Здравствуй, дедушка Кощей, борода из ваты, или Дети — это наше всё
— Надо, Ваше Величество, надо, — терпеливо убеждал я Кощея-батюшку. — Это же какой резко положительный имидж вы себе сделаете, прикиньте только! И вовсе не в том смысле положительный, что добрый, а в том, что народ ваш, и так безмерно вас любящий, ва-а-аще воспылает невиданным патриотизмом!
— Вот сам шутом гороховым и скачи вокруг ёлки своей, — устало огрызался царь-батюшка, с наслаждением прихлёбывая густой кофе из небольшого, искусно гравированного черепа какого-то незадачливого беса, попавшегося в недобрый час под руку неизвестному мне мастеру.
— Детей с самого раннего возраста надо воспитывать в почитании царя и Отечества, — назидательно произнёс я, принюхиваясь к кофе.
— Гюнтер! — проорал батюшка. — Чашку кофе Статс-секретарю! Или тебе коньячку плеснуть?
— На работе не пью, Ваше Величество, — отрезал я. — А за кофе — спасибо, с удовольствием.
Михалыч уговаривать царя-батюшку вместе со мной не пошёл мол, "покочевряжется и сам согласитьси", поэтому отдуваться за всех, как обычно приходилось мне одному.
Мы посопели друг на друга над горячим кофе и я решился на шантаж:
— Ну что ж, Ваше Величество, раз вы так категорически не хотите детишкам праздник устроить, придётся мне Деда Мороза звать.
— Так он тебе и придёт, — хмыкнул Кощей.
— Придёт. Аристофана попрошу, и он со своими и Калымдаевскими ребятами запросто его приведёт, — отмахнулся я чашкой и тут же взвыл от капелек кофе, упавших на джинсы.
Царь-батюшка ухмыльнулся, а потом задумался:
— Ну, эти да, могут и притащить Мороза… Да только это совсем не то будет.
— Вот и я о том же! — завопил я. — Одно дело какой-то там старый дед (прости меня, дедушка Мороз, я для ребятишек стараюсь), а другое дело — вы, наш Великий и Ужасный и горячо всеми любимый!
— А сам чего бороду нацепить не хочешь? — проворчал Великий и Ужасный. — Или, вон, Михалыча задействуй. Хочешь — Гюнтера одолжу на праздник?
— Не надо Гюнтера, — твёрдо заявил я. — А сам я такую ответственную роль не потяну — солидности во мне мало. Пока. А вот Михалыч, он запросто с таким делом справится, да и народ его любит. Только не в этом же дело, а исключительно в вас.
— И что мне делать нужно будет? — сдался Кощей.
— Ой, да там особо и ничего, — засуетился обрадованно я, — мы там с детьми поиграем, зажжём их хорошенько к вашему выходу… Нет-нет, это я в переносном смысле, не радуйтесь… Потом дорогая наша Снегурочка — Агриппина Падловна, вас позовёт, вы и явите всем облик свой ужасный, но благородный. Раздадите детям подарки, послушаете их выступление и всё. Делов-то Ваше Величество, на одну рюмку коньяка всего.
— Налить?
— Не-не, это так, к слову пришлось.
— А я выпью, пожалуй…
— Эх, ну давайте и мне тогда, Ваше Величество — больно смотреть, как вы тут в одиночестве спиваетесь.
Коньяк был так себе, сигары как обычно — вонючие, но пришлось пострадать ради царя-батюшки.
— Шубу вам надо, красную или синюю, — рассуждал я, попыхивая сигарой. — Бороду уже Елька сделала. Хотите примерить?
— Давай, — проворчал Кощей. — Не из блохастых каких котов шерсти надёргала?
— Баран, Ваше Величество. Ой, не в том смысле, что это вы — баран, ну что вы сразу за меч-то хватаетесь? Я говорю мол, шерсть баранья.
— Не по-царски как-то, — брезгливо покрутил он в руках белоснежную бороду с тесёмками.
— Хотите, бесов на Северный полюс зашлю, какого-нибудь белого медведя обстричь?
— Ну и как её цеплять? Гюнтер! А ну-ка, голубчик… Что ты хихикаешь, Федька?.. Давай, Гюнтер, цепляй это уродство на меня, великого.
— Уродство, Ваше Величество, не поспорить, — кивнул дворецкий, завязывая тесёмки на лысом черепе. — Лёгкая небритость куда как больше вам идёт. Вид такой сразу мужественный, брутальный…
— Тьфу, ты! Тащи зеркало и слюни подбери!
— Корону приладьте сверху, Ваше Величество, — напомнил я. — А что? Совсем даже неплохо. Эдакий, модернизированный Дед Мороз с нашим, местным уклоном.
Кощей покрутил бородой перед зеркалом, поморщился, еще раз сплюнул и вдруг задумался:
— А может и мне бороду отпустить, а, Фёдор? Небольшую такую, эспаньолку?
— Да кто вас знает, Ваше Величество, — пожал я плечами. — Вы ко мне в Канцелярию приходите, у меня программка одна есть, можно на вашу фотографию разные бороды прикладывать и посмотреть, как оно выглядеть будет.
— Оно?
— Изображение, — выкрутился я. — И, кстати, Гюнтер, в той программе не только бороды, но и прически и всякий макияж примерять можно. Губную помаду подобрать или там выщипанные брови приладить.
— Сами пробовали? — оживился дворецкий.
— Вот, воистину "тьфу ты", Ваше Величество, — отвернулся я к ухмыляющемуся Кощею.
— И когда мне лицедействовать придётся?
— А завтра, прямо с утра, в десять часов, Ваше Величество. На часок, не больше.
— Чего ради имиджу не сделаешь, — вздохнул царь-батюшка. — Иди, Федька, не мозоль больше глаза мои печальные, пришибу ведь ненароком.
— Ухожу-ухожу, — поднялся я. — Видите Ваше Величество, какой у нас прогресс? Раньше сожрать обещали, а теперь только… Всё, положите меч, уже ушёл.
* * *
— Елька! К ноге! — проорал я, в который раз любуясь нашей ёлочкой в тронном зале.
— А звал, батюшка? — поорала кикимора сзади.
— А звал, — поковырялся я мизинцем в ухе.
— А вот она я вся тута!
— А вижу. Аелька, блин. Всё готово к утреннику?
— А всё, батюшка! — Елька начинала загибать пальцы. — А платьице тётушке моей пошили, а кокошник я саморучно в Лукошкино спёрла! А детки песенку про ёлочку разучили! А ёлочка вот она — пред тобой, батюшка стоит, раскрасавица наша!
— А подарки?
— А иди, посмотри, батюшка! — кикимора схватила меня-батюшку за руку и поволокла за трон к небольшой дверце в подсобку. — А вот они все!
— Ничего себе, — я окинул взглядом гору свертков и пакетов, высотой с Кощея. — Ни в какой мешок не поместятся…
— А можно сюда бегать и таскать детишкам подарочки-то!
— Не, не очень как-то… О! Попробую у Михалыча его кошель безразмерный выклянчить на часок! А разноцветные шнурки, которыми подарки обмотали, это?..
— А как в воду глядишь, батюшка! — запрыгала от восторга Елька. — Белый шнурок — для девоньки подарок, а черненький — пацанчику малому!
— Кухня сладости на завтра готовит?
— А как же! А я сама бегала проверять, а вкуснотища-то, батюшка!
— Осталось детям что-нибудь после твоей проверки?.. Ладно-ладно, не завывай, шучу. Давай, работай и смотри мне тут!
Михалыча уговорить сдать кошель в аренду, оказалось вовсе не так сложно, как я думал. Всего три часа выклянчивания, уговоров, взывания к уму, чести и совести и дело в шляпе. Сдался дед перед массированным натиском всей Канцелярии, когда все мы стояли перед ним на коленях, жалобно протягивая к нему руки и завывая настолько натурально, что лукошкинские нищие вымерли бы от зависти, услышав нас. Дед плюнул, матюкнулся в последний раз, махнул рукой и, взяв с нас клятву о выплате ему ста золотых за аренду, ворча ушёл в свою комнату опустошать кошель. Ура.
Девчонки, как всегда хихикая куда-то тут же удрали, Аристофан пошёл укреплять нервы самогоном в казарму, Калымдай, отряхнув колени, отправился домой к своей ненаглядной Тамарке. Кстати, квартирку они себе урвали совсем рядом с нами — за два коридора. Я устало плюхнулся на диван, пытаясь сосредоточиться на завтрашнем празднике, однако звуки издаваемые колонками компа, никак не давали собраться с мыслями. Что-то очень знакомое… Ну, конечно — четвертый эпизод "Звёздных войн". Похоже, бесенята начали в который раз пересматривать сагу сначала. Ладно, пусть резвятся, вырастут — джедаями станут. Нет — ситхами, скорее всего.
* * *
Утро детского праздничного дня началось с моего личного кошмара. К нам в гости приехала Морская царица Морисента со своим царственным сынулей Моришуром. Нет-нет, царица была мне очень симпатична и как монарх и просто как женщина, вот только она оказалась уж больно любвеобильной, а в качестве объекта своих притязаний выбрала меня. Нет уж, хватит. Один раз я ей уступил исходя исключительно из государственных интересов и довольно.
Сплавив Моришурчика под опеку Ельки, я подхватил царицу под руку и потащил в библиотеку:
— Ваше Морское величество, — нашёптывал я по пути, — к моему величайшему стыду, должен всё же вам признаться, что я вовсе не тот, за кого себя выдавал.
— Даже так, господин мой Кощей? — кокетливо приподняла она брови?
— Ага, Ваше Величество. Не Кощей я. Ну, в каком-то смысле, в определённых ситуациях я выступаю от его имени…
— Не переживайте, дорогой мой Фёдор Васильевич, — ущипнула меня за задницу Морисента. — Я в курсе и надо сказать, меня это только радует.
— Увы, солнце моё, — вздохнул я, потирая джинсы в пострадавшей точке, — нам не суждено быть больше вместе, как это ни печально. Зато, у вас появилась возможность завести тесное знакомство с самым настоящим Кощеем! И скажу вам, — я понизил голос, — наш Великий и Ужасный, ого-го какой! В том самом смысле, ага.
Морисента была, как минимум заинтригована и, сдав её на попечение Гюнтеру, который с энтузиазмом принялся за все эти дворцовые ритуалы, я облегченно вздохнул и тихо хихикая, быстро рванул из библиотеки.
Один ноль, наши ведут.
Так, теперь генератор. Недавно я нашел в завалах всяких железок и кабелей, которые перетащил из фургончика в Канцелярию, десятиметровую светодиодную ленту. Да-да, отличная гирлянда, сам знаю. Жаль посмотреть схемы негде, а то можно было бы и мигать её заставить. Ну, ничего и так, думаю, отлично будет.
Двое скелетов под предводительством взволнованного Дизеля, потащили генератор в тронный зал, а сзади вышагивали мы с Михалычем, пытаясь на ходу распутать почему-то вечно запутывающиеся провода.
В тронном зале в одном из углов уже стояли столы с лавками, ожидающие набега юных голодных варваров, а посередине, возле ёлки, суетился новогодний комитет, правда, без горластой Ельки, чему нельзя было не порадоваться.
— Ща между рогов в натуре засажу! — орал взмыленный Аристофан.
— Попробуй только, — парировал Виторамус, — залеплю тебе рот колдовским способом и придётся твой любимый самогон, знаешь каким местом хлебать тогда?
— Что вы опять не поделили? — подошли мы поближе.
Скелеты стали запихивать генератор под ёлку, а Дизель засуетился около них, маша руками.
— Не, ну прикинь, босс! — заорал Аристофан, тыча пальцем в кладовщика. — Этот чмошник, в натуре хочет нас праздника лишить!
— Виторамус? — повернулся к хранителю колдовских штуковин.
— Слушайте его больше, Ваше Величество, — фыркнул бес, традиционно протирая платочком пенсне. — Аристофан, знаете ли, впал в детство и непременно требует, чтобы и его самого и его бандитов…
— Бойцы у меня! — взревел Аристофан.
…- непременно допустили поучаствовать в детском утреннике.
— В натуре!
— Ты чего, Аристофан? — удивился я. — У нас же свой праздник потом будет, там и оторвётесь.
— Ни фига ты, босс не понимаешь, — завыл боевой бес. — У мелких же реально Кощей за Мороза канать будет! А у взрослых — хрен конкретно!
— Аристофан, ну чего ты как маленький?
— А я может душой, блин еще типа маленький!
— Какая душа у беса?
— Да не суть, босс! Это же… блин, как её?.. ну как диск и Крым по-хохляцки?..
— Дискриминация? — угадал Виторамус.
— Во-во, братан, в натуре она!
— Да ты же опозоришься, Аристофан, — я попытался убедить беса, — среди детишек и такой здоровый дубина.
— В натуре, здоровый, это ты правильно сказал, босс. Ну, босс, а босс? — снова заныл Аристофан. — А я и стишок уже выучил. Из "Гамлета".
— Чего?!
— В натуре, босс, — слегка обиделся Аристофан. — Я же типа культурный теперь по самое не могу.
— Ох… Ладно, давай так сделаем — дозволяю тебе присутствовать на утреннике, только в сторонке, а как дело до конкурсов дойдёт, то выйдешь, прочитаешь свой… гм-м… стишок и всё. Только ты один, без своей банды, понял?
— У меня отряд, босс! — радостно закивал рожками бес. — Реально боевой… а, да хрен с ним! Согласен, босс, без базара!
— Внучек, — подшаркал к нам Михалыч, — я проводки твои скрутил, как ты показывал, можно проверять твою гюрл… гёрл… светильники твои, чтоб им пусто было!
— А батюшка! — в зал влетела Елька и волоча за собой совершенно ошалевшего Моришура, — а там уже народ с детишками собираетси под дверями! Запускать? А? Ну запускать же?
Я взглянул на часы:
— Ох, блин и правда, пора. Не успели мы проверить гирлянду, деда, ладно, будем надеяться, что всё в порядке будет.
— Будет-будет, — рассеянно закивал Михалыч. — Ну, всё, побежал я внучек, паразитов своих в костюмы новогодние одевать!
— Во фраки, блин, — хохотнул Аристофан и, увернувшись от подзатыльника деда, рванул занимать место поближе к ёлочке.
— Запускай, — махнул я Ельке. — Пусть лучше тут подождут немного, праздничной атмосферой пропитаются, а то сейчас нам двери в зал снесут на фиг.
Елька всунула мне в руку ладонь будущего Морского царя и юркнула в комнату за троном — готовиться к представлению.
— Э-э-э… Ну, ладно. Ну, что, Моришур, как тебе у нас?
— Зашибись в натуре, дяденька Кощей!
— Это где же ты таких слов нахватался? Ваше будущее Величество, ай-яй-яй, нельзя вам так выражаться.
— А Аристофану можно… — обиженно хлюпнул носом Моришур.
— Так он хоть и здоровый, но дурной. Ты же не дурной, дружище?
— Не-а, — замотал головой пацан, — я в натуре… ой, прошу прощения, господин Кощей. Я просто умный.
— Вот теперь я и сам вижу, что умный, — одобрил я. — А чего это у тебя повязка на глазу? Поранился уже где-то?
— Не, дяденька Кощей, это — костюм маскарадный, мне тётя Елька сделала.
Зал наполнялся детишками, родителями и просто любопытными. Мне тоже надо было идти, но вот что делать с этим мелким царём? Я закрутил головой и заметил одну из девочек Иван Палыча, держащую за руку обычную такую девчушку в нарядном розовом платье и смешными косичками.
— Эй! — махнул я рукой. Вот же, я даже имени её не знаю. — Эй, красавица!.. Нет, не ты… И не ты… То есть, вы тоже конечно красавицы… Ага, да-да, ты! Иди-ка сюда.
— Ваше Величество, — старательно попыталась сделать книксен работница нашей славной кухни.
Девочками этих четырёх необъятных дам, у нас только по привычке называют, а на самом деле от девочек там только половая принадлежность. Маленькие крылышки и могучая фигура — это же никак не признак женского пола? Хорошо, хоть дочка её выглядела самой обычной такой девчонкой.
— Скажи, принцесса, как тебя зовут? — присел я перед ней на корточки.
— Калинка, дядь Федь. Только я вовсе никакая не принцесса.
— Ну, пока не принцесса, а там еще посмотрим. Знакомься, Калинка — это наш гость, Морской царь, а зовут его Моришур.
— Самый взаправдашний царь? — протянула девочка, широко распахнув глазёнки.
— Взаправдашней не бывает, — подтвердил я. — Ваше Величество, позвольте вам представить нашу очаровательную подданную и сразу же просьба — позаботьтесь о ней, пожалуйста, ну, чтобы не обидел Калинку никто, ладно? А то мне бежать надо.
Я подмигнул девчонке, поднялся, шепнул мамаше: "Головой за мелкого отвечаешь!" и рванул к организаторам праздника. А сзади Калинка уже пытала мелкого царя:
— А чего это у тебя с глазом? Ячмень вскочил?
— Не-а, я — Гюнтер!
Надо же, а я думал, он пирата из себя разыгрывает. Популярен, однако, у нас дворецкий.
Детей, тем временем набежало много. Я даже и не представлял, что у нас во дворце столько ребятни. Преобладали маленькие монстрики самой разнообразной масти, расцветки, роста, наличия нестандартного количества голов и конечностей. Вторыми по численности были наши, простые человеческие ребятишки, а за ними шли бесята. Остальных, а их было, наверное, половина от общего числа, я определить не смог, да и неважно это — все они наши. Паразиты мелкие.
Утренник начался с разыгрывания классического интерактивного спектакля, в который по ходу действия втягивали и ребятишек. Зайчик (Елька), стащивший большой окорок у Волка (Виторамус), вначале отнекивался и вину свою не признавал категорически, но потом, под давлением улик и лёгких пыток сознался и кинулся на опережение бить рожу Волку, под радостное улюлюканье ребятни. Помирились звери после того, как пошли на суд к могучему, но справедливому Медведю (Захаров Фёдор Васильевич) и тот, содрав с каждого по червонцу золотом за услуги, дал обоим по подзатыльнику и забрал окорок себе, чтобы никому обидно не было.
Это не я писал сценарий, честное слово. Но на споры у меня не было ни времени, ни сил, поэтому я просто отыгрывал свою роль. Хотя, надо признаться — публика была в восторге. Недостатки режиссуры и сценария, сглаживали экспрессия и, не побоюсь этого слова — талант актёров. Тот же Виторамус-Волк, взлетев от мощного пинка Зайчика почти под самый потолок, сорвал такие бурные аплодисменты, скорбно маша конечностями, что даже я, человек по своей натуре скромный и не завистливый, почувствовал, как большая зелёная жаба заползает прямо в сердце. Отыгрался я во второй части спектакля, когда подружившиеся звери, в сопровождении маленьких добровольцев из зала, поймали Бабу Ягу (Гюнтер) и долго и с упоением лупили её, посмевшую украсть у нас Снегурочку (главбух).
Вот, кстати и выход Снегурочки.
Дружно, но безрезультатно покричав трижды "Снегурочка, где же ты шляешься?!", мы переключились на родное "Агриппина Падловна, можно вас на минутку?" и наша милая бухгалтерша грациозно впорхнула в зал, зацепив, правда, при этом с десяток родителей.
— Ну, шо, не ждали?! — начала она свой монолог, грозно обводя суровым взглядом попятившихся назад детей и присевших от ужаса родителей. — А я вот взяла и пришла! Ха. Три раза. Абзац.
Воистину абзац.
Потом Снегурочка водила хоровод вокруг ёлочки, слава богам, не наступив на детишек, предусмотрительно отпихивая зазевавшихся родителей могучим сапожком сорок шестого размера. Детки старательно орали "В лесу родилась ёлочка" и были просто счастливы. А потом начались конкурсы и игры. С математическо-экономическим уклоном, разумеется.
— Подь сюды! — ткнула Снегурочка толстым пальцем в стоявшего в первом ряду зеленого двухголового пацанёнка. — Давай-давай, шевелись, обед скоро.
Мальчуган обречённо, не без помощи заднего ряда, вылетел на середину, синхронно ткнувшись обеими головами в необъятный, но мягкий живот Снегурочки.
— Скажи, малой, — начала пытку бухгалтерша, — если от твоего яблока какой-нибудь мерзкий мальчишка откусит семнадцать с половиной процентов, а не менее мерзкая девчонка, откусит еще двадцать шесть и три десятых процента, то сколько надо сунуть аудитору, чтобы в итоге получилось сто процентов?
Две головы бедного мальчугана шепотом посовещались, а потом хором робко предположили:
— Бутылку самогона?
— Какой умный мальчик, — умилилась Снегурочка и, покопавшись в декольте, выудила петушка на палочке. Посмотрела на мальчугана, на петушка и выудила еще одного. — Кушай, детка, а как подрастёшь — приходи ко мне в бухгалтерию на собеседование.
И так до той поры, пока не пришло время поработать ёлочке.
— Ёлочка, гори! — оглушительно орали мелкие, под чутким руководством не менее голосистой Снегурочки. Дизель, сидя под ёлкой, сосредоточенно крутил ручку генератора, Михалыч торопливо скручивал провода и тихо матерился, а я украдкой показывал кулак и строил страшные рожи Аристофану, потянувшему из кармана бутыль ядрёного самогона и кресало.
Наконец, Михалыч соединил провода, светодиоды ярко вспыхнули на ветвях и всё восторженно заорали.
Уф-ф-ф… Теперь выход царя-батюшки.
Я метнулся в гримерную, ну ту самую комнатку за троном, где раньше был склад подарков. Дед, опередивший меня, уже протягивал Кощею стакан коньяка:
— Давай, батюшка, для храбрости! От и молодец, от и славно… Федька, тебе плеснуть?
— Не надо, спасибо. Ваше Величество, вы бы не очень, а? Какой пример детям… ой! Ну чего вы дерётесь?!
— Цыц, Федька! Без сопливых разберусь, — царь-батюшка одёрнул шубу, поправил бороду, корону и, вздохнув, кивнул Михалычу: — Готов. Начинайте.
Мы с дедом рванули обратно в зал и вовремя перебив Агриппину Падловну, по третьему разу заставлявшую всех петь песенку про ёлочку, засюсюкали перед публикой:
— А теперь, детки, надо нам позвать на наш праздник нашего Великого и Ужасного, Тёмного Властелина, Мрачного пахаря человеческих жизней, страшного, но справедливого императора нашего… А ну, хором!
— Дедушка Кощей! — завопили мелкие.
— Ни хрена не слышу, — Михалыч приложил растопыренную ладонь к уху. — Ась? А ну, паразиты, давай ишо разок, да дружно!
— Дедушка Кощей! — послушно откликнулась ребятня.
— Да не так надо! — рука Снегурочки снесла Михалыча в сторону. — А ну, мелочь пузатая, давай со мной хором!
— Дедушка Кошей! — проорали детки вместе с родителями, и со стороны трона послышалось робкое покашливание.
Кощей робко, явно смущаясь, выглянул из-за спинки трона, снова спрятался, а потом, всё-таки решившись, гордо вышел к публике. Он шёл, чеканя шаг своими коваными сапогами, постукивая любимым чёрным мечом о пол как посохом, борода развивалась на ходу, а подойдя к нам, царь-батюшка для пущего эффекта, включил на полную свою красную подсветку глаз.
В зале воцарилась тишина, только маленький розовый монстрик, в первом ряду, тихо всхлипнул от ужаса.
— Ты чего, поросёнок? — удивился Великий и Ужасный. — Не боись, не обижу. А ну, шагом марш к дедушке Кощею!
Поросёнка… Тьфу, ты — монстрика привычно выпихнули на середину и дедушка Кощей, подхватив его и усадив на локоть, ткнул бедолагу пальцем в пузо:
— Ути-пуси, какие мы храбрые! Ну, чего пригорюнился? Хочешь, дам мечом поиграться? Можешь башку кому-нибудь снести, разрешаю.
У монстрика тут же высохли слёзы, а все пять глазок восторженно засияли.
— Не, не подымешь ты еще мой меч, — с сожалением протянул Кощей. — Ладно, тогда как на духу признавайся мне любимому — как ты вёл себя в этом году, хорошо ли, плохо ли?
— Плохо, дедушка, — пропищал монстрик, стыдливо опустив глаза.
— Ай, молодец! — восхитился дедушка Кощей. — Хороший мальчик… Или девочка? Да, не важно. Держи-ка, ребятёнок за это подарок!
Царь-батюшка опустил монстрика на пол, порылся в дедовом кошеле и, выудив подарок, вручил его счастливому ребёнку.
— Ну, паршивцы, кто еще подарков хочет?
Дальше уже всё пошло по сценарию. Детишки забирались на табурет, а кто посмелее — на колени деду Кощею, пели песенки, читали стишки и радостные убегали, прижимая подарок к груди.
Конечно и Аристофан дождался своей очереди.
Забравшись, на жалобно скрипнувший табурет, он выдержал долгую паузу, вскинул голову к потолку, махнул рукой и с чувством произнёс:
Быть блин или не быть? Вот, типа где реальная засада.
В натуре ли прогнуться под наездами конкретно,
Иль засветить ответку без базара, реально замочив козлов,
Чтобы братва конкретно уважала?
- Оскара на него нет, — прошептал я деду.
— И не говори, Федь, — всхлипнул Михалыч, — ишь как душевно зараза выводит.
Шквал аплодисментов был наградой нашему бесу, а в качестве материального поощрения, он получил от дедушки Кощея петушка на палочке, которого тут же счастливо засунул в пасть.
Но настоящий фурор произвели Тишка да Гришка.
Разодетые, один — в доспехи Дарта Вейдера, а другой — в скромный плащ Оби-Вана Кеноби, бесенята разыграли перед публикой знаменитую битву на световых мечах и урвали каждый по два подарка. Ехидно показав язычки Аристофану, обиженно жующего деревянного зайчика с ёлки, они прискакали к Михалычу и повисли у него на ногах, радостно вереща. А дед, гордый и растроганный, гладил их по головам и смахивал слёзы с счастливых старческих глаз.
Потом были еще конкурсы, игра в снежки комочками ваты, пропитанных крахмалом и высушенных. Дедушка Кощей, с воплями и явным удовольствием уворачивался от летящих в него со всех сторон белых комков, носился как угорелый по тронному залу и в свою очередь старался залепить "снежком" в Снегурочку, что было вовсе и не сложно, учитывая объёмы нашей бухгалтерши. Мне тоже досталось раз от царя-батюшки и два раза от вредной Маши, трусливо прячущейся за спинами рыцарей-зомби.
А потом мы все вместе пили чай и обжирались невероятно вкусными сладостями, заботливо приготовленными для праздника Иван Палычем.
Я думаю, утренник всем понравился. Даже Кощею.
