Глава 23
Радость вспыхивает фейерверком, пронизывая меня с ног до головы. От избытка чувств перехватывает дыхание.
– Ты любишь меня? – недоверчиво переспрашиваю я.
– Да, – застенчиво улыбнувшись, шепчет Алессия.
– Когда ты полюбила меня?
Она робко пожимает плечами.
– Когда ты дал мне зонт.
Я широко улыбаюсь.
– Помнится, отпечатки твоих мокрых ног были тогда по всему коридору. Значит… ты остаешься?
– Да.
– Здесь?
– Да.
– Я счастлив это слышать, любимая.
Погладив пальцем ее нижнюю губу, я целую Алессию. Поначалу нежно, но ее неожиданно пылкий отклик меня распаляет. Ее губы и язык жадны, руки ерошат мои волосы. Она хочет большего. Гораздо большего.
Мое тело пробуждается, я со стоном впиваюсь в ее губы, беря все, что она предлагает. Алессия требовательно целует меня, и я хочу быть тем единственным, кто удовлетворит ее потребность. Я зарываюсь пальцами в ее волосы, я хочу взять ее здесь и сейчас, прямо на лестничной площадке…
«Алессия…»
Я хочу ее.
Я нуждаюсь в ней.
Я люблю ее.
Однако сегодня ей пришлось несладко. Она вздрагивает, когда я провожу рукой по ее бедру. Это приводит меня в чувство.
– Нет… – шепчу я.
Алессия отшатывается, глядя на меня жадным и вместе с тем удивленным и разочарованным взглядом.
– У тебя травма, – поясняю я.
– Я в порядке, – выдыхает она и тянется поцеловать.
– Давай подождем, – шепчу я и утыкаюсь лбом в ее лоб. – У тебя было ужасное утро.
Алессия очень эмоциональна, и причиной ее желания может быть утренний стресс.
Или то, что она любит меня – этот вариант нравится мне больше.
Мы стоим лицом к лицу, наше дыхание смешивается. Алессия гладит мою щеку, наклоняет голову набок и слабо улыбается.
– Граф Треветик… – поддразнивает она меня. – И когда ты собирался мне сказать об этом?
Ее глаза лукаво сияют, и я громко смеюсь, поняв, что она задает мой же вчерашний вопрос.
– Вот, сейчас говорю.
Она усмехается и постукивает пальцем по губе. Я поворачиваюсь и театральным жестом указываю на портрет 1667 года.
– Позволь представить тебе Эдварда, первого графа Треветик. А этот джентльмен… – я указываю на другой портрет, – мой отец, одиннадцатый граф Треветик. Он занимался земледелием и фотографией. А еще он был ярым поклонником футбольного клуба «Челси», и я боюсь даже представить, что он сделал бы с твоей футболкой «Арсенал».
Алессия озадаченно смотрит на меня.
– Эти футбольные клубы – соперники, – поясняю я.
– Ясно. – Она смеется. – А где твой портрет?
– Его нет. Я лишь недавно стал графом. Прежде им был мой старший брат Кит. Но он не успел заказать портрет.
– Твой брат, который умер?
– Да. Титул и все, что к нему прилагается, до недавнего времени были его заботой. Меня не готовили к этой роли, ко всему… этому. – Я киваю головой на статуи в доспехах.
– Вот почему ты мне не признался? – спрашивает Алессия.
– Ну, в частности. Думаю, я еще не до конца смирился. То, что на меня свалилось, – огромная и непривычная ответственность.
Что-то наш разговор слишком уж серьезен.
– И мне нужно сохранить все для следующих поколений. Таков мой долг. – Я пожимаю плечами. – Теперь ты знаешь, кто я. И я рад, что ты решила остаться.
– Милорд? – зовет снизу Денни.
Плечи Максима напрягаются. Алессия чувствует, что он не хочет уходить. И все-таки отзывается:
– Да, Денни?
– Приехал доктор.
Максим встревоженно глядит на Алессию.
– Доктор?
– Со мной все хорошо, – нерешительно отвечает девушка.
– Проводи ее в голубую комнату! – приказывает он Денни.
– Не «ее», а «его». Это не доктор Картер, это доктор Конвей, сэр. Я сейчас же провожу его, милорд.
– Спасибо!
Максим берет Алессию за руку.
– Что эти ублюдки с тобой сделали?
Алессия не в силах смотреть ему в глаза. Ей стыдно за то, что она принесла этот ужас в его жизнь.
– Несколько раз пнули. Денни решила, что меня должен осмотреть доктор.
Подняв футболку, она показывает бок, где краснеет пятно размером с женский кулак.
– Твою мать! – Лицо Максима каменеет, рот сжимается в линию. – Нужно было убить этого подонка!
Максим берет ее за руку, и они идут обратно в голубую комнату. Там их уже дожидается пожилой мужчина с кожаным чемоданчиком. Одежда, которую Алессия оставила на кровати, уже убрана.
– Доктор Конвей! Давно не виделись. – Максим пожимает ему руку. У доктора взъерошенные белые волосы, пышные усы и борода. Синий галстук-бабочка подобран в тон его синих проницательных глаз. – Боюсь, мы помешали вашему отдыху?
– Так и есть, милорд. Только временно, пока доктор Картер в отпуске. Рад видеть вас в добром здравии. – Он кладет руку на плечо Максима, и они пристально смотрят друг на друга.
– Я тоже рад видеть вас, доктор, – хрипло говорит Максим.
Алессия приходит к выводу, что доктор проверяет, как чувствует себя Максим после смерти брата.
– Как поживает матушка?
– Все так же. – Максим кривит губы.
Доктор раскатисто смеется и переводит взгляд на Алессию.
– Добрый день. Эрнест Конвей к вашим услугам. – Он слегка наклоняет голову.
– Доктор Конвей, это моя девушка, Алессия Демачи. На нее напали и пнули в бок. Теперь эти люди в полицейском участке. Мисс Кэмпбелл решила, что Алессию должен осмотреть доктор.
«Мисс Кэмпбелл? Кто это?»
– Денни, – отвечает Максим на незаданный вопрос. – Я оставлю тебя с доктором.
– Нет, пожалуйста, не уходи! – просит Алессия, не желая оставаться наедине с чужаком.
Максим понимающе кивает.
– Если хочешь, я, конечно, останусь.
Он садится в маленькое голубое кресло и вытягивает длинные ноги. Успокоившись, Алессия смотрит на доктора.
– Вас били? – с серьезным выражением лица спрашивает тот.
Девушка кивает. От воспоминаний о пережитом унижении к лицу приливает кровь.
– Позволите вас осмотреть?
– Конечно.
– Сядьте, пожалуйста.
Доктор доброжелателен и терпелив. Сначала он задает несколько вопросов и лишь потом просит Алессию поднять рубашку. Обследуя ее бок, он постоянно о чем-нибудь говорит, и Алессия понемногу расслабляется. Доктор рассказывает, что это он помог Максиму, его брату и сестре появиться на свет…
Максим подбадривает ее улыбкой, и сердце Алессии трепещет от радости.
Мистер Максим любит ее!
Доктор ощупывает живот и ребра Алессии. Она вздрагивает при каждом прикосновении его рук.
– Повреждения несерьезные. Вам повезло, ребра не треснули. Некоторое время избегайте серьезных нагрузок. Если бок будет болеть, примите анальгетик. У мисс Кэмпбелл он есть. – Доктор ласково треплет девушку по плечу. – В общем, жить будете.
– Спасибо.
– Мне нужно сфотографировать ушиб. Полиция может затребовать данные для расследования.
– Что? – Глаза Алессии расширяются.
– Хорошая мысль, – говорит Максим.
– Лорд Треветик, сделаете? – Доктор вручает Максиму телефон. – Только ушиб.
– Дорогая, я сфотографирую только ушиб, и ничего больше.
Кивнув, Алессия снова обнажает бок, и Максим быстро делает несколько снимков.
– Готово. – Он возвращает телефон доктору.
– Спасибо.
– Я провожу вас до выхода, – с облегчением предлагает Максим.
Алессия тут же вскакивает и берет его за руку.
– Мы оба вас проводим. – Максим указывает на дверь, и они выходят за доктором в коридор.
Стоя у двери в большой прихожей, они наблюдают, как доктор отъезжает от дома на своем стареньком авто. Максим обнимает Алессию за плечи, она непринужденно к нему прижимается.
– Знаешь, ты тоже можешь обнять меня, – заговорщическим тоном произносит Максим.
Алессия робко обнимает его за талию.
– Видишь, как мы отлично друг другу подходим? – Он с улыбкой целует ее в макушку. – Экскурсию по дому я устрою для тебя позже, а сейчас хочу показать кое-что другое.
Они оборачиваются, и Алессия замирает при виде огромного щита над камином, занимающим большую часть прихожей; точно такой же щит вытатуирован на руке Максима. Увенчанный рыцарским шлемом и желто-черными завихрениями, на которых изображена корона со львом, щит с обеих сторон поддерживается оленями. Под ним вьется лента с надписью FIDES VIGILANTIA.
– Герб моего рода, – поясняет Максим.
– Он такой же, как у тебя на руке. Что означают эти слова?
– Латынь. «Преданность в бдительности».
Видя ошеломленное лицо девушки, Максим пожимает плечами.
– Это о первом графе Треветик и короле Карле II. Идем.
Максим оживлен, и его возбуждение передается Алессии. Откуда-то из глубины дома часы вновь возвещают время ударами, звук эхом разлетается по дому. Максим улыбается неотразимой мальчишеской улыбкой. Алессии не верится в его любовь – ведь он талантлив, красив, добр, богат и к тому же снова спас ее от Данте и Илли.
Рука в руке они идут по длинному коридору, увешанному картинами и уставленному столиками со статуэтками и бюстами. Пара поднимается по величественной лестнице, на которой ранее состоялся их разговор, и подходит к другому краю площадки.
– Думаю, тебе понравится… – Максим эффектным жестом распахивает дверь.
Алессия входит в просторную комнату; стены отделаны деревянными панелями, на потолке искусная лепнина. Взгляд девушки падает на большой – во всю стену – книжный шкаф, затем на огромный рояль, омываемый светом из эркерного окна. Ей еще не доводилось видеть столь изысканно украшенного инструмента, и, ахнув, она оборачивается к Максиму.
– Сыграй, пожалуйста, – просит он.
Всплеснув руками, Алессия устремляется к роялю, звук ее быстрых шагов эхом отдается от стен.
В шаге от инструмента она замирает, поедая взглядом его великолепие. Рояль сделан из полированного дерева с крупной текстурой, блестящего на свету. На массивных ножках – изящная резьба в виде листьев и винограда, бока инкрустированы золотыми листьями плюща. Алессия проводит пальцем по узору. Великолепный инструмент!
– Старый, – раздается рядом голос Максима.
Поглощенная любованием, Алессия не заметила, как он подошел. Почему-то его голос звучит виновато.
– Великолепный! Никогда таких не видела, – восхищенно шепчет Алессия.
– Американский. В 1870-х годах мой прапрадед женился на наследнице железнодорожной компании из Нью-Йорка. Она и привезла рояль.
– Какой у него звук?
– Сейчас узнаем. – Максим поднимает и фиксирует крышку, затем выпрямляет украшенный филигранью пюпитр. – Вряд ли он тебе нужен, но, может, тебе будет приятно на него смотреть во время игры… Потрясающе, правда?
Алессия благоговейно кивает.
– Садись. Играй.
Восхищенно улыбнувшись Максиму, Алессия выдвигает резной вращающийся табурет. Максим отходит в сторону, и девушка закрывает глаза, чтобы сосредоточиться. Пальцы ложатся на гладкие, прохладные клавиши. Нажатие – и, резонируя от деревянных панелей, по комнате плывет первый звук: ре-бемоль мажор. Звук глубокий, темно-зеленый, словно еловый лес… но ход клавиш легкий – удивительно легкий. Открыв глаза, Алессия смотрит на клавиатуру и задается вопросом, как этому инструменту удалось дожить до нынешнего времени, да еще после столь серьезного путешествия. Максим и его семья, должно быть, тщательно ухаживают за своим имуществом.
Недоверчиво покачав головой, она вновь кладет пальцы на клавиши и без подготовки начинает играть любимую прелюдию Шопена. Первые такты цвета весенней зелени – цвета глаз Максима – разливаются в воздухе. Следующие уже темнее, серьезней и загадочней. Поглощенная музыкой, Алессия наслаждается каждой благородной нотой. Тревоги и страхи отступают, ужасы сегодняшнего утра бледнеют и растворяются в густой зелени невероятного шедевра Шопена.
Я завороженно наблюдаю, как Алессия, закрыв глаза и полностью отдаваясь музыке, играет прелюдию «Капли дождя». Ее лицо отображает все мысли и чувства, которые Шопен вложил в произведение. Волосы Алессии разметались по спине, блестя в свете зимнего солнца, словно крылья ворона. Она очаровательна. Даже в этой футболке.
Звук нарастает, заполняет комнату… и мое сердце.
Она сказала, что любит меня…
Нужно выяснить, почему она решила уйти. Однако сейчас я буду смотреть, как Алессия играет.
Кто-то приглушенно кашляет, и я оборачиваюсь. На пороге стоят Денни и Джесси. Я жестом приглашаю их войти. Мне хочется похвастаться Алессией – вот, мол, что умеет моя девушка!
Они на цыпочках входят в комнату и замирают, глядя на Алессию с тем же изумлением, которое испытал и я, впервые услышав ее игру. Они видят, что Алессия играет не с нотного листа, а по памяти.
«О да, в этом она ас!»
Последние аккорды тают в воздухе. Мы, слушатели, разражаемся аплодисментами, и Алессия застенчиво улыбается.
– Brava, мисс Демачи! Это было великолепно! – Я подхожу к ней и целую в губы.
Когда я прерываю поцелуй, Денни и Джесси уже нет в комнате – они ушли так же неслышно, как и появились.
– Спасибо, – шепчет Алессия.
– За что?
– За то, что снова меня спас.
– Это ты меня спасла.
Она недоверчиво хмурится, и я сажусь рядом с ней на вращающийся табурет.
– Поверь, Алессия, ты спасла меня. Не представляю, что бы я делал, забери они тебя. – Я целую ее.
– Я доставила тебе столько хлопот!
– Ничего подобного. И вина не твоя. Ради бога, никогда больше так не думай.
Алессия на миг протестующе поджимает губы, а потом гладит пальчиками мой подбородок.
– Спасибо тебе еще и за это. – Она взглядом указывает на рояль и целует меня. – Можно, я еще немного поиграю?
– Играй, сколько захочешь и когда захочешь. А мне нужно кое-кому позвонить. Мою квартиру недавно ограбили.
– Неужели!
– Подозреваю, те же самые подонки, которые сидят сейчас в полицейском участке. Видимо, именно так они и нашли нас. Мне нужно поговорить с Оливером.
– С мужчиной, с которым я разговаривала по телефону?
– Да. Он работает на меня.
– Надеюсь, они украли не много.
Я ласково глажу ее щеку.
– Все, что они забрали, можно заменить – в отличие от тебя.
Просияв, Алессия утыкается лицом в мою ладонь. Я провожу пальцем по ее нижней губе и стараюсь не обращать внимания на вспыхнувшее желание. Всему свое время.
– Я ненадолго.
Алессия начинает играть «Кукушку» Луи-Клода Дакена – я изучал ее в шестом классе, – и легкая мелодия провожает меня, когда я выхожу из комнаты.
Из своего – не Кита! – кабинета я звоню Оливеру, и мы говорим о делах. Он разбирается с последствиями ограбления, миссис Блейк и одна из ее помощниц наводят порядок в квартире, вскоре приедут мастера чинить входную дверь, а слесарь заменит замки. Сигнализация работает как обычно, но мы решаем сменить на ней код. В качестве нового кода я выбираю дату рождения Кита. Оливер настаивает на моем возвращении в Лондон – я должен подписать документы о наследовании графского титула, чтобы меня внесли в список пэров.
Теперь, когда преследовавшие Алессию подонки находятся под следствием, нам больше не обязательно оставаться в Корнуолле. После разговора с Оливером я звоню Тому, чтобы узнать, как поживают Магда и ее сын. Рассказываю ему о попытке похищения Алессии.
– Ну и нахалы! – возмущается Том. – Как себя чувствует девушка?
– Держится молодцом.
– Отлично. Я еще пару дней пригляжу за миссис Яничек и ее сыном. Пока мы не узнаем, что полиция сделает с теми двумя мудаками.
– Согласен.
– Если замечу что-нибудь подозрительное, обязательно сообщу.
– Спасибо.
– Ты-то как?
– Замечательно.
Том смеется.
– Рад слышать. Все, отбой.
Несколько минут спустя мой телефон снова звонит.
Каролина.
«Черт! Я ведь сказал, что перезвоню ей на следующей неделе… Тьфу ты, это же и есть следующая неделя».
Видимо, я потерял счет дням.
– Да? – вздохнув, сухо говорю я.
– Ну наконец-то! Чем ты занят все это время?
– Привет, Каролина, я тоже рад тебя слышать. Да, спасибо, я прекрасно провел время.
– Хватит нести чушь, Максим. Почему ты не позвонил?
Похоже, она уязвлена.
– Прости. События вышли из-под контроля. Я объясню тебе все при встрече. Вернусь в Лондон завтра или послезавтра.
– Какие события? Ты о краже?
– И да, и нет.
– К чему все эти отговорки, Максим? Что происходит? – интересуется она и признается, понизив голос: – Я скучала по тебе.
Тоска сквозит в каждом ее слове, и я чувствую себя мерзавцем.
– Повторяю, объясню при встрече. Пожалуйста, подожди немного.
Она всхлипывает.
«Черт».
– Каро, пожалуйста…
– Обещаешь?
– Обещаю. Я навещу тебя сразу, как только вернусь в Лондон.
– Ладно.
– Ну все, пока.
У меня щемит сердце. Понятия не имею, как Каролина отреагирует.
«Не криви душой. Ты знаешь, что это ей не понравится».
Я со вздохом признаюсь себе, что с появлением Алессии Демачи моя жизнь изменилась до неузнаваемости.
«Любовь моя…»
Мы можем вернуться в Лондон завтра. Тогда я сам увижу ущерб, нанесенный моей собственности.
Стук в дверь.
– Войдите.
– Сэр, Джесси приготовила обед для вас и Алессии, – войдя в комнату, говорит Денни. – Где накрыть на стол?
Столовая для нас двоих велика, а маленькая комната для завтраков уныла. Алессия любит книги, так что…
– В библиотеке. Спасибо, Денни.
– Если ваша светлость пожелает, все будет готово через пять минут.
– Отлично.
Я голоден. Часы на стене показывают четверть третьего. Их равномерное тиканье напоминает мне о временах, когда я в этом кабинете дожидался взбучки от отца – она следовала каждый раз, когда я нарушал правила, то есть довольно часто. Прямо сейчас часы показывают… что время обеда уже миновало.
– Денни, и еще кое-что.
– Да, милорд?
– Не могла бы ты съездить в «Убежище» и забрать мои вещи? Не забудь ночник в виде дракончика – он у кровати.
– Да, сэр. – Кивнув, она уходит.
Приблизившись к подножию лестницы, я слышу музыку. Алессия вновь играет что-то сложное, мне незнакомое. Изумительное исполнение. Я быстро поднимаюсь и встаю у двери. Скорее всего, это что-то из Бетховена. Мелодия становится то громче и страстней, то тише и спокойней. Лиричное произведение. Концерты Алессии собирали бы полные залы…
Музыка стихает, и Алессия еще какое-то время сидит, опустив голову и закрыв глаза.
– Великолепно. Что это было? – подходя к ней, интересуюсь я.
– Бетховен, «Буря».
– Я целый день могу смотреть и слушать, как ты играешь. Но нас ждет обед, пусть и довольно поздний. Ты, наверное, проголодалась.
– Да. – Она спрыгивает со стула и вкладывает ладошку в мою протянутую руку. – Мне нравится этот рояль. У него богатое… э-э… звучание.
– Звучание, да, правильное слово.
– Здесь так много инструментов! Я поначалу положила глаза только на рояль.
– Нужно говорить «положила глаз». Ты не против, что я тебя поправляю?
– Нет, я люблю учиться.
– Виолончель моей сестры Марианны. На контрабасе играл отец. Гитары мои. Барабаны принадлежали Киту.
– Твоему брату?
– Да.
– У него необычное имя.
– Кит – сокращение от Кристофер. Он барабанил как бог. – Я останавливаюсь у подвесной тарелки, провожу пальцами по полированной бронзе и качаю головой, вспомнив, что вытворял на барабанной установке брат. – Ладно, пойдем обедать. Я проголодался.
Глаза Максима жизнерадостно блестят, но по морщинке на лбу Алессия понимает, что боль утраты еще свежа и он тоскует по брату.
– Ты была в музыкальной комнате, – говорит Максим, когда они, спустившись по лестнице, останавливаются внизу. – Главная гостиная находится за этими двойными дверями, однако сегодня мы будем обедать в библиотеке.
– Здесь есть библиотека? – оживляется Алессия.
Он улыбается.
– Да, книги у нас есть, некоторые довольно старые. – Они идут по коридору; у одной из дверей Максим останавливается. – Должен тебя предупредить: мой отец страстно увлекался Египтом. – Он открывает дверь и отступает, пропуская девушку вперед.
Она медленно входит в комнату и словно попадает в иной мир – сокровищницу литературы и древних реликвий. У каждой стены стоят высоченные полки, набитые книгами от пола до потолка. В каждом углу пьедестал либо застекленный шкафчик с египетскими древностями: погребальные сосуды, статуи фараонов и сфинксов и даже целый большой саркофаг!
Между двух выходящих во двор узких высоких окон стоит мраморный резной камин, в котором горит огонь. Над каминной полкой висит старинная картина с изображением пирамид.
– Ого, как расстарались слуги, – произносит Максим себе под нос.
У камина маленький столик с льняной скатертью накрыт на двоих: серебряные приборы, хрустальные бокалы, изысканные фарфоровые тарелки с орнаментом из чертополоха.
– Садись. – Максим выдвигает стул.
Алессия ощущает себя знатной леди Доникой Кастриоти, женой Скандербеу, легендарного героя Албании пятнадцатого века. Девушка садится за столик лицом к камину, Максим устраивается напротив нее.
– В 1920-х годах мой молодой дед работал с лордом Карнарвоном и Говардом Картером. Они вели раскопки в Египте и, мы подозреваем, крали различные древности. Возможно, я должен их вернуть. До недавнего времени эту дилемму пытался решить Кит.
– Здесь столько артефактов…
– Да. Пожалуй, их даже слишком много. Наследие моей семьи.
Алессия с трудом представляет уровень ответственности за подобное наследие.
Постучав в дверь, входит Денни в сопровождении горничной с подносом.
Максим расстилает на коленях льняную салфетку, Алессия повторяет его действия. Денни берет с подноса две тарелки и наполняет их чем-то похожим на салат из мяса, авокадо и зерен граната.
– Карнитас из свинины, выращенной на местной ферме, и салат со свежей зеленью, приправленный гранатом, – поясняет она.
– Спасибо.
– Налить вам вина, милорд?
– Я сам.
Коротко кивнув ему, Денни аккуратно выпроваживает девушку из комнаты и выходит вслед за ней.
– Бокал вина? – Взяв бутылку, Максим изучает этикетку. – Хорошее шабли.
– Да. – Алессия наблюдает, как Максим наполняет ее бокал до половины. – Мне никогда раньше не служили за столом…
– Правильно будет «не прислуживали», – поправляет Максим. – Пока мы здесь, придется привыкать.
– В Лондоне у тебя нет слуг.
– Нет. Хотя могут и появиться. – Он хмурится, затем поднимает бокал. – За спасение!
Алессия поднимает свой бокал.
– Gёzuar, Максим… милорд.
Он смеется.
– Я до сих пор не привык к титулу. Ешь, у тебя было ужасное утро.
– Остаток дня будет приятнее.
Максим бросает на нее пылкий взгляд, и Алессия с улыбкой отпивает вино.
– М-м-м… – Оно гораздо лучше того, которое она пробовала с бабушкой.
– Нравится?
Алессия кивает и смотрит на столовые приборы, пытаясь понять, какими вилкой и ножом ей следует воспользоваться. Заметив, что Максим улыбается, она берет самые крайние.
– Всегда начинай с краю и продвигайся вглубь!
