Глава 30

Анатолий снова наполняет ее бокал.

– Ты почти ничего не ешь.

– Я не голодна.

– Значит, нам пора в постель.

Тон, которым он произносит это, заставляет Алессию посмотреть на него. Откинувшись на стул, Анатолий задумчиво наблюдает за ней и в задумчивости постукивает пальцем по нижней губе. Ждет, словно хищник в засаде. Он выпил по меньшей мере три бокала вина – и это не считая виски! Допив вино, Анатолий медленно встает из-за стола. Потемневшие глаза пристально смотрят на Алессию, парализуя ее волю.

«Нет…»

– Не понимаю, зачем нам дожидаться первой брачной ночи, – говорит он, подходя ближе.

– Нет, Анатолий! Пожалуйста, нет… – Алессия вцепляется в столик.

Он проводит пальцем по ее щеке.

– Ты красивая. Вставай, не надо усложнять.

– Лучше подожди, – бормочет Алессия, лихорадочно обдумывая варианты спасения.

– Я не хочу ждать. Если придется, я возьму тебя силой.

Он внезапно хватает ее за плечи и выдергивает из-за стола, роняя стул. От страха и злости Алессия принимается пинаться. Звенит посуда, из опрокинутого бокала льется вино.

– Черт! – вырывается у Анатолия.

– Нет! – кричит Алессия, брыкаясь обеими ногами и вскидывая кулаки.

Анатолий обхватывает ее за талию, прижимает к себе и поднимает. Ноги Алессии молотят по воздуху и по всему, что попадается.

– Нет! Пожалуйста!

Не обращая внимания на крики, Анатолий крепче стискивает ее и тащит в спальню.

– Нет, нет, не надо!

– Тихо! – Он встряхивает девушку и швыряет лицом вниз на кровать. Сев рядом, одной рукой прижимает ее к кровати, а другой стягивает с нее сапоги.

– Нет!

Она извивается, брыкается, бьет его кулаками.

– Чтоб тебя!

Злость придает ей сил, и Алессия отчаянно сопротивляется.

– Твою мать! – Анатолий падает на нее, прижимая к кровати.

Алессия пытается сбросить его, но он слишком тяжелый.

– Успокойся, – выдыхает он ей на ухо. – Успокойся.

Она затихает, чтобы отдышаться. Анатолий приподнимается и переворачивает девушку на спину. Прижав ногой ее бедра, он рукой фиксирует запястья Алессии над ее головой.

– Я хочу тебя. Ты моя жена.

– Пожалуйста, не надо… – шепчет она, вглядываясь в его безумные глаза.

В них горит желание, поджарое мужское тело напряжено – Алессия бедром ощущает его эрекцию. Тяжело дыша, Анатолий смотрит на нее и ведет рукой по грудям к ширинке на джинсах.

– Нет! Анатолий, пожалуйста! У меня месячные! Пожалуйста! – врет она в последней отчаянной попытке остановить его.

Он непонимающе хмурится, и наконец выражение его лица меняется с похотливого на брезгливое. Отпустив ее руки, Анатолий скатывается в сторону и ложится на спину.

– Что ж, придется подождать.

Алессия отползает на свою половину кровати, подтягивает колени к груди и сжимается в комок. Ее трясет от отчаяния, отвращения и страха. Задыхаясь от слез, она слышит, как Анатолий встает с кровати и уходит в гостиную.

Сколько она будет плакать, пока слезы не закончатся?

Миг? Секунду? Несколько часов?

Через какое-то время Анатолий подходит и укрывает ее. Кровать прогибается, когда он ложится рядом под одеяло. Поерзав, обнимает ее безвольное тело и притягивает к себе.

– Ты отлично подойдешь мне, carissima, – бормочет он и целует в щеку.

Алессия прижимает ко рту кулак, глуша зародившийся в груди крик.

Она просыпается, словно от толчка. В комнате предрассветный полумрак, рядом спит Анатолий. Его расслабленное лицо выглядит не таким строгим, как обычно. Уставившись в потолок, Алессия напряженно размышляет. На ней одежда и обувь. Можно сбежать.

«Ну же, давай!»

Медленно и осторожно она поднимается с кровати и на цыпочках выходит из комнаты. Остатки ужина до сих пор на столе. Девушка жадно смотрит на холодный картофель фри и сует в рот несколько штучек. Выудив из сумки свои деньги, кладет их в задний карман.

Встав, она прислушивается. Анатолий по-прежнему спит. Рядом с ее спортивной сумкой стоит его чемодан. Может, там есть деньги – они пригодятся при побеге. Не представляя, что найдет, Алессия осторожно открывает чемодан.

Все вещи аккуратно сложены. Одежда и… пистолет.

«Пистолет!»

Она может убить Анатолия прежде, чем он убьет ее. При мысли об этом сердце стучит чаще, а голова идет кругом. Теперь она не беспомощна. У нее есть оружие. Пистолет приятно оттягивает руку.

Встав на ноги, Алессия идет к спальне и от двери наблюдает за спящим. Он не шевелится. У нее по спине бегут мурашки, дыхание перехватывает. Анатолий похитил ее. Бил. Душил. Чуть не изнасиловал. Она презирает его и все, что имеет к нему отношение. Подняв дрожащую руку, Алессия наводит пистолет на цель и снимает с предохранителя. Голова начинает болеть, лоб потеет.

Самый подходящий момент. Рука дрожит, перед глазами все расплывается от слез…

«Нет. Нет-нет-нет».

Смахнув слезы, Алессия опускает руку с оружием. Она не убийца. Направив пистолет на себя, Алессия смотрит в дуло. Она видела достаточно американских фильмов и знает, что делать.

Это единственный выход, если она не хочет смириться с судьбой. Покончить со всем прямо сейчас, больше никогда ничего не чувствовать…

В памяти всплывает искаженное страданием лицо матери. Мама… Это причинит ей сильную боль.

Алессия вспоминает Максима – и тут же отбрасывает мысль о нем. Зажмурившись, она тяжело дышит. Можно умереть от своей собственной руки, не от рук Анатолия.

«Только потом кому-нибудь убирать придется».

Нет. Алессия оседает на пол. Ничего не выйдет. Она не может убить себя – кишка тонка. К тому же в глубине души она хочет жить и смутно надеется снова увидеть Максима. Ей нельзя сбегать, она должна попасть домой. Загреб не в пяти днях ходьбы от Лондона, он гораздо дальше. Обняв себя за плечи и не выпуская из рук пистолет, Алессия беспомощно покачивается из стороны в сторону. Никогда еще ей не было так плохо. Никогда еще она не плакала так много. Никогда! Даже после побега и долгого пути до Магды. Алессия оплакивала умершую бабушку, ей не хватало ее, но она не чувствовала себя такой одинокой. Сердце разрывается от горя. Она не может убить ни Анатолия, ни себя. Она потеряла любимого и связана с мужчиной, который ей омерзителен.

Ее сердце разбито. Нет – ее сердце мертво.

Солнце выглядывает из-за горизонта, и Алессия, перестав всхлипывать, сквозь слезы принимается изучать пистолет. Похожее оружие есть у отца.

Кое-что все-таки можно сделать. Вспоминая отца, Алессия вытаскивает магазин и, к своему удивлению, обнаруживает там всего четыре пули. Убрав их, она резко вытряхивает из ствола пятую пулю и вставляет магазин обратно, а пули кладет в карман. Положив пистолет на место, закрывает чемодан.

Поднявшись, Алессия утирает слезы. Хватит плакать. Она подходит к окну, за которым виднеется рассветный Загреб. С пятнадцатого этажа город похож на терракотовое покрывало в стиле петчворк. Завораживающее зрелище. Интересно, Тирана тоже так выглядит с высоты?..

– Ты проснулась, – раздается голос Анатолия.

– Я захотела есть. – Она смотрит на столик с едой. – А теперь пойду в душ.

Взяв сумку, она входит в ванную и закрывает дверь на замок.

Когда она выходит, Анатолий уже одет, разбросанные по столику посуда и еда убраны. Вместо них на чистой новой скатерти стоит завтрак.

– Ты не сбежала, – спокойным тоном говорит Анатолий.

– Куда бы я пошла? – устало спрашивает Алессия.

– Ты же недавно пыталась сбежать. – Он пожимает плечами.

Алессия молча смотрит на него, чувствуя себя выжатой как лимон.

– Это потому, что я тебе небезразличен? – тихо спрашивает он.

– Не льсти себе, – говорит Алессия и, сев за столик, выуживает из корзинки с хлебом булочку с шоколадом.

Анатолий садится напротив, и Алессия замечает на его губах слабую довольную улыбку.

Мы с Томом бредем по площади Скандербеу, находящейся недалеко от гостиницы. Стоит ясное, холодное утро, и солнце блестит на разноцветных мраморных плитах, которыми вымощена огромная площадь. С одной ее стороны расположена бронзовая конная статуя албанского национального героя пятнадцатого века, а с другой – Государственный исторический музей. Жду не дождусь, когда мы попадем в город Алессии и найдем ее, но переводчик еще не прибыл, и нам нужно как-то убить время.

Я весь на нервах, на месте не сидится, и мы решаем пройтись по музею. Пытаюсь отвлечься, фотографируя экспонаты, и даже выкладываю один снимок в Инстаграм. Меня дважды просят прекратить съемку, но я продолжаю тайно снимать. Иллирийские артефакты меня просто очаровали. Том, разумеется, разглядывает средневековое оружие – у Албании богатая и кровавая история.

В десять часов мы идем по усаженному деревьями проспекту к кафе, в котором у нас назначена встреча с переводчиком. Удивительно, что многие мужчины пьют кофе снаружи, несмотря на холодную погоду. Но здесь почему-то совсем нет женщин.

Темноглазый брюнет по имени Танас Сека – аспирант университета Тираны, пишущий работу по английской литературе. Он отлично говорит по-английски, охотно улыбается и прост в общении. Парень привел с собой подружку по имени Дрита, учащуюся на выпускном курсе исторического факультета. Она маленького роста и симпатичная, однако по-английски говорит не так хорошо, как Танас. Дрита хочет поехать с нами, и это осложняет дело.

Глянув на меня, Том пожимает плечами. У нас нет времени на споры.

– Я не знаю, сколько мы там пробудем, – допив кофе, говорю я.

Кофе такой крепкий, что его можно использовать в качестве средства для удаления краски.

– Ничего, эта неделя у меня свободная, – отвечает Танас. – Я не был в Кукесе, зато Дрита посещала его.

– Что ты знаешь о Кукесе? – спрашиваю я девушку.

Она встревоженно смотрит на Танаса.

– Там плохо? – Я перевожу взгляд с Танаса на Дриту.

– У этого города сложилась определенная репутация, – отвечает Танас. – После падения коммунизма Албания переживала нелегкие времена.

– Люблю препятствия. – Том потирает руки.

Танас и Дрита смеются.

– Нам везет с погодой, – говорит Танас. – Шоссе чистое, снега не было уже пару недель.

– Тогда поехали? – нетерпеливо говорю я.

Пейзаж меняется. Унылые поля Северной Европы остались позади, зимнее солнце освещает каменистые равнины. При других обстоятельствах Алессия наслаждалась бы этой краткосрочной поездкой по европейским магистралям, однако рядом Анатолий, за которого ее вынуждают выйти замуж. К тому же по возвращении в Кукес ей придется встретиться с отцом. Скандал неизбежен, но в глубине души она знает, что отец сорвет гнев в основном на матери.

На опасной скорости они мчатся через мост. Под ним течет широкая река, напоминая Алессии о Дрине – и о море.

Море. И Максим.

«Он подарил мне море».

Увидит ли она его еще когда-нибудь?..

– Прибрежные районы Хорватии очень живописны. Я веду здесь дела, – говорит Анатолий, нарушая тишину, воцарившуюся между ними после отъезда из Загреба.

Алессии все равно, какие там у него дела. Те времена, когда ее это интересовало, прошли. К тому же как жена – порядочная албанская жена – она не должна задавать вопросов.

– В моей собственности здесь несколько домов, – с волчьей ухмылкой заявляет Анатолий.

Алессия осознает, что он пытается произвести на нее впечатление, совсем как в их первую встречу. Она отворачивается и смотрит на воду, мыслями возвращаясь в Корнуолл.

Ехать по Тиране откровенно страшно: пешеходы имеют дурную привычку идти по дороге, а по «кольцу» едут все подряд – машины, грузовики, автобусы – и каждый лезет вперед. Постоянное ожидание столкновения выматывает, подобной дороги до Кукеса мои нервы просто не выдержат. Том то и дело стучит рукой по приборной панели и кричит на пешеходов и водителей. Это бесит.

– Твою мать, Том, заткнись уже! Я пытаюсь сосредоточиться.

– Прости, Треветик.

Лишь чудом мы выезжаем из центра без повреждений. На магистрали я немного расслабляюсь, но еду медленно – здешние водители непредсказуемы. На выезде из Тираны стоит впечатляющее здание в неоклассическом стиле, похожее на свадебный торт.

– Что это такое? – спрашиваю я.

– Гостиница, она строится уже много лет, – отвечает Танас и, поймав мой взгляд в зеркале заднего вида, пожимает плечами.

Несмотря на февраль, долины зеленые, среди полей то и дело встречаются приземистые дома с красными крышами.

Танас рассказывает краткую историю Албании – и кое-что о себе. Его родители пережили падение коммунизма и выучили английский язык по Би-би-си, хотя этот канал и был запрещен при коммунистах. Становится ясно, что все англоязычное пользуется у албанцев большим уважением. Они хотят поехать в Англию. Или в Америку.

Том и я обмениваемся многозначительными взглядами.

Дрита что-то тихо говорит Танасу, и он переводит. Оказывается, в 2000 году Кукес номинировали на «Нобелевскую премию мира» – за то, что принял тысячи беженцев во время Косовской войны.

Это я уже знаю. Я помню, с какой гордостью Алессия рассказывала мне о Кукесе и Албании в корнуолльском трактире.

Ее нет со мной два дня, а кажется, будто от меня отрезали часть тела.

«Где ты сейчас, любимая?»

Мы выезжаем на ведущую к Кукесу дорогу и вскоре поднимаемся к холоднейшим из голубых небес, все выше и выше, прямо к величественным заснеженным пикам Албанских Альп и горным хребтам Шар и Кораб. Здесь есть ущелья с чистейшими бурными реками, скалистые каньоны и высоченные обрывистые кручи. Здешние земли кажутся нетронутыми, первозданными, и лишь современная магистраль выбивается из общей картины. Порой попадаются деревушки с глиняными домами. Дым из труб, заснеженные стога сена, козы и сушащееся на веревках белье – все это страна Алессии.

«Девочка моя, надеюсь, у тебя все хорошо. Я скоро заберу тебя».

Чем выше мы поднимается, тем холоднее становится. Я передаю руль Тому, чтобы спокойно послушать музыку и пофотографировать окрестности. Танас и Дрита сидят тихо, любуясь видами и слушая группу «Хасл и Дрон», верещащую по стереосистеме с моего айфона.

Выехав из огромного тоннеля, мы оказывается прямо среди горных пиков. Они покрыты снегом, деревьев здесь почти нет. Танас поясняет, что после падения коммунистического режима стало нечем топить печки, и в некоторых местах жители вырубили весь лес подчистую.

– А я решил, будто мы забрались уже так высоко, что деревья здесь попросту не растут, – признается Том.

Посреди этой скалистой глуши стоит пункт приема оплаты за проезд, и мы пристраиваемся в конец очереди из нескольких потрепанных машин.

Звонит мой телефон. Удивительно, что сигнал проходит даже в этих горах Восточной Европы.

– Оливер, что случилось?

– Прошу прощения за беспокойство, Максим. Со мной связалась полиция. Они хотят поговорить с твоей… э-э… невестой, мисс Демачи.

«Значит, теперь это известно и ему».

– Как ты знаешь, Алессия вернулась в Албанию, так что им придется подождать, пока она снова не приедет в Лондон.

– Я тоже так думаю.

– Они еще что-нибудь сказали?

– Они нашли твой ноутбук и кое-что из музыкальной аппаратуры.

– Отлично!

– Дело будет вести лондонская полиция. Похитители мисс Демачи подозреваются и в других преступлениях.

Том искоса глядит на меня.

– Их уже передали? – спрашиваю я Оливера.

– Насколько мне известно, нет, сэр.

– Держи меня в курсе. Я хочу знать, когда их передадут лондонской полиции. Или вдруг отпустят под залог.

– Да, сэр.

– Скажи там, что мисс Демачи вернулась в Албанию по семейным делам. Все остальное в порядке?

– Все тип-топ, сэр.

– Тип-топ? – фыркаю я. – Отлично.

Я завершаю разговор и вручаю Тому пять евро для оплаты проезда.

Полиция, видимо, взялась за дело всерьез, раз уж Данте и его подручный еще за решеткой. Хорошо бы этих засранцев заперли навсегда.

Вскоре мы замечаем первые признаки Кукеса, и я приободряюсь. Мы едем вдоль водоема – судя по Гугл-карте, это река под названием Дрин, которая питает озеро Фиерза. Вспоминается, с каким жаром Алессия рассказывала о местности вокруг своего города. Я нетерпеливо прошу Тома ехать быстрее. Я увижу ее. Я спасу ее. По крайней мере, надеюсь.

«А вдруг она не захочет, чтобы ее спасали? Может, она хочет остаться здесь… Не думай об этом!»

Мы взбираемся по серпантину, и наконец перед нами предстает Кукес. Городок расположен в долине, перед ним синеет река-озеро, а за ним высятся живописные горы. Ух ты! Завораживающее зрелище. Алессия видела его каждый день.

Мы пересекаем реку по приземистому мосту. Невдалеке, над обрывом, стоит заброшенное здание. Еще одна недостроенная гостиница?

На окраине черногорского города Никшич Анатолий подъезжает к закусочной, расположенной на заправке. Алессия безучастно смотрит в окно.

– Я хочу есть. Ты наверняка тоже. Идем.

Алессия, не споря, следует за ним в просторное чистое помещение. Оно довольно новое и украшено необычно – машинами: даже над баром нарисован вишневый гоночный автомобиль. Приятное местечко. Однако Анатолий на взводе – последние два часа пути он несколько раз сигналил и громко ругался на других водителей. Да уж, не из терпеливых.

– Закажи что-нибудь для нас обоих. Я схожу в уборную. Не убегай, я все равно тебя найду. – Ухмыльнувшись, он уходит.

Выбрав столик, Алессия садится. Скорей бы добраться до дома! Учитывая то, как вел себя вчера Анатолий, не хотелось бы провести с ним еще одну ночь. Уж лучше встретиться с отцом. Она изучает меню, пытаясь найти слова, схожие с английскими или албанскими, но от усталости не может сосредоточиться.

Возвращается Анатолий. Хотя несколько дней за рулем его изрядно вымотали, Алессия ему ничуть не сочувствует.

– Что ты заказала?

– Ничего. Вот меню. – Она передает меню прежде, чем он успевает на нее разозлиться.

Подходит официант, и Анатолий заказывает еду, даже не спросив, что будет есть Алессия. Он бегло говорит и на черногорском языке. Официант поспешно уходит, и Анатолий достает мобильный телефон.

Холодно глядит на Алессию и, наказав сидеть тихо, набирает номер.

– Добрый день, Шпреса. Джак рядом?

«Мама!»

Алессия вся обращается в слух.

– Вот как… Передайте ему, что мы будем дома около восьми вечера. – Анатолий смотрит на Алессию. – Да, со мной. Она в порядке. Нет, сейчас в уборной.

– Что?!

Анатолий прижимает к губам указательный палец.

– Дай мне поговорить с мамой! – просит Алессия, протягивая к телефону руку.

– Увидимся позже, до свидания. – Он нажимает «отбой».

– Анатолий! – У Алессии на глаза наворачиваются слезы и перехватывает горло.

Никогда еще она так не скучала по дому, как сейчас. Как он мог отказать ей в разговоре с мамой?!

– Будь ты немного послушней, я бы дал тебе поговорить с ней.

Алессия опускает взгляд. Она не хочет бороться с ним, после вчерашнего невыносимо даже смотреть на него. Анатолий жестокий, мстительный, вздорный и инфантильный. В ней медленно закипает гнев.

Она никогда не простит его.

Никогда!

Единственная надежда – умолить отца не выдавать ее замуж за Анатолия.

Вблизи Кукес не такой, каким я его себе представлял. Это невзрачный городок со старыми панельными домами советской архитектуры. При помощи Танаса Дрита рассказывает, что город был построен в семидесятых годах двадцатого века. Самый первый Кукес сейчас находится на дне озера – долину затопили ради гидроэлектростанции, которая теперь снабжает электричеством весь регион.

На обочинах растут деревья, земля укрыта снегом, на улицах тихо. Я вижу несколько магазинов, в которых продаются одежда и товары земледельческого и хозяйственного назначения, пару супермаркетов, банк, аптеку и множество кафе, в которых тепло одетые мужчины сидят снаружи, попивая кофе. И снова – ни одной женщины.

Куда ни кинь взгляд – в конце каждой улицы высятся горы. Мы окружены их величественной красотой, и я жалею, что не взял в поездку фотоаппарат.

Забронированная для нас гостиница, до которой мы добираемся по Гугл-карте, как ни удивительно, называется «Америка». В архитектурном плане она представляет собой забавное смешение старины и современности, а ее припорошенный снегом вход похож на рождественскую пещеру.

Обстановка внутри непритязательная – тут и там виднеются американские безделушки, даже несколько пластмассовых статуй Свободы. Стиль определить невозможно – какое-то безумное смешение разных направлений, но он располагает к себе. Хозяин, жилистый бородач лет тридцати с чем-то, тепло приветствует нас на ломаном английском и провожает наверх в маленьком лифте. Мы с Томом берем двухместный номер с двумя односпальными кроватями, а Танас и Дрита – с одной двуспальной.

– Не мог бы ты спросить его, где находится этот адрес? – Я передаю Танасу бумажку с адресом родителей Алессии.

– Хорошо. В какое время вы хотите туда поехать?

– Через пять минут. Как только распакуем вещи.

– Уймись, Треветик, – ворчит Том. – Может, выпьем сначала?

«Выпить для куражу никогда не помешает», – говорил мой отец.

– Можно. Только по одной, ясно? – Я не хочу предстать пьяным перед родителями будущей жены.

Том занимает ближайшую к двери кровать.

– Надеюсь, ты не храпишь, – говорю я и принимаюсь разбирать вещи.

Час спустя мы останавливаемся на небольшой парковке, находящейся недалеко от открытых ржавых ворот. Бетонированная дорожка ведет от них к дому с красной крышей, стоящему на берегу реки. С нашего места видна лишь эта самая крыша.

– Танас, мне нужно, чтобы ты пошел со мной.

Дриту и Тома мы оставляем в машине. Заходящее солнце роняет длинные тени на дорожку. Внушительных размеров земельный участок, по которому мы идем, окружен голыми деревьями, хотя встречаются и сосны. Тут же расположен большой ухоженный огород. Трехэтажный дом выкрашен в бледно-зеленый цвет, оба его балкона выходят на реку. Он больше, чем виденные нами по дороге сюда дома. Возможно, родители Алессии богаты. Подсвеченное угасающим зимним солнцем озеро выглядит потрясающе.

Я замечаю на стене дома спутниковую тарелку и вспоминаю разговор с Алессией:

Я стучу в деревянную входную дверь. Видимо, дверь толстая, и меня не слышат – и я стучу снова, на этот раз сильнее. Сердце бешено бьется, по спине бежит пот, невзирая на холод.

«Сделай лицо посерьезней, придурок! Ты же сейчас с новыми родственниками встретишься, пусть они пока и не знают, что вы скоро породнитесь…»

Дверь приоткрывается, и в проеме возникает худощавая женщина средних лет с повязанной платком головой. Даже в угасающем вечернем свете я замечаю, что испытующим взглядом она напоминает Алессию.

– Миссис Демачи?

– Да, – удивленно отвечает женщина.

– Меня зовут Максим Тревельян, я приехал к вашей дочери.

Она смотрит на меня, недоуменно моргая, и открывает дверь чуть шире. Узкие плечи, неказистая юбка и блузка, волосы убраны под головной платок – весь облик миссис Демачи напоминает мне первую встречу с ее дочерью, когда та замерла в коридоре, словно испуганный кролик.

– Алессия? – шепчет женщина.

– Да.

Она хмурится.

– Мой муж… сейчас не дома. – Ее английский звучит грубовато, акцент гораздо сильнее, чем у дочери.

Она тревожно оглядывает окрестности, потом смотрит на меня.

– Вы не должны быть здесь.

– Почему?

– Мой муж не дома.

– Я хотел поговорить с вами об Алессии. Думаю, она скоро приедет сюда.

Она настороженно наклоняет голову набок.

– Да, она скоро должна приехать. Вы уже знаете?

Мое сердце учащенно бьется.

«Я был прав, она едет домой!»

– Да. И я приехал, чтобы просить у вас и вашего мужа… руки вашей дочери.

– Последняя граница, carissima, – говорит Анатолий. – Ты возвращаешься на родину. Стыдись, что покинула ее и пряталась, словно воровка, навлекая позор на семью. Когда мы вернемся, ты извинишься перед родителями за то, что заставила их беспокоиться.

Алессия отводит взгляд. Зря он винит ее за побег. Она ведь от него сбежала! Многие албанцы уезжают из страны на заработки, но женщине не так-то просто это сделать.

– Тебе еще разок придется проехать в багажнике. Вот только кое-что возьму…

Алессия выходит из машины и смотрит на запад, где солнце скрывается за горами. Холодный воздух проникает под одежду и вползает в сердце. Это потому, что она тоскует по любимому. Глаза заволакивает слезами, и Алессия моргает, стараясь не расплакаться. Только не сейчас. Не стоит радовать Анатолия. Она выплачется сегодня, с мамой.

Алессия глубоко дышит. Свобода пахнет холодным воздухом чужой страны. В следующий раз она будет глубоко дышать уже воздухом родины, а ее приключения станут… как там Максим говорил? – ошибкой прошлого.

– Залезай, скоро стемнеет. – Анатолий открывает багажник.

«Ночь принадлежит джиннам…»

И один из них стоит перед ней. Джинн во плоти – вот кто он. Алессия залезает в багажник, не жалуясь и не принимая его помощи. Она недалеко от дома и впервые с нетерпением ждет встречи с мамой.

– Уже скоро, carissima, – говорит Анатолий со странным огоньком в глазах.

– Закрывай, – отвечает она и сжимает фонарик.

Он с ехидной ухмылкой захлопывает крышку багажника, оставляя ее в темноте.

Ахнув и снова быстро оглядев окрестности, миссис Демачи отступает в сторону и приглашает меня внутрь.

– Подожди в машине, – говорю я Танасу и вхожу в тесную прихожую.

Миссис Демачи указывает на полку для обуви. Я торопливо снимаю ботинки, радуясь, что мои носки не выбиваются из общего стиля. Это я ради Алессии приоделся.

Стены коридора белые, на блестящих плитках пола лежит яркий безворсовый ковер. Миссис Демачи приглашает меня в соседнюю комнату. Два дивана с цветастыми покрывалами, между ними – столик с вышитой скатертью. Рядом камин, его полка уставлена старыми фотографиями. Я прищуриваюсь, надеясь разглядеть на какой-нибудь из них Алессию. И узнаю ее в сидящей за пианино девочке с большими, серьезными глазами.

«Милая моя…»

В камине лежат дрова; хотя холодно, камин не растоплен. Видимо, эта комната для приема гостей. На почетном месте у стены стоит пианино. Оно простое и старое, но наверняка идеально настроено. Вот где Алессия играет.

«Моя талантливая девочка».

Рядом с пианино – заставленная книгами высокая полка.

Мать Алессии не просит меня снять пальто – вряд ли я здесь задержусь.

– Садитесь, пожалуйста, – говорит она.

Я сажусь на диван, миссис Демачи напряженно опускается напротив. Сложив вместе руки, она смотрит на меня, ждет. Ее глаза такие же темные, как и у Алессии, но в них не загадочность, а тоска. Вероятно, из-за того, что она волнуется о дочери. Впрочем, по морщинам на лице и седине в волосах ясно, что ее жизнь и без того нелегка.

«Некоторым женщинам в Кукесе тяжело живется», – вспоминаю тихие слова Алессии.

Миссис Демачи нервно моргает – ей явно не по себе в моем присутствии, и от этого я чувствую себя виноватым.

– Моя подруга Магда написала о мужчине, который помог моей Алессии и ей самой. Это вы? – нерешительно спрашивает она.

– Да.

– Как дела у моей дочери? – Ей явно очень хочется услышать новости об Алессии.

– Когда я видел ее в последний раз, у нее все было хорошо. Более того, она была счастлива. Я познакомился с ней, когда она устроилась работать. Она убиралась в моем доме. – Я намеренно упрощаю речь, чтобы мать Алессии понимала мой английский.

– Вы приехали прямо из Англии?

– Да.

– За Алессией?

– Да. Я полюбил вашу дочь и верю, что она тоже меня любит.

Глаза миссис Демачи расширяются.

– Она вас любит?

Прямо скажем, не такой реакции я ждал.

– Да. Она сказала, что любит меня.

– И вы хотите жениться на ней?

– Да.

– А она хочет за вас замуж?

– Откровенно говоря, миссис Демачи, я не знаю. У меня не было возможности спросить ее об этом. По-моему, ее похитили и везут в Албанию насильно.

Слегка откинув голову назад, она пристально смотрит на меня.

«Черт».

– Моя подруга Магда хорошо о вас говорила. Но я вас не знаю. Почему мой муж должен позволить вам жениться на нашей дочери?

– Алессия не хочет выходить замуж за мужчину, которого ей выбрал в мужья отец.

– Она вам рассказала?

– Она рассказала мне все. Я люблю ее.

Миссис Демачи прикусывает верхнюю губу. Жест знакомый, и я едва сдерживаюсь, чтобы не улыбнуться.

– Мой муж скоро вернется. Ему решать, что станет с Алессией. Он хочет выдать ее замуж за того мужчину. Он уже дал слово. – Она опускает взгляд на свои стиснутые руки. – Я помогла ей сбежать, и это разбило мне сердце. Вряд ли я смогу отпустить ее еще раз.

– Вы хотите, чтобы она тоже оказалась в ловушке брака с жестоким мужчиной?

Миссис Демачи впивается в меня взглядом, в ее глазах мелькает боль и потрясение от того, что я знаю – именно так она и живет.

Я тут же припоминаю все, что Алессия говорила об отце.

– Вам нужно уйти. Немедленно. – Миссис Демачи встает.

«Черт, я обидел ее».

– Простите. – Я тоже встаю.

– Алессия вернется сегодня в восемь, с женихом, – внезапно признается она и отводит глаза, будто сомневаясь, нужно ли было это говорить.

Хочу поблагодарить ее пожатием руки, однако останавливаюсь на полпути, не зная, принято ли это в данном обществе. И благодарю ее искренней улыбкой.

– Спасибо. Ваша дочь очень много значит для меня.

Миссис Демачи провожает меня к выходу и, дождавшись, когда я обуюсь, открывает дверь.

– До свидания.

– Вы скажете мужу, что я приходил?

– Нет.

– Понимаю. – Я улыбаюсь – надеюсь, обнадеживающе – и иду к машине.

По возвращении в гостиницу я не нахожу себе места. Попытки смотреть телевизор и читать провалились, и теперь мы сидим в баре на крыше, откуда открывается впечатляющий вид на дневной Кукес, озеро и горы. Только слишком уж они мрачные.

«Алессия едет домой. С ним. Надеюсь, у нее все хорошо».

– Сядь. Выпей, что ли, – говорит Том.

Я бросаю на него косой взгляд. Иногда я жалею, что не курю. Волнение и напряжение невыносимы. После стопки виски у меня лопается терпение.

– Идем.

– Слишком рано!

– Ну и что? Сил больше нет торчать здесь. Лучше подожду вместе с ее семьей.

Без двадцати восемь мы возвращаемся в дом семьи Демачи.

«Пора повзрослеть».

Том и Дрита снова остаются в машине, а мы с Танасом идем к двери.

– И запомни – я здесь не был, – инструктирую я Танаса. – Ты ведь не хочешь, чтобы у миссис Демачи возникли неприятности?

– Неприятности?

– С мужем.

– О, понимаю. – Танас закатывает глаза.

– Понимаешь?

– Да. В Тиране все не так. Здесь сильны традиции. – Он морщится.

Ладони вспотели, и я вытираю их о пальто. Я не нервничал так со времени поступления в Итон. Надо произвести благоприятное впечатление на отца Алессии. Надо убедить его, что я лучший кандидат в мужья для его дочери, чем тот засранец, которого он выбрал.

«И что она хочет в мужья меня».

Я стучу в дверь и жду.

Открывает нам миссис Демачи. Ее взгляд перебегает с Танаса на меня.

– Миссис Демачи? – говорю я.

Она кивает.

– Ваш муж дома?

Она снова кивает. На случай, если нас подслушивают, я притворяюсь, что это наша первая встреча, и повторяю слова, произнесенные несколько часов назад.

– Входите. Вы должны говорить с моим мужем.

Мы снимаем обувь, миссис Демачи берет наши пальто и вешает в коридоре.

Нас провожают в комнату, находящуюся в глубине дома – просторную, чистую гостиную, отделенную от кухни арочным проемом. Мистер Демачи встает при нашем появлении. За ним на стене зловеще висит ружье, до которого ему легко дотянуться.

Демачи старше жены, его лицо морщинистей, а в волосах больше седины, чем черного. Он одет в темный костюм, который придает ему вид мафиозного босса. Взгляд непроницаем. Со странным удовлетворением я отмечаю, что он на голову ниже меня.

Миссис Демачи тихо объясняет, кто мы такие, и выражение его лица становится подозрительным.

«Черт. Что она ему говорит?»

– Она сказала, что ты хочешь поговорить с ним о его дочери, – шепчет Танас.

– Понятно.

Натянуто улыбаясь, Демачи пожимает нам руки и жестом приглашает садиться. Миссис Демачи уходит на кухню, а ее муж остро смотрит на нас глазами того же цвета, что и у Алессии.

Переведя взгляд на Танаса, он начинает говорить. У него глубокий голос, который приятно слушать.

– Жена сказала, что вы пришли сюда из-за моей дочери, – переводит Танас.

– Да, мистер Демачи. Алессия работала на меня в Лондоне.

– Лондон? – На миг он выказывает удивление, но тут же принимает бесстрастный вид. – Что именно она делала?

– Убиралась в квартире.

К моему удивлению, он закрывает глаза, словно это известие причиняет ему боль. Может, это недостойно Алессии? Или он скучает по ней? Не знаю. Глубоко вздохнув, чтобы унять нервозность, я продолжаю:

– Я пришел просить у вас ее руки.

Его глаза удивленно распахиваются, затем он хмурится. Слишком демонстративно, на мой взгляд.

– Она обещана другому.

– Она не хочет выходить за него замуж. Потому и сбежала из дома.

В ответ на мою откровенность его глаза вновь широко распахиваются, а с кухни доносится тихий вздох.

– Это она вам сказала?

– Да.

Лицо Демачи принимает непроницаемое выражение. О чем он думает? Морщины на его лбу углубляются.

– Почему вы хотите на ней жениться?

– Я люблю ее.

Даже в темноте Кукес выглядит до боли знакомо. Алессия жаждет и вместе с тем боится встречи с родителями. Отец побьет ее. Потом мама обнимет ее, и они вместе поплачут. Как всегда.

Анатолий съезжает с моста и поворачивает налево. Алессия напряженно вглядывается во тьму и вскоре замечает дом. В окнах горит свет. У подъездной дорожки припаркована машина. Прислонившись к ней, стоят двое, курят и смотрят на реку. Алессии это кажется странным, но она слишком занята мыслями о предстоящей встрече с родителями. Объехав машину, Анатолий подъезжает к дому.

Выскочив из не до конца остановившегося «мерседеса», Алессия несется по дорожке к двери. Не сняв туфель, бежит по коридору.

– Мама! – кричит она и вбегает в гостиную.

Взгляд натыкается на Максима и еще какого-то мужчину. Они встают с дивана. Отец остается сидеть, лишь пристально смотрит на нее.

Мир застывает. Алессия пытается осознать увиденное.

В опустевшем, страдающем сердце зарождается надежда, и Алессия смотрит лишь на одного мужчину.

«Он здесь!»