Глава 25
Я просыпаюсь от жуткого крика.
«Алессия!»
В неярком свете ночника я вижу, что она лежит рядом со мной, стиснув руки у груди, словно в ужасе от некоего природного бедствия. Ее губы размыкаются, и вновь раздается крик, жуткий и какой-то потусторонний. Приподнявшись на локте, я осторожно трясу ее за плечо.
– Милая, проснись!
Ее глаза распахиваются. Она обводит комнату диким взглядом и начинает драться со мной.
– Алессия, это я, Максим! – Я хватаю ее за руки, чтобы никто из нас не пострадал.
– М… Максим… – шепчет она, переставая драться.
– Тебе приснился кошмар. Я здесь. Я с тобой. – Я обнимаю ее и перекатываю на себя.
Ее бьет дрожь.
– Я думала… думала…
– Все хорошо. Это просто дурной сон. Ты в безопасности. – Я глажу ее по спине, жалея, что мне не под силу развеять ее страхи и боль.
Алессия постепенно успокаивается и вскоре засыпает. Я тоже закрываю глаза. Одна моя рука в ее волосах, другая на спине; мне нравится ощущать тяжесть Алессии, прикосновение ее кожи. Недолго и привыкнуть…
Алессия просыпается при сером утреннем свете. Она угнездилась под рукой Максима, ее ладонь покоится на его животе. Максим спит лицом к ней – взъерошенный, с приоткрытым ртом и темной щетиной на скулах. Неотразимый. Алессия потягивается. Бок еще ноет, щека побаливает, но в целом она чувствует себя хорошо.
«Нет. Более чем хорошо».
И все из-за спящего рядом замечательного мужчины. Она любит его. Всем сердцем. И, что еще лучше, он любит ее. Даже не верится.
Шевельнувшись, Максим открывает глаза.
– Доброе утро, – шепчет Алессия.
– Действительно доброе, – отвечает он со смешинками в глазах. – Выглядишь замечательно. Хорошо спала?
– Да.
– Тебе снился кошмар.
– Мне? Ночью?
– Ты не помнишь?
Алессия качает головой, и Максим гладит ее по щеке.
– Как ты себя чувствуешь?
– Хорошо.
– По-настоящему хорошо? – низким голосом спрашивает он.
– Очень хорошо, – улыбается она.
Просияв, Максим подминает ее под себя.
– Господи, как же мне нравится просыпаться рядом с тобой, – шепчет он, целуя ее в шею.
Алессия обнимает его и отдается ласкам умелого рта.
– Пора вставать и возвращаться в Лондон, – шепчет Максим, лежа головой на ее животе.
Пальцы Алессии играют его волосами. Она наслаждается покоем, последовавшим за бурей страсти.
– Давай вместе примем душ, – прерывает Максим ее расслабленную негу и широко улыбается.
Ну разве можно ему отказать?
Пока я бреюсь, Алессия сушит волосы полотенцем. Лиловый синяк на ее щеке немного уменьшился. Меня терзают угрызения совести – Алессия ни ночью, ни утром ничем не показала, что ей больно. Глянув на меня через плечо, она ослепительно улыбается – и чувство вины развеивается, словно туман на ветру.
Остаться бы с ней здесь навсегда!.. Увы, нужно ехать. Не хотелось бы, чтобы сюда явились коллеги сержанта Нэнкэрроу. Алессию следует держать подальше от полиции. Если придется, я скажу им, что был вынужден уехать в Лондон по делу.
Но как же не хочется уезжать! Я наслаждаюсь нашей близостью и переменами в Алессии. В ней заметно прибавилось уверенности. Перекинув волосы набок и мельком глянув на меня, Алессия выходит из ванной – нагая, как в первый день появления на свет. Она останавливается у кровати и принимается искать одежду в плетеной корзине, стоящей на пуфике. Поймав мой взгляд, она усмехается, и я с довольной ухмылкой продолжаю бритье.
Вскоре Алессия подходит и прислоняется к дверному косяку. На ней купленная мной одежда. День обещает быть хорошим.
– В шкафу есть сумка, куда можно положить твои вещи. Или я попрошу Денни их упаковать.
– Сама справлюсь. – Она складывает руки на груди. – Мне нравится смотреть, как ты бреешься.
– А мне нравится, что ты на меня смотришь.
Я чмокаю ее в губы и стираю остатки пены с лица.
– Сейчас позавтракаем – и в путь.
По дороге в Лондон Алессия оживлена. Мы разговариваем и смеемся. Она так заразительно смеется!.. Когда мы сворачиваем на трассу М4, Алессия включает Рахманинова. При первых же звуках фортепьянного концерта я вспоминаю, как она играла его в «Убежище». Уголком глаза замечаю, как Алессия двигает пальцами, словно нажимая на воображаемые клавиши. Мне нравится видеть, как она снова играет эту мелодию, на сей раз с оркестром.
– Ты смотрела фильм «Короткая встреча»?
– Нет.
– Типично английское кино. Дирижер там играет эту мелодию на протяжении всего фильма. Круто. Один из любимых фильмов моей матери.
– Хотелось бы посмотреть. Я люблю эту мелодию.
– И очень хорошо ее играешь.
– Спасибо. – Алессия застенчиво улыбается. – Какая она?
– Моя мать? Ну… амбициозная. Умная. И не особенно заботливая.
Говоря это, я ощущаю себя предателем. Но собственные дети всегда заставляли Ровену скучать или причиняли неудобство. Она радостно вручала нас нянькам и отправляла в школы-пансионы. Мы стали представлять для нее интерес только после смерти отца. Впрочем, Кит ее интересовал всегда.
– Вот как…
– Наши отношения слегка… натянутые. Я так и не простил ее за то, что она ушла от отца.
– Она бросила его?! – Алессия потрясена.
– Она бросила нас всех. Мне тогда было двенадцать лет.
– Сочувствую.
– Она познакомилась с молодым мужчиной… и разбила сердце отца.
– О!
– Ничего, это случилось уже давно. Сейчас у нас перемирие. С тех пор, как умер Кит… – Рахманинов кончается, и я прошу Алессию: – Поставь что-нибудь повеселее.
Она с улыбкой пролистывает список.
– «Мелоди» подойдет?
Я смеюсь.
– «Роллинг Стоунз»? Да. Включай.
Она нажимает на экран, и после фортепьянного проигрыша начинается отсчет:
– Два. Раз, два, три…
Алессия улыбается. Ей нравится песня, а у меня еще много музыки. Будем слушать вместе.
На дорогах спокойно, и мы едем быстро. Проносимся мимо поворота на Суиндон, до Челси ехать еще восемьдесят миль, но бензин на исходе, и я сворачиваю на заправку. У Алессии тут же меняется настроение, она хватается за дверную ручку и встревоженно смотрит на меня.
– Я знаю, что на заправках ты нервничаешь. Мы просто зальем бензин, хорошо?
Хотя Алессия кивает, не похоже, чтобы я ее убедил. Я вставляю топливный пистолет в бак, и Алессия выскакивает из машины и встает рядом со мной.
– Хочешь составить мне компанию?
Она переминается с ноги на ногу, выдыхая облачка пара. Заметив припаркованные грузовики, настороженно в них вглядывается. Больно видеть ее такой, особенно после расслабленной утренней неги.
– Тебе больше ничего не угрожает. Они в полиции, – уверенным тоном говорю я.
Раздается металлическое лязганье, испугавшее нас обоих – остановилась подача топлива. Бензобак полон.
– Пойдем, оплатим. – Сунув топливный пистолет в держатель, я обнимаю Алессию за плечи, и мы направляемся в магазин.
Она покорно идет рядом со мной.
– Как ты? – спрашиваю я, пока мы стоим в очереди.
– Это идея моей матери, – вдруг заявляет Алессия. – Она думала, что помогает мне.
У меня по спине бегут мурашки. Черт возьми, Алессия собирается рассказать мне предысторию появления в Англии? Почему именно сейчас?
Подходит моя очередь.
– Давай позже. – Я предостерегающе поднимаю указательный палец.
Беря мою кредитную карту, продавец то и дело стреляет глазами на Алессию.
«Не твой уровень, парень», – мысленно говорю я ему.
– Пожалуйста, введите ПИН-код, – просит продавец, улыбаясь Алессии.
Она не удостаивает его и взглядом – все ее внимание приковано к людям на заправке.
Оплатив бензин, я беру Алессию за руку.
– Продолжим разговор в машине?
Она кивает.
Мы садимся в «ягуар». Интересно, почему Алессия выбирает для своих откровений заправки и парковки?
Я отъезжаю, останавливаюсь у леса и глушу мотор.
– Ну, ты все еще хочешь поговорить?
Алессия глядит на голые деревья и кивает.
– Мой жених человек очень жестокий. Однажды… – Она осекается.
У меня щемит сердце.
«Что тот ублюдок с ней сделал?»
– Ему не нравится, когда я играю на пианино. Не нравится… э-э… внимание, которое я получаю.
Я начинаю презирать его еще больше.
– Он злится. Он хочет, чтобы я перестала…
Я крепче вцепляюсь в руль.
– Он бьет меня. И хочет сломать пальцы, – еле слышно признается Алессия.
– Что?
Она смотрит на свои руки. На свои бесценные руки. И бережно кладет одну поверх другой.
«Ее бил какой-то мудак!»
– Мне пришлось сбежать.
– Еще бы.
Нужно дать ей знать, что я на ее стороне!.. Я накрываю ладонью ее руки и осторожно сжимаю. Безумно хочется посадить Алессию на колени и обнять, но я сдерживаюсь. Пусть выговорится. Алессия нерешительно глядит на меня, и я отпускаю ее руки.
– На маленьком автобусе я приехала в Шкодер, а оттуда мы уехали на грузовике: Данте, Илли и пять девушек. Одной из них было… то есть и сейчас, наверное, еще есть семнадцать лет.
Такая юная? Я удивленно вздыхаю.
– Ее зовут Блериана. В грузовике мы разговаривали. Много разговаривали. Она тоже из Северной Албании. Из Фиерзы. Мы подружились, собирались работать вместе… – Алессия умолкает, вновь переживая те дни или гадая, что стало с подругой. – Они забрали у нас все. В задней части грузовика поставили ведро… Ну, ты понимаешь.
– Чудовищно.
– Да, там жутко пахло. – Она передергивает плечами. – И у нас была бутылка воды. У каждой.
Лицо Алессии бледнеет – совсем как в нашу первую встречу.
– Успокойся. Я здесь. Я с тобой. Я хочу все узнать.
– Правда? – Она смотрит на меня пустым взглядом.
– Да. Если, конечно, ты сама хочешь мне рассказать.
Почему я хочу знать?
Потому что люблю ее.
Потому что она стала такой, как сейчас, пережив подобные обстоятельства.
– Ехали три или четыре дня, – глубоко вздохнув, продолжает Алессия. – Точно не знаю. Мы остановились, когда грузовик подъехал к… переправе? Кажется, это так называется. Там перевозят машины и грузовики. Нам дали хлеб. И черные пакеты – надеть на голову.
– Что?
– Это как-то связано с иммиграцией. Они измеряют… э-э… dioksidin e karbonit?
– Оксид углерода?
– Да, точно.
– В кабине, что ли?
Она пожимает плечами.
– Точно не знаю, но если его слишком много, то становится ясно, что в грузовике люди. В общем, его каким-то образом измеряют. Мы въехали на переправу. Там было шумно. Очень шумно. Работали двигатели. Шумели другие грузовики. Мы сидели в темноте. С пакетами на голове. А потом наш двигатель смолк, и мы слышали только скрежет металла и скрип шин. Море волновалось. Очень сильно волновалось. Мы все лежали. – Ее пальцы принялись поглаживать золотой крестик. – Дышать было трудно. Я думала, что умру.
– Неудивительно, что ты не любишь темноту, – хрипло произношу я.
– Одну из девушек стошнило. Этот запах…
– Алессия…
– Пока мы ели хлеб, еще до въезда на переправу, я услышала, как Данте сказал на английском, будто нам предстоит зарабатывать деньги, лежа на спине. Он не знал, что я понимаю. Так мне стало ясно, что нас ждет.
Меня охватывает жгучая ярость. Жаль, что я не убил ублюдка, как предлагал Дженкинс.
Алессия опускает голову, и я нежно поднимаю ее за подбородок.
– Сочувствую.
Я вижу в глазах Алессии не печаль и не сожалению, а злость.
– Слухи ходили и раньше. Пропадали девушки из нашего города и из соседних деревень. Даже из Косова. Я помнила об этом, когда садилась в автобус, но надеялась на лучшее.
Она сглатывает, и злость в ее взгляде сменяется болью. Она чувствует себя обманутой.
– Алессия, ты не виновата, и твоя мать тоже не виновата.
– Я рассказала девушкам о словах Данте. Трое мне поверили, в том числе Блериана. И когда представился случай, мы сбежали. Не знаю, спаслись ли остальные. – Голос Алессии звучит виновато. – У меня был адрес Магды, записанный на листке бумаги. Все праздновали Рождество, а я шла. Я шла несколько дней. Шесть или семь, наверное. Потом я нашла Магду, и она обо мне позаботилась.
– Благослови ее Бог.
– Да.
– Где ты спала, пока шла к ней?
– Я не спала. Почти не спала – было слишком холодно. В одном магазине я украла карту. – Алессия опускает взгляд.
– Я не представляю полностью, что тебе пришлось пережить, но я очень тебе сочувствую.
– Это было до того, как я встретила тебя. – Она слабо улыбается. – Теперь ты знаешь все.
– Спасибо, что рассказала. – Я целую ее в лоб. – Ты очень, очень смелая.
– Спасибо, что выслушал.
– Я всегда выслушаю тебя, Алессия. Всегда. Ну что, поедем домой?
Она с облегченным видом кивает, я завожу машину и выезжаю на трассу.
– Хочу спросить еще кое-что, – говорю я, обдумывая ее ужасную историю.
– Что?
– Как его зовут.
– Кого?
– Твоего… жениха, – последнее слово я почти выплевываю. Ненавижу этого мерзавца.
– Не скажу. – Она качает головой.
– Он прямо как Волан-де-Морт, – бормочу я себе под нос.
– Из «Гарри Поттера»?
– Ты читала «Гарри Поттера»?
– Ну да. Моя бабушка…
– Тайком провезла книги в Албанию, да?
Алессия смеется.
– Нет. Книги прислала Магда. Мама мне их читала. На английском.
– Так вот почему ты так хорошо говоришь на английском! Твоя мама тоже хорошо знает наш язык?
– Мама? Да. Отец… ему не нравится, когда мы друг с другом разговариваем на английском.
– Ну еще бы. – Чем больше я узнаю о ее отце, тем больше начинаю ненавидеть его. Хотя в этом не признаюсь. – Может, поставишь еще какую-нибудь песню?
Алессия листает список, и ее глаза загораются при виде имени Ру Икс.
– Мы танцевали под эту песню!
– Да, наш первый танец. – При воспоминании о нем я улыбаюсь. Такое чувство, будто это случилось сто лет назад.
Мы молча слушаем песню. Алессия покачивается в такт музыке. Радостно видеть, что после рассказа о жутком прошлом ей стало легче.
Она выбирает следующую песню, а я размышляю о подонке, который причинял ей боль – о ее женихе. Если я хочу защитить Алессию, я должен узнать о нем все. Кстати, нужно срочно узаконить пребывание Алессии в Англии. Брак со мной, возможно, решит эту проблему, но не исключено, что прежде ей понадобится здесь легализоваться. Надо позвонить Радже…
– Его зовут Анатолий. Анатолий Тачи.
– «Того, чье имя нельзя произносить вслух»?
– Да.
Я мысленно делаю пометку: запомнить это имя.
– Значит, ты все-таки решилась открыть его мне.
– Да.
– Почему?
– Потому что если его не называть, у него будет больше силы.
– Как у Волан-де-Морта.
Она кивает.
– Чем он занимается?
– Точно не знаю. Отец задолжал ему много денег, наверное, у них были какие-то общие дела. Анатолий могущественный человек. Богатый.
– Правда? – сухо говорю я. Надеюсь, у меня денег больше.
– Вряд ли его бизнес… м-м… законный – правильное слово?
– Ага. Значит, он аферист.
– Бандит.
– Та-ак, и какая связь между тобой и бандитами? – сурово спрашиваю я.
Алессия неожиданно хихикает.
– Что смешного?
– Выражение твоего лица. Мне оно нравится.
– Я тоже к нему привязался.
Она смеется, но вскоре становится серьезной.
– Ты прав. Он не смешной.
– Не смешной. Но он далеко. Он не может тебе навредить. Скоро мы будем дома. Может, послушаем опять Рахманинова?
– Конечно.
Я останавливаю «ягуар» у офиса. Оливер выходит, чтобы поприветствовать меня и вручить новые ключи от квартиры.
– Это моя девушка, Алессия Демачи.
Я откидываюсь на спинку кресла, и Оливер тянет руку сквозь автомобильное окно, чтобы поздороваться с Алессией.
– Как поживаете? Жаль, что мы не встретились при более удачных обстоятельствах. – Он тепло ей улыбается.
Алессия ослепительно улыбается ему в ответ.
– Надеюсь, вы оправились после недавнего потрясения.
Алессия кивает.
– Спасибо, что все уладил, – говорю я. – Встретимся завтра в офисе.
Оливер машет нам на прощание, и я выезжаю на дорогу.
Максим носит сумки из машины к лифту. Алессии не верится, что она теперь будет здесь жить. В лифте Максим ставит сумки на пол и обнимает ее.
– Добро пожаловать домой, – шепчет он.
Сердце Алессии сладко щемит, и она встает на цыпочки, чтобы поцеловать любимого. Губы Максима накрывают ее рот. Он целует ее так крепко и долго, что все мысли просто исчезают.
Когда дверцы открываются, они оба с трудом переводят дыхание.
На площадке перед лифтом стоит пожилая дама. На ней пальто, большие темные очки и аляповатая красная шляпка, а на руках – пушистая собачка.
Максим выпускает Алессию из объятий.
– Добрый день, миссис Бекстром.
– О, Максим! Рада тебя видеть, – высоким голосом отвечает дама. – Или теперь к тебе надо обращаться по титулу?
– Достаточно имени, миссис Би. – Максим выводит Алессию из лифта и придерживает дверь для пожилой женщины. – Это моя девушка, Алессия Демачи.
– Как поживаете? – Миссис Бекстром не дает ответить и продолжает: – Вижу, вы починили входную дверь. Если воры вернутся…
– Они уже в полиции.
– Хорошо. Надеюсь, их повесят.
«Повесят? – удивляется Алессия. – Здесь вешают людей?»
– Дождь наконец-то перестал, и Гераклу надо подышать.
– Хорошей прогулки.
– И вам доброго дня!
Дама бросает взгляд на Алессию, и та невольно краснеет. Двери лифта смыкаются, скрывая миссис Бекстром.
– Она живет здесь, сколько я себя помню. Ей тыща лет, и она чокнутая.
– Чокнутая?
– Сумасшедшая. И не обманывайся видом песика – это маленькая злобная тварь.
Алессия улыбается.
– Ты долго здесь живешь?
– С девятнадцати лет.
– Я даже не знаю, сколько тебе лет.
– Вполне уже взрослый. – Максим смеется.
Алессия хмурится.
– Мне двадцать восемь, – открывая дверь, признается Максим.
– Да ты старый! – ухмыляется Алессия.
– Старый? Я тебе покажу «старый»! – Он неожиданно приседает и забрасывает Алессию на плечо, стараясь не задеть больной бок.
Она вскрикивает и смеется, а Максим вносит ее в квартиру.
Верещит сигнализация, и Максим разворачивается так, чтобы Алессия оказалась лицом к ней. Затаив дыхание, Алессия вводит новый код, и Максим опускает ее на пол.
– Я рад, что ты здесь, со мной. – Он достает из кармана ключи, которые дал ему Оливер. – Твой комплект.
Ключи на цепочке, с синей кожаной биркой, на которой написано «Энгвин-Хаус».
– Ключи от королевства, – говорит Алессия.
Максим улыбается.
– Добро пожаловать домой.
Он целует ее, Алессия стонет, и они растворяются друг в друге.
Достигнув пика наслаждения, Алессия кричит. Это возбуждает. Ее пальцы судорожно сжимают простыню, голова откинута назад, рот открыт. Я целую ее клитор, потом живот, пупок, грудь и вхожу в нее.
Звонит телефон. Даже не глядя на экран, я знаю, что это Каролина. Я ведь обещал с ней встретиться. Не обращая внимания на звонок, смотрю на спящую Алессию. Она становится требовательней в сексе – и мне это нравится. Я целую ее в плечо, и она сонно ворочается.
– Мне нужно уйти, – шепчу я.
– Куда?
– На встречу с невесткой.
– А.
– Мы давно не виделись, нужно кое-что обсудить. Я скоро вернусь.
– Хорошо. – Алессия садится и смотрит в окно.
– Сейчас шесть вечера, – говорю я.
– Хочешь, я что-нибудь приготовлю на ужин?
– Если найдешь что-нибудь из еды…
Она улыбается.
– Хорошо.
– Если на кухне ничего нет, поужинаем где-нибудь в городе. Я вернусь примерно через час. – Я неохотно выбираюсь из кровати и начинаю одеваться под оценивающим взглядом Алессии.
Я не говорю ей, что страшусь грядущей встречи.
