Хан Соло особняком стоял в толпе перевозбужденных кадетов на обширной посадочной площадке на крыше. Тугой воротничок новенькой униформы натирал шею, но кореллианин воздерживался от желания сунуть под него пальцы и подергать. Тогда воротничок помялся бы, а Хан желал выглядеть как можно лучше.

Вокруг обнимался и целовался народ, кадеты прощались с семьями. Лишь немногие, подобно Хану, держались в стороне. В нескольких шагах от Соло топтался темнокожий парень, которого никто не провожал. А на другом краю площадки скучала девушка с короткими, на военный лад подстриженными волосами. Но у большинства имелись отцы, матери, братья и сестры, дяди и тети, дедушки, бабушки, кузины и кузены, и все они явились поддержать счастливчиков в час их триумфа. Еще ни разу в жизни Хан не чувствовал себя таким одиноким. Он был старше других кадетов, и это тоже не способствовало слиянию с толпой.

«Эй, да что с тобой такое?.. Ты здесь. Ты победил».

На летном поле курсантов ждал транспортник с гордым названием «Император». Скоро они все погрузятся на него и полетят на Кариду в военные тренировочные центры. Хан улыбался, разглядывая очертания корабля, скользя взглядом по обводам стабилизатора. Кореллианский корвет, как мило...

Он в который раз оглядел толпу в поисках... Хан вдруг сообразил, что надеется отыскать среди прочих золотисто-рыжую головку. Дурак ты, Соло. Просто дурак. С чего ты взял, что Брия заявится сюда? Да ее след простыл на Корусанте! Хан подумал и решил, что вовсе он не думал увидеть Брию... просто... если честно... надеялся, что она придет. Кореллианин вздохнул. Дьюланна обожала цитировать принятую у ее народа поговорку, которая в грубом переводе на общегалактический звучала так: «Подозрительна радость, что не перемешана с грустью». Дьюланна...

Видела бы она его сейчас! Хан живо вообразил долговязую кудлатую повариху, кнопку ее черного носа, маленькие сияющие глазки, прячущиеся за прядями седеющих бурых волос. Сегодня Дьюланна раздувалась бы от гордости. Воображение сыграло с Ханом злую шутку: он услышал, как Дьюланна поскуливает и взрыкивает, радуясь успехам своего воспитанника. А еще повариха взъерошила бы ему волосы, чтобы Хан выглядел привлекательно — всклокоченным и неряшливым.

Хан улыбнулся воспоминанию. «У меня все получилось, Дьюланна, — сказал он ей. — Посмотри на меня. Ты — моя родня, моя единственная семья, и другой мне не надо. И это здорово, что сегодня ты здесь, пусть и в моем воображении...»

А еще Брия.

«Признай, Соло, тебе не все равно. Ты все еще высматриваешь ее в толпе, прислушиваешься, не раздастся ли звук ее шагов, ее голоса. Знаешь, парень, тебе действительно надо лечиться».

Хан мотнул головой, словно мог прогнать образ Брии с той же легкостью, с какой вызвал Дьюланну. Но он заберет Брию с собой на борт «Императора», как будто девушка пойдет рядом с ним. Сколько ни старайся, ничего не забывается.

Память подсунула очередное высказывание Дьюланны, старую поговорку вуки: «Хорошая память — благословение и проклятие одновременно...»

Ты права, Дьюланна. Как же ты права!

Кореллианин переступил с ноги на ногу, и боль, которая прошила правое бедро, напомнила о позавчерашней драке. Хан вздохнул. «Он умер, Дьюланна. Тот, кто убил тебя, мертв. Можешь спать гораздо спокойнее...»

Сквозь толпу шел имперский офицер, возле Соло лейтенант задержался и окинул кореллианина пристальным взглядом.

— Ваше имя, кадет?

Хан образцово вытянулся в струнку.

— Курсант Хан Соло, сэр!

— Забыли, как отдается салют, курсант Соло?

— Никак нет, сэр!

Он подтвердил слова делом, не придерешься. Офицер придирчиво разглядывал физиономию кореллианина.

— Что произошло с вашим лицом, курсант Соло?

Хан чуть было не брякнул, будто с дверью повстречался раз шесть подряд, но затем решил, что в данном случае лучшим ответом будет правдивый.

— Я подрался, сэр.

— Да ну? А по виду — играли в песочек, — хмыкнул лейтенант. — И по какой причине вы подрались, курсант Соло?

— Мой противник оскорбил имперский флот, сэр.

В конце концов, разве не так и было?

Лейтенант приподнял бровь.

— Да ну? — повторил он. Голос на градус потеплел. — Как... неблагоразумно с его стороны. И вы хорошенько отделали его за неучтивость, я надеюсь, курсант Соло?

Хан вовремя вспомнил, что в ответ на вопрос офицера не кивают.

— Так точно, сэр. Могу заверить господина лейтенанта, что мой противник больше и слова оскорбления не скажет в адрес Империи, сэр.

— Похвально, курсант Соло, весьма похвально.

Лейтенант едва заметно улыбнулся и пошел дальше. Хан перевел дух. Пронесло... на этот раз.

Над посадочной площадкой разнесся усиленный динамиками голос. К лейтенанту, раздавая приказы, подошел сержант.

— Стр-ройсь!

Возникла секундная сумятица, затем курсанты все-таки разобрались по шеренгам и колоннам.

— Посадка на транспорт по колоннам! Языки на привязь, ногами не шаркать.

Воцарилась тишина. Хан стоял в четвертой колонне, по сторонам не смотрел, пялился в затылок впереди стоящего курсанта и с замирающим сердцем ждал приказа. Где-то заиграли военный марш.

— Первая шеренга! Шагом марш!

— Вторая шеренга! Шагом марш!

— Третья шеренга! Шагом марш!

Напряжение росло, кровь запела в жилах. Вот оно...

— Четвертая шеренга! — рявкнул сержант. — Шагом... арш!

Хан шагал к «Императору» и улыбался.

«Сегодня все начинается, — думал кореллианин. — Моя настоящая жизнь начинается сегодня».

Он вспомнил еще раз Дьюланну, а еще — Брию. Они тоже улыбались.

Его сапоги загрохотали по трапу. Хан набрал полные легкие воздуха, словно новорожденный, который собирается первым криком оповестить Галактику: «Я здесь! Слушайте меня, я живой!»

Он чувствовал себя так, будто только что появился на свет. Смутное прошлое ненужным грузом оставлено позади, впереди лежало лишь светлое будущее.

И Хан Соло шел к нему, не оглядываясь назад.