Лео однажды слышал высказывание: «Атака – это лучшая защита». Он не помнил, кто это сказал, но решил, что это философия смелых. Слова, с которыми можно жить. Так что его план заключался в том, чтобы стать ураганом: не давать Стуру ни передышки, ни шагу, ни секунды, чтобы подумать. Ошеломить этого ухмыляющегося ублюдка, уложить его в грязь, после чего можно будет ожидать пиров в свою честь и песен о своей воинской доблести.

Однако планы часто разваливаются на куски, когда их начинают рубить мечами, и план Лео продержался не дольше того времени, которое потребовалось Изерн-и-Фейл, чтобы провизжать:

– Деритесь!

Стур набросился на него с такой ошеломительной быстротой, что Лео был вынужден превратить свой открывающий удар в неуклюжий блок, а затем и вовсе перенести вес на заднюю ногу под зубодробительным ударом, едва не выбившим меч Барнивы из его руки.

Проблеск Стуровой ухмылки, промельк сияющей стали – и Лео отступил еще дальше назад, парируя, уворачиваясь, парируя; мгновенный скрежет и лязг их клинков почти затерялся в кровожадном реве толпы. Лео едва успел нырнуть под коварный рубящий удар, который должен был снести ему голову с плеч долой, но Стур не предоставил ему неуклюжего возвратного движения, с которым можно было бы поработать: он лишь презрительно отшагнул от попытки Лео нанести контрудар и продолжал наседать дальше.

Похоже, Стур тоже слышал эту фразу насчет атаки и защиты. Только у него это выходило лучше.

– Прикончи его! – вопил Антауп.

– Давай! – орал Юранд.

– Лео! – ревел Гловард, потрясая щитом.

Но Стур уже снова нападал: три рубящих удара, настолько стремительных, что Лео едва успел увернуться от первых двух, на чистом инстинкте. От третьего он отшатнулся, едва не выронив меч в слабой попытке сдержать противника. Стур был ураганом. Лео был листиком, который носило по всему кругу.

Ну и скорость! Он дрался тяжелым мечом, какие были в ходу на Севере – широкий клинок, мощное перекрестье, тяжелая золоченая рукоять, – но орудовал им с такой ловкостью, словно это была стирийская рапира. Минимум ненужных движений. Минимум времени на восстановление после удара. Все намерения искусно скрыты.

Не считая Бремера дан Горста, законно претендовавшего на звание величайшего фехтовальщика эпохи, Лео никогда не видел, чтобы клинком владели с таким свирепым мастерством. Он ощутил, как по позвоночнику ознобом ползет сомнение. Он привык быть укутанным в теплую пеленку самоуверенности, и сейчас, когда ее сорвали, холод оказался еще неприятнее из-за того, что был для него незнаком.

…Однако Лео слышал высказывание: «Есть много способов разбить яйцо». Он не был уверен, что до конца понял его значение, но решил, что это вполне действенная философия. Слова, с которыми можно жить. Допустим, у Стура преимущество в скорости, но у Лео преимущество в силе. Ему просто нужно дождаться, пока противник откроется, после чего прижать мерзавца к ногтю и раздавить, как орех на наковальне.

Следующая Стурова атака началась с убийственной скоростью, но Лео был наготове. Он увернулся, отбил удар и двинулся вперед вместо того, чтобы отступить, с удовлетворением заметив проблеск удивления на лице Сумрака. Он рубанул раз, рубанул другой – тяжело, вкладывая в удары свой страх и смятение, – и меч в руке Стура заколебался.

Взвизгнула сталь: Стур поймал клинок Лео своим, остановив удар в последний момент, когда лезвие уже почти коснулось острого кончика его носа. Они стояли, скалясь в лицо друг другу, борясь за преимущество в силе, скребя перекрестьями мечей, почти соприкасаясь костяшками кулаков, постоянно меняя стойку в попытке хоть на волос добиться перевеса в свою пользу, сцепившись в яростном, застывшем противоборстве на фоне бессмысленного грома толпы, в котором крики одобрения невозможно было отличить от оскорблений.

Короткая вспышка торжества быстро угасла, когда Лео мало-помалу начал чувствовать, что проигрывает состязание. Он скалил зубы, рычал, плевался, но Стур неумолимо гнул его все дальше, дальше, пока Лео в конце концов не потерял равновесие и не был вынужден сделать неловкий шаг назад. Их клинки со звоном разомкнулись. Ахнув, Лео понял, что Стуров клинок уже со свистом несется на него, отчаянно увернулся, поскользнулся, едва не упал и отшатнулся назад, на небольшое остававшееся пространство, тяжело дыша.

Толпа со стороны северян одобрительно заревела. Толпа со стороны Союза разочарованно зароптала. Большой Волк эффектно взмахнул клинком и ухмыльнулся. Было очевидно, что все присутствующие понемногу приходят к одному заключению.

Стур дрался лучше.

…Тем не менее, Лео где-то слышал высказывание: «Рано или поздно способ найдется». В тот момент оно показалось ему сомнительным, но сейчас он внезапно подумал, что эта философия дает надежду. Может быть, и с такими словами можно жить? Если ему не удается побить Большого Волка с помощью скорости или силы, значит, нужно быть более стойким. Утомить его упрямой защитой, угрюмой решимостью, ослиным терпением. Он станет деревом с могучими корнями, которое никакой ураган не сможет поколебать. Он измотает этого ублюдка!

Стур атаковал, но немного не по центру, так что Лео не составило труда уйти от удара. Он наконец ощутил брешь в защите своего противника! Но в тот самый момент, как он набросился на Стура, тот внезапно опустил плечо и выхлестнул свой меч стремительным рубящим ударом поперек линии его атаки. Лео ахнул, ощутив ветерок от клинка на своем лице. Он попытался ответить, но Большой Волк уже удалялся танцующим шагом, ухмыляясь – постоянно ухмыляясь!

Толпа взревела. На мгновение Лео решил, что это относится к нему. Затем он почувствовал, как что-то щекочет его щеку. Острие Стурова меча оцарапало ему лицо, настолько стремительно, что он почти ничего не заметил. Вот чему радовалась публика – крови! Его крови.

По мере того, как Лео отступал, царапина начала сперва жечь, потом пульсировать. Он подумал о том, насколько большой останется шрам. Может быть, это была Именная рана? Однако по мере того, как холодок сомнения всползал все выше по его горлу, до него дошло, что для этого ему необходимо выжить в поединке. Мертвые имен не получают.

Улыбка Стура стала на один зуб шире. На один зуб беспощаднее.

– Я из тебя всю кровь выпущу, малец, – проговорил он.

Клевер отдернул голову: кончик Брокова меча мелькнул мимо на отмашке, на расстоянии ладони от его носа. Стур метнулся вперед, сплошной яростный оскал – удар! еще удар! Брок ахнул, отпрыгнул назад, широким движением отбив меч Стура, так что тот выбил царапину на щите бойца, стоявшего рядом с Клевером.

Во имя мертвых, какой шум! Лязг стали, выкрики сражающихся, чудовищный вой толпы.

Во имя мертвых, какая давка! Щитоносцы напрягали силы, чтобы устоять, перемещались, скребя ободами щитов, толкались плечами; кольцо щитов изгибалось, когда сражающиеся подбирались вплотную, сапоги перемешивали грязь, бойцы отпихивали назад зрителей, лезших в круг при виде крови.

Клевер говорил себе, что ненавидит эти драки между глупцами, на которые глазеют другие глупцы. Жестокая, ненужная трата по крайней мере одной жизни, апеллировавшая ко всему, что было худшего в людях. Однако вместе с тем какая-то глубоко запрятанная часть его существа любила такие вещи, приходила в трепет при виде блеска отточенного металла и пролитой горячей крови. Маленький кусочек Йонаса Крутое Поле, застрявший в нем словно заноза, которую никак не удается вынуть.

Есть немного вещей в мире, которые способны заставить сердце биться сильнее, чем вид двоих людей, дерущихся насмерть. Разве что быть одним из них. Он ощутил виноватый прилив возбуждения, когда Стур вновь бросился вперед. Почувствовал на собственных губах радостную улыбку, когда Брок парировал удар и отступил. Без сомнений, Лео был хорошим фехтовальщиком, однако рядом со Стуром он выглядел вполне заурядно. И это чувство усиливалось с каждым мгновением. Стур орудовал своим огромным мечом с той же ловкостью, с какой хороший портной орудует иглой: сплошь изящные повороты запястья, хлесткие и непринужденно-мастерские.

Еще одна стремительная серия ударов в верхней и нижней позиции, колющих и рубящих. Брок двигался, парировал, но на последнем хлестком движении Стур все же поймал его, оставив на его левой руке порез. В толпу полетели капли крови. Более чем вероятно, что он мог бы оставить руку Брока болтаться на клочке кожи, но Стур сделался Большим Волком не потому, что упускал случай порисоваться. С широкой ухмылкой он приостановился, показывая толпе обагренное лезвие своего меча. Помимо того, что он был дьявольским фехтовальщиком, Стур был еще и дьявольским пижоном. Почему-то эти два качества встречаются вместе с угнетающей частотой.

Невзирая на залитую кровью щеку, Брок, стиснув зубы, упрямо лез вперед. Ему нельзя было отказать в храбрости, но что бы там ни говорилось в песнях, храбрость – не самое ценное качество в воине. Гораздо важнее безжалостность, необузданность и быстрота удара; именно эти качества выигрывают схватки, и именно ими Стур обладал в полной мере. Вот он снова прыгнул вперед, смеясь и описывая большие круги окровавленным мечом, и пихнул шатающегося Брока прямиком в стену воинов.

Клевер поймал Молодого Льва на свой щит, немного подался назад, словно хороший пуховый матрас, затем подпихнул его обратно, чтобы тот смог вновь найти опору. Брок нырнул под удар, отбил следующий и широким движением отвел меч Стура в сторону, скрежетнув металлом.

Едва ли, впрочем, это как-то повлияет на результат. Похоже, сегодня черный день для Союза. Черный день для Лео дан Брока и всех, кто его любит. И можно было бы подумать, будто это очень неплохо для Йонаса Клевера – в конце концов, он ведь стоит на другой стороне. А победа – это хлеб и вино для воина, не так ли?

Просто временами он жалел, что у него не хватает духу выбрать правильную сторону, даже если она проигрывает.

Кто-то принялся бить в барабан, медленно и тяжело. Рикке была готова задушить этого ублюдка.

Во имя мертвых, какое напряжение! Застоявшееся саднящее чувство в горле, сжимавшемся все больше и больше, когда она смотрела, как эти двое кружат, выжидают, кидаются в стороны, словно собаки, учуявшие след, вынюхивая возможность напасть. В пересохшем рту стоял вкус рвоты и страха, когда она слышала, как воины со щитами орут, топают ногами, ревут, выражая бойцам свою ненависть или поддержку.

Во имя мертвых, какая беспомощность! Ей хотелось завопить во все горло, ударить кого-нибудь или что-нибудь. Вырвать кольцо из своего носа. Никто, каким бы он ни был оптимистом, уже не мог сомневаться, что Лео убьют в этом кругу, и она ничего не может с этим сделать!

Большинство зрителей вело себя так, словно они пришли на праздник. Какие-то дети залезли на дерево и смотрели оттуда округлившимися глазами. Скейл, этот огромный жирный ублюдок, по недоразумению попавший в короли, сидел и смеялся, осушал кубок за кубком и снова хохотал. Вонючая гора сала!

– Как они могут смеяться? – прошептала Финри.

– Потому что это не они сегодня встречаются с Великим Уравнителем, – отозвался отец Рикке, с лицом, словно высеченным из серого камня.

Единственным, что было хуже страха в ожидании момента, когда они снова сойдутся, был ужас, когда это действительно случалось – каждый раз внезапно, словно удар молнии. Рикке вздрагивала при каждом их движении, стискивала ягодицы при каждом взблеске стали. Она цеплялась ногами за скамью, словно это было седло коня, которого она пыталась укротить; цеплялась за холодную ладонь Финри своей горячей, стискивая ее с такой силой, что болело запястье.

Рикке знала, что с одним поворотом меча может потерять свою любовь, свой дом, свое будущее. Люди – выносливые создания, они переживают голод, холод и разочарования, терпят невероятные побои и только становятся крепче. Однако они могут быть и ужасно хрупкими. Достаточно одного куска острого металла, чтобы человек превратился в грязь. Одного неудачного движения. Одного неблагоразумного совета.

Неужели это она сделала это? Неужели это все из-за нее?

Она ахнула в голос, когда северянин ринулся вперед, в одно мгновение поменяв направление атаки. Зазвенела сталь – удар, другой; Лео нанес ответный удар, но слишком медленно, Стур скользнул в сторону, и его меч вонзился Лео в ногу, заставив его зашататься.

– Нет! – По телу Финри прошла легкая дрожь, и Рикке еще крепче сжала ее руку, стараясь быть сильной за них обеих, хотя ей вполовину не хватало силы даже на себя.

Оскалив зубы, она сфокусировала взгляд на Стуровой усмешке, стараясь обратить сосущее чувство страха и вины в гнев. Стараясь извлечь из него что-то, что она могла бы использовать.

Невозможно силой раскрыть Долгий Взгляд, все равно что приказать нахлынуть приливу. Но кому будет хуже, если она попытается?

Рикке уперлась кулаками в колени и подалась всем телом вперед. Не давая себе моргать. Уставившись на траву так, словно пыталась сквозь нее увидеть исход поединка. Усилием воли направляя жар в левый глаз.

Может быть, она увидела то, что хотела видеть. Знают мертвые, за последние несколько дней такого происходило немало. Однако на какой-то кратчайший момент ей показалось, что она увидела там, на кругу, призраков. Прозрачных, мерцающих. Еле заметные намеки на фигуры Стура и Лео с их мечами, распавшиеся как паутинки на ветру, когда сквозь них прошли реальные люди.

Оскалив зубы, стиснув кулаки, сжав зубы так сильно, что, казалось, они вот-вот треснут, Рикке уставилась на круг так, как могла бы смотреть навстречу урагану.

Заставляя себя видеть.

Стур уже смеялся в голос. Хохотал так, словно каждая стычка была блестящей шуткой.

Лео не видел в происходящем ничего смешного. Он твердил себе, что он – Молодой Лев, лорд-губернатор Инглии, достойный наследник достойной воинской династии. Слава должна быть в его руках! Однако, говоря по правде, он уже почти не пытался отвечать на удары. Меч Барнивы с каждым взмахом становился все тяжелее. Лео боялся нападать, поскольку мог открыться и дать Стуру шанс нанести роковой удар. Но он боялся также и защищаться, поскольку в таком случае исход мог быть только один.

В конце концов он дошел до того, что просто боялся всего.

Стур дернулся вперед, и Лео отшатнулся. Всего лишь финт, насмешливое движение стопы, обманчивый взмах ладони – и Лео отскочил, едва не споткнувшись. Целью Стура было уже не просто победить, но сделать из этого представление. Преподать урок. Показать всему Северу, что Большой Волк – человек, которого следует бояться. Его меч змеей промелькнул мимо усталой защиты Лео. Стур мог бы насадить его на меч, как на вертел, но предпочел всего лишь кольнуть его в живот. Кольнуть – и вихрем развернуться, хохоча во все горло.

Да, он – Молодой Лев, но сейчас он истекал кровью. Кровь заливала ему лицо, кровь струилась по его ноге. Красные ручейки стекали по его правой руке, и рукоять меча Барнивы была уже скользкой от влаги. Когда он слушал рассказы про Девять Смертей, идея о том, чтобы напоить круг кровью, приводила его в восторг. Однако восторг оказывается гораздо меньше, когда кровь – твоя собственная.

Да, он – Молодой Лев, но сейчас он все больше уставал. Он пыхтел, хрипел, хватал распяленным ртом холодный воздух, но дыхания все равно не хватало. Его колени дрожали, рука потеряла четкость движений. У Лео больше не было иллюзий, что он сможет измотать Стура. Единственным шансом справиться с ним была сообразительность. Но вот проблема: как раз сообразительностью-то Лео никогда особенно не отличался. В противном случае он скорее всего вообще не принял бы вызов.

Его взгляд метнулся, обегая круг, ища каких-то подсказок.

Вот его друзья стоят, почти опустив щиты. Гловард жует губу. Йин дергает себя за бороду. Антауп выглядит совершенно раздавленным. Юранд морщится так, словно чувствует каждую рану своим телом. Лео мельком увидел лицо матери – потрясенное, бледное, с расширенными глазами. Возле нее сидел мрачный Ищейка – и Рикке, уставившаяся на круг, теребя кольцо в своем носу.

«Дерись нечестно, – наставляла она его. – Никто не помнит, как была одержана победа, помнят только, кто победил». Суровая философия. Слова, с которыми можно умереть.

Стур сделал обманное движение, и Лео снова отступил, снова споткнулся, но на этот раз упал с большей неловкостью, чем было необходимо. Словно для того, чтобы опереться, он сунул руку за спину и вырвал пучок травы. Стур снова налетел на него со своей ухмылкой, и Лео, зарычав, заставил свои ноги спружинить, вскочил и швырнул траву в лицо Стуру, одновременно целя мечом в его шею.

Даже с запорошенными глазами, отплевываясь и потеряв равновесие, Сумрак сумел парировать удар, но Лео уже снова нападал, собрав всю оставшуюся мощь. Он врезался лбом в Стурово лицо, послышался впечатляющий хруст, и Большой Волк, шатаясь, отлетел спиной на щиты своих воинов.

На мгновение его глаза помутнели, окровавленный рот широко распахнулся от неожиданности. Лео со свистом втянул в себя воздух, вознес над головой меч и со свистом обрушил его вниз – но клинок лишь рубанул по щитам, на которые Стур опирался мгновением прежде, и Лео едва удалось удержать в руке завибрировавшую рукоять.

Стур танцующим шагом отступил назад, выплевывая траву и обнажая в ухмылке красные зубы:

– О, вот это уже похоже на драку!

Он метнулся в одну сторону, моментально изменил направление и рубанул мечом с другой, стремительный как ветер и столь же неуловимый. Лео, лишившись последнего козыря, только охнул, когда лезвие Стурова меча хлестнуло его по бедру, прочертив холодную черту, которая вскоре стала обжигающе горячей. Большее, что он мог сделать – это стоять, ощущая, как кровь пропитывает его штанину.

Он больше не был львом. Он был испуганным маленьким мальчиком, который не хотел умирать.

Но было уже слишком поздно, чтобы слушаться мамочку.

Брок был сильно порезан. Красные струйки текли по его лицу от раны на щеке, штаны потемнели вокруг раны на бедре, рука была красной из-за раны на предплечье. Он поил круг своей кровью, как называют это скальды. Не особенно приятное зрелище, но ничего такого, чего Клевер бы не видел прежде. Чего бы не испытал на своей шкуре. Если тебе по душе приятные зрелища, круг – не то место, куда стоит идти.

Стур был уверен в победе: скалил зубы словно волк, вышагивал словно петух. Торчал словно член – Клевер был готов признать, что и это сравнение вполне подходит для наследника Севера. Он хохотал, широко раскинув руки, побуждая толпу к еще более громким воплям восторга и преклонения. Некоторые люди приобретают привычку к аплодисментам, словно к выпивке. Чем больше они получают, тем больше им нужно, пока наконец уже никакое количество не может их удовлетворить.

Скейл наслаждался происходящим не меньше, чем его племянник. Потрясая железной рукой в сторону круга, он ревел: «Поиграй с ним!» Один петух, восхищающийся другим. Или член – членом.

Кажется, это подстегнуло Брока к еще одному усилию: обессилевший от потери крови, он подбрел к своему противнику и сделал неловкий взмах мечом, который можно было предугадать за десять шагов. Стур с презрительным смешком отбил удар; он мог бы тут же рубануть Брока по спине, но предпочел дать ему пройти, спотыкаясь, мимо.

– Прикончи его уже, черт возьми! – рявкнул Черный Кальдер, выказывая к поведению сына не меньшее отвращение, чем его брат восторгался им.

К этому моменту Стур мог бы прикончить Брока уже раз пять, но он настолько наслаждался процессом насаживания его на крючок, что раз за разом давал ему покорячиться и слезть, чтобы получить возможность насадить его снова. Клевер считал такие действия, мягко говоря, неблагоразумными. В круге не рискуют и не предоставляют шансов, помня о том, что положено на чаши весов. Это все, что у тебя есть; больше не будет. Достаточно малейшей прихоти фортуны, чтобы ты вернулся в грязь, а фортуна – прихотливая сучка.

Никто не мог знать это лучше, чем Клевер.

Голова у Рикке кружилась, в глазах плыло, живот крутило, но она продолжала упрямо смотреть на круг. Ее левый глаз был горячим, пылал в голове как уголь. Она заставляла его раскрыться шире и все глядела, глядела.

Лео, съежившийся, неуклюжий, весь перекошенный из-за раны в боку, залитый кровью с головы до ног. Стур казался еще стремительнее, чем прежде, еще увереннее, чем прежде – напрыгивая, танцуя, только что не отпуская воздушные поцелуи в сторону публики.

Рикке видела над толпой призраки мечей и копий, флагов, развевающихся на невидимом ветру. Вчерашняя битва? Или та, что еще будет? Во имя мертвых, как же ее тошнило. Голова пульсировала от боли, холодный пот щекотал кожу под волосами, стекал по лицу, но она не осмеливалась отвести взгляд. Не осмеливалась моргнуть, чтобы не нарушить чары.

В круге тоже были призраки. Переливающиеся, передвигающиеся. Призраки Лео и Стура, их рук, ног и лиц. Призраки их мечей.

Лео вздрогнул: клинок Стура коснулся его живота. Не смертельный удар, всего лишь поцелуй. Разрез поперек, окропивший соседние щиты новой кровью. Лео пошатнулся, упал на колени, меч выскользнул из его руки в траву.

– Нет! – прошептала его мать и закрыла глаза. По ее щекам текли слезы.

Сумрак медленно повернулся, стоя посередине круга, растягивая миг победы, впитывая в себя славу. Он взглянул через плечо на Рикке – и подмигнул.

Во имя мертвых, как пылал ее глаз! Словно он мог прожечь дыру в ее голове.

Стур отвернулся от нее, поднимая руку.

Она увидела его меч.

Но увидела его Долгим Взглядом.

И на мгновение, словно вода, затапливающая поля, когда прорывает плотину, в нее хлынуло абсолютное знание об этом мече.

Рикке увидела руду, из которой было добыто его железо: как ее вырывали из холодной земли, как превращали в сталь в извергающей фонтаны огня печи, как, раскаленную добела, заливали в изложницу.

Увидела, как кузнец по имени Уотерсмит заносит молот, как его лицо освещают оранжевые искры при каждом ударе, как его дети качают мехи, как его мать по имени Дренна высасывает клубы дыма из своей трубки для чагги, поддергивая тесьму, которой она оплетает рукоять.

Увидела, как Стур получает меч в подарок на свой десятый день рождения, как Черный Кальдер кладет ладонь на плечо улыбающемуся мальчику и говорит: «На войне важна только победа. Остальное годится только на то, чтобы дуракам было о чем петь».

Увидела его в ножнах на бедре Большого Волка; увидела, как тот выхватывает его и начинает поединок, колет, рубит; увидела, как круг пересекают яркие ленты, остающиеся за ним в воздухе.

Увидела, как он летит сияющей размытой плоскостью на высоте шеи; увидела зубы Стура, оскаленные в торжествующей усмешке. Удар наотмашь, навскидку, напоказ, достаточный, чтобы снести человеку голову с плеч.

С абсолютной уверенностью она узнала, где этот меч будет находиться в любой из моментов – но не ощутила радости, как в тот день, в мокром лесу, когда узнала стрелу. Поскольку за сияющим мечом Стура в небе раскрывалась трещина, а в глубине трещины зияла черная дыра – дыра без дна, без конца и без начала, в которой таилось знание не только о мече или стреле, но обо всем на свете. Знание настолько огромное и ужасное, что малейшая его крупица могла разнести ее ум в куски.

Лео заставил себя подняться на колени, обессиленный, окровавленный, нашаривая в траве свой меч.

Рикке привстала одновременно с ним, шатаясь и скуля, хватая ртом воздух, сжимая раскалывающуюся голову. Небо разверзалось, втягивало ее в себя.

Стур улыбнулся. Начал поворот. Глаз Рикке жег глазницу, словно уголь.

Лео начал вставать на ноги, поднимая голову навстречу мерцающему призраку Стурова меча.

Рикке прихлопнула ладонями пылающее лицо и завопила на общем наречии, завизжала во всю мочь:

– Пригнись!

Трудно сказать почему, но для Лео казалось важным умереть стоя.

Тело уже почти не болело. Оно просто было онемевшим. Слабым. Ужасно тяжелым.

Ему потребовались все силы на то, чтобы подняться.

Мир вокруг колыхался, как желе: темная земля, ярко-розовое небо, переливающаяся масса раскрашенных щитов, скалящихся лиц, клубящегося дыхания.

Он почти ничего не слышал за грохотом собственного сердца, с трудом отличал гул толпы от гула своего дыхания. Вместе с мечом он ухватил с земли пучок травы. Кровавая трава. Кровавая земля.

Во рту стоял вкус металла. В битве человек понимает, кто он на самом деле. Лео заставил ноги распрямиться, встал, шатаясь, пытаясь сфокусировать взгляд.

Краем глаза он заметил, как Стур отворачивается, уловил проблеск его треклятой ухмылки. Затем, сквозь гомон толпы, до него донесся вопль:

– Пригнись!

И он нырнул вниз – или, может быть, просто упал, – почувствовав, как ветер дернул его за волосы. Последним усилием он низко рубанул своим мечом. Далеко не лучший его удар, слабый и неловкий. Рукоять скользила в ноющих пальцах.

Но иногда и плохого удара бывает достаточно.

С чавкающим звуком лезвие врубилось глубоко в бедро Сумрака.

Стур выпучил глаза, его рот распахнулся, и оттуда послышался странный, тонкий, вибрирующий вопль – больше от потрясения, чем от боли. Он сделал полшага вперед, хрипло втянул в себя воздух во внезапно наступившей тишине – и завизжал снова. На этот раз больше от боли, чем от потрясения.

Лео высвободил свой клинок, и Сумрак зашатался, брызгая кровавой слюной, отступил на здоровую ногу, высоко поднял свой меч, так что клинок кроваво заблестел в лучах заходящего солнца.

Со звучным шлепком Лео поймал кулак Стура, стиснул, шагнул вперед, рыча, потом двинул другой рукой, с хрустом впечатав рукоять меча Барнивы в лицо Сумрака. Его вопль оборвался. Голова дернулась вверх, хлынула кровь, черная на розовом закатном небе – и Лео, ухватив перекрестье Стурова меча, выдернул его из обессилевших пальцев своего врага, когда тот начал заваливаться назад.

Большой Волк тяжело рухнул на землю, раскинув руки в стороны, выдувая кровавые пузыри из разбитого носа с каждым фыркающим выдохом. Лео стоял над ним, по какому-то непонятному совпадению держа в руках оба меча. Как это получилось?

Раскрашенные щиты воинов, замыкавших круг, опустились к земле в ослабевших руках, их рты были широко распахнуты – но никто не был так потрясен случившимся, как сам Лео.

А потом гвалт толпы на его стороне начал усиливаться, становясь все громче и громче. Шок сменялся оцепенелым восторгом, оцепенелый восторг – диким торжеством:

– Лео дан Брок!

– Молодой Лев!

И самый громкий крик:

– Прикончи его!

Без сомнения, Сумрак убил бы Лео, если бы тот лежал перед ним вот так, беспомощный. Убил бы самым медленным, самым мучительным, самым постыдным способом, какой только смог бы придумать. А потом орал бы о своей победе с крыш Уфриса, и еще многие годы смеялся бы, слушая изложение этой истории в песнях скальдов.

Стур попытался вывернуться, издал пузырящийся всхлип, когда шевельнул раненой ногой, затем съежился, увидев над собой острия двух мечей, зависших рядом с его шеей. Он поглядел вверх: окоровавленные волосы налипли на лицо, глаза расширены и полны страха.

Не такой уж он непобедимый, оказывается.

Крики толпы обрели ритм и стали заклинанием:

– Убей! Убей! Убей!

Громче и громче; пар дыхания вырывался вместе со словами, поднимаясь в морозный вечерний воздух повсюду вокруг.

– Убей! Убей! Убей!

Громче и громче; к возгласам присоединился лязг оружия, удары кулаков по щитам, топот сапог, под которыми подмороженная земля сотрясалась в такт грохочущему сердцебиению Лео, отдаваясь во всем его теле от подошв до макушки.

– Убей его! – ревел Гловард поверх своего щита.

– Убей! – вопил Антауп с искаженным от ярости лицом.

– Убей мудака! – орал Белая Вода Йин.

Лео увидел свою мать: в ее глазах стояли слезы, она зажимала рот рукой. Он увидел Ищейку, приподнявшегося со своей скамьи, с неверящей улыбкой на губах. Он увидел Рикке, стоящую между ними во весь рост – лицо закрыто ладонями, один глаз сверкает между пальцев.

– Убей! Убей! Убей!

Лео набрал полные легкие холодного воздуха, занес меч Барнивы и меч Стура над лежащим противником, и рычание в его ободранной глотке превратилось в прерывистый рев, когда он всадил оба меча одним мощным ударом – прямиком в дерн по обе стороны от перекошенного лица Большого Волка.

– Стур Сумрак, – промямлил он непослушными губами. Даже говорить было сейчас непомерным усилием; каждое слово казалось огромным камнем, вкатываемым в гору. – Дарю тебе… твою жизнь.

Чувствуя, как все вокруг ходит ходуном, он упал на одно колено – посреди круга, на землю, влажную от росы, влажную от его собственной крови.

– Малость… не по себе, – выговорил он и хлопнулся на бок.

Пожалуй, лучше полежать.