День 6 – четверг

Хартланд проснулся до рассвета. Бесшумно выбрался из спального мешка, оделся и привел себя в порядок в уборной. Только от бритья пришлось на время воздержаться.

Импровизированный оперативный штаб был под замком, доступ туда имели только он и его люди. Там находились их компьютеры, серверы и средства связи, по которым возможно было также передавать данные.

Наряду с задачами в «Талэфер» Хартланд руководил оперативными группами по производителям и поставщикам электроэнергии. Он включил свой ноутбук и проверил последние данные. Из Берлина пришли новые сведения: анализ возгораний на подстанциях. В трех из шести случаях причиной с большой долей вероятности стал поджог. Список оказался весьма лаконичным: Остеррёнфельд в субботу, Густров в воскресенье, Клоппенбург во вторник и Минден накануне вечером.

Хартланд загрузил интерактивную карту Германии, на которой были отмечены все известные инциденты. Все точки оказались разбросаны по северу Германии.

Подошел заспанный коллега, Полен, гигант со светлыми волосами.

– Взгляни, – сказал Хартланд. – Поджоги на трех подстанциях высоковольтной линии.

– И разбросаны по северной Германии, – отметил Полен. – У них целая армия диверсантов?

Хартланд отключил отметки.

– Возгорания произошли в разное время, – и включил их одну за другой.

– Сначала север, затем восток и запад, – заключил Полен. – Все равно не вижу логики.

– Как будто кто-то разъезжает по стране и устраивает пожары. Но есть еще одно сообщение. Вот. Обнаружены еще четыре подорванные опоры.

Хартланд ввел в систему точки расположения.

– К сожалению, службы не сумели установить точное время. Но… – Он вдруг запнулся.

Все точки оказались на карте. Хартланд соединил все три локации, где произошли возгорания. Линия протянулась от Любека до Гюстрова на востоке и оттуда на запад, к Клоппенбургу.

– Две опоры расположены в непосредственной близости от линии Гюстров – Клоппенбург. Похоже, кто-то передвигается там и методично уничтожает стратегически важные сооружения.

– Значит, нужно немедленно взять под охрану остальные! – воскликнул Полен.

– Это невозможно. Одних только опор высоковольтных линий не одна сотня. Мы не сможем проследить за всеми. Полиция и бундесвер и без того сбились с ног. – Он взялся за рацию. – Посмотрим, что скажут на это в Берлине.

– Мы обсудили вашу гипотезу, – сообщил Боллар. – Насчет SCADA-систем от «Талэфер». Немецкие структуры занимаются этим вопросом в рамках служебного содействия. К сожалению, мы не можем отправить своих людей, у нас на счету каждый сотрудник. – Он подался вперед и уперся локтями в стол. – Поэтому без лишних слов: не хотелось бы вам отправиться в Ратинген, что недалеко от Дюссельдорфа, и применить свои умения там?

Манцано удивленно вскинул брови:

– Я не специалист по таким системам.

Боллар усмехнулся:

– Я во многое готов поверить, даже в ваши теории, но только не в это. Даже если это так, вы можете распознать дефект в системе. Речь идет именно об этом. Возможно, вам потребуется загрузить отчеты, они уже доступны в нашей Сети. Правда, не могу гарантировать, что в Ратингене найдется отель с отоплением и горячей водой.

– Вы знаете, как увлечь людей…

– Но вы получите в свое распоряжение машину. Относительно вознаграждения, я уверен, мы договоримся. Только не говорите своей новой подруге.

– Она не подруга.

– Не важно. Так вы согласны?

– Отныне номер в твоем распоряжении, – сообщил Пьеро, собирая вещи.

Шеннон как раз вернулась с обзорной поездки по городу, во время которой сняла несколько коротких репортажей.

– Ты уезжаешь? Куда?

– Не важно.

Она услышала шум воды из туалета, и через минуту оттуда появился Боллар.

– А, наша новая звезда, – бросил он насмешливо. – Вы не могли бы оставить нас ненадолго?

Шеннон колебалась – все-таки теперь это был и ее номер. Но в конце концов она пожала плечами, положила камеру на стол и вышла. Прикрыв за собой дверь, сразу приложила ухо к замочной скважине. Ей удалось разобрать лишь обрывки фраз, которые ни о чем не говорили. Но потом она уловила целое предложение.

– Разве что у немцев есть интернет-соединение, – произнес Манцано.

Значит, он уезжал в Германию… Шеннон лихорадочно соображала.

– Можно что угодно говорить о немцах, но в организованности им не откажешь, – сказал Боллар. – Уголовное ведомство располагает всем необходимым. Вот ключи, машина стоит в гараже – черная «Ауди А4» с нидерландскими номерами. Вы запросто доберетесь до Ратингена. – И добавил со значением: – И вернетесь обратно.

Шеннон услышала шаги и на носках отошла от двери. Прислонилась к стене и скрестила руки на груди, словно стояла так целую вечность.

Боллар кивнул ей на ходу.

Шеннон вернулась в номер. Манцано уже стоял с чемоданом и ноутбуком в сумке.

– Рад был познакомиться, – сказал он и протянул ей руку. – Надеюсь, еще увидимся, когда все это закончится. Может, тебе доведется снимать репортаж в Милане. Мой адрес у тебя есть.

Шеннон дождалась, пока за ним захлопнется дверь, и принялась торопливо запихивать вещи в рюкзак.

Томми Суарес находился в вагоне метро линии А, идущего в направлении Бруклина. Вокруг теснился народ. Пассажиры стряхивали снег с парящей одежды, говорили по телефону, читали, смотрели в пустоту, когда внезапно погас свет.

Визг тормозов, крики людей – все смешалось. На Томми кто-то навалился, запястье придавило к поручню; затем он почувствовал удары под ребра, в спину, по ногам. Его мотало, как в стиральной машине в режиме отжима. Потом поезд дернулся и замер. На мгновение в вагоне повисла тишина, затем люди заголосили наперебой. Неизвестно было, как далеко еще до следующей станции. Оставалось надеяться, что никто не прыгнул под поезд. Голоса вокруг становились громче. Томми взглянул на часы. Шесть сорок пять. Почему молчит машинист?

– Отлично! – промолвила пожилая женщина. – Не хватало еще, чтобы опять свет отключили… Помню, в две тысячи третьем мы два часа проторчали в таком вагоне.

– Два часа? – переспросила девушка рядом; в ее голосе сквозила паника.

– И нам еще повезло! – добавила женщина. – Другие…

И что бы ей язык не придержать!

– Уверен, это ненадолго, – Томми попытался успокоить девушку.

Непросто было сохранять спокойствие в замкнутом пространстве, без света, в окружении других людей. И уж особенно жуткой представлялась перспектива провести так несколько часов. Томми прекрасно понимал эту девушку. В подобной ситуации им меньше всего нужны были пессимистические заявления.

– С нами ничего не случится.

Молодой человек рядом с ним достал телефон.

– Ну да, теперь и Сети нет…

– А что нам делать, если это затянется? – спросил мужчина с портфелем под мышкой.

– Как затянется? – спросила девушка.

– Ну, если свет не дадут и мы будем стоять здесь.

– А я вам скажу, – вмешалась пожилая женщина. – Ждать. Ждать и мерзнуть.

Больше всего Томми хотелось дать ей затрещину. Но женщина годилась ему в матери.

– А если это и до нас дошло? – спросила другая, в меховой шубе. – Как в Европе?

Девушка в панике заскулила, потом стала кричать. Томми заметил, как вдруг оцепенел, как ее страх охватывает и его, и остальных. Он сделал над собой усилие, чтобы не наорать на девушку, и попытался вместо этого успокоить ее, погладил по плечу.

Та лишь отбивалась в истерике:

– Выпустите меня! Я хочу выйти!

– Взгляните сюда! – воскликнул один из сотрудников.

Наблюдать за итальянцем теперь не было необходимости, и они собирали оборудование.

– Во-первых, – сообщил криминалист, – эта журналистка выехала сразу же после отъезда Манцано. Куда направилась, нам неизвестно.

– Возможно, следом за ним, – предположил Боллар. – Один раз он уже подбросил ей неплохой материал…

– Но это еще не всё. Вот, только сейчас обнаружили. Похоже, незадолго до отъезда он отправил письмо.

Франсуа наклонился к экрану и прочел сообщение, написанное по-английски: «В «Талэфер». Искать баг. Ничего не найдут. Буду держать в курсе».

«Так я и знал!» – с торжеством подумал Боллар.

– На какой адрес?

– Русский домен. [email protected]. Больше ничего не известно.

Боллар подошел к телефону и набрал номер шефа. Он сообщил ассистенту, что вопрос не терпит отлагательств, и тот сразу соединил их. Франсуа в двух словах изложил директору суть. Его реакция была вполне ожидаема:

– Мы не можем рисковать. Сообщите тому человеку из немецкой полиции, который ведет проверку в Ратингене, как там его зовут…

– Хартланд, – напомнил Боллар.

– Точно. Пусть арестуют итальянца. Посмотрим, что удастся из него вытрясти. В ЦРУ наверняка будут рады помочь.

– При чем здесь они?

– А вы еще не слышали новости?

– Какие новости?

– США?

На мгновение оперативный штаб Министерства внутренних дел застыл, как в стоп-кадре. Все одновременно замерли, уставившись на немногие еще работающие экраны и статс-секретаря. Часы показывали начало одиннадцатого.

– То же, что и у нас? – спросил кто-то.

Ресс кивнул. Он прижал телефонную трубку к уху и то и дело кивал.

Михельсен переводила взгляд с экранов на Ресса и обратно.

– Если это так, – шепнула она коллеге, – то теперь мы, извиняюсь за выражение, точно в жопе.

Ресс наконец положил трубку.

– Министерство иностранных дел подтверждает, что значительная часть электросетей в США обесточена.

– Это не совпадение, – произнес кто-то. – Через неделю после Европы…

– На их помощь теперь можно не рассчитывать, – заключила Михельсен.

– Западный мир оказался под ударом, – констатировал Ресс. – Командование НАТО собирается в эти минуты на экстренное заседание.

– Они же не считают, что за этим стоят русские или китайцы?

– Следует принимать в расчет все варианты.

– Господи, помоги нам, – прошептала Михельсен.

Американские электросети, в сущности, оказались проще европейских, поскольку были хуже защищены и более тесно связаны с Интернетом. Но некоторые эксплойты стали доступны несколько позже. Изначально планировалось ударить одновременно по двум континентам. Но и так было неплохо. Возможно, даже лучше. Всю неделю мир гадал, кто стоит за атаками на Европу. Отключение в США породит новые слухи. Военные наверняка подключатся еще плотнее. Атаку подобного масштаба припишут разве что целой стране. Под подозрение попадут Иран, Северная Корея, Китай или даже Россия. Конечно, все будут отрицать свою причастность. Все оказалось так просто… Никто не сумеет отследить их, учитывая, как просто затереть все в глобальной Сети. Теории будут сменять одна другую. Экспертам в полиции, армии и разведке всякий раз придется идти по новому следу, прорабатывать бесчисленные гипотезы, рассредоточивать ресурсы. Это в конце концов их ослабит. Война? Терроризм? Преступность? Всё вместе? Еще более разрушительным станет психологический эффект. Последняя сверхдержава, и без того подкошенная экономическим кризисом, не смогла себя защитить. По сравнению с этой атакой Перл-Харбор и теракты 11 сентября покажутся пчелиными укусами. Скоро граждане Америки поймут, что в этот раз не получится просто отправить армию в какой-нибудь отдаленный регион. Потому что никто не узнает, в какой именно. И они осозна́ют, до чего беспомощны. До чего немощны их правительство, власти и богачи, так называемая элита, вся их система… Система, при которой они не знали благополучия, не говоря уже о процветании, но которую предпочитали неизвестному. Они поймут, что их бросили на произвол судьбы. И уже давно. Что наступила новая эпоха, когда они вынуждены будут формировать собственные территории. Захотят – и смогут.

Поначалу Манцано еще пытался настроить радио, но из динамиков шло только шипение. Поэтому поездка прошла в тишине. Что тоже было неплохо после суматохи последних дней.

Следуя указаниям навигатора, он свернул с автобана и проехал несколько пригородных кварталов, пока впереди не показался пятнадцатиэтажный колосс из стекла и бетона. Фасад был увенчан фирменным логотипом «Талэфер АГ». Манцано поставил машину на гостевой парковке. Он прихватил с собой ноутбук, а остальные вещи оставил пока в багажнике.

В фойе Пьеро спросил Юргена Хартланда. Через пару минут к нему вышел мужчина примерно его возраста, с голубыми глазами и хорошо сложенный. На нем были джинсы и плотная водолазка. С ним пришли еще двое, коротко подстриженные, такие же подтянутые и тоже в повседневной одежде. Голубоглазый окинул гостя быстрым взглядом.

– Юрген Хартланд, – представился он. – А вы – Пьеро Манцано?

Тот кивнул, и двое других встали по обе стороны от него.

– Прошу, следуйте за мной, – сказал Хартланд по-английски почти без акцента.

Он не стал представлять своих коллег. Манцано провели в маленький кабинет, и Хартланд закрыл дверь. Один из его спутников встал у проема.

– Присаживайтесь. Я получил сообщение из Гааги. В целях безопасности мне необходимо проверить ваш компьютер.

Пьеро нахмурился:

– Это мое личное.

– Вам есть что скрывать, господин Манцано?

Ему стало не по себе. Он не понимал, что значит это представление. Разве его не просили о помощи? Ему не нравился тон Хартланда.

– Нет. Но это личное имущество.

– Тогда подойдем иначе, – предложил Хартланд. – Объясните, пожалуйста, кому принадлежит адрес [email protected].

– Что это за адрес?

– Я вас об этом спрашиваю. Вы отправили письмо на этот мэйл.

– Быть не может. А даже если и так, откуда вам это известно?

– Вы не единственный, кто может получить доступ к чужому компьютеру. Разумеется, в Европоле за вами наблюдали. Так кому принадлежит мэйл?

– Повторяю вам, я не знаю…

Не успел Пьеро среагировать, как один из спутников Хартланда вырвал у него сумку с ноутбуком. Он вскочил. Второй сотрудник Хартланда усадил его обратно.

– Что это значит? – возмутился Манцано. – Я думал, что еду сюда помогать.

– Мы тоже поначалу так думали, – ответил Хартланд. Он достал ноутбук из сумки и включил.

– Я еду обратно, – заявил Манцано.

– Это вряд ли, – возразил Хартланд, глядя в экран.

Пьеро попытался встать, но его снова удержали.

– Оставайтесь на месте, прошу вас, – сказал Хартланд и развернул к нему ноутбук. – Значит, вы не отправляли писем на указанный адрес?

Манцано увидел письмо, отправленное с его почты на адрес, который называл Хартланд.

Он перечитал еще раз. Потом растерянно взглянул на Хартланда. Снова уставился в экран. Наконец к нему вернулся дар речи:

– Я не писал такого и не отправлял.

Хартланд почесал голову.

– Но это же ваш ноутбук?

Манцано, кивнув, стал лихорадочно соображать. Посмотрел на дату отправления. Примерно в то же время, когда он покинул Гаагу. Пьеро скрестил руки на груди:

– Я этого не писал. Понятия не имею, кто это сделал. Проверьте ноутбук, может, его взломали. Я и сам проверил бы, но полагаю, что вы этого не позволите.

– Правильно полагаете. Мы сами всё проверим. – Хартланд передал ноутбук одному из коллег, и тот вышел с ним из кабинета. – А пока мы с вами можем продолжить разговор о подозрительных мэйлах.

– Говорить особо не о чем, – возразил Манцано. – Я не знаю такого адреса, а потому и сказать мне нечего.

Хартланд что-то загрузил на собственном ноутбуке и прочел вслух:

– Пьеро Манцано, в восьмидесятые и девяностые великолепный хакер и политический активист, в две тысячи первом даже был арестован во время саммита «Большой восьмерки» в Генуе.

– Можете не пересказывать мне мою биографию. Я знаю, чем занимался…

– Кто-то атаковал Европу и США. А судя по вашей почте, можно…

– Стоп, секунду! Как США?

– …сделать вывод, что с этим кем-то вы контактируете.

Так они подозревали его, Пьеро Манцано, в причастности к происходящему! Этот Хартланд только что напомнил о его участии в политических акциях. Они считают его террористом.

– Это… это абсурдно…

– Мы это выясним, – ответил Хартланд, нахмурив брови.

– Не сомневаюсь… А что произошло в США?

– Вы не слушали радио по дороге?

– Не смог поймать ни одной станции.

– Сегодня утром в Соединенных Штатах произошло массовое отключение. Бо́льшая часть страны оказалась без электричества.

– Вы шутите…

– Поверьте, я не расположен к шуткам. Лучше вам все рассказать, пока вами не занялось ЦРУ.

Шеннон взяла пуховик с заднего сиденья и накинула на себя. В машине стало прохладно. Уже час, как она ждала на парковке перед громадным офисным зданием на окраине города. Над верхним этажом тянулись гигантские буквы: «Талэфер АГ». В нормальных условиях Шеннон вышла бы в Интернет с телефона и разузнала, что это за предприятие. Но условия были далеки от нормальных. Без радио ожидание казалось мучительно долгим.

Шеннон вышла из машины и пересекла парковку. Там стояло еще несколько машин. Вероятно, у них работала система аварийного питания.

В фойе за стойкой скучала женщина. При появлении Шеннон она вскинула брови:

– Чем могу помочь?

Журналистка украдкой огляделась. Перед стойкой находился стенд с фирменными брошюрами. На немецком и английском языках. Отлично.

– Вы говорите по-английски?

– Да.

– Кажется, я заблудилась. Мне нужно попасть в Ратинген.

Лицо женщины осветилось улыбкой. Она объяснила на ломаном английском, что достаточно повернуть с парковки направо и примерно через километр будет Ратинген.

Шеннон поблагодарила. Словно бы невзначай полистала брошюру и сунула в карман.

– До свидания.

В машине она плотнее закуталась в пуховик и принялась изучать проспект, поглядывая то и дело на главный вход, где скрылся Манцано.

– Закончились, – объявил Бертран Дорель и потряс пустую упаковку из-под лекарства. – Нужно купить новую.

– Но нам нельзя выходить из дома, – возразила его супруга.

– Я выйду и сразу сяду в машину. Что такого случится?

Он пошел на кухню. Аннет последовала за ним. Селеста Боллар сидела за столом и ощипывала курицу. Она складывала перья в большую коробку, но немало их разлетелось и по полу.

– Уж и не помню, когда занималась этим в последний раз, – вздохнула Селеста. – Забыла, как это нелегко.

С задней двери вошел Венсан Боллар: в каждой руке по корзине, полной дров. Он с грохотом опустил их на пол.

– Вы не знаете, где здесь ближайшая аптека? – спросил Бертран.

– Не знаю, открыта ли она, – ответил Венсан. – Это срочно?

– Да, у меня закончилось лекарство.

Боллар только кивнул.

Аннет переглянулась с его женой.

– Вообще-то выходить не следует, – пропыхтел Венсан. – Но раз надо, значит, надо… – Он поцеловал жену в щеку. – Мы не задержимся.

Хартланд уже два часа допрашивал Манцано.

– Что значит «ничего не найдут»? Что мы должны найти? И значит ли это, что вы помешаете это обнаружить? Или здесь нечего искать? Вы рассчитывали получить доступ к системе? Относительно чего вы будете держать их в курсе? Что вам еще известно?

Вопросы сыпались бесконечно. Манцано отвечал встречными:

– Неужели я настолько глуп, чтобы отправлять такое письмо без шифрования? Или не удалить его сразу после отправки?

Дверь отворилась, и вошел второй сотрудник Хартланда. Он держал в руках ноутбук Манцано.

– Мы обнаружили другие письма, в которых вы информировали о своем пребывании в Гааге.

– Это просто смешно! – воскликнул Манцано. – О чем вы говорите?

– Похоже, вы-то нам и нужны, – произнес Хартланд и поднялся: – Пьеро Манцано, мы заключаем вас под стражу. Вас поместят под арест и продолжат допрос. В Федеральной разведывательной службе также выражали заинтересованность вами.

Где немецкая разведка, там и до ЦРУ недалеко – после того, как США подверглись атаке… При мысли о методах, применяемых в американской секретной службе и даже одобренных президентом, Пьеро стало дурно.

Когда с улицы донесся звук мотора, Аннет поспешила в коридор. Их мужья вошли внутрь и быстро затворили за собой дверь.

Бертран поднял в руке упаковку с лекарством, и Аннет облегченно вздохнула.

Он смял пачку в кулаке. Это была старая упаковка, пустая.

– Нет, – сообщил Бертран, – на складах ничего не осталось.

Водитель повернул к стоянке перед комплексом зданий. Несколько мест на парковке занимали генераторы, и воздух был сизым от их выхлопа. Через узкую клумбу в сторону зданий тянулись толстые кабели.

Дорога заняла примерно полчаса. Когда они проехали указатель, Манцано понял, что его везут в Дюссельдорф. Он вышел из машины, и его обдало холодом. Хартланд не счел нужным надевать на него наручники.

– Я дико хочу в туалет, – сказал Пьеро. – Не могу больше терпеть. Я облегчусь здесь, вы не против?

Хартланд бросил на него взгляд.

– Ну, не мочить же вам штаны…

Манцано направился к генераторам. Хартланд и его сотрудник последовали за ним. Пьеро остановился возле одного из агрегатов, оглянулся на своих конвоиров, требуя хоть какого-то личного пространства, и стал расстегивать брюки. Хартланд с коллегой пренебрегли его пожеланием и стояли сразу за ним. Манцано слышал их дыхание и украдкой рассматривал генераторы и кабели. Ему ничего не оставалось. Он развернулся и направил струю на коллегу Хартланда.

– Ах ты…

Мужчина отскочил, и Пьеро повернулся к Хартланду. Тот тоже инстинктивно отпрянул и посмотрел на свои джинсы. Манцано воспользовался моментом и бросился бежать.

Он широкими скачками пересек стоянку, на ходу дрожащими пальцами застегивая ширинку. За спиной раздались крики:

– Стоять! Остановитесь!

У Манцано и в мыслях такого не было. Он неплохо бегал, но еще предстояло выяснить, возможно ли оторваться от тренированных полицейских. Кровь стучала в висках так громко, что Пьеро едва слышал крики. Нужно было убираться с дороги. Кто-то наверняка попытается догнать его на машине. Ноги как будто не касались асфальта. Манцано лихорадочно оглядывался: куда бы свернуть?

За спиной снова что-то прокричали. Пьеро свернул в проулок. Но быстро понял, что и здесь ему так просто не скрыться. Пришлось снова повернуть. Сзади слышен был топот преследователей; Манцано не мог разобрать, двоих или одного. Дышать между тем становилось тяжелее, сердце заходилось. Лоб покрылся испариной. Вот послышался гул мотора. Впереди показался сад, огороженный стеной в человеческий рост. Еще несколько шагов. Пьеро подтянулся и перемахнул на другую сторону. Позади взвизгнули тормоза, раздались проклятия. Манцано побежал к дому. Это была большая вилла, свет в окнах не горел. Он обежал дом; там раскинулся сад, также обнесенный стеной и живой изгородью. Манцано не видел, что ждало его по другую сторону. Он прыгнул, ухватился за край, вскарабкался и перевалился через стену. Приземлился на тротуар и бросился дальше. Стало ясно, что долго ему такого темпа не выдержать.

Снова сзади донеслись крики. Значит, сбросить погоню не удалось. Даже наоборот, голос звучал куда ближе. Манцано не разбирал слов. Раздался выстрел. Пьеро не останавливался. Впереди показался еще один перекресток. Снова выстрел. В тот же миг он почувствовал тупую боль в правом бедре. Оступился, выровнялся, но заметил, что бежать стало труднее. Кто-то налетел на него сзади и повалил на мостовую. Манцано не успел ничего предпринять – ему завернули руки за спину. Звякнул металл, и он почувствовал, как на запястьях сомкнулись наручники.

– Вы идиот, – услышал он запыхавшийся голос. – Я-то думал, вы благоразумны…

Его тронули за правую ногу:

– Дайте посмотрю.

Только теперь Манцано почувствовал боль. Правое бедро обожгло, словно к нему приложили раскаленное железо.

– Нет никаких зацепок, – признался генерал НАТО.

Каждый из десяти экранов в конференц-зале был разделен на четыре сектора, и со всех смотрели лица: главы правительств большинства стран Евросоюза или их министры, генералы НАТО, подключенные по видеосвязи из Брюсселя, и президент США. Михельсен не сомневалась, что за каждым из них толпился целый штат советников.

– Но атака таких масштабов требует ресурсов, какими располагают только государства, – продолжал генерал.

– Кто вообще в состоянии провернуть такое? – спросил американский президент.

– По нашим оценкам, за последние годы около тридцати государств нарастили потенциал, необходимый для кибератаки. Но в их число входят многие пострадавшие страны, такие, как Франция, Великобритания, другие европейские страны и США. А также члены альянса, такие, как Израиль и Япония.

– Кто попадает под подозрение?

– По нашей информации, на это способны Россия, Китай, Северная Корея, Иран, Пакистан, Индия и Южная Африка.

– Я склонен рассматривать Индию и Южную Африку как союзников, – заметил британский премьер-министр.

– Многие страны предлагают помощь, в том числе и Соединенным Штатам. Только от Ирана и Северной Кореи не последовало никакой реакции.

– Пока ничего не известно о виновниках, нам следует сосредоточиться на помощи населению, – заявил бундесканцлер. – Атака на США вынуждает нас иначе согласовывать международную помощь. Те вспомогательные силы, которые мобилизованы в США для помощи странам Европы, теперь востребованы у себя.

– Вопрос в том, как воспринимать другие предложения о помощи, – заметил премьер-министр Италии. – Стоит ли принимать помощь от Китая или России, пока мы не знаем, не причастны ли они к атакам? Может, мы уже находимся в состоянии войны с ними, но еще этого не знаем? Со вспомогательными группами к нам могут проникнуть новые диверсанты.

«У него паранойя, – подумала Михельсен, – или я не понимаю методов современной войны… Нужно принимать любую доступную помощь!»

Министр обороны, занимавший также пост вице-канцлера, отключил микрофон, так чтобы остальные участники конференции его не слышали.

– Вынужден с ним согласиться, – сказал он бундесканцлеру. – В этом есть некоторый риск.

Он снова включил микрофон. Канцлер лишь вскинул брови. Михельсен видела, как тот взвешивает аргумент.

– Насколько мне известно, – произнесла глава правительства Швеции, – первые самолеты из России ожидаются послезавтра утром, в субботу. Первые транспортные колонны и железнодорожные составы тронутся примерно в это же время. Самолеты из Китая начнут прибывать в воскресенье. Предлагаю ускорить подготовку. Если к тому времени удастся что-нибудь выяснить, от помощи всегда можно отказаться.

«Ну, слава богу», – подумала Михельсен и покосилась на министра обороны.

Перед клиникой стояли три машины «Скорой помощи». Два человека, одетых во все что можно, катили в их сторону носилки. Присмотревшись, Манцано понял, что на носилках, укрытый одеялом, лежит пациент. Над ним раскачивалась полупустая капельница, и трубка скрывалась где-то под одеялом. За ними быстро шагал человек во всем белом и оживленно жестикулировал. Двое других лишь качали головами и катили носилки дальше. В конце концов человек в белом сдался, махнул на них рукой и направился обратно в здание.

Хартланд проехал мимо странной группы и остановил машину рядом со «Скорыми».

– Вы сможете пройти несколько метров?

Пьеро бросил на него гневный взгляд. Скорее всего, это не составило бы для него труда. Но с какой стати ему любезничать с теми, кто считал его террористом, да еще и подстрелил?

– Нет!

Хартланд без лишних слов скрылся в здании. Его коллега следил за каждым движением Манцано. Впрочем, двигаться особого желания не было. Руки были скованы за спиной, нога адски болела.

Вернулся Хартланд с креслом-каталкой.

– Садитесь.

Пьеро неохотно послушался. Хартланд покатил его внутрь. Его спутник не отходил ни на шаг.

Как только они оказались внутри, его обдало запахом. Хоть здесь было не намного теплее, чем снаружи, в воздухе стоял запах сырости, гнили и фекалий вперемешку с дезинфицирующим средством. В холле царило оживление. Люди, явно не санитары, катили койки с пациентами. В суматохе Манцано угадал общее движение к выходу. Он оглянулся и заметил, как очередную каталку вытолкнули наружу.

Хартланд покатил его по коридору, заставленному койками, на которых лежали больные и раненые: кто-то молча, другие стонали и скулили. Возле некоторых стояли люди, скорее всего родственники. Здесь было уже теплее, но все равно далеко от нормальной температуры. Кроме того человека в белом, Манцано не заметил никого из врачей или санитаров.

Наконец они подошли к двери с табличкой «Амбулатория». В отделении были заняты все стулья. Хартланд достал удостоверение и показал медсестре.

– Пулевое ранение, – пояснил он.

Пьеро не очень хорошо владел немецким, но достаточно, чтобы понять их разговор. Два семестра в Берлине, год с подругой из Германии и годы поисков – не совсем легальных – по системам немецких предприятий оказались не напрасными.

– Нам нужен врач, немедленно.

На медсестру это не произвело никакого впечатления.

– Вы сами видите, что здесь творится. Я говорю людям, что мы не можем их принять. Больницу давно следовало эвакуировать. И что, думаете, кто-нибудь меня слушает? Вы меня послушаете?

– Послушайте меня, – стоял на своем Хартланд. – Нам нужен врач, сейчас же. Мне заявить о национальных интересах, чтобы вы кого-нибудь привели?

Женщина вздохнула и скрылась за дверью.

В приемном отделении было не меньше пятидесяти человек. Какая-то женщина пыталась успокоить плачущего ребенка. Пожилой мужчина на стуле привалился к своей жене; лицо его было белым, веки дрожали. Она непрерывно что-то нашептывала ему, гладила по щеке. Другая женщина практически лежала на стуле, запрокинув голову: восковая кожа, рука висит на груди; в том месте, где должна быть кисть, ком окровавленного бинта. Манцано заставил себя отвести взгляд и уставился в стену. Но желудок успокоить не удалось. Он закрыл глаза и попытался подумать о чем-нибудь приятном.

– Что это значит? Кем вы себя возомнили?

К ним вернулась медсестра. С ней пришел мужчина лет сорока, со всеми присущими врачу атрибутами, только халат был уже не таким белым. Под глазами у него темнели круги, лицо покрывала щетина. Он заспорил с Хартландом.

– Чрезвычайная ситуация, – объяснял тот. – Необходимо принять без очереди.

– И почему, позвольте узнать?

Хартланд протянул ему удостоверение.

– Потому что этот человек, возможно, причастен к ситуации, в которой мы все оказались.

Манцано не поверил своим ушам. Этот полоумный при всех выставлял его козлом отпущения!

– Тем более нет причин ему помогать, – фыркнул врач.

– Гиппократ вами гордился бы, – заметил Хартланд. – Возможно, этот пациент поможет нам решить проблему. Но вряд ли у него это получится с заражением крови.

Врач что-то неразборчиво проворчал, а затем сказал:

– Идемте за мной.

Он провел их в небольшую процедурную и показал на кушетку.

– А это еще что? – спросил он, когда увидел наручники. – Снимите. Не могу же я лечить его в таком виде.

Хартланд снял наручники и убрал в карман.

Врач разрезал повязку, наложенную Хартландом, затем штанину. Осмотрел рану, потрогал – осторожно, однако Манцано вскрикнул от боли.

– Не так уж и страшно, – заключил врач. – Но есть одна проблема. У нас закончилась анестезия. Может…

– Продолжайте, – оборвал его Хартланд.

– Я продезинфицирую, – предупредил врач.

Он промокнул кусок бинта в какой-то жидкости и приложил к ране. Манцано застонал.

– Кошмар какой-то, – ворчал врач. – Чувствую себя как в Тридцатилетнюю войну, когда человека поили шнапсом, прежде чем отрезать ногу.

Манцано закрыл глаза. Больше всего ему сейчас хотелось потерять сознание, но организм оказался предательски крепок.

– Готовы? – спросил врач.

Манцано втянул в себя воздух и ответил по-английски:

– Вытаскивайте.

– Тогда начнем. Сожмите зубы. Или лучше вот, – он дал Манцано кусок материи. – Зажмите в зубах.

Врач промокнул бинт дезинфицирующим средством и протер им длинный пинцет.

– Стерилизовать инструменты нет возможности, – пояснил он.

Раскаленное жало впилось Манцано в бедро и заворочалось в плоти. Пьеро услышал нечеловеческий звук, протяжный, исходящий из самых глубин, придушенный рев. Только когда в легких иссяк воздух, он понял, что сам же издает этот рык. Стал задыхаться, попытался вскочить, но Хартланд с напарником придавили его к кушетке.

Врач поднес к его глазам пинцет. Сквозь слезы Манцано с трудом разглядел зажатую в нем пулю.

– Вот она, родимая… – Хирург бросил пулю в корзину рядом с кушеткой. – Нужно зашить отверстие. Это уже не так больно.

«А что, может быть больнее?» – подумал Манцано, обливаясь по́том. Затем вспомнил, что ему необходимо вдохнуть, – и в следующий миг провалился во тьму.

Лаплан возился с камерой и проклинал Шеннон, которая оставила его одного с Тёрнером. Они стояли перед большим павильоном; за спиной Тёрнера люди поодиночке или группами выходили, нагруженные пакетами, из темного зева дверей.

– Мы находимся у центрального склада крупной торговой сети на юге Парижа. Прошлой ночью ворота были сломаны, и люди уносят все, что удается найти.

Тёрнер направился к группе мародеров и встал у них на пути. Лаплан продолжал снимать. Люди держали в охапках пластиковые упаковки, о содержимом которых оставалось только догадываться.

– Что вам удалось вынести? – спросил Тёрнер.

– Не твое дело, – ответил один из мародеров и оттолкнул его.

Тёрнер устоял на ногах и продолжал:

– Как видим, люди уже напряжены до предела. Прошло шесть дней с момента отключения, если не считать кратковременного восстановления на второй день, и у парижан иссякли все запасы. Слухи о том, что радиоактивное облако с электростанции «Сен-Лоран» может добраться до Парижа, лишь усугубили положение. И мы подходим к главному…

Тёрнер взял в руки дозиметр, который неизменно носил на поясе после краткого визита в «Сен-Лоран».

– Итак, перейдем к нашим замерам, – сообщил он с серьезным видом. – С помощью этого прибора я могу определить уровень радиоактивного загрязнения.

Он поднял прибор над головой.

– Это цифровое устройство – не тот трескучий прибор, известный нам по фильмам. Но оно устроено так, что при повышенном или опасном радиационном фоне издает…

Громкий сигнал прервал его объяснения. Тёрнер озадаченно задрал голову и только потом догадался опустить руку с дозиметром. Лаплан приблизил его лицо, на котором отразилась сначала растерянность, затем потрясение и наконец ужас.

– Это…

Он снова поднял прибор, направил в одну сторону, затем в другую, сделал несколько шагов. Лаплан следовал за ним. На заднем плане мародеры продолжали свое дело.

Тёрнер поднес дозиметр к объективу.

– Две десятых микрозиверта в час! – заключил он. – Безопасный уровень превышен вдвое! Облако добралось до Парижа!

– Просыпайтесь, все готово.

Манцано не сразу сообразил, где находится. Он лежал на спине, в правом бедре пульсировала боль. Над ним склонились три человека. Теперь он все вспомнил.

– Удачно вы отключились, – сообщил врач. – Даже не почувствовали, как я зашил рану.

– Долго я…

– Две минуты. Побудете еще пару часов под наблюдением. Потом все равно придется освободить здание.

– Почему? – спросил Хартланд.

Врач помог Пьеро подняться и объяснил:

– Топливо в генераторах на исходе.

Они с Хартландом пересадили его на кресло-каталку.

– И пополнить запасы неоткуда, – продолжал врач, провожая их к двери. – На всех топлива не хватает. Нужно решать, куда теперь пристроить наших пациентов. Вечером свет здесь погаснет.

– Может, нам его сразу куда-нибудь перевезти?

– Ему лучше не двигаться еще пару часов. Кроме того, ни в одной больнице для него не найдется свободного места. Они принимают в первую очередь тяжелых пациентов.

– Меня, вообще-то, подстрелили, – заметил слабым голосом Манцано.

– У вас ничего серьезного. Поверьте, вам не захотелось бы знать, какие операции мне пришлось провести без анестезии за последние несколько часов. К сожалению, не могу предложить вам обезболивающее, – добавил врач. – Оно тоже давно закончилось. Несколько дней рана будет доставлять неудобства, – он дал ему две упаковки. – Вот, возьмите хотя бы антибиотики. Если вдруг пойдет инфицирование, должно помочь. Сейчас вам лучше поспать немного.

С этими словами врач оставил их.

– Что ж, – сказал Хартланд своему напарнику, – подыщи кровать для нашего гостя. Мне тоже не помешало бы вздремнуть, но сейчас это непозволительная роскошь. Я в Ратинген. Вернусь позже или пришлю машину.

Он стал протискиваться к выходу. Манцано проводил его взглядом.

– Кстати, как вас зовут? – спросил он своего конвоира. – Раз уж нам выпало провести бок о бок несколько часов…

– Гельмут Полен, – ответил мужчина.

– Ладно, Гельмут Полен, давайте найдем для меня кровать.

Шеннон выждала несколько минут и подошла к двери, за которой скрылись Манцано и его конвоир. Тихо постучала и, не дожидаясь ответа, заглянула внутрь. Палата оказалась до того тесной, что кровать занимала почти все пространство.

Манцано, по всей видимости, спал. Его страж вскочил, но Шеннон уже увидела все, что хотела. В палате не было ни окон, ни других дверей.

– Простите, – шепнула она и закрыла дверь.

Отошла на несколько метров и встала так, чтобы видеть дверь в палату и при этом самой не попасться на глаза.

Что же такого натворил итальянец, что его подстрелили?

Проклятье, если б еще не этот запах!..

Динхоф стоял перед магнитной доской, на которой были схематично обозначены здания, соединенные линиями. Кроме него и Хартланда, присутствовали только Уикли, сотрудники Хартланда, менеджер по вопросам безопасности, начальник службы охраны и директор по персоналу.

– Мы брали в расчет худший из возможных вариантов, – начал Динхоф. – Тот, при котором наши разработки действительно вызвали проблемы на электростанциях. Эти разработки основаны на протоколах, отчасти созданных нами, но также опираются на стандартные модули, часто применяемые в интернет-технологиях, – он попутно показывал на обозначения на доске. – Но на этой основе мы разрабатывали отдельные решения для каждого клиента. Это значит, что возможные дефекты или следы манипуляций следует искать прежде всего в базовых протоколах.

– Но они могут оказаться где-то еще, – заметил один из сотрудников Хартланда.

– Теоретически – да, но на практике – вряд ли. Мы должны вспомнить, кто их разрабатывает, то есть кто имеет доступ к базовым протоколам с правом записи. Эта группа первой попала в поле нашего зрения.

– Такой доступ означает, – перебил Хартланд, – что только эти люди могут вносить изменения в базовые протоколы?

– Именно, – подтвердил Динхоф. – Пусть никто не думает, что мы поставляем систему на электростанцию и потом забываем о ней. Это продукты чрезвычайной сложности, и, разумеется, мы их постоянно улучшаем. Иными словами, предприятия регулярно получают обновления для программного обеспечения. И, конечно же, у нас работает особая группа сотрудников, те люди, которые имеют прямой доступ к функционирующим системам предприятий. Само собой, эти люди соблюдают строжайшие правила безопасности. Одно из основополагающих правил заключается в строгом обособлении различных подразделений, будь то разработка, проверка или сервисное обслуживание. Те, кто разрабатывает программное обеспечение, не могут заниматься проверкой или его установкой конечному клиенту. Таким образом, чтобы довести дефект до потребителя, его нужно так вписать в систему, чтобы не удалось обнаружить во время проверки. Или же у нас имеются ошибки в системе авторизации к архиву исходных кодов.

– Что это значит? – спросил Хартланд.

– Менять исходный код могут лишь несколько человек. Любое изменение должно быть проверено и одобрено другими.

– Если б в вашей системе содержался дефект…

– …разработчик смог бы скрыть программный код от проверяющих. Хотя, на мой взгляд, это исключено.

Хартланда это не убедило. Конечно, старина Динхоф был не в восторге от мысли, что на них, возможно, ляжет часть ответственности.

– Неплохое начало, – похвалил Хартланд, вопреки своему скепсису. – Но что, если их несколько?

– Нет, полагаю, что это один человек – тот, кто может изменить базовые протоколы, используемые во всех остальных программах. После проверки протоколов доступа к архиву исходного кода мы определили, что лишь трое имели такую возможность. Первый – Герман Драгенау, наш главный архитектор. Помимо работ по разработке программ, он может вносить изменения в стандартную библиотеку.

Хартланд вспомнил это имя. Он наводил о нем справки, когда разыскивал сотрудников.

– Драгенау в отпуске на Бали, – напомнил он.

– Да, нам это известно. Второй – Бернд Валлис. Он на лыжном курорте в Швейцарии, с ним пока тоже не удалось связаться. И последний – Альфред Торнау. Он был в списке тех, кто не смог попасть на работу. Дома вы его не застали, и разыскать его так и не удалось, насколько я могу судить.

– Мы по-прежнему ищем его, как и некоторых других, – ответил Хартланд. – Правильно ли я понимаю, у нас под подозрением три человека: один находится на Бали, второй где-то в Швейцарии, а третий бесследно исчез? Отличные новости, что сказать.

Боллар воткнул очередную кнопку в карту Европы. После звонка из Германии он передал информацию всем офицерам связи, чтобы каждый навел справки у себя в стране. И действительно, к полудню поступили сообщения из Испании, Франции, Нидерландов, Италии и Польши. В Испании сообщали о пожаре на подстанции и двух подорванных опорах, во Франции обрушены четыре опоры, в Нидерландах, Италии и Польше – по две. При этом во всех сообщениях подчеркивалось, что данные промежуточные и, возможно, неполные, поскольку людей для проверки недостаточно. Боллар отмечал кнопкой каждую точку на карте.

– Поступили новые данные из Германии, – сообщил он. – Им кажется ошибочной наша гипотеза о последовательности диверсий. Информацию о пожаре в Любеке опровергли, но сообщили о возгорании на юге Баварии. Опоры на севере, вероятно, оказались повреждены из-за погодных условий. При этом еще одна опора предположительно обрушилась на востоке, в Саксонии-Анхальте.

– Значит, диверсий на подстанциях быть не могло?

– Для этого понадобилась бы целая армия, – заметил Франсуа.

Телефонный звонок прервал их размышления.

– Это вас, – сказал сотрудник, поднявший трубку, и передал ее Боллару.

На линии был Хартланд:

– Я уже час пытаюсь дозвониться до вас.

В первую минуту Франсуа решил, что ослышался. Итальянец пытался сбежать и схлопотал пулю в ногу. Сейчас он в больнице Дюссельдорфа. Хартланд рассказал, как упорно Манцано доказывал, что письма с его компьютера отправлял кто-то другой. Едва они закончили разговор, как Боллар вскочил с места.

– Я скоро вернусь, – предупредил он коллег.

IT-отдел располагался двумя этажами ниже. Здесь тоже пустовали многие кабинеты. Начальник отдела был в своем кабинете. За его спиной стоял кто-то из сотрудников, и оба что-то изучали с экранов четырех мониторов.

– У вас найдется пара минут? – спросил Боллар.

Начальник отдела, общительный бельгиец, много лет работал на Европол. Он кивнул.

– И мне бы хотелось обсудить это в коридоре, – добавил Франсуа.

Бельгиец был явно недоволен, однако Боллар встал у двери и своим видом дал понять, что готов ждать сколько потребуется. В конце концов тот вздохнул и направился к нему.

– Что у вас такого важного?

Франсуа отвел его на несколько шагов дальше и в двух словах рассказал о Манцано, электронных письмах и подозрениях итальянца.

– Глупости! – заявил бельгиец.

– Эти люди оставили без электричества две крупнейшие экономические зоны. Почему вы так уверены, что они не смогли проникнуть и в наши сети?

– Потому что я уверен в нашей защите!

– Другие, вероятно, тоже были уверены. Послушайте, между нами: мы оба знаем, что не бывает абсолютной защиты. И мне известно, что уже были успешные попытки проникнуть в нашу сеть…

– Но только в периферии!

– Вы хотите, чтобы на вас легла ответственность, если вдруг выяснится обратное?

Боллар пристально посмотрел на собеседника, дал ему время обдумать сказанное, но ответить не позволил.

– Просто предположим, – продолжал он. – Если кто-то действительно манипулирует нашей сетью и наблюдает за нами, они заметят, когда мы попытаемся это выяснить?

– Зависит от того, как мы к этому подойдем, – проговорил бельгиец. – Но у меня нет людей, чтобы этим заниматься. Здесь не наберется и половины сотрудников, да и те работают на пределе сил.

– Как и все мы. И все же нам не остается ничего иного.

Манцано проснулся от жгучей боли в бедре. Он понятия не имел, как долго проспал, и не сразу сообразил, что к чему. Но боль быстро привела его в чувство.

В изножье кровати по-прежнему сидел Полен.

– Как ваши дела? – спросил он.

– Долго я спал?

– Больше двух часов. Сейчас семь.

– Врач не заходил?

– Нет.

Пьеро вспомнил, почему оказался здесь. Нельзя, чтобы этот полицейский увел его отсюда!

– Мне нужно в туалет.

– Идти сможете?

Манцано спустил ноги с кровати. Правое бедро отозвалось болью. Он осторожно поднялся, понял, что может стоять, и отказался от помощи Полена.

В темном коридоре царила суматоха. К выходу катили носилки, люди громко переговаривались, кто-то плакал, другие стонали от боли. Пьеро не заметил ни одного человека в белом халате.

– Что происходит?

– Эвакуация, – пояснил Полен.

Когда они дошли до туалетов, Манцано отметил, что нога болит уже не так сильно. Тем не менее он решил прихрамывать и дальше. Неизвестно еще, что предпримет Полен, когда поймет, что его подопечный может нормально ходить.

Управившись с делами, Манцано сказал:

– Пойдемте в амбулаторию, попробуем разыскать врача.

Он заковылял по коридору. На пустой кровати обнаружились брошенные кем-то костыли.

– Они не помешали бы, – сказал Пьеро.

Полен наклонился и подал ему костыли.

Об эвакуации, по всей видимости, знали уже все. В амбулаторном отделении народу осталось гораздо меньше. Процедурная, где Манцано вынимали пулю, оказалась пустой.

– Мы его не найдем, – сказал Полен. – Но вам и так, судя по всему, уже лучше.

– Что теперь?

– Дождемся машины от Хартланда. И доставим вас в полицию.

Этого Пьеро хотелось меньше всего.

– Там, внизу, кажется, обезболивающее, – он показал на нижнюю полку металлического стеллажа. – Вы не могли бы достать? Мне трудно наклоняться.

Полен нагнулся.

– Где?

Манцано зацепил стеллаж рукоятками костылей и рванул на себя. Тот вместе с содержимым обрушился на Полена. Пьеро успел выдернуть костыли и услышал ругань полицейского. Он быстро затворил за собой дверь и, стараясь не привлекать внимания, пересек приемное отделение с костылями в левой руке. Каждый шаг отдавался болью по всему телу. Нужно было придумать, где спрятаться. В коридоре, где еще толпились люди, ему в голову пришла идея.

Шеннон видела из своего укрытия, как Манцано вышел из амбулаторного отделения, нервно огляделся, затем заковылял по коридору против людского потока и скрылся в проходе. Она хотела последовать за ним, но в этот момент появился его конвоир. Шеннон затаила дыхание. Полицейский между тем замер на мгновение и стал проталкиваться к выходу.

Шеннон вышла из укрытия и двинулась вслед за Пьеро. Она с трудом прокладывала себе дорогу, ее толкали и теснили, но в конце концов журналистка добралась до прохода, где скрылся итальянец.

Манцано исчез.

В палате было темно. Пьеро мог без опаски подойти к окну – никто его не увидел бы. Он посмотрел на площадку перед больницей, где люди, словно игрушечные, суетились в мигающем свете машин «Скорой помощи». Подняться на пятый этаж оказалось не так уж просто, но довольно скоро Манцано приспособился с помощью костылей взбираться на ступени и за несколько минут преодолел подъем. Его план сработал. Несмотря на расстояние и плохое освещение, он разглядел рослого Полена, который разыскивал его в толпе. Потом заметил второго человека – и сразу узнал его по манере двигаться. Хартланд.

Пьеро снова почувствовал боль в ноге, подтянул стул к окну и сел. Так он мог обозревать улицу и надеялся, что вовремя заметит опасность.

Если врач не ошибался, скоро во всем здании погаснет свет. И он останется совершенно один.

Шеннон обыскивала одну палату за другой, но уже на первом этаже бросила это занятие. Здание было слишком велико. Здесь ей ни за что не найти Манцано. Возможно, он давно уже вышел под прикрытием толпы. Она растерянно огляделась и в конце концов примкнула к людской массе. Ей необходимо было найти место для ночлега. Шеннон вышла на улицу, оглянулась в последний раз и двинулась к «Порше», припаркованному в переулке под запрещающим знаком.

– Помогите!

Манцано не знал, как долго просидел у окна. На площадке перед больницей, освещенной теперь только луной, почти никого не осталось. Уж не показалось ли ему?

– Помогите!

Голос звучал где-то далеко, едва уловимо. Пьеро нашарил костыли и вышел в коридор. Прислушался. Возможно, ему все-таки показалось. Но вот он снова что-то услышал и заметил тусклую полоску света под дверью. Манцано двинулся туда. Миновал несколько открытых дверей. Из одной палаты тянуло жутким запахом фекалий и гнили. Пьеро осторожно вошел, сделал несколько шагов и едва не споткнулся о кровать. Наклонился, чтобы разглядеть лицо на подушке. Старческое лицо. Манцано не смог даже определить, мужчина это или женщина. Просвечивающая кожа, глаза закрыты, рот приоткрыт. И никакого движения.

Где же санитары? – задумался Манцано. Может, за той дверью, где он видел свет?

Осторожно, прихрамывая, Пьеро вышел из палаты и как можно тише подобрался к нужной двери.

Дверь оказалась только прикрыта, и за ней были слышны голоса. Его познаний в немецком хватило, чтобы разобрать часть разговора.

– Мы не можем, – молил мужской голос.

– Мы должны, – возразила женщина.

Кто-то всхлипнул.

– Я не для этого становился санитаром, – сказал мужчина.

– Как и я не для этого становилась врачом, – ответила женщина. – Они умрут в ближайшие несколько часов или дней, даже при должном уходе. Транспортировку никто из них не перенесет. Я не говорю уже про холод и недостаток лекарств. Оставить их – значит обречь на ненужные страдания. Они замерзнут, погибнут от голода и обезвоживания в собственных экскрементах. Вы этого хотите?

Мужчина снова заплакал.

– Кроме того, Нерллера и Кубима не получится увезти без лифта. Никто не сможет спустить по лестнице двухсоткилограммового пациента на носилках.

Манцано начал догадываться, о чем они спорят. Его охватила дрожь, и он ничего не мог с этим поделать.

– Не думайте, что мне это по душе, – продолжала врач. Манцано слышал, как дрожит ее голос.

Санитар только всхлипывал.

– Они все без сознания, – сказала женщина. – И ничего не почувствуют.

«А кто же тогда звал на помощь? Может, эти двое не слышали?» У него на лбу выступил пот.

– Все, я пошла, – сдавленным голосом заявила врач.

Пьеро быстро отошел от двери и скрылся в соседней палате. Она располагалась прямо напротив палаты, где содержались два пациента. Манцано побоялся закрывать дверь, чтобы не вызвать подозрений. Он вжался в стену у дверного проема и в следующую секунду услышал шаги в коридоре.

Затем подошел кто-то еще.

– Постойте, – тихо позвал санитар.

– Прошу вас, – прошептала врач. – Не нужно…

– Вы не можете пройти через это в одиночку, – перебил ее санитар; теперь голос его звучал тверже. – И эти несчастные тоже.

Манцано услышал, как они вошли в палату напротив.

Он осторожно выглянул. У обоих имелись при себе фонари, и ему было хорошо видно, как они подошли к лежащей на кровати престарелой женщине. Врач, высокая и стройная, с волосами до плеч, положила фонарь на кровать, так что свет падал на стену. Санитар, ниже ее ростом и худощавый, сел на краю кровати и взял несчастную за руку. Врач тем временем достала шприц. Она выдернула трубку из капельницы, вставила иголку и ввела препарат. После чего поставила трубку обратно. Санитар все это время гладил женщину по ладони. Врач склонилась над ней и стала гладить по лицу. При этом она что-то шептала, но Пьеро не мог расслышать слов. Он не мог отвести взгляд и стоял не в силах пошевелиться, словно кровь застыла у него в жилах.

Врач выпрямилась и поблагодарила санитара.

Тот молча кивнул, не выпуская мертвой руки.

Женщина взяла фонарь с кровати, и луч скользнул прямо по лицу Манцано.

Тот отпрянул в надежде, что его не заметили. Из соседней палаты послышался шепот, затем шаги.

В глаза ударил свет, и Пьеро зажмурился.

– Кто вы? – Голос санитара готов был сорваться. – Что вы здесь делаете?

Манцано приоткрыл глаза и прикрыл лицо ладонью.

– Прошу вас. Свет, – проговорил он.

– Вы говорите по-английски? – спросила врач. – Что вы здесь делаете? Откуда вы?

– Из Италии, – ответил Манцано. Им не стоило знать, что он понимал по-немецки и слышал их разговор.

Женщина внимательно посмотрела на него:

– Вы видели нас, верно?

Пьеро кивнул, глядя ей в глаза.

– Думаю, вы поступили правильно, – прошептал он по-английски.

Женщина продолжала смотреть на него. Манцано не отводил взгляда.

Так прошло несколько секунд, в конце концов врач прервала молчание:

– Тогда уходите. Или помогите этим людям.

Пьеро колебался. Можно ли назвать это помощью? Он сознавал, что не может судить о состоянии этих людей. Ему оставалось полагаться на экспертное мнение врача. Но как быть с моральной стороной вопроса? Манцано придерживался твердого убеждения касательно эвтаназии. Ему самому не хотелось бы, чтобы аппараты искусственно поддерживали функции его тела, когда сознание угаснет. Однако он понимал, как непросто констатировать это состояние. Остались ли в этом безжизненном теле отголоски прежнего «я»? И если да, то чего оно хотело? Жить? Попрощаться? Или простой возможности самому принять решение? И разве можно в таком случае считать сознание угасшим? Все эти мысли пронеслись в голове одним вихрем. Но сейчас от Манцано требовались не теоретические измышления. Женщина выразилась вполне ясно: «Уходите. Или помогите этим людям». Умно. Она не сказала «помогите нам». Нет, простой риторической уловкой она подчеркнула – возможно, мнимую – самоотверженность собственных действий. Тогда Пьеро почувствовал бы себя не заговорщиком, а благодетелем. Но у него не получалось. Он привалился к стене, лишь теперь поняв, как, должно быть, чувствовал себя санитар. И каково было женщине. Манцано сжал рукоятки костылей и выпрямился:

– Что я должен делать?

– Просто будьте рядом, – ответила врач мягким голосом. – Вы уверены, что справитесь?

Пьеро кивнул.

Она направилась к кровати позади них. Только теперь, в свете фонаря, Манцано увидел, что там лежит человек. Это была женщина. Щеки глубоко запали, глаза закрыты. Пьеро не заметил никаких признаков жизни.

– Возьмите ее руку, – попросила врач.

– Что с ней? – спросил Манцано, присев на край кровати.

– Полиорганная недостаточность, – ответила врач.

Он нерешительно взял руку женщины. У нее была изящная кисть, с ухоженными ногтями, но жесткая и холодная. Манцано не почувствовал никакой реакции на прикосновение. Рука неподвижно лежала в его ладони. Как мертвая рыба, подумал Пьеро, хоть сравнение было ему и не по душе.

Врач приготовила новый шприц.

– Это Эдда, ей девяносто четыре, – сообщила она вполголоса. – Три недели назад пережила инсульт, третий за два года. Мозг серьезно пострадал, шансы, что она когда-нибудь очнулась бы, равнялись нулю. На прошлой неделе появился отек легкого, а позавчера отказали почки и другие органы. В нормальных условиях я дала бы ей еще двадцать четыре часа. Но без аппаратов это невозможно.

Она набрала в шприц жидкость из ампулы, после чего повторила процедуру с капельницей, как в первом случае.

– Ее муж давно умер, дети живут где-то в Берлине и Франкфурте. Перед отключением им еще удалось ее навестить.

Манцано слушал и, сам того не сознавая, начал гладить руку женщины.

– Она была учителем немецкого языка и истории, – продолжала врач. – Это мне ее дети рассказывали.

Перед внутренним взором предстала еще молодая Эдда, в тусклых цветах, как на старых фотографиях. Были ли у нее внуки? Только теперь на глаза ему попалось фото в маленькой рамке на прикроватной тумбочке. Манцано наклонился, чтобы как следует разглядеть: пожилая пара, празднично одетая, в окружении девятерых взрослых и пятерых детей разного возраста, тоже одетых, вероятно, по какому-то случаю. Тогда ее муж, по всей видимости, был еще жив.

Врач закончила процедуру и вернула трубку капельницы на место.

– Примерно пять минут, – произнесла она шепотом. – Мы пока займемся другими. Вам оставить фонарь?

Манцано отказался и проводил ее взглядом. Он сидел в темноте, держал руку Эдды и чувствовал, как слезы катятся по лицу.

Не в силах выносить тишину, Манцано заговорил. По-итальянски, потому как это давалось легче. Он рассказывал о своем детстве в маленьком городке недалеко от Милана, о своих родителях, как они погибли в аварии и он не смог даже попрощаться с ними, хотя еще столько мог сказать им и объяснить. О своих женщинах, о подруге из Германии с французским именем Клер. Клер из Оснабрюка, с которой он растерял все контакты. Он заверил Эдду, что ее дети и внуки сейчас хотели бы быть рядом, но обстоятельства им не позволили, пообещал, что расскажет им, как мирно она отошла в мир иной. Он говорил и говорил. И просидел дольше пяти минут, упомянутых врачом, пока не почувствовал, что в ладони, которую он держал, уже нет жизни. Манцано осторожно положил Эдды руки на одеяло, одну поверх другой. За все это время ее лицо ничуть не изменилось. Манцано не знал, услышала ли она хоть одно его слово, почувствовала ли, что в последние свои минуты была не одна. В темноте он видел лишь ее открытый рот и тень под глазами.

Кожу стянуло в тех местах, где высохли слезы. Пьеро поднялся, забрал костыли и, еще раз оглянувшись в дверях, вышел из палаты.

В коридоре его встретил санитар. Манцано заметил, что ни он, ни женщина до сих пор не представились. Возможно, так было к лучшему.

В следующие полчаса он держал за руку еще троих: жертву автокатастрофы тридцати трех лет, семидесятисемилетнего пациента с обширным инфарктом и женщину пятидесяти пяти лет, из которых тридцать та просидела на наркотиках и попала в больницу с контрольной дозой.

Никто не выказал, что сознает их присутствие. Только наркозависимая как будто издала в конце тихий вздох. Когда Манцано уложил ее руку на кровать, он почувствовал внутри бесконечную пустоту.

Постепенно к нему возвращалось осознание, почему он здесь. Нога болела, но в эти минуты Пьеро был рад, что хоть что-то чувствует. Что он жив. Манцано поднялся, уже без помощи костылей.

Врач протянула ему руку:

– Благодарю вас.

Санитар также пожал ему руку. По негласной договоренности они сохранили анонимность.

– Вам пригодится, – сказала женщина и отдала ему фонарь.

Пьеро поблагодарил ее и заковылял в сторону лестницы.

Он не представлял, что ему делать дальше и куда идти. Если Хартланд до сих пор не появился, то вряд ли уже вернется. Вполне можно было остаться здесь и переночевать. У лифтов нашелся план, на котором указывалось расположение отделений по этажам. Манцано изучил схему и нашел лишь одно подходящее место. Он стал спускаться на второй этаж, в родильное отделение.

Даже в фойе гостиницы устроили временный лагерь. Здесь не поместился бы и ребенок, не говоря уже о взрослом человеке. Все другие отели, как убедилась Шеннон за последнюю пару часов, были закрыты.

Ее устроило бы любое спальное место. В машине было тесно. Кроме того, за ночь там стало бы слишком холодно. Термометр за бортом показывал два градуса выше нуля. Затем у нее появилась идея.

Шеннон вернулась к больнице, где следила за Манцано. Она поставила машину на подземной стоянке, где шлагбаум не опускался, наверное, уже несколько дней. Теперь здание утопало во мраке. Шеннон отыскала в багажнике фонарик, вскинула рюкзак на плечо и поднялась в вестибюль. В коридорах царил беспорядок, всюду валялись простыни, рванье, медицинские принадлежности. Запах стоял невыносимый. Луч фонаря скользнул по плану возле лифта.

Второй этаж, родильное отделение. Единственное место, где она могла бы чувствовать себя уютно. Шеннон повернула к лестнице.

– Тише, – сказал Хартланд. – Нельзя спугнуть его, если он еще здесь.

Они вошли в больницу с подземной стоянки, расположенной в стороне от главного здания. За ними следовали восемь полицейских с четырьмя собаками. По пути они освещали фонарями каждый угол.

Хартланд разыскал дорогу в амбулаторное отделение, где оперировали Манцано. Достал из переполненной корзины кусок джинсов, вырезанный врачом, и передал кинологу. Тот сунул его собакам, чтобы животные могли взять след. Собаки стали обнюхивать материю, завертели головами, вытягивая шеи и приникая мордами к полу. Затем одна из них повернула к двери. Остальные последовали за ней, натягивая поводки.

Манцано, закутавшись в четыре одеяла, смотрел в темноту за окном. О том, чтобы заснуть, не было и речи – так глубоко потрясли его события на пятом этаже. Кроме того, запах гнили, фекалий и смерти, царивший на других этажах, постепенно проникал и в родильное отделение.

В какой-то момент ему послышались шаги и показалось, что где-то мигнул свет. Не хватало еще заработать паранойю!

Пьеро перевернулся на другой бок. И снова он уловил какой-то звук. По коридору как будто скользнул луч света… Манцано поднялся и подошел к двери. Теперь он совершенно отчетливо слышал шаги. И приглушенные голоса. Был еще какой-то звук, происхождение которого осталось пока неясным. Казалось, кто-то стучит пластиковой ложкой по полу. Мародеры?

Затем заскулила собака. И шепотом прозвучала команда. Манцано почувствовал, как лоб его покрылся испариной. Он проковылял к кровати и схватил костыли. Осторожно вышел и прислушался.

Звуки доносились с лестницы. Неужели Хартланд все-таки вернулся?

Пьеро стоял возле лифтов и прислушивался. Голоса и шаги становились ближе. Сбежать по лестнице он уже не мог, и куда ведут коридоры, тоже не знал. Вполне могло оказаться, что там тупик или другие выходы заперты. Манцано еще лихорадочно соображал, когда из коридора донеслись выкрики и собачий лай.

– Полиция! Кто вы? Выходите!

Шеннон закрылась руками, ослепленная фонарями.

– Я журналист! – закричала она по-английски. – Журналист!

– Что она говорит?

– Покажите руки. Поднимайтесь с кровати!

– Я журналист!

– Поднимайтесь!

Лай собак.

Шеннон ничего не видела и продолжала кричать, пытаясь высвободить ноги из-под одеял.

– Это женщина!

– Что она говорит?

– Говорит, что журналистка.

Наконец-то Шеннон выпуталась из-под одеял и поднялась, одной рукой прикрывая глаза, а другую подняла словно в приветствии. Собака зарычала.

– Кто вы? – спросил один из полицейских на хорошем английском, хоть и с легким немецким акцентом. Это был высокий мужчина, крепко сложенный, с короткой стрижкой. – И что здесь делаете?

– В отелях не осталось места, и я хотела переночевать здесь, – честно ответила Шеннон.

Мужчина обшарил ее фонарем с ног до головы. Она вспомнила его: это он преследовал Манцано и потом доставил в больницу.

– Вы кого-нибудь видели здесь?

– Нет.

Полицейские обыскали другие кровати, но никого не нашли. Когда они выходили, их предводитель обернулся в дверях:

– Вам бы поискать другое место для ночлега.

Шеннон стояла у кровати, пока группа ломилась в следующую палату. Она чувствовала, что дрожит, но не знала, от испуга или от холода. Затем забралась обратно под одеяла и слушала, как полицейские с собаками обыскивают одну палату за другой. Голоса и шаги становились тише, затем группа вернулась, снова миновала ее палату, и все смолкло.

На третьем и четвертом этажах поиски ничего не дали. Было далеко за полночь, люди и собаки валились с ног от усталости. Больница, не самое приятное место даже в нормальных условиях, теперь производила совсем уж гнетущее впечатление. Когда они поднялась на пятый этаж, собаки заскулили громче обычного.

– Это он? – спросил Хартланд кинолога.

– Не исключено. Хотя причина может быть в другом.

– То есть?

– Надеюсь, я все-таки ошибаюсь…

Собаки потянули сильнее. Люди их не удерживали и шли, пока не оказались в последнем помещении. Фонари выхватывали из темноты контуры кроватей: всего их оказалось восемь, накрытых простынями от изножья до изголовья.

Хартланд шагнул к ближайшей кровати и отдернул простыню. Взору его открылось бледное лицо старой, изможденной женщины. За свою карьеру ему пришлось повидать достаточно трупов, и это зрелище было для него привычным. Он подошел к следующей кровати. Там лежала тощая женщина – скорее всего, наркоманка, решил Хартланд, когда окинул взглядом тело.

Двое человек тем временем осмотрели кровати с другой стороны.

– Похоже, что сюда временно свозили умерших, – заключил один из них.

Собаки жались у дверей и скулили.

– Наверное, уже не было возможности доставить их в холодильную камеру, – согласился второй.

Хартланд направил фонарь на оставшиеся кровати, где лежали два внушительных тела.

– Взгляните. Не представляю, как бы их спускали по лестнице. – Он направился к двери. – Да и зачем, если холодильники все равно не работают… – Подал остальным знак и вышел. – Идем дальше.

Тяжелое тело придавило Пьеро к стене, закрывая его целиком. Голова покойника лежала прямо перед его глазами. Шаги постепенно затихли, но Манцано до сих пор боялся вдохнуть. Его душили тяжесть, страх и первобытный ужас.

Отчаяние погнало его вверх по лестнице. Уже тогда в голове у него созрел этот план, и другого выхода Пьеро не видел. Он спрятался за трупом, который располагался у самой стены. Запах был невыносимый – мертвец лежал в засохшей крови и экскрементах. Из тела сочилась жидкость, но Манцано заметил это, когда уже забрался под него. Он чувствовал, что его вот-вот вырвет. Возможно, Пьеро испытал бы не меньшее облегчение, если б Хартланд его обнаружил – тогда можно было бы покинуть это жуткое укрытие.

Манцано с трудом выбрался из-под тела, сбросил с себя окоченелые конечности и достал костыли. Сделал несколько шагов и привалился к стене, скованный ужасом. Дыхание по-прежнему было прерывистым. Он чувствовал, как по лицу катятся слезы.

Потом Манцано еще долго стоял у двери и прислушивался. Из коридора не доносилось ни звука. Он приоткрыл дверь – ничего. Осторожно, шаг за шагом, стал пробираться в темноте. Врача с санитаром не было – должно быть, ушли еще до появления Хартланда. Его по-прежнему трясло, джинсы пропитались зловонной влагой. Манцано снял их и остался в одних трусах. Сейчас бы в душ! Горячей воды и мыла побольше!

Спустя целую вечность он добрался до второго этажа. Люди с собаками исчезли. Пьеро вернулся в палату, из которой сбежал пару часов назад, и забрался под одеяла. Теперь его била мелкая дрожь, и он даже не надеялся уснуть этой ночью.