36
Дорогая ты!
Сейчас, к моему огорчению, у нас сезон отпусков. Время года, которое характеризуется периодом наивысшей частоты самоубийств среди сотрудников Шахов. Мы уже замечаем ежегодные всплески нападений полтергейстов и похищений людей, но это не то, что вынуждает наших оперативников сводить счеты с жизнью. Наоборот, тогда мы все внезапно вспоминаем, кем являемся. И кем не являемся. Конечно, я уверена, у нас есть корпоративные вечеринки и встречи друзей, а кому-то из нас удается и строить отношения с дорогими им коллегами – будь то на самой работе или за ее пределами. Но когда мы выходим на улицу и видим там обычных людей, это как правило нас удручает. У штатных психологов появляется много работы.
Несмотря на полное отсутствие личной жизни, я справляю Рождество вполне сносно. То есть игнорирую его, насколько возможно. Во время праздников кто-то должен остаться на работе, и я обычно вызываюсь вместе с одним из коней (как правило им оказывается Габбинс, так как у них с женой нет детей). И мы управляем недоукомплектованными группами, распиваем херес в режиме видеоконференции, а потом я отправляюсь домой. Очередной год разменян, и вкус духа Рождества, слабый, но ввергающий в уныние, снова витает в воздухе.
Но есть еще два сезонных собрания, от которых никуда не денешься: рождественская вечеринка для региональных руководителей и вечеринка для членов Правления.
С первой я уже кое-как справляюсь – туда приглашаются все начальники отделений со всей страны. Такие вечеринки всегда проходят ужасно неловко от того, что разные люди постоянно пытаются втереться в доверие к членам Правления, чтобы те поспособствовали их карьерному росту. В результате этого я провожу бо́льшую часть времени в попытках избегать людей, которые хотели рассказать мне, какие они замечательные и почему их нужно повысить. Но выполнив этот восхитительный долг, оставалось еще посетить вечеринку для членов Правления.
И вот, за два дня до Рождества я стучалась в симпатичную дверь симпатичного домика мистера и миссис Грантчестер, что стоял на берегу реки. Падал мелкий снег, и я хмуро нюхала цветы, которые принесла с собой, когда невозмутимого вида горничная открыла мне дверь.
– Заходите, пожалуйста, – пригласила она.
– Эмили, там уже гости? – крикнули из дома, и миссис Конрад Грантчестер вплыла в мое поле зрения, держа на руках Грантчестера-младшего – прелестного светлого ребенка, которому подошло бы сновать повсюду на пушистых крыльях голеньким и вооружившись луком и стрелами. – Мифани! Как я рада тебя видеть, заходи скорее, там же снег!
Кэролайн Грантчестер, тридцати девяти лет, была в коктейльном платье цвета шампанского. Выглядела она прекрасно: темные волосы, самые голубые в мире глаза и фигура, которая не оставляла сомнений, что ребенок был приемным. К тому же мы все видели во внутренней рассылке сообщение о том, что Грантчестеры усыновили ребенка.
– Мифани, ты знакома с маленьким Генри? – спросила она, когда горничная забрала у меня пальто и цветы. – Генри, это твоя тетя Миффи.
Генри посмотрел на новообретенную тетю Миффи, будто пребывал в некотором замешательстве, а потом выпустил изо рта пару пузырей. Я вежливо улыбнулась и позволила проводить себя в гостиную. Грантчестер был женат на милой женщине, чей род брал начало в эпоху нормандского завоевания и сделал в него свой вклад. Ее социальные связи в сочетании с (как всегда, неопределенной, но, несомненно, крайне важной) ролью в правительстве позволяли им вести активную и насыщенную общественную жизнь.
– Мне нравится твой наряд, – одухотворенно солгала она.
Мне и самой-то не особенно нравилось то, что было на мне, но оно провисело в шкафу целую вечность и выглядело таким удрученным, что заслужило хоть раз быть надетым. Но к сожалению, теперь выглядело таким же удрученным на мне.
– Конрад говорит, ты вся в работе, – продолжила Кэролайн и взглянула на меня, ожидая ответа.
– Ох, да, сама понимаешь. – Я запнулась. – Без этого никак.
Супругам давалась легенда, что мы работаем в области разведки и это требует соблюдать высокий уровень секретности. Поэтому я не могла толком говорить о работе, а значит, беседовать мне вообще было особо не о чем. Я знала, что мне оставалось не более трех недель при памяти, и эта вечеринка представлялась чудовищной, но неизбежной потерей времени. К счастью, меня спас звонок в дверь. К несчастью, маленького Генри при этом тут же передали в руки пришедшей в ужас тети Миффи.
Это было самое юное создание, с которым мне когда-либо доводилось встречаться. В Имении тоже были младенцы, но мы их не видели, пока им не исполнялось пять. Этому же был всего год. Говорить он не умел, а только смотрел на меня тем же пристальным взглядом, что и прежде, а потом начал обильно пускать слюни и сопли. Я отодвинула его от своей одежды и бессильно осмотрелась вокруг.
Оказалось, что пришли конь Джошуа Экхарт, его округлая и довольная жена Филлипа и их четверо детей. Двое мальчиков были близнецами, обоим за двадцать, оба дюжие на вид, настолько, что я пожалела о своей одежде. И прическе. Еще у них была девочка-подросток, смотревшая на меня с заметным презрением, и мальчик лет двенадцати, который совершенно меня игнорировал. Я горячо надеялась, что Филлипа подойдет и освободит меня от ребенка, но она лишь вежливо что-то прокудахтала, когда миссис Грантчестер указала на маленького Генри, и отправила одного из близнецов за бокалом шампанского.
– Что, Мифани, она сбагрила тебе ребенка, да? – заметила миссис Экхарт. – Я не удивлена, учитывая, что на ней платье, которое стоит, как ВВП Фиджи. Надо бы вытереть ему лицо чем-то мягким, – любезно подсказала она. – Честно говоря, не знаю, почему они не наняли няньку.
– Вообще-то у них она есть, – ответила я. – Только не знаю, где она. – Я с надеждой осмотрелась вокруг.
– А я бы убила за няню, – произнесла Филлипа. – Или за электрошокер. Уж сколько раз близнецы чуть не спалили нам дом…
– В самом деле? – удивилась я, а потом еле нашла что ответить: – Они выглядят такими, ну не знаю, спокойными. Да и сейчас они взрослые, эм-м… о, слава богу… Конрад, хочешь подержать маленького Генри?
– Нет. – Он недоверчиво взглянул на меня и прошел дальше.
– О, – произнесла я. Тем временем прибывали остальные члены Правления. Мне не слишком хотелось к ним подходить, но так появлялся шанс, что кто-нибудь из них возьмет у меня ребенка.
– Мифани, дорогуша, Джош мне так толком и не рассказывал, вы с ним вместе работаете? – спросила Филлипа с неподдельным интересом.
– О, ну, не совсем. Мы оба возглавляем подразделения. – Я неловко завозилась с ребенком, когда он стал шуметь и вертеться у меня в руках.
– Правда? Ты такая молодая, сколько тебе? – Прежде чем я успела ответить, нас отвлек один из близнецов, который принес нам по коктейлю. – Спасибо, Ричард. Ты же помнишь Мифани, да? Она работает с твоим отцом. Мифани, это Ричард.
– Привет, – дружелюбно поздоровался он. – Хочешь, возьму ребенка?
– Спасибо, – прошептала я.
Он взял маленького Генри с такой легкостью, что я даже удивилась, пока не вспомнила, что у него были маленькие брат и сестра, с которыми он, вероятно, привык нянчиться.
– Я так впечатлена, – заметила Филлипа, когда Ричард умело покачал ребенка. – Ричард еще учится в университете, а ты так высоко поднялась на службе, хоть и в таком молодом возрасте.
– Ну, м-м, знаете, я хороший менеджер, – ответила я. – Если бы я была супергероем, это была бы моя суперспособность. Только это, и ничего больше, – поспешно добавила я.
– Все равно это, должно быть, довольно трудно, – сказала она. – Джошу приходится упорно работать, и он проводит много времени вдали от семьи. Но я знала, на что иду, когда выходила замуж за солдата.
В данный момент этот солдат подошел к нам.
– Ну, наши двое младших сейчас доставят Конраду и его жене хлопот, – произнес он, улыбаясь жене. – Мне кажется, они думают, что маленький Генри останется таким же сговорчивым, как сейчас. Но еще пять минут с угрюмым подростком и гиперактивным двенадцатилеткой заставят их бояться будущего. Привет, Мифани. С Рождеством.
– С Рождеством, э-э, Джошуа, – неловко ответила я. Я привыкла обращаться к нему по званию, но сейчас это только испортило бы этот искусственный дух Рождества. – Уезжаете на выходных?
– О, нет, – отозвался он. – Все-таки нам нужно быть в офисе в полном составе на следующий день после дня подарков. – Филлипа и Ричард закатили глаза.
– Что правда, то правда, – ответила я, отчаянно стараясь не противоречить ничему из того, что он наплел своим родным. – Так что выехать никуда не получится. Если только в командировку. А это не считается. Потому что, сам знаешь, мы нужны стране.
– Мифани, расслабься, – проговорил он со смешком. – Все задания не выполнишь. Эта девушка, – сказал он своим жене и сыну, – самый скрупулезный человек из всех, кого я когда-либо встречал.
Они посмотрели на меня с неким чувством, смахивающим на благоговение, и я поняла, что заливаюсь краской.
– О, смотрите, Алрич приехал, – сообщила я, многозначительно отвлекая их от рассматривания меня.
Алрич приехал на удивление в неброском костюме, однако его невероятный цвет лица теперь еще сильнее выделялся на фоне тусклого пиджака.
– Выглядит восхитительно, – прокомментировала Филлипа. – Вижу его всего раз в год, но могу поклясться, он раз от раза не меняется. Мифани, ты не знаешь, он делал пластику?
– Э-э, да, наверное.
– О, уж наверняка, даже больше, чем миссис Грантчестер, и все же… – ее тон стал задумчивым, – точно не скажешь. Неудивительно, что она всегда так не рада его видеть.
И это была правда: наша хозяйка вытянулась, как струна, а улыбка на ее лице стала триумфом воли над эффектами косметического ботокса.
– Она в самом деле любит красивую жизнь, это видно, да? – заметил Ричард. – Честно говоря, я удивлен, что они завели ребенка. У них ведь такой милый дом, и он совсем не приспособлен для детей. – Он нежно переложил маленького Генри в руки испуганной горничной.
– Ну, наверное, это единственный аксессуар, которого у них не было, – ответила Филлипа. – Просто не знаю, как ребенок будет сочетаться со всей этой роскошной жизнью. Я не представляю, как они будут реагировать, когда ребенка вырвет на ковер тортом, который ему испекли на день рождения.
– Я уже извинился за это, мам, – сказал Ричард. – И это было пятнадцать лет назад.
– Знаю, милый, и я тебя простила почти сразу же, но пятно до сих пор там осталось. А сейчас, Мифани, мы бы были очень рады, если бы ты как-нибудь пришла к нам на ужин.
– О, боже, звучит очень здорово, – пробормотала я, отхлебнув шампанского, чтобы скрыть свое удивление.
Между членами Правления происходило очень мало неформального общения – оно почти полностью ограничивалось обеденными перерывами и такими рождественскими вечеринками. И я не знала точно, как согласовать его с моей предстоящей амнезией.
– Мы и Алрича тоже пригласим, – добавила она. – Он выглядит таким худеньким.
Услышав это, я чуть не выплюнула свой коктейль, но ограничилась тем, чтобы просто поперхнуться. Филлипа похлопала меня по спине и протянула салфетку. После этого я осторожно сделала еще глоток и продолжила слушать, как обычные люди анализируют жизни моих необычных коллег. Ричард указал на странность Гештальтов, а затем они с матерью сошлись на том, что Габбинс был человеком довольно славным. Когда к нам подошел близнец Ричарда, Лук, я вдруг обнаружила, что оказалась полностью окружена семьей Экхарта. И слушая их болтовню, мне внезапно захотелось плакать.
То, что вечеринка получится неловкой, было, в общем-то, неизбежно. По крайней мере для Гештальта, Габбинса и меня – трех членов Правления, которые выросли в Имении. Уоттлмен это предвосхитил. Фарриер, Грантчестер и Экхарт обнаружили свои способности в более позднем возрасте. А Алрич занимался своим делом уже более столетия. Они все знали, каково это – быть личностью, а не инструментом. Но те из нас, кто воспитывался с тем, чтобы быть, в первую очередь, активом, во вторую – воином, а людьми – если на это останется время, постоянно испытывали трудности в обычном общении.
О чем нам еще разговаривать, кроме работы? Что одно из тел Гештальта недавно вернулось из годового отпуска в Америке, где получило диплом по управлению, пока остальные три одновременно выполняли задачи по всей Британии? Или что Габбинс страдает от тяжелой депрессии с тех пор, как отправил пятерых мужчин и семерых женщин на смерть в одну из квартир в Ватикане? Что же касается меня, то тут всегда есть увлекательная тема надвигающейся гибели моей личности – еще и спланированной кем-то из присутствующих в этой самой комнате!
Я смотрела на этих людей и завидовала им всем – даже слюнявому младенцу. Нет, особенно слюнявому младенцу. Обычные люди могут свободно проживать свои жизни со всеми их мелкими трудностями и испытаниями, в полной уверенности, что сверхъестественное не встанет у них на пути. Господи, да им даже не нужно верить в это сверхъестественное. Это наша задача с ним разбираться. А другие члены Правления – те, кто здесь сидел, пил напитки и ел канапе, – даже они обладали большей свободой, чем я. Ведь насколько они знали, их ждало хорошее будущее – даже лучше настоящего. Я же знала, что моя жизнь оборвется. И оборвется скоро, когда будет лить дождь.
Шахи не похожи на семью. Ведь даже в самых неблагополучных семьях никто не отправляет своих братьев и сестер в опасные места и не заставляет сталкиваться со всякими бесчинствами, зная, что эти братья и сестры, вероятнее всего, погибнут в ужасных муках. Никто не расчленяет тела своих старших родственников, не включает каждый их кусочек в каталог и не уничтожает их – чтобы от них не осталось ничего, кроме имени на страницах документов.
Нет, мы точно не семья.
Но мы должны быть командой. Может, мы и не нравимся друг другу, но нам следует друг друга уважать и быть верными. Когда попадаешь в Имение, это единственное, что тебе обещают. Что среди Шахов ты можешь доверять тем, кто рядом с тобой.
Оглядев своих товарищей, я почувствовала боль от предательства еще сильнее, чем когда-либо. Я всегда считала собрания вроде этого приятной выдумкой, но сегодняшние любезности были откровенной ложью. Мы улыбались друг другу и болтали о погоде, но в это время один из моих коллег готовился меня уничтожить.
Кто же это был? Я смотрела на них и думала. У кого из них была сила отнять мои воспоминания?
Фарриер? Могла ли она их стереть? Ее способность проникать в разум и делать там, что ей вздумается, делала ее наиболее вероятным кандидатом, но она была передо мной в долгу. Исследование ее жизни, которое я вела, открыло несколько несостыковок, которыми я и занялась. Она нажила себе страшных врагов в последнем военном конфликте, и те недавно сумели ее выследить. На прошлой неделе они пытались убить ее семью, но я остановила их, отправив с этим заданием баргестов. Незаконно. Она знала, что передо мной в долгу, и поскольку я доказала ей свою верность, было маловероятно, что она хотела теперь устроить на меня нападение.
Алрич? Никто точно не знал, каковы были его способности и где они ограничивались. Мы знаем, что вампиры обладают удивительными умственными способностями, в том числе умеют гипнотизировать своих жертв. Но чем бы ему не угодила я? Материалов на него имелось предостаточно – его следы можно было найти на множестве грязных пирогов, но все его деяния лежали исключительно в интересах Шахов. Не было ни единого намека на то, что он мог оказаться предателем.
То же можно было сказать обо всех остальных. Преступления можно было совершить и тщательно скрыть, но мне не удавалось найти никаких признаков этого, за исключением обычной человеческой мерзости. Несмотря на все усилия, ответов у меня так и нет.
С любовью,
Я
