16
Дорога к истинной вере

Кто не ходил по поверхности мертвого города – вряд ли знает об истинных ценностях жизни. Оружие. Чистая вода. Немного еды. Ночевка – к черту комфорт! – просто в безопасном месте. Когда утром проснешься живой, а не в желудках стаи мортов. Именно в таком порядке. По выработанному годами ранжиру. Это в убежище можно выпросить, поменяться, украсть, в конце концов, а здесь – нет.

Не у кого.

Из больницы я ушла не сразу. Мертвых бояться поздно, а живых там не осталось. Только я, не узнавшая себя в зеркале. И надежно присыпанные снегом трупы во дворе – немного придя в себя, я отнесла туда же и тело Петровича, пусть заметает.

Прах к праху, убийцу к жертвам.

Заразиться снова я не боялась – раз уж выжила, не судьба мне сейчас умирать. Больше всего было жалко не изуродованного лица, никогда не была красавицей, а волос. Вместо них лысая голова была покрыта странной чешуей, как у тех, в детстве, ящериц. Через несколько дней короста начала отваливаться кусками, кожа мучительно зудела, и я расчесывала ее до крови. Надеялась, что волосы вырастут и все будет… Ну, не хорошо, в это я не верила с детства, но хотя бы как раньше. Как привыкла.

Руки тоже облезали, своя кожа возвращалась, но медленно, пятнами, я действительно стала похожа на ящерицу.

Вода в убежище была, а вот с едой возникли большие сложности. С неделю я шарила по закуткам, собирая больше не нужные покойникам припасы – от неведомо откуда взявшихся армейских сухих пайков до сухарей и грибов. Даже чай нашла, жаль, уже заплесневелый, выкинула. Я разводила огонь и варила из всего этого нечто мерзкое на вкус. Но горячее. Ослабленному болезнью телу того и было надо. И еще – много спать.

Было три автомата и всего два десятка патронов россыпью, найденных в сейфе Нины Васильевны среди остатков лекарств. Ключ пришлось отдирать от трупа – он висел на шее и примерз к кровавому льду наглухо. Но справилась. Люди со всем справляются, пока живы, а умирать я решительно отказывалась.

Автомат Петровича был самый ухоженный, его себе и оставила. Оружие – это охота, хотя зимой с добычей хреново. Но меня останавливали слабость и понимание того, что все равно придется уходить. Передвигаться по городу без оружия зимой – слишком щедрый подарок кому-то. С зубами и когтями или в одежде и разумному – не столь уж важно.

Немного потеплело, я доела остатки припасов и решилась идти. Опознать во мне милую девочку из-под завода «РиФ» сейчас не смог бы никто, можно было смело направляться к убежищу под институтом МВД. Но после долгих размышлений над костром из догоравших шкафов я поняла: это тупик. Дальше только выход из города, Курское шоссе и сомнительные сельские перспективы. Не мое это. К тому же я осознала живость своего характера, а в случае чего спасаться потом бегством от пары сотен бывших полицейских – это лишнее.

По выученной когда-то наизусть карте мысленно проложила маршрут. Как ни крути, придется идти к Мехзаводу. Даже если я соберусь в центр или северные убежища, пройти придется мимо него. А раз мимо – то почему бы не попробовать пожить там? Карта предостерегала от похода правее, через Депутатскую и заброшенный спорткомплекс, а слева от Мехзавода и вовсе было отмечено сталкерами непонятное непроходимое пятно. Не успела в свое время расспросить – вот и гадай, что там за беда.

Пошла напрямую, через развалины пятиэтажек, которыми когда – то щедро застроили немалый микрорайон. С одной стороны, неудобно, многие разрушились со временем, поэтому приходилось обходить завалы из фрагментов стен и поглядывать вверх, чтобы в голову ничего не прилетело, а с другой… Все лучше, чем по бывшей широкой дороге мимо развалин рынка. Не любила я открытую местность. Убежать не успеешь, а прятаться негде. Здесь очень уж мешали густые заросли. Раньше бы это назвали лесом, а теперь… Дорога как дорога, обычная, городская.

Вышла вновь на улицу в незнакомом месте. По ржавым табличкам, сообщавшим, что это «улица Маршака», сориентировалась. Или опять нырнуть в проходы между домами, или попробовать сократить дорогу, идя по прямой. Вторая идея оказалась заманчивее. Миновала разрушенное здание с некогда гордой вывеской «…порткомп… Факе…» и рисунком горящей деревяшки, повернула на бульвар Пионеров. Забавно даже – столько страшилок было в больнице про эти края, а я проскочила как иголка сквозь ткань – довольно быстро и без проблем. До Мехзавода, одного из входов на территорию, рукой подать, а все патроны на месте и времени прошло не так уж и…

– Стой, пацан! Стой… Помоги.

Сглазила я себя. Хриплый, какой-то каркающий голос раздавался из окна первого этажа. Рамы все поломаны, упавшие деревья у стены и чуть ближе, подтаявший жесткий снег скрипит под ногами. Не должно здесь никого быть, не выживут. Но ведь кто-то зовет. Автомат давно в руках, при первых же звуках голоса. Так и стою, смотрю, откуда ждать неприятностей.

– Опусти ружье-то, кхх-гмм… – говорящий зашелся в кашле. Судя по голосу, баба. Даже не так – бабка. Если одна, то бояться нечего, а что-нибудь полезное узнаю.

– Где ты есть? – почти так же хрипло спросила я. Отвыкла с людьми говорить, вот и не слушается язык. Сама откашлялась, сплюнула. – Покажись!

– Не могу. Ноги не держат… – Точно, бабка. Или крепко в годах, или очень уж больная. – Мне бы водички. Здеся я, угловое окно.

Объяснять, что я не пацан, было лень и незачем. Да по мне и не понять, кто я. Через остатки грязных стекол – почему-то в одной половине рамы, во второй дыра – я разглядела прижавшееся лицо, мучнисто-белое, с расплывшимся носом картошкой и кривым ртом.

– Ты не больная там? – уточнила я. Воды подать невелика проблема, сейчас снега накидаю в посуду, растает. Пусть пьет. Но что-то меня напрягало: если она одна и неходячая, как она зиму здесь переждала? Замерзла бы на хер давным-давно.

– Да не, пацанчик! Здоровая. Ноги только…

Я достала прихваченную из больницы миску – кому она там теперь? – и сгребла в нее снег. Отстоится, попьет.

– Давай в окно подам, принимай! – Автомат мешал, и я закинула его за спину. – Руки-то держат?

– А то как же, как же! Руки-то ничего… Справлюся. Да может, зашел бы, а? У меня мясо есть. Слышь, чего? Мя-я-со! Строганинка, ну. Дом обойди, да в подъезд. Заходи.

Я с сомнением оглядела соседние окна, потом этажи выше. Нежилой дом. На хвосте ящерицы клянусь, никого здесь. Как она выжила? Но мясо – это заманчиво, конечно.

Сто лет не ела.

Миску я держала в одной руке, все-таки взявшись за автомат. На стрельбу одиночными? Пожалуй, да. Патронов на одну длинную очередь, а так – есть шансы.

Обошла дом и заглянула в первый подъезд. Вообще жилым духом не пахнет, ни мочой, ни дымом. Сырая взвесь штукатурки в воздухе и вечно мокрого из-за дырявых окон кирпича. Ощущение, что меня занесло в заброшенный бункер, где ничего хорошего ждать не приходится. Поднялась по короткой лестнице и толкнула дверь квартиры – фанерную, криво висящую на остатках петель. Замок был когда-то вынесен выстрелом – дыра в два моих кулака. Уютное местечко…

– Здеся я, здеся, пацанчик! – каркнула бабка. Я не спешила на зов, оглядывая квартиру. Ставлю автомат с патронами против дохлого морта – нежилое место. Заброшенное еще тогда, в Черный день: влажная пыль в три пальца на всем, шкафы выпотрошены, под ногами кучи одежды, вон валяются сгнившие кеды – одни подошвы остались. И воняет чем-то. Не сильно, из-за холода, но так… Заметно.

– Иду, – подала я голос, но в комнату бабки не спешила. А ей, видимо, невтерпеж было – заскрежетала, застучала по полу палка, послышались вздохи и шевеление грузного тела.

– Пить-то как охота, пацанчик… Иди уже, а я тебе – мясца. Эх… Да где ты копаешься там, скотина?

Я беззвучно поставила миску со снегом на пол, прямо в кучу ветоши, перехватила автомат второй рукой и присела, заглядывая за угол на уровне колен.

Не палка это стучала – от дверного косяка над моей головой брызнула щепа, впиваясь в спину и царапая руки. Выстрела я не слышала, просто оглохла от близкого грохота. И начала стрелять сама, не вставая, едва не опрокинутая отдачей на спину.

В одном бабка не соврала: мясо у нее было. Одна нога, с которой даже ботинок снять не удосужилась, обрезана ножом до кости, а вторая – почти целая. В штанине еще и парном первому ботинке. Хозяина ног в комнате не обнаружилось, так что про свои больные конечности ведьма приврала. Первые две пули попали ей в грудь, уронив набок, третья – в шею. Удачно это я. Жутковатого вида обрез ружья валялся рядом с бабкой – ржавый, с косо спиленными дулом и прикладом.

Страшная штука, если в упор.

– Пить, говоришь, хочется? – спросила я у шевельнувшегося тела. Бабка застонала и протянула ко мне руку – опухшую, белую как снег, с кривыми грязными ногтями. Зашлепала кривыми губами, пытаясь что-то сказать.

Тратить еще один патрон было глупо, сама сдохнет. Даже прирезать эту тварь я не собиралась. Пусть мучается.

– Гад ты… пацанчик… Хоть это… Забери. – Прошамкала бабка.

А что забери – не сказала, потому как дернулась разок и отдала душу… бесам, видимо. Придется поискать, может, и правда что-то нужное здесь запрятано.

Поиск занял не меньше часа. Разной дряни в квартире было навалом, не спорю, но ничего очень уж полезного не наблюдалось. Автомат я из рук не выпускала – как дважды два же, что бабка – только ловушка. Приманка. Есть и другие люди. Ноги эти вот – топором отрублены, а ничего похожего в квартирке нет. Так что – шустро поискать и сматываться. Пока остальные любители человечины не подтянулись.

Через час я стала обладательницей пригоршни разной золотой дряни – от выломанных прямо с зубами коронок, обручальных колец и сережек до толстенной цепочки. Посмотрела и бросила на пол: кому оно надо?

А уже потом нашла настоящий клад: за пожелтевшим, с трудом открывшимся экраном, маскировавшим низ ванны, притаились два симпатичных зеленых ящичка. Черным шрифтом через трафарет намалевано что-то не по-нашему: русские буквы я читала бегло, а тут… Одни буковки наши, а другие вообще незнакомые. Открыла длинные металлические защелки – а там гранаты. Запалы отдельно, а зеленые яйца со взрывчаткой – каждое в своем гнезде. Два ящика – сорок гранат. Не знаю, как на Мехзаводе оценят, а у себя на «РиФе» я бы мгновенно стала самой богатой невестой.

Ай да людоедка! Царский подарок, спасибо, что заманила.

Тащить с собой сами ящики я не стала. Аккуратно загрузила все в разом потяжелевший рюкзак – даже миска не влезла, подтянула лямки и свалила из нехорошей квартиры, пока никто больше не прибыл.

Пусть лучше бабку доедают.

Уже возле входа на территорию завода я заметила сталкера. Очень уж они характерно выглядят, побогаче, чем люди в убежищах: высокий рюкзак – правда, видно, что почти пустой, грабить смысла нет, – автомат покруче моего ветерана, довольно новый камуфляж, респиратор.

Идет себе сталкер, снегом хрустит.

Здоровенный, кстати, дядя, метра два роста. Шапку снял, вытер лоб, пригладил странную прическу – короткий гребень на макушке, остальное выбрито все. Напялил обратно треух и пошел куда-то по Космонавтов, обходя забор завода слева мимо троллейбусного – вон рога торчат над кабинами – депо.

Меня не заметил и не оглянулся, что и к лучшему. За хороший товар они, сталкеры, пристрелить могут, это и у нас говорили, и в больнице. А у меня – первый сорт. Не продешевить бы в убежище.

Лучше момента прийти с гранатами на продажу найти я не могла, даже если бы наводила справки заранее. Все дело в том, что Мехзавод и население его убежища – в просторечии механы – традиционно враждовали с находившимся рядом и даже соединенным с ними подземным туннелем мясокомбинатом. Населенным, соответственно, людьми со смешной кличкой «комби».

У механов был перевес в численности, у комби – в оружии. То ли удачно поживились в отделах полиции, то ли еще что – слухов ходило много, вплоть до тайной помощи военных с Базы, хотя зачем бы им.

Наступил период обострения, механы скупили оружие и патроны у сталкеров, но вот гранаты… Это была редкость. И тем удачнее я зашла именно на Мехзавод – за гранаты комби меня бы просто убили. Проверять это предположение что-то не хотелось, поэтому за содержимое всего одного ящичка я стала полноправной владелицей каморки под землей, доступа в столовую начальства и права на воду.

А, и купила себе мужа, но такие мелочи никто и считать бы не стал.

Приблудный нищий, пришедший откуда-то из северных убежищ прямиком в рабство к механам, откликался на имя Слон и достался мне почти даром. Всегда хотелось персонального раба без претензий, вот и получила. И вся работа по дому на нем, и воды принести, да и в постель пустила. Чего бы не пустить? От слона у него только размер причиндалов был, так это и хорошо.

А война между соседними убежищами тем временем назрела и перезрела. Туннель комби перекрыли железными решетками, опасаясь нападения, а наверху, в колбасном, что ли, цехе устроили настоящую крепость. Готовились вовсю. Но у них-то не было Охотницы, а у нас я была!

Глава Мехзавода – везде в убежищах почему-то старосты, а он звал себя Директор – был невысок ростом и пузат. Лицо круглое, розовое. От такого мужичка, больше похожего на комок серой плесени, не ожидаешь особых умственных достоинств, но здесь я крепко ошиблась. Через пару дней после моего появления он посадил меня в кабинете за стол, неведомым чудом притащенный с поверхности, и расспросил. И ведь ни угроз, ни каких-либо хитрых ловушек в разговоре не было, но рассказала я ему все. То есть вообще все, от плохо запомнившегося мне Черного дня до внешнего вида бабки-людоедки.

– Ты, я так думаю… – он налил по полстакана какой-то алкогольной мути – себе и мне поровну – и выложил пару вареных картофелин. – У нас ты останешься. На вид страшненькая, но это и хорошо, людей с толку сбивает. А в разных там… – он покрутил в воздухе короткими толстыми пальцами, – ситуациях не теряешься. Меня если не подведешь, жизнь твоя будет долгой и счастливой. У нас здесь – ресурсы…

Он примолк, не чокаясь опрокинул выпивку в рот и занюхал картошкой, словно не решаясь откусить. Потом все-таки съел.

– Так вот… Ты пей, не стесняйся, Даша или как тебя там. Неважно. Ресурсы у нас есть. И люди есть. Оружие уже пытаемся делать, патроны вот только… Ну да справимся. Или отнимем. – Взгляд его маленьких глазок, окруженных белесыми ресницами, был пристальный. Трезвый. – Короче, ставлю тебя в боевой отряд. Послезавтра ранним утром и начнем. Ты же гранаты не все отдала?

Я вздрогнула. Как знал, свин подземный, что не все.

– Ну…

– С собой возьми несколько штук. Ради себя, у тебя ведь других мотивов в жизни нет? Во-о-от, я людей на метр в глубину чую. Тебе же и пригодятся. Остальные я распределил. Пойдем поверху, возьмем колбасный цех в клещи. У них там пулемет, а у нас тут гранаты твои. Да к тому же сталкер один занес кое-что полезное. Справимся.

Я сидела, сдерживая легкую тошноту после выпитого, и думала только об одном – смогу я с одного удара завалить Директора или нет. Ножом, разумеется. И никак не могла решить. А он что-то вещал дальше, останавливаясь только подлить дряни в стаканы.

После такого и Слону отдашься, чего уж там…

Раннее утро послезавтра оказалось по факту глубокой ночью. Часа в три вышли четырьмя боевыми отрядами – два для захвата в клещи, один с тыла должен бить, а оставшийся – в резерве. Директор, понятное дело, был в последнем.

Заводская территория наверху была похожа на поле боя: взорванные цеха – некоторые раньше этажа в три-четыре, усыпанные горами битого кирпича проходы, непонятного назначения ржавые машины в самых неожиданных местах. Плюс темно, неслабый мороз и снежное покрывало. Того и гляди ногу сломаешь в какой-нибудь яме.

– Товарищи бойцы! – вполголоса давал накачку командир нашего отряда, седой, с армейской выправкой. Как зовут, я и запоминать не стала. Ясно же, что с оружием у нас плохо, штурмовые отряды обречены полечь почти полностью. Даже моего ума хватало это понять. – Удар должен быть внезапным. Никакого шума, пока не доберемся до окон. Наша задача – левый фланг. Подавить пулемет, захватить наше крыло здания. Все ясно? Выполняем!

Так и шли потом ночными призраками, пока не выдвинулись к цеху. Расслабленных часовых, которых комби все-таки выставили, но не обучили, сняли без шума. Не одна я с ножом в руках была хороша – выживу, надо бы поучиться кое-чему.

Начали механы с залпов неведомо откуда взятых гранатометов. Потом закидали ручными гранатами. Хорошо бой пошел, задорно. Я даже поверила в победу.

А вот дальше все было плохо.

Не знаю, какие силы остались у обеих сторон после первого же боя. Потом интересовалась у братьев, сказали, что они объединились, убежища-то. Воевать, видимо, больше некому стало. В общем, оказалось, что комби тоже не дураки, и посреди колбасного цеха стояла цистерна аммиака. Это мне тоже потом объяснили, так-то я просто потеряла сознание после взрыва. Облако ядовитого газа – уж не знаю, кто там и на что рассчитывал в мясокомбинате – накрыло и атакующих, и их самих, включая бросившихся из-под земли на помощь.

Там бы мне и остаться, но опять было не судьба. Вытащили. И вытащили вовремя, хоть и с обожженными легкими, слегка обгоревшую от близкого взрыва и контуженную упавшими кирпичами.

Когда я открыла глаза, был уже день. Тот же или следующий, а то и вовсе через неделю – не знаю. Дико больно дышать, во рту словно толченое стекло перекатывалось, а при каждом вдохе и выдохе – скрип в груди.

Хли-и-ип, чва-а-ак.

В спину будто втыкали нож и поворачивали в ране на выдохе.

– Где я есть-то? – шепотом спросила я у сидящего рядом благообразного мужика в серой накидке. Он перестал смотреть вдаль и соизволил отвлечься на меня:

– Ты в безопасности, сестра. Ведь ты же веришь в Великое Черное пламя?

– Верю… – так же шепотом ответила я. Мне было все равно. Смерть очередной раз разжевала меня и выплюнула, как горькую конфету. – Я теперь во все верю. Чтоб вы все сдохли…

И потеряла сознание.