Часть четвертая
Правило Роста
Правило 10
Никогда, никогда не сдавайтесь
— Еще не готов выступить на благотворительных скачках? Я ездил верхом примерно пять месяцев, и вот Маркусу Армитеджу (брату Ги, корреспонденту Daily Telegraph, пишущему о скачках, и победителю Grand National в 1990 году) пришла в голову эта идея.
К сожалению, Ги была в пределах слышимости. Через тридцать секунд моя участь была окончательно решена. Через четыре недели я буду выступать на благотворительных скачках в Брайтоне.
Для тех из вас, кто не ездил верхом, скажу: шесть месяцев занятий подразумевают, что можно поразмыслить лишь над переходом от рыси к легкому галопу на «старом добром мерине». Галопировать на скаковой лошади в публичном забеге, на скачках — это нечто особое. И все же я спешу преодолеть препятствие.
В отличие от большинства скачек, в Брайтоне лошади бегут не по кругу, а по траектории в форме подковы. Это нехорошо для новичка, чья лошадь вполне может понести на пути к финишу. Тогда обезумевшая лошадь будет нестись не по кругу — пока не выдохнется. Нет. Лошадь добежит до конца ипподрома, где встретится с «теркой для сыра».
У жокеев в пабе сверкали глаза, когда за минеральной водой они рассказали мне о «терке для сыра». «Это нечто вроде большого белого деревянного экрана, который ставят позади отбивающего на поле для игры в крикет, — рассказывали они. — Если лошадь не остановится, она просто врезается в него». По существу, если вы потеряли управление на пути к финишу, вы влетаете в «терку для сыра» и оказываетесь приземлившимся на территории школы для девочек Родин.
На предыдущей неделе Ги возила меня в Ньюбери и познакомила со всем, что мне требовалось знать о проведении этих скачек. Сначала она заставила меня встать на весы в весовой. И, к радости скучающих охранников, в ином случае наблюдавших бы за пустым ипподромом, заставила меня выйти и положить на стол перед воображаемым Администратором у весов мой кнут и жокейскую шапочку. Затем она велела мне сесть на весы (до недавних пор на большинстве весов на британских скачках был стул, на который садился жокей в полном снаряжении) и торжественно объявила мне мой вес. Потом, взяв у меня мое снаряжение, она велела мне вернуться в весовую за воображаемой чашкой чая, прежде чем «вызвать меня на забег». Затем мы вместе проследовали наружу, к пустому парадному кругу, чтобы посадить меня на воображаемую лошадь.
Итак, я готов ко всем случайностям… За исключением Фрэнки Деттори и Джейми Спенсера, выходящих из весовой для последнего своего заезда, когда я захожу внутрь, чтобы переодеться. Фрэнки кивает мне, и мне вдруг становится совершенно ясно:
У меня нет никакого права здесь находиться!
Кодекс правил сходит с ума, а Директор кричит на меня, чтобы я отправлялся домой. Ги ушла поговорить с кем-то, так что негде найти «инструменты» для Укрощения Тигров, а мысль о том, чтобы сегодня предпринять еще что-то более страшное, чем зайти в раздевалку (полную людей, которые стали за эти короткие месяцы моими кумирами), — смехотворна.
Однако впереди еще бо́льшие испытания.
— Жокеи, пожалуйста!
Время выходить. Тебя захватывает ветер с побережья, как только ты выходишь из весовой. Люди ходят в пальто, а мы — в шелке. Ги не упоминала о ветре…
Я впервые встречаю Гэри Мура. Он джентльмен и избавляет меня от неловкости. Звучит гонг, и Гэри подсаживает меня. Гэри Мур, один из лучших тренеров в стране, только что подсадил меня на одну из скаковых лошадей на скачках в Брайтоне, и меня выводит на ипподром человек из его команды. Я испытываю искушение кричать от радости, но потом вспоминаю про «терку для сыра». Мой Театр жизни уже трусит и подпрыгивает, и я должен ровно проехать на этом скаковом коне весь путь до старта — полторы мили легким галопом, а затем остановить его. Или меня ждет школа Родин?
Пока мы спускаемся по крутому склону (маленькой узкой тропинке между парадным кругом и ипподромом), позади нас начинается суматоха и наш конюх издает крик. Я ловлю направление ее взгляда, устремленного мне за спину, и как раз вовремя. Вижу, как вставшая на дыбы лошадь без всадника (жокей красочно летит назад, по направлению к толпе) вырывается у конюха, ведущего ее вверх, и начинает нестись вниз по склону.
Мой конь — Театр жизни, мой конюх и я — создаем затор в узком проходе. Мы стараемся заставить Театр жизни двигаться вперед, но он занял такую позицию, будто ему любопытно посмотреть, что же произойдет дальше.
Дальше происходит вот что: обе лошади подпрыгивают и падают, и я падаю с ними. Ударяюсь о землю и помню чувство, будто нахожусь в стиральной машине. Сворачиваюсь в тугой клубок, и у меня мелькает мысль: случалось ли когда-нибудь что-то подобное с Фрэнки. Я медленно разворачиваюсь, чтобы взглянуть, что происходит вокруг, и вижу зверя с восемью конечностями со сверкающими металлическими подковами, который вертится рядом со мной. Я снова принимаю форму шара.
Лошади — не самые изящные создания, когда лежат на спине, запутавшись друг в друге и пытаясь подняться. Особенно тогда, когда они полностью экипированы и в панике. Я догадываюсь, что получил, как минимум, несколько ушибов на теле и несколько трещин в костях, но каким-то образом встаю… и встречаюсь с глазами красивой женщины.
— Как вас зовут? — спрашивает она меня.
— Джим, — отвечаю я. — А вас?
— Не наглейте, — следует ответ. И по мере того, как я начинаю фокусировать взгляд, большие зеленые буквы на ее нарукавной повязке начинают образовывать слово «ДОКТОР».
Она показывает пальцы, чтобы я посчитал, сколько их, а затем просит проследить за ее указательным пальцем, перемещая его перед моим лицом. Наконец, она снова спрашивает мое имя, чтобы узнать, дам ли я тот же ответ, что и прежде. К сожалению, я так и делаю. Это была большая ошибка.
— Что ж, Джим, я сообщаю вам, что вы можете участвовать в скачках.
— Простите. Что вы сказали?
— Все хорошо, — говорит она. — Вы способны участвовать в скачках!
Ясно, что у нее совершенно другие представления о том, что «хорошо» для меня.
На горизонте появляется Ги, она направляется к нам. Позади нее вижу Гэри. Ясно видя мое сомнение следовать Правилу 1 — «не бояться действовать», и понимая, что ситуация может привести к бегству ее подопечного на Брайтонский причал, она хватает меня за левую лодыжку и закидывает на спину коня. Гэри берет поводья, и мы выходим на ипподром, прежде чем я успеваю вспомнить о «терке для сыра».
Я верхом на Театре жизни следую вниз к старту, но вот откуда ни возьмись к нам подлетает другая лошадь. Ее наездник в беде. Лошадь несет, а он раскачивается у нее на спине. До этого момента Театр жизни и я шли приятным ровным легким галопом, но эта встреча распаляет моего мальчика, и он срывается с места. Я ослабляю свой вес сзади и начинаю натягивать поводья, надеясь, что он вернется ко мне, но, как только я это делаю, поводья выскальзывают из пальцев моей правой руки. Это судьба. Я смотрю вниз.
Тот факт, что я должен смотреть на свою руку, чтобы понять, как она действует, должен был бы стать предупреждающим знаком.
Театр жизни возвращается под контроль, но тут я вижу, как один парень выходит из игры, направляясь к школе для девочек Родин. Конь совершает вынужденную остановку лишь в дюймах от «терки для сыра». Жокей продолжает полет, врезается в нее вытянутыми руками и ногами и, кажется, на мгновение зависает на терке, подобно персонажу мультфильма, прежде чем соскользнуть на землю. Одним конкурентом стало меньше.
Что ж, говоря кратко, мы вернулись домой не в блеске славы после первых скачек. Театр жизни был очень медленным на старте (кто мог винить его?), и мы пришли в глубине «хвоста». После представления я отбыл в больницу. Никогда в жизни я не был так сильно напуган.
Я сидел там, в больнице, размышляя, стоит ли мне продолжать. Я соблюдал специальную диету шесть месяцев. Я потерял почти четверть своего веса. Я ездил верхом каждое утро и бегал каждый вечер. Я сменил дом и задирал нос в Ламборне, говоря всем, что «собираюсь стать жокеем через год», и не все приветствовали мою неуклюжую самонадеянность. А теперь я хотел бросить начатое — больше всего на свете.
Нет, не соглашусь на это. Я уже отказался от уютной домашней жизни. Когда вы учитесь ездить верхом на скаковых лошадях, вы часто ударяетесь о землю. Но ничто и никогда не было таким тревожным, как этот инцидент. Это была проверка в реальных условиях.
Я высчитывал, каким путем идти, кого я подведу, кто стал бы надо мной насмехаться, если бы я остановился. Я искал способ оправдаться перед всеми — и перед собой.
Зазвонил телефон. Это был Ричард Данвуди.
Впервые я встретил Ричарда в Ламборне, и время от времени он выступал на тех же конференциях, что и я. Мы стали друзьями, и он ездил верхом наравне со мной во время заездов галопом, чтобы немного потренировать меня. Для тех из вас, кто ничего не знает о верховой езде, Ричард одержал победу на Grand Nationals, Чемпионской скачке, взял Челтнемский золотой кубок и трижды становился жокеем-чемпионом. Кроме того, он работал с Дикой Орхидеей — вероятно, самой знаменитой и любимой лошадью на европейских скачках.
Я сказал Ричарду, что подумываю над тем, чтобы все бросить. «Довольно справедливо, — ответил он. — Но помни, что у этого есть последствия. Ты будешь сидеть на диване и смотреть свои скачки, где кто-то другой выступает на твоей лошади и проживает этот момент, пишет твою историю. Если тебе нормально с этой мыслью, хорошо — остановись сегодня. Если же тебе это не нравится, возьми выходной, поправься и возвращайся в седло».
Дилемма была простой. Я хочу выступать на скачках на ипподроме по правилам жокей-клуба, транслируемых по телевидению, и доказать, работают мои Десять правил или нет? Если хочу, то мне надо выздороветь и сесть на лошадь, как только смогу. Если нет, мне следует вернуться в Лондон и прекратить это все.
Я выбрал первое, так что путь был ясен, можно было перестать беспокоиться. Завтра я буду в порядке. Вот так Правило 10 было добавлено к Десяти правилам Укрощения Тигров.
Правило 10: Никогда, никогда не сдавайтесь
Мы не сдаемся в хорошие дни. Мы сдаемся, когда серо и дождливо и когда мы сомневаемся в себе. Когда мы обманываем себя, говоря, что покинуты, одиноки и у нас нет поддержки. Мы сдаемся, когда сталкиваемся с критикой и другими препятствиями. В этот момент слабости мы задумываемся над тем, чтобы все бросить. Бросить писать свою историю, укрощать Тигра, воодушевлять окружающих, расти, обучаться и жить по-новому.
Из Десяти правил Правило 10 стоит особняком как Правило Роста. Оно было последним из открытых мной правил. Есть кое-что фундаментальное и глубокое в настойчивости, которая необходима, чтобы укротить Тигра и написать вашу уникальную историю. Я научился этому во время своего года скачек благодаря знакомству с воодушевляющими людьми, с которыми мне посчастливилось встретиться. И до конца осознал это правило, когда мой Тигр грозился уничтожить мою собственную историю своим рычанием.
Правило Роста
Правило 10 — это Правило Роста. Оно связано с выполнением обещаний, данных самому себе и другим, до конца. На рабочем месте это знак успеха; это привычка тех, кого уважают, одобряют, кому доверяют, лидеров сегодняшнего и завтрашнего дней.
Правило 10 способствует росту не только потому, что мы выигрываем приз, но помогая победить Тигра и пройти через стадии страха и дискомфорта. Это, а не приз, меняет нас. Это делает нас более сильными и более понимающими страхи окружающих.
Суть в том, что вы сказали это (вероятно, только самим себе), вы работали над этим и сделали это — как бы ни бросался на вас Тигр на этом пути. Кроме того, вы смогли стать человеком, который сдерживает данные себе и другим обещания, даже если путь тернист. Так мы узнаем, кем являемся. А это рост.
Способность довести дело до конца повышает самооценку и уверенность в себе, а также заметно влияет на оценку со стороны окружающих. Ведь мир полон трибунных критиков, которые могли бы изменить мир, если бы только у них было то или это. В мире мало людей, которые, взяв на себя обязательства выполнить что-либо, доводят это до конца, на пределе возможностей, по пути укрощая невидимого Тигра. И миру нужны такие люди. Именно поэтому вы получаете уважение окружающих.
Правило 10 — это правило тех, кто добирается до победного конца. Оно отделяет мужчин от мальчиков, а женщин от девочек. Это правило, прекрасно понимают люди, которым приходилось не иметь сторонников, когда все вокруг сомневались в них, а они продолжали вносить свой уникальный вклад в мир. Они держались уверенно — не надменно, но были верны цели. Вы тоже так поступали? Вы готовы снова уверенно идти вперед?
Настойчивость, а не упрямство
К Правилу 10 необходимо дать два пояснения. Хочу предостеречь вас от битья головой о стену.
Во-первых, существует большая разница между желанием сдаться и пониманием, что надо сменить курс. Иногда приходится менять курс несколько раз (порой радикально), чтобы достичь намеченной цели. Нет ничего постыдного в том, чтобы спуститься на несколько сотен футов вниз по горе, дабы найти более безопасный и прямой маршрут к вершине.
Во-вторых, вселенная не подлежит нашему контролю. Люди не подлежат нашему контролю. События могут разворачиваться так, что это не будет подвластно нашему контролю. Верить, что мы всегда можем выполнить в точности то, что намерились, — ерунда из банальных книг по самопомощи. Полной предсказуемости и определенности быть не может, поэтому нашим девизом должна быть настойчивость, а не глупое баранье упрямство.
Когда точно не следует сдаваться
Будут времена, когда Тигр имеет превосходство. Это будут плохие дни. Это времена, когда Тигр улавливает запах победы и может согнать нас с пути — к трибунам. Бывают времена, когда и вы, и я испытываем искушение удовлетвориться заурядностью, а не историей, в которую мы вложили душу.
Если вы сдаетесь, из-за апатии, порожденной чередой плохих дней, вы сдаетесь при неверных обстоятельствах.
Никогда не принимайте решение в плохой день. Выиграйте немного времени, придумайте несколько оправданий, посидите на пляже, погуляйте в парке, очень-очень тщательно пересмотрите все правила.
Вам надо снова совершить смелый поступок, чтобы получить заряд энергии (Правило 1)? Становятся ли кодексы правил других людей причиной вашей боли, конфликта и сомнения (Правило 2)? В данный момент вы просто откусили больше, чем можете проглотить? Ясен ли вам план, или необходимо уточнить его? Вам необходимо дать себе перерыв и совершать маленькие шажки (Правило 3)?
Саботажник или Директор буйствуют в вашей голове? Они убеждают вас сделать то, о чем вы пожалеете годы спустя? (Правило 4) Есть ли вокруг вас люди, к которым вы можете обратиться за поддержкой? Не могут ли эти люди обеспечить вас практической, ощутимой поддержкой в вашем проекте? (Правило 5) Вас влечет назад — в толпу? Вы знаете, что в толпе нет безопасности? (Правило 6) Сколько времени пройдет, прежде чем толпа начнет двигаться в вашем направлении, чтобы последовать за вами, если вы стоите на том пути, на котором стоите?
Вы делаете что-нибудь из того, что вас страшит, каждый день? Вы изучаете, измеряете, пересматриваете, растягиваете и меняете объем риска для себя? Вы осознаете, как реагирует ваш мозг и тело, когда вы попадаете в стрессовую ситуацию (Правило 7)? Вы продумывали, что является для вас ставкой в реальной жизни? Что самое худшее может произойти?
Вы задумывались о последствиях своей капитуляции? Вы тщательно продумывали, во что будете инвестировать свое время теперь? Какой отдачей вы удовлетворитесь вместо этого? (Правило 8) Это вас устроит?
В разгар дела может настать время вернуться к основам. Вы определили свой распорядок? Вы следуете ему каждый день? Вы можете положиться него? (Правило 9)
Что возвращает нас к Правилу 10: «Никогда, никогда не сдавайтесь»! Или, по меньшей мере, никогда не сдавайтесь, пока тщательно не оцените все последствия. И непременно побывайте в своем доме престарелых. И представьте, как, глядя в зеркало, поздравляете себя с тем, что у вас хватило мудрости и дальновидности… прекратить преследовать невозможную мечту. Или наоборот? Будете сокрушаться, что уже нельзя обратить время вспять и реализовать все задуманное?
Некоторые особые признаки, что сдаваться не время
Если к вам применимо что-либо из перечисленного ниже, возможно, решение сдаться на данном этапе — неверное решение:
• если у вас по-прежнему есть сильное внутреннее чувство, что вы на верном пути, и есть шанс добиться успеха
• у вас есть союзники, — люди, чьему мнению вы доверяете, и они настаивают, чтобы вы не останавливались
• вы получили совет, вы получили отклик — опять же от людей, которым доверяете, — и они по-разному оценивают ваши шансы на успех с перевесом в приемлемую для вас сторону
• вы не столько потеряли веру в проект как таковой, сколько соблазнились чем-то иным — более доступным и легким. Вы воспользуетесь этой, по-видимому, более короткой очередью, чтобы позволить себе освободиться от выполнения того, за что взяли на себя обязательства и что становится труднее?
Если вы действительно должны сдаться
Если вы действительно решили сдаться, то сдайтесь в хороший день. Сдайтесь, высоко держа голову, когда светит солнце, а те, кого вы цените и кем восхищаетесь, аплодируют вам за ваши достижения. Или, по меньшей мере, подождите, пока дела пойдут лучше, прежде чем принять решение.
Большинство из нас не сдаются в солнечный день. Мы капитулируем, когда небо серое, а наши друзья сомневаются в нас.
В такой день хочется идти по более легкому и приятному пути, сбросить все напряжение (и это наше право)… Остается лишь отправиться в дом престарелых, чтобы играть в домино, не ведая…
…Не ведая, какой была бы наша настоящая жизнь!
Возможно, прошел бы год, месяц или всего неделя после того, как вы «спеклись», и все наладилось бы. Однако вы ушли с ипподрома, вы сдались, вы примкнули к толпе обывателей, рьяно обсуждающих положение других парней, но никогда не ввязывающихся в действие.
Кто пишет вашу историю? Вы? Или Тигр, которого вы создали? Тигр, которого каждый из нас создает, чтобы обезопасить себя от страха и дискомфорта попытки.
Обязательство перед пунктом назначения
Во фридайвинге есть один особый момент. Момент, когда вы в последний раз делаете вдох и собираетесь нырнуть. В этот момент жизненно важно взять на себя обязательство перед глубиной, на которую спускаетесь, или вы потерпите поражение.
Почему? Представьте, что вы остановились на глубине 80 метров, пребывая в сомнениях. В том месте, где вы находитесь, такие условия:
• здесь темно, холодно и очень тихо
• вы в 80 метрах от своего следующего глотка воздуха
• вы в 50 метрах от последнего человеческого существа, которое видели, — дайвера на глубине 30 метров (здесь нет страховщика с баллоном воздуха, готового помочь вам: да и в любом случае было бы крайне рискованно начать дышать сжатым воздухом на глубине 80 метров)
• ведь ваши легкие сейчас размером с мячики для гольфа, а ваша диафрагма вжата в пространство легких, чтобы это компенсировать
• вы испытываете давление, в 9 раз превышающее атмосферное давление на поверхности, и этот перепад давления произошел всего за одну минуту.
Коротко говоря, на глубине 80 метров полно поводов для страха и дискомфорта. Если изначально вы не взяли на себя обязательство перед пунктом назначения, если вы оставили место малейшему сомнению, продолжать или нет, то вы в панике разворачиваетесь назад и терпите неудачу.
То же самое с любыми стараниями. Если вы оставляете себе другой выход, помимо финишного пункта, Тигр прогонит вас через него, когда вы достигнете точки наибольшего дискомфорта.
Сдерживайте свои обещания
Невозможно описать ощущение от достижения того, чего, как вам упорно твердили, вы достичь не сможете (и в чем вы сами вы неоднократно сомневались). Это ощущение стоит пережить.
Все мы можем это сделать — каждый из нас — если готов убедиться, что у Тигра, при всем его ужасном шуме, нет зубов.
Легче сдерживать обещания, которые мы даем другим. Сдерживать обещания, данные самому себе, сложнее. Однако именно из таких обещаний складывается наша история.
Я оставлю вас с заключительной вехой двенадцати месяцев моей работы на ипподроме. Я потом трижды выступал на скачках по правилам жокей-клуба, чтобы доказать себе, что первый раз не был везеньем. День моих первых скачек был одним из самых запоминающихся и стоящих дней в моей жизни. Если у вас есть схожий опыт, вы поймете это!
Дайте себе обещание, сдержите его и напишите не историю, а бестселлер.
Мои первые транслируемые скачки по правилам жокей-клуба
21 ноября 2004 года, ночь перед моими первыми скачками, я чувствую себя смертником. (На самом деле, возможно, даже чуть хуже, чем смертник, — он, по крайней мере, в последний раз получает свою пайку на ужин, а я не собираюсь много есть на ужин.)
Я пакую сумку на утро и впервые получаю детское удовлетворение, складывая у двери седло, кнут и сумку с шелковыми бриджами, защитным шлемом, новым сверкающим разрешением на езду по Правилам, медицинской книжкой и тому подобным — на утро. Жокейский вещмешок.
Я отправляюсь в постель, немного нервничая, а когда просыпаюсь, сердце бьется где-то в горле. Скачки — в 12 часов дня в Саутвелле, примерно в четырех часах езды на машине. Я собрался заехать за Ги в 6 утра, чтобы у нас было время дойти до ипподрома. По пути мы совершаем ошибку, взяв «Racing Post», чтобы посмотреть, пишут ли они обо мне. Пишут, и это очень добрая и подбадривающая заметка, но сейчас не то время, чтобы читать ее. Напряжение нарастает.
Мы прибываем на в Саутвелл и останавливаемся на парковке для машин жокеев (снова первыми), я достаю свою сумку из багажника, и мы с Ги прогулочным шагом направляемся к весовой. По-видимому, все работники ипподрома, все конюхи, тренеры и жокеи знают Ги — они кивают и машут ей. Похоже на прогулку по Лестер-сквер с Мадонной! Мы идем в весовую, и я регистрируюсь.
Я говорю «Привет» Мармайту, моему сегодняшнему помощнику, которого я встретил в Брайтоне, и вешаю вещи на вешалку. Снаружи я встречаю Ги, и мы вместе идем на ипподром.
Пока мы идем по песчаному грунту, Ги вселяет в меня уверенность. Я не знаю, зачем она это делает — но очень рад и признателен ей. Это помогает. Мы еще раз проходим ключевые моменты, которые надо помнить. «Вцепись в гриву коня, когда открывают стойло. Оставь ему приятный длинный повод, чтобы не поранить ему рот. Вы договорились с Чарли о тактике? Не прекращай скакать, пока не пересечешь финишную черту, чтобы ты ни делал. Не отвлекайся на громкоговоритель, когда выходишь на финишную прямую. Не поддавайся соблазну использовать кнут — даже не бери его на первые скачки, я видела, как люди падали».
А затем мы проходим финишную черту, и я направляюсь обратно в весовую.
Я переодеваюсь и сажусь на деревянную скамейку под своей вешалкой. Я думал, время на моей стороне, но сейчас все происходит быстрее. Мармайт хочет, чтобы я взвесился на пробу, чтобы проверить, сколько свинца я должен везти. Приехал Чарли с жокейским костюмом, а Мармайт надел на мой шлем белый шелковый нашлемник и перекинул через скамейку мой пиджак, пока мы гуляли. Я переодеваюсь, чтобы пройти предварительное взвешивание, а Мармайт спрашивает, нужны ли мне эластичные подвязки.
— Зачем? — спрашиваю я.
Он смеется: «Потому что ваши шелковые бриджи слишком длинные! Вы не захотите, чтобы они свалились с вас!»
— Ладно. Пожалуйста, эластичные подвязки.
Я взвешиваюсь, и я никогда не был так рад видеть лицо Чарли; он стоит у весов в весовой. Он широко ухмыляется мне и подмигивает, когда берет седло и утяжелитель и направляется к стойлу Эйргуста.
Возвращаюсь на деревянную скамейку в весовой. Теперь довольно сильно заявляют о себе нервы. Многие люди, которых я не хочу подвести, вложили душу в то, чтобы этот день наступил. Я обдумываю фазы работы. Во-первых, парадный круг, затем склон, спуск к старту, удержание коня в покое на старте, размещение и прыжок из стартовой кабинки. А затем — различные особенности скачек как таковых: управление лошадью, чтобы занять определенное положение, очень плотное удержание лошади в этом положении, по мере того как разворачивается гонка, а потом либо навязывание, либо реакция, когда начинаем выходить на финишную прямую. Наконец — во весь опор к финишу.
Я сижу на скамейке, растворившись в этих мыслях, когда слышу, как произносят мое имя. Я не узнаю человека в костюме, который произносит мое имя, а он слепо озирается вокруг в весовой, не имея ни единой подсказки, кто здесь я. Я поднимаю руку, говорю «да» и внезапно понимаю, что выгляжу как школьник. Он спрашивает, не могли бы мы поговорить, и мы вместе выходим наружу к столику Администратора у Весов. Теперь я чувствую себя как школьник, следующий за директором, и это нелегко для моих нервов.
— Я стартер, — представляется он. — И я хочу поговорить с вами о процедуре на старте, чтобы убедиться, что вы ее понимаете.
Мы с Ги сотни раз проходили через это дома, но я удивлен, насколько я рад слышать, как он это говорит. Он проводит меня через все процедуры — от прибытия в стартовые кабинки, размещения, а затем начинает описывать, что он сделает, чтобы начать скачки.
— Итак, я крикну «жокеи!», а потом, если у каких-нибудь лошадей будут повязки на глазах, я крикну «повязки!», а затем вы увидите, как опустится мой флаг и кабинки откроются. Это ясно?
— Ясно, спасибо. За исключением… подождите! Что, если повязок не будет? Что вы будете кричать тогда?
— Тогда я просто крикну «жокеи!», а следующим будет то, что ворота кабинок откроются.
Он меня нервирует. В одном случае он будет кричать «на старт, внимание, марш», но, если повязок не будет, он скажет «на старт — марш». А я буду ждать «внимание!». Он видит мою проблему и понимает ее, хотя я больше ничего не говорю.
— Ладно, Джим. Что бы ни было сегодня, я буду кричать: «Жокеи! Повязки!» А потом флаг. Доволен?
Я сопротивляюсь порыву обнять его и вместо этого отвечаю: «Доволен».
И возвращаюсь ждать на деревянную скамейку.
— Жокеи для первого заезда, жокеи для первого заезда!
Я чувствую, как екает у меня в животе, встаю и выхожу из весовой. К моему изумлению, я получаю несколько пожеланий удачи от других парней, а также широкую улыбку и сжатый кулак от Мармайта.
Я только привыкаю к ощущению обнаженности, которое дают шелковые брюки в ноябре, когда вижу Чарли и Ги, стоящих в середине парадного круга. На их лицах — прекрасные широкие улыбки, когда я прохожу мимо. Кэролин ведет Эйргуста по внешнему кругу, а он осматривает картину. Чарли спрашивает, помню ли я тактику. Мы выступаем на дистанции в милю с Эйргустом, заправским бегуном на две мили, просто потому что команда хочет помочь мне выиграть пари. Эти скачки проходят через год после того дня, как я встретил Ги и все это началось. Я повторяю Чарли весь план:
— Да. Разогнать его так быстро, как хочу, вырваться вперед, насколько смогу, и остаться там и гнать его весь путь до финиша, не пытаясь менять темп. У Эйргуста только один темп, им и надо воспользоваться на протяжении всей дистанции.
— Точно.
Звенит гонг, и Кэролин ведет коня к нам. Меня подсаживает скорее Ги, а не Чарли, — сегодня она мой счастливый талисман, — и Кэролин выводит нас на ипподром.
Эйргуст наготове и двигается в сторону склона, но здесь все то же, что он делал, выходя на галоп дома, так что я не слишком беспокоюсь. На самом деле я изумлен, насколько лучше я себя ощущаю, сидя здесь, в седле. Вероятно, это объясняется Правилом 4 — остановка диалога в голове и полное сосредоточение на задаче. Мы галопируем мимо трибуны, останавливаемся, поворачиваемся и галопируем по кругу к старту заезда.
Нас размещают. Эйргуста размещают первым, и он загружается, как ангел. Ворота позади нас закрыты, и он стоит в ожидании — напряженный, но спокойный. И я тоже жду. А самое странное для меня, пока я сижу в стартовой кабинке в ожидании, — это открывающийся отсюда вид. Я довольно часто сидел в стартовых кабинках школы в Ньюмаркете и дома, в Ламборне, но никогда прежде не сидел в них на ипподроме, и я обнаруживаю, что абсолютно не готов к новому виду. Теперь передо мной вместо травяного поля с несколькими деревьями на другом конце (перед которыми в хорошие времена я предпочитал остановиться) — задняя часть беговой дорожки скачек в Саутвелле. Вдали слева — трибуна со слабым шумом комментатора. Машина с установленной на ней камерой располагается перед нами на внутренней стороне ипподрома, а другая камера установлена на кране на повороте, впереди, примерно в двух фарлонгах от нас. Это первый забег дня, так что ипподром свеж и пуст и выглядит как пляж после того, как прошел прилив, а солнце высушило его. Это не Гудвуд, но в тот момент для меня это поразительное зрелище, и, вероятно, впервые сами скачки становятся очень настоящими.
Через несколько секунд мы должны будем оставить первые за день отпечатки копыт в глубоком песке, и если все пойдет по плану, я буду находиться впереди, вплотную к перилам. На ипподроме. На что это будет похоже? Что произойдет?
По жребию мы вытянули стартовую кабинку номер один, что дает нашему плану больше шансов на успех. Крайне маловероятно, что Эйргуст сможет одолеть бегунов на одну милю, против которых он выставлен. По этой самой причине букмекеры ставят на нас 50 к 1 (вероятно, не способствует большим ставкам и новый наездник на спине коня), но, если я смогу достаточно умно стартовать и задать ему темп, в котором не захочет идти ни один бегун на милю, у нас точно есть шанс прийти в середине или лучше.
Я поворачиваю голову, и вот осталось разместить трех лошадей, и их уже ведут вперед. Я чувствую, как мое сердце бьется о защитный костюм, остальные жокеи выглядят так, будто у них рутинный день в офисе. Я никогда не был в стартовых кабинках при таком количестве лошадей: по мере того как их размещают, все сооружение начинает двигаться, поскольку разные животные ведут себя в кабинках по-разному. Мои ноги плотно прижаты к бокам коня, так что каждый раз, когда лошади заставляют сооружение двигаться, мои ноги врезаются в стену. Не то чтобы это было больно, дело просто в том, что это странно и немного неожиданно. С изумлением я обнаруживаю, что больше всего я хочу, чтобы поскорее начались скачки — хочу вырваться из этой кабинки.
— Осталось двое! Остался один!
Работники стойла кричат друг другу, стартеру и жокеям, по мере того как размещают каждую пару. Они продолжают показываться перед кабинками под нами и отбегать в сторону, как только каждая лошадь занимает свое положение.
— Размещены!
Дыши. Длинный повод. Ухватись за гриву. Перенеси вес в ноги, но не выходи из седла.
— Жокеи! Повязки!
Я чувствую, что некоторые жокеи слегка озадаченно оглядываются — в поле зрения нет ни единой повязки. И вот он. Знакомый щелчок ворот. Знакомый по многим путешествиям вниз к старту, знакомый по Ньюмаркету и по Ламборну.
И ускорение. Но оно быстрее, куда быстрее, чем прежде дома. И я несусь на Эйргусте, потирая его и крича ему в ухо, чтобы придать ему скорости, в точности как я проделывал это столько раз на тренажере в спортивном зале в Ламборне с Джейсоном Куком, имитируя ускорение лошади до максимума на раннем этапе скачек. Ги заставляла нас работать над этим с тех пор, как мы узнали, что предстоит заезд на милю на коне, привыкшем к двум милям. Когда я оказываюсь среди лидеров и придерживаюсь ограждений, я могу спокойно опуститься в седло и позволить Эйргусту нести меня с ветерком в этом темпе.
Шум! Я никогда раньше не слышал ничего подобного. Грохот копыт неожиданно громкий. Я слышал его на скачках, но, когда ты зритель, он мимолетный. Он исчезает через секунду, как только наездники удаляются от тебя. А тут он становится все громче по мере роста скорости.
Мы добираемся до первого поворота вплотную к ограждению, опережая всех на полтора корпуса, отлично обходя соперников. И на мгновение я внутренне замираю, чтобы насладиться этим. На одну обманчивую секунду или две у меня появляется чувство, что я знаю, что здесь делаю. Скача впереди всех в Саутвелле, я слышу лишь стук копыт Эйргуста и шум ветра. Сейчас, когда я лидирую, я не слышу остальных лошадей позади меня, только ветер. Тот свист ветра, который я чувствовал, когда Виктор понес у Джейми Осборна, и который показался в тот момент таким громким, был лишь порывом по сравнению с торнадо, который сейчас шумел в моих ушах.
При этом я даже способен отметить, как глухо отдается стук копыт Эйргуста по песку. Но вот глухой стук определенно становится громче. Нам предстоит долгий, стремительный поворот, и через секунды мы окажемся на финишной прямой. В конце концов, это полная галлюцинация.
Эти новые ощущения отвлекли меня, вероятно, меньше, чем на две секунды, но на скачках такое непозволительно. И, похоже, я за это расплачиваюсь. Сначала одна лошадь оказывается рядом со мной, затем две и вот их уже три. Мы почти соприкасаемся. Опуститься в седло, сменить руки. Эйргуст немного набирает скорость и старается изо всех сил идти с ними вровень, но теперь мы на территории бегунов на одну милю, и мне следовало бы работать с ним больше в самом начале того долгого поворота. Лошади-спринтеры здесь «включили свою вторую скорость» — в этом их преимущество.
Эйргуст действительно упорно трудится (я думал, что и я тоже, пока после скачек не посмотрел видео, и был крайне разочарован тем, как слабо я выглядел на тех первых скачках), но нас обходит один, затем двое. Впервые за заезд нас отбрасывают назад. Морда Эйргуста, глаза и мое лицо начинают покрываться песком. Я смотрю вниз, чтобы быстро вдохнуть чистого воздуха и сплюнуть песок, прежде чем снова поднять голову, и на сей раз встретиться с шумом громкоговорителя, еще одним неожиданным звуком. Теперь две лошади сбоку от нас, три впереди, громкоговоритель становится громче стука копыт. Теперь пятеро впереди, всего четырнадцать в заезде, возможно, я смогу удержаться шестым?
И вот еще один странный звук — рев толпы. Ничто не готовит вас к этому, даже в Саутвелле. Я не могу вообразить, на что похоже въезжать в этот звук, когда ты выходишь на финишную прямую в Аскоте.
Приближаются два красных предупреждающих знака, и сейчас они необходимы мне. Если быть честным, Эйргуст, вероятно, мог бы скакать еще и еще. Очевидно, что я не использовал его ресурс как следует, но мои бедра горят, несмотря на подготовку на тренажере.
«Не прекращай скакать, пока не пересечешь линию». И я не прекращаю. И это сделано. Я стараюсь придать ему скорость. Я привстаю на стременах, уменьшая вес сзади, и с изумлением обнаруживаю, что это у меня получается. (Я видел, как сгибались новички, когда пытались встать.) Спасибо, Ги, и спасибо, Джейсон.
И тут меня осеняет. Мы это сделали.
Мы, черт возьми, это сделали!
Эйргуст — конь, привыкший к забегу на две мили, и я — новичок, занимаем 7-е место из 14 возможных. Мы не выиграли, но мы хорошо выступили.
И я не единственный, кто осознает это. Когда мы поворачиваем и галопируем обратно к склону, переходя на рысь и, наконец, на шаг, Ги и Кэролин прыгают и сияют улыбками там, где склон встречается с ипподромом. Их реакция заводит и меня. Абсолютная эйфория! Никто из нас не может поверить, что мы наконец сделали это. Ги улыбается мне, и я пробую заговорить с ней.
А потом понимаю, что не могу. Не то чтобы я расклеился. Дело в том, что у меня во рту никогда не было так сухо — смесь нервов и песка.
Поездка назад, чтобы расседлать коня, и прогулка до весовой довольно сюрреалистичны. Мне машут незнакомые люди и говорят «отлично сработано». Я догадываюсь, что они видели газету или слышали комментарий и желали мне удачи. Когда я возвращаюсь мимо месторасположения комментаторской команды At the Races в этот день, Саймон Мэплтофт и Джейсон Уивер спрашивают, не вернусь ли я прямо сюда, когда сниму экипировку, и не выступлю ли перед камерами. Я не ожидал всего этого, да к тому же действительно не способен говорить в данный момент. Это снова превращает мой желудок в комок нервов.
В весовой меня много поздравляют, и я по-настоящему тронут реакцией каждого. Скачки все-таки необыкновенное место. Я вешаю седло и шлем на вешалку, поворачиваюсь и обнаруживаю Мармайта, который широко-широко улыбается и говорит, что хочет получить те эластичные подвязки назад.
Из кувшина на столе я наливаю воду в пластиковую чашку, обмываю рот, стремясь избавиться от песка и пытаясь вернуть к жизни свой язык, прежде чем выйду к представителям телевидения.
И, когда я это делаю, наступает первый, по-настоящему тихий миг с момента окончания скачек. Тут на меня наконец обрушивается все пережитое: звонки множеству незнакомых людей с просьбой о помощи, переезд из дома, потеря почти четверти веса, обучение верховой езде, сломанные кости на скачках в Брайтоне и подъемы в 5 утра каждый день… Все это того стоило.
Мы выиграли пари. Мы сделали это!
Мы — это изумительная команда: Ги, Бос, Сара Босли, Чарли Морлок, Тина Флетчер, Джейсон Кук, Майкл Колфилд, очень многие другие и я. Мы действовали дружно и сделали это.
А по пути были доказаны Десять правил Укрощения Тигров.
