…Дэй Луэн, глава клана Луэн, раздраженно осмотрел собственные руки, пытаясь понять, что же именно с ними не так, если в последние полгода из них всё буквально так и валится. Осмотр ни к чему не привел: руки оставались привычными и не более, всё те же, узловатые в суставах, сильные, с поступающими сквозь пергаментную кожу жилками и венами. Всё как и должно быть у старика почти семидесяти лет от роду. И тем не менее что-то шло не так, как должно было…

Одно из лучших подразделений полностью погибло в родовой войне, лишив его троих Учителей и полусотни Ветеранов. Троих Учителей! Таких потерь клан не помнил даже во времена междоусобных войн. Лучший из ликвидаторов малого звена отправился на задание и не вернулся, сгинул в снегах далекой Сибири.

Дэй уже пожалел о том дне, когда связался с японцем, лившим ему в уши сладкий мед лести и уговоров, поддался на хорошую цену и долю в добыче, которую сам же и упустил. Все сложилось не так как должно было. Но время для сожалений уже прошло. Обусловленный традициями контракт, вроде бы исполненный вплоть до последней буквы, вновь лежал на столе главы Темного Клана, требуя завершения.

Из резиденции клана Луэн в Нью-Йорке второй день подряд выбегали срочные посланники, торопившиеся доставить очередную весть подчиненным подразделениям в разных частях света. Разные части света, разные подразделения, а весть одна — прибыть в Японию и закончить контракт, чего бы это ни стоило. Откуда там взялись силы уже уничтоженного Рода, кто ими командовал и почему ждал так долго — всё это так и оставалось неясным. Наниматель, японский клан Такэда, остро нуждался в поддержке. Неведомый враг терзал его плоть и кровь, рвал на части инфраструктуру и вредил бизнесу, оставаясь неузнанным и неизвестным. Теперь это была задача наёмников — закончить чужу войну раз и навсегда. А потом…потом Дэй Луэн решит судьбу Такэда. Но не сейчас. Прикрыв веки, старик Дэй улегся на кушетку и расслабился, отдавая себя во власть сильных и нежных ручек массажистки.

— Господин, господин Дэй! Простите ничтожного, что отрываю вас от отдыха. — заполошно зачастил по интеркому его личный помощник Юн Гао, тощий как щепка мужчина, везде и всегда ходивший с кипой важных бумаг, за что рядовые бойцы часто дразнили его «Стопкой». Дэй поморщился, не желая прерывать приятную процедуру, но вспомнил, что Юн никогда еще не паниковал попусту.

— Что там у тебя, Гао? — лениво, растягивая слога поинтересовался он у помощника, думая лишь о том, поскорее продолжить маленькие радости жизни.

— Дэй-младший уехал закончить дело с Хаттори. Ваш сын не захотел никого слушать и, как только увидел «свободный лист», словно с цепи сорвался. Боюсь, он уже на пути в Россию. — еще сильнее зачастил тот, торопясь вывалить, по его мнению, самую важную новость из всех.

— Это всё?

— Да, господин. Ему нельзя с ним сталки…

— Что ты сказал, червяк? Что может быть нельзя наследнику моего Клана? Кто ему запретит, ты что-ли?! — раненым зверем взревел старый китаец, усилием воли спалив интерком и оставив пластмассовую коробку вонять жженой изоляцией. Вызванная им электромагнитная волна так же спалила всю мелкую электронику на этом этаже резиденции, что, впрочем, было привычным событием для работавших на клан людей.

— Всыпьте этому ублюдку как следует. Я хочу чтобы он неделю не мог ходить. — проревел китаец свой приказ во весь голос, зная, что Юн Гао именно так и проведет отведенные ему семь дней наказания — в соплях, захлебываясь слезами и кровью, не в силах подняться на ноги. — Дэй-младший справится. Учитель как никак. А всё остальное неважно. — успокоил он сам себя и вновь отдался умелым рукам массажистки.

Убедить себя оказалось несложно. Только внутри всё равно заворочался червячок сомнений. Главе клана давно не приходилось беспокоиться за своего старшего сына. И нельзя было сказать, что Дэю-старшему это нравилось.

***

…Зима стирает грани между вечером и ночью, объединяя их в одно целое под эгидой вездесущей и всепоглощающей тьмы. Порой это происходит настолько быстро, что люди не успевают застать сумерки как таковые, не успевают насладиться этим временем-промежутком между дневным светом и ночным мраком. Не пропускают его только те, кто именно в это время обретает тайную, только им ведомую власть над миром. Те, кто ежедневно зажигает огни уличных фонарей-маяков, те, кому ведомы тайны молодой еще магии электричества — они никогда не упустят мгновений своего могущества. С глухим стуком рушатся вниз рубильники и с щелчками утопают в пазах кнопки с аббревиатурами «ВКЛ»; ревет и гудит напряжение, прорываясь по тугим канатам кабелей дальше, дальше, туда, где оно наконец-то превратится, свершит чудо трансформации и станет источником света. Маленькое, ежедневное, привычное нам чудо, ставшее обыденностью, даровавшее нам право прохода и жизни в мире подступающей тьмы. Оазисы света становятся пристанищем жизни, и чем ближе и сильнее подступает мрак, тем ярче будет свет и больше людей станет стекаться к нему — и всё это не более чем соблюдение законов Вселенной.

Сибирск обладал этой магией в полной мере. Сумерки лишь едва накинули на него свои тенета, пытаясь погрузить его в сон, и он забился в них пойманным мотыльком, пытаясь закончить короткий рабочий день, пятничный день и…ярким всполохом цепочки путеводных огней расчертили жилы и артерии его кровеносной системы, проступая сотнями линий на его теле — прямых и не очень, коротких и длинных, запутанных друг в друге и одиноких; тысячи расплывчатых и неясных, но набирающих мощь с каждой минутой пятен засыпали подернутый серой и сонной хмарью остов заснеженного гиганта, а тусклые до того момента искорки света в окнах домов и витринах стали наливаться силой, яркостью, в клочья разрывая окутавшую город с головы до ног пелену сонливости и пробуждая его к новой, ночной жизни…

Красочное видение посетило меня во время поездки в город, впечатавшись в память настолько отчетливо, что вспомнить то зрелище я смог бы в любой момент своей жизни. Главным штрихом во всем этом великолепии, пронизанном поэтическим откровением, для меня стали громоздкие на вид хлопья снега — они не падали, они рушились с неба, меняя траекторию по воле ветра и рассыпаясь на десятки составляющих их снежинок; они осыпались так, словно кто-то там, в небесах, грубо и ожесточенно вытрясал тучные громадины облаков, опустошая их с жадностью варвара, пожелавшего украсить свои владения и превратить их в сказочную страну. И в этом неизвестный творец преуспел как ни в чем другом, создав шедевр… И мелькали белые росчерки в сгущающейся тьме, укрывая сплошным белым ковром всё, до чего могли дотянуться. И кружились в потоках и столбах света блестящие вихри крупинок, подхваченные у самой земли ветром, который всё никак не мог наиграться.

— У меня удивительный внук. Редкостная бестолочь, напоминаешь мне себя же в мои юные годы, гораздо более юные чем твои, и тем не менее, ты всё чаще и чаще приятно меня удивляешь. Раскрываешься с тех сторон, которых я и не чаял в тебе увидеть. — сварливо заметил дух предка, выслушав мои попытки передать ему увиденное таким, каким оно предстало передо мной. — Пока ты не начал говорить, я словно не видел этого города. Смотрел, как и ты, но не видел. Спасибо, что открыл мне глаза…

— Рад что могу тебе дать повод для гордости своим потомком, дедушка Хандзо. — поддел я его, специально наступая на любимую мозоль старика. Слишком уж, на мой взгляд, он любил потешить своё самолюбие величием рода и его представителей. — Пусть даже такой бестолочь как я…

Вести с ним диалог при Алексее мне изначально казалось не лучшей идеей. Но стоило нам отъехать от КПП ВКШ, как друг извинился и, одев гарнитуру связи, полностью погрузился в два дела одновременно — вел машину и разговаривал с кем-то. Довольно резко и отрывисто, раздавая распоряжения и внимательно слушая то, что ему говорят. Провести почти полчаса в подобной компании мне, если честно, нравилось ещё меньше и я решил, что негоже изменять сложившейся привычке разговаривать со стариком по вечерам, тем более что в течении дня тот и так почти не высовывался, предпочитая копаться в моей памяти и знакомиться через неё с изменившимся миром заново. Сконцентрировавшись на разговоре с ним, чтобы не дай боги, не сболтнуть лишнего вслух, я полностью переключился на предка и…как-то разговорились. Впервые не о тренировках, а просто о жизни…

— Прости меня, Лео. — неожиданно выдал старик и выжидающе замолчал. Дым от только что прикуренной сигареты попал не в то горло и я закашлялся от неожиданности, стуча себя кулаком в грудь.

— Чего это вдруг? — опасливо поинтересовался я у него, подозревая какой-то подвох, но просчитался. Старика охватил приступ сентиментальности…

— Я был излишне высокомерен с тобой. Ты — дитя другого времени, иной эпохи, настолько отличной от всего что я знаю, что многие мои критерии уже неуместны. Нельзя было судить тебя так строго, как я позволил себе это поначалу. Сейчас всё несколько иначе, и это меняет многое. Раньше нас с детства воспитывали только как воинов. Каллиграфия, медитации, созерцание, литература — всё это было направлено только на это. Слишком узко, слишком специализированно, неприменимо в обычной жизни. А вы уже другие. Вы стали универсалами в широком смысле этого слова, не утратив воинского духа и умений, но и не отказываясь от иных знаний. Поэтому я прошу у тебя прощения, Лео…

— Эммм… Не знаю что сказать, дедушка Хандзо. — неуверенно промямлил я, всерьёз шокированный его заявлением. Эгоцентричный, сварливый и вечно орущий старик, знакомый мне по последним дням не был таким…дедушкой. — Мне не за что тебя прощать. И вообще, мне не по себе от того что ты извиняешься! Хватит! Забыли, не было ничего, ладно?

— Спасибо, внук…

Повисло молчание. Нам нужно было немного побыть в тишине, чтобы переварить все бурлящие в нас мысли. Задумавшись, я погрузился в неглубокий транс, отстраненно глядя в окно, за которым жил и дышал ночью многолюдный город. Упорядоченный хаос, каждая частица которого движется по заданной траектории, но в любой момент может сойти с неё и тогда… Ничего не изменится, всё остаётся в привычных рамках, лишь создавая иллюзию свободного выбора. Хаос, каким бы мы себе его не представляли, каким беспорядочным он бы не выглядел в нашем понимании, хаос — это всего одна из форм порядка, постичь которую в определённом смысле нам пока не дано.

— Уроки каллиграфии еще не забыл? Как вернешься домой, запиши эту мысль. Мне кажется, она более чем достойна, чтобы её прочли когда-нибудь и твои потомки. — от комментировал услышанное старик и опять довольно закряхтел: — Вроде бестолочь, но талантливый! Весь в меня!

***

Пришёл в себя я от того, что Алексей энергично тряс меня за плечо и орал дурным голосом:

— Просыпаемся! Станция Имперский Банк! Хватаем сумки и на выход! Вокзал отходит!!!

— Какой еще вокзал? — я откровенно затупил, не соображая что же происходит на самом деле и захохотал глазами, уставившись на покатывающегося со смеху товарища. — Ах ты, мелкий пас…

— Ни слова больше, друг мой. Вставайте, граф, нас ждут великие дела!

Говоря это он приосанился, выдвинул вперед подбородок и распахнув дверь, бесцеремонно вытолкал меня на обочину, возле которой, оказывается стояла его машина, припаркованная с соблюдением всех правил.

Этот город положительно мне нравился и… одновременно подавлял. Не успев привыкнуть к монструозным громадинам учебных корпусов, я начал было думать, что уже ничем меня так больше не ошарашит, пока не увидел здание Центрального Имперского Банка. Этот великан устремлялся ввысь десятками колонн, подпиравшими его крышу, а с фронтона и парапетов на проходящих мимо людей грозно посматривали сотни и сотни запечатленных в камне гаргулий.

— Как они здесь вообще живут?

— Они здесь работают. — ответил староста на мой вопрос, заданный почему то вслух и потащил меня к банку, приобняв за плечи. — Увидев их в первый раз, сам поначалу спал плохо. Мне лет пять было, и тут это «роскошное» произведение искусства. Потом ничего, привык. Если тварюшек когда-нибудь всё же уберут, мне их начнет не хватать, уверен.

— Вы все тут больные. Правильно мама из России уехала. Ой, бляяяя… — схватился я за голову, осознавая насколько мне еще более непонятен стал этот народ.

— Что, впечатлен перспективами? Ничего-ничего, мы из тебя сделаем человека…

В банке нас встретили приветливо, несмотря на то, что до конца рабочего дня оставалось от силы минут десять. Улыбчивый администратор, услышав от меня фразу «депозитная ячейка ВИП-класса», растворился в воздухе и вместо него как по волшебству появился управляющий банка. Ему для понимания ситуации понадобилось лишь взглянуть на тонкий ободок платинового кольца, украшенный витеватым узором из серебристой пыли.

— О! Прошу Вас за мной, господин Хаттори. Ваша ячейка дожидается Вас в хранилище.

— А его с собой можно? — спросил я, указывая на Алексея. Управляющий смерил того подозрительным взглядом, что-то взвесил там, внутри своей черепной коробки и пришёл к положительным выводам, о которых сообщил коротким кивком, после чего чётко, по военному развернулся на 180 градусов и зашагал в направлении уходящей вниз винтовой лестницы, видной даже из вестибюля здания.

— Круто. Признателен тебе, потому что в самом хранилище я никогда не был. — шепнул сне на ухо Леха, устремляясь за нашим проводником. — Не отставай.

Когда-то в детстве на мою долю выпала весьма интересная участь — в возрасте от четырёх до шести лет за мной часто присматривали мамины друзья из посольства Российской Империи. Именно тогда в мою жизнь вошли сказки о неведомых мне тогда существах навроде троллей, эльфов и прочих сказочных народов. Поэтому, увидев управляющего, во мне ни на долю секунды не возникло сомнений — передо мной самый настоящий гном. Тучный, низенький, с кучерявой бородой до пояса, небрежно заткнутой за широкий, золочеными бляхами пояс, перехватывающий долгополый сюртук, в современных коридорах подземелья банка этот гном смотрелся чужеродно, словно сошел со страниц сказок из моего детства. Но ориентировался он в переплетении коридоров так, словно для него не существовало множество поворотов, спусков и неожиданных подъемов. Вывел он нас в просторное помещение, выложенное одинаковой плиткой из непонятного материала, и остановился перед центральной экспозицией этой комнаты — гигантской, этак метра три на три, крышкой от люка.

— Господа, прошу Вас пройти за мной. — густо пророкотал управляющий в бороду, за несколько мгновений отпирая эту дверь в Хранилище и с некоторой натугой, ухватившись за немаленьких размеров вентиль, отворяя её настежь.

Сунувшись за неё, мы переглянулись и вздохнули от разочарования — пещеры Али-бабы не наблюдалось. Восьмиугольная комнаты, сплошь до потолка заставленная этажерками с ящиками разных размеров и форм. Меня управляющий подвел к одной из них и указал на скромный, размером всего лишь с обычный чемодан ящичек, исписанный вязью непонятных символов.

— Ваш Ключ предоставит вам доступ, господин Хаттори. Сообщите мне, как закончите или в случае, если захотите забрать ячейку с собой. — прогудел он и тактично, бочком, проскользнул на выход. Лёха тоже предпочел не совать нос в мои личные дела, удовольствовавшись экскурсией в святая святых и последовал за ним. Воспитанный, блин…

Приложив кольцо к выемке с торца ящичка, я услышал тихий щелчок, означавший что поделка Древних открыта. Подняв крышку шкатулки, которую она собой представляла, я окинул взглядом несколько драгоценностей-артефактов, стопку документов, пару мешочков с драгоценными камнями и…короткие, темные ножны с торчащей из них рукоятью, оплетенной черной тесьмой. Отыскав среди драгоценностей скромный перстень из метеоритного железа с выгравированным на печатке хвостовиком стрелы, заключенным в круг, камоном моего Рода, я прихватил ножны с танто и закрыл ящик. Пока мне было негде хранить реликвии Рода, лишь по счастливой случайности не захваченные врагом. Мои реликвии и реликвии сюзерена.

— Я закончил. Давайте побыстрее закончим все формальности и пойдем наверх? — предложил я выглянувшему на мой голос гному и с радостью увидел, как он, не говоря ни слова, лишь характерно махнув рукой, пошёл обратным путем. Оставаться более в подземном царстве мне уже не хотелось…

…Сотни лет назад небо расчертили десятки росчерков устремившихся к земле звёзд. Во всяком случае именно так думали предки, наблюдая за метеоритным потоком, обрушившимся на планету и оставившим после себя оплавленные глыбы камня с прожилками руды. «Звёздная руда» была тщательно собрана и только спустя ещё пару веков, когда предки решились привлечь на помощь кузнецам одаренных, был получен рецепт выплавки металла, не имеющего аналогов. Соблюдение сложного ритуала, мощь подконтрольного чудотворцам бахира и искусство оружейников сотворили невозможное для той эпохи — в мир пришло оружие, способное пропускать через себя огромные потоки энергии и при этом остаться невредимым.

Моей семье тогда не особо повезло — при дележе Хаттори стояли не в первых рядах, но и не были обделены вниманием. Копьё-яри, меч-тати и шедший к нему кинжал-танто. Именно он и оказался в моих руках. Последняя из истинных реликвий Древнего Рода. Скорее символ, так как с большинством артефактов Древних его было бессмысленно сравнивать из-за отсутствия у него каких-либо особенных свойств, кроме потрясающей способности служить идеальным проводником для энергии любого типа. Прочность и прочие оружейные качества были на высоте, но не выводили эти изделия в разряд артефактов. А если учесть, что ни одна стихия из доступных мне не подходила для фехтования, то и вовсе пропадал практический смысл использования танто кроме как в качестве ритуального или церемониального оружия.

— Покажешь? Интересно же! — спросил староста, стоило нам сесть в машину.

Чувствуя, как рядом нетерпеливо ёрзает Лёха, я усмехнулся и с некоторым благоговением наконец сомкнул пальцы вокруг оплетенной тесьмой рукоятки танто. С тихим невнятным шорохом лезвие плавно, медленно, миллиметр за миллиметром выскальзывало из ножен, влекомое моей рукой, пока наконец кинжал не предстал передало мной во всей своей смертоносной красе. Такие клинки принято называть «мороха-дзукури» — в отличие от классических образцов, у него прямой и обоюдоострый клинок. Чуть меньше тридцати сантиметров в длину, он мог сойти за короткий меч и, по сути своей, им являлся. Отливающая небесной синевой режущая кромка лезвий уловила рассеянный свет в машине и заиграла тысячей бликов. Ромбический в сечении, с ребром жёсткости, он идеально подходил для нанесения жёстких колющих ударов, способных пробить даже очень хорошую броню, а круглая бронзовая цуба превосходно удерживала ладонь от соскальзывания на клинок.

Тончайшая гравировка на лезвии имела смысл лишь для владельца — клинок имел собственное имя, а значит и душу.

— Приносящий Забвение… — мысленный шепот деда прозвучал одновременно с моим и…клинок отозвался. Он мягко, едва ощутимо задрожал, по лезвию прошлась едва уловимая глазом тень, а сознания робко, неуверенно коснулось чьё-то любопытство. Это можно сравнить с щенком, тычущимся в твои ладони и обнюхивающим их.

Словно в каком-то трансе, я уколол остриём танто палец и размазал кровь по клинку. Восхищённый вздох одноклассника лучше всего подтверждал то, во что мне было несколько страшно поверить — кровь впитывалась в лезвие как вода в губку, не оставляя после себя никаких следов.

— Он тебя принял, Лео. — встрял с комментарием дедушка, разрушив тем самым очарование момента. — Убери его уже, дома налюбуешься.

— Ты ведь пользовался им, да? — спросил я его, так как почувствовал в отклике оружия чувство узнавания. — Мне кажется он почувствовал, что наши духовные тела объединены.

— Пользовался, скажешь тоже. В моих руках он собирал обильную жатву среди врагов и помнит эти славные времена. — тут же гордо и немного сварливой откликнулся старик. — Ты возвращайся к своим делам, а я с ним как раз потолкую. Будет что-то интересное — расскажу.

Вспомнив о делах, я застонал — оставшегося времени уже ни на что не хватало, разве что…

— Алёша, ты заснул что ли? — проявил я участие к товарищу, очарованным сусликом смотрящим перед собой на дорогу, но почему то не трогающем с места ни на пядь. — Пора, мой друг, пора! Нас ждут великие дела!

— Гардемарины! Вперёд! — автоматически отозвался Лёха, продолжая пребывать в нирване и только после этого встряхнулся, сбрасывая с себя непонятное оцепенение.

— Что ты сказал? Какие гардемарины? Цитируешь что-то?

Его фраза, сказанная в сумеречном состоянии вызвала во мне большой интерес, но он только загадочно улыбнулся и сказал:

— Не обращай внимания. Это…личное.

— Хорошо. — я пожал плечами, подумав, что не волен запрещать ему разводить секреты. — У вас в захолустье есть приличный японский ресторан?

Проблема с питанием перестала быть проблемой ещё в первое моё пребывание в больнице, сразу после травмы позвоночника. Я тогда был настолько голоден, что перестал потакать своим чисто японским пристрастиям и в результате привык к местной пище гораздо быстрее, чем это ожидалось. Но иногда, под настроение, хотелось что-нибудь из привычной кухни.

— Найдется и не такое в нашем захолустье. Я так понимаю, в «Китай» ты пока ни ногой?

— Да, пока что я не готов дергать судьбу за хвост. Найдется что-то в княжеской части города? — ответил я на его подколку. — Кстати, пока не забыл. Мне помощь по учёбе нужна. Посоветуешь к кому из ребят обратиться можно?

Староста уверенно вырулил на дорогу и влился в поток машин, на удивление не густой для этого времени суток. В Токио, например, в такой час почти везде, кроме клановых кварталов, стоит одна большая пробка размером с целый город. Услышав мою просьбу, он немного удивлённо вскинул брови и даже нахмурился, но утвердительно кивнул.

— Завтра, после дуэли со всеми делами разберёмся. Ты бы лучше насчёт неё хоть немного переживал…

— Точно! Чуть не забыл!

На самом деле забыл, но показывать такое пренебрежение к деталям мне не хотелось. Ещё сочтут это понтами, потом доказывай, что не олень.

— Ты реально ненормальный тип. Завтра с тебя Хельги шкуру спустит, если ты всерьёз не отнесешься к бою! — укоризненно заметил Лёха, качая головой. — Ты хоть что-то для подготовки сделал?

Увидев, как я отрицательно мотнул головой, Алексей громко выругался и, с психа, надавил на газ. РэнджРовер взревел и метнулся вперёд, словно бык, которого укололи в зад — остальные машины опасливо жались к обочинам, стоило только им увидеть массивный силуэт этого монстра у себя в зеркалах заднего вида.

— Полегче, ковбой, не гони лошадей! Я не хочу умирать молодым! — взвыл я нечеловеческим голосом, стоило мне скосить глаз на спидометр. — Это хреновый метод убеждения, Лёха!

— Вот как приедем, я тебе всё выскажу, камикадзе хренов…а пока — наслаждайся!!! — мстительно прошипел друг и утопил педаль газа в пол. Двигатель вновь взревел, на этот раз яростным прайдом львов и поездка превратилась в самый увлекательный в моей жизни аттракцион — гонки со Смертью…

***

В это же время, в другой части города, известной как Китайский квартал, в многоквартирном доме на самой его окраине царила нездоровая суета. Десятки людей, обживших этот дом и устроивших в нём нечто вроде казармы, металось по его этажам, спешно экипируясь и приводя в порядок внешний вид. Топот башмаков и ботинок изредка заглушали короткие, пронзительные вопли командира, щуплого и невзрачного на вид китайца лет пятидесяти. Суета множилась с каждой секундой, всё чаще бойцы Темного клана просто сталкивались друг с другом в тесных комнатушках или на узких лестничных пролетах, увеличивая и так необъятный хаос боевой тревоги.

— Вэй Ли, результаты проверки крайне неудовлетворительны. Господин Сяолун будет недоволен, если до него дойдёт этого неприятное известие. — чарующим, ещё по-детски звонким голосом отчитывала командира невысокая, стройная девушка в украшенном золотыми цветами алом ципао из шёлка. Её длинные, почти до лопаток, антрацитово-черные волосы были распущены и поэтому, когда она резко поворачивалась в ту или иную сторону, чтобы указать на какое-то нарушение или недочёт, они образовывали собой широкий полукруг, неизменно хлещущий провинившегося командира по лицу. — Тревожная команда должна быть готова в любой момент и к чему угодно, а у вас тут… — брезгливо, с различимым оттенком презрения в голосе произнесла она, стройной ножкой, обутой в остроносую туфельку на высоком каблуке, отодвигая перевёрнутый второпях кальян.

— Но, госпожа Мэйли, здесь всегда было так. Я и подумать не мог, что… — зачастил китаец, кланяясь на каждом слове и внутренне молясь всем богам, чтобы его минула ярость Координатора.

–..а у вас тут бордель и опиумная курильня, Вэй!!! — перешла девушка на крик, от которого у всех присутствовавших в на первом этаже здания пошли мурашки по телу. Когда кричала личная помощница Координатора, всё могло плохо кончиться для всех виновных.

Прозвучавший звонок её телефона вселил в ожидающих расправы бойцов некую надежду — девушка разговаривала, хмурилась, о чем-то спорила…до них долетали лишь обрывки её разговора, но и они обещали избавление, так как кто-то умудрился взбесить её ещё сильнее.

— …одни беспомощные вокруг. Вам яйца вообще зачем?! Молчать! Молчать, я сказала!!! — заорала она в трубку, после чего вокруг неё образовалось пустое пространство и продолжила уже более спокойным тоном, так, словно выплеснула всю свою ярость за эти мгновения. — Продолжать наблюдение. Доложить сразу же, как только объект начнет движение. Я прибуду через полчаса. На глазах у них не мельтешите, будет идеально, если они вообще вас не увидят. Как увидели?! Да я с вас шкуры спущу!

Вэй Ли с облегчением вздохнул и бочком отошёл от вновь перешедшей на крик помощницы Координатора, вполголоса давая распоряжения подчинённым. Сегодня сама судьба дала ему второй шанс и его нельзя было упускать — «тревожный» отряд должен стать таковым в кратчайшие сроки…