Интерлюдия: Задание 4. Роузуотер: 2059

Слава Инвертору Окампо!

Я жду, когда меня подберут.

Выбрасываю эту мысль из головы. Стою в тени киоска, наблюдая за открытием электростанции Северного ганглия. Со сцены под навесом с важным видом вещают городские шишки. Фидбэк от колонок чудовищный. Голова болит еще сильнее. Собралась небольшая толпа, человек, может, сто. Тут и там размещены стенды с изображением уменьшенной модели электростанции. Один прямо рядом со мной. На сцене есть бутылки шампанского и газированный шенди для простого народа. Выпивка выглядит соблазнительно, но, боюсь, от пузырей голова разболится сильнее. Мне нужно концентрироваться, чтобы не впускать чужие мысли.

В последнее время я использую кетоконазол. Он, похоже, работает лучше клотримазола. Беда в том, что с таким толстым слоем на коже под дневным солнцем я потею. И, кажется, от меня пахнет.

Тут вблизи надо всем главенствует биокупол, и каждый житель Роузуотера ежечасно поглядывает на него, словно верит, что он отведет беду. Я смотрю на модель станции. Команда ученых наконец выяснила, как использовать электричество из ганглиев Полыни, чтобы обеспечить город электроэнергией. Еще неделю назад воздух здесь трещал от грохота бензиновых и дизельных генераторов. То и дело случались драки, когда кто-то обнаруживал, что соседи воруют у него электричество с помощью удлинительных кабелей.

До сегодняшнего дня вокруг Северного и Южного ганглиев преобладала сложная система ограждений и предупредительных знаков. Оба ганглия окружены черной каймой – обуглившейся плотью мертвецов. Животные и птицы чувствуют, что лучше туда не соваться, а людям, хоть мы и на верхушке пищевой цепочки, не хватает мозгов, чтобы обходить эти места.

Никто не смог объяснить, зачем Полыни было оставлять на открытом воздухе два столба из нервной ткани. Одни говорят, что с их помощью она транслирует мысли, другие – что собирает мысли людей. В О45 поговаривают, что они служат органами чувств и оружием. Я лично думаю, что Полынь хочет, чтобы мы использовали электричество так, как делаем сейчас. Она на самом деле не такая зловредная, как люди, но ее нужно узнать, чтобы это понять.

Я помню пьяную ночь, когда пытался установить соединение с Южным ганглием, чтобы попробовать найти Ойин Да, или Энтони, или хоть кого-нибудь с той стороны биокупола. Людей я не услышал, но в потоке мыслей были сущности, состоявшие из электричества, дружелюбные элементали. По-моему, они были разумными, но мы не понимали друг друга. У них не было физической формы, но они переформировали свои заряды, чтобы сымитировать мое тело. Восемь из них кружили и резвились вокруг меня. Они передавали образы, которые я не понимал, хотя периодически среди них попадался астероид или космическая станция и лунный пейзаж, покрытый бесчисленными машинами и механическими бабочками, порхающими с одной на другую, собирая и перенося информационную пыльцу. Из мыслей Полыни я не понял ничего. Ее природа была слишком чуждой без перевода Энтони.

Ученые используют Инвертор Окампо, и внезапно мы подключаемся к государственной энергосистеме. Нужное напряжение, нужная частота. Из постоянного тока в переменный. Ганглий по-прежнему невиден, но никто не подойдет к нему без разрешения, потому что вокруг ведется строительство и выставлена охрана.

Я смотрю на слоняющихся вокруг людей. Они скоро получат первые счета за электричество, потому что, эй, Инверторы Окампо – штука недешевая.

Предполагаемая численность населения – три миллиона. Приезжаешь ты за исцелением, а вот зачем остаешься? Что объединяет жителей Роузуотера? Я и у себя спрашиваю. Мне приказано находиться здесь, я приписан к этому месту, но эмоционально привязан к нему, как к дому. Я лагосец. Я не скучаю по Лагосу, но я родом оттуда. В какой-то момент, между 2055 годом и этим днем, оборвалась связь с домашним образованием.

Я выпрямляюсь. Это отчетливая, недвусмысленная мысль какого-то человека в толпе. Черт, да это террорист-смертник. Я смотрю на время. Мой водитель еще не подъехал. Ненавижу смертников. У них в башках всегда куча невнятной демагогии, ошибочных умозаключений и непреклонной, мать ее, решимости. Сразу после активации детонатора добавляется немного сожаления, но все равно. Ненавижу гребаных смертников. Быстро прикидываю, нельзя ли просто уйти, проигнорировать его и изменить место встречи, но знаю, что это не сработает. Мой имплантат позволяет следить за мной, сообщая им, где я был. Представляю себе этот отчет о том, что я был здесь за несколько минут до того, как какой-то фанатик подорвался на С4.

Да где же ты, дерьма кусок?

Я еще и без оружия. Отлично, Кааро!

Где ты, сука?..

Сложно делать это с открытыми глазами, визуально сканируя толпу, но рисковать нельзя.

Нашел. На нем защитная каска и агбада , и он пробирается к сцене. Хочет максимального кровопролития. Я не могу остановить его отсюда, но звоню диспетчеру.

– Идентификация?

Я называю номер.

– Ситуация?

Не могу вспомнить код.

– Здесь смертник, в жилете.

– Мне нужен…

– Да, код. Я его не помню, но если вы сейчас ничего не сделаете, погибнет куча людей, – говорю я настойчивым шепотом. А тем временем слышу, как в голове поехавшего террориста-смертника бурлят пламенные речи.

– Я на вашей позиции.

– Птичка есть?

– Подтверждаю. Локализуйте.

– Синяя каска, серая хлопковая ткань.

– Цель зафиксирована. Три секунды до нейтрализации.

– Вас понял, диспетчер. Конец связи.

Не проходит и трех секунд. Я даже руку опустить не успеваю, как дрон стреляет высокоскоростным, высокоэффективным клейким шаром. Ударная волна подбрасывает большинство людей вокруг моего смертника в воздух, словно мелкий мусор. В центре – бурая застывшая масса, как замерзший всплеск воды. Четверо, включая террориста, пойманы в ловушке, изолированы, не могут пошевелиться. Я заворожен. Никогда еще такого не видел, только прослушал инструктаж.

Все участники церемонии удирают со сцены, люди разбегаются сломя голову. Кроме меня. Я иду в обратном направлении, к адгезивной ловушке. Мысли оттуда не проникают, возможно, потому, что даже ксеноформы не способны там выжить.

Прибывает моя машина.

Она за рулем. Она улыбается, подъезжая. Она помнит то, что помню я.