50-й псалом как урок покаяния

Помню, когда только начал ходить в храм, я сосредоточился на этом псалме, и мне захотелось выучить его. А тем, кто рукополагается в священники, вменяется в обязанность знать его наизусть. Читается он почти на всех богослужениях: на часах, на кафизмах вечерни и утрени; читает ли священник последование Исповеди — тоже услышим этот псалом, он предваряет покаянные молитвы. И в праздничных богослужениях, и на Страстной седмице, и в тайных молитвах, которые священник читает про себя перед царскими вратами и у алтаря, — есть такой момент в литургии верных, во время Херувимской песни, перед великим входом.

Об этом псалме можно очень много говорить. В молитвах перед таинством Исповеди сказано, что Господь дал нам пример покаяния Давида, установил его как образец для всех верующих. Есть два таких образца — покаянное молитвословие царя Манассии, где он исповедуется и кается Богу в своих грехах, и вот этот псалом. Он дан нам не просто как пример искреннего, глубокого покаяния, а и того, что мы должны через нашу исповедь испрашивать у Бога, к чему мы должны стремиться.

Чем тяжелее грех, тем труднее, невозможнее бывает родиться покаянию. Только милость Божия своею рукой извлекает грешника из бездны погибели, у него открываются очи, и он видит, как тяжко его падение, как невозможно ему восстать без помощи Божией.

Этот псалом раскрывает заложенные Богом духовные основы, составляющие саму суть покаяния. Он написан как псалом и в то же время как покаянная молитва, он начинается с обращения к Богу. Псалом тоже относится к роду молитв, но по своему содержанию стоит выше молитвы даже святого человека, потому что Псалмы вошли в канон священных книг, они написаны Духом Святым. И этот псалом написан псалмопевцем Давидом в то время, когда душа его переживала великое состояние — Давид познал свой грех, преступление перед Богом, и у него в сердце родилось молитвенное излияние, которым запечатлена его исповедь.

Содержание псалма — готовая пространная исповедь. Многие думают, что исповедь состоит в перечислении грехов. Но она не в этом, не в попытке охватить умом все бесчисленное количество прегрешений. Покаяние состоит в правильном, благодатном, углубленном видении себя, своей души Божией и великом, скорбном сокрушении о грехах.

История создания этого псалма передана в 11-й главе Второй книги Царств, это история падения царя Давида. Падения — несмотря на то, что он был так возвышен Богом, был Его пророком и возлюблен Им. В Священном Писании засвидетельствовано, что не обреталось человека, который был бы так по сердцу Господу, как Давид с его необычайно глубокой и чистой душой. Ревностный, исполненный духа Божия и в то же время мужественный, терпеливый — и все эти дарования в нем были растворены необыкновенной кротостью. Вся его жизнь проходила в борьбе и войнах — и думаешь: как человек мог вмещать дух великого воина, царского военачальника и в то же время иметь кроткое сердце пред Богом, любить Его так естественно, просто, глубоко и так переживать близость Бога… Все это было дано душе избранника Божия. Но в жизни случается, что великие праведники подвергаются большим испытаниям; многие, идя по пути спасения, оказывались в состоянии падения — так было и с царем Давидом.

Как повествует Книга Царств, однажды вечером он прогуливался возле царского дома, увидел купающуюся женщину и пленился ее красотой. Давид спросил, кто она, из какого дома, ему сказали, что это Вирсавия, жена военачальника Урии. И царь впал в какое-то ослепление: хотя он ясно понимал законы, заповеди Господни, у него помутились чувства. Он приказал привести эту женщину в свой дом, и она стала одной из его жен. Но для того чтобы она осталась навсегда, надо было избавиться от ее мужа. В Книге Царств трогательно повествуется, что Урия был не простой военачальник, а очень талантливый, очень преданный Давиду, и он любил царя, любил Бога, скинию. В трудные времена он много раз жертвовал собой, своим благополучием, чтобы защитить царский дом, народ, святыни храма. Тогда велась война с ассирийцами, и вот Давид призывает военачальника Иоава и приказывает сделать так, чтобы Урия не вернулся с поля брани. Урию послали на самый ответственный участок, а когда надо было его поддержать, отступили, бросили его с несколькими воинами, и он погиб от стрел ассирийцев. Книга Царств свидетельствует, что это было великим злом в очах Божиих. Господь изрек Давиду суровый приговор: как он поступил с Урией, так будет с ним — со всем его домом и женами…

Чтобы открыть Давиду умные очи, дабы он увидел ту великую неправду и беззаконие, которые сотворил, Бог посылает к нему пророка Нафана. Говоря с Давидом, Нафан прибегает к притче: он рассказывает, что в одном селе жили рядом два человека, один был очень богатый, у него были огромные стада овец, а другой очень бедный, у него была всего одна овца. Пророк изображает жизнь Урии и его жены, говоря, что овца была для этого бедного человека подобна его детям: вскормлена вместе с ними, взлелеяна, он брал ее в дом и относился к ней с такой же теплотой. В село пришел странник — а закон повелевал обязательно делать угощение для путешественника, зашедшего в дом, — и вот богач, вместо того чтобы из своего огромного стада взять овцу, заклать ее и приготовить угощение, приказывает взять овцу у бедняка. «Как ты думаешь, чего заслуживает его поступок?» — спрашивает Нафан, и Давид в ревности о законе Божием отвечает, что этот человек достоин смерти, а за овцу должен заплатить вчетверо. И тогда пророк говорит ему: «Этот человек — ты. Ты — царь, у тебя полон дом царских жен и наложниц, и ты польстился на единственную жену человека, который верно тебя защищал, — ты отнял ее у мужа». Нафан изрек определение Господне: «Из дома твоего возникнет зло, и не отступит меч от дома твоего вовеки за то, что ты сделал». Тогда с глаз Давида спала пелена, не дававшая ему видеть меру своего греха, страшного преступления против Господа и ближнего, и в душе его родилось великое покаяние. Интересно, что когда Давид говорит пророку: «Согрешил я пред Господом», тут же Нафан, не медля ни минуты, отвечает, что Бог принимает его покаяние, но все Божии определения осуществятся.

У Давида рождается первенец — он должен умереть. Давид молится день и ночь в уединенном месте, вопиет к Богу, чтобы Он пощадил младенца, даровал ему жизнь. Царь не входит в дом и не ест. Наконец он узнает, что младенец умер, и только тогда снимает вретище, покаянные одежды, одевается в царские одеяния и принимает пищу, говоря так: «Что же, я не возвращу его. Я скорбел и плакал, молил Бога, зная, что праведный суд Божий совершается, что это по грехам моим я теряю своего первенца». И, как мы знаем из Священной истории, все, что Давиду было сказано Господом устами Нафана, потом совершилось через его сыновей, через близких из его дома.

В словах этого псалма запечатлелся покаянный дух, который редко кто из нас способен иметь, — нам несвойственно такое расположение сердца, такая скорбь души, когда мы переживаем свои греховные беззакония. Псалом позволяет нам понять, почувствовать, что такое покаяние. Это не одно лишь обращение к Богу с молитвой о прощении греха. Покаяние рождается там, где душа не только познает свое беззаконие и грех, но и видит Бога, постигает его крайнюю любовь, милосердие, долготерпение, святость и величие. Вот тогда от этого контрастного противопоставления — бездны собственной нечистоты, беззакония и бездны святости, величия Божия — рождается великое чувство, способное душу переродить, очистить от преступления. В нем отражаются все ступени того, что мы называем таинством Покаяния, установленного Богом для нашего спасения, очищающего и возрождающего нас духовно. В этом псалме, как в духовном порыве, запечатлены эти ступени, этапы, которые учат каяться. Можно много раз каяться, но, как правило, в какой-то момент с нами происходит нечто, и мы, молясь Богу, постигаем святость Божию, переживаем ее. Или же нам открывается величина своего греха — ведь человеку нужно много лет прожить и иметь духовный опыт и опыт борьбы со страстями и пороками, чтобы прийти к ведению своей падшести и невозможности самому себя очистить, воздвигнуть из бездны греховной. Иногда люди приходят и говорят: «Батюшка, сегодня я постиг, что невозможно человеку самому спастись». Или так: «Я понял, что я действительно падшее создание».

Стихи псалма можно назнаменовать как ступени покаяния, потому что покаяние — это не то, что пришел в церковь, наклонил голову под епитрахиль и сказал, мол, я, батюшка, грешен тем-то и тем-то. Когда Господь установил служение Иоанна Предтечи и он вышел на проповедь, призывая людей: «Покайтесь!», это слово обозначало, что человек должен переродиться и духом, и душой, и сознанием. Понять суть вещей — то, что в мире произошло небывалое: Творец пришел в мир, а покаяние предваряет явление Бога, готовит человека, чтобы он увидел это. Это покаяние, может быть, и есть цель нашей земной жизни. Я прилежно молюсь и исповедуюсь, но может еще очень много времени пройти, пока во мне зародится дух спасения, покаяния, откроется стихия огня, очищающего меня изнутри. Мы только встали на первую ступень покаяния. В меру нашей веры, благочестия, усердия нам открывается частичка ведения себя самого, своей падшей природы. Один святой подвижник говорил: «Если бы человек увидел себя подлинно, свои грехи, он бы не вынес себя самого» — просто не выдержал бы видения бездны своей падшести. Мы в продолжение жизни постигаем себя отдельными моментами: когда усиленно молимся, искренне обращаемся к Богу, когда ищем исправления, жаждем, скорбим, тогда нам даются такие вехи.

Само покаяние обнимает целые периоды: осознания, очищения, восстановления природы в ее непорочности. И только потом кающемуся дается возможность, как богословы говорят, боговселения, или богоприобщения, когда душа становится жилищем Божества. Эти степени не осознаются нами, и мы не понимаем, почему мы вроде бы каемся, а остаемся все такими же. То состояние, которое оставляет нас на одном месте, не есть покаяние, а только попытка, жажда его. Или мы не открываемся душой, дух наш не открывается Богу. А это бывает оттого, что не ведаем подлинно своего греха, не видим его в ту меру, в какой он овладел нами. У святых отцов есть такое понимание, что грех — это тьма. Пусти внутрь тьму — и ты не увидишь, правильны ли твои переживания, помышления, движения воли. Входишь в темное помещение — вроде те же предметы заполняют комнату, на ощупь можно пройти, а остальное для нас закрыто. Так и душа находится в потемках, а покаяние есть свет Божий. Если человек жаждет, верит, тверд в своем взыскании Бога, не малодушествует, тогда для него начинается путь очищения.

Псалом этот дан нам свыше, написан благодатью Божией, Духом Святым — каялся святой человек, тот, кто до конца не был лишен благодати Духа Святого. Ведь псалмопевец говорит: Духа Твоего Святаго не отыми от мене. Только благодаря тому, что он имел это сокровенное сопричастие, Бог принимает его душу и дает ему возможность восстать; в то же время за беззаконие должно понести справедливое возмездие от правосудия Божия. Псалом Давида для нас как бы целительный бальзам — когда мы его словами начинаем глубоко каяться и молиться, то чувствуем, что благодать Божия с ними срастворяется и помогает нам, приближает нас к Богу. То, что отрыгнуто Духом Божиим, дано нам для исцеления наших душ.

С первого стиха и до последнего звучит этот чудесный строй: Дух Божий показывает грешнику Свою милость, побуждает его к плачу, открывает внутренний мир души, чтобы мы не в неведении молились, а осмысленно приносили Богу раскаяние.

Помилуй мя, Боже, по велицей милости Твоей. Помилуй мя, Боже — самая короткая покаянная молитва, которую Бог принимает от каждого человека. В древности святые отцы, когда их спрашивали, какие творить молитвословия, что достойно Богу принести, чтобы очистить свой грех, отвечали: читай молитву Помилуй мя, Боже. Мы прибегаем к неизреченному милосердию Божию, это обращение к Богу вводит нас в необозримое море милости Божией. Потому что только по милости Божией мир обрел свое бытие, Господь сотворил человека, дал ему полноту бытия. Милость Божия есть первопричина всего сущего. Поэтому преподобный Серафим и многие святые заповедали: «Будьте милостивы, милость — единственная добродетель, которая уподобляет человека Богу».

И если мы сами пережили и почувствовали, что такое милость — к другому или к себе, то милость Божия неимоверно это превосходит. По велицей милости Твоей: как Бог велик — неисследован, неизмерим, неисчислим, так и милость Его, сказано, бесконечна.

Одно время я решил почитать нехристианские книги, думал: как же у них отражены добродетели? И меня поразило, что и там все начинается с милости и ставится ударение на милость: Бог милосердный, Бог всемилостивый… По-видимому, всем людям свойственно ведение о том, что, если бы Бог не был милосердным, у нас не было бы никакой возможности обратиться к Нему. Будь Он только справедлив, каждый наш греховный поступок требовал бы Его праведного определения.

Почему сказано по велицей милости Твоей — пророк понял, что грех его действительно велик. Чем больше грех, тем больше призывается бездна милосердия Божия. Малый грех, незначительный, согрешил мыслями — тут же мысленно и кайся перед Богом: вот мера, которая дает человеку возможность исправиться. Пришла дурная мысль — тут же откажись: «Какая плохая мысль — не хочу принимать ее, и все». А есть такие преступления, что только полный объем Божественной благодати может душу исцелить, выжечь греховную скверну. Велик мой грех, велико преступление, и я не могу просто обратиться к Твоей милости, но верю в неизмеримую Твою милость, которая способна исцелить бездну моего падения.

И по множеству щедрот Твоих очисти беззаконие мое. Когда мы хотим склонить Создателя к тому, чтобы Он покрыл наши грехи и преступления, то вопием к милости. Ведь милости просит кто — преступник. На суде он просит не по закону его судить — чем больше преступление, тем больше наказание, — а прибегает к милости, которая, как Священное Писание говорит, превозносится над судом (Иак. 2:13). Щедроты изливаются от полноты, независимости, блаженства нашего Бога. Милость — то, что живит душу, это дары, имеющие отношение не к внешнему, а к внутреннему человеку. А щедроты — дары, которые прилагаются к милости: если тебя помиловали, то, как правило, еще и осыпали щедротами, щедрость Божия — дары Божией благодати, которые покрывают человека. Преступник должен не только внутри нести скорбь и наказание, но и внешне условия его жизни меняются — вот тебе тюрьма, заключение… Щедрость — это когда меняются внешние условия, в которые поставляет себя грешник силою своих беззаконий.

Милость и щедрость Божии начинаются с того, что человек понимает, что сам он не может себя очистить, — яко у Тебе очищение есть, сказано в одном из псалмов. Христос, исцеляя, говорил грешникам: «Прощаются вам грехи ваши», на что многие из неверовавших в Него негодовали, говоря: кто же может человеку простить грехи, только один Бог… Даже если я согрешил, казалось бы, не против Бога, а против человека, то я нарушил закон, который мне повелевает правильно строить отношения и с Богом, и с человеком, и в отношении всего, так что мой грех впрямую относится к Богу.

Очисти беззаконие мое: пророк просит сперва милости, потом очищения. По определению Иоанна Богослова, грех есть беззаконие (1 Ин. 3:4). Грех действием называется беззаконием, потому что он явно нарушает, отвергает, попирает законы Божии. Согрешая мыслью, я нарушаю невидимые законы, от этого страдает моя душа, а согрешая делом, нарушаю объективные законы — как пророк Давид, взявший в дом замужнюю женщину и убивший ее мужа. Это было беззаконие воочию людей — о нем знали свидетели, тот же военачальник Иоав, и сама Вирсавия, и, может, многие другие… Поэтому он молится об очищении, ищет его. Это первая маленькая степень покаяния: человек чувствует, что связан своей нечистотой, пронизан, внутри весь осквернен. Первое свойство благодати Божией — это очищение.

Наипаче омый мя от беззакония моего, и от греха моего очисти мя. Этот стих повторяет и усиливает просьбу. Пророк как бы говорит: беззаконие не очистится, если однажды обратиться с просьбой к Богу, нужно вновь и вновь обращаться, чувствуя, что это самое важное, что мы получаем в жизни от Бога. Наипаче, то есть более всего, ничто остальное мне не важно, только Ты омой и очисть меня. Ритуальное очищение раньше совершалось и через внешнее омовение тела, и через жертвоприношение в храме за содеянный грех.

Ступени покаяния: вопль покаянный, видение своего греха, постижение бездны греховной, желание никогда не забывать своего греха. Если покаяние было лишь внешним, тяжкие грехи, совершенные в течение жизни, забываются, но настоящее покаяние предполагает, что я никогда не забуду того, что сотворил. Падение — такое состояние, из которого, раз пав, человек может больше не выйти. Если Господь возводит Своей всемогущей десницей грешника из бездны падения, то благодарное сердце, любящее Бога, ведающее Его спасительную силу, всегда готово помнить, как бы иметь перед глазами то, что Он явил по Своему милосердию перед кающимся грешником. Все это отражено в псалме — Грех мой предо мною есть выну.

И постижение лукавства: иной грешит неосознанно, а бывает, человек знает, и идет, и творит беззаконие, и прикрывает его, под разными предлогами оправдывая себя.

Кающийся царь и пророк Давид как бы десницей своей берет нас и возводит — своим примером. Если мы чувствуем тяжесть греха, грех камнем, тяжким бременем лежит на душе, то, читая этот псалом, вникая в него, мы ощущаем силу его священных слов. Пророческой покаянной молитвой любая душа окрыляется и воздвигается от отчаяния, от погибели, от состояния безблагодатного нечувствия, которое всегда бывает следствием тяжелых грехопадений. Эти слова пробуждают в нас сокровенные силы души, зовут к дерзновению: Окропиши мя иссопом, и очищуся, омывши мя, и паче снега убелюся — Ты дашь мне чистоту, которую дает только Твоя благодать, очищающая паче снега.

Сердце чисто созижди во мне, Боже, и дух прав обнови во утробе моей. Не отвержи мене от лица Твоего. Отвержение болью поражает наше сердце; вот между людьми возникло высокое чувство дружбы, любви — и вдруг один отвергает другого — как же это болезненно… Само слово «отвержение» показывает, что речь идет не о внешних, а об очень близких, глубоких отношениях: раньше было единство, а теперь один другого как бы от себя отрывает. Отвергнуть — значит вырвать из сердца, из души, потому что и дружба, и любовь — это есть тайна вхождения друг в друга. И если человек любит Бога, то душа его соединяется с Богом, как об этом Господь говорит: через Причастие вы будете во Мне, и Я — в вас (см. Ин. 15:4). Как сказано в молитвах ко Причащению, Причастие имеет такое свойство, что человек, приобщаясь с искренним сердцем и любовью, входит в Христа и Христос входит в него: через Его Тело мы соединяемся со Христом.

Люди соединены с Богом священным союзом. Завет — священный союз, который Бог провозгласил и открывал человеческому роду через пророков, а потом Сам открыл Новый Завет.

Пророки, апостолы, люди праведной жизни знали, что такое быть в благодатном единении с Творцом, когда душа познала Бога, полюбила Его. Но в то же время Господь дает нам свободу. Даже в самом глубоком единении с Ним человек все-таки остается ограниченным и несовершенным, ему очень легко преступить тончайшую грань святого, высокого, самого благородного отношения к Богу; мы можем не сознавать этого, но ткань дружбы, любви может разорваться. В «Добротолюбии» у многих святых отцов читаем: страшно отпасть от того, что Бог по любви дает человеку. Тому, кто искренне верит, подвизается, стремится к Богу, благодать дает это, но у человека остается его свобода, и на этом пути он может забыться — как и произошло с пророком Давидом. На мгновение он был ослеплен и разорвал священный союз, оскорбил своего Творца и Создателя, Который его так возвысил, так возвеличил.

Не отвержи — крик души, чем глубже отношения, тем они больнее рвутся. Внешне я могу повернуться и отойти; в душе закипело какое-то чувство, потом прошло время, я с ним справился и к этому человеку отношения не изменил. Но отвержение от лица Божия означает, что ты лишаешься всего: достоинства, славы, чести. Самое страшное отвержение — когда от человека отнимается Дух Божий, Дух Святой.

От лица Твоего. Священное Писание стоит на страже учения о том, что Бог личен, Он не мистический абсолют — всемогущий, всеобъемлющий, безликая духовная сила, как в восточных религиях. Бог личен, и Его лицо всегда обращено к Своему творению. Когда Священное Писание хочет сказать, что Бог гневается на кого-то, отнимает Свою любовь и благоволение, говорится: «Он отвращает лице Свое». Мы можем Бога познать и испытывать к Нему чувство любви только как к Личности. Закрыть лицо или отвратить его — значит забыть, изгладить из памяти, из своего расположения. Пророк знал, что лик Божий отражает полноту добра и вызывает у человека особое чувство, божественное переживание. Потому и мы, молясь, обращаемся к ликам святых икон. Они, хотя и не будучи первообразами, возносят нас, дают возможность обращаться к личному Богу, к лицам Святой Троицы — Творцу, Сыну Божию, Духу Святому.

Духа Твоего Святаго не отыми от мене. Самое страшное, когда утеряно свойство духовного существа, эта потеря невосполнима. Человек духовно пал, его мысли, душа погружены во тьму, и он не только страдает, а даже лишается человеческого облика. Когда Дух Божий отходит, человек может прекратить свое существование как личность, может быть совершенно изменен в своей основности, в своем чине, достоинстве. Если это был праведник и от него отнят Дух Божий, он становится самым последним грешником. Потому что Сам Господь говорит в Евангелии: Когда нечистый дух выйдет из человека, то ходит по безводным местам, ища покоя, и, не находя, говорит: возвращусь в дом мой, откуда вышел; и, придя, находит его выметенным и убранным; тогда идет и берет с собою семь других духов, злейших себя, и, войдя, живут там, — и бывает для человека того последнее хуже первого (Лк. 11:24–26). Это сказано Господом о тех людях, которые, обратившись к Богу, оставили свои пороки, поверили, благодать их очистила, Дух Божий украсил, как храм, а потом они забыли все это, стали жить нерадиво, вменять ни во что дары Духа Божия, и Он оставил их. В убранном, очищенном доме поселились злые духи, и душа грешника стала еще хуже, чем до обращения к Богу. Но мы знаем, что Бог бесконечно любит и дает Духа Своего не мерою, а той мерою благодати Своей, какой Он любит человека. Святые, стяжавшие Духа Святаго, знают, какая бывает радость души, если она имеет общение с Богом в Духе Святом. Это и есть тот залог Царствия Божия, тот рай, который Господь принес Самим Собой в наш мир. Как Спаситель сказал, что Царствие Божие не пища и питие, но праведность и мир и радость во Святом Духе (Рим. 14:17). Это состояние, когда человек живет совершенно другой пищей, божественной, общением с Духом Божиим. Многие святые описывали скорбь и плач души, которая была лишена за свое нерадение Духа Божия, например, преподобный Ефрем Сирин прекрасно изобразил осквернившуюся душу, от которой удалился Дух, всю жизнь потом искавшую Бога и умолявшую, чтобы Дух Божий снова украсил ее. Преподобные отцы говорили, что самое тяжелое для подвижника — это лишиться Духа Святаго, нет ничего страшнее, потому что великая достигнутая ими высота неизреченно возносит и освящает человеческую душу — и вдруг быть извержену из рая в ад… Святые говорили: Бог легко умоляем, Бог милосерд, и Он дает человеку дары Духа Святаго, но удержать их труднее всего, тут нужен подвиг, радение, внимательность, самоотвержение.

И вот какая еще сторона открывается нам в покаянной молитве Давида: смотрите, если он просит не отнимать Духа Святаго — значит, не был от него как от пророка до конца отнят дар Божией благодати, хотя он и прогневал Господа, и тяжко согрешил. Это падение было не таким, от которого нельзя было восстать, — об этом говорят и многие толковники, опираясь на последующие стихи этого псалма, в которых Давид произносит пророческие видения. Покаяние — это есть духоводительство, благодать Божия, которая возводит человека от пагубы греховной. Кто стал на путь покаяния, уже и водим бывает Духом Божиим, и Дух не отступает, если сам он не пренебрежет даром покаяния. Здесь надо чутко и каким-то особым чувством видеть, что Бог, «не хотяй смерти грешника», не отнимает Духа Своего, но ждет до последнего, когда человек будет способен обратиться к покаянию, и возводит, снова дает ему возможность становления и исправления. Есть такое указание, что Дух Божий непрестанно желает человеку спастись, и молится, и вопиет через кого может — через близкие, родственные души, через тех, кто в Церкви поставлены молиться, через пророков, апостолов, праведных, благочестивых людей. Иногда сама душа человека начинает молиться за другого, не зная, почему ей это так приятно, так радостно. Эту тайну открывает нам Священное Писание, где сказано, что Дух Святый вопиет в сердцах наших «Авва, Отче!» (Гал. 4:6), обращаясь к Небесному Отцу о спасении грешника.

Воздаждь ми радость спасения Твоего, и Духом Владычним утверди мя. Не просто «дай», а воздаждь — это показывает превосходную меру, какую должна была получить душа. По множеству любви, Твоего человеколюбия, сугубо дай мне познать, испытать радость Твоего спасения. Вот это тоже одна из вех на пути кающегося грешника. Все мы не без греха, все желаем, чтобы наши согрешения были изглажены и прощены Богом, и очень многие спрашивают священника: «Вот я каюсь, а как узнать, простил меня Бог или нет?» Один из признаков оставления греха — возненавидение. До тех пор, пока у тебя есть сочувствие к своему греху или беззаконию, ты еще с ним не расстался, он живет в тебе, а когда душа возненавидела какой-то грех, порок и кается в нем, Господь начинает душу избавлять, очищать, — это первая ступень покаяния. Когда же окончательно на сердце воссиявает радость свободы, чувствуешь, как будто с тебя спало тяжкое бремя. Святые отцы говорят так: грех прощен, когда на сердце воссияет радость, чувство, что душа обрела свободу.

Радость спасения: грех есть пагуба, Христос пришел, чтобы, веруя в Него, все люди спаслись, то есть получили прощение своих согрешений. Спасение состоит в том, чтобы человек победил грех, и при помощи Божией благодати это совершается, если верующий стремится к этому искренно, всей душой, всем сердцем. Это завершающий момент покаяния. Плодом такого покаяния является радость о том, что душа таинственно благодатью Божией извещается, удостоверяется — ее грех прощен. Она обретает особую радость — о Боге, о том, что разверзшуюся бездну падения она прошла, преодолела благодатью Божией. Пророк просит о том, чтобы такое чувство в нем воссияло; оно дает уверенность, что грех его через покаяние прощен, и радость, утерянная через оскорбление святости Божией, станет вновь достоянием души.

Нет ничего выше спасения; оно состоит в оправдании — если человек оправдан Богом, значит, беззаконие не вменено ему, изглажено и даже не помянется на праведном Суде Божием. Это спасение — свидетельство благодати, Духа Божия, как Спаситель сказал: что вы свяжете на земле, будет связано на небе; и что разрешите на земле, то будет разрешено на небе (Мф. 18:18). Прямая взаимосвязь: человек обретает спасение здесь, значит, он обретает его в вечности, потому что здесь мы связываем себя грехами и здесь же эти узы могут быть развержены. В этом смысле Господь говорит, что бывает радость у Ангелов Божиих и об одном грешнике кающемся (Лк. 15:10): если его покаяние совершенное, он уже становится причастным спасения, обретает здесь ту же праведность, что и ангелы на небе пред лицем Господа. Спасения Твоего: спасти может только Бог. Сам Он о Себе в Евангелии сказал: если не уверуете, что это Я, то умрете во грехах ваших (Ин. 8:24). Ни пророк, никто не может избавить нас от силы греха — только Спаситель, Единородный Сын Божий, уготованный стать Агнцем прежде создания мира, Своей Кровью, Крестным подвигом даровал нам спасение. Это спасение вменяется человеку по вере, любви ко Спасителю, по его покаянию. И пророк молится: не я, усердно кающийся, решивший исправить свою жизнь и покрыть свое беззаконие добрыми делами, а только Ты можешь дать спасение.

И Духом Владычним утверди мя. При том, что благодать идет навстречу кающемуся и покрывает его, даже пророк Давид, имеющий великий опыт оправдания Господня, все равно нуждается, чтобы его дальнейшая жизнь была непоколебимой, твердо неизменной, что может дать только Господь. Поэтому он так молится, ведь сказано: духом Божиим были утверждены небеса и вся Вселенная (см. Пс. 32:6). Слово Божие дает законы, которые не меняются, как по ним действовала Вселенная, так и продолжает. Духом Владычним все зиждится, и Он так же утверждает мысль и разум человека, волю его; Тот, Кто владычествует, дает законы и непреложность всему тварному. Пророк молится, чтобы его покаяние, его восстание осталось навсегда — и только при помощи Божией он может остаться в этом чине.

Человек, пребывший в состоянии оправданности, может учить, открывать пути спасения другим. Будучи искушен через падение и восстав по благодати Божией из глубины падения, он может сказать: Научу беззаконный путем Твоим. Не от внешнего, книжного постижения я научу их, а сам пройдя путь духовного становления. Пророк Давид молится о том, чтобы, изведав пути греха, открывать людям пути праведности, спасения, милости Божией.

И нечестивый к Тебе обратятся. Давид просит, чтобы слово научения было исполнено силы — потому что обратить нечестивого от пути беззакония может только тот, кто облечен Божией силой и благодатью, кто может открывать людям самих себя. Это молитва уже не о себе, а о том, что он, будучи восстановлен в высоком звании пророка и праотца, Богоотца, стал бы для многих людей причиной их спасения.

Избави мя от кровей. Царь, военачальник, человек мужественный, большую часть жизни проведший на войне, ощущал, что повинен в пролитии человеческой крови, — хотя и крови врагов, тех, кто хотели низвергнуть его, восставали на избранника Божия, коварных людей, иноплеменников. Давид молится, чтобы Господь избавил его от этой повинности — пролития человеческой крови. Выполняет ли кто гражданский долг или священный долг воина, пролитие крови тенью ложится на сердце, потому что любой человек — образ и подобие Божие. Пророк, облагодатствованный Богом, видел, что его иерархическое положение, строй души и пророческое призвание было всему этому чуждо.

Господи, устне мои отверзегии, и уста моя возвестят хвалу Твою. Сказано: от избытка сердца глаголют уста (Мф. 12:34). Когда сердце способно обнимать собой высокие благодатные переживания, оно расцветает, благоухает этими чувствами. А когда оно неспособно к таким состояниям, это называется нечувствием. Живому сердцу свойственно всегда нечто испытывать; чувство же священное оживляет его, дает наполненность, благодатность, и пророк молится, чтобы его чувствилища были отверсты, открыты. Грех, неправые мысли накладывают на нас пелену: умом понимаю, а сердце молчит. В религиозном отношении чувство бежит впереди разума, иногда интуитивно мы познаем вещи настолько глубоко, подлинно — а ум только удивляется; потом начинает анализировать: как все произошло, откуда в сердце такое прекрасное переживание… Разум более поверхностен, он связывает логические закономерности и накладывает эти связи на весь видимый мир, а сердце и чувства — непосредственны. Посмотрел я на другого человека, обратился к храму, обратился к образу Божию — и сразу может родиться такое глубокое и подлинное чувство, что потом буду всю жизнь изумляться. И Бог иногда открывается нам в каком-то высоком переживании: открылись чувствилища, человек принял в душу высокий образ, будет нести его и благоговеть, а разум может так до конца и не понять, не осмыслить — только что это дар небесный свыше.

Молитва, служение Богу во многом зависит от того, насколько наши сердца будут открыты Ему, постижению того, что Он хочет нам открыть. Перед началом литургии, прежде чем дьякон выйдет на амвон и произнесет: «Благослови, владыко», священник молится: «Господи, устне мои отверзеши…» — вот, сейчас я буду служить, и если сердце мое будет закрыто, душа не почувствует слов, которые мне нужно не только произносить, но таинственно совершать священнодействие, если я окажусь нечувственным, то эта служба будет мне в осуждение. Слова псалма показывают, что прежде, чем начать священнодействие, нужно просить у Бога, чтобы Он открыл самое сокровенное — нашу душу, чувства, чтобы мы приступили к Богу не с окаменелым сердцем и нечувственной душой, а чтобы вновь и вновь ощущали, что совершается нечто великое и таинственное. Без этого Богу служить нельзя. Грех и беззаконие сковывают нас внутри, закрывают чувства, как пеленой, а когда происходит очищение и оправдание души, к этому нужно просить и чтобы Бог открыл те священные чувства, которыми душа живет и способна служить Богу.

Яко аще бы восхотел еси жертвы, дал бых убо: всесожжения не благоволиши. Если действительно отверзутся все основы души, богатство ее чувств, тогда невольно, органично родится в душе хвала Богу. Человек хвалит Бога устами осознанно, но когда откроются эти чувства, хвала будет сама естественно изливаться из благодарной души. И это даже передается: когда человек, у которого открыты чувства Божии, совершает в таком переживании молитву, ее подхватывают все слушающие. Хорошо молится священник — и народ чувствует, как открыто, наполненно, благодатно, свободно молится и легко дышится в храме.

Каждый стих псалма обращен к Богу как молитва, усиленное прошение, как самое сокровенное желание. Но сама молитва должна получить печать — раньше она всегда сопровождалась жертвоприношением, в Ветхом Завете считалось два священнодействия: жертвоприношение и молитвословие, молился в основном священник, а народ приносил в храм свои жертвы. Но пришло время, когда Бог через пророка стал обличать людей, что вот вы усердно приносите жертвы, а сердце ваше закрыто, запечатано, вы откупаетесь от Меня жертвами, а душу свою не меняете. Яко аще бы восхотел еси жертвы, дал бых убо: если бы нужно было сейчас подкрепить, скрепить все мои прошения жертвой, я бы не замедлил, но я пророк и причастен тому откровению, которое Ты и раньше возвещал, и мне сугубо это открыто. Я бы скрепил свои прошения жертвой, уверением, печатью — как мы говорим «аминь», «истинно так» на каждое молитвенное прошение. Пусть это будет так, неизменно, во всей цельности и полноте.

Не благоволиши: хочу сказать «аминь, Господи», но не могу поставить эту печать, потому что Ты не восхотел жертвы, Ты более ищешь свободной любви к Тебе. Спаситель сказал в Евангелии: милости хочу, а не жертвы (Мф. 9:13). Поэтому, Давид дальше говорит, пусть этой жертвой будет «дух сокрушен». Ты не сотрешь печать истинности, которая выражается не в физическом жертвоприношении, заклании, крови агнца, а в духовной жертве. Сокрушить — значит разбить вдребезги, так ударить об пол, чтоб все разлетелось: когда Бог повелевал сокрушить идолов, праведные люди разбивали их в пух и прах, как мы знаем из Священного Писания. Как же может быть Богу угодно разбитое сердце, дух сокрушен? Дух никогда не может быть разбит и уничижен, он может подвергнуться скорби, которая его переплавляет, делает совершенно иным. Сокрушение — это духовная скорбь пред Господом о содеянных грехах, об удаленности от Бога, об утере святости. Подлинное сокрушение сердечное и есть та жертва: если человек сокрушает в себе самолюбие, эгоизм, хочет эту скорлупу, заросшую, окаменелую нечувственность разбить, такую жертву он может совершить, имея живую веру в Бога, только сам. Вместо ветхозаветной жертвы пророк Давид провозглашает единственную самую ценимую Богом жертву, которая никогда не отвергается и в которой человек всегда возвышается, — Бог его никогда не уничижит.

Ублажи, Господи, благоволением Твоим Сиона, и да созиждутся стены Иерусалимский. Этот стих многие называют пророческим, предуказанием. Иерусалим, как величайшая святыня, которая была Богу приятна, воздвигнута избранными людьми, указывает на тот священный град, селение Божие, где Господь пребывает, — на душу человеческую. Когда она прогневляет Бога своими грехами и беззакониями, Бог эти стены, твердыни души, разрушает разными скорбями, но приходит время, как пророк Давид и говорит, когда благоволение Божие вновь совершается над кающимся грешником, — тогда начинают созидаться духовные стены. Почти все толковники указывают, что здесь пророческое предуказание на первое разрушение града Иерусалима, что это его стены вновь созиждутся; но после первого разорения града было и второе, уже после явления Спасителя. Этот пророческий стих читается священником в конце Херувимской песни, во время великого входа, изображающего, символизирующего шествие Господа на Голгофу, где совершается искупление человеческого рода. Этим показывается, что жертвой Христовой вновь созиждутся стены Иерусалима — таинственного города мира, Небесного града. Это таинственный образ, некоторые понимают его глубоко мистически. Этот стих приоткрывает некое таинство воссоздания, восстановления и отдельной души, и народа, и Царствия Божия, которое здесь начинается, здесь закладываются стены небесного града Иерусалима.

Тогда благоволиши жертву правды, возношение и всесожегаемая: тогда возложат на олтарь Твой тельцы. Когда будут воссозданы благодатью Божией твердыни Небесного града, когда возобновится подлинное Небесное служение, тогда жертвы правды будут вновь приноситься Богу. Возобновятся благоприятные Ему жертвы на алтаре Господнем, и порядок этого будет совершенно духовный.