Глава 11
Алессия моргает и всматривается сквозь лобовое стекло, однако видит лишь обжигающе яркий свет над огромной стальной дверью и маленькую деревянную створку сбоку. Остальное скрыто тьмой, а вдали слышится негромкий рокот. Обогреватель выключен, и в автомобиль понемногу проникает зимний холод. Алессия вздрагивает.
Она здесь. С ним наедине.
Сейчас, здесь, в темноте, рядом с мужчиной, о котором она знает так мало, Алессия почти готова пожалеть о принятом решении. Ведь только Магда и ее телохранитель видели, как она уезжала с Максимом.
– Пошли, – зовет Максим.
Выбравшись из машины, он достает из багажника пластиковые сумки, под подошвами его ботинок хрустит гравий.
Прогнав робость, Алессия открывает дверь и выходит из машины.
Холодно. Она поплотнее запахивает куртку. В ушах свистит ледяной ветер. Отдаленный рокот слышится яснее, громче. Интересно, что это? Максим обнимает ее за плечи – наверное, чтобы согреть, защитить от холода? Они вместе идут к серым деревянным воротам. Максим отпирает замок и пропускает Алессию вперед. Он поворачивает рычажок на стене, и фонарики на каменных плитах дорожки зажигаются, указывая путь во внутренний дворик.
– Сюда, – говорит Максим, и она идет за ним по ступенькам.
Впереди вырастает массивный дом в современном стиле, подсвеченный вкопанными в землю фонариками. Алессия восхищенно оглядывает огромные окна, белые стены, яркие светильники. Максим отпирает входную дверь и нажимает кнопку на стене. Помещение освещают другие лампы, не такие яркие, как снаружи.
– Давай повешу твою куртку, – говорит Максим, и Алессия сбрасывает верхнюю одежду.
Они стоят в просторном холле, справа современная облачно-серая кухня, плавно переходящая в столовую с полом из темного дерева. У дальней стены два дивана в бирюзовых чехлах, кофейный столик и книжный шкаф с книгами.
«Книги!» Она всегда любила читать.
Рядом с книжными полками в стене виднеется еще одна дверь.
«Какой большой дом».
Лестница посреди холла закована в стекло. Деревянные ступени будто висят в воздухе, однако они опираются на тяжелый бетонный столб, который связывает нижний и верхний этажи.
В таком современном доме Алессия прежде не бывала. Несмотря на лаконичный дизайн, здесь тепло и уютно.
Она начинает развязывать шнурки, а Максим относит ее сумки и куртку на кухню. Ступив босыми ступнями на пол, Алессия удивленно улыбается – пол теплый.
– Ну вот, – говорит Максим, обводя первый этаж приглашающим жестом. – Добро пожаловать в «Убежище».
– Почему «Убежище»?
– Так называется этот дом.
За кухней обнаруживается столовая с белым обеденным столом, за которым легко поместятся двенадцать человек, и два больших дивана светло-песочного оттенка перед камином.
– Дом изнутри больше, чем кажется снаружи, – ошеломленно замечает Алессия.
– Визуальный обман. Знаю.
«Кто же здесь убирает? Наверное, горничная трудится часами!»
– Этот дом принадлежит тебе?
– Да. Это коттедж. Обычно мы сдаем его на лето. Уже поздно, ты наверняка устала. Хочешь чего-нибудь съесть или выпить перед сном?
Алессия будто прилипла к полу.
«Этот дом тоже принадлежит ему? Наверное, он очень популярный композитор».
Она кивает.
– Ты хочешь сказать «да»?
Алессия улыбается в ответ.
– Вина? Пива? Чего-нибудь покрепче? – спрашивает Максим и подходит ближе.
В Албании женщины обычно не пьют алкоголь. Она пробовала ракию раз или два, но только на Новый год и по одной рюмке. Ее отцу не нравится, если женщина пьет.
Ее отцу многое не нравится.
Бабушка давала ей попробовать вина.
– Пива, – отвечает Алессия, потому что его пьют только мужчины, а еще чтобы уязвить отца.
– Отличный выбор. – Максим достает из холодильника две коричневые бутылки. – Светлое подойдет?
Не понимая ни слова, она на всякий случай кивает.
– Бокал?
– Да. Пожалуйста.
Он достает из другого шкафчика высокий бокал и уверенно выливает в него целую бутылку.
– Твое здоровье!
Максим чокается своей бутылкой с ее бокалом и отпивает, приложив к губам горлышко. Он закрывает глаза, смакуя напиток, и Алессия почему-то сконфуженно отворачивается.
«Его губы».
– Gёzuar, – шепчет она.
Он удивленно приподнимает брови – раньше она не говорила при нем на своем языке. Это тост. Его обычно произносят мужчины, но Максим этого не знает. Она делает глоток, и янтарная жидкость холодным водопадом течет ей в горло.
– М-м-м.
Алессия довольно закрывает глаза и отпивает еще раз.
– Есть хочешь? – хрипло спрашивает он.
– Нет.
Она наслаждается глотком простого пива, и эта картина будоражит меня до глубины души. Возможно, впервые в жизни я не знаю, что сказать. Я не знаю, чего она ждет. Странно. У нас с ней ничего общего, и близость, которую мы испытали в машине, куда-то исчезла.
– Идем, я покажу тебе дом. – Протянув Алессии руку, я веду ее в большую гостиную. – Это столовая. Или гостиная. Зови, как хочешь. Открытое пространство.
Углубившись в комнату, Алессия замечает у стены белое пианино.
«Пианино!»
– Играй, сколько пожелаешь, – говорит Максим.
Ее сердце на мгновение замирает, и девушка счастливо улыбается, открывая крышку инструмента. Внутри написано только одно слово:
KAWAI
Это название ей незнакомо – ну и что? Алессия нажимает клавишу до первой октавы, и нота звучит, окрашивая комнату золотистым светом.
– E pёrkryer, – выдыхает она.
– А здесь балкон. – Максим показывает на стеклянную стену в дальнем конце комнаты. – С него видно море.
– Море? – восклицает она и стремительно поворачивается к нему, требуя подтверждения.
– Да.
Алессия бежит к стеклянной двери.
– Я никогда не видела моря! – тихо произносит она, приникает к стеклу, расплющив нос о холодную гладкую поверхность, и тщетно всматривается в тьму.
В чернильно-черной ночи ничего не видно.
– Никогда? – недоверчиво переспрашивает Максим и останавливается с ней рядом.
– Нет.
Заметив на стекле следы, которые остались от ее носа и дыхания, она стирает их рукавом.
– Завтра сходим на пляж, – говорит Максим.
Алессия улыбается и вдруг протяжно зевает.
– Ты устала. – Максим бросает взгляд на наручные часы. – Конечно, уже половина первого. Пойдешь в постель?
Алессия застывает, только сердце бьется, как пойманная птица. Его вопрос повисает в воздухе.
«В постель? В твою постель?»
– Я покажу тебе твою комнату, – говорит он, но они не двигаются с места, пристально глядя друг на друга.
Алессия никак не может решить, что испытала, услышав последние слова: разочарование или облегчение. Наверное, разочарования все-таки больше, чем облегчения.
– Ты нахмурилась, – шепчет он. – Что такое?
Она молчит, не может и не хочет облечь в слова мысли и чувства. Ей любопытно. Он ей нравится. Но она ничего не знает о сексе.
– Пошли. Я отведу тебя в твою комнату.
Максим забирает с кухонной столешницы пластиковые сумки, и Алессия поднимается за ним по лестнице. На самом верху их ждет ярко освещенная площадка и две двери.
В просторной спальне стены выкрашены в белесые тона, у стены стоит огромная кровать, напротив – окно. Постельное белье тоже светлое, как стены; сверху на кровати разбросаны разноцветные подушки в тон морскому пейзажу, который висит над кроватью.
Максим жестом приглашает гостью войти и ставит сумки на яркую, разноцветную скамью. Направляясь к постели, Алессия смотрит на свое отражение в черном окне. Максим подходит и останавливается позади нее – высокий, мускулистый, очень красивый. Алессия рядом с ним кажется себе неопрятным мышонком. Они ничуть не похожи, слишком разные, из разных миров. И сейчас Алессия видит их различия особенно четко.
«Что он нашел во мне? Я просто уборщица».
Она вспоминает его невестку на кухне. Вот кто выглядел элегантно даже в мужской сорочке не по размеру. Алессия отворачивается, чтобы не видеть отражения, не мучиться при виде своего несовершенства, а Максим, закрыв окно светло-зелеными ставнями, продолжает экскурсию.
– Ванна и туалет, только твои, личные, – объясняет он, показав на дверь в ванную и отвлекая ее от грустных мыслей.
«Моя собственная ванная комната!»
– Спасибо, – произносит Алессия, однако словами ее мыслей и чувств не выразить и за добро не расплатиться.
– Подожди.
Он встает перед ней, его изумрудные глаза сияют сочувствием.
– Все получилось внезапно, я понимаю. Мы почти не знаем друг друга, но я не мог оставить тебя на произвол судьбы и надеяться, что эти мерзавцы тебя отпустят. – Максим ловит отделившуюся от косы прядь и заправляет ее Алессии за ухо. – Ни о чем не тревожься. Здесь с тобой ничего не случится. Я тебя пальцем не трону. Если, конечно, ты сама не захочешь.
До Алессии вдруг долетает его аромат: хвоя и сандаловое дерево.
Она закрывает глаза, пытаясь справиться с чувствами.
– Этот дом принадлежит моей семье, – продолжает он. – Мы приезжаем сюда на праздники. Или просто побыть в одиночестве, подумать, поближе познакомиться, спрятаться от страшных событий в жизни.
К горлу Алессии подкатывает ком, и она прикусывает верхнюю губу.
«Не плачь. Не плачь. Mos qaj».
– Моя комната рядом. Если тебе что-нибудь понадобится, зови. А сейчас уже поздно, и нам обоим не помешает выспаться. – Он нежно целует ее в лоб. – Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – выговаривает Алессия хрипло, едва слышно.
Оставшись одна, она оглядывает самую красивую спальню, какую ей довелось видеть. Она переводит взгляд с картины на стене, на дверь в ванную, на широкую кровать, а потом медленно обессиленно опускается на пол. Обнимает себя руками за плечи и тихо плачет.
Убрав верхнюю одежду в гардеробную, я беру недопитую бутылку пива и с наслаждением делаю большой глоток.
«Ну и денек!»
Сначала сладчайший первый поцелуй, при воспоминании о котором у меня рвется из груди стон, потом громилы за дверью, внезапное исчезновение Алессии и моя безумная поездка в забытый богом уголок Западного Лондона.
И рассказ Алессии. Ее хотели сделать секс-рабыней!
Такого удара я давно не получал.
А теперь мы здесь. Одни.
Я потираю щеку, пытаясь мысленно разложить по полочкам все, что случилось. Казалось бы, я пять часов вел машину после на редкость наполненного событиями дня и должен уже спать, однако я полон сил. Взглянув на потолок, я определяю, где у меня над головой мирно спит Алессия. Это из-за нее я не могу уснуть. Где только я нашел силы, чтобы не схватить ее и… И что? Даже после всего, что она мне рассказала, я не могу не думать о сексе с ней. Словно вернулись школьные дни, и я снова чертовски озабоченный подросток.
«Оставь девушку в покое!»
Я хочу ее, несмотря ни на что, аж яйца ломит.
«Черт. Алессии и так досталось, пусть отдохнет».
В моем похотливом внимании она не нуждается.
Ей нужен друг.
«Зашибись. Какого дьявола со мной творится?»
Опустошив бутылку, я тянусь за почти полным бокалом Алессии. Отпив глоток пива, я запускаю пятерню в спутанную шевелюру. Знаю я, что со мной не так. Отлично знаю.
Я ослеплен и влюблен до безумия.
Вот. Признался самому себе. Она захватила мои мысли и сны с того самого дня, как я ее увидел.
Черт побери, я без нее не могу.
В моих снах и фантазиях Алессия тоже ко мне неравнодушна. Я хочу ее, но хочу влажную и податливую – хочу, чтобы она желала меня.
Кроме того, я обещал, что не трону ее, если она сама не захочет.
Я закрываю глаза.
«Когда у меня успела вырасти совесть?»
В глубине души я знаю ответ. Сработало наше явное неравенство.
У нее нет ничего.
У меня есть все.
Воспользуйся я ею, кем я стану? Таким же, как те хреновы дуболомы с восточноевропейским акцентом. Я привез ее в Корнуолл, чтобы защитить от них, спрятать, а выходит, надо защищать от самого себя?
Интересно, что сейчас творится в Трессилиан-холле? Ничего, выясню завтра и заодно сообщу Оливеру, куда меня занесло. Надеюсь, я ему в ближайшие дни не понадоблюсь. Впрочем, если что и случится, он меня найдет. Поработаю из Корнуолла. Телефон у меня с собой. Жаль, ноутбук не захватил.
А сейчас – спать.
Оставив пустую бутылку и бокал на столешнице, я выключаю свет и поднимаюсь на второй этаж. Останавливаюсь у двери во вторую спальню и прислушиваюсь.
«Черт!»
Она плачет.
Ну почему в последнее время женщины рядом со мной все время плачут! Марианна, Каролина, Денни, Джесси… Мне вдруг вспоминается безжизненное тело Кита в морге, и неудержимой волной накатывает горе.
«Кит. Твою мать. Почему?»
Как я устал… Может, оставить все как есть? Пусть она выплачется… Нет, не могу. Ее всхлипы пронзают мне сердце, будто иголками. Я со вздохом подхожу к двери и осторожно стучу.
Девушка сидит на полу, опустив голову на руки, на том же месте, где стояла, когда я ушел. Ее горе – отражение моей собственной печали.
– Алессия, не надо, ну что ты! – восклицаю я и обнимаю ее. – Хватит, перестань.
Голос у меня срывается. Я сажусь на кровать, усаживаю Алессию себе на колени и утыкаюсь лбом ей в волосы. Закрыв глаза, вдыхаю ее нежный аромат и медленно покачиваюсь из стороны в сторону.
– Я с тобой, – шепчу я пересохшим ртом.
Я не смог вырвать брата у демонов, увлекших его на прогулку по ледяным дорогам, но я в состоянии помочь этой прекрасной храброй девочке. Всхлипы постепенно стихают, наконец она расслабленно ко мне приваливается.
Уснула.
У меня на руках.
В безопасности.
Какое счастье – держать на руках спящую красавицу.
Я нежно целую ее в затылок, перекладываю на кровать и накрываю одеялом. Темная коса падает на подушку, и мне хочется расплести и выпустить на свободу прекрасные локоны. Однако Алессия бормочет что-то на родном языке, и я боюсь разбудить ее неосторожными прикосновениями. Интересно, видит ли она меня во сне?
– Спи, красавица, – шепчу я ей и выключаю свет, выходя из спальни.
Закрываю дверь, надеясь, что свет с лестницы ее не разбудит, выключаю все лампы и ухожу к себе, оставив дверь открытой.
«А вдруг я ей понадоблюсь…»
Задвинув ставни одним нажатием кнопки, я раздеваюсь в гардеробной и натягиваю пижаму, которую Денни принесла сюда по моей просьбе. Дома я редко надеваю пижаму, а в Корнуолле без нее не обойтись – здесь уйма прислуги. Оставив одежду на полу, я забираюсь под одеяло и гашу ночник. Некоторое время лежу, уставившись в чернильно-черную тьму. Завтра будет новый день. И прелестная Алессия Демачи проведет этот день только со мной. В который раз задаю себе вопрос: правильно ли я поступаю? Я увез Алессию от всего, что ей знакомо. У нее нет ни денег, ни друзей. То есть у нее, конечно, есть я… И я должен держать себя в руках.
– Стареешь, приятель, добреешь, – шепчу я себе под нос, проваливаясь в черную яму сна.
Просыпаюсь я от пронзительного вопля – кричит Алессия.
