… Залитый искусственным светом спортзал наполняли глухие звуки ударов по грушам и «лапам», шумные выдохи и хеканья отрабатывающих связки и комбинации бойцов и короткие резкие замечания наставников — закрытый клуб для отставных военных Российской Империи вёл свою привычную деятельность, собирая давних товарищей, сослуживцев и просто коллег под одной крышей с целью хорошенько размять кости. Десятка три разновозрастных мужчин и женщин рассредоточились по всей площади зала, сбиваясь в небольшие групки или тренируясь поодиночке. Во всех них можно было найти нечто похоже и стороннему наблюдателю, в первую очередь, конечно же бросилось бы в глаза их физическое состояние: мускулистые, подтянутые тела, либо полуобнажённые либо в минимуме одежды блестели от выступившего пота, щеголяли разнообразными татуировками, изображавшими либо стилизованные рода войск, либо стихийные символы. Но внешнее сходство было не самым главным, не определяющим слишком поверхностным и способным ввести в заблуждение.

То, что объединяло собравшихся можно было увидеть только в их глазах. Спокойная уверенность ветеранов, прошедших через горнило клановых войн или локальных конфликтов на границах великой империи; некоторая отстранённая расчетливость профессионалов, привыкших взвешивать каждое действие, каждый поступок; холодный блеск глубоко запрятанной жестокости.

— Алла, твой «Крокодил» сам не свой, что с ним? — спросил низкорослый крепыш, с трудом удерживая «лапы» перед молотящей по ним со всё возрастающей скоростью женщины. — Он мне уже третью грушу испоганил! — прокомментировал он звон лопнувшей цепи и грохот в другом, дальнем углу зала, где упомянутый спортивный снаряд избивал Гена Лаптев.

В голосе говорившего звучала приторная горечь еврея, обманутого в лучших ожиданиях — ничего не потерял, но всё равно как-то досадно. Собственно, державший зал для занятий Олег Кац и был евреем, избравшим характерную профессию для своей предприимчивой нации во время службы в армии — был снабженцем.

— Не ной, а то я промахнусь и заряжу тебе в табло. Случайно. А потом буду долго извиняться. — пригрозила ему Алла и закончила зубодробительную комбинацию ударов руками хлестким «тоби маваши гери» или в просторечии «ножницами». Кучерявый крепыш едва успел сориентироваться и прикрыться, буквально в последний момент его «лапа», отбив направленный в ногу лоукик, рванула вверх, прикрывая голову от нанесенного в падении завершения связки — «маваши джодан», двух последовательных ударов ногой в голову.

— Ты повторяешься, только поэтому я сейчас и не лежу в нокауте, детка. Но кого-то из моих ребят ты бы точно отправила полежать и подумать о высоком. — отметил он, стягивая «лапы» и бросая их на настил. Женщина благосклонно приняла его протянутую руку и поднялась на ноги, заправляя за ухо длинный волнистый локон, выбившийся из стянутых в «хвост» огненно-рыжих волос.

— Когда ты начинаешь нудеть, меня так и тянет разбить тебе нос. — сообщила ему Алла, одновременно даря ехидную ослепительную улыбку. — И вообще…он же заплатит тебе за них, к чему твоё нытье?

— Куда он денется! Конечно заплатит! Кац всегда получает свои деньги! Но не три «груши» в день!!! У меня на складе их почти не осталось, а обычные, из магазина, не подойдут, вы их за пару часов разорвете. Придется заказывать. Мне не жалко, просто работа остановится, а это неприемлемо. Ты уж поговори с ним, а?

— Я-то поговорю, только толку… — нахмурились Алла, бросая на мужа обеспокоенный взгляд. Проведенные в браке одиннадцать лет научили её не лезть к нему, когда тот в ярости, а именно в этом состоянии Гена находился последние несколько дней. — Ты же слышал про недавний случай с нашим воспитанником?

— Слышал, как не слышать. Половину Китайского Квартала на уши поставили, а твой там ещё и прикончил какого-то Ветерана. У вас боевитый мальчонка. Говорят уложил Ветерана, пусть и молодого, ещё одному просто навалял, а старому и опытному Ветерану показал где раки зимуют. Ну и оскал как у молодого волка. Достойная нам смена подрастает. — рассмеялся Олег, показывая свою неплохую осведомленность, потому что на самом деле инцидент старательно замалчивался всеми: китайцами, полицией и остальными, кто был участником или как-то причастен.

— Боевики Клана Луэн, если всё правильно помню. Что это значит тебе объяснять не надо, я так полагаю… А следов никаких. Узкоглазые молчат как рыбы, другие источники тоже нихрена не знают, вот Гена и бесится. А тебе вообще грех жаловаться! Ты именно через нас загрёб контракт от княжества. Патрулирование улиц в Китайском квартале, новая база рядом с «Красным Фонарём»! Имей совесть и не нуди. А то ещё должен останешься! — закончила объяснения Алла и отсалютовала давнему другу кулаком, прижатым к сердцу. — Я на сегодня всё, бывай, Еврейчик…

Как в глухую провинцию Сибири занесло ликвидаторов из всемирно известного клана наемников занимало и беспокоило многих. Ответы на этот и другие вопросы волновали воображение имперских полицейских, опричников, службу безопасности ВКШ и, конечно же, опекунов несовершеннолетнего Хаттори, но не торопились находиться. Смысла давить на «местных» китайцев никто не видел, зная порядки Темных Кланов и «закон молчания». Неудивительно, что «Крокодил» нервничал и психовал, не зная причин и самое главное — повторится ли покушение?

Закинув в небольшую сумку шестиунцовые перчатки и снятые с рук бинты, женщина закинула её на плечо и неторопливо прошествовала по залу, старательно виляя бедрами — остро чувствуя недостаток женственности, эта привлекательная представительница слабого пола старалась избавиться от привычного образа «пацанки», используя даже такие мелочи как походка.

Оценивающие взгляды она ощущала легкой, немного дразнящей щекоткой вдоль позвоночника, вызывавшей приятное удовлетворение собой. Поэтому, поддразнив мужчин зрелищем подтянутой фигуры с неплохими формами, затянутыми лишь в короткие свободные шортики и обтягивающий топ, а себя — их первобытными инстинктами, Алла вцепилась в воротник футболки мужа и потащила его за собой. Её личный лысый громила, к четвертому десятку лет окончательно превратившийся в образец брутальный мужской красоты, опешил от неожиданности и воспротивился только сделав несколько шагов:

— Ты что делаешь, женщина?

— О, ты вспомнил, что я женщина. Какая прелесть! — восхитились жена словами мужа. — Так вот как это работает! Пойдем в душ, может вспомнишь что ещё надо со мной делать? — добавила она уже шепотом, прижимаясь к мужу как ластящаяся кошка и изгибаясь при этом всем телом.

Мелькнувшая было тень недовольства на лице мужчины сменилась хищной улыбкой и, не теряя времени, он проворно подхватил жену за талию, забрасывая её себе на плечо, не обращая внимания на притворное возмущение плененной красавицы:

— Сама напросилась! — рыкнул он, звучно припечатывая ладонь к её ягодице.

Двери душевой хлопнули, пропуская их в свои недра, а Олег только коротко посмотрел парочке вслед и громко, на весь зал заявил:

— Думаю, что тренировка для всех затянется ещё на полчасика…не будем мешаться под ногами у большого и светлого чувства…

Ответом ему был только дружный смех людей, понимавших друг друга с полуслова в любой ситуации. И все вернулись к прерванным упражнениям.

***

«Если человек живет в уединении и избегает общества, он малодушен. Только ложные мысли заставляют его считать, что он сможет достичь чего-то отгораживаясь от других.» Это утверждение из Хагакурэ или «Сокрытого в листве», по традиции бывшего одной из моих настольных книг в детстве стало мне понятным только в России.

Причины были вполне очевидны — несмотря на пышную церемонию представления и последующего знакомства с частью одноклассников, сближения и дружбы не произошло. Никто из них, стоит заметить, не избегал молчаливого иностранца, скорее наоборот, меня пытались вовлечь в некоторые беседы, интересовались моим мнением, приглашали разделить с ними трапезу в столовой. А радикальная смена цвета волос и вовсе не вызвала хоть сколько-нибудь заметной реакции. Поудивлялись и забыли.

Моя реакция на все попытки ребят сблизиться была вежливой и чуть отстранённой — лаконичные ёмкие ответы, короткие реплики и извинения, с которыми я отклонял любые предложения, так или иначе способные отвлечь от учёбы. На всё остальное просто напросто не хватало времени, а успеваемость была острой проблемой, ввиду некоторого отставания по школьным дисциплинам и зияющим пробелами в военных. Поначалу было ощущение правильности подобного поведения, но дни сменялись днями, а успехи фактически отсутствовали.

Отдельным фактором были разговоры с духом дедушки и тренировки под его руководством. Многочасовые, отнимающие много физических и духовных сил, они затягивались порой до глубокой ночи. Прогресс шёл медленно, старый самурай-синоби буквально заваливал меня знаниями, объясняя тонкости и нюансы плетения техник или особенности той или иной методики концентрации. Голова пухлая, арсенал приемов рос, а толку от этого было — пшик на постном масле. Применять полученные знания было негде, да и некогда. Мной всё чаще овладевало опасение, что в ближайшее время всё новоприобретенное просто выветрится из головы.

…К середине учебной недели, точнее в четверг, с самого утра мне предстояло попытаться разгрести накопившиеся за весь период мелкие дела. И первым в повестке стоял разбор электронной почты, ставший уже традиционным занятием. Письма и отчёты сливались в могучий поток бюрократии, с лёгкостью поглощавший меня и моё время.

Отдельно стояла личная переписка. Скрепив сердце и лихорадочно перелопатил память, я вынужден был ответить на письма двух девчонок, одноклассниц моего брата. Слияние подкинуло мне сюрприз, этакое наследство из прошлой жизни — Риассу и Римма в своё время по уши втрескались в моего брата, а он… Он пожалел их чувства и не стал вносить ясность в зарождающиеся отношения, попросту попытался перевести их в дружбу. И вчистую проиграл эту битву. Неудивительно, ведь он пытался побить сразу двух женщин в поле их привычной деятельности. У них генетическая память, инстинкты, а у нас, мужчин, только холодная логика, которая против них очень редко работает.

А разгребать всё это пришлось мне. Ответить им я решил после того как счётчик непрочитанных писем превысил отметку в сотню. И с того дня переписка с близняшками вошла в привычку.

Остальная корреспонденция имела сугубо деловой характер и большую важность, однако в первую очередь я отписался именно девчонкам.

Ещё примерно треть от писем пришло с адресов нескольких фирм по производству деталей и комплектующих для электроприборов, объединенных в одно предприятие и работающих под крылышком у «ОхаясиМашинГрупп». Таким ловким финтом моя мама когда-то вывела некоторые наши финансовые активы в самостоятельное плавание, независимое от Рода-Сюзерена.

Поэтому разразившаяся война благосостояния моей семьи коснулась лишь отчасти. Такэда, конечно, явно хотели наложить лапу и на эти фирмы, не вошедшие в состав МаэдаИндастриз, но забрать причитающееся победителю силой именно в этой ситуации не представлялось возможным — Охаяси терпеть не могли этих выскочек, да и с моим Родом их связывали довольно неплохие отношения. Всё-таки бизнес с участием аристократов имеет свои особенности, поэтому когда рейдерская группа Такэда встала у ворот производственной зоны, на которой находились предприятия обоих Родов, то в них довольно недоброжелательно посмотрели стволы перешедшей на боевой режим охраны.

К счастью, ничего критичного — в письмах содержалась отчётность за прошедшее время и лишь одна робкая просьба о досрочном выпуске изделия GSR-23 в массовое производство. Пробная партия этих систем подавления связи, так же санкционированная мной, поставила рынок на уши. Массовый выпуск изделия грозил перевернуть положение в мире РЭБ-технологий и мог обеспечить фирмы долгосрочными заказами на поставку, что снимало с меня головную боль по этому поводу. И ведь нельзя было переложить все решения непосредственно на руководителей фирм.

Родители часто упоминали, что управление бизнесом должно оставаться в руках членов семьи, подкидывая брату соответствующую литературу и устраивая короткие командировки на фронт высоких технологий и финансовых операций. Так что в «теме» я немного «шарил».

Отдельного внимания требовал командир Родовой Гвардии — Тарао Мицухиро. Поступавшая от него информация проливала свет на происходящее в Японии. И эта информация упорно утверждала, что на театре затихшей было войны стартовал новый акт. Подробностей отчаянно не хватало, память, как назло, не могла дать ни одной зацепки. Приходилось только накапливать новые сведения и пытаться выстроить свою картину происходящего. И всё это буквально пожирало моё время.

Рассылка писем отняла почти всё личное время с утра и продолжил я её уже в школе, после первого занятия, во время перерыва. С головой погрузившись в аналитические выкладки и прогнозы для того, чтобы находиться в курсе дел и положения своих предприятий на рынке, я краем глаза отметил, что среди одноклассников царит нездоровое оживление. Сбившись в кучку у кафедры, курсанты слушали монолог Хельги Войтова, предводителя нашей «золотой молодежи». Напоминало всё это революционную стачку вокруг стихийного лидера — оратор жестикулировал, энергично взывал и всем видом показывал своё явное возмущение чем-то. Мне стало любопытно о чем же он таком говорит и я избавился от наушников, в которых негромко буянила одна из американских рок-групп, чьё творчество сопровождало меня последние лет десять. И каково же было моё удивление, когда до меня дошло о ком именно идёт речь…

— … Мы в праве сами выбирать с кем нам учиться, а с кем нет. Боевое братство подразумевает доверие. Но разве можно доверять человеку без Чести? Его присутствие оскорбительно для нас, будущих офицеров и защитников Родины, для тех, кто впитал понятия Чести, Достоинства и Верности, для тех, кому данное когда-то Слово является гарантом его выполнения! Разве я не прав? — говоря громко и отчётливо, Хельги взывал к растущей перед ним толпе, возвышаясь над ней из-за кафедры. Чего-чего, а харизмы ему было не занимать. Рослый, широкоплечий блондин с неизменными косичками, холеный, породистый, уверенный в себе, он был воплощением того, как должен выглядеть будущий офицер и аристократ. — И поэтому я вас сейчас собрал. Мы в праве решать…

— Что ты хочешь решить, Хель? — вклинился в его речь неизвестно как затесавшийся в толпу староста класса, поднимаясь к оратору на кафедру и вставая рядом с ним. Щуплый Соколов на фоне Никонова смотрелся не ахти, но его такие мелочи никогда не смущали. — Во взрослые игры тянет поиграть?

— Не Хель, а Хельги Рагнарович. Мы с тобой не друзья и тебе это прекрасно известно. — попытался отрезать его вмешательство Войтов, изменив интонации на нейтральный холод. — И ты так же прекрасно знаешь о чем именно я говорю, не дуркуй. Твой протеже нам чужой. И мы не хотим чтобы он учился с нами. Я лично соберу подписи наших товарищей под прошением о его переводе в другой класс. — потряс он означенной бумажкой в воздухе и вновь обратился к собравшимся: — Всё так и есть, друзья мои?

Ответом ему был нестройный хор голосов:

— Да!

— В принципе ты прав…

— Согласен!

Всего за пару минут больше половины класса собралось внизу аудитории, у той самой кафедры, обстановка начала накаляться — староста продолжил перепалку с Войтовым, которому на помощь поспешили его приспешники Алабышев и Войцеховский. А я сидел и обтекал. Говорили обо мне и говорили не за спиной, в моем присутствии, говорили такое, за что по-хорошему, пора было заставить заплатить кровью оскорблявших меня. Ведь я же предупреждал…

Отложив все неоконченные дела на потом, я начал спускаться со своего дальнего ряда:

— Кто из вас, господа курсанты, убежден в том, что у меня нет Чести? Кто из вас придерживается того же мнения, что и он? — спросил я у собравшихся, указав рукой на Войтова. — Кто из вас?! Кто?!!!

На несколько секунд повисла всеобщая тишина. Подростки переминались, переглядывались, кто-то даже избегал смотреть в мою сторону. Они расступались, давая мне пройти между ними и пропуская непосредственно к своему негласному лидеру. Рассматривая их лица, я искал среди них тех, кто выдаст себя, но ребята прошли хорошую школу и держали эмоции в узде. Первоначальная вспышка ярости прошла, оставив после себя только холодную и спокойную ненависть к тому, кто посмел попытаться меня очернить.

— Никого? Или вы боитесь, что за свои слова придется отвечать, господа? Не бойтесь, только сразу бросьте между собой жребий и занимайте очередь. Мне хватит времени на всех!

— Никто здесь не боится подобного, Леон. — сказал Лёха, спускаясь ко мне и вставая рядом, плечом к плечу. Вслед за ним присоединился Савва, Дима Калашников и ещё несколько парней из «эскадрона». — Тем более, что всё важное для них уже сказано…

— Спасибо, я понял. — кивнул я ему, благодаря за разъяснения и поддержку. — Войтов! Как там Вас, Хельги Рагнарович? Потрудитесь объясниться.

Хельги улыбнулся и спустился когда мне, вставая напротив:

— Не считаю нужным, «Ронин». Я знаю кто ты. Ты это знаешь. Все это знают. Зачем мне что-то объяснять трусу, который сбежал из своей страны, отказавшись исполнить свой Долг? Это принизило бы меня.

Толпа загомонила, зашепталась, обсуждая услышанное. Кровь отхлынула от моего лица, скрипнули стиснутые от злости зубы. Происходило именно то, чего опасались все те, кто спасал мне жизнь, принудительно эвакуируя из Японии подростка, желавшего погибнуть и сгинуть в пламени родовой войны. Тогда они мне не дали этого сделать — Гена, Андрей, Алла… Они действовали из чистых побуждений, спасая ребенка друзей, за что винить их было бы неправильно.

— Думаешь что всё так просто, варяг? Ты не прав. И у тебя нет права так говорить. — я старался, чтобы мой голос звучал спокойно, но он ощутимо дрожал и звенел от охватившего меня напряжения. — Ни один человек на земле не имеет права упрекать меня в пренебрежении долгом. Я не давал присяги своему сюзерену. Долг Рода на мне. Но я волен исполнить его, когда пожелаю или сочту возможным. А что до бегства… Тебя там не было. Поэтому всё что ты говоришь — это просто слова, сотрясение воздуха. Я сейчас говорю все это скорее для собравшихся, потому что объяснять что-то тебе, сопляку, всю жизнь прожившему под крылышком у родителей и не нюхавшему пороха иначе как на полигоне, не вижу смысла.

— Лео, поаккуратнее, ты всё можешь решить и так. Не оскорбляй его, не надо. Это не делает тебе чести. — зашептал мне на ухо Алексей.

— Вот ты и начал оправдываться. — торжествующе заявил Войтов и обвиняюще ткнул в меня пальцем. — Трус! Бесчестный тр…

Это стало последней каплей, переполнившей чашу моего терпения. Уткнувшийся мне в грудь палец я перехватил ладонью и взял его на излом — резко, жёстко, как учили. Влажный смачный хруст и крик боли прозвучали для меня самой прекрасной музыкой на свете. Пострадавший взвыл и рефлекторно попытался отдернуть руку, прижать её к груди, но я её не отпустил, выворачивая сломанный палец из сустава ещё сильнее.

— Я буду ждать твоих секундантов, подонок. Если осмелишься их прислать, конечно же. А пока с тебя достаточно, балабол. — отчеканил я с чувством удовлетворения, слыша как в сознании хихикает дедушка.

— Войцеховский, вызови врача, а лучше проводи его до медпункта. — коротко приказал староста товарищу Войтова, уже стоявшему рядом с пострадавшим. — А ты, Хель, следи за базаром…

— Тварь! Ублюдок! Я на куски тебя порву! — заорал Хельги, кидаясь ко мне, но наткнулся на непреодолимую преграду из одноклассников, подхвативших его за руки и потащивших в сторону, от меня подальше. — Отпустите меня! Хаттори, тебе конец, ты слышишь?!

— Слышу, ничтожество, очень хорошо слышу. Ты ответишь за каждое слово, так что — говори-говори. Мне нравится что ты сам себя загоняешь в гроб! — издевательски протянул я ему вслед и отвернулся, поднимаясь обратно на свой последний ряд.

— Это было лишним, Лео. — осуждающе покачал головой Лёха, пряча широченную улыбку и терпя при этом неудачу. — Он между прочим Ветеран. А дуэльный кодекс у нас трактуется вольно, так что насчёт гроба ты прав, только как бы тебе самому в него не загреметь.

— Спасибо за заботу. Как-нибудь справлюсь. Прости, Лех, мне кое-что закончить надо, поговорим позже, ладно? — сказал я старосте, вновь возвращаясь к завалу в почте и почти сразу отвлекаясь на совершенно другие мысли. Дуэль меня волновала постольку-поскольку, потому что были и более насущные и важные проблемы.

***

Визит Эраста Петровича, нашего классного воспитателя-психолога, бы ожидаем и состоялся после окончания занятий, почти сразу после того, как я вернулся в общежитие. К тому времени меня уже посетили секунданты Войтова, известившие о том, что поединок состоится в субботу, на полигоне Школы, по «крайним» правилам, подразумевающим поединок фактически без ограничений. Обратившись к Савелию и Алексею, я заручился их согласием быть моими представителями в подготовке к поединку и окончательно выкинул все мысли о дуэли до возвращения в общагу, где планировал как следует посоветоваться с дедом. Поэтому появление классного воспитателя было немного…не в тему, так сказать.

Деликатный стук в дверь застал меня несколько врасплох — на поперечном шпагате. Использовав для этого две позаимствованные у соседей табуретки, я частично подзавис в воздухе, а подскакивать из такого положения, как это делают в фильмах, обучен не был. Оставалось только одно:

— Заходите! — крикнул я, продолжая упражнение, а если быть точным, одно из таолу обязательного ежедневного комплекса. Вошедший в комнату Эраст Петрович удивлённо хмыкнул, осмотрел меня с головы до ног и перешёл к осмотру обстановки. Всё это делалось в молчании, довольно грозном, мне даже немного не по себе стало от этого.

— Здравствуйте, Эраст Петрович! Чем обязан? — спросил я, в принципе, неплохо понимая чем именно я обязан и к чему этот визит приведёт. Но воспитатель оказался непредсказуем.

— Да так, заглянул проведать своего лучшего подопечного, справиться как ты тут живёшь, может надо чего… Скромновато у тебя, Лео. — ответил он, расхаживая по комнате и особое внимание уделяя потрескавшейся штукатурке на стенах. — А вот с Силой здесь лучше не заниматься. Для этого у нас есть специальные помещения.

— Да я как-то…

— Вижу. Понимаю. И все же, лучше там. Ты уж пойми старика правильно. — отмахнулся воспитатель от моей робкой попытки оправдаться и продолжил: — Ты делаешь неплохие успехи, мой мальчик, отставание по научным и военным дисциплинам сокращается. Пусть до приемлемого уровня ещё много работы, я счёл нужным тебя похвалить. И отметить твои успехи на недавнем собрании у ректора.

— Спасибо. Приятно слышать. — пожал я плечами, заканчивая «толчок волн» и наклонился, упираясь руками в пол. Перенос веса на руки, медленный подъём корпуса и ног вверх и завершение комплекса «мостиком». — Ха! Я закончил. Прошу прощения, но иначе не было смысла начинать этот комплекс.

— Все нормально, парень, не беспокойся. Мне даже интересно было понаблюдать за тобой. Кстати, до меня дошли слухи о неприятном инциденте сегодня утром. Поделишься со мной своей точкой зрения на него?

Воспитатель все же затронул эту тему и сделал это так ненавязчиво, что мне не захотелось ему отказывать.

— Вопрос Чести, насколько мне известно, решается одинаковым способом во всех странах. Я всего лишь воспользовался одной из вариаций, довольно прямолинейной, тут не поспоришь, и самой действенной. — поразмыслив немного, ответил я на его вопрос и улыбнулся: — По вашей реакции видно, что это происшествие не вызвало резонанса.

— А ты ждал грома и молний? Побойся бога, Лео, здесь большая половина детишек — аристократы, поэтому дуэли дело частое и привычное. Я про другое спрашивал. Причина конфликта в твоём положении в обществе, верно? Оно несколько неоднозначно, вот ты и внёс ясность, не более. — тоном доброго дядюшки заговорил. — Меня и не только меня интересует только одно: как далеко ты собираешься зайти?

— Насколько потребуется, Эраст Петрович. — я постарался вложить в эту фразу всю холодную уверенность и спокойствие.

Воспитатель смерил меня задумчивым взглядом и присел на одну из табуреток. Вид у него был уставший, под глазами проступили черные круги, щёки впали. Невысокий, грузный, немного неуклюжий, в цветном клетчатом костюме — он почему-то напоминал мне грустного клоуна. Уставшего, разочарованного и циничного клоуна на пенсии.

— В общем так: Войтов — сын одного из совета попечителей Школы…

— Мне нет разницы чей он сын, хоть самого Императора. Любого из тех, что вас устроит. — прервал я его, давая понять, что увещевания или призывы к благоразумию бесполезны.

— Ты опять спешишь… Никто не собирался даже пытаться тебя отговорить. Рагнар Ульфович уже полностью в курсе ситуации, так что твоё право им не оспаривается. Но ему очень не хочется, чтобы с его сыном произошла какая-нибудь нелепая случайность, по неосторожности закончившаяся смертью. — сухо заметил Эраст Петрович, продолжая сверлить меня взглядом.

— А вы в курсе что Хельги вообще-то сильнее меня как Одаренный? Ветеран как никак, мне с моим рангом Подмастерья с ним не тягаться. — отпарировал я, сев напротив воспитателя и встретив его взгляд своим. — Но я вас услышал. Это всё?

— Я передам твои слова, Лео. Жаль, что ты не чувствуешь разницы в отношении к себе по сравнению с другими учениками… — кивнул он и поднялся на ноги, направляясь к выходу.

— Какой именно разницы, Эраст Петрович?

Воспитатель дошёл до двери, когда его настиг мой вопрос и остановился, держа её чуть приоткрытой:

— Хельги ещё ребёнок. Взрослый, вздорный и глупый, как большинство детей в его возрасте. К тебе так никто не относится. Те, кто выживает в битвах войны на уничтожение, те, кто может дать отпор отряду ликвидации Темного Клана, достойный отпор, стоит заметить, те, кто готов не менее достойно встретить свою смерть… в наших глазах они перестают быть детьми. С вами мы ведём себя как равные. Запомни это. — сказал он, вышел и аккуратно прикрыл за собой дверь, оставив меня в одиночестве.

— Ну и что ты понял, бестолочь? — тут же поинтересовался у меня дед, стоило только воспитателю выйти.

— Со мной считаются. Это приятно. — сказал я, на самом деле испытав некую гордость за себя.

— Так я и думал. Не пыжься так сильно, а то от самомнения лопнешь. Равного уважают, но и спросят если что больше, чем с ребенка. Уяснил? — с грустью в голосе проговорил дух предка и замолк, погрузившись в какие-то свои размышления. — Вижу ты уже размялся. Это прекрасно. Приступим. Покажи мне чем ты собираешься блокировать удары Ветерана на дуэли…

***

Еще через сутки выматывающей гонки, в которой я безуспешно пытался наверстать упущенное, я сдался и, вспомнив цитату, без колебаний позвонил единственному человеку, без сомнений знающему как именно помочь мне в сложившихся условиях:

— Лёха! Добрый вечер, не помешал?

— Не помешал, Ронин, не помешал. Чем обязан высочайшему соизволению Вашей Милости снизойти до нас, грешных? — ответил мне заспанный до возникновения зависти к дрыхнущему и немного хриплый голос старосты.

— Не паясничай, тебе не идёт. Как впрочем и классовая ненависть. Я по делу звоню… — съязвил я в ответ, в очередной раз поражаясь тому, каких успехов добился этот человек на поприще болтологии, ибо располагать к себе он умел, как никто другой.

— Дело… — заинтересовано протянул Лёха. — И у меня будет в нем свой маленький гешефт? Хочу долю! Не меньше пятидесяти процентов.

— С удовольствием поделюсь с тобой гранитом науки. Зубы будем ломать вместе, раз уж тебе так хочется.

Моя подколка окончательно пробудила захохотавшего мне в трубку старосту и, видимо, подняла его на ноги, потому что на заднем фоне ожесточенно зашуршала льющаяся вода и он прокричал:

— Ты вообще где сейчас? Если в общаге, то я подтянусь минут через двадцать.

— Принято, «Сокол». Только пиво не бери, алкаш несчастный, не до него сейчас. — ответил я и торопливо отключился. Кажется задумка имеет шансы на успех, а значит, я не ошибся в этом человеке.

Спустя означенное время эта энергичная помесь электровеника и человека с шилом в заднице уже расхаживала по квадратам пустынной комнаты, озадаченно гремя пакетом с пивными бутылками. Пиво он всё таки взял, да ещё и в гражданку переоделся, вторично за день вызвав лёгкое чувство зависти — все эти дни я проходил в казённой одежде, выдаваемой Школой, потому что заехать за вещами на квартиру Гены и Аллы, откровенно говоря не хватило духа. Все же я был виноват перед ними и поэтому смотреть им в глаза пока было немного боязно и очень стыдно. Особенно за пьянку…

А Лёха нарядился так, как будто на всю ночь собирался в клуб — танцевать до упада и первых солнечных лучей. Лёгкий костюм из дорогой ткани с шелковым шитьем сидел на этом мелком щеголе как влитой, остроносые туфли вопили об английском качестве, а запонки в манжетах рубашки тускло подмигивает блеском бриллиантов. Дорого, внешне скромно и без понтов, как и полагалось человеку его происхождения и статуса. С этим у «Сокола», кстати, всё оказалось не так просто…

Бастардов не любили никогда и нигде, даже в супер-демократичных САСШ. Как всегда это бывает, существовала разница между признанными и непризнанными бастардами, а Алексей принадлежал именно к последней категории, при этом постоянно общаясь с отцом-аристо на короткой ноге.

Вся забавность нынешнего положения старосты состояла в том, что местное, читай — подростковое, Дворянское Собрание единогласным решением приняло его в свои ряды и даже избрало председателем. На решение подростков повлиял прилюдный визит отца к внебрачному сыну, их тёплый разговор, отеческое отношение знаменитого графа Васильева и то, что всего год назад Алексей успешно защитил ранг Учителя на ежегодных испытаниях. Будущий Виртуоз точно не останется без Герба, поэтому вопрос о наличии дворянского достоинства у парня был скорее просто вопросом времени. Решение ребят было дальновидным и просчитанным — подростки успели набраться в семьях кое-какого опыта и сделать правильные выводы.

— Ты живешь как спартанец, Лео. У тебя в больничной палате больше мебели стояло. Что за показная скромность? — задал он наконец так мучивший его вопрос и расплылся в широкой улыбке.

— Мне хватает, Алексей. Ничего лишнего, что могло бы отяготить моё существование. А вот в чем я испытываю серьезную нужду, сообщу тебе по дороге. — ответил я ему, накидывая шинель поверх школьного мундира.

— По дороге куда? Мы куда-то идем?

— Едем. Ты меня отвезешь в город. — безапелляционно заявил я и подхватил ничего не понимающего старосту под локоток. — Не боись, следующее покушение не скоро, так что тебя не зацепит…

Алексей заметно погрустнел, словно его расстроила эта новость и только громыхнул бутылками в пакете:

— А это куда девать? У тебя вон, даже холодильника не стоит.

— А я тебе что говорил, алкаш? Пошли, в сугробе закопаем, на крайний случай. Времени мало, надо много куда успеть.

— Эксплуататор из тебя получается отличный. Вот что значит порода… — завистливо вздохнул Леха, увернулся от подзатыльник и, захохотав, убежал от меня по коридору. — Сколько тебя можно ждать?

Горько вздохнув и покачав головой, я запер дверь на ключ и пошёл вслед за ним, мысленно удивляясь тому, как в этом человеке сочетаются его таланты и детская несерьезность…