Глава 10
Рэйра

Последняя капля прозрачной жидкости с серебристым отливом опустилась в стеклянный сосуд. Такута плотно закупорил его пробкой и поставил рядом с остальными. Он облокотился на стол и шумно выдохнул, посмотрев на стоящие в ряд бутылочки с ярлыками. В воздухе стоял сладковатый аромат, напоминающий смесь миндаля и хлеба, кажущийся одновременно чем-то знакомым и доселе неведомым. В подкопчёной перегонной колбе на столе покоилось ещё не остывшее вещество, и Такута с восхищением смотрел, как остатки пузырьков поднимаются вверх. Сосуды, стоящие рядом, были наполнены субстанцией, идеально повторяющей каждый из компонентов полученной смеси и создающей её точную копию. Всё-таки алхимик Ки’Утэ со своим зельем-хамелеоном здорово подсобил, и, если бы Такута носил шляпу, он бы обязательно её снял. Конечно же не в присутствии самого Ки’Утэ, чтобы тот не загордился. Сейчас тейна матэ даже не понимал, какие эмоции испытывает. Он только создал нечто революционное, чего наука не видела прежде, – синтезировал человеческий запах из базовых компонентов. Возможно, на эту тему стоило бы написать научную работу, но сейчас ему было не до этого. Теперь можно было наконец-то отправляться навстречу монстру.

– Так какой у нас план? – спросил Сэм, стараясь не смотреть на наставника.

Такута стоял напротив зеркала в ванной комнате с одним полотенцем, повязанным на бёдрах, и старательно сбривал все возможные волосы на теле. Зачем Сэм вообще при этом присутствовал? Он и сам не мог ответить себе на этот вопрос. Возможно, его толкало научное любопытство и профессиональный долг, побуждающие следить за всем процессом приготовлений. Возможно, он просто любил страдать. Кто вообще не любит страдать? Особенно в его-то возрасте. Со стороны, конечно, можно было бы подумать, что Сэми здесь из-за своей любви к созерцанию обнажённых мужчин, но в этот момент он, напротив, скорее сомневался в этом своём пристрастии. Это как застать своего отца в душевой – не смертельно, но и приятного мало. Хотя взгляд Сэма то и дело приковывал длинный шрам, тянущийся по телу Такуты от центра грудной клетки до нижних рёбер. Тейна матэ никогда не рассказывал о нём и, кажется, не собирался. Глупо отрицать, что Сэма иногда разбирало любопытство на эту тему, но он давно смирился, что эту тайну наставник унесёт с собой в огонь. Но если без шуток, то сейчас мужчины старались привести тело Такуты в максимально пригодное для миссии состояние. На нём не должно было быть волос, которые могли бы задержать запах мужского пота, а кожа после нанесения раствора должна была быть обработана крахмальной присыпкой во избежание излишнего потоотделения. Правда волосы с головы Такута решил не сбривать – для них он развёл особый, более клейкий раствор, чтобы они могли как можно лучше впитать запах.

– Думаю, нужно выходить поздним вечером, может, даже в районе полуночи. Если она – ночное существо, как мы и предполагали, то причиной ее агрессии вполне могло бы быть дневное вторжение, – вслух размышлял Такута, методично проводя бритвой по груди, – одежду, кожу и волосы пропитаем здесь, но нужно будет провести дополнительную обработку перед входом в пещеру. Рядом с ней есть небольшое естественное убежище из скал. Думаю, ты сможешь переждать там.

– Как долго?

– Проклятье, Сэм! Я не знаю, как долго! Может, меня быстренько сожрут, и ты наконец-то сможешь пойти домой отдыхать.

– Ну зачем вы так, – насупился Сэм, – я же пытаюсь понять, чего мне ожидать.

– Выжди три-четыре часа. Только оденься потеплее, ночи уже холодные. Если я не выйду – не подходи к пещере, вернись в лабораторию. Не вернусь утром – можешь начинать собирать мои скромные пожитки к… церемонии. Если же всё-таки выйду, то думаю, не пройду мимо тебя.

– Тейна Такута, – негромко проговорил Сэми, – вам не страшно?

Такута повернулся к нему, отняв бритву от наполовину сбритой щетины.

– А тебе было бы страшно?

– Мне и сейчас страшно, – признался парень.

– Есть такие моменты, когда лучше не думать о страхе. Просто решиться на что-то, пока ты не успел осознать происходящего.

– Я бы так не смог, – вздохнул Сэм.

– Куда ты денешься, – улыбнулся Такута, вернувшись к бритью и усмехнувшись.

Мужчины вышли из дома в одиннадцатом часу. Путь был неблизкий, но брать извозчика было слишком рискованно – об этой вылазке никто не должен был знать. Более того, им пришлось делать большой крюк, так как на главной дороге в сторону реки по-прежнему стояли дежурные гвардейцы. К половине первого Такута и Сэм наконец-то приблизились к скалистым сводам недалеко от воды. Воздух был холодным и влажным, так что кончики пальцев начинали неприятно ныть.

– Вам не холодно? – озадаченно спросил Сэм, кутаясь в тёплый плащ и шерстяной шарф.

– Охренеть как холодно, – пробормотал Такута, – но зато точно не вспотею.

– Сплошные жертвы, – тоскливо сыронизировал Сэм.

Расположившись между скалами, Сэм разложил тёплую подстилку и поставил перед собой крупную масляную лампу, излучающую тёплый свет. Такута встал рядом с ним, и парень, достав из кожаной сумки сосуд с распылителем, обрызгал наставника раствором со всех сторон. Такута поморщился от сильного запаха, ударившего в нос.

– Ну, хотя бы пахнет оно сносно. – Он тряхнул головой. – Даже привлекательно, я бы сказал.

– Женщины вообще хорошо пахнут, – улыбнулся Сэм, – было бы не очень приятно, если бы от вас за версту несло мужиками.

– Да что ты говоришь, – покосился на него Такута, – впрочем, по-моему, от нашего дома и так «несёт мужиками» на пару километров вокруг.

Мужчины в один голос расхохотались, хоть в этом смехе и были слышны нервные нотки. Наконец Такута одёрнул рубашку и разжёг второй фонарь, после чего повернулся в направлении пещеры.

– Тейна Такута, – окликнул его Сэм.

– Да?

– Вы только возвращайтесь, ладно?

– Хорошо, – Такута расплылся в искренней улыбке, – но это будет тебе как на день рождения.

Приблизившись к пещере, тейна матэ осторожно заглянул внутрь. Накануне им предусмотрительно было выпито успокоительное, но не сказать, что оно сильно помогало. Такута всеми способами пытался сконцентрироваться и унять клокочущее в груди чувство страха. Любая лишняя нотка его собственного запаха могла стоить ему жизни, поэтому он должен был быть максимально спокоен. Наконец решившись, он вошёл внутрь, передвигаясь мелкими плавными шагами, наполовину согнувшись над землёй. Вспоминая реакцию чудовища на Мо, он не раз отмечал, как оно опустилось перед ней на четвереньки, рассматривая её в упор. Конечно, в таком маленьком существе, как человек, оно вряд ли стало бы рассматривать походку или позу, но лучше было лишний раз перестраховаться и постараться максимально повторить его поведение. В пещере витал стойкий запах гнили и разложения, и Такута удивлялся стойкости своего желудка. Интересно, как монстр вообще может что-то учуять среди этого смрада? Хотя, конечно, это был глупый вопрос – Такута прекрасно понимал механизм животного обоняния и его способность различать мельчайшие детали, но в голове мгновенно возникали мысли: «А что, если я ошибся?» Но они быстро разбивались о черепную коробку, оставляя в ней лишь звенящую пустоту. Наконец Такута смог разглядеть впереди тёмный исполинский силуэт. Сердце на секунду замерло – спустя столько лет он наконец-то видит Рэйру. Существо тоже заметило его и вздрогнуло, молниеносно повернув голову в его сторону. Такута замер, стараясь унять дрожь в руках, и увидел, как оно с утробным рыком бросилось к нему. Хотя, даже учитывая его слабую способность соображать сейчас, он отметил, что передвигается оно не так стремительно, как делало это во время рейда. Рэйра не останавливалась, приближаясь к мужчине, и в голове Такуты пронеслась мысль: «Это конец», и он, задержав дыхание, зажмурился. Однако он ничего не почувствовал и, открыв глаза, увидел остановившуюся в метре от него Рэйру. Чешуйки на её теле поблёскивали в свете фонаря, из-за мощных челюстей стекала слюна, а массивные ноздри то раздувались, то сужались. Рэйра стояла прямо напротив Такуты и пыталась понять, что находится перед ней. Такута старался не дышать и восторженно смотрел перед собой. Наконец чудовище сдвинулось, но лишь для того, чтобы обойти Такуту, будто рассматривая его отсутствующими глазами. Оно передвигалось на длинных мощных ногах, слегка пригнувшись к земле, доставая до неё непропорционально длинными руками с большими чёрными когтями. Обойдя вокруг него, Рэйра поднесла морду совсем близко – так, что тейна матэ почувствовал над левым ухом её тяжёлое зловонное дыхание. Она глубоко вдохнула его запах, замерев на мгновение, а затем отошла в сторону, заняв полулежачее положение у ближайшего свода пещеры. Сердце Такуты бешено билось. Неужели она не увидела в нём врага? Неужели удалось? Он сделал боязливый шаг в её сторону, и она мгновенно подняла голову, будто внимательно наблюдая за его движениями. Такута выждал некоторое время и снова сделал шаг. Рэйра фыркнула и, казалось, немного расслабилась. Всё так же плавно Такута опустился на корточки, слегка приподняв фонарь и разглядывая монстра. Конечно, слабый свет не давал необходимой видимости, но всё же сейчас он как никогда близко мог увидеть детали на теле Рэйры. Внезапно его взгляд упал на её рёбра. С левой стороны, между широчайшей мышцей спины и подмышкой, красовалась заметная рана с торчащим из неё осколком железа. Вокруг неё собрались запёкшаяся кровь и обширное нагноение, источающее сильный сладковатый запах, ощутимый даже среди смрадного воздуха пещеры.

– А тебе не поздоровилось… – с сочувствием прошептал Такута.

Конечно, он не знал практически ничего о поведенческих особенностях монстра, но её вид сейчас не напоминал поведение здорового существа. Она мало двигалась и тяжело дышала, иногда издавая подозрительные хрипы. Такута рассматривал её, пытаясь понять, что ему делать. Рэйра всё ещё пугала его до умопомрачения одним своим видом, и он старался следить за каждым своим вздохом, чтобы вдруг не испугать или не разозлить её, но в то же время он испытывал естественное сострадание, которое испытывает человек, видя живое существо в муках. Но может ли он ей помочь? Даже при всём желании он не знал ничего ни о строении её скелета, ни о расположении внутренних органов, ни даже о кровообращении. Не сделает ли он хуже, если вмешается? И подпустит ли она его к себе?

Такута поднялся на ноги и сделал осторожный шаг назад. В последний раз окинув монстра внимательным взглядом, он медленно попятился к выходу из пещеры, стараясь не спускать с неё глаз. Когда её силуэт почти скрылся в темноте, Такута негромко проговорил:

– Я ещё вернусь, хорошо?

Он помолчал несколько секунд, хотя прекрасно понимал, что никакого ответа не последует.

Сэм устроился на земле, прижавшись спиной к холодному камню. Ночной холод окутывал его, заставляя дрожать. Парень сильнее закутался в шарф и спрятал в него промерзающие пальцы. Несмотря на это, на лбу у него выступали капельки пота. После суда Сэм ни разу не притронулся к Виджи. Не сказать, что он что-то переосмыслил и решил встать на праведный путь, просто в те дни, когда он ожидал приговора, он будто пережил маленькую смерть внутри себя. На подкорке в тот момент отпечаталась чёткая мысль, что друзей он не подставит в любом случае, но инстинкт самосохранения заставлял его маниакально искать выход из ситуации, лишь бы спасти свою жалкую жизнь. Каждый день Сэм вспоминал, как шёл от дома родителей в сторону суда под конвоем молчаливого стражника, и, несмотря на страх, ощущал какое-то мрачное смирение. И было просто замечательно, что судить его будут за простую попытку ограбления, снисходительно глядя на молодого любителя Виджи, вздыхая, что эта дрянь в очередной раз толкает слабовольных щенков на антисоциальные деяния. Но столько сил положить ради лучшего мира, защищая мятежные идеи справедливости, чтобы гнить в тюрьме за воровство? Это идеально оправдывало всё движение, скрывая истинные намерения под мантией примитивных бытовых преступлений на почве слабости и зависимости. Но несмотря на отсутствие какого-либо стремления к славе и признанию, в тот момент Сэм почувствовал себя лишь серой шестерёнкой, может, и нарушившей отлаженный механизм системы, но никем не замеченной.

Вспоминая это, он каждый раз отдёргивал руку от ящика стола, усаживаясь на край кровати и роняя лицо в ладони. С каждым днём его всё сильнее накрывало мучительное чувство ломки: конечности дрожали, тело ломило от постоянной ноющей боли, при каждом подъёме в глазах на несколько мгновений темнело, а в голову будто бы ударяла молния. Еда потеряла всю свою привлекательность, вызывая приступы тошноты одним своим запахом. И иногда, свернувшись клубком на своей постели, чувствуя, как холодный пот стекает на подушку, Сэми буквально видел словно в бредовом сне, как он поднимается на ноги, достаёт привычный коробок и идеально отточенным движением отделяет аккуратно скатанный кусочек от общей липкой массы. Но почему-то он этого не делал.

Сейчас он обнимал колени, сидя на холодной земле, и дрожал от ночного осеннего холода. И чувствовал себя он не сильно лучше обычного, но его здорово отвлекали тяжёлая, разливающаяся по телу тревога и страх больше никогда не увидеть своего наставника, который столь многому его научил. Сейчас Сэм был счастлив испытывать что-то помимо своей постоянной фоновой одержимости: беспокойство о столь важных и «правильных» вещах, волнение за труды, над которыми они работали так долго, и за того, кто ему на самом деле важен. И возможность чувствовать что-то столь болезненное, но настоящее заставляла его поверить, что в нём всё-таки есть что-то достойное, что-то человеческое. Что он – не просто разочарование для всех, кто когда-то в него поверил.

– Тейна Такута! – Сэм, словно ошпаренный, подскочил на месте и бросился в сторону приближающегося огонька фонаря, засветившегося в ночной темноте.

Такута устало улыбнулся и помахал ему рукой, спускаясь с небольшого каменного выступа. Сэм, спотыкаясь, подбежал к нему и ошарашенно посмотрел на него, словно не веря своим глазам.

– Чего уставился? – рассмеялся Такута. – Собирайся, а то совсем промёрзнем тут.

Сэм всё ещё безмолвно пялился на тейна матэ, и Такута всё ещё дрожащими от напряжения руками притянул парня к себе.

– Всё хорошо, Сэм.

Несмотря на то что ночь выдалась тяжёлой, сон всё никак не настигал Такуту. То же можно было заметить и относительно Сэма – парень сидел, крепко сжимая в руках кружку земляного чая и время от времени нервно вздрагивал. Тэми сидела напротив него за столом и, внимательно вслушиваясь в каждое слово Такуты, делала пометки в журнале и чертежах.

– Не знаю, мне кажется, зря ты переживаешь, – женщина подняла взгляд, – она всё же выглядит антропоморфно. Я тоже сомневаюсь в строении её систем, но не думаю, что ей можно сильно навредить, попытавшись помочь. Другое дело – позволит ли она тебе. Ты же знаешь, как, например, животные реагируют на лечение. Не думаю, что её реакция будет сильно отличаться.

– Знаю, – озадаченно кивнул Такута.

– Поэтому это будет очередным сумасшедшим риском с твоей стороны. Как будто в последние недели этого было недостаточно.

– Мне кажется, у него уже зависимость, – усмехнулся Сэм, – ну знаете, жизнь уже не такая интересная, если не влезаешь в неприятности.

– Кто бы говорил, Сэми. – Такута посмотрел на него с укором, отчего Сэм поджал губы, хоть и всё ещё сохранял улыбку на лице.

– Тем не менее, – прокашлялась Тэми, привлекая к себе внимание, – я понятия не имею, как ты собрался лечить гнойную рану в условиях полной антисанитарии и не имея даже нормального источника света. Не говоря уже о восстановительной терапии и наложении швов. Она же просто тебя сожрёт.

– Насчёт света я уже подумал, – Такута сделал маленький глоток чая, – думаю, я смогу пронести внутрь несколько фонарей. К тому же похоже, что огня она не боится.

– Что удивительно, – хмыкнула Тэми, – хотя, может, она не так сильно воспринимает тепло, а посмотреть на пламя у неё возможности, как мы знаем, нет.

– Масляные лампы были бы хорошим вариантом, – отметил Сэм, – долго горят и заполнять нужно нечасто.

– А вот тут уже есть загвоздка, – нахмурился Такута, – масло – слишком опасный вариант. Если что-то пойдёт не по плану, то может загореться вся пещера.

– Ну пещера-то вряд ли загорится, но в твоих словах есть смысл, – поддержала его Тэми.

– Поэтому я думаю о свечных фонарях. Конечно, не так эффективно, но зато безопасно.

– Ну допустим, свет у вас будет, но дальше-то что? – развёл руками Сэм. – Там ведь даже при извлечении осколка визг будет стоять на всю округу. Если она вам голову не откусит…

– Не знаю, – задумчиво протянул Такута, – я что-нибудь придумаю.

– «Что-нибудь придумаю», – передразнила его Тэми, – типичный Такута.

– Ну а что, только Сэму можно совершать идиотские поступки? – улыбнулся тейна матэ, на что парень недовольно фыркнул и уставился в кружку с чаем, где уже начинали отражаться первые рассветные лучи, пробивающиеся сквозь окно.

В следующие несколько дней Такута с Сэмом всерьёз взялись за приготовления. Второй раз входить в пещеру было чуть менее страшно, но всё так же волнительно, однако Рэйра снова приняла его с относительным спокойствием. Такута принёс три свечных фонаря, одним из которых освещал себе дорогу, и, выждав некоторое время, зажёг второй. Рэйра практически не отреагировала на большее количество света: лишь мощно втянула воздух расширившимися ноздрями, а затем снова заняла своё привычное положение у стены.

На следующую ночь Такуте удалось принести ещё четыре, и зажечь все разом. Чудовище всё ещё сохраняло спокойствие, и Такута сам стал чувствовать себя увереннее. В конце концов, он уже третий день вторгался в её пространство и оставлял в нём следы своего присутствия, но Рэйра по-прежнему вела себя равнодушно. Во всяком случае, относительно него. А вот рана её определённо беспокоила. Монстр часто менял положение, иногда сопровождая это хриплым рычанием, и время от времени начинал нервно бродить кругами из стороны в сторону, иногда вздрагивая. Такута испытывал давящую тревогу, глядя на неё. Сейчас существо казалось таким беззащитным… Оно испытывало боль, как и человек, но совершенно не понимало, как себе помочь. Может, это была медицинская привычка – подсознательно пытаться помочь любому страдающему существу, но Такута никогда не работал с живыми, а потому и подобных стремлений у него не должно было наблюдаться. Скорее сейчас в нём говорило восхищение возможностью созерцать что-то принципиально новое. Разум, может, и примитивный, но совершенно не похожий на человеческий, который Такута не очень-то умел понимать. Не сказать, что Рэйру он понимал лучше (да что уж там, он всё ещё мало представлял, с чем имеет дело), но ему нравилось осознавать, как сильно существа, живущие в мире, отличаются друг от друга, имея свои неповторимые особенности. И это исследовательское восхищение, и в то же время тяга понять неизведанное рождали в нём желание помочь.

Когда он зажёг последние фонари, Рэйра, к его удивлению, приблизилась к нему, будто бы пытаясь понять, что он намерен делать. Это приятно удивило Такуту. Неужели в ней просыпается любопытство и осознанность, в то время как раньше он был просто неприметным объектом в её поле зрения? Освещённый всеми фонарями в пещере, Такута снова медленно подошёл к Рэйре и пригляделся к её ранению. Сейчас, даже в неярком свете свечей, его можно было рассмотреть гораздо лучше. К сожалению, выглядело оно удручающе – заражение разрасталось, усиливая гниение, и отмирающие ткани чернели сильнее с каждым днём. Стоя совсем близко, Такута сделал ещё один неуверенный шаг вперёд, и Рэйра наклонила голову в его сторону.

– Прости, но сейчас будет больно, – прошептал тейна матэ и, осторожно прикоснувшись к осколку, потянул его на себя.

Чудовище заверещало и отскочило в сторону, а затем, выпрямившись в полный рост, занесло тяжёлую лапу над головой Такуты. Тот мгновенно подорвался с места и бросился к выходу из пещеры. Затуманенным от страха взглядом он, однако, заметил, что, несмотря на разбуженную ярость, Рэйра не стала его преследовать, лишь скрылась во тьме, сдавленно вереща.

В следующие два дня Такута никак не мог решиться на повторную вылазку. Агрессия монстра его здорово напугала, ведь одно неосторожное движение могло стоить ему жизни. Да и неизвестно было – не начала ли Рэйра воспринимать его как врага после столь болезненного покушения на её спокойствие. Более того, мысли начинали путаться, и думать о чём-то становилось всё сложнее: мужчина проводил в пещере каждую ночь, возвращаясь под утро, спал всего несколько часов и приступал к работе, которая никуда не исчезла. Но даже проводя очередное вскрытие, он постоянно уходил в размышления о том, как он может помочь страдающему существу.

– Послушайте, тейна Такута, – начал Сэм за ужином, – я тут подумал… – Такута оторвался от яичного салата и посмотрел на парня. – Вы ведь можете облегчить её мучения.

– Чего? – вытаращил глаза Такута.

– Тьма, звучало не очень! Я не то имел в виду, – Сэм замахал руками, – просто вы можете принести ей что-нибудь, что поможет. Ну… хоть немного притупит боль. Виджи, например, – парень немного замялся, произнося это слово. Ему было неловко из-за своей дурной репутации человека, болезненно зависимого от этой дряни. Да и что уж там, отрицать это было глупо. Поэтому, упоминая о Виджи, он одновременно не хотел вновь напоминать о своём постыдном пристрастии и лишний раз боялся напомнить себе о том, как сильно ему хочется хоть на секунду прикоснуться к желаемому. Тем не менее он продолжил: – Виджи было бы хорошим вариантом. Только вот пропорции раствора, наверное, придётся изменить – всё-таки доза должна быть совсем не человеческой. Но если вы придумаете, как ей его дать, то, наверное, она могла бы менее остро реагировать.

– Проклятье, – ошарашенно пробормотал Такута, – Сэм, ты гений! Если постепенно повышать дозу в организме, то, возможно, получится подойти и сильнее обезболить рану! Как я не додумался до этого!

– Ну, если бы я спал по три часа, я бы тоже, наверное, туго соображал.

– Ты ещё посомневайся в моих интеллектуальных способностях, щенок! – подколол его Такута.

– Молчу, – недовольно буркнул Сэм, вытерев рот от масла, которым был щедро сдобрен салат.

– Значит, с утра начнём! – Такута поднялся из-за стола, утомлённо пошатываясь.

– Тейна Такута, вам нужно отдохнуть, – заботливо проговорил Сэм, – я могу сам смешать. Всё равно собирался доделывать кое-какие дела ночью. Завтра прощальная церемония Матэ’Ахи у того паренька с седьмой улицы, нужно подготовить к проводам.

Такута пристально посмотрел на Сэма, сложив руки на груди.

– Сэм, ты… ты уверен?

Сэм нервно сглотнул и как можно более серьёзно посмотрел на наставника.

– Я уверен, тейна Такута. Правда. Пожалуйста, дайте мне шанс.

Взгляды мужчин встретились, и Такута, не мигая, вгляделся в глаза Сэма. Он помнил все его промахи, помнил, как тот раз за разом всё портил. Но, несмотря на десятки раз подорванное доверие, Такута почему-то был готов поверить Сэму и в одиннадцатый. В то время как другим будет достаточно одного прокола, «своим» мы всегда будем давать шанс. Такуте раньше это казалось глупым, но он вдруг понял, что уже неоднократно позволял мальчишке попробовать снова. И если бы тот для него ничего не значил, он вышвырнул бы его на улицу после первой же неудачи. Сейчас Такута прекрасно понимал, на какой рискованный шаг он идёт, отправляя Сэма работать с Виджи. С тем самым Виджи, ради которого ему однажды пришлось обрабатывать перелом без обезболивания. С тем самым Виджи, из-за которого ему пришлось вытаскивать мальчишку из тюрьмы. С тем самым Виджи, которым веяло от парня за версту, когда тот иногда возвращался домой за полночь с безумными глазами. Такута полностью осознавал, что он рискнёт всем именно в тот момент, когда он наконец-то нашёл путь, который продвинет его вперёд. Но в то же время… он ведь увидел его именно благодаря Сэму. Мальчику с ветром в голове, который в первый же день на работе умудрился уронить вскрытого покойника со стола, а теперь столь многие вещи делающему самостоятельно и весьма исправно. И придумавшему то, до чего он сам никак не мог додуматься.

– Хорошо, – тихо отрезал Такута после короткой паузы, – тогда мне нужны четыре порции к завтрашнему вечеру.

В следующую ночь Такута вновь вошёл в уже успевшую стать привычной пещеру. Рэйры нигде не было видно, и тейна матэ стал продвигаться внутрь, сжимая в руках запечатанную деревянную миску. Наконец, приблизившись к знакомому месту, окружённому фонарями, он разглядел её силуэт. Чудовище негромко зарычало, но не двинулось с места, позволив Такуте разжечь фонари. Когда он закончил, она неповоротливо поднялась и, прихрамывая, подошла к тому месту, где стояли сразу три источника света, после чего прилегла рядом с ними.

– Так ты мёрзнешь? – обеспокоенно проговорил Такута. – Неудивительно, наверное, здорово крови потеряла.

Он подошёл к ней и опустился на корточки, распечатав принесённую миску и придвинув её как можно ближе к монстру.

– Выпьешь это? – спросил он. Рэйра не отреагировала на его слова, но через минуту, когда Такута отошёл на пару метров, она осторожно потянулась к миске, вдыхая кислый запах розоватой жидкости в ней.

– Давай же, – прошептал мужчина, нервно поджав губы и не спуская глаз с монстра.

Такута испытывал постоянное беспокойство оттого, что он не имел возможности контактировать с ней. Если бы он только мог объяснить, что всего лишь хочет помочь, что скоро ей станет легче, если она сможет справиться с болью. Без возможности коммуникации же каждое действие становилось потенциально опасным. С каждым днём для Такуты всё больше открывались повадки существа, но он по-прежнему не мог знать, чего от неё можно ожидать.

И тут Рэйра вдруг протянула мощные когтистые лапы к миске, зажав её в грубых чёрных ладонях, а затем поднесла к острым челюстям, сделав глоток. Такута восторженно замер, не веря своим глазам: сейчас её жесты удивительно напоминали человеческие! Несмотря на её животное поведение, склонность к агрессии и чудовищной жестокости, несмотря на дикие повадки, она только что воспользовалась сделанным человеком сосудом, отпив из него. Рэйра снова глубоко вдохнула носом, а затем сделала ещё несколько осмотрительных глотков, отбросив почти опустевшую миску в сторону.

– Хорошая девочка, – с улыбкой выдохнул Такута. Он поднялся на ноги и снял с себя плащ, пропитанный маскировочным запахом. Расстелив его недалеко от фонарей, он оставил их гореть, после чего маленькими шажками направился к выходу. – Может, это поможет тебе согреться.

В следующие несколько дней он ежедневно повышал дозу Виджи в растворе. Также в его сумке теперь постоянно находился набор запасных свечей, чтобы своевременно заменять оплавленные огарки. Похоже, Рэйре пришлось по вкусу и его «угощение», и хотя бы слабое тепло, излучаемое фонарями. Более того, Такута успел заметить пятна крови на оставленном им плаще, что говорило о том, что монстр воспользовался им, чтобы спать или просто перевести дух.

На четвёртый день раствор Виджи имел такую концентрацию, что стал вязким, как желе, приобретя яркий розовый оттенок. Но Рэйре это только понравилось. Может, она почувствовала, что после приёма напитка боль хоть немного утихает, потому что новую порцию она схватила уже с жадностью, едва Такута успел поставить её на землю. Конечно, его посещало чувство стыда за то, что он использует столь сильное обезболивающее на неизведанном существе. Даже люди, применяющие Виджи не в качестве эйфоретика, а лишь использующие его раствор для облегчения боли, зачастую вынуждены бороться с пристрастием к нему, постепенно понижая дозу, даже после окончания болезни. Кто знал, как отреагирует Рэйра и сможет ли потом безболезненно прекратить приём? Поможет ли постепенное снижение дозы? Конечно, Такута знал о случаях, когда раненые животные и сами находят заросли травы Виджи в дикой природе, зная, что она может помочь. Но всё же настойка обладала гораздо более мощной силой в сочетании с другими примесями и катализаторами. Не такой разрушительной, как пропитанный мёдом концентрат, вечно припрятанный у Сэма в столе, но всё же.

Такута сидел на полу пещеры со скрещенными ногами, невзирая на то что холод камня проходил даже через тёплые брюки, а пол пещеры был почти сплошь устлан грязью и гниющими отходами. Сейчас он был занят тем, что внимательно наблюдал за поведением своей подопечной, выглядящей уже гораздо более спокойной, чем в предыдущие дни. Наконец, убедившись, что настойка подействовала в полной мере, заставив монстра впасть в лёгкую сонливость, Такута встал и уже более уверенным шагом направился к ней. Рэйра, к его удивлению, даже не поднялась, снова устроившись у фонарей на разложенном на полу плаще. Такута глубоко вздохнул и резким чеканным движением протянул руку к осколку, потянув его на себя, отчего тот поддался, но лишь частично показался из раны, всё ещё накрепко держась в ней. Рэйра оглушающе зарычала, молниеносно вскочив, а затем бросилась на Такуту. Только благодаря лёгкой раскоординированности её движений он успел отскочить в сторону, однако чудовище тут же развернулось и снова бросилось к нему. Правда, наносить удар оно не спешило, во всяком случае острые когти не объединялись в смертельное оружие, а скорее намеревались схватить стоявшего перед Рэйрой человека. Перед тем как тяжёлая лапа опустилась на его плечо, распоров рубаху и оставив саднящую царапину под ней, Такута успел вскрикнуть:

– Ну давай же, я должен это достать, иначе умрёшь!

Рэйра замерла, не отнимая руки от Такуты. Тейна матэ испуганно дышал, остекленевшим взглядом уставившись на монстра. Она не шевелилась, будто заметив что-то, что привлекло её внимание. Спустя примерно полминуты лапа соскользнула с его плеча, снова задев болезненную царапину, а затем Рэйра с недовольным рычанием опустилась на своё уже привычное место возле фонарей, и Такута отчётливо увидел, как она повернулась боком со снова начавшей кровоточить раной, позволяя тейна матэ внимательнее её разглядеть. Он боязливо опустился рядом и медленно потянул руку к осколку.

– Можно? – ошарашенно прошептал он, легко его коснувшись. Рэйра тихо зарычала, но не двинулась с места.

– Погоди, так будет получше, – пробормотал Такута и, достав из сумки коробочку с концентрированным порошком Виджи, присыпал рану. Соприкоснувшись с влажной разорванной кожей, порошок еле слышно зашипел, быстро впитываясь и становясь почти невидимым. Рэйра всё ещё не реагировала, будто намеренно отвернувшись от Такуты. Наконец тейна матэ крепко взялся за осколок и осторожно потянул его на себя, слегка расшатывая. Пытаясь понять, насколько глубоко он засел и в каких тканях скорее всего застрял, Такута пришёл к выводу, что его всё же можно извлечь. Единственное, что его беспокоило, – это отчётливые хрипы, которые он ещё с первого дня заприметил в звуках, издаваемых Рэйрой. Если было задето лёгкое, то извлечение осколка могло повлечь за собой непредсказуемые последствия, поэтому Такута старался прислушиваться к каждому её вдоху и максимально крепким, но не давящим захватом держаться за окровавленный металл, чтобы хотя бы примерно отследить его движение. Однако сейчас Рэйра хоть и дышала прерывисто, звук её дыхания звучал в пределах нормы, и хрипов не было слышно. Спустя несколько секунд Такута ощутил меньшее сопротивление тканей и более послушное скольжение осколка, поэтому он сделал глубокий вдох и уверенным профессиональным движением рванул его на себя, после чего тот с хлюпаньем вышел из раны, забрызгав рубаху тейна матэ тёмной кровью, перемешанной со зловонным гноем. Рейра издала скрипучий утробный стон и инстинктивно сделала рывок в сторону Такуты, однако в момент остановилась и осталась на своём месте, более не двигаясь.

– Эй, смотри, всё получилось, – нервно улыбнулся Такута, отложив осколок в сторону. После этого он достал деревянную коробку из сумки и, открыв крышку, разложил рядом с собой баночку с лиловой мазью, спиртовой и водяной раствор, пару стерильных повязок и несколько инструментов. – Правда, придётся ещё потерпеть, – обречённо вздохнул он.

Сменив пропитавшиеся кровью перчатки на пару свежих, всегда припасённых в его сумке, Такута осторожно ощупал место ранения, убедившись в том, что воспаление не распространилось дальше. Затем он бережно удалил уже совсем почерневшие отмершие ткани. По возможности очистив рану от гноя и сгустков крови, он подготовил влажную повязку, наложив её сверху и слегка прижав. Зная, что у него не будет возможности плотно зафиксировать её бинтом, он заранее подготовил моток максимально крепкой липкой ленты, которая прекрасно легла на гладкую ороговевшую кожу, не затрагивая чешуйчатые места, преимущественно располагающиеся на груди, спине, предплечьях и передней части ног.

– Ну вот и всё, – проговорил Такута, завернув грязные инструменты в плотную ткань и спрятав их обратно в сумку. Отойдя на несколько шагов, он окинул Рэйру взглядом. Она всё ещё лежала на своём месте, лишь слегка поворачиваясь на источники звуков. Такута смотрел на неё полным удивления, боли и одновременно удовлетворения взглядом. Ему не верилось, что она наконец-то позволила ему обработать рану, но это так безумно радовало его, что он даже не до конца мог это осознать. В то же время его переполняло леденящее беспокойство за то, что его действия напрямую повлияют на жизнь этого существа. Он понимал, что, оставь он всё как есть, это с огромной вероятностью погубило бы Рэйру, заставив её медленно умирать в мучениях. Но всё же это было бы естественным течением жизни, последствиями случая, пусть и отвратительно жестокого и несправедливого, но закономерно произошедшего. Теперь же Такута осознавал свою ответственность за вмешательство. Впрочем, отступать он не собирался, поэтому ему предстояло провести следующий месяц за кропотливой обработкой ранения и наблюдением состояние «пациентки».

– Ты ужасно выглядишь, – тоскливо заметила Тэми, глядя на Такуту, – даже ужаснее, чем обычно.

Она сидела на одной из подушек, разбросанных на полу в библиотеке Академии. Тэми откупорила флягу чая, стоявшего перед ней на невысоком столике, и протянула Такуте, который лежал у нее на коленях и смотрел в потолок.

– Такое вообще бывает? – устало улыбнулся он.

– Ну да. Например, у тебя на лице просто поросль западных лесов, а ещё ты похож на скелета. И странно пахнешь, – добавила она, немного помедлив.

– Я честно моюсь, и даже каждый день, – бравировал Такута, – знаешь ли, такого не бывало даже в лучшие времена.

– Ты отвратителен, – поморщилась Тэми.

– Я знаю. Просто такое чувство, что этот запах пропитал меня насквозь. Я уже даже не помню, как от меня на самом деле должно пахнуть.

– Мне больше нравилось, когда пахло как обычно, – вздохнула Тэми.

– Ох уже этот божественный мужланский аромат, да?

– Ой, не преувеличивай, – огрызнулась она, – просто ненавижу эту моду на хитро выведенные духи, которыми обливаются все, кому не лень. Мне гораздо больше нравится настоящий запах человека.

– Видимо, ты никогда не бывала в мужских раздевалках, – рассмеялся тейна матэ.

– Как-то не довелось, но всё равно не вижу ничего плохого в природных процессах организма. К тому же в крайнем случае всегда можно помыться, а все эти химозные «изысканные» ароматы потом ещё два дня стоят в носу.

– Ну да… Хотя когда я был ребёнком, у нас даже ванных не было, так что помыться было той ещё привилегией.

– Правда? Как же вы справлялись?

– Ходили в баню где-то через день.

– В общественную? – скривилась Тэми.

– Ну да…

– Какой кошмар! Я бы так не смогла!

– Да ладно тебе, – умиротворённо улыбнулся Такута, – в этом было своё очарование. С десяток сумасшедших мужиков собирается в одном помещении, и твоей главной задачей становится хорошенько помыться, не схлопотав банным веником по заднице!

– Ты всё ещё отвратителен, – рассмеялась Тэми.

– Я знаю. – Такута ехидно оскалился и отхлебнул чая из фляги, поперхнувшись и округлив глаза. – Это с чем у тебя чаёк?

– Рисовая водка, – оскалилась Тэми, – а то знаешь – все эти бесконечные нервные дни с чудовищами и студентами… Даже не знаю, что хуже.

– Ох уж этот тошнотворный запах дома, – Такута слегка зажмурился и сделал ещё один глоток.

– Скучаешь по востоку? – Тэми склонила голову набок.

– Может, немного, – пожал плечами Такута, – я любил это место, но никогда не смог бы стать там тем, кем являюсь. Да и, в конце концов, Мара – всё-таки не совсем южный город, и здесь всё ещё чувствуются наши традиции.

– Какие, например?

– Ну, скажем, водка, сносящая крышу всем не приученным к ней, – рассмеялся тейна матэ.

– Эй, ну я же серьёзно!

– Ладно-ладно, – Такута подавил смешок, – манера говорить, еда, музыка. Недавно даже слышал песню, которая мне очень нравилась в детстве.

– Это какая?

– Я не певец, – смущённо ответил Такута, – но та, что про чашу из черепа. Как там было? «Ты не был ни умён, ни добр, мой милый друг, но с благодарностью тебя я вспомню в этот час – твой череп, что забытым мог бы гнить в сырой земле, пришёлся замечательным сосудом для вина…»

– О, Двенадцать, эти сумасшедшие восточные песнопения! Неужто у вас там все такие мрачные, что только о тьме да костях поёте?

– Ну вы-то тоже их поёте, раз постоянно в трактирах звучат! И вообще, по-моему, они очень даже остроумные, хоть и мрачные. Но ты знаешь, я и сам не слишком-то позитивный. К слову, этим мне восток всегда и нравился – люди там, может, и простые, но видят по-своему тонкую философию даже в печальных и тёмных вещах.

– Как будто у нас мир недостаточно тёмный, – вздохнула Тэми.

– Он всегда был тёмным и всегда будет. Но мне ли тебе напоминать, что к свету всегда выходили те, кто прекрасно это понимал, но всё равно видел проблески даже в самой кромешной темноте?

– Не поспоришь, – тихо проговорила Тэми.

– Раз ты нашу музыку не любишь, что же тебя вдохновляет? Южные клоуны со своими «бравыми» балладами о боях и гордости?

– Ты меня недооцениваешь, – мрачно покосилась на него Тэми, – мне западная культура нравится. Будто океан тихо шумит под окном. «Я смотрю за полётом чаек над синей водой. Ведь я тоже когда-то летал?» – процитировала женщина, прикрыв глаза.

– Легко, наверное, стихи писать, когда под окном океан шумит, – задумчиво заметил Такута.

– По-моему, это уже какая-то национальная особенность. Каждый уважающий себя житель Охайи должен мечтать уехать к океану, – рассмеялась Тэми.

– Ну да. Это только мы с тобой мечтаем о зловонных пещерах, лабораториях с трупами и стенах Академии с особо «одарёнными» студентами. Да и преподавателями не менее одарёнными…

– Эй! – Тэми толкнула его в бок.

– Да ладно тебе, даже я слышал, как профессор Ма’Хитэ целый курс вывез на раскопки и только спустя полдня понял, что ошибся руинами.

– Ой, с этого даже спросить нечего, – усмехнулась Тэми, – но стоит отметить его находчивость – студенты до последнего не понимали, как он прокололся!

– Это лишь оттягивало неизбежное. – Такута в последний раз отхлебнул из фляги и передал её Тэми.

На несколько минут в библиотеке воцарилась тишина. Тэми неподвижно сидела, запустив руку в волосы Такуты и рассматривала непостижимо высокие своды потолка. Свет массивных люстр поигрывал на старых витражах окон на самом верху. Такута же прикрыл глаза, наслаждаясь тишиной, и вскоре снова услышал мягкий голос Тэми.

– Как она? Я же знаю, что ты даже сейчас о ней думаешь, – отметила женщина.

– Поправляется, – Такута улыбнулся её проницательности, – всё прошло лучше, чем я думал. Конечно, повязки не особо жалует, но хоть недолго они всё же держатся.

– Рада слышать, Такута. И рада, что всё получается. Ты был прав, когда всё это затеял. Я тебя, идиот, конечно, до сих пор ненавижу за наши с Сэмом седые волосы и десятки часов над книгами…

– Эй, вас же никто не заставлял! Ну… тебя, во всяком случае, точно.

– А меня и не надо заставлять! Я спешу на помощь во благо науки, а потом упрекаю в этом тех, кто меня об этом не просил.

– А ты хороша, – сыронизировал Такута.

– Так что ты планируешь делать дальше?

– Мне всё не даёт покоя одна вещь… Почему она всё-таки подпустила меня к ране?

– Может, привыкла?

– Нет, там было что-то другое. Когда она оставила эту царапину, – он приложил руку к плечу, всё ещё слегка ноющему на месте почти зажившего шрама, – она будто бы поняла, что я ей сказал.

– Ты же не думаешь, что она вдруг научилась различать речь?

– Нет, конечно, – нахмурился Такута, – тут что-то другое. Такое чувство, что это эмпатия другого уровня. Что-то наподобие моего случая…

– Не знаю, Такута, – вздохнула Тэми, – нам таких вещей не понять. По крайней мере сейчас.

– Да я и сам не знаю, – тоскливо ответил он, – мне ли вообще рассуждать об эмпатии…

– О да, уж точно не тебе. – Тэми посмотрела на него с шутливым укором.

– Может, стоило бы сначала исследовать свои социальные проблемы, прежде чем разбираться в чужих?

– Нет, ты в этом плане абсолютно безнадёжен.

Тэми по-доброму рассмеялась, после чего Такута поднял на неё взгляд и с улыбкой взял её за руку, уже не боясь, что перчатки его не защитят.