Ах эта свадьба, или Ни за что, блин, не женюсь
— Не пойду! — категорически заявил я. — Лучше сразу здесь прибейте.
— Надо, внучек, — вздохнул дед. — Больше-то и некому…
— Вот пусть Калымдай сам и идёт, а я еще пожить хочу немного. Я даже сам ещё не женат!
— Нельзя нашему бравому полковнику идти, мсье Теодор, — терпеливо вздохнула Маша. — Ну, вы же сами понимаете. Убьёт его мадам бухгалтер, а какая же свадьба без жениха?
— А меня пускай убивает, да? Не жалко.
— Не, босс, не убьёт, не переживай в натуре, — замахал лапами Аристофан. — Ты у нас — фартовый, тебя бухгалтерия любит конкретно.
Я отбивался от предложения погибнуть героической и верной смертью уже с час. Подготовка к свадьбе Калымдая и Тамарки шла полным ходом, но процесс остановился на вопросе о масштабности свадьбы. Калымдай просил церемонию провести в минимальном объеме, как можно скромнее мол, быстро оженят их, посидим нашей тёплой компанией в Канцелярии и вперед — выполнять супружеский долг, вот и вся свадьба, да и Тамарка была не против. Я его понимал и поддерживал. Деду лишние хлопоты тоже были ни к чему, Аристофан был согласен на всё, лишь бы потом налили. В натуре. А вот девчонки настаивали на традиционной свадьбе со всеми причитающимися элементами и обрядами. Ну, там, карета, запряженная шестёркой бесов, выкуп невесты, где мне отведена роль жмотливого покупателя, подвенечное платье с Тишкой да Гришкой, несущими шлейф за невестой и непременно одетые во фраки, ну и прочий женский бред. Абсолютно нереальные фантазии, зато красивые и романтические, ах, шарман, блин.
Но и это не было проблемой. Тут как Калымдай по столу кулаком врежет мол, мужик он или не мужик, так оно и будет. Проблемой была Агриппина Падловна, наша дорогая и всеми любимая, чтоб её аудиторы съели. По её скромному, но единственно верному мнению, свадьбу надо было устроить с размахом, масштабом, приближенным к мировому катаклизму. Закатить такой праздник, чтобы все волки и зайцы в лесах от Лысой горы до Лукошкино, передохли от зависти. Чтобы все европейские короли и императоры валялись с инфарктом, а их королевы и императорши, долго пинали бесчувственные тела каблучками, завывая от досады, что упустили такого славного жениха как Калымдай. И финальным актом свадьбы на сто первый день праздника, было бы церемониальное сожжение Лукошкино и прилюдная кастрация Гороха, как дань богам плодородия. И это я не утрирую, не преувеличиваю. Я — преуменьшаю.
А отговорить Агриппину Падловну от этих грандиозных замыслов должен был я, представляете? А я легко представляю: — Здрасте Агриппина Падловна! А я к вам по вопросу проведения тихой маленькой свадебки… Бум! Бах! И могучий голос нашей бухгалтерши: — Следующий!
Нет уж, сами идите отговаривать.
— А я тебе оладиков напеку, внучек. Со сгущенкой!
— На поминки? Сам кушай деда, а я не пойду… Аристофан, хочешь самогону?
— Не пойду, босс, даже не проси в натуре.
— Ну и я не пойду.
Всё, тупик.
— А енто чё такое-то?! — влетела в Канцелярию Елька и запрыгала на месте от возбуждения. — А я Гюнтера сейчас встретила! А он говорит мол, всё говорит! Мол не будет свадьбы! А это как так?! А как же я тогда замуж выйду, поперёд Тамарки?! Давайте свадьбу!
— У-у-у… — тихо взвыл я. Нам еще только этого голосящего кошмара не хватало.
— На-ка, внучка котлету, вмешался Михалыч. — Пожуй, родимая, только не ори тут.
— О! Елька, а давай ты к тётушке сходишь? — оживился я. — Там-то и вопрос пустяшный — надо свадьбу по нашему сценарию провести, а не по бухгалтерскому.
Елька выплюнула откушенный кусок котлеты, аккуратно положила его в центр стола, скрутила нам фигу и смылась. Дисциплинка, однако. Царю в его собственном кабинете фиги крутят, ну что это такое? А может упиться в хлам? И пусть тогда без меня разбираются.
Пораженческое настроение прервал Гюнтер:
— Ваше Величество, Его Величество требуют Ваше Величество на срочную аудиенцию.
— Развели величеств… — раздраженно пробормотал дед. — Вставай, Федька, чего расселся? Давай-давай, Величество, шагай к другому Величеству!
Да с удовольствием. Лучше к Кощею в пасть, чем к Агриппине Падловне в лапы.
Дверь в библиотеку распахнулась, едва мы с дедом подошли к ней. Не-а это не нас тут так встречают. Просто фиолетовый Емельяныч придерживал щупальцем дверь, пока пара скелетов выносила разрубленного на три части монстрика. Вернулся царь-батюшка и сразу в труды и заботы окунулся, неугомонный наш.
— Его Величество… — торжественно начал дворецкий, распахивая дверь в соляную комнату.
— Да ладно, Гюнтер, — перебил его я. — И так всё понятно.
— Протокол, Ваше Величество, — вздохнул он, но посторонился, пропуская нас внутрь.
Царь-батюшка стояли посреди кабинета, с удовлетворением рассматривая лезвие длинного черного меча.
— А Федька! Здорово, Михалыч. Ну, присаживайтесь смутьяны, али сразу на колени падайте чтобы головы вам смахнуть сподручней было.
— И вам не хворать, Ваше Величество, — я подвинул стул поближе к столу и со вздохом опустился на него. — А чего это вдруг мы смутьяны?
— А вот это мы сейчас и выясним, — Кощей обошел стол и уселся в кресло. — И чего, и почему, и как вы вообще до бунта докатились.
— А у нас бунт? — удивился я. — Михалыч? Ты что-нибудь заметил?
— Ну что ты к словам придираешься, внучек? Неуважение царю высказываешь. Сказали тебе — бунт, вот и не противьси. Мало ли какая вожжа царю-батюшке под хвост попала.
— Спасибо, Михалыч, — хмыкнул Кощей. — Что у вас там за свадьба такая, что всю Лысую гору с утра трясёт?
* * *
— Не пойду! — категорически заявил Кощей. — Лучше сразу здесь прибейте.
— Ну, Ваше Величество, — заныл я. — Ну вникните в проблему. Ну а кому еще идти кроме вас? На вас-то она руку не подымет…
— Угу, не подымет… — Кощей почесал лоб. — А чего Калымдай не сходит? Или, вон, Аристофана зашли, а я ему от щедрот наших ведро самогона презентую.
Отвечать необходимости не было — разговор шел по кругу уже час.
— Вурдалачку свою пошли, Федька, — в десятый раз предложил царь-батюшка. — Она же живучая, зараза.
— Не пойдет она, — в десятый раз вздохнул Михалыч. — Самому придётся, Кощеюшка…
— Не пойду.
— Ну, хорошо, — я поднялся. — Давайте втроём пойдём. Решать-то вопрос всё равно надо.
Кощей помолчал немного и тоже поднялся:
— А пойдём. Только рыцарей моих с собой захватим.
Рыцари-зомби, кстати теперь разделились на два отряда: двадцатка охраняла царя-батюшку, а десяток сторожил меня. Чтобы не убежал. Чёрный юмор. Самому смешно. Угу.
А идти никуда и не пришлось. Дверь распахнулась и в кабинет вначале влетел Гюнтер, потом два часовых рыцаря, а вслед за ними уже вплыла с грацией сибирского мамонта, наша незабвенная главбухша.
— Вашество, — кивнула она Кощею, — Федька, Михалыч. — Бухгалтерша развернулась к нам необъятной кормой, склонилась над фон Дракхеном и засюсюкала: — А кто енто у нас такой маленький? А кто енто у нас такой хорошенький? А ну-ка, скотинка, посмотри, что тебе тётя Граппа принесла! — она запустила руку в необъятное декольте и, выудив большую кость, помахала ею над распахнутой пастью змеепингвина: — А ну-ка, животинка, скажи тёте "Гав!"
Фон Дракхен молчал, провожая взглядом летающую над ним кость.
— А кто будет упрямиться, — не отставала он него бухгалтерша, — того тётя сначала по попе отшлёпает, а потом и из ведомости на довольствие вычеркнет. Ну, змеиная твоя мордашка, скажи "Гав!"
— Гав, — покорно пропищал фон Дракхен, не сводя взгляда с косточки.
— Хорошая собачка, — кивнула главбух и, отдав ему кость, развернулась к нам.
Мой выход.
— Агриппина Падловна, это вы?! Не узнал — богатой будете! А я смотрю — дама какая-то жутко симпатичная, да вроде знакомая… А-а-а, понял — вы опять похудели? Действительно, не узнать. Эдак неделька-другая и придётся к вам специального слугу приставить, чтобы объяснял встречным придворным кто вы такая. Разоримся мы на вас, Агриппина Падловна. Но красота того стоит!
Уф-ф-ф… Я мысленно показал Кощею язык. Если что — теперь меня убьют последним.
Главбухша кокетливо опустила маленькие глазки, заулыбалась, но скоро опомнилась и грохнула толстой папкой о стол:
— Вызывал, батюшка? Пошто старую женщину гоняешь через весь дворец?
— Это вы — старая?! — взвился я, но меня перебил Кощей, бросив на меня недовольный взгляд:
— Что ты, Агриппинушка, никто тебя не вызывал, мы вот как раз сами собирались к тебе сходить.
— А мне Машка Федькина сказала, что зовёшь мол, отчёт за время Федькиного царствования предоставить.
Ну, Маша, фиг тебе, а не мешок яблок. Правильно я с ним время тянул, теперь ни за что не отдам!
— А, кстати, — оживился царь-батюшка, — ну-ка расскажи мне, как Федька чуть моё царство по миру не пустил. Как он тут премии себе да дружкам своим выписывал, как денежки мои проматывал без счёта.
— Тебе в цифрах, Вашество или коротко? — бухгалтерша открыла папку и взяла верхний листочек.
— Давай коротко. В цифрах подробно озвучим, когда приговор ему объявлять будем.
— Ну ежели коротко… — Агриппина Падловна прищурилась, разглядывая цифры на листе, — то если приход за время Федькиного правления считать за сто процентов, то расходы составили одну тысячную того же, растудыть его процента.
— Не понял, — вскинул брови Кощей. — А мне тут докладывают, что деньги из казны разлетаются как стая ворон от Горохова перегара.
— Так и есть, батюшка, да только приход в казну идёт неизмеримо больший. И уж ежели совсем честно, — бухгалтерша с осуждением взглянула на Кощея, — куда как больший, чем при твоём правлении, Вашество.
— Вот как? — царь-батюшка опустился в кресло и полез за сигарой. — А как же это он умудрился так… Стоп. Не надо. Оставь бумажки — сам почитаю, проверю, а пока у нас к тебе дело есть важное, дорогая ты наша Агриппина Падловна! Вот Федька как раз тебе всё и расскажет, — злорадно ухмыльнулся Кощей.
Зараза. В очереди для кандидатов на звание невинно убиённых, я переместился на первое место.
— Агриппина Падловна, — я горестно вздохнул, — вопрос у нас возник крайне неприятный. Это по поводу свадьбы в частности и безопасности Его Величества в целом.
— А шо такое? — насторожилась главбухша.
— Ой, да что же вы стоите, Агриппина Падловна, — засуетился я, оглядываясь по сторонам. Стулья выглядели очень хлипкими на фоне глобальной фигуры нашей дамы. — Ваше Величество, вот вам стульчик, пересядьте, пожалуйста. А я ваше кресло пока нашей дорогой Агриппине Падловне отдам, вы же не против?
Кощей скрипнул зубом, но радостно заулыбался, закивал головой и сам подтащил кресло главбухше, а пока она втискивала в него свой зад, украдкой показал мне кулак.
А я что? Я же и ничего, я просто как лучше хочу.
— Ты шо? — главбухша задумчиво посмотрела на меня, — свадьбу отменить задумал?
— Да вы что?! — взвился я, Михалыч закатил глаза, собираясь упасть в обморок, а Кощей от возмущения подпрыгнул, звякнув короной на лысом черепе. — Как вы такое подумать могли?! Свадьбе — быть! Это даже не обсуждается!
— Ладно, — выдохнула бухгалтерша. — Живите пока.
— Агриппина Падловна, — я перекрестился, сплюнул три раза, скрутил фигу, потыкал ей во все стороны, всё это — мысленно, конечно, — дорогая Агриппина Падловна! Я вам честно и без обмана скажу. Такая ситуация сложилась, что никак нам нельзя закатывать пышную свадьбу Калымдаю и вашей Тамарке. Всё, теперь убивайте меня, но я вам как родной всё как есть выложил. Другому кому — такого бы наплёл… Вон и Михалыч подтвердит… А вы для меня — святая. Почти родная мать. Вот я и говорю честно и откровенно: будет громкая свадьба — конец тогда царю нашему батюшке, а потом и нам всем вместе с дворцом и Лысой горой. Почему? Если хотите я расскажу вам, только дела это шпионские, политические и начались они за сто лет до моего появления тут. Да и не суть это. Главное — никак нельзя нам светиться в глазах врагов. Есть, конечно, вариант — перенести свадьбу на лето, а лучше — на осень, но уж очень молодым жизнь ломать не хочется. Они такие счастливые ходят, за ручки держатся, друг с друга глаз не сводят, а мы им вдруг всё и обломаем. Наверное, не стоит свадьбу переносить, как вы думаете, Агриппина Падловна?
Уф-ф-ф… Чего это я тут наплёл? Хотя, если жив пока, значит, всё правильно делаю.
— Свадьбу переносить не будем, — коротко и мощно сказала главбухша.
— Вот и я им говорю, — закивал я, тыча пальцами в Кощея с Михалычем, — нельзя свадьбу переносить и всё тут! Мы лучше лишний подарок молодым оформим, чем такую любовь на корню загубим! Верно же, Агриппина Падловна?
Бухгалтерша угукнула и задумалась, а Кощей с дедом переглянулись и так лаково улыбнулись мне, что я машинально полез в карман, проверить на месте ли Шмат-разум. Нет, дед убивать меня не будет, дедушка у меня хороший, внучека любит. Навешает подзатыльников и всё. И Кощей убивать не будет. Но царскими подзатыльниками я точно не отделаюсь.
— И шо ты, Федька, предлагаешь? — настороженно взглянула главбухша.
— Я? Я — ничего. По мне бы, так закатить пир горой, но нельзя. А вот ответственные товарищи, предлагают провести свадьбу тихую, но очень торжественную и тут я с ними согласен.
— Вашество? — бухгалтерша перевела тяжелый взгляд на Кощея.
— Скромничает Федька, — отечески улыбнулся мне царь-батюшка. — Это, Агриппинушка, всё его рук дело. Сам задумал, сам разработал, доклад предоставил. Мы тут с Михалычем посовещались, побранили его, конечно за самовольство и самодурство, но в целом идею одобрили. А уж окончательно — тебе решать, золотце ты наше.
— Ну, если Федька придумал, — золотце тяжело поднялось с кресла, — так тому и быть. Пока ты, Вашество по тюрягам прохлаждался, Федька тут с умом правил, казне большой прибыток принёс, верю я ему. А свадьба… Жаль, конечно, да ить не в свадьбе дело.
Что и всё? Уговорили? А столько дрожали, дёргались…
Я взглянул на мило мне улыбающихся Кощея с Михалычем и резво вскочил:
— Агриппина Падловна, а позвольте я вам дверь открою? Да и провожу вас. Нет-нет, даже не возражайте — это такая честь для меня! Вот сюда, пожалуйста. Осторожнее, на пингвина не наступите, поскользнётесь еще, не дай боги!
Едва сдержавшись не показать язык царю-батюшке, я выскользнул из кабинета, ухватив под руку нашу главбухшу. Погуляю с часок, а эти два старых садиста к тому времени и успокоятся.
* * *
Дворцовый народ с энтузиазмом принял весть о свадьбе. Только вчера мы уговаривали бухгалтершу устроить скромную свадьбу, а сегодня весь дворец уже трясло как Аристофана после масштабной попойки.
Кухня работала круглосуточно с привлечением помощников из других отделов. Иван Палыч, взмыленный, но гордый, одной рукой выравнивал крем на свадебном торте, другой держал за штанишки трепыхающихся в воздухе Тишку и Гришку, укоризненно выговаривая Михалычу:
— Ну, мон шер Михалыч, сделайте уже милость — избавьте кухню хотя бы на сутки от ваших воспитанников! Едва я начал наносить крем на другую сторону торта, как ваши питомцы слизали крем с этой.
Михалыч смущенно крякнул и погрозил пальцем бесенятам:
— Ужо паразиты вернемси в Канцелярию, будет вам и кремом по заднице и тортом по рогам!
Паразиты обиженно заверещали, знаками показывая, что они только хотели помочь, да и вообще шли мимо по важным хозяйственным делам, а тут их схватили, оклеветали и все кулинарные неудачи решили замаскировать, бесстыдно оболгав маленьких ангелочков.
Иван Палыч возмущенно вручил ангелочков Михалычу и те сразу же залезли ему на плечи и яростно запищали в уши, тыкая пальцами в шеф-повара.
— Дорогой мой мсье Аристофан, — развернулся Иван Палыч к нетерпеливо топчущемуся рядом бесу с большой бутылью мутного самогона, — поверьте мне на слово, что пропитывать торт нужно коньяком или ромом. И добавлять самогон в крем тоже не надо. И в качестве украшения мы вашу бутыль сверху ставить не будем. И вообще, — шеф-повар увидел меня и просиял: — Фёдор Васильевич, ну хоть вы объясните этим добровольным помощникам, что я сам прекрасно справлюсь с подготовкой свадебного стола!
— Достали, Иван Палыч? — посочувствовал я.
— Не то слово, — вздохнул он, откладывая лопаточку для крема. — Стоит только отвернуться, как все эти специалисты тут же начинают вносить изменения в блюда. Вот, ваша мадмуазель Марселина, к примеру, всего полчаса назад была замечена в выковыривании из салата с куропатками этих самых несчастных куропаток. Ей, видите ли, мясо нельзя, а салатика очень хочется, вот она и решила заменить птицу на репу. На репу! Представляете?! А час назад коллеги вашего Аристофана притащили на кухню связанного дворецкого, ну этого славного малого — Гюнтера. Его, оказывается, необходимо поместить в торт, чтобы в разгар пиршества, он выскочил из него на радость жениху, — Иван Палыч наклонился ко мне и спросил шёпотом: — А что, наш бравый мсье Калымдай он тоже того… имеет определенные склонности к мужскому полу?
— Ну что вы, Иван Палыч, — я показал Аристофану кулак. — Это у бесов шутки такие оригинальные. А возможно, они надеялись на то, что вы еще не ставили торт в печь и решили насладиться воплями Гюнтера, запекаемого живьём. Бесы…
Шеф-повар вздохнул, а я развернулся к присутствующим:
— Кухня продолжает работу, а все остальные, не причисленные к кулинарным работникам, сейчас отправляются на чистку сортиров, как потенциальные бездельники. И никаких возражений! На кухне ошиваться у вас время есть, а поработать… Куда же вы, господа?.. Ну, вот Иван Палыч, — я проводил взглядом улепетывающих с кухни креативщиков, — работайте спокойно. А на случай подобных инцидентов, я сейчас пришлю вам пару скелетов с пищалями — будут охранять ваш покой.
— Премного благодарен, Федор Васильевич, — улыбнулся шеф-повар, — однако не спешите уходить. Попробуйте-ка, — он мазнул кусочек хлеба тонким слоем соуса, — очередной вариант вашего майонеза.
— М-м-м?.. — я закинул кусочек в рот и тщательно пережёвывал, стараясь вникнуть во вкус. — О! Иван Палыч, вы — гений! Ура! Наконец-то то, что нужно получилось! Ну, всё, будет у нас настоящий оливье на новогодний стол!
— Отлично, Фёдор Васильевич, я зафиксирую этот рецепт и будем действовать строго по нему.
В коридорах сегодня тоже было оживлённо. В обе стороны сновали придворные, суетливо таща, кто стулья, кто столы, а большинство просто неслось по каким-то особо важным делам. Даже меня пару раз чуть не сбили с ног. Ладно, прощаю. В тронном зале столы уже поставили буквой "П" и сейчас накрывали их скатертью и расставляли лавки. Нарядная ёлка, хоть и не очень подходила к свадебному пиру, но смотрелась торжественно и красиво.
— Батюшка! — будто из-под земли выскочила Елька. — А не гоже так! А плакатик мы повесили, а он таперя не тот! А енто же позор на весь мир, а особливо — на твою голову, кормилец!
Я оглянулся. Ну да, "С Новым годом!" совсем уж не к месту.
— Давай, Елька, рысью, снимай эту надпись и вешай новую. Напиши… Ой, да что угодно, лишь бы по поводу. Ну, там, "Поздравляем молодожёнов" или "Тамарка + Калымдай = сто детей". Давай действуй, короче.
Юная кикимора восторженно взвизгнула, закивала и унеслась, а я, еще раз окинув начальственным взглядом зал, направился к себе в Канцелярию.
В Канцелярии Маша с Олёной тихо хихикали, зарывшись в ворох каких-то ленточек, тряпочек, бантиков и прочих женских кошмаров. Даже знать не хочу, что это такое. Остальных не было, только бесенята возмущенно скакали по моему креслу, требуя мультиков, да Дизель сидел на диване, с любопытством листая журнал "Здоровье" за 1983 год, уж и не знаю каким чудом попавший в мой фургончик. А вот Михалыч, вопреки своему обыкновению, не суетился с чашками-ложками, а мрачно сидел за столом, подперев подбородок двумя кулаками.
— Ты чего, деда? — удивился я. — Блины подгорели?
Михалыч только покосился на меня, вздохнул и не ответил. Это уже серьёзно.
— Дед, да что случилось-то? Опять я чего накосячил и не заметил, а теперь всем разгребать придётся?
— Стал бы я горевать по пустякам, — отмахнулся дед. — К твоим огрехам я уже ить и привык, почитай кажный день за тобой подчищать приходитси.
— Ну, спасибо, — обиделся я. — А чего тогда такой хмурый, будто сейф вскрыть не смог?
— Щаз и ты хмурый будешь, внучек, — пообещал Михалыч. — Ты про подарки молодым не забыл?
— Ой, блин… Забыл, деда. Так не беда, думаю. Сейчас смотаемся в Лукошкино, да подберем что-нибудь.
— Что-нибудь, это ты Кощею-батюшке будешь на день рождения дарить, а полковнику нашему надо особый подарок подыскать.
— Согласен. Тамарке-то мы какую-нибудь безделушку откопаем из тех драгоценностей, что ты в замке фон Дракхена спёр, а вот Калымдаю… А что он любит?
— Воевать он любит. Тамарку любит. Кощеюшку обожает, — начал перечислять дед, загибая пальцы, — выпить и закусить не дурак, коней любить должён, как шамахан по крови…
— Стой, деда! Оружие! Давай ему поищем классный меч или лук какой навороченный?
Михалыч задумался на секунду, а потом просиял:
— Ну, весь в меня! От учу я, учу тебя днями и ночами, а только таперича вижу, что не зря я на тебя всю жизнь свою скорбную потратил!
— Да ладно тебе, деда… Давай одевайся тогда, пошли в Лукошкино.
— Не, внучек, ничего мы там хорошего не найдем. Нам же не абы какая железяка нужна. Нам надоть подарок достать такой, чтобы полковник наш зарыдал от счастья, а все вокруг в обморок попадали от зависти!
— А ты тут же и карманы всем обчистишь, — хихикнул я.
— Да тьфу на тебя, внучек! — отмахнулся дед. — Хотя мыслишь ты в правильном направлении.
— Деда, а где тогда такое оружие прикупить можно? Можно в Японию смотаться быстренько — ихние катаны, говорят, классные. Ты по-японски как, говоришь? А то я не очень.
— С чего бы енто нам подарки вдруг покупать? — удивился Михалыч. — Купить енто любой дурак сможет, а нам надо добыть.
— В смысле — украсть?
— В смысле, внучек, в смысле, — покивал дед. — Уважить полковника надо, расстараться, смекалку проявить, под пулями походить, от сабли вострой увернуться, прямо с плахи сбежать, из петли вывернутьси…
— Деда! Михалыч, ау?! — с трудом прервал я замечтавшегося деда. — Ты, конечно, как знаешь, а меня что-то такие перспективы не радуют. Поехали лучше в Японию или в Индию — там тоже вроде бы классное оружие делают.
— Увлекся, внучек, — смущенно протянул дед. — Но покупать мы ничего не будем! Нет в ентом ни шику европейского, ни удали нашей молодецкой!
— Ох, ну не знаю даже… А что тогда? Давай у Кощея его любимый меч… Ты чего бородой киваешь? Да я же пошутил! Дед, ты чего?! Да Кощей нас в порошок сотрёт, если мы у него меч стащим, а потом тот порошок с табаком смешает и скурит после завтрака!
Михалыч отмахнулся, а потом подмигнул и, наклонившись, зашептал:
— Пошли, Федька в оружейной у царя-батюшки пошарим!
— А у него и оружейная есть? Я только склады с оружием видел… А, ну в принципе должна быть, только я на неё почему-то ни разу не натыкался, даже не слышал про такую.
— А енто потому, внучек, — заговорщицки шептал дед, — что скрыта она ото всех, да защищена от любопытных и просто ворюг всяких.
— Да-а-а… — протянул я опасливо. — А может, ну её? Полезем, а она как шваркнет нас молнией или еще чем-нибудь.
— Не боись, внучек. Первым пойдешь и если тебя прихлопнет, то я уже пройду спокойно, да оружие добуду. Не останется полковник без подарка!
— Спасибо, дедушка, я тебя тоже люблю.
Должен сразу вам пояснить немного о местной морали и нравах. Украсть у царя — преступление, конечно. Но только в том случае, если поймают. А вот если не поймают, то уважение вам обеспечено. Фарт такой воровской, понимаете? Та самая удаль молодецкая. Причем, у своих красть нельзя. У короны — можно. Государственное, значит ничьё, то есть — общее. Знакомо, да? Так что, не связанные никакими морально-этическими запретами, мы с Михалычем пошли на дело.
— Деда, может не надо?
Мы стояли в тёмном закутке перед низенькой, массивной железной дверью. Добираться в этот потаённый уголок дворца, пришлось более получаса. Я бы сам ни за что не нашёл эту оружейную. Спасибо деду — он как гончая, принюхиваясь, прислушиваясь, а иногда и постукивая большим гвоздём по стенам, уверенно вёл меня к цели.
— Надо, Федя, надо, — хихикнул Михалыч.
Я по глупости показал как-то своим "Приключения Шурика" и теперь дед только и поджидал момента, чтобы с удовольствием процитировать это "надо, Федя", бр-р-р…
— Сейчас какой-нибудь проводок заденем и как взвоет сигнализация! — продолжал тихо паниковать я. — Кощей же прибьёт и на ордена наши, кровью и потом заработанные не посмотрит!
— А мы не будем ничего задевать, внучек, — сосредоточенно протянул дед, нагнувшись разглядывая замок. — Ага, знакомая конструкция. Давненько я такие не видел… Енто, внучек, сработал известный мастер, Поликарп Евстигнеевич, по прозванию Кувалда… — дед закопошился в своём кошеле, доставая какие-то хитрые железочки, крючки, отмычки. — Знатный мастер был. Ентому замку, Федь, ажно полторы тыщи лет, а посмотри — как новенький.
— Так давно? Надо же…
— Нам про Кувалду ишо в академии рассказывали, а с его работой я только лет через двадцать впервые столкнулси после выпуска, — дед присел на корточки и принялся ковырять замочную скважину своими железяками. — Талантливый мастер, ничего сказать не могу, — дед замер на секунду, потом поднатужился и замок громко щелкнул, — да только на любой хитрый замок, другой талант найдётси!
— Ну, деда, — я в восхищении развел руки в стороны, — даже слов подобрать от восторга не могу.
— Потом подберешь, внучек. Запишешь и мне отдашь в двух екземплярах… Пошли што ли?
Михалыч легонько толкнул дверь и та, тихо скрипнув, открылась на пару сантиметров, а я зажмурился — сейчас ка-а-ак долбанёт чем-нибудь! Не долбануло. Но защита сработала: дед, довольно улыбаясь, распахнул дверь и сделал шаг внутрь и тут же с дверного проёма в него метнулись зеленые светящиеся щупальца, оплели деда как домашнюю колбасу и приподняли над полом.
— Мать! — сказал дед.
— Мать! — согласился я с ужасом смотря на раскачивающегося на зеленых нитях деда.
— Чего смотришь, Федька?! — прохрипел дед. — Ныряй мимо ентих зеленых гадов внутрь!
— Чего-то не хочется, деда. А оно и меня схватит и будем мы тут вдвоём болтаться, как мухи в паутине. Я лучше к Кощею сбегаю, повинюсь, он тебя и освободит.
— Федька! Ныряй, кому говорю! Двоих ента зараза не удержит! Ныряй давай, пока оно меня пережёвывает!
— Оно тебя ест?! — взвизгнул я, оглядываясь в поисках чего-нибудь тяжелого. Да хоть вообще чего-нибудь. В отличие от обычного бардака в коридорах, в этом закутке не было ничего, кроме пыли.
— Да енто я к слову, внучек, не пугайси, — хмыкнул дед. — Давай, внучек, пролезай между веревками внутрь.
— Уф-ф-ф… Шуточки у тебя, — я присмотрел место, где щупальца находились наиболее далеко друг от друга, нагнулся и осторожно полез, перешагивая через отдельные отростки, стараясь не задеть ни один. Всё это сильно напоминало лазерную сигнализацию, ну, знаете, все эти пересекающиеся лазерные лучики, через которые надо пробраться, не тронув ни одного.
— Ты, внучек, будто Скайуокер по Звезде Смерти крадёшьси, — хмыкнул надо мной дед, — лезь, не бойся, оно не кусается.
— Да? — протянул я с сомнением и осторожно коснулся пальцем одного щупальца. И правда, не кусается и даже током не шибануло. Упругое и теплое. Ну, ладно, я брезгливо вытер палец о майку и уже более смело полез внутрь.
В оружейной было сыро, прохладно и совершенно темно. А где все эти факелы и горелки на треногах, которые обязательно присутствуют в вечно работающем состоянии по стенам и углам в любом порядочном подземелье или гробнице? Да уж, не Голливуд, недодумал тут царь-батюшка, антуража не хватает. Я включил фонарик на кольце и ахнул. Помещение было небольшим, ну так, комната десять на десять, но вся завалена грудами самого разнообразного оружия. Из большой кучи прямо передо мной высовывались рукояти мечей, сабель, торчали копья, высовывались изгибы луков. И таких куч было несколько, да и просто на полу совершенно бессистемно валялись всякие интересные штучки. На стенах оружие висело уже в более приличном виде, похожее на экспонаты музея. Глаза просто разбегались от этого изобилия.
Ухватив двумя руками рукоять меча, торчащего из кучи, я потянул его на себя. Здоровенный-то какой! И тяжелый.
— Попалось, чудище заморское?! — зловеще протянул я, замахиваясь мечом над головой.
Ну, попытался замахнуться, если честно. Выше пояса приподнять эту рельсу я не смог и с сожалением выпустил меч из рук и он, ехидно звякнув, рухнул обратно на гору оружия.
— О, а вот это мой размерчик! — я заметил висящую на стене шпагу. Натуральная такая, а-ля три мушкетера. Длинная, с рукоятью, защищенной округлой гардой, переплетенной металлическими пластинками.
— Господа, гвардейцы! — я как мог скопировал мушкетерскую стойку. — Я имею честь атаковать вас. Защищайтесь, канальи!
— Наигралси, внучек? — отрезвил меня голос деда.
— А? О, пардон, деда, увлёкся. Классная шпага, дед! Давай тоже возьмем? Я на ковер в Канцелярии повешу.
— Конечно, внучек. Пущай повесит до первого захода к нам Кощеюшки. А потом и ты рядом с ней висеть будешь.
— Вот всегда ты так, дед. Все мечты как партизаны поезда под откос пускаешь.
— Феденька, — ласково протянул Михалыч, — ты ежели нарезвилси, то поищи, паршивец около двери рычажок какой! Сколько мне еще тут висеть из-за тебя паразита?!
Я виновато повесил шпагу на место и направил луч фонарика на стену около двери:
— Тут никакого рычажка… А с этой стороны… Ого, ничего себе рычажок! Да это — рубильник какой-то на атомной электростанции!
— Вот и дёргай его, внучек, — проворчал дед, покачиваясь на щупальцах. — Сколько же можно над старыми людями издеватьси?
Ага, "дёргай". А если он не дёргается? А если я не Илья Муромец и даже не Алеша Попович? Пришлось подобрать боевой молот, точнее — молоток, и лупить им по рычагу, пока он не начал поддаваться и по сантиметру опускаться вниз.
— Уф-ф-ф… — сказал дед падая с полуметровой высоты, когда щупальца внезапно втянулись в косяк двери.
— А-а-а!!! — сказал я, устало роняя молоток прямо себе на кроссовок.
— Вот и славно, внучек, — подытожил операцию спасения дед. — Давай быстренько ищем подарок и пора дёру отсюдова давать. Мало ли какие тут ишо защитные ловушки. Может у Кощеюшки уже в башке колокольчик тренькает мол, грабят тебя, батюшка, высылай срочно рыцарей-зомби, порубить на кусочки воров удалых.
Тяжелые мечи, щиты, копья и булавы мы отвергли сразу. С луками, после недолгого спора, тоже не стали заморачиваться — мы оба особо в них не разбирались, а наобум выбрать дешёвку китайского производства не хотелось. В конце концов, Михалыч выудил из дальней кучи изогнутую саблю в ножнах. Рукоять, как и ножны, были отделаны драгоценными камнями, только не аляповато на показ, а строго так, солидно и в целом очень богато. Дед вытащил сверкнувший в луче фонарика клинок и лихо завертел им над головой. Лезвие со свистом разрезало воздух, дед задорно скалился, а я, хихикая, отступил на пару шагов:
— Где это ты на шамахана учился, деда? Ловко как саблей вертишь. Тоже в академии учили?
— Жисть и не такому научит, — Михалыч прекратил баловаться и эффектно закинул саблю в ножны. — Тикаем, внучек, пока не началось.
* * *
До начала свадебной церемонии оставалось еще три часа, когда в Канцелярию ворвалась Елька и запрыгала на месте:
— А батюшка царь! А горе-то какое! А что случилося-то! А я сейчас вам как скажу!.. Ан, нет, не буду говорить, а то вы все тут и откинетесь от ужаса! А будет нам тогда не свадебка, а самые настоящие похороны! А хорошо, что уже еда наготовлена — на поминки сгодитси!
Мы только вздохнули, уже почти привыкнув к Елькиной манере вести разговор и продолжили заниматься своими делами. Успокоится — сама расскажет.
— А что же вам не интересно? — удивилась юная кикимора, не переставая подпрыгивать. — Али всё равно, что с другом вашим приключилося? А он, бедненький сейчас небось… А вы! А он… А бедный, несчастный Калымдай! — взвыла она напоследок.
— Калымдай? — насторожился я. — А что с ним?
— А нету! — торжествующе развела руки в стороны Елька. — А украли его, кровинушку нашу! А налетели из-за угла в чистом поле, да на конях вороных, да схватили жениха нашего! А передать велели, что без выкупа и не отдадут-то! А вот так вот, батюшка! — Елька топнула ногой и картинно подбоченилась.
Маша с Олёной хихикнули, Михалыч сплюнул и пошаркал за тряпкой, бесенята, не отрываясь от мультиков, одновременно подняли над спинкой кресла лапки с вытянутыми большими пальцами. А я… А я вздохнул:
— Это что, какие-то местные обычаи — женихов красть?
— Да чего только не крадут, внучек, — тоже вздохнул дед. — Что плохо лежит — обязательно свистнут.
— Так вроде бы невест крадут или я что-то путаю?
— Готовь денежку, внучек, — снова вздохнул дед.
Пришлось раскошеливаться, куда же деваться? Пять бутылок самогона, копченый окорок и горсть меди просвистели мимо нас в лапы бесстыжих вымогательниц, но Калымдай через полчасика был честно возвращен нам, смущенно ухмыляющийся и слегка помятый.
Организаторов похищения узнать не удалось, а вот непосредственным исполнителем выступила наша незабвенная бухгалтерша. Она просто приподняла полковника за шиворот, заломила ему руку за спину и заперла в какой-то каморке.
— Я же не идиот, — смущенно улыбался Калымдай, на вопрос почему же он не вырвался и не убежал? — Агриппина Падловна у меня сейчас фактически за тёщу выступает. Пускай дамы порезвятся, от меня не убудет.
Пока дед наглаживал Калымдаю его парадный мундир, я отправился к царю-батюшке, уточнить детали свадебной церемонии. Ну не в курсе я совершенно, как тут свадьбы проводят. В Лукошкино, да и на всей Руси, в принципе понятно. Сваты пьянствуют, друг к другу ездят, выкупы там всякие и прочие обряды, а потом венчание в церкви и пир горой. А у Кощея как? Понятно, что ни о каком венчании и речи нет. Может быть, шамаханский шаман должен тут дискотеку зажечь со своими шаманскими плясками? Ничего, сейчас царь-батюшка мне всё разъяснит.
Не разъяснил.
Царь-батюшка находился в последней стадии сурового самогонного отравления. На полу кабинета, свернувшись калачиком, уютно похрапывала Елька в окружении четырех аккуратно поставленных вокруг нее знакомых бутылей самогона. Через пятую, наполовину пустую, на меня пристально всматривался глаз царя-батюшки, тогда как второй глаз был закрыт. Ароматы в воздухе плавали ещё те.
— Здрасте, Ваше Величество, — машинально пробормотал я.
— Брфрым фыбрумым врубым! — вежливо кивнул Кощей.
— И вам того же… Гюнтер!
В кабинет шагнул дворецкий и я вопросительно указал взглядом на царя-батюшку. Гюнтер вздохнул и развел руками. И никаких слов не надо.
— Гюнтер, через час уже церемония, хоть ты мне объясни, как у вас тут во дворце свадьбы проводят?
Гюнтер снова вздохнул, потыкал себя пальцем в горло и пожал плечами.
— Говорить не можешь?
Кивок.
— Мороженного обожрался?
Недоуменный взгляд и кивок в сторону Кощея.
— Аллергия на самогон, горло распухло?
Гюнтер указал пальцем на Кощея, потом на себя, а потом разыграл милую сценку "Отелло душит Дездемону за вегетарианский борщ".
— Царь-батюшка придушил?
Кивок.
— Ох, ладно, — знать не хочу какие у них тут развлечения со скуки. — Так что со свадьбой?
Пожатие плечами.
— В смысле — не знаешь? Никогда тебя на свадьбы не приглашали?
Кивок.
— Это за вредность или за противный образ жизни?.. Не надо, не отвечай. А кто про свадьбы знать может?
Гюнтер помотал головой.
— В смысле — никто? У вас тут что, свадеб не бывает?
Гюнтер облегченно вздохнул мол, дошло наконец-то и кивнул.
— Весело… Слушай, ну царя-батюшку хоть немного надо себя в чувство привести. Без него вообще никак. Займись, а?
Гюнтер кивнул в последний раз, а я в глубокой задумчивости вышел из кабинета, по пути машинально почесав гребень на голове змеепингвина, топчущегося на коврике у дверей.
— Деда, а как тут свадьбы… — ворвался я в Канцелярию и тут же осёкся, увидев заинтересованный взгляд Калымдая. Ну не расспрашивать же при женихе, как вообще свадьбы проводят? — Я говорю, свадьбы тут масштабные, наверное, бывают, да?
— Да кто их, внучек, — пожал плечами дед, близоруко щурясь, колдуя над иголкой с ниткой, — вот сегодня и посмотрим.
Жаль, инета нет. Уверен, что введи в Яндекс запрос типа "Как проводят свадьбы во дворце Кощея", я получил бы несколько миллионов ответов. А, ладно, что я — дурнее Яндекса? Разберемся по ходу действия.
* * *
Разбираться толком не получилось и именно из-за действия. А действовать пришлось быстро. В итоге, забегая вперед скажу, что свадьба получилась живенькая, весёлая, без всяких этих ужасных обрядов, которые так ненавидели мы с Калымдаем и на которых так настаивали наши девчонки. Главное — жених с невестой остались довольными.
Убитых тоже не было. По крайней мере, мне о таких не докладывали.
А теперь, дамы приготовьте платочки, кавалеры стисните зубы и кулаки — мы начинаем торжественную церемонию!
Которую, как оказалось, проводить было негде. Тронный зал-то уже заставили весь пиршественными столами, да еще и моя разлапистая ёлка посредине. Зато плакат почти на половину зала получился отличный, красивый и яркий:
"КАЛЫДАЙ В НАТУРЕ! ТАМАРКА ВАЩЕ НИШТЯК! СВАДЬБА БЛИН!"
Орфография у Аристофана хромает, конечно, но в целом душевно и с чувством. Всё равно переделывать некогда.
Царя-батюшку, не пожелавшего расстаться с остатками самогона в большой бутыли, водрузили на трон (на мой трон, кстати!) и он рассеяно пялился куда-то вдаль, раскачиваясь в такт песенке, которую мурлыкал себе под нос:
Волчик полюшком бежал,
Ай люли, ай люли,
Громко песенку орал,
Ай люли, ай люли,
Его зайчик повстречал,
Ай люли, ай люли,
Волчик зайчика сожрал,
Ай люли, ай люли,
Тут и песенке конец,
Ай люли, ай люли,
Вот какой я молодец,
Ай люли, ай люли.
Короче, батюшка был счастлив. Не будем ему мешать.
Началась церемония с торжественного входа в зал молодых в сопровождении родных, близких, друзей, ну и остальных придворных, которые смогли поместиться тут. Я, надев в связи с официальным событием свой плащ, резво побежал к трону, приподняв полы, напоминая самому себе монаха, опаздывающего к ужину. Забравшись на ступеньку трона, я замахал руками, показывая, что молодых надо вести сюда, обходя и ёлку и столы. Конечно, всё перепутали, жениха с невестой разделили и повели ко мне по разным сторонам ёлки. А ничего так — символично получилось. Типа сердца такие разделенные и вдруг встретились у царя-батюшки… Короче, именно такой романтизм мы заранее и запланировали, понятно?
Кощей, у которого, кстати, это был первый выход на публику после отсидки, на толпу не обратил никакого внимания и мне пришлось завести руку за спину и подёргать его за сапог. Царь-батюшка удивленно посмотрел на меня, заметил наконец-то толпу и помахал всем бутылкой. Придворные радостно взревели. Царь-батюшка милостиво покивал головой, встал, обвел бутылкой зал, потыкал ею же в молодых, крепко приложился к горлышку и рухнул обратно на трон. Одобрил, будем считать. И совершенно ясно, что вести церемонию придется мне — от Кощея толку сейчас никакого.
— Дамы и господа! — решился я, наконец. — Товарищи! Больше скажу — друзья!
Оратор из меня никакой, честно признаюсь.
— Сегодня я собрал вас здесь по особому поводу!
Только бы не ляпнуть мол, к нам едет ревизор.
— Мы собрались, чтобы соединить два любящих сердца и, следуя определенному алгоритму, создать новую ячейку памяти… пардон — общества!
Уф-ф-ф…
— Исходя из вековых правил, вынужден уточнить у молодых их намеренья. Итак, Тамарка, желаешь ли ты выйти за… Олёна, а ты чего ревёшь? Случилось что? Нет? От счастья? А, ладно… Только больше не перебивай меня… На чем я остановился? Ах, да. Тамарка… Да вспомнил я, вспомнил, хватить орать! Сейчас стражу позову! Ну-ка, заткнулись все быстро! Вот… Сбили… А, ну да. Тамарка, отвечай как на духу — хочешь ли ты выйти замуж за нашего славного полковника, великого героя, победителя страшного Манбангарола (потом расскажу кто это), короче, за Калымдая? А?.. Что?.. Ни фига не слышно… Ну, будем считать, что — да. Та-а-ак… Теперь — Калымдай… Да погоди ты, дай вопрос задать! По правилам же надо, по обычаям, которые нам от дедов-прадедов пришли! Итак, Калымдай, берёшь ли ты в жены Тамарку, присутствующую тут? Давай, теперь ори… Ага, понял. Ну, раз молодые не против, так и мы возражать не будем, верно? Ха-ха!
(Дружный смех, бурные аплодисменты).
Так, что там дальше? Ага, надо еще спросить, нет ли кого-то там, кто рискнёт жизнью и здоровьем и выступит с компроматом против жениха или невесты. Или как там правильно?
— Если среди присутствующих есть такой идиот, который имеет что-то против этой свадьбы в целом и против категорически одобрившей свадьбу Канцелярии в частности, пусть скажет сейчас или же пусть заткнётся и побережёт своё здоровье… Ну? Нет дураков?
— Я, батюшка! — вперёд вдруг протолкалась очень полная девушка с рожками на голове. Ага, бесовка. Я уже начал разбираться в местной нечисти. — Я против, Ваше Величество!
— А чего так? — удивился я. — Калымдай наделал тебе десяток детишек, а теперь от алиментов увиливает? Калымдай, проказник, ну-ка признавайся!
— Ни в одном глазу, Федор Васильевич, — пожал плечами полковник. — Я эту милую мадам первый раз в жизни вижу.
— Милую? — прошипела Тамарка?
— Мадмуазель, вообще-то, — томно протянула бесовка.
— Как звать тебя, мадмуазель?
— Василиса, батюшка.
— Угу. И с чего бы это ты, Василиса, выступаешь тут против этой свадьбы? Коротко и по существу.
— Замуж хочу, батюшка, — потупила глазки бесовка. — А давайте полковника на мне женим?
Пока придворные хохотали, а Калымдай с Агриппиной Падловной крепко держали Тамарку, порывавшуюся кинуться на Василису, я, отдышавшись и дождавшись когда все немного утихнут, предложил:
— Давай, красна девица по-другому сделаем. Сейчас ты молчишь в тряпочку, а еще лучше — удираешь подальше от греха и мести невесты, а потом, после праздников зайдёшь в Канцелярию. Подумаем, как тебе помочь.
Мне понравилась Василиса своей бойкостью и живостью, возможно, она может нам пригодиться в очередной гениальной операции. Кстати, заметили — даже во время праздника, не забываю о делах думать? Государственный ум, что есть, то есть.
— Всё? — поинтересовался я, когда Василиса изящным бульдозером разрезала толпу, быстро покидая церемонию. — Ещё сумасшедшие есть против свадьбы выступить?
Оказалось, что есть.
Пора на опушке у Лысой горы психбольницу строить. Довёл Кощей-батюшка своих подданных до душевного расстройства.
Вперёд выступил здоровенный детина, на пару голов выше меня, а судя по одеждам из шкур и опять же — маленьким рожкам на голове — шамахан.
— Моя приходить и Тамарка забирать! — проорал он, скидывая безрукавку из волчьей шкуры. — Калымдай кирдык сейчас будет!
Я с опаской оглядел обнаженного по пояс бугая, на показ поигрывающего мышцами. Какой же это шамахан? Это — Терминатор самый настоящий в исполнении Шварценеггера. Рядом томно вздохнул Гюнтер.
— А чего вдруг такие страсти? — решился поинтересоваться я. — Вы с Тамаркой давние знакомые что ли?
— Никагда нэ видэл! — отмахнулся терминатор. — Калымдай кирдык! Она мая будэт!
— Ну, суть претензий понятна, — вздохнул я. — Что скажите, гости дорогие? Храбреца с почестями похороним или в лес на радость волкам выкинем?
— Минуточку, Федор Васильевич, — Калымдай скинул китель, выставив на общее обозрение белую кружевную рубашку. — Дозвольте мне?
— А надо ли самому? — протянул я с сомнением, но тут меня за рукав дернул Михалыч и зашептал:
— Не лезь, Федька! Енто же игрища у них такие, шамаханские. Мордобой предсвадебный.
— Да? Вот же дикари. Ну, раз это понарошку… Ну, давайте тогда, разрешаю. Только не тяните, а то гости уже устали, покушать и выпить хотят.
Гости дружно закивали, а бойцам выдали по сабле и они стали на пяточке возле трона друг напротив друга. Замелькали сабли, выбивая тучи искр, бойцы закружились в пляске. Это было изящно, показательно, невероятно быстро и… очень скучно. Ну да, здорово, но эти двое бились с таким мастерством, что было невозможно уследить за их движениями. Просто смазанные полосы в воздухе, осыпаемые искрами. Я зевнул, Михалыч почесался, Кощей за спиной булькнул самогоном, Гюнтер снова вздохнул.
Минут через пять, народ уже откровенно заскучал. Кое-где над гостями вился дымок самокруток, дамы оживленно обсуждали наряд невесты, под ёлочкой кого-то пинали ногами. Живенький ритм свадьбы явно нарушился, а эти показушники без устали крутили финты, выписывали пируэты, бахвалясь своим мастерством. Да мы и так в Калымдае не сомневались. Похоже, у него комплекс неполноценности и он всячески старается его компенсировать вот такими показательными выступлениями. Пора, пора психушку строить…
— Гюнтер, сходи, разними их, — предложил я.
Дворецкий опасливо покосился на звякающие сабли и категорически замотал головой.
— Деда?
— Кто тут из нас царь? — проворчал Михалыч.
Ну, как всегда — всё самому делать приходится.
— Калымдай! — заорал я. — Хватит! Всё-всё, завязывайте.
Бойцы остановились, гости оживились и снова подтянулись к трону. Калымдай со своим спарринг-партнёром довольно улыбались, хотя оба были в порезах и царапинах. У полковника его щегольская рубаха была разрезана в двух местах и сквозь неё уже проступила кровь, а у терминатора кроме порезов на груди, алой полосой через всю щеку тянулся новоприобретенный шрам, но рожи их так и сияли от удовольствия. Дикари-с.
— Ваше Величество, — галантно поклонился терминатор и продолжил без всякого акцента: — Прошу прощения за задержку свадьбы во время этого представления, но умоляю не гневаться, а понять нас — традиции.
Так он еще и Калымдаев воспитанник, судя по манерам. Клоуны, блин. Ладно.
— Молодец, служивый, стань в строй… Э-э… к гостям, говорю иди… Хорошо, порезвились немного, а теперь продолжим. Продолжим, говорю! Ну-ка заткнулись все дружно и слушаем меня-батюшку!
Когда воцарилась тишина, я перешёл к заключительной части:
— По древним нашим традициям, даденым нам дедами-прадедами, правящий ныне монарх, то есть — я, — я смущенно шаркнул кроссовком, — волею, данной ему… блин, ну, мне, то есть… Короче, волею данной мне богами, а главное — Кощеем-батюшкой, я имею полное право соединить этот союз двух любящих сердец, чем сейчас и воспользуюсь.
— Наконец-то, — загалдели в зале, — давно пора! Жрать охота!
— Цыц! Итак, вот этой самой волей, данной мне вышеперечисленными лицами, объявляю нашего славного полковника Калымдая и очаровательную Тамарку, племянницу, кстати, нашей не менее очаровательной Аргриппины Падловны, мужем и женой! Давайте, целуйтесь. Ура!
— Ура! — заорали все, а Калымдай с Тамаркой принялись за поцелуйчики.
— Пожрём теперь! — радовались придворные.
— Нет, ты глянь, Свиридовна, как он к ней присосался, а!
— И не говори, Марусь, а мой-то, чмокнет разок в щёчку и сразу в койку тащит. Никакого романтизьму.
— Серёга, забей и мне место поближе вон к тому осетру, что рядом с бутылками лежит! А то, вона Мишка с евойнаю бандой уже тудыть нацелилси!
— Эй, Калымдай, ну куда ты руками полез?! Гля, Семёновна, так и шарит, так и шарит! Погоди, родненький до спальни, там-то уж и порезвишьси!
— Да не мешай, Григорьевна. Хоть посмотреть-то…
Я стоял, приветливо улыбаясь во все стороны и шипел сквозь зубы:
— Калымдай, завязывай! Тамарка, хватит же! Сейчас гости нас сожрут вместо закуски! Агриппина Падловна, ну хоть вы на них повлияйте! Ну что это за бесплатный сеанс немецкого порно?!
Наконец все утихомирились и расселись за столы. Не всем, конечно, хватило места в тронном зале, но и обиженных не было. Пиршественный стол продолжался в коридорах, не прерываясь, заворачивая на поворотах, проходя через малые залы и так по всему дворцу. Кощея беспокоить не стали, только поменяли опустевшую бутылку на новую, а через полчаса Гюнтер при помощи рыцарей-зомби, оттащили царя-батюшку в соляную комнату — нельзя пока ему долго вне её находиться. И понеслось.
Хоть я и старался есть поменьше, но блюд было так много, а еда смотрелась так аппетитно, что выдержать такого искушения слабое сердце несчастного, но гордого компьютерщика, не смогло. Сердце шепнуло желудку "Давай", тот взвизгнул от радости, мозг вздохнул и отключился, а руки и челюсти перешли в активный режим. Наконец-то!
И, кстати, тут некоторые злопыхатели, обвиняли меня в чрезмерном употреблении алкоголя. Так вот, на свадьбе я практически не пил! Я ел. Наш дорогой и любимый садист Иван Палыч расстарался так, что оторваться от очередного блюда, будь это хоть всегда горячо любимый мной шашлык или банальный запечённый целиком осётр, не было никакой возможности. Неудивительно, что через три-четыре часа, я осоловело сидел над серебряной миской с холодцом, лениво выковыривая из него морковку и устало подымал над головой играющий самоцветами золотой бокал, с всё еще первой дозой коньяка. Или дед подливал мне? Не помню.
Помню, что Михалыч с рыцарями подхватили меня и потащили из зала.
— Вы чего? — слабо отбивался я. — А тортик?
— Мы принесём вам, мсье Теодор, — успокаивающе икнула Маша, а Олёна только устало прикрыла глаза колечками из огурцов.
Понимаю. Смотреть на это изобилие было больно, а съесть хоть крохотный кусочек не было уже никакой возможности.
— Деда, давай по маленькой за молодых? — предложил я, когда меня тащили, огибая Аристофана, сидящего на табурете и наяривающего на балалайке "Мурку".
— Быстрее, — шипел дед на рыцарей. — Выносите царя-батюшку, пока не началось.
— А что должно начаться? — возмутился я. — Почему царь не в курсе?!
— Драка, внучек.
— Почему?
— По обычаю.
— А да, — понимающе покивал я и тут же всполошился: — Деда, они же мне тут ёлочку на фиг снесут!
— Не боись, Федька, — поднялась с лавки монументальная главбухша. — Я прослежу. А ты отдохни родимый… Ишь как красиво про мою Тамарку с евойным кобелём сказал…
Левый глаз упёрся в потолок и что-то там разглядывал с величайшим вниманием, зато правым я увидел, как в центр между столов вышла ухмыляющаяся двадцатка бесов, а им на встречу поднялись Калымдаевские спецназовцы. Сквозь кровь, брызнувшую из носов и пяточков, я заметил, что Агриппина Падловна грузно, но поспешно шагает к ёлочке, отсекая по пути огромными ручищами, сбившихся с пути истинного драчунов.
За ёлочку я больше не беспокоился. А вот десерт…
— Деда, ты напомни там про тортик, — попросил я, проваливаясь в сладкий сон, едва замечая, как Михалыч заботливо подтыкает мне одеяло. — И Дизеля выключи, пожалуйста…
