Сказ о том, как царь Фёдор шамахана женил
Мы с Михалычем сидели у Вари в горнице и сыто отдувались.
Тётка Пелагея на радостях от встречи с дедом расстаралась на славу.
Разделив по-братски печеного с яблоками гуся, заев его нежнейшей ветчиной с жареной картошкой, выхлебав по миске наваристых щей, мы с дедом лениво ковырялись в яичнице с салом, но всё же с интересом поглядывали на вносимые девками миски с варениками.
Идиллия. Но вы же помните про идиллии, да?
В горницу забежала очередная девка и что-то горячо зашептала Варе на ушко.
— Что?! — поднялась моя любимая и, уперев руки в бока, повернулась ко мне. — Это что это за девка черная аки сатана ко мне на двор пожаловала, да тебя, бесстыдника требует, а, Федька?!
— Тамарка, — синхронно вздохнули мы с дедом.
— Варюш, это по работе чес-слово, — поспешил успокоить девушку я. — Сотрудница наша, ничего такого даже не думай. Зови её сюда, вместе и послушаем, что там случилось.
Мы, честно говоря, не особо следили за процессом выбора невест Горохом, однако, после внедрения в ряды конкурсанток племянницы нашей главбухши, нам вынужденно пришлось быть в курсе происходящего. Из основных событий там пока был бардак и постоянная грызня девиц друг с другом, со слугами, боярами. В общем, со всеми, кроме Гороха. К нему потенциальные невесты старались подмазаться и по очереди бегали в его спаленку для демонстрации своих умений. Ну не навыки крестиком вышивать демонстрировали, конечно, как вы понимаете.
А наша Тамарка там воем выла. Из-за чужедальности родины, а особенно — из-за окраса, все эти ни разу не толерантные особи просто шарахались от неё, так что, даже посплетничать чисто по-девичьи ей там было не с кем.
— Батюшка! — завыла наша претендентка на чин царицы. — Не неволь душу девичью!
— Что случилось, Тамар? Садись, рассказывай.
— Ага, щаз, — фыркнула кикимора и, рухнув на колени, стала умеренно биться о пол лбом, выпятив при этом тощую попу, кстати, не особо обременённую одеждой. — На коленях тебя молить буду, отец родной! Не губи! Что хошь для тебя сделаю, а только не неволь за Гороха иттить!
— И что это означает — "что хошь сделаю"?! — Варя потянула у нас из-под носа сковороду с еще недоеденной яичницей. — Ишь хвостом тут развилялась!
— Енто не хвост, барыня, — Тамарка удивленно ощупала пятую точку. — Енто народная одёжка из шкур леопардовых.
— Вот я сейчас кого-то сковородой и отлеопардю! Ишь развратница!
— Я?! — искренне поразилась кикимора. — Я не развратничаю. Я замуж хочу.
— Дамы, дамы! — я вскочил и попытался спасти остатки яичницы. — Варюш, скажи — пусть ей какую одежду принесут, а ты, Тамарка, садись и без этих ваших завываний объясни, что случилось.
Через пять минут все успокоились. Варя, поняв, что на меня никто не покушается, вернула сковородку, которую тут же подгрёб к себе Михалыч. Тамарке дали какой-то тулуп, усадили за стол и вручили кружку чая. Самое то с мороза, особенно если учесть, что к нам кикимора прибежала в национальном наряде. То есть полосочка леопардовой шкуры на, пардон, груди и крохотная юбочка из той же несчастной животинки снизу. И босиком. Зато с копьём в руках. Выглядела она очень эффектно, особенно на фоне упакованных с головы до пят европейских дам. Чего этому Гороху еще надо не понимаю?
— Рассказывай, — велел я Тамарке, печально проводив взглядом последний кусочек обжаренного сала от сковороды до бороды деда.
— А что рассказывать, батюшка? — пожала она плечами. — Не пойду за Гороха и всё тут.
— А чего так?
— Противный он, батюшка. Еще и борода ента его…
— Да уж, — подтвердил Михалыч, поглаживая свою растительность на подбородке, — ить борода не кажному идёт. А только солидным, ответственным мужикам.
— Понимаете, дедушка Михалыч, — закивала кикимора.
— Шовинизм какой-то, — потёр я свой гладковыбритый подбородок. — Тоже мне нашли критерий солидности.
— Ничего, Федь, — погладила меня по плечу Варя, — вот поженимся и ты себе бороду заведёшь.
— Да при чём тут борода?! Уф-ф-ф… Тамарка, а чего ты согласилась в невесты к Гороху пойти?
— Тётушка приказала, — пожала она плечами. — Я же не самоубивица ей противиться?
Тут она права. Агриппина Падловна — дама серьёзная. В гневе пришибить — как деду вареник у меня из-под носа увести.
— А теперь уже не боишься тётки?
— А таперича мне уже всё равно, батюшка. Нагляделася я на жисть-то царскую по самое не хочу. В леса уйду, в болоте жить буду, а только за Гороха не пойду.
— А он тебя уже определил в жёны что ли? — удивился дед.
— И енто тоже нет, паразит такой! А я бы и всё равно за него не пошла!
— Не пойду, не пойду… Заладила… — хмыкнул дед. — А чего же ты хочешь, красна… хм-м-м… девица?
— Замуж хочу, — опять прошептала кикимора.
— Ничего не понимаю, — развел я руками. — Дед, ну ты мне хоть пару вареников-то оставь!.. Замуж она хочет, а за Гороха не хочет…
— Дурит девка, — пояснил дед.
— Глупые вы, — Варя пересела к Тамарке и обняла её за плечи. — За любимого она замуж хочет, а не за первого встречного.
— А он в принципе есть этот любимый или пока только в теории существует?
— Есть, батюшка, — шоколадные щёки кикиморы слегка потемнели. Румянец девичий, надо понимать.
— Уже легче. Кто таков?
— Ой, стыдно-то как…
— Давай-давай, колись, что там за принц такой.
— А ты, батюшка ругаться не будешь?
— Ну, если не за меня собралась, то не буду. А если за Гюнтера, то тут же и благословлю.
— Енто слуга твой верный, воин твой славный, грозный и непобедимый… Калымдай, полковник твой отважный…
Я фыркнул, дед хихикнул, а Варя показала нам кулачок.
— Да, девка, высоко метишь, — погрозил пальцем кикиморе дед. — Ить, Калымдаюшка наш — человек… Ну, шамахан, шамахан, что ты меня вечно поправляешь, внучек? Унизить перед посторонними хочешь?.. Я говорю, девка, шамахан-то наш совсем не простой Калымдай какой-нить… Тьфу ты, запутали старика! Ну что ты ржёшь, Федька, будто Максимилиан новую книгу увидевши? Вот ничего я больше вам не скажу, так и останетесь неучами малолетними!
— Ладно, дед, не ворчи. Мысль твоя понятна. Калымдай в нашем царстве-государстве уж повыше какого-то там Гороха котируется. Да только с чего ты взяла, Тамар, что он тебя замуж взять захочет?
— А я повешусь! — категорически заявила Тамарка.
— Аргумент, — кивнул я. — Напьемся тогда с Калымдаем на поминках, пирожков наедимся, да и пойдём тоску-печаль в подвалы разгонять к стриптизёршам… Не-не, Варюш, это я для примера только сказал! Сдались они мне эти кикиморы! Ой, пардон, Тамар, я не это вовсе имел ввиду… Тьфу, ты! Ну что такое, деда?! Что мы с тобой не скажем, всё пальцем в небо попадаем!
— А потому что, мужики — все глупые, — хихикнула Варя.
— Давай, внучка, — кивнул Михалыч. — Бей, круши! Вырезай под корень всё наше племя! Да и сами корни отчекрыживай… под корень. Тьфу, ты! Бежим отседова, внучек, места тут видать заколдованные супротив мужиков! И слова сказать нормально не получаетси!
Спасла нас с дедом бутылка водки с царских заводов, выставленная перед нами хихикающей Варей.
Выпив, я обрёл наконец-то ясность мысли и связанность речи:
— Я, дед, т-т-тебе точно говорю! Женская магия она накапливается, консу… консолидируется… вот же словечко, а? А п-п-потом, ка-а-ак вдарит по нам, мужикам! Наливай! Давай, деда — за нас, вдаренных, но гордых мужиков!
— Давай, внучек… Ох, хороша, зараза!.. А пойдем, внучек на базар? Собачку купим. Будет нам дворец сторожить, на Гюнтера гавкать… Наливай, внучек… Как закончилась? Уже вторая? Щаз сделаем, только, тс-с-с… Вну-у-учка! Варварушка, организуй-ка, девонька нам еще бутылочку!
Помню, что Варя с Тамаркой всё подсовывали нам вареники и хоть не ругались, но смотрели без душевной теплоты. Потом тётка Пелагея унесла куда-то деда под мышкой. А я, ощутив внезапное понимание всего и вся, допил водку прямо из бутылки, подмигнул мирозданию и… всё. Больше ничего не помню.
* * *
Разбудил меня Дизель.
Гад! Зараза! Сволочь! Убью! Вот выздоровею и убью, честное слово. И Кощея убью, который Дизеля запрограммировал в шесть утра меня будить. И вообще — всех убью… Ой, как плохо-то мне…
В спальню вошел до неприличия бодрый Михалыч:
— Живой внучек?
— Деда… а что это вчера было? Сидели, разговаривали и вдруг — водка и понеслось… Я там ничего не натворил? А домой мы как попали? Ох…
Очень это не характерно для меня вот так напиваться. Нет, в хорошей компании, по предварительной договорённости, я очень даже люблю посидеть, о политике, компьютерах поболтать, но вот так спонтанно, да в зюзю…
— Магия енто женская, — авторитетно пояснил дед. — Сиречь — колдунство Евино. Бабам-то, внучек, от рождения такая сила дана — над мужиками верховодить.
— Как это?
— А тут всё просто, внучек. Где разумом мужика не осилить, там баба языком одолевает.
— Что за намёки пошлые?
— Да тьфу на тебя, внучек, совсем мозги от пьянки повернулися… Помнишь как мы вчера у девок всё выспрашивали, а потом все мысли у нас наизнанку повывернуло?
— Ну да, было что-то такое.
— Вот енто она и есть — магия.
— Ой, даже вдумываться не хочу, на слово поверю… Деда, а дай водички, а?
— У меня кой-чё получше есть, — дед показал мне склянку с тёмной жидкостью.
— Не-не, — слабо запротестовал я. — Сам пей эту отраву.
— А я и выпил, внучек.
Да кто бы сомневался. Дед постоянно с похмелья этим зельем лечится. Глотнёт залпом, заискрит как бенгальский огонь, потом вспышка и дед уже как огурчик и вовсе не тот, что зеленый и в пупырышках. Только по мне — лучше вообще не пить, чем ядами колдовскими лечиться.
— Ну и на здоровье, деда, а мне водички-то дай.
— Держи, внучек, — дед внезапно ткнул меня пальцем в живот.
Едва я распахнул рот, чтобы обложить его матом, как Михалыч ловко опрокинул в меня содержимое склянки.
Вкус, запах… Ну как вылизать лабораторию сумасшедшего алхимика. А ощущения… Не доводилось побывать в трансформаторной будке во время землетрясения? И мне тоже, но теперь я отлично это представляю. А потом я взорвался. Просто разлетелся на молекулы, но слава всем богам — тут же снова стал цельным. А похмелья — как ни бывало! В моё бы время такое зелье — озолотился бы.
— Михалыч, спасибо, конечно, — вздохнул я, — только, пожалуйста, не пичкай меня больше этой гадостью.
— Главное — результат! — дед важно поднял вверх палец.
— А как мы домой попали?
— Да енто мамзель твоя Машу позвала, она нас Шмат-разумом и перебросила.
— Ну, хоть так…
— Силь ву пле, господа, — раздался Машин голос из-за стены.
Угу, вампирскому слуху любой шпион обзавидуется.
— Машуль! — повысил я голос. — Мы там ничего не натворили?
Дверь в мою спальню отворилась и Маша задумчиво спросила:
— Перевернутые лотки на базаре считать за творение? Немного, штук пятьдесят.
— Та-ак… Еще что?
— Да так, мсье Теодор, ничего особенного, всё как всегда. Сорванный колокол с Андреевской церкви, перелом рук и ног у хозяина трактира "Пьяная мышь", после того как он вам отказался наливать в долг. Выбитые ворота в Немецкой слободе — наверное, меня искали — собутыльников вам мало было, не считая той полсотни мужиков, которые за вами попятам ходили. Дедушка Михалыч поймал собачку и вы все повели её на Лялину улицу с девицами местными знакомиться.
По мере перечисления наших подвигов, у меня отвисала челюсть, а дед, положив ладонь на сердце, опустился на кровать и судорожно хватал воздух ртом.
— Потом, когда ваши собутыльники пошли на приступ отделения милиции, — продолжала наша вампирша, — вы, почему-то на них обиделись и вместе с дедушкой сожгли царский терем, разрушили городскую стену и стали гоняться за разбегающимися коровами из ближайшего хлева, когда он запылал от огня, охватившего весь город.
— Вот зараза, — дед выпрямился. — От я сейчас надаю кому-то по вампирской бесстыжей заднице!
— Ну, правда, Маш, нельзя же так пугать.
Маша хихикнула:
— А нечего так напиваться!
— А на самом-то деле, что было?
— А ничего, мсье Теодор, успокойтесь. Вы лежали под столом и спали как счастливый поросёнок, а дедушка Михалыч тоже хрюкал, только уже в кровати мадам Пелагеи.
— Ну, Машка, не видать тебе больше моих пирожков! — никак не мог успокоиться дед.
— И всё вы врёте, дедушка Михалыч, — томно потянулась вампирша. — И пирожки будут и оладики. Вы же меня любите, куда же вы денетесь?
— А чё у вас тут, босс? — в дверь просунулась рогатая голова Аристофана. — А можно и мне в натуре?
— Брысь все из моей спальни! Приведу себя в порядок и поговорим. И скажите же уже наконец Дизелю, чтобы генератор выключил.
— А мультики? — удивился дед.
Угу. Ты, Федька помирай от ультразвука, но мультики бесенятам обеспечь!
Через двадцать минут мы ограниченным коллективом собрались на завтрак. Олёна осталась в Лукошкино, а Калымдай с утра пораньше гонял своих парней вокруг Лысой горы с полной выкладкой. Как раз и обговорить можно свадебную тему, пока его нет.
— Дофофие фофеги, — начал я.
— Что? — дружно удивились все.
Я торопливо прожевал котлету, проглотил и начал заново:
— Дорогие коллеги. У нас проблема.
— Кто бы сомневался, мсье Теодор, — пожала плечиками Маша. — Как всегда после ваших загулов.
— Неправда, блин! — встал на мою защиту Аристофан. — У босса не каждый раз проблемы бывают!
— Спасибо, Аристофан. Машуль, не перебивай, пожалуйста, а то сгущенку не дам.
— И сало вместо оладиков есть будешь, — пригрозил Михалыч.
Маша поморщилась, но замолчала.
— Короче, — я сразу перешёл к главному, — Калымдая надо женить.
— А что он натворил, босс? — бес от удивления даже забыл запихнуть в рот кусок колбасы. — Беда в натуре…
— Почему сразу — беда? — удивилась Маша. — Свадьба — это же такой шарман…
— Племяшка нашей главбухши, не Елька, а другая — Тамарка, очень по Калымдаю страдает, — коротко пояснил я. — Да и он, я сам видел, ей знаки внимания оказывал.
— За задницу её хватал, — подтвердил дед. — А только всё равно, надо ли енто ему, внучек?
— Семья — это важная ячейка общества, дед. Ну, действительно, чего он одиноким мается? Классно же возвращаться с опасного задания зная, что тебя кто-то дома ждёт.
— А мы нашего полковника и так всегда ждём, мсье Теодор, — справедливо возразила Маша.
— Ну, это не то. А когда дома любимая, куча детишек…
— Енто да, внучек, — вздохнул Михалыч, подпихивая мне под руку бутерброды с слабосолёной осетриной. — Нравится мне, когда в доме шум и гам от ребятни, когда ступить некуда, а тебя со всех сторон за штанины дёргают, внимания требуют.
— А то у нас не так в натуре, — фыркнул Аристофан, покосившись на разбушевавшихся в кресле бесенят. — Не-не, дедушка Михалыч, я без намеков конкретно, чисто факт привёл.
— Я тебе сейчас факт между рогов сковородой приведу, — проворчал дед, но всё же смилостивился и подвинул к нему тарелку с пирожками.
— Фу с ливером, — принюхалась Маша. — Теодор, а почему вы у самого господина полковника не спросите — надо ли ему такое счастье? Вполне возможно ему достаточно по кустам с мадмуазель кикиморой периодически пофлиртовать раза три в неделю.
— Калымдаюшка наш, — вздохнул Михалыч, — шибко службой царской озабочен. Решит, что семья ему помехой будет, тогда и Горынычем под венец не затащим.
— А свадьбы тут тоже через венчания происходят? Ну, в церкви? — заинтересовался я, но после синхронного кручения пальцами у висков, поправился: — Ладно-ладно, понял. Потом разберёмся. Так что — женим Калымдая? Прошу высказываться по одному товарищи. Михалыч?
— Женим, внучек. Пущай царю-батюшке ишо калымдайчиков нарожают для службы верной, героической.
— Машуль?
— Пуркуа бы и не па, мсье Теодор? Только с одним условием — я подружкой невесты буду.
— Тогда я без базара — пацаном у полковника! — просиял бес. — Или как там в натуре правильно?
— Дружком, — поправил дед.
— Во-во, в натуре! Гульнём напоследок в подвалах конкретно!
— Тебе бы только гульнуть, — отмахнулся я.
— Традиции, босс. Реально нельзя нарушать.
— Тем более — на халяву, — хмыкнул дед.
— Ладно, решили — свадьбе быть, — я подвинул деду пустую кружку. — Деда, плесни еще, пожалуйста… Теперь, следующий вопрос: как это всё обстряпать?
— Слышал бы тебя Кощей, — вздохнул дед, — быстро бы все выдающиеся части тела и обстряпал бы мечом своим вострым… Он там в цепях мается, злодеюшка наш, а ты, Федька, свадебки тут гулять надумываешь.
— Ты чего, Михалыч? — удивился я. — Соль мы доставили, комнату в библиотеке уже строят. Мы пока больше и сделать ничего не можем. Пока пауза — можем и личными делами заняться.
— Обидится батюшка, что без него его верного воина обженили, — снова вздохнул дед, — и как начнёт мечом махать направо-налево…
— И опять орать будет… — вздохнула и Маша.
— Да ну, перестаньте, — отмахнулся я. — Царь-батюшка у нас прогрессивных взглядов, а кроме того мы всё равно не успеем свадьбу устроить до его возвращения, так что и Кощей на свадьбе погуляет. Давайте к делу. Как их вместе-то свести, Калымдая с Тамаркой?
— Босс, а ты типа Указ напиши мол, женить без базара и всё тут.
— Не, Аристофан, в приказном порядке как-то нехорошо. Калымдай-то вояка дисциплинированный — женится, но всё равно как-то…
— Искра страсти должна вспыхнуть, — томно протянула Маша.
— Верно, внучка, — кивнул Михалыч. — А как он Тамарку-то обрюхатит и от женитьбы ужо не открутитси.
— Ну, тоже вариант, — подумав, согласился я. — И какие будут предложения уже по конкретной ситуации?
— Конкретно надо их, босс в комнате двоих запереть на недельку, да типа самогону пару вёдер поставить. Никуда они, блин, не денутся реально.
— Верно мыслишь, Аристофан, — кивнул я. — На тебе бутерброд. Только такими жёсткими методами мы действовать не будем. А вот заставить их побыть вместе — идея хорошая.
— Верно, внучек, — дед начал выставлять на стол оладики и все сразу оживились. — Чай Калымдаюшка не железный. Покрутится около девки, да организма-то своё и возьмёт, только и успевай тогда ребятишкам имена придумывать.
— Красивое имя — Аристофан, — сказал Аристофан.
— Да погодите вы с именами, — отмахнулся я. — А сгущенка где?.. Ага, спасибо… Сначала им совместное времяпровождение какое-нибудь придумать надо.
— Фи, Теодор, — Маша указала взглядом бесу на дверь и пока он оглядывался, утянула у него миску со сгущенкой, — вечно вы на пустом месте проблему создаёте… Поручите этой парочке ответственное задание, они и слюбятся в процессе.
— Маша, ты у нас — гений!
— Никогда в этом не сомневалась, мсье Теодор. Подайте мне поощрительную тарелку с оладиками, силь ву пле.
— Это типа чё? — Аристофан задумчиво проводил взглядом оладики. — Типа пусть на пару Лукошкино пойдут воевать? Я тоже — гений, босс? А можно и мне реально оладиков?
— Типа чё, — кивнул я. — Только не настолько глобальное задание… Ага! Есть. Я же салют затевал на Новый год и надо за фейерверками в Китай смотаться, вот и пускай эта сладкая парочка туда и отправляется.
— Они в натуре сладкие? — прищурился бес.
— Тебе бы только пузо набить, рогатенький, — вздохнула Маша, обмакивая оладик в сгущенку. — А мы — про чувства, про лямур…
— Шмат-разум Калымдаю выдашь, внучек? — перешёл к деталям дед.
— Не, деда, думаю не надо. Слишком быстро, а нам надо же им время дать друг к другу приглядеться. Горыныча запряжём. Если что — он и переговоры с китайцами вести поможет.
— Не полетит он, внучек. Опять гундосить про холода будет.
— Ничего, переживет. Сюда махнёт быстренько, подхватит будущих молодожёнов и рысью на юг, а по тёплым краям уже и до Китая доберётся.
— Зови тогда Калымдая, внучек и озаботь его своим Китаем, чаво тянуть?
Звать Калымдая не пришлось. Он сам ввалился в Канцелярию раскрасневшийся, вкусно пахнущий морозом и снегом, весёлый и бодрый до отвращения.
— Садись, Калымдай, докладывай, — кивнул я на лавку.
— Да дайте же поесть человеку, мсье Теодор! — возмутилась Маша. — А я пока пойду письма родственникам писать.
— И я это… босс, — подскочил и Аристофан, — пойду реально с пацанами зарядку делать!
Спасибо. Помощнички, блин. Ладно, пусть наш вояка подкрепится, а я покурю пока.
Я крикнул бесенятам, чтобы притащили сигару и пепельницу и они тут же позабыв о мультиках, рванули с кресла выполнять задание меня-батюшки. Верите? И правильно делаете, что нет. Пришлось самому плестись. Ну чего же они такие вонючие эти сигары? Надо или поставщика менять или срочно придумывать сигареты с фильтром.
— Докладываю, Федор Васильевич, — Калымдай обхватил двумя руками кружку с чаем и откинулся на стену. — Занятия с бойцами идут согласно штатному расписанию. Племянницу Агриппины Падловны еще вчера доставили во дворец и сдали тётушке. Строительные работы в библиотеке подходят к концу. В подвалах при смене руководства уничтожен еще один вредитель — владелец казино, а на его место уже назначен наш человек. Больше происшествий нет.
— Ну и славно, молодец, — рассеяно кивнул я. — Положите на комод… А? Не-не, это я так, задумался. Просьба у меня есть, Калымдай. Не совсем по твоему профилю, но дело нужное, а для праздника, так вообще — необходимое.
— Слушаю, Федор Васильевич.
— Надо в Китай смотаться за пиротехникой. Не думаю, что там проблемы будут, но на всякий случай одну Тамарку туда посылать не хочу.
— Тамарку?
— Ну да. Присмотрит у китайцев чего получше, прикупит нам пару ящиков — порадуем детвору. Лишь бы местные там с водки своей рисовой, обижать её не вздумали.
— Когда отправляемся? — вскочил Калымдай, а дед подмигнул мне втихаря.
— Да вот сейчас Горыныча вызову, прилетит за вами и вперёд. Давай собирайся тогда, а увидишь где Тамарку — пусть ко мне зайдёт.
Калымдай быстро допил чай и ушёл, а я взялся за медную ложку:
— Горыныч? Отзовись, чудо наше трёхглавое!
— Федя? — сразу же откликнулась правая голова. — А чего это ты вызываешь? Только что же у нас гостил.
— Цыц, пернатое! — повысил голос Михалыч. — Вызывают, значит нужен! Совсем распустился бездельник.
— Давай, Горыныч, дуй сюда срочно, — приказал я.
Из ложки раздалось перешёптывание, тихая ругань, а потом связь перехватила левая голова:
— Чавой-та? Ты что-то сказал, Федь? Ну ничего не слышно, сломалась ложка наверное… Эх, как же я теперь связь держать-то будем с нашим дорогим и любимым Феденькой?
— Горыныч! А ну хватит придуриваться! Говорят тебе — дело важное, давай галопом сюда!
— Федь, да ты что?! Там же холодно! Мы же помру прямо в полёте!
— Давай, давай, а то с пищевого довольствия сниму. Прилетишь на секундочку, заберешь Калымдая и сразу на юг рванёте, небось, не успеешь замёрзнуть.
— А покушать? — вздохнул Горыныч.
— Покормлю, не переживай.
— Эх, доля моя сиротская, — опять вздохнул Змей и отключился.
— Ну, вот и всё, деда, — я потёр ладонями, — дело в шляпе.
— Шляпа, внучек, шляпа, — кивнул дед. — А только кто к бухгалтерше пойдет с радостной вестью, что в родственниках у неё теперь не царь, а простой полковник будет? На меня даже и не найдейси, внучек.
* * *
— Падловна, ну поимей же совесть! — увещевал дед главбухшу.
Аристофан валялся на полу, героически пав в борьбе с дубовыми счетами, которые направляемые могучей рукой Агриппины Падловны прошли сквозь его голову и теперь смущенно бряцали костяшками на шее. Я, присев за соседним столом, прикрывался огромным гроссбухом, усердно стараясь прикинуться дыроколом.
Гюнтер, морда его мажордомская, сразу сообразил к чему дело идет и даже входить в бухгалтерию не стал. Приоткрыл нам вежливо дверь и тут же захлопнул, оставшись в коридоре. Жив останусь — уволю на фиг.
— Ну Агриппина Падловна… — рискнул я высунуть нос из-за толстого бухгалтерского фолианта, — ну мы же вас так любим… Ой!
Мимо головы просвистела чернильница, на манер кометы помахивая фиолетовым хвостом.
— Самовольничать вздумали?! — главбухша медленно поднялась, уперев мощные руки в необъятные бока, возвышаясь как тираннозавр над распластавшимися от ужаса далёкими предками хомо сапиенс.
Аристофан взвыл и пополз в угол, я увернулся от очередной папки с документами, а дед самоотверженно шагнул к ней:
— Падловна, душа моя, ну выслушай ты хотя бы… Да твою ж мать! Падловна! Ты что творишь-то?! Стол-то зачем ломать?! Да и башка у беса не чугунная чай!
— Убью! — ревела главбухша, размахивая креслом над головой.
Прощай Варя, прощай Кощей-батюшка… Эх и не пожил я вволю-то, ну хоть поцарствовал немного. За тебя, Калымдай, жизнь отдаю, цени, друг.
Я успел мысленно попрощаться со всеми нашими и уже добрался до Иван Палыча, как вдруг в бухгалтерии наступила тишина.
— Ну-ка, ну-ка, — Агриппина Падловна сосредоточенно ворошила какие-то ведомости. — Двадцать червонцев у него оклад… Угу… Да ишо за звание положено…
— За медали и ордена еще можно доплату назначить, — с надеждой пискнул я. — У полковника их много, даже на спине в два ряда висят.
Дед облегченно вздохнул и кивнул мне мол, вылезай, внучек, самое страшное уже позади.
А можно я еще тут немного посижу?
Дверь в бухгалтерию открылась и к нам вошел Гюнтер с подносом, на котором стояли стаканы и бутылка коньяка. Ладно, пусть пока живёт, потом убью. Я откупорил бутылку, а Аристофан, не открывая глаз, повёл в воздухе пяточком и пополз к столу.
— А всё равно не гоже так делать-то, Федька, — проворчала главбухша, когда о минувшем погроме напоминала только здоровенная шишка между рожек беса, да моя щека и лоб, заляпанные чернилами. — Через мою-то голову такие решения принимать.
— Больше не повторится, Агриппина Падловна, хоть убейте, — искренне заверил я. На фиг надо еще раз в такую авантюру влезать. — Мы же как лучше хотели…
— Калымдай — мужик правильный, — заверил Михалыч. — Солидный, степенный, не кобель какой-нить. Будет твоей Тамарке счастье, а тебе — куча внучат.
— Материальную помощь молодой семье организуем, — вставил я. — Сегодня же Указ напишу о повышении роли материнства и ускорении демографического процесса в локальном масштабе.
— Хрен с вами, — вздохнула главбух, — а где же молодые? Почему в ножки мне не кинулись, благословения не попросили?
— На жутко смертельном задании они, Падловна, — пояснил Михалыч, — ажно в самом Китае. Только они еще про женитьбу-то и не знают. А мы вот сватами к тебе заявилися.
— Типа того, — подтвердил Аристофан, стоя на коленях около стола и опрокидывая второй стакан. — Типа, мы — купец, а у тебя — товар… Или как там в натуре правильно, босс?
— Обойдёмся и без этих пережитков прошлого, — заявил я. — Мы — люди деловые, времени на ненужные обряды у нас нет, да и денег тоже. Лучше лишний подарок молодым купим, чем неделю друг к другу пьяными толпами ходить с выкупами и прочими глупостями.
— И то верно, — пробасила грозная кикимора. — Лучше — подарок.
— Не обидим, — подтвердил я. — Свои же, не чужие. Вы бы сами, Агриппина Падловна прикинули, что молодым в хозяйстве надо, да и провели бы по соответствующей статье расходов. Ой, да мне ли вас учить?
— Сделаем, — кивнула главбух. — Не обидим кровинушек наших.
Хана казне.
— Агриппина Падловна, а мы тут в тупике оказались. Вы у нас самая мудрая во дворце, ну посоветуйте, как намекнуть этой парочке о свадьбе?
— Чавой-та намекнуть? — удивилась она. — Обженить их, да и всех делов. Ентот кобель с моей Тамаркой наедине где-то шляется? Вот и дорога ему теперь, либо под венец, либо в чисто поле на расстрел.
— Повесить еще можно в натуре, — внес конструктивное предложение Аристофан.
— Можно и повесить, — одобрительно кивнула кикимора. — Там разберёмси, как возвернутся.
— Никого мы расстреливать и вешать не будем, — категорически заявил я.
— Удавим на фиг, босс? — предложил бес.
— Заткнись и пей, — прошипел я и повернулся к бухгалтерше. — Агриппина Падловна, тогда мы вам и поручим объявить молодым о свадьбе, да? Как самому уважаемому нашему работнику, а к тому же — и ближайшей родственницы невесты.
— Ужо я им объявлю, — кивнула она, а я вдруг сильно посочувствовал Калымдаю. Ладно, он у нас крутой военный спец. Не отобьётся, так убежит. Зря, что ли зарядку каждое утро делает?
