Глава 10
Я сворачиваю влево, на трехполосное шоссе А4, и жму на газ. Алессия съежилась на пассажирском сиденье, обняв себя руками за плечи, но по крайней мере не забыла пристегнуться. Девушка рассматривает пролетающие мимо промышленные здания и выставочные залы, где продают машины, иногда проводя рукавом по лицу. Она все еще плачет.
«Разве может женщина плакать беззвучно?»
– Хочешь, остановимся, купим салфеток? – спрашиваю я. – Извини, у меня в машине ни одной нет.
Не глядя на меня, она качает головой.
Я понимаю, почему ее захлестывают эмоции. Тяжелый день выдался. И если я поражен недавними событиями, то она и подавно. Наверное, лучше оставить ее в покое и дать собраться с мыслями. Да и поздно уже, мне пора кое-кому позвонить.
Я набираю номер Денни. По машине разносится звон автонабора, а через два гудка на том конце поднимают трубку.
– Трессилиан-холл, – слышится голос Денни с неистребимым шотландским акцентом.
– Денни, это Максим.
– Мастер Максим… то есть…
– Все в порядке, Денни, не переживай, – прерываю я ее, взглянув на Алессию. – Скажи, «Убежище» или «Дозорная башня» свободны в эти выходные?
– По-моему, оба коттеджа свободны, ми…
– А на следующей неделе?
– «Дозорную башню» заказали на следующие выходные, будут соревноваться в стендовой стрельбе.
– Тогда я займу «Убежище».
«Очень подходящее название».
– Мне нужны… – Я мельком оглядываю бледное личико Алессии. – Две отдельные комнаты, мои вещи и туалетные принадлежности.
– Две комнаты?
«Я, конечно, надеялся, что понадобится одна…»
– Да, две, пожалуйста. И попросите Джесси оставить в холодильнике все для завтрака и кое-какие закуски. И еще вина и пива. Пусть сымпровизирует.
– Конечно. Все ли в порядке, сэр?
– Да, все отлично. И вот еще что, Денни, попросите настроить пианино.
– Все рояли и пианино настроены еще вчера. В прошлый раз вы упомянули об этом, и мы все исполнили.
– Великолепно. Спасибо, Денни.
– Пожалуйста, ми…
Я выключаю связь, не давая Денни договорить.
– Хочешь послушать музыку? – спрашиваю я Алессию. Она смотрит на меня покрасневшими глазами, и мое сердце сжимается от жалости. – Давай что-нибудь включим.
Салон автомобиля заливает пение акустических гитар, и я, слегка расслабившись, вздыхаю. Ехать нам еще долго.
– Кто это играет? – спрашивает Алессия.
– Бен Ховард, композитор и певец.
Она секунду смотрит на экран, потом снова отворачивается к окну.
Я вспоминаю наши прошлые встречи и разговоры, переосмысляя их в свете того, что узнал о ней сегодня. Теперь ясно, почему она так стеснялась, шарахалась от меня, и мое сердце наливается свинцовой тяжестью. В фантазиях я воображал, что, когда мы наконец останемся вдвоем, она, веселая и беззаботная, будет смотреть на меня восхищенным взглядом. Действительность преподнесла сюрприз.
Большой сюрприз.
И все же… Мне все равно. Я хочу быть с ней.
Хочу, чтобы ей ничто не угрожало.
Хочу ее…
Никогда прежде этого не чувствовал.
Все случилось слишком быстро. Я до сих пор не знаю, правильно ли поступил. Я лишь уверен, что не могу бросить ее тем мерзавцам. Я хочу ее защитить.
«Как благородно».
Мои мысли меняют направление, и я воображаю, что, возможно, ожидало Алессию и чего она избежала, спасшись от этих двуногих чудовищ. Гнев разрастается в моей груди, как адское пламя.
«Попадись мне кто-нибудь из мерзавцев…»
В ярости я готов убивать.
«Что они с ней сделали?» Хотел бы я знать.
«Нет». Не хочу ничего слышать.
Да.
Нет.
Взглянув на спидометр, я выдыхаю.
Черт. Что-то я разогнался.
«Притормози-ка, приятель».
Я медленно приподнимаю ногу с педали газа и делаю глубокий вдох.
Мне хочется спросить, что она пережила. Что она видела. Но пока не время. Все мои планы и фантазии будут бесполезны, если она не в состоянии быть с мужчиной… с любым мужчиной.
Сейчас ее нельзя даже касаться.
«Твою мать».
Алессия безуспешно пытается остановить слезы. Она тонет в охвативших ее чувствах.
В страхе.
В надежде.
В отчаянии.
Можно ли доверять мужчине, который сидит с ней рядом? Она отдала себя в его руки. По собственной воле. Она уже поступила так однажды, в прошлом, с Данте, и ничего хорошего из этого не вышло.
Да она по-настоящему и не знает мистера Максима. Он был с ней неизменно добр с того дня, как они познакомились, а то, что он сделал для Магды, и вовсе невероятно. До встречи с Максимом Магда была единственным человеком в Англии, которому Алессия не боялась довериться. Магда спасла ей жизнь. Приняла в свой дом, накормила, одела, нашла работу, обратившись к полькам в Западном Лондоне, которые всегда помогали друг дружке.
А теперь Алессия с каждой минутой удаляется от безопасного островка, которым стал для нее дом Магды. Магда обещала, что пока дома миссис Кингсбери и миссис Гуди будут убирать другие девушки.
Надолго ли она покидает Лондон?
И куда Мистер ее везет?
Алессия испуганно оглядывается. Что, если Данте их выследил?
Одно только имя Данте напоминает о мучительном путешествии в Англию. Думать об этом не хочется. Она бы с радостью навсегда о нем забыла. Однако воспоминания мучают ее, врываясь в сны и превращая их в кошмары. Что стало с Блерианой, Влорой, Дориной и другими девушками?
«Пожалуйста, хоть бы они спаслись».
Блериане, самой младшей, было всего семнадцать лет.
Алессия вздрагивает. В машине звучит песня о том, как жить в цепях страха. Живот сводит судорогой. Она так давно живет в страхе… Слезы снова подступают к ее глазам и катятся по лицу.
Часов в десять вечера мы сворачиваем с шоссе М5 к заправочной станции. Я проголодался, хоть Магда и угостила меня еще в Брентфорде сэндвичем с сыром. Алессия спит. Я жду, не проснется ли она теперь, когда машина остановилась. В свете галогеновых фонарей на парковке девушка безмятежна и невероятно прекрасна – округлые нежные щеки, темные ресницы, лежащие веером, одинокий локон, выбившийся из косы и завивающийся колечком под подбородком… Жаль ее будить, однако оставить Алессию одну в машине я не могу.
– Алессия… – Я шепчу имя, как молитву.
Она вздрагивает и просыпается, широко раскрыв глаза и лихорадочно оглядываясь. Когда наши взгляды встречаются, она замирает.
– Привет, это я. Ты уснула в машине. Я остановился перекусить и заглянуть в туалет. Пойдешь со мной?
Она несколько раз моргает, длинные ресницы трепещут, будто крылья бабочки, над затуманенными глазами.
«Она великолепна».
Потирая щеки, Алессия оглядывает стоянку и внезапно съеживается на сиденье, в страхе вертя головой.
– Пожалуйста, Мистер, не оставляйте меня здесь!
– Я и не собирался. А что случилось?
Побледнев, девушка трясет головой.
– Идем, – приглашаю я.
Выбравшись из машины, она бросается ко мне чуть ли не бегом, встревоженно оглядывая окрестности.
«Да что случилось?»
Я предлагаю ей руку, и девушка хватается за нее, как за спасательный круг. А потом, к моему удивлению и радости, берет меня под руку и прижимается ко мне.
– Совсем недавно ты обращалась ко мне «Максим», – напоминаю я в надежде, что Алессия улыбнется. – Мне гораздо больше нравится, когда ты зовешь меня по имени, а не безликим «Мистер».
Она искоса смотрит на меня и послушно шепчет:
– Максим.
И снова оглядывается.
– Алессия, ты со мной, все в порядке.
Девушка мне явно не доверяет.
Выпустив ее руку, я останавливаюсь и обнимаю Алессию за плечи.
– Что происходит? Пожалуйста, скажи мне.
Выражение ее лица меняется. Глаза округляются в страхе, блекнут.
– Скажи, – настойчиво прошу я, глядя, как смешиваются в морозном воздухе облачка нашего дыхания.
– Я убежала, – шепчет она.
«Черт!»
Вот оно, продолжение истории. И выслушать ее мне придется на автозаправке возле шоссе М5.
– Как это произошло?
– В похожем месте. – Она снова оглядывается.
– На заправке?
Алессия кивает.
– Они остановились. Чтобы мы вымылись. Были чистыми. Они были… добрые. Так подумали девушки. Они сказали, что это для нашей… ммм… какое-то слово… пользы. Да. Для нашей пользы. Но за чистых дали бы лучшую цену.
«Твою мать. Я начинаю злиться».
– Раньше. Когда мы ехали. Я слышала, как они говорили. По-английски. Зачем мы едем в Англию. Они не знали, что я пойму. И я поняла, что они будут делать. Я рассказала другим девушкам. Одни мне поверили – трое, другие – нет.
«Отлично! Так везли целую группу!»
– Была ночь. Как сейчас. Один из них, Данте, повел нас троих в туалет. И мы убежали. Он не смог нас поймать. Было темно. Я убежала в лес. Я бежала, бежала… прочь. Не знаю, что стало с другими девушками, – виновато признается она.
Это невыносимо. Невозможно представить, что ей пришлось пережить. Храбрая девочка. Я обнимаю ее и крепко прижимаю к себе.
– Я с тобой, – шепчу я.
С меня будто сняли кожу, я киплю от гнева. Мы стоим так посреди автомобилей несколько секунд, или, может, минут, и наконец Алессия обнимает меня в ответ. Она идеально мне подходит: можно положить подбородок ей на голову, опущенную на мое плечо, если вдруг придет такая мысль. Девушка пристально смотрит на меня, словно увидев впервые. В ее темных глазах столько вопросов. Столько обещаний.
У меня перехватывает дыхание.
«О чем она думает?»
Алессия смотрит на мои губы и приподнимает голову. Цель ясна.
– Хочешь, чтобы я тебя поцеловал?
Она кивает.
«Вот хрень».
Я медлю. Ведь решил не касаться Алессии, пока она не придет в себя. Она закрывает глаза, предлагая мне себя. Отказаться невозможно. Я нежно, бережно целую ее в губы, и она со стоном прижимается ко мне еще теснее.
И, конечно же, мое либидо просыпается. Резко выдохнув, я смотрю на ее полураскрытые губы.
«Нет».
Не сейчас.
Не здесь.
Не после того, что ей пришлось пережить.
Не на заправке возле М5.
Я ласково касаюсь губами ее лба.
– Пошли поужинаем.
Сам удивляясь своему благоразумию, я за руку веду Алессию в помещение.
Алессия плетется рядом с Максимом, держась как можно ближе к нему. Она вспоминает о его теплых объятиях и нежном поцелуе, а не о том, что случилось с ней в прошлый раз на такой вот заправочной станции. И крепче берет Максима под руку. Рядом с ним она забывает обо всем и бесконечно ему благодарна.
Дверь в коридор открывается, и они входят в небольшое здание. Алессия вдруг замирает.
Запах. Zot. Запах.
Жареная еда.
Сладости.
Кофе.
Антисептик.
Алессия морщится, вспомнив, как ее тогда торопили пройти в туалет. И никто не заметил, в какую беду она попала.
– Споткнулась? – спрашивает Максим.
– Так, вспомнилось кое-что.
– Я с тобой, – напоминает он, стискивая ее ладонь и грустно улыбаясь. – Идем. Мне правда нужно в туалет.
Алессия нервно сглатывает.
– Мне тоже, – смущенно признается она и идет за ним.
– К сожалению, со мной тебе нельзя. – Максим останавливается у двери в мужской туалет. – Я буду ждать тебя здесь, договорились? Иди.
Сделав для храбрости глубокий вдох, Алессия входит в женскую туалетную комнату. Очереди нет. Только две женщины моют руки. Вроде не похоже, что их тайком привезли из Восточной Европы.
Алессия мысленно фыркает.
«А чего она ожидала?»
Пожилая женщина, лет пятидесяти, отходит к сушилке для рук и, поймав взгляд Алессии, улыбается ей. Алессия, ступая увереннее после такой поддержки, направляется в кабинку.
Когда она выходит, Максим ее ждет, прислонившись к стене. Высокий, мускулистый, он стоит, уцепившись пальцем за ремень джинсов. Его волосы взъерошены, яркие зеленые глаза пристально рассматривают все вокруг. Заметив Алессию, Максим расцветает, как ребенок, получивший новогодний подарок. Он берет ее за руку, и Алессия не противится.
Алессия не раз видела «Старбакс» в Лондоне. Максим заказывает себе двойной эспрессо, а ей – по ее просьбе – какао.
– Что ты будешь есть?
– Я не голодна.
Он удивленно приподнимает брови.
– У Магды ты ничего не ела. И я точно знаю, что ты никогда ничего не ешь у меня в квартире.
Алессия хмурится. Она завтракала, но потом ее стошнило, – однако Максиму такие подробности ни к чему. Она качает головой. Слишком много всего случилось, аппетит пропал.
Максим недовольно фыркает и заказывает панини.
– Давайте два, – вдруг говорит он баристе, искоса взглянув на Алессию.
– Сейчас принесу, – кокетливо улыбается Максиму девушка.
– Заверните с собой, пожалуйста. – Максим протягивает банкноту в двадцать фунтов.
– Конечно. – Бариста чарующе взмахивает длинными ресницами.
– Спасибо.
Максим поворачивается к Алессии, не обращая внимания на призывные взгляды баристы.
– У меня есть деньги, – говорит Алессия.
Максим усмехается в ответ.
– Я угощаю.
Они отходят к концу стойки и ждут, когда будет готов заказ. Алессия думает, как ей поступить с деньгами. У нее немного скоплено, но это на комнату. Хотя Максим говорил, что сам найдет ей жилье.
«Может быть, он имел в виду комнату в его квартире? Или где-то еще?»
Она не знает. И не знает, сколько они пробудут за городом и когда она сможет заработать еще денег. Хорошо бы спросить у Максима, но не в «Старбаксе» же решать такие вопросы.
– Слушай, забудь о деньгах, – вдруг обращается к ней Максим.
– Я…
– Забудь. Пожалуйста.
Он серьезно смотрит на нее.
Щедрый… Чем же он все-таки зарабатывает себе на жизнь? Большая квартира, две машины, оплатил телохранителей Магде… Он композитор? Неужели композиторы в Англии так много зарабатывают?
– О чем задумалась? Спроси, и я отвечу.
– Мне интересно… кем ты работаешь?
– В смысле, как я зарабатываю себе на хлеб? – с улыбкой уточняет Максим.
– Ты пишешь музыку?
Он смеется.
– Иногда.
– Я поняла. Мне понравились твои пьесы.
– В самом деле? – Он смущенно улыбается. – Ты прекрасно говоришь по-английски.
– Ты думаешь?
Алессия заливается румянцем, услышав неожиданный комплимент.
– Да, я так думаю.
– Моя бабушка была англичанка.
– Понятно. Как она попала в Албанию?
– Поехала в гости в тысяча девятьсот шестидесятых к подруге, Джоан, матери Магды. В детстве Магда и моя мать писали друг другу письма и так подружились. Они никогда не встречались, живут в разных странах, только переписываются.
– Никогда не встречались?
– Нет. Моя мать, конечно, хотела бы… однажды…
– Два панини с ветчиной и сыром, – прерывает их бариста.
– Спасибо. – Максим забирает у девушки пакет с едой. – Пошли. Доскажешь в машине, мне очень интересно, – говорит он, забирая кофе. – Не забудь какао.
Алессия идет с ним рядом, стараясь не отстать ни на шаг.
В машине Максим одним глотком выпивает кофе, отставляет пустую чашку и, развернув панини, с наслаждением откусывает. Аппетитный аромат ветчины и сыра наполняет автомобиль.
– М-м-м, – с преувеличенным удовольствием бормочет Максим, поглядывая на Алессию. Она смотрит на его рот и облизывает губы. – Хочешь?
Она кивает.
– Держи.
Он подает ей второй сэндвич и включает мотор. Алессия осторожно запускает зубы в теплый хлеб. Расплавленный сыр липнет к губам. Подтолкнув сыр в рот, девушка облизывает испачканные в соусе пальцы. Ощутив небывалый голод, она вгрызается в сэндвич. Как вкусно!
– Ну что? Тебе получше? – тихо интересуется Максим.
Алессия загадочно улыбается.
– Ты хитрый, как самый хитрый лис.
– Да, таким уж уродился, – довольно расправляет он плечи, и Алессия весело смеется.
Господи, какой у нее красивый смех.
На заправке я останавливаюсь у колонки с высокооктановым бензином.
– Ты пока ешь, – говорю я Алессии и выскакиваю из машины.
Однако она выбирается за мной следом, не выпуская из рук панини, и встает рядом у бензоколонки.
– Соскучилась? – насмешливо спрашиваю я, чтобы разрядить обстановку.
Она чуть кривит губы в подобии улыбки, однако все так же тревожно оглядывается. Ей явно не нравится это место. Я быстро наполняю бак бензином.
– Как дорого! – восклицает Алессия, увидев цифры на экране.
– Да уж как есть. – Вообще-то я никогда не замечал, столько стоит бензин. Не было нужды. – Пошли в кассу.
В очереди в кассу Алессия стоит рядом со мной, откусывая панини и удивленно оглядывая полки.
– Хочешь что-нибудь в дорогу? Журнал? Шоколадку? – спрашиваю я.
Она только качает головой.
– Сколько здесь всего…
Я оглядываю магазинчик. Все как обычно.
– Разве в Албании нет магазинов?
Она надувает губы.
– Конечно, есть. В Кукесе много магазинов, но не таких, как этот.
– Да?
– Здесь все очень аккуратно разложено. Чисто. Патологически.
Я усмехаюсь.
– Патологически аккуратно?
– Да. Противоположно тебе.
Я смеюсь.
– А в Албании в магазинах не все аккуратно разложено?
– Не в Кукесе. И не так.
У кассы я вставляю кредитную карточку в машинку для считывания кода, набираю секретные цифры. Алессия следит за каждым моим движением.
– Твоя карточка волшебная, – вздыхает она.
– Волшебная?
Пожалуй, в этом что-то есть. Волшебство. Магия. Я же не заработал деньги, которыми только что заплатил за бензин. Богатство досталось мне случайно, по праву рождения.
– Да. Волшебная.
Усевшись в машину, я некоторое время жду, не заводя мотор.
– Что не так? – спрашивает Алессия.
– Пристегнись.
– Забыла. Это как кивать и мотать головой.
– То есть?
– В Албании мы качаем головой, если хотим сказать «да», и киваем, если говорим «нет», – объясняет она.
– Ничего себе. Очень странно. Легко запутаться.
Сжав в руке половину панини, я завожу машину и вывожу ее обратно на М5.
«Значит, она путает «да» и «нет»?»
Интересно, не пересмотреть ли мне наши разговоры с этой точки зрения.
– Куда мы едем? – спрашивает Алессия, устремив взгляд в ночную тьму.
– Моей семье принадлежит дом в Корнуолле. Еще часа три – и будем на месте.
– Далеко.
– От Лондона? Да.
Она отпивает глоток какао.
– Расскажи мне о твоем городе, – прошу я.
– О Кукесе? Маленький городок. Там ничего особенного не происходит. Он такой… один… как сказать…
– Уединенный?
– Да. Уединенный. Далеко… от всего.
Она пожимает плечами и, кажется, не собирается делиться иными подробностями.
– Корнуолл тоже далеко от всего. Сама увидишь. Ты не рассказала мне о своей бабушке.
Алессия улыбается. Ей нравится говорить о бабушке. Я усаживаюсь поудобнее.
– Моя бабушка и ее подруга Джоан приехали в Албанию миссионерами.
– Миссионерами? В Европу?
– Да. Коммунисты запретили религию. Албания была первой нацией атеистов.
– Надо же. Я и не знал.
– Они приехали помочь католикам. Привезли из Косова книги. Библии. Ну, ты понимаешь. Опасная работа. Она встретила албанца и… – Алессия умолкает, на ее лице появляется нежная улыбка. – Они полюбили друг друга.
– Опасная работа, говоришь?
– Да. Она рассказывала истории, от которых волосы шевелились на голове.
– Шевелились? Может, вставали дыбом?
Алессия улыбается.
– Какая разница. Вставали дыбом.
– А мать Магды?
– Она переехала в Польшу и вышла замуж за поляка. Они были лучшими подругами. И их дочери стали лучшими подругами.
– Так вот почему ты пришла к Магде, когда сбежала.
– Да. Она всегда хорошо ко мне относилась.
– Я очень рад, что ты была не одна.
«А теперь у тебя есть я».
– Будешь доедать вторую половину своего панини?
– Нет, спасибо.
– А со мой поделишься?
Алессия секунду меня рассматривает.
– Ладно, – говорит она и достает сэндвич из сумки.
– Кусай первая.
Она улыбается и кусает, а потом подает сэндвич мне.
– Спасибо. – Я усмехаюсь. Девушка явно повеселела. – Включим музыку?
Она кивает, пережевывая ветчину и сыр.
– Выбери сама. Нажми вот на ту кнопку и пролистай записи.
Алессия, прищурившись, смотрит на экран и изучает мои списки композиций. Она очень серьезно подходит к выбору мелодии. В призрачном освещении экрана ее лицо сосредоточенно нахмурено.
– Мне все незнакомо, – тихо говорит она.
Я возвращаю ей панини.
– Выбери наобум.
Алессия что-то нажимает пальчиком на экране, и я улыбаюсь, заметив, что она выбрала.
«Бхангра. А почему бы нет?»
Мужчина поет без сопровождения.
– Что это за язык? – спрашивает Алессия и еще раз откусывает панини. Расплавленный кусочек моцареллы выскальзывает у нее из уголка рта. Затолкнув беглеца обратно, девушка облизывает палец. Мое тело тут же отзывается на эту соблазнительную картину.
Я крепче сжимаю руль.
– Пенджаби, наверное.
Вступают музыкальные инструменты, и Алессия передает мне панини. Она слегка приплясывает под музыку, даже сидя.
– Никогда не слышала ничего подобного.
– Я порой ставлю эту композицию, когда работаю диджеем. Еще хочешь? – предлагаю я ей остатки сэндвича.
Она качает головой.
– Нет, спасибо.
Я кладу последний кусок панини в рот и довольно улыбаюсь – хитрость удалась, Алессия съела больше, чем собиралась.
– Работаешь диджеем? Что это значит?
– Ну, в клубе. Где танцуют. Под музыку. Я ставлю музыку пару ночей в месяц в Хокстоне.
Алессия смотрит на меня пустым взглядом.
«Она ни слова не поняла из того, что я сказал».
– Ладно, сходим с тобой в клуб, сама увидишь.
Алессия потихоньку начинает отбивать ритм ногами. Я встряхиваю головой. Как же так? Она совсем не знает жизни!
Хотя, если вспомнить, что она пережила, кое-что знает. Меня снова настигают мрачные мысли.
А потом я вспоминаю признание Алессии на стоянке.
Она сбежала.
«Сбежала!»
«Они хотели, чтобы мы были чистыми… за чистых дали бы лучшую цену».
Я судорожно выдыхаю.
Очень надеюсь, ради самой Алессии, что она избежала самого страшного. Но иногда мне в это не верится. Она шла к Магде одна, ночами. Я пытаюсь осознать, что она преодолела, как спаслась. Нашла место, чтобы жить. Работу. И вновь сбежала сегодня из моей квартиры. У нее ничего нет, зато она очень изобретательная, талантливая, храбрая и красивая. Я гордо улыбаюсь.
– Алессия, ты совершенно необыкновенная, – шепчу я.
Она поглощена музыкой и ничего не слышит.
Уже после полуночи мы въезжаем на гравиевую дорожку и останавливаемся у гаража в «Убежище», одного из фешенебельных коттеджей на окраине поместья Треветик. Я не хочу пугать Алессию видом главной усадьбы, еще успеется. Я хочу, чтобы она была только со мной. В большом доме много народу, а я так и не придумал, что скажу Алессии и об Алессии. Пока она не знает, кто я, чем владею и что получил по праву рождения. И мне это нравится.
Она спит. Наверное, измучилась. Я смотрю на нее – даже в резком свете фонаря черты ее лица такие нежные и мягкие.
«Спящая красавица».
Я мог бы смотреть на нее часами. Она морщится, и я представляю себе, что ей снится.
«Я?»
Отнести ее в дом? Нет, пожалуй, это опасно. Ступеньки здесь крутые, скользкие. Я разбужу ее. Поцелуем. Как принцессу. И да, я помню, что обещал дать ей время и не касаться ее.
– Алессия, – шепчу я. – Мы приехали.
– Привет, – говорит она, открыв глаза.
– Привет, красавица. Мы приехали.
