Великое множество
Мистер Витервокс, который продолжал изучение литературы, за бокалом мартини подводил итоги:
– …и этот парень утверждает, что вся проблема в другом: никто не задумывался, как все эти изобретения изменят жизнь людей; может, из-за них шахтеры, положим, без работы останутся? Он пишет, что нужно принять закон против новых изобретений, чтобы сначала какой-нибудь научный комитет их изучил, понимаете?
– Вы не сможете запретить людям заниматься разными изобретениями, – сказал доктор Бреннер.
– Мой племянник Милтон, – вмешался мистер Гросс, – изобрел машину, курящую сигареты.
– Что? – переспросил Бреннер.
– Машину, курящую сигареты. Для компаний вроде «Лаки страйк», которые хотят установить, сколько потребуется затяжек, чтобы выкурить их сигареты; потом они могут использовать такие вещи в рекламе.
– Там сказано, – продолжал Витервокс, – что изобретение стало Франкенштейном для цивилизации, настоящей угрозой…
– Вы путаете Франкенштейна с монстром, – сказал Бреннер, – как и большинство людей, которые не читали книгу. Франкенштейн – это человек, который создал монстра и…
– … но он не сумел заинтересовать никого из капиталистов… – продолжал Гросс.
Мистер Коэн, бармен в заведении Гавагана, решительно вмешался:
– Ну-ну, джентльмены, если вы не станете говорить все одновременно, тогда многие из вас смогут услышать кое-что интересное и приятно проведут время. Вы чего-нибудь желаете, мистер Гросс?
– Еще один «Кипящий котел».
Доктор Бреннер покачал головой.
– …до сих пор работает над ним… Ведь это – всего лишь попытка рационально объяснить предрассудки, выбор консерватора, который боится перемен.
– У вас, может статься, язык подвешен получше, чем у меня, – сказал мистер Витервокс, – и у меня нет с собой книги, чтобы все подтвердить, но как там говорится об электрических огнях? С тех пор как они у нас появились, люди могут бодрствовать всю ночь, и, возможно, именно поэтому многие люди стали такими нервными – из-за того, что они не живут естественной жизнью, понимаете?
Бреннер взмахнул своим стаканом.
– Это занятно, но нет ни единого подтверждения тому, что хоть какое-то изобретение кому-то причинило вред. Конечно, если атомная бомба…
– Разумеется, есть, – сказал кто-то.
Четыре пары глаз осмотрели моложавого мужчину, сидевшего у стойки чуть в стороне от завсегдатаев. Перед ним стоял стакан водки.
– Что вы сказали? – спросил доктор Бреннер.
– Я сказал, что существует подтверждение: изобретение может причинить вред. Я способен судить об этом, потому что я – изобретатель; и мне это изобретение повредило.
– Слышите? – с укоризной заметил Витервокс Бреннеру. – И какое это было изобретение?
– Моя одевающая машина.
– Ваше что?
– Моя одевающая машина. Исключительно практичная, уверяю вас. Я должен был бы собрать великое множество таких машин, чтобы выполнить все заказы, которые уже получены. Но я не могу.
– Ага, – сказал мистер Гросс, – я знаю, о чем вы говорите. Когда на вас набрасываются эти адвокатишки из патентных бюро – беды не миновать, как и случилось с моим племянником Милтоном…
– У меня подобных трудностей не было и нет, – сказал моложавый посетитель. – Я собрал все необходимые патенты. Дело совсем в другом; проблема скорее эмоционального свойства. Между прочим, меня зовут Лоуренс Пибоди.
Все обменялись рукопожатиями. После того как мистер Коэн исполнил свои обязанности, посетитель начал рассказ:
***
Получив диплом в Гарварде (сказал он), я начал подыскивать себе какое-нибудь занятие. Папаша отличался щедростью, понимаете ли, но он не хотел, чтобы я стал обычным бездельником – и я был с ним в общем-то согласен. Я стал дипломированным инженером и мог отправиться в Южную Америку с фирмой Темплтона, но строительство мостов в джунглях, когда по всем частям тела ползают опасные насекомые… нет, это меня не очень привлекало. Я хотел жить в городе; вот я и приехал сюда, собираясь стать профессиональным изобретателем.
Это – недурная жизнь, знаете ли. Я открыл магазин инструментов, а в свободное время развлекался с разными вещами вроде ро-метра («Что это за штука? – спросил вполголоса Витервокс у Гросса. «Что-то для ромового пунша», – ответил тот) – и функции стирания для пишущих машинок, которая заинтересовала людей из «Нэшионал Индастриз». Они купили патент и заплатили мне аванс. Они давали мне разовые заказы, усовершенствования для изобретений, которые уже внедрялись полным ходом, а тем временем я работал над большим проектом: этой самой одевающей машиной.
Я, знаете ли, всегда был ужасно ленив – таких людей нужно вытряхивать из кровати по утрам, а потом, после подъема, они еще час-другой бродят, обо все спотыкаясь. В итоге я всегда считал одевание разновидностью ужасной работы по хозяйству, и я очень часто лежал в постели гораздо дольше, чем следовало бы. Я подумал, что если сумею справиться с этой проблемой, то мое изобретение будет пользоваться спросом.
(«Я как-то прочел в книге, что все великие открытия были сделаны ленивыми людьми», – прокомментировал мистер Витервокс.)
Эта мысль не слишком оригинальна (продолжал Пибоди), но вполне справедлива. Наверное, я провозился с этой штуковиной несколько лет; но в конце концов она заработала. Она и до сих пор работает.
(«Как?» – спросил Гросс, казалось, позабывший о своем племяннике Милтоне.)
На самом деле все очень просто (пояснил Пибоди, рисуя пальцем воображаемые линии на стойке). У меня в спальне есть большой стенной шкаф, половину которого занимает машина, а другую половину – одежда на стойках. Изголовье кровати находится у двери шкафа, и пульт управления расположен у самой кровати. Так вот, прежде чем лечь спать, нужно развесить одежду, которую вы собираетесь носить на следующий день, в надлежащем порядке, на вешалке возле машины, вот здесь. Собственно, вы можете задать режим на десять дней, если у вас достаточно много одежды. Проснувшись утром, вы просто сбрасываете одеяло и нажимаете кнопку номер один на панели управления, вот здесь. Пара механических рук появляется вот отсюда; руки поднимают вас – конечно, очень мягко и осторожно – и надевают на вас нижнюю рубашку.
(«А как же быть с пижамой?» – спросил Бреннер.)
Я пижам не ношу. У меня одеяло с электроподогревом, так что они не нужны. Потом вы нажимаете следующую кнопку, и машина надевает на вас шорты, потом носки, рубашку, штаны и так далее. Наконец, вы нажимаете на красную кнопку, «Освободить», – вот сюда. И машина выпускает вас, вы готовы выйти на улицу – только ботинки зашнуровать надо. Я не сумел изготовить механизм, который мог бы справляться с этой задачей. Потом механические руки передвигают пустую вешалку в дальний конец шкафа, и на ее месте появляется вешалка с одеждой, которую вы наденете на следующий день. Если пожелаете носить костюм два дня подряд – можно оставить вторую вешалку пустой.
(«Гммм… – протянул доктор Бреннер. – Это, конечно, предмет роскоши, мне кажется, польза от него небольшая есть, но предназначен он для людей, которые могут позволить себе дом на Пятой авеню и еще один дом в Ньюпорте».)
Вы не понимаете (ответил Пибоди). Специалист по маркетингу в «Нэшионал Индастриз» сначала тоже так подумал – и очень скептически ко всему этому отнесся. По правде сказать, едва ли не первым человеком, которого он сумел заинтересовать, оказался Понтопулос, человеком из мира кино. Агент даже подумал, что эта машина может соответствовать представлениям восточного магната о роскоши.
Но он ошибался. Интерес Понтопулоса был исключительно профессиональным. Он сразу почувствовал, что машина позволит решить одну из самых сложных проблем в мире шоу-бизнеса – одевание хора одновременно и быстро, когда нет особой костюмерши для каждой девочки; или особого костюмера, если речь идет о мужском хоре.
Я этого никогда не забуду. Глаза у него стали какими-то стеклянными, и он предложил мне сигару из собственного кармана, что, насколько я понимаю, для Понтопулоса просто невозможно. Его обычно окружают двое или трое – да, именно так, мужчин, которые занимаются раздачей сигар, и они не дают посторонним сигар «Белинда – Корона», которые курит сам Понтопулос. Но он тотчас все это представил: костюмы на вешалках для всего хора, подготовленные днем раньше; девочки выстраиваются в ряд в раздевалке; машина, которая одевает каждую из них и выпускает на сцену – без всякого вмешательства людей, в идеальном порядке. Их будет великое множество.
Понтопулос согласился закупить мои одевающие машины, как только я начну их производить, – не только для своих киностудий, но также и для сети телевизионных станций и для нескольких музыкальных комедий, которые он ставил в Нью-Йорке, надеясь, что постановки продержатся на сцене достаточно долго и он сможет сделать из них фильмы, ничего дополнительно не заплатив авторам.
Как раз в это время Синтия решила приехать, походить по магазинам и пару раз выбраться в театр. Я уже говорил о Синтии? Ее полное имя – Синтия Крэйн, и, кстати сказать, я ее люблю. Мы собираемся пожениться… ну… если… (Пибоди большим глотком допил водку и, подтолкнув стакан по стойке, стукнул по нему пальцем. Мистер Коэн мгновенно понял, что это означает.)
Вы знаете, какое сейчас положение с отелями – или не знаете? Проходит съезд «Общества Белой Розы», и Синтия не смогла нигде снять комнату за деньги, так что я решил ей выделить комнату во имя любви – проще говоря, я предложил ей поселиться у меня в квартире, а сам на время переехал в клуб. И дела шли очень хорошо до позапрошлой ночи – все бы ничего, если бы не одевающая машина и не вечеринка, которую выпускницы Рэдклиффа устроили для Синтии. Поскольку вечеринка была женская и затянуться могла надолго, то я оказался не при делах. Вот я и устроил у себя в клубе сборище – ничего особенного, понимаете, просто несколько приятелей и выпивка в отдельном номере. Почти все мы раньше были любителями пения; я нанял гитариста и решил, что было бы неплохо что-нибудь застольное исполнить, когда ужин подойдет к концу.
Ну, мы как раз запели «Испанского всадника», когда… Нет, подождите, сначала мне надо бы объяснить, что творилось у меня дома. Очевидно, вечеринка проходила так же, как проходит большинство встреч выпускниц Рэдклиффа; ну, девочки слегка перебрали…
(«Крепкие напитки для женщин могут стать настоящим проклятием», – наставительно произнес мистер Гросс.)
Ваша правда (продолжил Пибоди), особенно когда они пьют эти густые ликеры – а они их почти всегда и пьют. Я не хочу сказать, что девочки в стельку надрались или что-то в этом роде, но одна из них, по имени Джорджия Томпсон, решила, что лучше бы ей провести ночь у Синтии, чем возвращаться домой и выслушивать суждения членов семьи.
Кажется, она устроилась на кушетке в гостиной, где спала Синтия, а сама Синтия перебралась в спальню, в мою комнату. Ночь была теплая, как вы помните, и, насколько я понял, Синтия просто упала на кровать в своей длинной ночной рубашке. Она, должно быть, положила руку на пульт и нажала кнопки номер 5 и 6. Прежде чем она успела сделать что-то еще, машина включилась, подхватила ее и надела штаны и пиджак из моих костюмов поверх ее ночнушки.
Она, разумеется, знала о машине, но тут, естественно, начала кричать и вырываться. При этом она нажала еще на одну кнопку. Машина быстро натянула на нее мои шорты поверх штанов, и продолжала крепко держать ее, ожидая следующего приказа.
(Доктор Бреннер фыркнул, едва не расплескав выпивку.)
Уверяю вас, это совсем не смешно (сказал Пибоди, лицо которого выражало страдание); по крайней мере, мне уж точно не смешно. К этому времени очнулась Джорджия – по крайней мере, очнулась настолько, насколько возможно после большой порции выпивки и десяти минут сна. Когда она увидела Синтию в объятиях машины, она тоже закричала и попыталась помочь подруге.
Занявшись этим, она коснулась еще нескольких кнопок, так что машина надела одну из моих нижних рубашек и брюки поверх тех, которые уже были на Синтии.
Для Джорджии, в том состоянии, в котором она находилась, все это было уже слишком. Она села на пол и начала истерически смеяться, пока Синтия висела, прижатая машиной, и злилась все сильнее и сильнее; сама она не осмеливалась ничего предпринять, но пыталась заставить Джорджию что-нибудь сделать.
(«Пьяная истерика – это всегда ужасно», – сказал мистер Коэн.)
Дайте мне еще водки (проговорил Пибоди). Не знаю, как долго продолжалась эта стадия; Джорджия наконец встала и позвонила мне в клуб. Я уже говорил, мы как раз пели «Испанского всадника». Я не очень хорошо ее слышал, она меня тоже, в итоге беседа заняла намного больше времени, чем следовало бы, а машина по-прежнему держала Синтию, на которой была надета уже половина моего гардероба. Должно быть, это выглядело ужасно.
Я наконец понял, что случилось, и попросил Джорджию нажать кнопку «Сброс». Но поскольку в комнате все пели очень громко, то ей послышалось «три». Так вот, на панели управления целый ряд кнопок, помеченных номером 3. Как только Джорджия на них нажала, машина подняла ноги Синтии и начала надевать на нее все носки, которые у меня были, одну пару за другой.
Тем временем я заволновался по-настоящему – Джорджия сообщила по телефону, что Синтию вовсе не обрадовал новый поворот событий, – и как только я смог отделаться от этого сборища гиен, от моих поющих друзей, я тотчас нашел такси и помчался домой.
Я появился слишком поздно. Девочки как-то сумели отыскать кнопку «Сброс». Когда я приехал, то квартира была пуста, а моя одежда разбросана по всей спальне, и некоторые вещи были порваны.
Джорджия позвонила мне на следующее утро (это было вчера) и сказала, что Синтия вернулась в Бруклин, до крайности обозлившись на нас обоих. Сегодня днем я получил от нее… письмо. Она пишет, что по-прежнему любит меня, хотя и сильно расстроена; и она по-прежнему хочет выйти за меня замуж. Но я должен порвать отношения с «Нэшионал Индастриз» и пообещать, что больше никогда не стану заниматься никакими изобретениями. Она не поедет со мной в Южную Америку строить мосты. А мой старик не станет нам давать деньги просто так.
Полагаю, мне надо бы выпить еще водки.
***
Мистер Гросс произнес:
– Так вот, о машине, курящей сигареты, которую изобрел мой племянник Милтон…
