Царские хлопоты, или Без проблем скучно
Мы с Михалычем стояли у ворот, запрокинув головы, а дед — и бороду и наблюдали, как сводные бригады бесов и скелетов, подымают на канатах огромную ёлку.
— Уронят, паразиты, точно уронят, — проворчал дед.
— Не уронят, — успокоил я. — Паразиты у нас сильные, откормленные. Им еще и по ведру самогона на бригаду пообещали.
— Ну, разве что самогону… Виторамус, ну что ты там резвишься? Давай ужо скорее — сейчас ёлку подымут!
— Скользко, господин Михалыч, — пропыхтел кладовщик, в очередной раз, скатываясь со склона нам под ноги. — Еще и держалка мешает…
— Машуль, — повернулся я ёжившейся от холода вампирше, — поможешь?
— Кружка сгущенки.
— Угу.
Маша скинула шубу, распахнула крылья и мгновенно вознесла Виторамуса на вершину горы, аки орлица кабанчика своим голодным птенчикам.
— Бр-р-р… — вернулась она к нам. — Там наверху ужасный ветер, Теодор. Пойду на кухню греться.
Ага. Пирожками.
— Смотри, внучек, начинают.
Я долго ломал голову как на горе укрепить такую большую ёлку, но тут вовремя попался под руку Виторамус, который, покопавшись у себя в хранилище, принёс очередной колдовской артефакт — держалку, способный удерживать что угодно и сколько угодно.
Отгородившись ладонью от падающего снега, я щурился, стараясь разглядеть происходившее наверху. Ёлка опасно раскачивалась на канатах и были мгновения, когда она вдруг сильно наклонялась в сторону, и у меня тогда ёкало в животе. И вдруг она резко дёрнулась и замерла прямая как мачта, шевеля ветками на ветру. Ага, сработало, отлично!
— Аристофан, — я обернулся к бесу, многозначительно похлопывающему кнутом по ладони, — гони мелких бесов украшать ёлку.
— Без базара, босс.
Ну, всё, тут всё под присмотром, можно идти дальше.
— Деда, пошли в библиотеку.
Библиотека располагалась вдалеке от основных коридоров и залов и практически всегда пустовала, радуясь только редким визитам Кощея, который в очередном приступе научной деятельности скакал там по многочисленным стеллажам с книгами. Заведовал библиотекой пожилой монстр, уж и не знаю какой национальности. Эдакий фиолетовый бочонок с десятком длинных щупалец, которыми ловко расставлял книги по полкам. Пяток скелетов приданных ему в помощь отлично справлялись с пылью и паутиной и последствиями нашествий Кощея.
Сейчас в библиотеке было шумно и многолюдно. В дальнем конце зал был уже перегорожен двойной стеной, в пустое пространство которой утрамбовывали соль.
— Недодумали мы немного, деда, — я взглянул на массивную дверь, — солью и её набьют, это же самому такую тяжесть не открыть.
— Всё в порядке, внучек — колдунство применили, не переживай.
— А, ладно, молодцы.
Внутри комнаты тоже кипела работа. По всему периметру уже стояли двойные стены, а над нами суетились скелеты, возводя двойной же потолок.
— Ваше Величество, — поклонился Гюнтер, выходя из занавешенной толстыми портьерами спальной.
— Проблемы?
— Никак нет, Государь. Скоро кабинет оборудую, удобств наведу и можно будет принимать жильца на постой.
— А ванная, туалет?
— Вот за той ширмочкой, Ваше Величество. Всё под контролем.
Угу, типа валите и не путайтесь под ногами.
— Когда думаете закончить?
— День, максимум — два, Государь. Я вас оповещу.
— Да уходим уже, уходим…
Похлопав одобряюще монстра, посеревшего от вторжения в святая святых такого количества народа, мы с Михалычем покинули библиотеку.
— Ну, скоро начнётся, внучек, — вздохнул он. — Вернётся Кощеюшка и давай самодурствовать, а нам отдуваться.
— Всё как всегда, деда. Отвык за четыре месяца?
— А может ну его, внучек? Пущай до весны повисит у Гороха в темнице?
— Да ну тебя, дед. Не хочу я больше царствовать. Надоело ответственность такую на себе тащить. Пошли в тронный зал.
Я спешил до возвращения Кощея всё подготовить к празднику, чтобы поставить его перед фактом. А то вернётся, закапризничает и конец моим гениальным идеям.
В тронном зале всё было уже закончено. Ёлка, не такая большая, как на горе, уже была украшена самодельными игрушками соответствующими нашим реалиям, ну, там, деревянными монстриками, бумажными скелетиками и прочей нашей братией. Конечно и шишек да зайчиков хватало. Елька со своей командой потрудились на славу. Даже большой кусок тряпки натянули с надписью "С НОВЫМ ГОДОМ!". Около стены хор репетировал "В лесу родилась ёлочка", а взмыленная Елька самозабвенно исполняла роль дирижёра-садиста, щедро раздавая подзатыльники бесам, тянувшим не ту ноту. Отлично. Теперь на кухню.
За праздничный стол я не переживал — Иван Палыч не подведёт, вот только вопрос с оливье так и оставался открытым.
— Федор Васильевич, — заулыбался шеф-повар, едва я вошёл на кухню. — Как раз вовремя. Продегустируйте-ка очередную версию вашего майонеза.
Он протянул мне небольшой сухарик, умеренно намазанный густой светлой пастой.
Хрум-с!
— А знаете, Иван Палыч, вот совсем рядом уже. На крайний случай и такое вполне сойдет.
— Нам не надо сойдет, — покачал колпаком мастер. — Нам надо идеально.
— Попробуйте желтка чуть меньше, а горчицы капельку больше, — посоветовал я.
— Вы обедали, Ваше Величество? Могу предложить, как вы тут у себя говорите — на перекусон, рябчика под сливовым соусом и немного картошки-фри.
— Ох, Иван Палыч… Балуете вы меня. Как же устоять-то? Только и вы уж присоединяйтесь ко мне, пожалуйста. А где ваш волшебный коньячок?
В Канцелярию я вернулся часа через два. Иван Палыч — великолепный собеседник, а запахи у него на кухне… А еда… Если бы не государственная служба и мой ответственный характер, я бы там и заночевал.
У нас было тихо. Дед сидел за столом и штопал Тишкины штанишки на лямках. А может и Гришкины. Сами бесенята торчали в моём кресле за очередной серией "Том и Джерри", Дизель, разумеется, крутил ручку генератора, а Маша скучала на диванчике с книжкой в одной руке и большим персиком — в другой.
— Аристофан где? — спросил я у всех сразу.
— Ёлку украшать закончили, — дед слеповато прищурился, вдевая нитку в иголку, — а теперь чуть ниже по склону рыбацкие сети натягивают, чтобы пьяные гуляки до самого низа не скатывались. А на кой он тебе?
— Да не, просто спросил. А сети это они зря. Я же говорил — пускай катятся до ворот, а там бригаду поставим, сразу в тепло затаскивать будут.
— А если по другую сторону горы свалятся? — хмыкнул Михалыч. — Если всю гору спасателями окружить, то и падать некому будет ужо.
— О, верно. Недодумал я.
— На то у тебя, внучек и помощников столько. И даже самый умный мозг над ними поставлен.
— Это ты про себя, дед?
— Глупый вопрос, внучек, — дед перекусил нить и подхватил удобнее штанишки, — знамо про себя. Али есть другой кто?
— Таких как ты — во всем мире не сыскать, — искренне заверил я.
— Оттож, внучек.
— Машуль, а ты чего не в Лукошкино? Не разругалась случаем с Кнутом Гамсуновичем?
— Не разругалась, мсье Теодор, только как мне к нему попасть? Шмат-разум вы же мне не дадите? Или дадите?
— Не дам. Максимилиана запряги и вперёд.
— Только не сейчас, мсье Теодор. У нашего жеребца брачный период начался и приближаться к нему никому не рекомендую. Я-то не боюсь, но могут слухи пойти до самого Лукошкино, а там — Кнутик. Ну, вы же понимаете.
— Понимаю. Не совсем, конечно, но раз других вариантов нет, то побудь и на рабочем месте ради разнообразия.
— Всё равно никаких дел нет, — Маша сладко потянулась, — Пойду я спать тогда раз ни дел, ни пирожков…
— Ваше Величество, — в кабинет шагнул Гюнтер, — господин Клаус Стрингтенберг, нижайше просит аудиенции.
— Кто таков? — удивился я. — Первый раз такого слышу.
— Господин Стрингтенберг, известен ранее Вашему Величеству под именем Бриф энд Транк, — пояснил дворецкий.
— Енто тот хмырь, — вспомнил дед, — который Кощеюшке из Ватикана костыль приволок, помнишь, внучек?
Ещё бы не помнить. Вельзевулу мы тогда из этого костыля славно засадили. А Транк этот всё шифруется, надо понимать. Когда Кощей мне его представил в первый раз, он еще каким-то псевдонимом прикрывался. Личность скользкая, но полезная. Вот только он с Кощеем дружбу водит, а вовсе не со мной. И чего его принесло?
— Зови этого Транка-Стрингтенберга, — кивнул я Гюнтеру.
Маша передумала спать и, заняв позицию около компьютера, звонко щелкнула когтями.
Я кивком её поблагодарил, хотя не думаю, что есть какая-то угроза, да и рыцари-зомби вон они, в коридоре дежурят.
В кабинет вкатился упитанный мужчина в стильном европейском костюме. Он самый.
— Господин Захаров, — поклонился новоиспечённый Стрингтенберг, — или правильно — господин… э-э… Кощей?
— Кощей — для официальных приёмов, — кивнул я в ответ. — Как жизнь молодая, господин Стрингтенберг?
— Вашими молитвами, — хихикнул он. — Не смею… э-э… отнимать время у вас, дорогой господин Захаров, сразу перейду к делу. Пару месяцев назад я совершенно за копейки сумел купить передвижной цирк сразу со всей труппой и реквизитом.
— Цирк? Надо же… А я думал тут только скоморохи есть.
— В просвещенной… э-э… Европе цирк — вполне распространенное развлечение, вот я и решил… э-э… господин Захаров, привнести культуру и в вашу, простите, варварскую страну.
— Ишь окультуренный какой, — фыркнул дед, — мыться бы сначала научились хотя бы раз в году в своих Европах-то.
— Здравствуйте, господин… э-э… Михалыч! Это всё частности. И сами цирковые выступления мне нужны только… э-э… для прикрытия основной операции.
— Ничего не понимаю, — развёл я руками. — Что за операция?
— Вкусные конфетки, господин Захаров, — раскатисто засмеялся Стрингтенберг. — Настолько вкусные, что попробовав один… э-э… раз, никто уже и прожить без них не сможет! Выгодное дельце, скажу я вам, готовьте мешки для денег!
— Э-э… В смысле — наркотики что ли? — поразился я. Неужели эта отрава и тут существует?
— Я этого не говорил, — запротестовал этот наркобарон, — просто особенные конфетки. А от вас, дорогой… э-э… господин Захаров, мне нужно лишь разрешение работать в ваших владениях. Разумеется, что определённый процент будет регулярно отчисляться в вашу… э-э… казну.
— Сожалею, дорогой… э-э… господин Стрингтенберг, — в его же манере ответил я, — только операции подобного масштаба, увы, не в моей компетенции. Вам придётся подождать с полгодика возвращение царя-батюшки.
— Никаких проблем, господин Захаров, сроки меня вполне устраивают. Я сейчас пришёл лишь для… э-э… предварительного соглашения.
— Договорились, а пока у меня есть к вам встречное предложение: а не дадите ли тут у нас несколько представлений вашего цирка?
— Увы, господин Захаров, в ваши жуткие морозы никакие представления невозможны.
— А если мы вам предоставим один из наших дворцовых залов?
— Боюсь, наш шапито не поместится ни в одном зале.
— Вот что, господин Стрингтенберг, погостите у нас пару дней, а мы, возможно что-нибудь и придумаем.
Когда толстяк в сопровождении Гюнтера выкатился из Канцелярии, дед скривился, приготовился сплюнуть, но вовремя одумался и проворчал:
— Не люблю я чевой-та ентого щёголя. Польза от него есть, да больно склизкий он, ненадежный.
— Не, ну наркотики, а? — я никак не мог успокоиться. — Только этой гадости на Руси и не хватало! Фиг ему, а не наркобизнес, правильно, деда?
— Верно, внучек. Мы уж по старинке, кистенем да топором себе на хлебушек заработаем, как от дедов-прадедов повелось.
— Ну, тоже не лучший вариант, — поморщился я, — но куда честнее этой отравы. А вот цирк классно бы запустить, а деда? Поставили бы шатёр на поляне перед воротами. И придворным с ребятишками радость и для казны польза не малая.
— Перемёрзнут они там внучек. Видел я енти цирки в Европах. Бабы там полуголые скачут, да и мужики в одежонке хоть и нарядной, но тонюсенькой. Да и придворных поморозим-то.
— А может, отопление можно прокинуть временно? Трубы там с горячей водой или еще как?
— Виторамуса потирань, внучек.
— О, точно! Голова ты у меня, деда!
— А то! Иди спать, внучек. Утром и сбегаешь в хранилище.
* * *
— Бабий бунт, Ваше Величество, — степенно произнёс Гюнтер, входя в Канцелярию.
— Чего?! — я чуть не подавился бужениной.
— Чавой-то они с раннего утра не поделили-то? — удивился Михалыч.
Утро было не самым ранним, часов десять уже и мой громадный бутерброд с бужениной, солёными огурчиками и очередным тестовым майонезом поглощался мной вовсе не в качестве завтрака. Дурной я, что ли такое на завтрак есть? Эдак и желудок испортить можно. Просто легкий перекус между вторым и третьим завтраком.
Разбудили-то меня совершенно беспощадно, впрочем, как обычно — в шесть утра ультразвуковым ударом визжащих косточек Дизеля по моим многострадальным барабанным перепонкам. И тут же визгу добавили бесенята, требуя включить им четвертый сезон эпического мультика "Войны клонов". Да еще и Маша, устроившись на диванчике, точила свои когти напильником да с таким скрежетом… Спас дворец от разрушения, а сотрудников от гибели злой и неминуемой — Михалыч, вовремя подсунув мне под нос две свиных отбивных с жареной картошкой. Повезло. Им, в смысле — всем этим нарушителям царского сна. В другой раз вот не поспеет дед, а он же старенький у меня, и разнесу на фиг всю Лысую гору в приступе праведного гнева! Царь я или не царь?!
Пардон, это я из-за майонеза немного в печали. Ну не получается и всё тут. Вроде бы уже всё, поймали крокодила за хвост, а всё равно что-то не так. То ли горчицы мало, то ли хвост весь в иле.
— Что там еще случилось, Гюнтер? — вздохнул я, откусывая от бутерброда с другого края.
— Побоище в тронном зале, Государь. Придворные женского полу не поделили что-то.
— И что им надобно? — с другого края бутерброд был немного вкуснее и для сравнения я опять впился в надкушенную начальную сторону.
— Я не стал туда заходить, Ваше Величество, — пожал плечами дворецкий.
Ну да, я уже оговорил — идиоты во дворце давно повывелись. В ходе эволюционного отбора.
— Ну, ни минуты покоя, — я вздохнул. — Деда, давай чайку быстренько и пойдём, посмотрим.
Большие двери тронного зала были закрыты и для надёжности подпёрты статуей Зевса, слившегося в сладострастном экстазе с грустной коровой. Толпа придворных всех мастей стояла тут же в полной тишине, старательно прислушиваясь.
— Что слышно? — подошел я поближе.
Придворные дружно поклонились и так же дружно пожали плечами.
— Ну а чего тогда стоим? Чего бездельничаем? Работу вам найти?
Через десять секунд у двери остались только мы с дедом, Гюнтер, да десяток черных рыцарей, сопровождавших меня повсюду.
— Ну, открывайте, — скомандовал я рыцарям. — Только произведение искусства потом не забудьте в галерею вернуть.
Рыцари оттащили зоофила Зевса в сторону и распахнули створки дверей.
— Да-а-а… — протянул я, заходя и оглядываясь. — Картина маслом. Еще не "Апофеоз войны", конечно, но "После побоища…" Васнецова, уж точно.
— Что енто ты там бормочешь, внучек? Заклинание какое?
— Я говорю — ни хрена себе, а, дед?
— Воистину, ни хрена, внучек. Одни бабы.
— Ну и это тоже, только я больше об эпической картине.
По всему залу в самых живописных позах валялись придворные дамы всех мастей, происхождения, окраса и социального положения. Недалеко от меня одна из массивных девочек Иван Палыча, намертво вцепилась зубами в ягодицу разнаряженной особы, которая, в свою очередь, стискивала толстыми ладонями тщедушную шейку какой-то кикиморы. С другой стороны из кучки женских тел высотой в мой рост, высовывалась сиротливая рука с длинными зелеными ногтями. Дамы валялись и в грустном одиночестве и слившись в объятиях, причем, далеко не любовных. И — тишина. Я и не знал, что у нас при дворе столько дам.
Сверху раздался шелест и к нам на кожаных крыльях, тяжело спустилась Маша с очаровательным синяком под глазом и тремя красными полосами от ногтей на щеке. И это — наша Маша?! Которая из самых глобальных битв выходила без царапинки?!
— Машуль?
— Да пошли вы, мсье Теодор… — она отвернулась и устало поплелась по коридору, покачиваясь из стороны в сторону.
— Деда?
— Да я и сам одурел, внучек… Что же енто тут произошло?
— А я вот вам сейчас всё-всё расскажу! — в центре зала несколько дам разлетелись в стороны и растрёпанная, в порванном платье Елька взвилась над ними, победно уперев кулачки в бока. — Енти дуры сцепилися тут, вот что произошло!
— Это мы и сами видим, Ель, а из-за чего?
— Так из-за тебя же, царь-батюшка! Как кинулися друг на дружку, как давай космы друг другу драть! Я одной по зубам — хрясь! Другой с ноги по уху — бамц! Третью за косу хватаю и…
— Стой-стой, Елька! Ход событий я в принципе себе представляю, но хотелось бы понять причину конфликта.
— Так я ж и говорю — из-за тебя, отец родной!
Дамы по всему залу начали приходить в себя и с ойканьем, стонами и повизгиванием, стали шатаясь подыматься, держась друг за дружку.
— Да я-то тут при чем?! Елька, нормально объясни, из-за чего конфликт произошёл?
— Так ты же, батюшка, давеча приказал мне конкурс на лучшую Снегурочку провести! Я и провела… Так что никакой моей вины в ентом нетути!
Дамы, немного придя в себя, сбивались в группки и шушукались, поглядывая на меня.
В зале понемногу нарастал шум. Знаете, как летом гроза находит, а гром где-то издалека ворчит, бурчит себе что-то под нос, как Аристофан после пьянки, а потом гул чуть громче, и ещё… и ка-а-ак…
— Тикаем, внучек, — вдруг дёрнул меня за рукав Михалыч.
— А?
— Бежим, Федька! — дед схватил меня за руку и потащил по коридору, а вслед за нами уже неслась неуправляемая толпа милых дам, отпихивая друг дружку и успевая заехать соседке по спринту в ухо.
Рыцари-зомби были снесены в одно мгновение, Гюнтер взлетел на любимую корову Зевса, крепко уцепившись за рога, а мы с дедом неслись по коридору и я очень жалел о съеденном бутерброде и в тысячный раз дал себе зарок завязывать с мучным и жирным и в стотысячный раз пообещал самому себе с завтрашнего утра начать пробежки вокруг Лысой горы.
— Шма-а-а-ат, — хрипел дед на ходу.
— А-а-а! — согласился я, жадно глотая воздух.
— Шмат-ра-а-азум! — Михалыч на ходу исхитрился отвесить мне успокаивающий подзатыльник.
Я схватился за карман. Ура, тут коробочка, не потерялась!
— Шма-а-ат-ра-а-азу-у-ум, — заорал я, перепрыгивая через кучи мусора, — к Витора-а-амусу. Живо-о-о!
В Виторамуса мы врезались с разгону и втроём покатились по его кабинету.
— Мать! — сказал дед.
— Ё-о-о! — согласился я.
— Уф-ф-ф, — выдохнул кладовщик, придавленный дедом.
— Спаслись, внучек, — удивленно протянул дед. — А я уж думал всё, хана нам. — И вдруг взъярился на меня: — Вот чтобы завтра же к Варьке сватов заслал, понял ли?! Ить помру же, а с внуками так и не потетешкаюсь…
— Ой, дед…
— Ваше Величество, — пожилой бес поднялся, осматривая со всех сторон пенсне, — чем могу помочь?
— Да мы на счет отопления цирка к тебе заглянули, — нервно хихикнул я, а дед фыркнул, а потом захохотал.
Старенький он у меня, нервишки уже ни к чёрту.
* * *
Разогнала бабий бунт Аргиппина Падловна, вышедшая из бухгалтерии на шум.
Тучки золотой не было, а вот утёс из нашей главбухши получился отличный.
Когда дамы с визгом врезаясь в неё, разлетались в стороны, как кегли, Агриппина Падловна терпеливо стояла, дожидаясь девятого вала, а потом, когда дамы снова уютно разлеглись на гранитном полу, только и сказала:
— Снегурочка у нас уже есть.
Просто, спокойно, солидно. И всё, вопрос со Снегурочкой был улажен. Ну а правда, это ведь там, в мире, закостеневшем от многовековых традиций, Снегурочкой подрабатывала тщедушная внучка Деда Мороза, а в нашем прогрессивном царстве кто бы еще лучше всех справился с этой ролью, как не наша дорогая Агриппина Падловна?
И не спорил никто. Ну, нету у нас дураков давно уже, снова повторюсь.
О цельногранитной бухгалтерше нам рассказывала Елька, когда мы с Михалычем усталые доплелись до Канцелярии и рухнули на лавки у стола.
— Верка из прачечной как подлетит к тётушке, да как головой её в живот — на! А тётка — хоть бы хны, стоит себе потолок рассматривает, а девки так и сыпютси в стороны, когда в тётку врезаютси! А я такая, хватаю Таньку из лекарни, над головой размотала и тоже — на прямо в тётку Агриппину, а та даже не колыхнулась, только бровью своей начальственной повела, да мне пальчиком погрозила!
— Всё, Ель, мы поняли, спасибо.
— А потом Шуршиндра из Иван Палыча девок, ка-а-ак схватит скелета там одного, да как давай за мной гонятьси!..
— Елька! Да замолчи же ты наконец!
— Да как же молчать-то царь-батюшка?! Емоции же наружу так и рвутьси, так и рвутьси!
— Убейте её кто-нибудь…
— Молчу, батюшка. Да только…
— А-а-а!!!
— Да что же вы так орёте, мсье Теодор? — поморщилась Маша, прижимая медный пятак к фингалу. — То Кощей орал, теперь вы дурных привычек нахватались. Никакого покоя…
— Маш, а вот ты чего в Снегурочки полезла, а? Тебе-то оно зачем?
— Я как все хочу быть, мсье Теодор. Что я — хуже других?
— Ты, Машуль, у нас лучше других. Но если хочешь как все — иди, вон, расчищай место от снега под цирк. Как раз твои оппонентки из несостоявшихся Снегурочек на улице пашут в качестве наказания.
— Фи на вас, Теодор, — Маша гордо поднялась и ушла в свою комнату.
— Царь-батюшка, — запрыгала на месте Елька, — я тоже побегу тогда! У меня там и хор вместо ля си бемоль тянет, и на подарки надо конфеты в фантики накрутить и…
— Стой-стой. Молодец. А потянешь еще одно задание, Ель? Надо с цирком помочь. Ну, проследить, чтобы всё нормально было, Виторамусу с его колдовскими штучками подсобить.
— Да не вопрос, батюшка! — чуть не до потолка взвилась кикимора. — Ты только свистни, отец родной! Только пальчиком своим белым на проблему укажи! Только устами своими сахарными… Ой!
Дед просто взял Ельку, развернул и отвесил хорошего такого пенделя по направлению на выход.
— От, егоза, — с восхищением покачал он головой. — Кого хош до сердечного инфаркту доведет.
