Глава 29
Алессия дремлет на переднем сиденье мчащейся по автостраде машины. Они в пути уже несколько часов: проехали Францию, Бельгию, а теперь, скорее всего, едут по Германии. В этот холодный и сырой зимний день унылый пейзаж как нельзя лучше отвечает настроению Алессии. Хотя нет: она не просто в унынии – она опустошена.
Анатолий твердо намерен как можно скорее добраться до Албании. Сейчас он слушает по радио немецкое ток-шоу, которое Алессия не понимает. Монотонные голоса, постоянный дорожный шум и безотрадный пейзаж за окном действуют на нее угнетающе. Ей хочется спать. Когда она спит, душевная боль приглушается, становясь похожей на «белый шум» по радио.
Вспоминается Максим.
«Стоп. Это слишком больно…»
Из-под ресниц Алессия наблюдает за своим так называемым женихом. Лицо Анатолия сосредоточенно застыло. У него светлая кожа, выдающая северо-итальянские корни, прямой нос и полные губы, а белокурые волосы, нетипичные для Албании, длинны и растрепаны. Он красив даже на беспристрастный взгляд Алессии. Но эти губы умеют зло кривиться, а глаза – злобно сверкать.
В их первую встречу он был очарователен. Отец упоминал, что у Анатолия бизнес за границей. Анатолий пускал пыль в глаза и выказал себя умным. Он много путешествовал, и Алессия с восхищением слушала его рассказы о Хорватии, Италии и Греции. Она робела, однако радовалась, что отец выбрал для нее такого умного мужчину.
Как же мало она знала о нем…
После нескольких встреч она начала замечать признаки настоящего Анатолия. Его неприкрытая злость на детей, из любопытства окруживших машину. Его горячность, когда он спорил о политике с ее отцом. Его удовлетворение, когда отец отругал мать за случайно пролитую ракию. Было достаточно и этих звоночков, к тому же он несколько раз критиковал и саму Алессию, но его истинная натура сдерживалась правилами поведения в обществе.
И лишь на свадьбе, где Алессия играла на пианино, он окончательно проявил свою темную сторону. Двое парней, знакомых Алессии еще по школе, задержались рядом с ней, когда она окончила играть; они болтали и слегка флиртовали. Потом Анатолий увел ее в пустую комнату, подальше от празднества. Они впервые очутились наедине, и Алессия волновалась – думала, он хочет ее поцеловать. Но нет, Анатолий в ярости дважды ударил ее по лицу. Алессия была потрясена, хотя жизнь с отцом подготовила девушку к физическим проявлениям гнева.
Второй раз это случилось, когда она была в школе. После концерта к ней подошел какой-то парень и задал пару вопросов. Анатолий отвлек его, а Алессию затащил в раздевалку. Там он несколько раз ударил ее, а потом схватил за руки и угрожал сломать пальцы, если она еще когда-нибудь станет флиртовать. Алессия умоляла о пощаде, и он ушел, толкнув ее на пол и оставив рыдать в одиночестве.
В первый раз она никому не рассказала о его побоях, найдя им оправдание: сама виновата – вела себя неправильно. Ведь она улыбкой поощряла парней к флирту.
Во второй раз она почувствовала себя опустошенной.
Алессия надеялась разорвать круг насилия, в котором жила ее мать; и именно мать нашла ее, когда она рыдала на полу, свернувшись в комок.
«Я не хочу, чтобы ты жила с жестоким мужчиной», – сказала мама.
И начала действовать.
Но все оказалось бесполезно, и теперь Алессия с Анатолием.
Он бросает на нее косой взгляд.
– Что случилось?
Алессия молча смотрит в окно.
– Нам нужно остановиться. Я проголодался, а ты вообще не ела.
Она по-прежнему не обращает на него внимания, хотя голод уже давно ее терзает, напоминая о шестидневном путешествии до Брентфорда.
– Алессия! – рявкает Анатолий.
Она вздрагивает.
– Что?
– Я с тобой разговариваю.
Она пожимает плечами.
– Ты меня похитил. Я не хочу быть с тобой, а ты ожидаешь, что я буду с тобой разговаривать?
– Не знал, что ты можешь быть такой неуступчивой, – бормочет он.
– Это еще цветочки.
Анатолий кривит рот, но ей кажется, что происходящее его забавляет.
– Да уж, carissima, с тобой не соскучишься.
Включив поворотник, он съезжает с трассы на заправку.
– Здесь есть кафе, давай поедим.
Анатолий ставит перед ней на стол поднос с кофе, сахаром, бутылкой воды и сырным багетом.
– Не верится, что это я тебе прислуживаю, – садясь, заявляет он. – Ешь.
– Добро пожаловать в двадцать первый век, – язвит Алессия, демонстративно складывая руки на груди.
Его лицо твердеет.
– Дважды предлагать не буду.
– Делай, что хочешь, Анатолий. Я не буду есть. Сам купил, сам и ешь, – парирует она, игнорируя бурчание желудка.
Сверкнув глазами, Анатолий поджимает полные губы, со вздохом берет ее багет и демонстративно откусывает большой кусок. С набитым ртом он выглядит смешно и самодовольно, и Алессия невольно хихикает.
Анатолий улыбается – настоящей улыбкой, которая доходит до глаз. Он тепло смотрит на Алессию и больше не пытается скрыть свое хорошее настроение.
– Возьми. – Он протягивает ей остаток багета.
Желудок Алессии выбирает этот момент, чтобы громко заурчать, и улыбка Анатолия становится шире. Алессия переводит взгляд с багета на Анатолия и обратно, и вздыхает. Вопреки своему решению, она берет багет и начинает есть.
– Так-то лучше.
– Где мы? – вскоре спрашивает Алессия.
– Недавно проехали Франкфурт.
– Когда мы прибудем в Албанию?
– Завтра. Надеюсь, к вечеру мы будем дома.
Дальше они едят в молчании.
– Доедай быстрее. Пора ехать. Не нужно в уборную?
Анатолий стоит у двери, караулит.
Алессия пьет кофе. Без сахара, как Максим. Кофе горчит, однако она все равно его допивает и берет с собой бутылку воды.
Большая парковка и запах бензина напоминают о путешествии с Максимом – с той лишь разницей, что с Максимом Алессия быть хотела. Сердце щемит при мысли о том, что она уезжает от него все дальше и дальше.
Наш рейс из Гатвика вылетает в Тирану после обеда, и мы дожидаемся его в зале бизнес-класса авиакомпании «Бритиш эйрвейс». Том листает «Таймс» и потягивает шампанское, а я… я на взводе с того самого дня, как Алессию украли.
«Что, если она пошла с ним по доброй воле? Может, она передумала и не желает жить со мной?»
Я не хочу в это верить, но то и дело сомневаюсь. Невыносимо.
Чтобы отвлечься от мрачных дум, я делаю несколько снимков для Инстаграма и возвращаюсь мыслями к событиям утра.
Первым делом я купил Алессии телефон – он сейчас лежит у меня в рюкзаке. Затем я встретился с Оливером и быстро обсудил с ним важные дела относительно имений – к моему облегчению, все оказалось в порядке. Затем я подписал документы о включении в список пэров. Мой адвокат, Раджа, выступил свидетелем. Я сообщил обоим мужчинам усеченную версию событий, касающихся Алессии, и попросил Раджу найти юриста, специализирующегося на вопросах иммиграции. Нужно выяснить, какую визу можно оформить для пребывания Алессии в Великобритании.
Затем, повинуясь неожиданному порыву, я посетил банк в районе Белгравия, где хранятся драгоценности рода Треветик. Если я найду Алессию и еще не все потеряно, то сделаю ей предложение. За века мои предки накопили кучу драгоценностей, созданных именитыми ювелирами. Когда коллекция не путешествует по мировым музеям, то хранится в недрах Белгравии.
Мне понадобилось кольцо, достойное красоты и таланта Алессии. Лишь два показались мне подходящими. Я выбрал кольцо из платины с бриллиантом, сделанное в 1930 году фирмой Картье – в 1935 году мой дед Хью Тревельян подарил его бабушке Аллегре. Изысканное и элегантное: 2,79 карата, и оценивается в сорок пять тысяч фунтов.
Надеюсь, оно понравится Алессии. Если все пойдет по плану, она вернется в Англию с кольцом на пальце – в качестве моей невесты.
Я снова хлопаю по карману, проверяя, на месте ли кольцо, и сердито гляжу на Тома, который набивает рот орехами.
– Держись, Треветик. Не беспокойся, спасем девушку.
Том решил сопровождать меня, когда я позвонил ему и рассказал о произошедшем. Он оставил одного из парней присматривать за Магдой и примчался ко мне. Том любит приключения – именно поэтому он когда-то вступил в армию. Сейчас он словно телефон на зарядке – копит силы для сражения.
– Надеюсь, – коротко отвечаю я.
Однако воспримет ли Алессия нас как спасителей, а не досадную помеху? Не знаю. Мне не терпится сесть в самолет и добраться до ее дома. И выяснить, что ждет меня в Албании.
– Почему ты уехала из Албании? – спрашивает Анатолий, когда мы выезжаем на дорогу.
Его голос спокоен. Алессия подозревает, что Анатолий собирается вселить в нее чувство ложной безопасности. За дуру ее держит, что ли?
– Ты знаешь почему. Я тебе говорила.
Однако она тут же осознает, что не знает, какую историю ему рассказали. Возможно, ей стоит приукрасить правду и тем самым облегчить участь себе и матери. Все зависит от того, что написала Магда.
– О чем рассказала подруга моей матери?
– Имейл перехватил твой отец. Он увидел твое имя и попросил меня прочитать письмо.
– Что там было?
– Что ты жива-здорова и собираешься работать на мужчину.
– И все?
– Практически.
Итак, Магда не упомянула о Данте и Илли.
– Как отреагировал отец?
– Попросил отыскать тебя.
– А мама?
– Я с ней не говорил. Ее это не касается.
– Еще как касается! Перестань вести себя как допотопный дикарь!
Удивленный вспышкой гнева, Анатолий бросает на девушку косой взгляд.
– Допотопный?
– Да. Ты прямо как динозавр. Мама имеет право на то, чтобы с ней советовались.
Озадаченно нахмуренные брови Анатолия говорят о том, что он не понимает.
– Ты словно из прошлых веков, – запальчиво продолжает Алессия. – Ты и подобные тебе мужчины. В других странах твое неандертальское отношение к женщине было бы неприемлемо!
Анатолий качает головой.
– Ты слишком долго пробыла на Западе, carissima.
– И мне там понравилось. Моя бабушка родом из Англии.
– Ты поэтому уехала в Лондон?
– Нет.
– Тогда почему?
– Ты знаешь почему. Но я еще раз поясню: я не хочу выходить за тебя замуж.
– Ты изменишь свое мнение, Алессия. – Анатолий взмахивает рукой, словно отметая ее возражения.
Алессии не страшно. В конце концов, что он ей сделает, будучи за рулем?
– Я хочу сама выбрать мужа.
– Ты хочешь, чтобы твой отец был обесчестен?
Алессия краснеет. Разумеется, ее поведение – демонстративное неповиновение и своеволие – позорят семью. Она отворачивается к окну, однако не считает эту тему закрытой. Наверное, стоит попытаться еще раз поговорить с отцом.
Вспоминается Максим, и ее снова охватывает тоска, острая и мучительная. Бравада исчезает, уступая место отчаянию. Сердце бьется, но в нем пустота.
Увидятся ли они когда-нибудь?
Где-то в Австрии Анатолий вновь останавливается на заправке и принуждает Алессию пойти с ним в магазин. Она неохотно плетется следом, не обращая ни на что внимания.
Когда они выезжают на дорогу, Анатолий говорит:
– Вскоре мы будем в Словении. А в Хорватии тебе опять придется залезть в багажник.
– Почему?
– Потому что на Хорватию не распространяется Шенгенское соглашение, и там есть граница.
Алессия бледнеет. Она ненавидит багажник, ей плохо в темноте.
– На заправке я купил батарейки для фонарика.
Алессия смотрит на Анатолия, и он ловит ее взгляд.
– Я знаю, что тебе это не нравится. Ничего не поделаешь. – Он вновь переводит взгляд на дорогу. – На сей раз это будет не так долго. Когда мы остановились в Дюнкерке, я подумал, что ты отравилась выхлопными газами.
Неужели Анатолий беспокоится о ней? Сегодня днем, в ресторане, он тепло с ней обращался.
– Что такое? – спрашивает он, вырывая девушку из раздумий.
– Я не привыкла к твоей заботе. Только к жестокости.
Руки Анатолия впиваются в руль.
– Пойми, когда ты ведешь себя не так, как должно, приходится принимать меры. Я ожидаю, что ты станешь традиционной гегской женой. Больше тебе ничего знать не нужно. Пожив в Лондоне, ты стала слишком своевольной.
Алессия молча поворачивается к окну и смотрит на сельский пейзаж, лелея свои страдания. День клонится к вечеру.
Наш самолет приземляется в Тиране без пятнадцати девять вечера по местному времени. Льет ледяной дождь. У меня и Тома лишь ручная кладь, так что мы идем прямо во вполне современный, хорошо освещенный терминал. Не знаю даже, что я ожидал увидеть, но это место похоже на любой маленький европейский аэропорт со всеми необходимыми удобствами.
Зато машина нас удивляет. Турагент предупреждала, что здесь не получится нанять машину представительского класса, вот и пришлось сесть за руль автомобиля незнакомой прежде марки – «дачия». Более примитивной машиной мне еще не доводилось управлять, хотя здесь имеется ЮСБ-порт, так что мы подключаем наши айфоны и можем пользоваться «Гугл-картами». Как ни странно, эта практичная и крепкая машина мне нравится. Том дает ей имя – Дейзи, – и после небольшой взятки парковщику мы уезжаем.
Вести машину под проливным дождем, по непривычной стороне дороги, в стране, где личный автомобиль был делом неслыханным вплоть до середины девяностых годов, – то еще приключение. Однако сорок минут спустя Дейзи и «Гугл-карты» довели нас в целости и сохранности до гостиницы «Плаза» в центре Тираны.
– Это было потрясно, – заявляет Том, когда мы останавливаемся у гостиницы.
– Точно.
– Хотя мне случалось водить и в гораздо худших условиях, – бормочет он, явно намекая на службу в Афганистане.
Я глушу мотор.
– Сколько еще, говоришь, до города девушки? – спрашивает Том.
– Ее зовут Алессия, – ворчу я, потому что уже раз этак в десятый называю другу ее имя.
И зачем я только позвал его с собой? Том всегда поможет в трудную минуту, но дипломатия – не его конек.
– Наверное, часа три.
– Прости, старик. Конечно же, Алессия. – Он стучит пальцем по лбу. – Все, запомнил. Надеюсь, дождь завтра уймется. Давай зарегистрируемся и выпьем чего-нибудь.
Машина останавливается, и лежащая в багажнике Алессия крепче сжимает фонарик. Они на границе с Хорватией. Алессия зажмуривается, укрывается с головой пальто Анатолия и выключает фонарик. Она не хочет, чтобы ее нашли. Она просто хочет домой. Раздаются голоса – спокойные и уверенные. Наконец машина трогается с места. Алессия облегченно вздыхает и снова включает свет. Вспоминается самодельный шатер из покрывал, в котором они сидели с Максимом и ночником-дракончиком. Сидели и разговаривали на его огромной, роскошной кровати, касаясь друг друга коленями… Эти воспоминания причиняют острую боль.
Вскоре «мерседес» останавливается, хотя двигатель продолжает работать. Миг спустя Анатолий открывает багажник. Алессия выключает фонарик и садится.
Они на пустынной сельской дороге, напротив смутно вырисовывается какой-то домишко. Задние габаритные огни подсвечивают лицо Анатолия красным, его дыхание облаком вырывается изо рта. Он похож на демона. Анатолий протягивает руку, и уставшая, закоченевшая Алессия принимает его помощь. Она спотыкается, и Анатолий дергает ее на себя.
– Почему ты такая колючая? – бормочет он ей в висок.
Удерживая ее за талию одной рукой, второй он оттягивает ее голову за волосы назад. Несмотря на холод, его дыхание горячее и тяжелое. Прежде чем Алессия понимает, что происходит, его губы впиваются в ее рот. Анатолий пытается просунуть внутрь свой язык, но Алессия сопротивляется, испытывая страх и омерзение. Она бьется в его руках и яростно извивается, пытаясь избавиться от хватки. Анатолий отстраняется и смотрит на нее, и Алессия, не рассуждая, дает ему хлесткую пощечину. Ладонь обжигает болью, однако Анатолий потрясенно отступает. Алессия хватает ртом воздух, вскипающий в жилах адреналин вытесняет страх, заменяя его злостью.
Анатолий смотрит на девушку, потирая щеку, и тут же бьет наотмашь по лицу – раз, другой… потом снова толкает ее в багажник. Алессия падает, ударяясь плечом, спиной и головой. Прежде чем она успевает запротестовать, дверца захлопывается.
– Останешься там, пока не научишься прилично себя вести! – кричит Анатолий.
Задыхаясь от гнева и смаргивая злые слезы, девушка хватается за ноющую голову.
Такова теперь ее жизнь.
Я отпиваю глоток «Негрони». Мы с Томом сидим в баре по соседству с гостиницей. Он вполне современный, стильный и уютный, а обслуживающий персонал дружелюбный и внимательный, причем не чрезмерно. К тому же они умеют смешивать чертовски хороший «Негрони».
– А здесь неплохо, – глотнув спиртного, заявляет Том. – Я ожидал увидеть коз и мазанки.
– Угу, я тоже. А здесь недурно.
Том внимательно смотрит на меня.
– Прости, Треветик, но я должен спросить. Почему ты это делаешь?
– Что именно?
– Ищешь эту девушку по всей Европе. Зачем?
– Из-за любви, – отвечаю я таким тоном, будто это сам собой разумеющийся ответ.
«Неужели не понимает?»
– Любовь?
– Ага. Ничего сложного.
– К своей горничной?
Я закатываю глаза. Ну, работала у меня Алессия уборщицей, и что? И по-прежнему хочет работать.
– Просто прими это как факт, Том. Я намерен на ней жениться.
Поперхнувшись, Том капает красной жидкостью на стол. А я в очередной раз недоумеваю, зачем взял его с собой.
– Ладно, Треветик, она хорошенькая, насколько я помню… но жениться-то зачем?
– Я люблю ее.
Он обескураженно качает головой.
– Том, если ты не набрался храбрости предложить Генриетте выйти за тебя замуж – а она просто святая, раз продолжает с тобой жить, – то не суди остальных.
В его глазах зажигается воинственный огонек.
– Слушай, старик, я был бы плохим другом, если бы не раскрыл тебе глаза на очевидное.
– А именно?
– У тебя горе, Максим, – на удивление спокойно говорит Том. – Ты не задумывался о том, что это внезапное увлечение – всего лишь один из способов облегчить боль после смерти брата?
– Кит тут ни при чем, и я не просто увлекся. Ты не знаешь Алессию. Она выдающаяся девушка. В моей жизни было много женщин, Алессия не такая, как все. Ее не волнует тривиальная хрень. Она умная, забавная и храбрая. А слышал бы ты, как она играет на рояле! Она гениальна, черт возьми!
– Правда?
– Да. Вот в чем дело. С тех пор как я встретил ее, я увидел мир в другом свете. И пытаюсь найти в нем свое место.
– Полегче, старина.
– Нет, это ты полегче, Том. Я нужен ей. Быть нужным – прекрасно, и она тоже нужна мне.
– Строишь отношения на взаимной нужде?
– Дело не только в этом, – скрипнув зубами, говорю я. – Ты сражался за родину, теперь у тебя доходный бизнес… А чего добился я?
– Ну, ты вот-вот займешь свое место в истории рода Треветик и сохранишь наследство для грядущих поколений.
– Знаю, – со вздохом говорю я. – Вот я и хочу иметь рядом ту, которой можно доверять. Которая любит меня и ценит не за деньги и титул. Я что, слишком многого прошу?
Том хмурится.
– Ты нашел такую женщину, – продолжаю я. – И теперь принимаешь ее как должное.
– Ты прав, – бормочет он и смотрит в свой бокал. – Я люблю Генриетту и должен поступить как подобает.
– Вот именно.
– Ладно, давай закажем еще по одной.
Том подзывает официанта для очередного заказа, а я задумываюсь – уж не придется ли мне столкнуться с недоверием в отношении Алессии со стороны каждого из моих друзей? И семьи?
– Сделайте двойной, – говорю я официанту.
Проснувшись, Алессия понимает, что машина остановилась. Двигатель выключен. Дверца багажника открывается, и в проеме возникает Анатолий.
– Надеюсь, ты уже научилась хорошим манерам?
Бросив на него злой взгляд, Алессия садится и трет глаза.
– Вылезай, мы здесь заночуем.
Он не предлагает ей руку. Вместо этого он сдергивает с нее пальто и надевает на себя. Алессия ежится от пронизывающего ветра, у нее болит все тело, но она самостоятельно вылезает из багажника и в мрачном настроении стоит рядом с машиной, ожидая очередного приказа.
Анатолий наблюдает за ней, сжав губы в тонкую злую линию.
– Ну, стала немножко послушней?
Алессия молчит.
Пока он, фыркнув, достает их багаж, Алессия осматривается. Парковка в центре города. Невдалеке высится здание многоэтажной гостиницы, подсвеченное, словно в голливудских фильмах. «Вестин» – гласят буквы на фасаде.
Анатолий резко хватает Алессию за руку и тащит ко входу. Она едва поспевает за его быстрым шагом.
В фойе все по-современному сверкает и светится, и Алессия понимает, что они в гостинице «Вестин», находящейся в Загребе. Анатолий регистрирует их на беглом хорватском, и через несколько минут они уже едут в лифте на пятнадцатый этаж.
Анатолий заказал роскошный номер в кремовых и коричневых тонах. Здесь есть диван, письменный стол, журнальный столик, а сквозь раздвижные двери виднеется кровать.
Одна кровать.
«Нет!»
Усталая Алессия беспомощно замирает у входа.
Сняв пальто, Анатолий швыряет его на диван.
– Есть хочешь? – Он открывает дверцы шкафа под телевизором и вскоре находит мини-бар. – Ну?
Алессия кивает, и Анатолий подбородком указывает на книгу в кожаном переплете, лежащую на столе.
– Здесь могут доставить еду в номер. Выбери себе что-нибудь. И сними уже пальто.
Алессия листает книгу. Текст в ней на хорватском и английском. Она без колебаний выбирает самое дорогое блюдо, не испытывая никаких угрызений совести за то, что Анатолию придется раскошелиться. Вспомнив, как она сопротивлялась, когда Максим платил за нее, Алессия хмурится. Анатолий берет две бутылочки виски и поочередно открывает их. Какие могут быть угрызения совести, когда она – жертва похищения, на которую уже не раз подняли руку? С Максимом все было иначе. Максиму она должна. За многое. Ее Мистер… Она перестает думать о нем, чтобы погоревать позже.
– Я хочу стейк «Нью-Йорк», – заявляет Алессия. – Салат и картофель фри. И красное вино.
Анатолий удивленно оборачивается к ней.
– Вино?
– Да, вино.
Анатолий задумчиво смотрит на нее.
– Ты все больше похожа на европейку.
– Я хочу бокал красного французского вина, – решительно заявляет Алессия.
– Французского, вот как? – Он поднимает бровь.
– Да, – подтверждает Алессия и с запозданием добавляет: – Пожалуйста.
– Хорошо, закажу бутылку.
Анатолий пожимает плечами. Он выливает содержимое обеих бутылочек в один стакан и, не сводя глаз с Алессии, берет телефон.
– Знаешь, а ты очень привлекательна.
Алессия замирает.
«Что дальше?»
– Ты еще девственница?
– Разумеется, – ощущая легкое головокружение, говорит Алессия.
И пытается придать себе возмущенный и вместе с тем смущенный вид. Он ведь не знает правды.
– Ты изменилась.
– Так и есть. У меня открылись глаза.
– Кто их тебе открыл?
– Мой жизненный опыт, – шепчет она, жалея, что взялась отвечать – ее оппонент хитер, как змей.
Сняв пальто, Алессия садится на диван и настороженно наблюдает, как Анатолий заказывает по телефону еду. Покончив с этим, он берет пульт, включает местные новости и с бокалом виски садится за стол. Какое-то время он смотрит телевизор, потягивая виски и не обращая внимания на Алессию. Впрочем, она рада, что он отвлекся. Алессия тоже смотрит новости и пытается понять, что говорит ведущий. Ей даже удается разобрать несколько фраз. Она сосредоточенно слушает, не желая мыслями возвращаться к Максиму – не хочется оплакивать свою потерю на глазах у Анатолия.
Когда передача кончается, Анатолий поворачивается к Алессии.
– Так значит, ты бежала от меня?
«Это он о вчерашнем побеге или…»
– Когда уехала из Албании.
– Ты угрожал сломать мне пальцы.
Анатолий задумчиво потирает подбородок.
– Алессия, я… – Он осекается.
– Мне не нужны извинения. Обращаться с человеком так, как ты обращался со мной, непростительно. Посмотри на мою шею. – Она сдвигает ворот свитера и задирает подбородок, чтобы было лучше видно полученные вчера синяки.
В дверь стучат. Анатолий открывает. На пороге парень в униформе гостиницы и тележка с едой. Анатолий впускает его в номер, и парень превращает тележку в столик, крытый белой льняной скатертью, с роскошными столовыми приборами на две персоны. Изящная желтая роза в фарфоровой вазочке добавляет обстановке романтики. На взгляд Алессии – издевательство.
Пока официант открывает вино, ей становится тоскливо, в душу вгрызается боль. Положив пробку в блюдце, официант достает несколько тарелок из ящика с подогревом, находящегося внизу тележки, и эффектным жестом снимает с них металлические крышки. От блюд исходит манящий аромат. Анатолий говорит что-то на хорватском и дает официанту банкноту в десять евро. Поблагодарив, официант уходит.
– Иди поешь, – мрачно бросает Анатолий.
Голодная и уставшая от сражений, Алессия садится за столик. Вот так все и произойдет – ее воля будет постепенно подтачиваться, и однажды она подчинится этому мужчине.
– Все очень по-европейски, правда? – говорит Анатолий, садясь напротив и наливая ей в бокал вино.
Алессия вспоминает его предыдущие слова. Если он хочет «традиционную гегскую жену», то ее и получит. Она не станет с ним есть. Или спать – только когда он захочет секса. Стены комнаты будто смыкаются вокруг, удушая.
– Gёzuar, Алессия. – Анатолий салютует бокалом вина, глядя на нее открытым теплым взглядом.
У Алессии мурашки по коже бегут от этой нежданной… почести. Она неохотно поднимает бокал и делает глоток.
– М-м-м… – От удовольствия она даже закрывает глаза.
Открыв их, она встречается взглядом с потемневшими глазами Анатолия, в которых стоит обещание того, чего она не хочет. Аппетит внезапно пропадает.
– Ты больше не сбежишь от меня, Алессия. Ты будешь моей женой, – тихо говорит Анатолий. – А теперь ешь.
Алессия опускает взгляд на стейк на своей тарелке.
