17
— Моя спецификация — MB-1021, роботизированное судно. — Корабль не просто разговаривал — похоже, он не мог заткнуться. — Но люди предпочитают спецификациям имена, поэтому обычно меня называют М-Бот. Я разведывательное поисково-спасательное судно дальнего радиуса действия, созданное для одиночных миссий без поддержки и тайных операций в глубоком космосе. И…
Он замолчал.
— И? — Я развалилась в кабине, силясь понять, что это, во имя звезд, за штуковина.
— И мои базы данных повреждены. Дальнейшую информацию извлечь не удается. Я даже не могу восстановить параметры миссии. Единственная сохранившаяся запись — последний приказ моего капитана: «М-Бот, затаись. Анализируй, не ввязывайся в битвы и жди меня здесь».
— Твой капитан — это твой пилот? — уточнила я.
— Верно. Коммандер Спирс.
Он вызвал для меня нечеткое изображение, на несколько мгновений заслонившее сканер на приборной доске. Коммандер Спирс был гладко выбритым моложавым мужчиной со смуглой кожей, в незнакомой строгой форме.
— Никогда о нем не слышала. А я знаю всех знаменитых пилотов, даже из тех времен, когда служили родители Бабули. Как обстояло дело с креллами, когда вы сюда прилетели? Они уже напали на галактику?
— В моих банках памяти нет ни воспоминаний о такой группе, ни слова «креллы». — Он помолчал. — Судя по скорости радиоактивного распада изотопов в ядре памяти, с момента моей деактивации прошло… сто семьдесят два года.
— Ух! «Непокорный» с остальным флотом потерпел крушение на Детрите примерно восемьдесят лет назад, а война с креллами началась задолго до этого.
Бабуля говорила, что война вспыхнула еще до ее рождения.
— Учитывая продолжительность человеческой жизни, — сказал М-Бот, — приходится сделать вывод, что мой пилот умер. Печально.
— Печально? — переспросила я, пытаясь осмыслить его слова. — Ты испытываешь эмоции?
— Мне позволено самосовершенствоваться и автономно усиливать нейронные связи, чтобы имитировать органические эмоции. Это позволяет лучше взаимодействовать с людьми, но на самом деле я не живой. Мои подпрограммы, отвечающие за эмоциональные потрясения, указывают, что из-за смерти хозяина я должен чувствовать скорбь, но банки памяти с записями о его внешности и нашей совместной деятельности повреждены. Я не помню ничего, кроме его имени и последнего приказа.
— Затаись, — повторила я. — Анализируй и не ввязывайся в битвы.
— По всей видимости, единственная часть моих банков памяти, которая осталась неповрежденной, за исключением основных личностных функций и процессов наподобие языковых, — это открытая база данных для сбора информации по фунгоидным формам жизни на этой планете. Мне бы очень хотелось заполнить ее до конца.
— Фунгоидным?
— Грибы. Нет ли у вас грибов, чтобы я мог их классифицировать?
— Ты суперпродвинутый истребитель-невидимка, в который каким-то образом встроена механическая личность… и ты хочешь, чтобы я принесла тебе грибы?
— Да, пожалуйста. «Анализируй». То есть, например, «классифицируй местные формы жизни». Уверен, это он и имел в виду.
— А я нет. Похоже, тебе приказали от чего-то спрятаться. — Я высунулась и осмотрела крылья. — У тебя на каждом крыле большие сдвоенные деструкторы, а на днище турель для светокопий. Твоя огневая мощь не уступает нашим самым большим кораблям. Ты военный истребитель.
— Точно нет, — возразил М-Бот. — Я здесь, чтобы классифицировать грибы. Вы разве не слышали последний приказ, который мне отдали? Мне нельзя ввязываться в битвы.
— Тогда зачем тебе пушки?
— Чтобы стрелять по большим и опасным животным, которые могут угрожать моим грибным экземплярам. Это же очевидно.
— Это глупо.
— Я машина, следовательно, мои заключения логичны, тогда как ваши подвержены влиянию органической иррациональности. — Несколько огоньков на приборной доске мигнули. — Это хитрый способ назвать вас глупой, если вы вдруг не…
— Поняла, — ответила я. — Спасибо.
— Не за что!
Он был абсолютно искренним. Но… как он там сказал, роботизированный? Что бы это ни значило, непонятно, насколько можно ему доверять.
Так или иначе, это машина с памятью, пусть и поврежденной, но простирающейся на сотни лет в прошлое. Возможно, в ней найдутся ответы на вопросы, которые мы всегда задавали. Почему креллы продолжают на нас нападать? Кто они на самом деле? Мы реконструировали их изображения по броне, поскольку ни одного взять в плен так и не удалось.
Вероятно, когда-то мы знали ответы, но если и так, то утратили их восемьдесят лет назад. Вскоре после крушения на Детрите большинство офицеров, ученых и старейшин флота, посчитав, что находятся в безопасности, собрались в пещере. Они восстановили старый электронный архив «Непокорного» и держали чрезвычайный совет. Вот тогда креллы и сбросили первую могильщицу, уничтожив наши архивы, а вместе с ними большую часть руководства флота.
Остатки нашего народа разделились на кланы в соответствии с флотскими обязанностями: команда по обслуживанию двигателей, как Бабуля и ее семья; гидропонная команда — выдающиеся фермеры, вроде предков Бима; пехотинцы — предки Зари. Методом проб и ошибок они узнали, что, если держаться малыми группами меньше сотни человек, датчики креллов не могут обнаружить их в пещерах.
С тех пор сменилось три поколения. Мы медленно пробивались обратно к поверхности, но с огромными провалами в памяти и истории. Что, если я открою АОН величайший секрет: как победить креллов раз и навсегда?
Хотя… не похоже, что М-Бот знает ответ. Как ни крути, если бы старые человеческие флоты знали, как победить креллов, они бы не оказались на грани уничтожения. Но наверняка в механической памяти этого корабля таятся кое-какие секреты.
— Ты можешь стрелять из своего оружия? — спросила я.
— Мне приказано не ввязываться в битвы.
— Просто скажи. Можешь стрелять?
— Нет, — ответил М-Бот. — Оружейные системы вне моего контроля.
— Тогда почему твой пилот приказал не ввязываться в битвы? Ты же все равно не способен сражаться.
— Рассуждая логически, чтобы начать драку, не обязательно уметь ее закончить. Мне разрешены базовые автономные маневры, и теоретически я могу наткнуться на битву или конфликт. Лично для меня это будет катастрофой, так как для самых важных функций мне нужен пилот. Я могу ассистировать и выявлять ошибки, но, поскольку я не живой, мне нельзя доверять системы уничтожения.
— Значит, из них могу стрелять я.
— К сожалению, оружейные системы отключены из-за повреждения.
— Чудесно. Что еще отключено?
— Кроме моих воспоминаний? Ускорители, подъемное кольцо, китонический гипердвигатель, функции автоматического ремонта, светокопье и все двигательные функции. Кроме того, судя по всему, у меня погнуто крыло.
— Чудесно. То есть все.
— Средства связи и радар функционируют. Как и системы жизнеобеспечения в кабине и датчики ближнего радиуса действия.
— И это все?
— Видимо… да. — Он помолчал. — Благодаря вышеупомянутым датчикам не могу не заметить, что у вас есть несколько грибов. Можете поместить их в анализатор в кабине для каталогизации?
Я со вздохом откинулась на спинку кресла.
— Конечно, когда вам будет удобно. Как роботу мне чужды такие тонкие понятия, как человеческое нетерпение.
Что же делать?
— Но чем скорее, тем лучше.
«Вряд ли получится починить этот корабль самой», — подумала я. Может, стоит просто пойти в АОН и рассказать о находке? Придется признаться, что стащила силовую матрицу. И конечно, мне никогда не разрешат оставить корабль себе. Пойти в АОН — все равно что перевязать его подарочной ленточкой и преподнести той самой адмиральше, что изо всех сил старается разрушить мою жизнь.
— Эти грибы прекрасно выглядят.
Нет. Я не вручу свое открытие Железнобокой, по крайней мере, не поразмыслив как следует. Но если я собираюсь отремонтировать корабль, мне понадобится помощь.
— Не то чтобы мне требуется какое-то подтверждение, поскольку мои эмоции просто имитация, но… вы же меня слушаете?
— Слушаю, — ответила я. — Просто задумалась.
— Это хорошо. Я бы не хотел, чтобы обо мне заботился человек с ограниченными мозговыми функциями.
Как раз в этот миг мне пришла в голову еще одна ужасная идея, третья за последние дни. Я ухмыльнулась.
Возможно, есть способ получить помощь с ремонтом. Причем, от человека, у которого гораздо больше «мозговых функций», чем у меня.
***
Часа через полтора, намного позже отбоя, я висела вниз головой на светолинии напротив окна Рига на третьем этаже жилого комплекса в Вулканической. Он сладко спал. У него была собственная крошечная комната, что я всегда считала роскошью. Его родители считались образцовыми по всем шести родительским показателям и получили жилье для многодетных семей, но, по иронии судьбы, Риг так и остался единственным ребенком.
Я постучала в окно. Потом еще раз. Потом чуть громче. Давай же, не так много времени прошло с тех пор, как я проделывала это в последний раз.
Наконец соня сел в кровати. Сияние моей светолинии очертило его бледное лицо и осоловелые глаза. Он моргнул, заметив меня, но, похоже, ничуть не удивился. Подошел к окну и отодвинул створку вбок.
— Привет, — сказал он. — Ну наконец-то!
— Наконец-то?
— Наконец-то ты пришла уговаривать меня вернуться. Чего я делать не собираюсь. Я еще не во всем разобрался, но по-прежнему уверен, что принял верное реше…
— Ой, да забудь об этом, — прошептала я. — Одевайся. Я тебе кое-что покажу.
Он приподнял бровь.
— Я серьезно, — добавила я. — Ты выпрыгнешь из ботинок, когда увидишь.
Он едва не вывел меня из себя, когда, облокотившись о подоконник, лишь посмотрел на меня, висящую вниз головой, что, кстати, было не так просто.
— Штопор, уже почти полночь.
— Оно того стоит.
— Потащишь меня в какую-нибудь пещеру? И я вернусь не раньше двух-трех?
— Если повезет.
Глубоко вздохнув, он взялся за комбинезон.
— Ты ведь понимаешь, что ты самая ненормальная из всех моих друзей?
— Да ладно. Не притворяйся, что у тебя есть другие друзья.
— Странно, родителям так и не удалось подарить мне братишку или сестренку, но у меня все равно появилась сестра, которая постоянно втягивает меня в неприятности.
Я ухмыльнулась.
— Встретимся внизу. — Помолчав, я повторила: — Выпрыгнешь из ботинок, Риг. Доверься мне.
— Ага-ага. Только дай минуту прокрасться мимо родителей.
Он задернул шторы, а я спустилась на улицу и стала нетерпеливо ждать.
По ночам Вулканическая представляла собой странное место. Конечно, Комплекс работал круглосуточно. Под землей день и ночь были условностями, хотя мы по-прежнему пользовались этими обозначениями. В обязательный период тишины громкоговорители не транслировали объявлений и речей, и для всех, кто не работал в последнюю смену, начинался отбой. Однако, если разгуливать по улицам, занимаясь своими делами, никто не обратит на тебя внимания. Считалось, что в Вулканической все заняты чем-то полезным.
Риг встретил меня на нижнем уровне, как и обещал. Мы зашагали через пещеру, мимо фрески с изображением тысячи птиц в полете: каждая разделена линией, и половинки слегка смещены относительно друг друга. Птицы взмывали над красно-оранжевым солнцем, которое не было видно даже с поверхности.
Благодаря значкам курсантов мы миновали караульных и углубились в туннели по одному из самых простых путей. По дороге Риг рассказал, чем занимался последние несколько недель. Родители обрадовались, когда он бросил летную школу — все знали, насколько опасно быть пилотом.
— Разумеется, они гордятся, — кряхтел Риг, карабкаясь за мной по куче щебня. — При виде значка все начинают вести себя очень странно. Например, слушают меня и говорят, что у меня отличные идеи, даже если это не так. Еще мне уступают дорогу, будто я важная персона.
— Так и есть.
— Нет, я не важнее, чем прежде. — Он покачал головой. — Но меня завалили предложениями работы, и у меня два месяца, чтобы принять решение.
— Два месяца? — переспросила я. — Ни работы, ни школы? Просто свободное время?
— Ага. Миссис Вмир не оставляет попыток подтолкнуть меня к политике.
— Политика. — Я едва не остановилась. — Ты и политика.
— И не говори. — Он со вздохом опустился на камень. — Но что, если она права? Разве не стоит к ней прислушаться? Все считают, что политика — лучшее занятие в жизни. Может, стоит сделать так, как говорят.
— А сам ты чего хочешь?
— С каких пор тебя это волнует?
Я поморщилась, и Риг, покраснев, отвел взгляд.
— Прости, Штопор. Это несправедливо — я вел себя несправедливо. Я имею в виду, по отношению к тебе. Я сам решил готовиться к тесту на пилота, ты меня не заставляла. Правда, твоя мечта как бы поглотила мою собственную, но это в основном потому, что у меня не было своей мечты — настоящей мечты.
Он обмяк, привалившись спиной к стене, и уставился на свод туннеля.
— Я все время думаю: что, если это повторится? Что, если я позволю себе увлечься работой, а потом пойму, что совершенно для нее не подхожу? Летать ведь у меня не вышло. Вдруг меня ждет очередная неудача?
— Риг. — Я взяла его под руку. — Проблема не в том, что ты не подходишь для того, что выбираешь. Проблема в другом: ты просто слишком хорош в слишком многих областях.
Он поднял на меня взгляд.
— Ты и правда в это веришь?
— Еще бы. То есть ладно, ты решил, что полеты не для тебя, но мне кажется, если у тебя и есть недостаток, он не в том, что ты слишком часто терпишь неудачу. Ты отказываешься признать то, что видят все, — что ты потрясающий.
Риг улыбнулся. От его улыбки потеплело на сердце. Я вспомнила наше детство, когда девочка-изгой и мальчик, над которым издевались, подружились несмотря ни на что.
— Опять собираешься меня во что-то втянуть? — спросил он. — Что-то нелепое?
Я помедлила.
— Наверное… да.
— Ладно, я в деле. Пойдем посмотрим на этот твой сюрприз.
Мы полезли дальше, пока наконец я не вывела его на поверхность. Мы добрались до входа в мое импровизированное жилище, и я, заставив его уцепиться за меня, спустилась на светолинии в трещину — шансы, что он поскользнется и упадет, были довольно высоки. Он и правда во многом хорош, но только в прошлом году не меньше восьми раз ронял книги себе на ноги, отдавливая пальцы.
— Штопор, надеюсь, это не связано с крысами? — спросил он, когда мы коснулись земли. — Знаю, ты без ума от них, но…
Я зажгла светолинию, осветив корабль. Будто по команде М-Бот включил приборную доску и ходовые огни. Я разгребла большую часть щебня, и с огнями корабль выглядел не так уж плохо. Да, сломан, крыло погнуто. Но заметно отличается от всего, что есть у нас в АОН.
Риг уставился на него, уронив челюсть практически до земли.
— Ну? — спросила я. — Что думаешь?
Вместо ответа он плюхнулся на ближайший валун и, не спуская глаз с корабля, стащил правый ботинок и бросил его за плечо.
— Вообще-то я сказала «ботинки», — заметила я. — Но и так сойдет.