заснули мы голодными. На следующий день ходили по рынкам, выпрашивали у продавцов лежалые овощи и фрукты. Потом, собрав по карманам последнюю мелочь, купили пачку гречки. В автобусе ― вот это удача! ― обнаружилась завалившаяся за рюкзаки банка тушенки. Приготовили скудный ужин. После него мы с Тошкой ушли прогуляться по берегу.

– Ну что? По-прежнему хочешь свалить? ― спросила я.

Он немного подумал.

– Уже нет.

– Как же так? Они же занимаются незаконными делишками. Где твоя совесть? И как же твое «нас загребут менты?» ― подколола я друга.

Тошка спокойно сказал:

– Незаконными, согласен. Но мне нгавится их подход. Они наказывают плохих, Сова. И хотят изменить миг. Это кгуто.

– Точно передумал уходить?

– Пегедумал. Пока что. Но еще несколько таких ужинов ― и я отбгошу коньки.

Он потрогал свой живот, тот ответил недовольным урчанием. Мой тоже урчал.

Настроение было нерадужным. Дело не принесло особой добычи. Но вскоре нам наконец повезло.

Мы втроем наблюдали, как парни и Ника мчатся к автобусу. Они со смехом ввалились в салон, сияя, как новогодние елки.

– Рвем когти! Быстро валим отсюда! ― закричал Игорь.

– Что? В чем дело? ― спросила я, когда Аня нажала на газ.

Но они молчали, будто издеваясь над нами.

– Не томите душу! Сколько?

– Четыре тысячи баксов! Налом! ― гордо сказал Игорь.

– Что? ― ахнула я. Тошка присвистнул.

Юрец вдруг сгреб его и меня в охапку и по очереди поцеловал в макушки.

– Дед Мороз принес вам подарочки! Живем, братцы!

– Как? Откуда такие деньги?

– А мы знаем? Тачка с виду ― настоящее корыто. А чувак не простой оказался. В бардачке мешочек, а в мешочке ― четыре тыщи баксов. Наверняка мы наткнулись на какого-нибудь крупного барыгу. Это удача, парни! ― Юрец затрясся от радостного возбуждения, потом обратился к нам с Тошкой: ― Вы не подумайте, что такая рыбка часто ловится. Первый раз… Обычно если тысяч десять в рублях находим ― это уже богатство. А тут… Такое бывает раз на миллиард лет. Таких бабок больше не увидим. А жаль! Так хочется!