Любить всех, избегать мирской славы
Преподобные Талида и Таора и две безымянные подвижницы

В Верхнем Египте, то есть в Фиваиде, в IV и V веках было множество женских обителей.

В городе Оксиринхе, нынче почти засыпанном песком, было до двадцати тысяч инокинь. Древние публичные здания и храмы, посвященные прежде ложным божествам, были обращены в иноческие обители. Влияние иноческой жизни на горожан было изумительным. Они так любили принимать странников, что высылали слуг к городским воротам и сами выходили смотреть, не близится ли где какой странник. Если странник был иноком, бежали навстречу, каждый тащил к себе. Хватали за плечи, за одежду, только бы иметь счастье принять его.

В то время в Оксиринхе не было ни одного язычника и ни одного еретика, так что епископ с такой же свободой мог проповедовать на площадях, как и в церквах.

Тут был и дивный епископ Апфий. Когда он был монахом, вел весьма строгую жизнь; а когда стал епископом, хотел вести такую же строгую жизнь и среди мира, но не мог.

Повергаясь перед Богом, он говорил:

– Неужели по причине епископства отступила от меня благодать?

И было ему открыто:

– Нет, но тогда ты был в пустыне, там не было ни одного человека и Бог помогал тебе, а ныне ты в мире и люди помогают тебе.

На восточном берегу Нила стоял город Антиной, а напротив Антиноя – Гермополь (с VII века Эль-Ашмунейн). На восточном берегу продолжавшиеся Аравийские горы были испещрены пещерами; это древнейшие каменоломни и гробницы. Здесь и были фиваидские уединения, прославленные делами христианских подвижников и подвижниц. Они тянулись далеко на юг. В Антиное было двенадцать женских обителей, где вели богоугодную жизнь.

Между антинойскими подвижницами отличалась особенно высокой духовной жизнью старица мать Талида. Она более восьмидесяти лет пребывала в подвижничестве. С ней жили шестьдесят девственниц. По ее наставлениям они проводили постническую и чистую жизнь. Они все так уважали и любили ее, что ворота монастыря их не затворялись, как в других монастырях. Одна любовь и уважение к воле матери удерживали их в стенах обители, и они крепко хранили чистоту души и тела для вечной славы. В ушах и сердцах их постоянно звучали слова апостола, переданные им старицей: поступайте достойно звания, в которое вы призваны со всяческим смиренномудрием, кротостью и долготерпением, любя друг друга, стараясь сохранить единство духа в союзе мира (Ефес. 4, 1–3).

Талида достигла невозмутимой душевной чистоты. «Когда пришел я к ней и сел, – писал преподобный Палладий, – она села подле меня и положила на мои плечи свои руки, с изумительным упованием на Христа, сохраняющего чистоту ее помыслов».

Что это за бесстрастие Талиды? Не свойство ли одряхлевшего организма? О нет, в мире бывают такие старики и старухи восьмидесяти лет, что в их членах сильно играет нечистый грех…

С другой стороны, некий человек жил в пустыне с детства, но, когда в первый раз увидел на дороге женщин, сказал своему отцу:

– Вот те самые, которые приходили ко мне ночью в скит.

Святой Антоний Великий, проживший долгую жизнь (251–356 годы), говорил: «Думаю, что тело имеет движение естественное, прирожденное ему, но оно не действует, когда душа не хочет, и бывает движение без похоти. Есть и другое движение, происходящее от питания и разгорячения тела пищей и питьем. Происходящий от них жар крови производит нечистые возбуждения в теле. Потому и сказал апостол: не упивайтесь вином, в нем же есть блуд (Еф. 5, 19); равно и Господь в Евангелии сказал ученикам: внемлите, да не отягчаются сердца ваши объедением или пьянством (Лк. 21, 34). В подвижниках бывает и иное движение – от коварства и зависти диавола». Приложите эти слова к Талиде, и увидите истину.

Восходивший с земли на небо говорил о себе, что до разлуки с телом он не считает себя свободным от опасности: но вместе с тем воля, крепкая благодатью, ныне и вчера одерживает победы и над естественными движениями испорченной плоти и по временам уходит с земли на небо.

В том же Антинойском монастыре жила девственница Таора, ученица святой Талиды. Она вела такую жизнь более тридцати лет. Талида отказывалась от новой одежды и обуви.

– У меня нет надобности в новой одежде и обуви, – говорила она, – иначе заставят выходить за ворота.

Когда прочие сестры в воскресный день (и только в воскресный) обыкновенно ходили в церковь для приобщения Святых Тайн, она, покрытая ветошками, оставалась в монастыре, постоянно занимаясь делом. Лицо ее было так красиво, что самый твердый с трудом мог не увлечься ее красотой. Однако подвижничество Таоры внушало невольный страх даже самому бесстыдному глазу. Верная раба Божия отказывала себе в духовном утешении в посещении храма Божия – оттого, что страшилась соблазнить кого-либо своим лицом, и себя избавляла от искушения. Взгляд на мужчину язвит или уязвляется, говорит духовный опыт.

«Девственница, – писал святой Антоний, – не должна питать в себе чувств, свойственных жене; она должна удаляться нечистых мыслей, гордости и всего, что приятно диаволу; должна любить всех, избегать мирской славы, быть преданной Богу, обуздывать язык и строго хранить пост». Так жила преподобная Таора.

«Была и еще в Антиное, – пишет преподобный Палладий, – истинная девственница, бдительно совершавшая дело подвижничества. Она жила в дальнем от меня расстоянии». Палладий путешествовал по пустыням Египта в 388–392 годах, в том числе жил и в Антиное. «Я не видел ее в лицо, – продолжает он, – она, как говорили знавшие ее, никогда не выходила из кельи с тех пор, как отреклась от мира, и шестьдесят лет провела в подвижничестве вместе со своей матерью. Когда же наконец пришло время перейти ей из этой жизни в жизнь вечную, явился ей прославившийся мужеством в том месте святой мученик Коллуф и сказал: «Сегодня ты пойдешь к своему Господу и узришь всех святых. Потому приди разделить вместе с нами трапезу в монастыре». Блаженная, встав рано поутру, оделась, положила в корзинку хлеба, оливок и несколько овощей и после многолетнего затворничества отправилась в храм мученика. Здесь она помолилась, села и целый день выжидала времени для вкушения.

В девятом часу, когда пришло время вкусить пищу и в храме уже никого не было, она выложила снедь и обратилась к мученику с молитвой: «Благослови, святой Коллуф, пищу мою, и да сопутствуют мне молитвы твои!» После того, сев, поела. Потом, еще помолилась.

Пришла она домой незадолго до захода солнца. Здесь передала она матери толкование Климента пророка Амоса со словами: «Передай это епископу, посланному в заточение, и скажи ему, чтобы он помолился обо мне, я отхожу к Господу». В ту же ночь она скончалась: не страдав ни горячкой, ни головной болью, она сама себя приготовила к погребению и предала дух в руки Божии».

Авва Даниил около 420 года, посещая пустыни Фиваиды, пришел в Гермополь и сказал своему ученику:

– Иди вот в тот женский монастырь и скажи игуменье, что желаю быть у них.

Это был монастырь, основанный отцом Иеремией, в нем было около трехсот сестер.

Ученик постучал в ворота.

Привратница спросила:

– Что нужно?

Ученик отвечал:

– Скажи игуменье, что инок хочет беседовать с ней.

Пришла игуменья и спросила:

– Что нужно?

Брат отвечал:

– Сделай милость, позволь заночевать в твоей обители мне и брату, чтобы не съели нас звери.

Игуменья отвечала:

– Мужчина никогда не входит сюда, и для вас полезнее быть пищей зверей, чем страстей.

Ученик объявил, что у них желает быть скитский авва Даниил. Тогда игуменья велела отворить ворота и немедленно созвала всех сестер. Постницы от ворот до места, где стоял старец, покрыли путь коврами и, кланяясь ему, целовали его ноги и с радостью ввели его в монастырь.

Игуменья приказала принести лохань, и, налив теплой воды, положив в воду благовонных трав, уставив сестер в два ряда, сама обмыла ноги аввы и его ученика, а затем окропила этой водой всех сестер, и омыла свою голову.

Постницы стояли безмолвными и только знаками давали знать о нужном; ходили они весьма тихо и скромно.

Старец сказал игуменье:

– Нас ли стыдятся сестры, или они всегда такие?

– Всегда такие, – отвечала игуменья.

– Скажи моему ученику, – сказал старец, – пусть он учится молчанию у них, хотя раньше я считал его немтырем.

Из инокинь одна лежала на монастырском дворе в разодранной одежде.

Старец спросил игуменью:

– Кто это?

Игуменья отвечала:

– Это одна из сестер, нетрезвая… Не знаю, что с ней делать? Выгнать из монастыря боюсь, не согрешить бы, а держать ее – смущение для других.

Старец сказал ученику:

– Возьми кувшин и облей ее водой.

Когда инок исполнил это, инокиня встала, она была будто пьяная.

– Такая она всегда, – сказала игуменья.

Затем настоятельница повела старца в трапезную и предложила вечерю для него и для сестер.

– Благослови, отец, рабынь твоих поесть при тебе, – сказала игуменья.

Сама она и по ней вторая сели со старцем. Старцу предложили размоченную чечевицу, сырые овощи, финики и воду; ученику поставили хлеб, вареные овощи и вино, разбавленное водой; инокиням предложена была разная вареная пища, рыба и вино.

Когда старец встал из-за трапезы, спросил игуменью:

– Отчего у тебя так? Надлежало бы нам есть лучшую пищу. А тут наоборот…

Игуменья отвечала:

– Ты, отец, инок, и тебе предложили иноческую пищу; ученику твоему подана пища, приличная ученику великого старца; а мои сестры, как новоначальные, ели пищу новоначальных.

– Господь воздаст вам за любовь вашу, за урок, полезный для нас, – сказал старец.

Когда все ушли спать, старец приказал ученику пойти посмотреть, где будет спать та пьяная. Он, посмотрев, сказал:

– В отхожем месте.

Старец сказал:

– Пободрствуем эту ночь.

Когда инокини заснули, старец и ученик пришли к тому месту, где была мнимая пьяная, и видят: она стоит с поднятыми к небу руками, слезы текут по щекам, она бьет усердные поклоны… Когда же по нужде выходила сестра, мнимо пьяная ложилась и храпела вовсю.

– Позови ко мне игуменью и вторую по ней, – сказал старец ученику.

Они, придя, смотрели всю ночь.

Игуменья со слезами призналась:

– Как много неприятностей я делала ей!

Утром игуменья рассказала всем постницам о подвиге мнимой пьяницы.

Та, когда увидела, что о ее делах узнали, тайно пришла туда, где спал старец, унесла его посох и накидку из звериной шкуры, отворила ворота и на воротах написала: «Простите меня, сестры, в чем я согрешила, и молитесь обо мне». Затем она скрылась.

Сестры искали ее целый день и, не найдя, увидели на воротах прощальные слова.

Сестры заплакали по ней.

Старец сказал:

– Вот каких пьяниц любит Бог.