Яркие огни большого города. Темные громады вечерних домов светятся тысячами и тысячами квадратиков окон — и в каждом из них человек, а то и несколько. И вот еще — обычная деревенская улица. Все тонет в ночной полутьме, но и тут кое-где проглядывают огоньки человеческого жилья. Почему мы говорим о вечере и ночи? Потому что именно в эти часы люди особенно остро переживают свое одиночество. И оно только усиливается от осознания того, что где-то рядом живет множество людей. Но они не входят в твою жизнь, не соприкасаются с ней, как бы оставляя тебя на произвол судьбы. Причем это чувство присуще человеку любого возраста и может настигнуть его в любом месте: и посреди шумного города, и в деревенской тиши.

Одиночество может испытывать и молодой парень или девушка, если не встретят родственную душу, и пожилой человек, если его сверстники ушли из жизни, а с младшим поколением он не находит общего языка. Одиночество нередко переживают те, кто с трудом завязывают новые знакомства, медленно привыкают к новым людям. Остро переживаемое одиночество иногда приводит к депрессии.

Очень глубоко передал трагедию переживания одиночества французский математик и философ Паскаль Блез: «Созерцая всю безмолвную вселенную и человека, оставленного во тьме на произвол судьбы, заброшенного в эти закоулки вселенной, не ведающего, на что надеяться, что предпринять, что будет после смерти… я испытываю ужас, как человек, которому пришлось заночевать на страшном необитаемом острове, который, проснувшись, не знает, как ему выбраться с этого острова, и не имеет такой возможности».

Одиночество — это мучительное чувство, когда человек чувствует себя психологически изолированным от остальных людей, не имеет близких, с которыми мог бы вместе шагать по жизни, не верит, что кому-то может быть нужен и интересен. Не случайно еще древние греки придумали самый, как они считали, страшный вид наказания — одиночеством. Людей, в поведении которых они видели угрозу общественному порядку, они не казнили, а изгоняли из города на десять лет. Человек терял родину, дом, родных и становился изгоем. Такая участь казалась грекам самой незавидной. Это наказание называлось остракизмом — от слова «остракон» (черепок), потому что с помощью черепков, которые собирали в особые сосуды, и совершалось голосование за применение этой меры. В переносном смысле человек тоже переставал быть частью целого, то есть города, превращался в жалкий черепок, осколок и завидовал судьбе самого последнего раба, потому что тот хотя бы был частью древнегреческой семьи.

Понятно, что одиночество, которое осознается как тяжелое испытание, вовсе не равно уединению, о котором мы иногда мечтаем и которого ищем, чтобы поразмышлять о чем-то без помех, отдохнуть от сильных впечатлений или заняться творчеством. Вспомним, как ссылка в Михайловское в 1824 году, которая казалась и самому молодому Пушкину, и его столичным приятелям страшным и жестоким наказанием, обернулась для него приливом творческих сил и вдохновения и стала едва ли не счастливейшим периодом в его жизни. Это не был остракизм, как его понимали греки. Поэта окружали милые его сердцу обитатели соседнего села Тригорского, к нему приезжали верные лицейские друзья Пущин и Дельвиг, он наблюдал незнакомую ему до того времени деревенскую жизнь и был окружен прекрасной северорусской природой. Через несколько лет, ненадолго посетив Михайловское, он приветствовал, как добрых знакомых, «и свой опальный домик», где провел «в изгнании два года незаметных» с няней Ариной Родионовной, и «холм лесистый», где любил сиживать один, и три сосны на «границе дедовских владений». Эти места окрасились для него воспоминаниями о творчестве, любви, дружбе, а вовсе не о вынужденном одиночестве и ссылке.

Этот пример показывает, какую немаловажную роль играет восприятие одиночества самим человеком. Это состояние можно и нужно использовать для работы над собой. Человеку со здоровыми психикой и рассудком свободное уединение принесет только пользу.

Иное дело, когда к одиночеству приводят какие-то психологические изъяны. Например, если у человека низкая самооценка, то он может избегать контактов с другими людьми из-за страха подвергнуться критике или быть поднятым на смех. Помните, мы уже говорили о социофобии — одном из видов страха. Такие люди, как Юджин Гант, герой романа «Взгляни на дом свой, ангел!» американского писателя Томаса Вулфа, ощущают себя чужими среди людей: «Затерянный! Он понимал, что люди вечно остаются чужими друг другу, что никто по-настоящему не способен понять другого». Избегая общения, мы создаем порочный круг: в результате отсутствия контактов самооценка падает еще больше.

Известный американский психолог Ирвин Ялом выделяет три типа одиночества, изолированности.

От себя — когда человек возводит барьеры между частями своего «я», убегая, например, от сильных и тягостных переживаний. Это происходит не только тогда, когда мы хотим защититься от неприятных чувств или мыслей, но и в том случае, если не доверяем собственным желаниям, а следуем за тем, что кажется «правильным» или «нужным» другим.

От других людей — когда мы избегаем отношений или понимания того, что живем не так, как нам хотелось бы. Причин для этого может быть несколько, и в том числе неумение строить близкие отношения, страх, предыдущий опыт неудач и др.

От жизни — когда человек прячется в толпе от грусти и тоски, от осознания того, что никто и ничто не вечно. У него могут быть сколь угодно хорошие отношения с членами семьи и самим собой. Однако он приходит к пониманию, что он сам несет ответственность за свою жизнь и никакие отношения не смогут дать ему полного понимания и постоянной любви.

Слово «экзистенциальный» образовано от латинского «existentia» — существование, то есть экзистенциальными называют те переживания, которые связаны с самим фактом нашего существования. Согласно этой философии, человек приходит в этот мир одиноким и одиноким уходит, и ничто не может отменить факт нашего экзистенциального одиночества. К осознанию его приходят не только старики, готовясь к неминуемому концу пути. Вопрос о смысле нашего существования возникает перед нами, когда уходят из жизни близкие и важные для нас люди и мы остаемся одни. Он врывается вихрем в нашу жизнь после трагических событий, и мы чувствуем страх и беспомощность перед чем-то более могущественным и понимаем, что в жизни нет ничего постоянного, всегда соответствующего нашим ожиданиям. И если мы пойдем дальше, то можем увидеть, что наше влияние на ход жизни весьма ограниченно, поскольку мы должны в одиночку противостоять силам природы и обществу.

И все же одиночество — это не наказание и не приговор, а повод задать себе важные вопросы и найти ответы на них, измениться самому, если уж мы не можем изменить весь мир. Примерно так рассуждал Робинзон Крузо, когда оказался на необитаемом острове. Сперва его охватило отчаяние, потом он начал действовать: строить хижину, взрыхлять землю под посевы и т. д. — и в этих действиях обрел новый смысл существования. Когда он существенно изменился внутренне, то получил подарок — обрел верного друга, туземца Пятницу. Как мы помним, в конце концов Робинзону удалось покинуть свой остров, но к этому времени он стал другим человеком. Обычно книгу о Робинзоне Крузо, а вернее, сокращенный ее вариант, читают в детстве, но Даниэль Дефо писал ее для взрослых людей. Он предлагал им задуматься о своей жизни и изменить ее, как это случилось с его героем. Тот сумел полюбить себя и людей, только оказавшись в одиночестве, спасительном для его души.

Тема одиночества является одной из самых частых в семейном и индивидуальном консультировании. Когда человек находится в окружении любящих людей, когда любит сам, он счастлив и не испытывает одиночества. Думаю, что если человек по-настоящему любит, он не может быть одинок. Любовь к себе, Богу и людям — это подлинная формула счастья! Святитель Нектарий Эгинский учил: «Просите каждодневно любви у Бога. Вместе с любовью приходит и все множество благ и добродетелей».

Сталкиваясь с непониманием других, с какими-то неурядицами или с жизненными кризисами, человек теряется, тревожится и ощущает себя в эмоциональном вакууме. Иногда за жизненной суетой людям трудно бывает разглядеть источники своего счастья. Им кажется, что кто-то должен протянуть им счастье, как золотое яблочко на серебряном блюдечке. Они уверены, что одиночество мешает их счастью — так избавьте их от него! Это большая беда, когда человек впадает в расслабление, лень и ничего не делает сам для преодоления своих проблем. Дело в том, что, если мы боимся одиночества и жаждем счастья, выход в любом случае один — необходим труд души. Царство Небесное силою берется и употребляющие усилие восхищают его (Мф. 11: 12). Другого пути не дано.

Иногда мы завидуем тем, кто успешен или счастлив в браке, однако за этим благополучием обязательно скрываются невидимые усилия, своеобразные «инвестиции», за которые впоследствии люди получают свои «бонусы» в семейной жизни. Говорят, есть зависть черная и белая, разрушающая и созидательная. Наверное, черная зависть — это желание чем-то завладеть без труда, а белая — желание научиться что-то делать так же хорошо, как другой. Она-то и подталкивает нас к действию.

Между этими двумя видами зависти существует такая же разница, как, например, между мечтами и фантазиями. Фантазии ограничиваются только неясными образами: они не только не созидательны, но даже разрушительны. Спустя какое-то время человек, пребывающий в фантазиях, обнаруживает, что время утекло, как песок сквозь пальцы, а ничего существенного так и не произошло — остались лишь разочарование и одиночество. И получается, что жизнь прожита зря.

Рассуждая о том, как мучительно осознание слова «поздно» для человека, митрополит Антоний Сурожский приводил пример из опыта старца Зосимы, героя романа Достоевского «Братья Карамазовы»: «…ад — это момент или состояние, когда человек скажет себе: „Поздно! Я прошел мимо всего… единственное, что было на потребу, единственное, для чего стоило жить, чем стоило жить, я уже больше исполнить не могу; я никому больше не нужен. Было время, когда я мог любить умно, сердечно, творчески; теперь я этого больше сделать не могу; я вошел в вечность, в которой любовь изливается от Бога; моя любовь никому больше не нужна. На земле — да, она была нужна очень многим; очень многим нужно было, чтобы я на них обратил внимание, чтобы я их заметил, чтобы я умел их увидеть глубоким, проницающим взором; чтобы я умел прислушиваться к ним и слышать не только пустые звуки, слова, а то, что за словами кроется: крик, плач, радость или страх живой души перед своей жизнью…“»

Для фантазеров жизнь проходит как раз «среди пустых звуков и слов», им кажется, что мир должен упасть к их ногам. Все, о чем они фантазируют, должно произойти чудесным образом, магически, без особых стараний и труда. Похоже, что этому «сценарию» столько же лет, сколько и человечеству. Еще наши праотцы, Адам и Ева, поддались на уловки змея, который пообещал им, что безо всяких усилий — достаточно лишь съесть запретный плод — они станут равны Богу. Так труд стал для них проклятием, которое передается из поколения в поколение.

Забавно, что и жители села Обломовки, откуда был родом небезызвестный всем нам Илья Ильич Обломов, относили труд именно к разряду жизненных невзгод. Их «идеал покоя и бездействия» нарушался «по временам разными неприятными случайностями, как-то: болезнями, убытками, ссорами и между прочим трудом.

Они сносили труд как наказание, наложенное еще на праотцев наших, но любить не могли, и где был случай, всегда от него избавлялись, находя это возможным и должным». Но ведь «без труда не вынешь и рыбку из пруда», так что неудачи на семейном поприще тоже говорят о том, что в создание правильных отношений было вложено мало усилий.

Мечтатели — это другая категория людей: стремясь к цели, они не стоят на месте, действуют. Им некогда унывать и печалиться, они не жалеют себя, они творцы, режиссеры своей жизни, им чуждо одиночество. Кто-то сказал: «Если вы бездельничаете, избегайте одиночества; если же одиноки — не бездельничайте». Если мы всерьез страдаем от одиночества, то единственный путь — идти к людям, начать что-то делать для них, заботиться о ком-то.

Страх мифического одиночества заставляет нас заполнять душу шумом, суетой, поэтому как только мы приходим домой, включаем телевизор, оправдывая себя тем, что устали и хотим отдохнуть, хотя такой способ защиты не работает — мы еще больше выматываемся и устаем. Лучше бы мы побыли наедине с собой в размышлениях или молитве. Попытки заместить кажущуюся пустоту лихорадочными действиями принимают порой опасные формы: уход в алкоголизм, наркотики, измены, трудоголизм и многое другое, а также так называемый шопоголизм, ставший сегодня, особенно для женщин, суррогатом счастья и полноты жизни — лекарством от всех бед.

Внутренний конфликт связан с ощущением пустоты, которая вызывает тревогу и желание чем-либо ее заполнить. Мы избегаем тишины, потому что боимся услышать тихий голос совести. А она напоминает нам о себе, когда мы отклоняемся от прямого пути. Мы боимся борьбы с виртуальными соперниками, в неравной схватке с которыми мы никогда не одержим победу такими средствами. Ведь победа и сила — в спокойствии духа, а не в мятежном поиске бури, «как будто в бурях есть покой».

Иногда люди представляют себе любовь как фейерверк, эйфорию, путая это переживание со страстью, и говорят, что зрелая любовь скучна и прозаична. Похоже, что и рай в их понимании — тоска бесконечная. Если исходить из этой логики, необходимы конфликты, суета, бешеные страсти, чтобы таким образом создавалась иллюзия жизни. А правда в том, что мы утеряли рай и с ним его составляющие: мир, покой, молчание, тишину, радость, благодать и согласие.

Очень часто люди боятся остаться в одиночестве, когда выходят из отношений с прежним партнером. А еще чаще люди вступают в такие отношения, чтобы избежать одиночества. Как справляться с этим страхом? Приведу пример из практики. Одна пара встречалась около пяти лет, но никак не могла решиться на создание семьи. У мужчины и женщины было немало общего, но устойчивого желания все время быть вместе не возникло. Слишком много претензий они предъявляли друг другу. Каждый думал только о себе. Они боялись признаться в том, что в основе их «притяжения» друг к другу лежала боязнь одиночества. На вопрос «Почему вы хотите создать семью?» женщина отвечала, что ей сорок лет и она еще может о себе позаботиться, но через некоторое время ей понадобится чье-то плечо. Она хотела, чтобы в нужный момент кто-то был рядом и она смогла почувствовать, что не одинока. Видимо, ее избранник тоже думал о чем-то похожем. Так они и встречались от случая к случаю.

Допустим, что они все-таки создали семью. Но без умения сопереживать и заботиться друг о друге им было бы трудно понять, зачем они вместе. Не усилится ли их чувство одиночества, если они окажутся вместе и в то же время порознь? Тогда их ждет еще большая личная драма и возможный развод. Страх одиночества не должен диктовать человеку выбор.

Так как же справляться со страхом одиночества? В идеале люди выходят замуж или женятся не потому, что боятся остаться одни, а потому, что дорожат друг другом. Потому что считают супруга (супругу) не бесплатным приложением к своей жизни, а частью самого себя. Нередко страхи возникают в связи с мыслями о будущем, которое пугает неизвестностью. Возникают тревога, смятение чувств, появляются мысли: «Как я останусь одна (один)? Что со мной будет?» Страхи, которые проникают в наше сердце, нужно уметь распознавать, чтобы вовремя остановиться и перестать прислушиваться к этим мыслям. Скажите себе «стоп» и призовите на помощь здравый смысл. Только сам человек может понять, что будет лучше для него: оказаться наедине со своим одиночеством или тяготиться и своим одиночеством, и своей неудачной семейной жизнью.

Женщина, о которой шла речь выше, осознала, что одиночество — не та причина, по которой люди вступают в брак. Желая снять напряжение и тревогу, связанную с мыслями об одиночестве, она стала помогать детям из детского дома и почувствовала себя нужной и востребованной. Порог тревожности снизился, теперь она сможет более объективно, трезво и спокойно подойти к выбору супруга.

Но ведь одиночество может подстеречь и самую счастливую семейную пару, например, после внезапной смерти одного из супругов. В стихотворении «Хорошо быть молодым» поэтесса Юнна Мориц с высоты прожитых лет видит ту опасность, что подстерегает «седых человеков»:

Страх потерять любимого, конечно, «благороднее» страха одиночества. И все же главное — суметь не поддаваться страху. А уж если суждено пережить непоправимое, важно найти смысл в своем дальнейшем существовании, посвятив свои лучшие дела памяти ушедшего супруга.

Слова Библии Не хорошо быть человеку одному (Быт. 2: 18) вроде бы прямо указывают, что мы созданы для семейной жизни, но в то же время мы знаем, что нуждаемся еще и в личном пространстве, уединении и относительной самостоятельности. Каждый из супругов должен развивать силу духа, становиться зрелым, чтобы не зависеть от другого, — и при этом они должны оставаться вместе и любить друг друга. Супруги — не подпорки друг для друга, а союз двух сильных личностей.

Многие пары, прожившие вместе жизнь, преодолевшие не одно испытание, прорвавшиеся «сквозь тернии к звездам», говорят: «А нам и молчать вместе хорошо». В молчании, в тишине, в дуновении ветра пророку Илии явился Бог. Только в тишине мы можем принять правильное решение в трудные моменты, в ней рождаются светлые чувства и благодарность за все, что есть в нашей жизни. В тишине мы творим молитву Богу.

Это прекрасное, созидательное молчание, которое так не похоже на одиночество вдвоем, когда супруги молчат потому, что им просто нечего сказать друг другу, потому что у них нет объединяющего начала. Говорят, что если ты не умеешь быть счастливым, то не стоит создавать семью, потому что быть одиноким вдвоем горше, чем остаться одному.

Многие люди, находясь несколько лет в браке, переживая кризис отношений, на консультации говорят, что сомневаются в том, что их супруг является их второй половинкой. Но правда в том, что это именно он и никто другой, просто жены успевают забыть о том, что выбор супруга был добровольным, а за свой выбор нужно отвечать. Кроме того, самооценка человека зависит от умения завершать дела, в психологии это называется «завершать гештальт». Слово «гештальт» означает «образ». После грехопадения наши души расщепились на атомы и потеряли свою целостность. Тот образ Божий, по которому изначально мы созданы, утрачен, и теперь мы к нему стремимся. Человек, который находится рядом с нами, тот, кого мы выбрали, и есть наша половинка, просто мы еще не все сделали для того, чтобы это понять. Признаемся себе в этом честно.

Подводя итог сказанному об одиночестве, закончим самым важным утверждением: «Человек никогда не одинок. Одиночества нет. Всегда рядом с нами Бог». Молитва — может быть, самое трудное дело на свете. Как известно, это общение с Богом. Но где же взять силы, когда подчас просто изнываешь от бессилия? Отцы советуют: хотя бы, как мышка, пищи: «Господи, помилуй!» — и силы вольются в тебя, и ты исцелишься от немощи и лени. Подвижники духа очень остро чувствовали разлад в душе, препятствующий полноценному общению с Богом, непреодолимая сила влекла их к тому, чтобы быть наедине с Ним. «Скучает душа моя по Тебе, Господи», — говорил святой преподобный Силуан Афонский, как и многие другие святые, убегавший от мирской суеты. «Тебе, Женише мой, люблю, и Тебе ищущи страдальчествую», — поется в тропаре. Стремится к высокому и ищет главного душа наша, и никакие искушения для нее не преграда. Только вперед и ни шагу назад!

В сказке говорится о том, как по приказу короля Доброхота добрый молодец Разлюляй искал по всему королевству девушку — отгадчицу трех загадок. На след этой девушки навел Разлюляя один старичок, и вот что из этого вышло:

«— Твое дело, добрый молодец, для меня непонятное, ну, а только сдается мне, будто я тебе в этом деле помочь могу.

— Помоги ради Господа, дедушка, а тебе Господь Бог заплатит сторицей.

— Да, Господь-то, Господь, всем нам батюшка, а по Нем и все братья мы, а ты, молодец, не зевай-ка, а полезай-ка вот этой глухою тропиночкой; теперь уж горазд ночи убыло, уже волк умылся и кочеток пропел. Да иди, не борзясь, а с терпением, и не бранись никак дурным словом, не гони от себя своего сохранителя-ангела. Так пройди ты через весь долгий черный лес, и придет тебе там впоперек пути холодная балочка; ты переплынь вплавь без страху через холодную балочку да пройди опять весь красный сосновый бор и увидишь прогалинку, а на ней посредине приметный калинов куст, и от того куста поворот будет на полдень, и там ты увидишь поляночку, а посреди той поляны стоит больной журавель окалеченный: одно крыло у него все как следует, а другое повисши мотается, и одна нога тоже здоровая, а другая в лубочек увязана. Не то его в небе орел подшиб, не то не знать для чего подстрелили княжьи охотники: они убивать и зверков и птиц спаси Господи какие досужие! А у меня есть внучка-девчурочка, тут в лесу со мной и выросла, да такая, Бог дал, до всех сердобольная, что не обидит козявочку — вот она того журавля нашла да в лубочек ему хворую ножку и повила. Ну, теперь ей заботы и прибыло: доглядает его и дает ему зернышки, пока журавелько поправится да дождет себе по поднебесью в теплые край попутчиков. Там и сама она, моя внучка-то, от поляны оттой в стороночке на сухом взлобке наших овец пасет. Ты узнаешь ее — такая девица пригожая, глазом посмотришь — век не забудешь, сколько светит добра из ней. Она там либо волну разбирает, либо шерсть прядет… Все сиротинкам готовит к студеной поре на паглинки… Не гордись пред ней, что ты королевский посол, а спроси ее: она тебе может все рассудить, потому что дан ей от Бога светлый дар разумения.

Разлюляй так и вскрикнул от радости.

— Боже мой! — говорит. — Ведь ее-то мне только и надобно! Про нее, про девицу, мне только и сказано; мне других никого бы не надо и спрашивать.

— Вестимо, не надобно. Кто в суете живет, тем разве могут быть явлены тайны сердечные!

— А кто же еще там с твоею внучкой, какие люди живут вместе, дедушка?

— Господь с ней один там, один Господь-батюшка. Он один ее бережет, а людей с ней никаких, милый, нетути.

— Как же она не боится одна в глухой дебри жить?

Тут старик слегка понасупился.

— Полно-ка, — говорит, — заводить нам про боязнь да про страх речи негожие! Что ей за страх, когда она про себя совсем и не думает!

— Господи! Вот это она и есть! — завопил Разлюляй. — Вот это ее-то одну мне и надобно!

И забыл Разлюляй про всю усталь свою, побежал шибко к девушке. И на долю свою он больше не плачется, и на радости не свистит соловьем, и не прыгает, и не лопочет варакушкой, а поет благочестный стих „Как шел по пути слабый путничек, а навстречу ему сам Исус Христос…".

Пробежал так Разлюляй без усталости весь и черный и красный лес, переплыл без боязни холодную балочку, опознал и приметный калинов куст на поляночке и увидел, что там в самом деле стоит хромой журавль, одна нога в лубочке увязана, а сам тихо поводит головой во все стороны, и глазами вверх на небо смотрит, и крылом шевелит, ожидает попутных товарищей. Но едва увидал журавль, что идет Разлюляй — чужой человек, вдруг закурлюкал, и замахал живым крылом, и запрыгал на здоровой ноге ко взлобочку. А там, прислонившись у дерева, стоит ветвяной шалаш, а пред тем шалашом старый пень, а на пне сидит молодая пригожая девушка, с большою русою косой, в самотканной сорочке, и прядет овечью шерсть, а лицо ее добротою все светится. Вокруг нее ходит небольшое стадо овец, а у самых у ее ног приютился старый, подлезлый заяц, рваные уши мотаются, а сам лапками, как кот, умывается.

Разлюляй подошел к девице не борзо, не с наскоку, а стал смотреть на нее издали, и лицо ее ему чересчур светло показалось — все добра полно и вместе разума, и нет в ней ни соблазна, ни страха заботного — точно все, что для ней надобно, ею внутри себя уготовано. И вот видно ему, что встала она при его глазах с пенушка, заткнула недопряженную шерстяную куделю за веточку и пошла тихо к кустику, за которым стоял Разлюляй, тайно спрятавшись, и взяла тут из ямки мазничку дегтярную и стала мазать драный бок дикой козе, которая тут же лежала прикрыта за кустиком, так что до этого Разлюляй и не видал ее. Тут уже Разлюляй и не вытерпел — вышел он навстречу к девушке, и поклонился ей по-вежливому, и заговорил с ней по-учтивому:

— Здравствуй, красная девица, до других до всех ласковая, до себя беззаботная. Я пришел к тебе из далеких стран и принес поклон от короля нашего батюшки: он меня послал к тебе за большим делом, которое для всего царства надобно.

Девица поглядела на Разлюляя чистым взором и отвечала:

— Будь и тебе здесь добро у нас. Что есть в свете „король”, — не знаю я, и из каких ты людей — это мне все равно, а за каким делом ко мне пришел — не теряй время, про то дело прямо и сказывай.

Враз понял Разлюляй, что с ней кучерявых слов сыпать не надобно, и не стал он дробить пустолайкою, а повел сразу речь коротко и все начисто.

— Так и так, — говорит, — вот что у нас в королевстве случилося: захотел наш король сделать, чтобы всем хорошо было жить, а ничего это у нас не спорится, не ладится, и говорят, будто все будет не ладиться до той поры, пока не откроем премудрости: какой час важнее всех, и какой человек нужнее всех, и какое дело дороже всех? Вот за этим-то делом и послан я: и обещано мне королем моим ласковым, что если я принесу отгадку, то он пожалует мне сто рублей, а если не принесу, то не миновать мне тогда счетных ста плетей. Ты до всех добра и жалостна, вот даже и зверки и птицы к тебе льнут, как к матери; пожалей же и меня, бедняка, красна девица, отгадай мне премудрость, чтобы не пришлось мне терпеть на своем теле сто плетей, мне и без бойла теперь уже мочи нет.

Выслушала девица Разлюляеву речь и не стала его ни измигульником звать, ни расспрашивать, как набил он себе на лбу волдырь волвянкою, а сорвала у своих ног придорожной травки, скрутила ее в руках и сок выжала да тем соком лоб Разлюляю помазала, отчего в ту же минуту у него во лбу жар прошел и волвянка принизилась. А потом девица подошла опять к своей шерстяной кудели и отвела нить пряжи длинную, и когда нить вела, заметно все думала, а как стала на веретено спускать — улыбнулась и молвила:

— Хорошо, что ты не задал мне дело трудное, сверх моего простого понятия, а загадал дело Божие, самое простое и легкое, на которое в прямой душе ответ ясен, как солнышко. Изволь же ты меня теперь про эту простую премудрость твою по порядку расспрашивать, а я о ней по тому же порядку тебе и ответы дам.

Разлюляй говорит:

— Молви, девица: какой час важнее всех?

— Теперешний, — отвечала девица.

— А почему?

— А потому, что всякий человек только в одном в теперешнем своем часе властен.

— Правда! А какой человек нужнее всех?

— Тот, с которым сейчас дело имеешь.

— Это почему?

— Это потому, что от тебя сейчас зависит, как ему ответить, чтоб он рад или печален стал.

— А какое же дело дороже всех?

— Добро, которое ты в сей час этому человеку поспеешь сделать. Если станете все жить по этому, то все у вас заспорится и сладится. А не захотите так, то и не сладите.

— Отгадала все! — вскричал Разлюляй и хотел сразу в обратный путь к королю бежать, но девушка его назад на минуточку вскликала и спросила:

— А чем ты, посол, уверишь пославшего, что ответ ему от меня принес, а не сам собой это выдумал?

Разлюляй почесал в голове и задумался.

— Я, — говорит, — об этом, признаться, не взгадывал.

А девица ему говорит:

— Ничего, не робей, я тебе дам для уверенья его доказательство.

И научила Разлюляя девица так учредить, что когда он придет к своему королю, то чтобы сказал ему смело все, не боясь ни лихих людей и не ста плетей, а когда скажет все, то чтобы не брал себе ста рублей, а попросил их в тот же час раздать на хлеб сиротам, да вдовам, и всей нищей братии, для которых Христос просил милосердия. И если король, кроме ста рублей, еще что посулит или пожалует, то и того чтобы тоже ничего не взял, а сказал бы ему, что „я, мол, принес тебе светлый Божий дар — простоту разумения, так за Божий дар платы не надобно“».