Глава двадцать пятая
ВИНТЕР
Винтер никогда в жизни не теряла сознания, но сейчас была близка к этому. Весь окружающий мир отступил, поблек, и осталось только одно — боль. Саднящая боль многочисленных царапин и ссадин, колющая боль в боку, ноющая боль в конечностях, едва не выдернутых из суставов демонами. Нечестно ждать, что после всего этого она встанет и начнет действовать. Нечестно и необоснованно. Пускай ее оставят в покое, дадут свернуться клубком, зажмуриться и просто ждать, пока все не закончится.
Это состояние длилось до тех пор, пока Винтер не вспомнила о Бобби и Феор. Они были рядом до той минуты, когда она ворвалась в кольцо демонов, а потом пропали из виду. Графф и Фолсом пробились к ней с подмогой, но Винтер не видела, чтобы они обнаружили Бобби. Сердце от испуга болезненно сжалось в груди. Винтер с усилием развернулась, подняла голову и огляделась, смаргивая слезы.
Бобби сидела рядом на каменном полу, а возле нее была Феор. Хандарайка подняла юбку повыше, обнажив располосованную ногтями ногу, и капрал накладывала ей повязку. Теперь Винтер знала, что обе девушки живы, но, начав двигаться, уже не могла позволить себе вновь улечься как ни в чем не бывало. Винтер с трудом села и попыталась заговорить, но из горла вырвался только слабый хрип.
Тут же к ней поспешил Графф. Он протянул Винтер флягу, и она стала жадно пить, чувствуя, как чуть теплая вода течет по подбородку и пропитывает ворот мундира.
— Как вы себя чувствуете? — спросил Графф, когда она напилась. «Прекрасно, мать твою! — захотелось выкрикнуть Винтер. — Шайка демонов чуть не разорвала меня на части. Как, по–твоему, я себя чувствую?» Однако она видела, что Графф и сам держится из последних сил, и в любом случае было бы некрасиво огрызаться на человека, который спас тебе жизнь. Поэтому Винтер выдавила слабую улыбку и ответила:
— Прилично.
— Хвала Господу! Фолсом вроде бы и видел, как вы вбежали в пещеру, но, что ему не почудилось, мы смогли убедиться, только когда вы подошли поближе. Броситься очертя голову на толпу мертвяков… это был геройский поступок, сэр. — Графф умолк, и по лицу его было видно, что под «геройским поступком» он подразумевает «чистое безумие».
— За нами гнались другие, — пояснила Винтер. — Я прикинул, что наш единственный шанс — пробиться к каре.
— Ах, вот оно что, — сказал Графф. — Тогда ладно.
— Спасибо за помощь, — искренне поблагодарила Винтер.
Капрал на миг смутился, но тут же лицо его помрачнело.
— Может, вы еще передумаете нас благодарить. Здесь немногим лучше, чем там, снаружи.
Винтер впервые за все время огляделась как следует. Ротное каре было невелико, со стороной всего в десять ярдов, и внутри него оставался совсем крохотный пятачок каменных плит, на котором размещались три капрала, сама Винтер, Феор и несколько раненых. Этот пятачок с четырех сторон ограждали двойные шеренги солдат, они стояли сомкнутым строем, образовав непроходимую полосу острых штыков. За стеной синих мундиров ничего нельзя было различить, но Винтер отчетливо слышала шипенье демонов.
— Навались они как следует, и нам пришел бы конец, — тихо сказал Графф. — Хвала Господу, они опасаются стали, не знаю уж почему. Хоть проткни их насквозь, им на это наплевать. Однако же всякий раз, как мы ослабим строй, даже самую малость, они тут же бросаются вперед, точно им подали сигнал к ужину. Когда мы с Фолсомом двинулись вам навстречу, они нас едва не смели.
— Почему мы в них не стреляем?
— Во–первых, — ответил Графф, — у меня не хватает людей, чтобы перезаряжать мушкеты. Во–вторых, толку в стрельбе никакого. Господом клянусь, я видел собственными глазами, как выстрел проделал в одной из этих тварей дыру размером в кулак, а она продолжала двигаться как ни в чем не бывало. Они не мрут, как положено людям, так зачем же тратить на них пули и порох?
Винтер впервые осознала, что Графф напуган до смерти. Никогда прежде она не видела, чтобы бородатый капрал выказывал страх, по крайней мере в бою. Одна лишь армейская выучка и помогает ему держаться. А ведь он ветеран. Винтер, вновь зауважав своих солдат, оглядела непоколебимые ряды седьмой роты.
— Здесь нельзя оставаться, — сказала она. — Демоны просто выжидают, когда у нас закончатся силы.
— Похоже на то, — согласился Графф. — Только ведь в этом и загвоздка, понимаете? Ближе всего до выхода мы добрались в последнюю вылазку, да и то я потерял двоих людей. Если мы станем пробиваться наружу с боем, нас раздавят, как блох.
Двоих. На мгновенье у Винтер перехватило дыхание. Два человека погибли только ради того, чтобы спасти ее, Бобби и Феор. Она даже не знает, кто погиб, — это просто люди, рядовые, расходные боевые единицы из донесения о численности личного состава. Винтер подавила порыв спросить у Граффа имена погибших. «Потом. Если мы выберемся отсюда живыми».
— Святые недоноски, долбать их в рот! — шепотом выругалась она. Легче ей от этого не стало. — Подожди минутку.
Она отползла туда, где сидели Бобби и Феор. Капрал заканчивала перевязку. Винтер с удивлением обнаружила, что лицо хандарайки залито слезами. Бобби, перехватив ее взгляд, покачала головой.
— Вряд ли это от боли, сэр, она почти не пострадала. Может, просто перепугалась? Когда та тварь схватила тебя, я завопила так, что чуть потолок не рухнул.
— Не ты одна, — мрачно заметила Винтер. — Тебе сильно досталось?
— Да нет, только царапины.
Винтер кивнула и присела с другой стороны от Феор. Девушка подняла на нее взгляд. Темные глаза ее были наполнены слезами.
— Сильно болит? — спросила Винтер по–хандарайски.
— Нет, — ответила Феор. — У Бобби легкая рука. Все заживет.
— Тогда почему…
— Акатаэр. Мой брат. — Она слабо шевельнула рукой, указав за пределы каре. — Это его создания, дело его наата. Я чувствую его муки.
— Прости, но я не способна его пожалеть, — бросила Винтер резче, чем намеревалась. — Его демоны хотят нас прикончить.
— Они не демоны, — возразила Феор. — Они мертвые духи, привязанные к своим телам и принужденные служить.
— По мне, так это и есть демон, — отрезала Винтер. — Как нам убить их?
— Никак. Они уже умерли. Теперь их тела лишь сосуды для духа. Они будут существовать до тех пор, пока… — Феор осеклась, но все же договорила: — Пока сам Акатаэр не освободит их или не умрет.
— Замечательно. Есть что–нибудь, что поможет избавиться от них? — Винтер перебирала в памяти услышанные когда–то сказки. — Святая вода? Серебряные пули? Впрочем, у нас нет ни того ни другого. Может, почитать вслух Священное Писание?
— Ты не понимаешь, — вздохнула Феор. — Эти существа — не демоны, не отдельные сущности. Они — часть Акатаэра, часть его наата. Они мало–помалу пожирают его. Я видела, как он был изнурен и слаб после того, как за день поднял полдесятка таких существ… но чтобы столько? — Феор покачала головой. — От такого ему не оправиться.
— Вот как… — пробормотала Винтер. Феор перестала плакать, и теперь на лице ее была только безмерная усталость. Винтер почувствовала, что краснеет, и изо всех сил постаралась не замечать этого. Открыла рот — и тут же закрыла, обнаружив, что сказать ей, собственно, нечего. Феор улеглась на каменные плиты и закрыла глаза.
Фолсом похлопал Винтер по плечу. Она обернулась и неуклюже поднялась на ноги, которые тут же отозвались протестующей болью. Фолсом рукоятью вперед протянул Винтер ее офицерскую шпагу.
— Один из парней подобрал, — объяснил он.
— Спасибо. — Винтер сунула шпагу в ножны. Даже ладони у нее болезненно ныли. — И благодарю за то, что вышли мне навстречу.
Фолсом пожал плечами. Теперь, когда опасность отступила, здоровяк–капрал снова обрел обычную свою неразговорчивость.
— У тебя, наверное, нет блестящих идей насчет того, как нам отсюда выбраться?
Фолсом покачал головой. Винтер вздохнула и в поисках вдохновения принялась, хромая, прохаживаться вдоль сторон каре.
Солдаты не могли отдать честь и не смели даже на миг отвести глаз от чудовищ, которые подстерегали их за стеной штыков. Тем не менее Винтер даже сквозь безумолчное шипение белесого дыма слышала, как они перешептываются друг с другом. Чуть ли не каждый второй спешил заверить своих товарищей, что теперь, когда с ними лейтенант…
— Лейтенант Игернгласс нас вытащит.
— Он привел подкрепление. Наверняка привел.
— Лейтенант всегда что–нибудь придумает…
Чем больше ободряло солдат присутствие Винтер, тем меньше уверенности оставалось у нее самой. Она явственно ощущала, как на ее плечи ложится бремя ответственности за их надежду и веру, поминутно становясь все тяжелее, пока наконец девушке не захотелось рухнуть под этой ношей и попросту умереть. Неужели то же самое испытывают каждый день капитан Д’Ивуар или полковник Вальних? Может быть, в военной академии учат какой–нибудь магической формуле, которая помогает справляться с этим чувством? Или к нему просто со временем привыкаешь? И ведь это всего–навсего одна рота. Трудно даже представить, каково это, когда на тебя возлагает надежды весь полк.
«Да пропади оно пропадом! Сосредоточься! — Винтер казалось, будто голова у нее набита ватой. — Должен же быть хоть какой- то способ… — С того места, где стояла Винтер, проем выхода был виден как на ладони — всего в каких–то пятидесяти–шестидесяти футах. Невероятно близко и немыслимо далеко. — Если сможем добраться туда — мы спасены. — Сам туннель шириной в три–четыре человека. Седьмая рота могла бы хоть целый день успешно оборонять его от демонов. Все дело в этих шестидесяти футах. — Если мы нарушим каре, твари нас сомнут. Правда, они не слишком–то проворны. — Винтер без труда убежала от них в туннеле. — На самом–то деле нам нужна всего пара секунд. Этого достаточно, чтобы проскочить мимо них. А что у нас есть под рукой? Да, в общем, немного. Шестьдесят с чем–то солдат, и никаких припасов. Только порох в картузах, мундиры на плечах да сапоги на ногах. А еще три капрала и хандарайка–наатем, которая того и гляди расплачется. И я. — Взгляд Винтер остановился на предмете, валявшемся на пятачке внутри каре. Это был фонарь в металлической раме, снятый с разбитой повозки. — Должно быть, прихватили его с собой, когда собирались сюда. — Оглядевшись, Винтер заметила еще несколько таких фонарей, видимо брошенных солдатами в панике где попало. — Итак, добавляем в наш список полдюжины фонарей. Ну что, поможет?»
Пара секунд…
Труднее всего было проделать все это, не ослабляя каре, чтобы его не прорвали ходячие мертвецы. Приказы пришлось передавать по цепочке, от человека к человеку, поскольку Винтер не смела отвлекать солдат громкими криками. Опять же, кто знает, насколько эти твари понимают их речь? Вся процедура смахивала на игру «передай другому» с большим количеством участников: каждый солдат сообщал приказы своему соседу, а Винтер шла вдоль строя, устраняя неизбежную путаницу.
Наконец посреди каре выросла изрядная груда мундиров. Свой Винтер снимать не стала: она так взмокла от пота, что пропитанная влагой нижняя рубашка могла подпортить ей маскировку; но все прочие щеголяли в одних рубахах. Была у них и другая груда, поменьше — кожаных подсумков, в которых рядовые хранили по двадцать штук готовых зарядов. Над содержимым подсумков трудились Бобби с Фолсомом, а Графф помогал Винтер возиться с фонарями.
Казалось, миновал не один час, прежде чем работа была закончена. Все это время Винтер ждала нападения, ждала, что демоны с горящими зелеными глазами не выдержат и просто хлынут толпой на каре, прорвутся через штыки и докончат то, что начали. Мертвецы, однако, оставались на месте, то ли из–за уверенности в своей победе, то ли из–за полнейшего безразличия.
Наконец, когда все было готово, Винтер встала рядом с Фолсомом, лицом к выходу. Подбежал Графф, неся в каждой руке по самодельному факелу, и Винтер зажгла их последней спичкой из своего коробка. Потом Графф поджег этими факелами факел Бобби и еще один, который отдал Винтер.
— Ну ладно. — Винтер шумно выдохнула и посмотрела на Фолсома. — Если из–за этой идеи всех нас прикончат, позвольте заранее попросить у вас прощения.
Здоровяк капрал буркнул что–то неразборчивое и взвесил в руке туго набитый подсумок. Тряпичный жгут, пропитанный ламповым маслом, служил самодельным фитилем. Винтер осторожно коснулась факелом самого кончика и мысленно возблагодарила Господа, когда кустарная штуковина не рванула тут же на месте. Едва кончик жгута занялся огнем, Фолсом не стал мешкать. Размахнувшись, он с силой швырнул увесистый подсумок, и тот, пролетев над головами солдат в каре, шлепнулся в гуще демонов.
За этим подсумком последовали еще два, тоже с горящими фитилями. Секунда прошла в мучительном ожидании, и Винтер успела представить, как подсумки лопнули от удара о каменный пол или погасли фитили.
Первый взрыв прозвучал не слишком эффектно — раздался скорее глухой тяжелый хлопок, нежели мощный грохот пушки. Этот звук сопровождался игривым посвистываньем свинцовых пуль, которые рикошетом отскакивали от каменного пола. Наполнив почти весь подсумок порохом из разорванных картузов, Винтер затем до отказа набила его мушкетными пулями. Идея состояла в том, чтобы пули, как при взрыве картечного снаряда, разлетелись во все стороны. Конечно, не будучи пущены из мушкетных стволов, они полетят недалеко и с меньшей убойной силой, но все же, надеялась Винтер, нанесут хоть какой–то урон.
Еще два хлопка, прозвучавшие почти одновременно, возвестили о взрыве других подсумков. Море зеленых огней, колыхавшихся между Винтер и вожделенным выходом из зала, заметно поредело — мертвецы либо повернулись в сторону, с которой донесся шум, либо были сбиты с ног взрывами. Винтер услышала, как пронзительно вскрикнул кто–то из солдат, — в него угодила шальная пуля. Девушка опасалась чего–то подобного, но сейчас сокрушаться об этом было уже поздно.
Прошла еще пара секунд.
— Первая шеренга, в оборону! — прокричала Винтер, до боли надсаживая горло. — Вторая шеренга, мимо меня, в атаку марш!
Солдаты получили инструкции тем же методом, по цепочке от человека к человеку, и сейчас Винтер искренне поразилась тому, что все они действовали именно так, как она хотела. Одна сторона каре — та, которая располагалась ближе всего к выходу, — взорвалась воинственным кличем и выкриками «Ура!», и рядовые, выставив перед собой штыки, ринулись вперед. Позади них вторые шеренги всех внутренних сторон каре отшвырнули мушкеты, бросились к сваленным грудой мундирам и схватили по одному в каждую руку. Проскочив мимо Винтер, в полном составе они ринулись в брешь позади головной шеренги — туда, где ходячие мертвецы уже разворачивались к удирающей добыче.
Совсем рядом с Винтер какой–то солдат швырнул мундир, который нес в руке. Бросок был удачным, и мундир накрыл лицо одного из демонов. Тот обеими руками вцепился в помеху, но, прежде чем он успел сорвать ее, Винтер ткнула факелом в рукав. Обрызганная маслом ткань мгновенно занялась пламенем. Треск горящей плоти смешался с шипением твари, и вездесущую струйку белесого дыма затмили черные клубы.
Бобби, Фолсом и Графф тыкали факелами в мундиры, которые солдаты швыряли в подвернувшихся мертвецов. Существа, которых охватил огонь, отступали, шатаясь, либо же их ударами сбивали с ног. Солдаты, освободившиеся от ноши, что есть духу мчались к выходу, который прикрывали штыки авангарда.
— Первая шеренга, бегом! — гаркнула Винтер.
Остатки каре отступили на пару шагов и, сжимая мушкеты, бросились бежать. В мертвецов, которые гнались за ними по пятам, тоже полетели мундиры, и объятые огнем ходячие трупы загородили дорогу своим чудовищным собратьям. Винтер заметила, что два–три солдата упали — то ли споткнулись на бегу, то ли их нагнали и схватили, — но все остальные благополучно проскочили мимо нее. Толпа мертвецов приближалась к девушке; Винтер попятилась, развернулась и побежала к выходу.
Феор была в первой волне беглецов, но солдаты бросились вглубь туннеля, чтобы оттеснить тварей, которые могли затаиться там, а хандарайка осталась стоять у порога. Винтер остановилась рядом с ней. Мимо бежали ее солдаты — в истрепанных форменных брюках и белых нижних рубахах, с мушкетами, с промасленными мундирами и вовсе безоружные.
— Скорей, скорей! — подгоняла их Винтер, махая рукой.
Фолсом ушел с авангардом. Винтер заметила Бобби, которая пыталась пробиться к ней через поток солдат, и жестом велела ей уходить со всеми. Наконец мимо пробежали последние солдаты, а за ними замыкающим появился Графф.
— Что–то с этой поганью не так, — проговорил он, отдуваясь. — Вон, гляньте.
Пропитанные маслом мундиры догорали, и пещера вновь погружалась в полумрак. В отсветах огня ходячие мертвецы казались смутными тенями, и только зеленое свечение их глаз то здесь, то там пробивалось сквозь пелену дыма. Твари больше не пытались преследовать беглецов. Более того, они застыли на месте, словно неведомая сила, двигавшая ими, внезапно сгинула.
— Наших там не осталось? — спросила Винтер. — Я видел, как кто–то упал.
— Мы их подобрали, — ответил Графф. — Все, кто не погиб еще раньше, ушли. Кроме капитана и полковника. Бедолаги!
«Капитан и полковник!» — спохватилась Винтер.
— Ладно. — Девушка махнула рукой. — Иди. Я скоро приду.
Графф козырнул и поспешил вслед за остальными. Винтер и Феор остались у входа в зал.
Зеленые огоньки вдруг разом погасли. Мертвецы валились на пол и бесформенными грудами застывали на каменных плитах. На некоторых трупах еще плясали язычки пламени, наполняя воздух смрадом горящей ткани и плоти.
«Капитан и полковник! — Винтер почти позабыла про них. — Но ведь они наверняка уже мертвы. В каре их не было, так что вряд ли им удалось выжить».
— Черт! — выругалась Винтер. — Черт, черт, черт!
Она долго молчала, кусая губы, затем яростно повернулась к Феор:
— Шла бы ты лучше за…
— Я пойду с тобой, — перебила Феор.
— Нет, ты не… — Винтер глянула на ее лицо и осеклась, вдруг осознав, что у нее не осталось сил препираться. — Ладно. Только не отставай.
Феор шагнула к девушке и взяла ее за руку. Винтер подняла над головой факел, собралась . духом и решительно двинулась назад, в сумрак пещеры.
МАРКУС
Надсадно ухнув, Маркус выдернул шпагу и попятился от мертвых пальцев, еще хватавших пустоту. Следующим ударом он, тщательно прицелившись, расколол череп твари, и наружу хлынула струя белесого дыма. Довершив дело, Маркус отступил в тень причудливо раскоряченной статуи, где дожидался его Янус. Оставшийся за спиной мертвец все так же неистово извивался, но без головы он был слеп и бессилен.
— Мы почти пришли, — сообщил Янус, острием своей шпаги постукивая по краю постамента статуи. — Думаю, еще пара изваяний — и мы у цели.
— Святые, мать их, угодники! — пробормотал Маркус. — Сколько же людей оставалось у Хтобы?
Умом он понимал, что им еще повезло. Седьмая рота все–таки исхитрилась построить каре и этим отвлекла на себя почти всех чудовищ. Маркусу и Янусу, пробиравшимся по краю исполинской пещеры, пришлось иметь дело лишь с разрозненными останками мертвого воинства, и капитан лично разделался с десятком или чуть более тварей. И все же казалось, что этот путь длится целую вечность. Маркус давно уже расстегнул мундир, нижняя рубаха насквозь пропиталась потом, а в саблю точно вогнали несколько тонн свинца. Нестерпимо ныло плечо, в которое отдавались удары клинка о кость, и острая боль пульсировала в укушенной ладони.
Но по крайней мере, полковник знал, куда идет. Или, во всяком случае, говорил, что знает. Они пробирались между статуями, огибая их то слева, то справа, но Янус придерживался более–менее постоянного направления. Маркус не спрашивал, куда они идут, поскольку, откровенно говоря, и не хотел этого знать. Он только всем сердцем надеялся, что у полковника есть какой–то план.
— Двое, — сказал Маркус через минуту. — Ладно…
— Правый мой, левый ваш, — отозвался Янус. Он, кажется, даже нисколько не запыхался. — Готовы?
— Готов, — солгал Маркус.
— Начали!
И они с двух сторон выскочили из–за статуи. Два мертвеца праздно, словно часовые, торчали в проходе между следующей парой статуй. При виде офицеров они разинули рты, источая белесый дымок.
Изначальная догадка Януса оказалась верной. Впрочем, как обычно. Маркус ничем не мог положить конец извращенному подобию жизни, которое двигало тварями, но искалечить их было так же просто, как живых людей. С поврежденными ногами мертвецы могли передвигаться только ползком. Он прыгнул вбок и сделал низкий выпад, обеими руками ухватив тяжелую кавалерийскую саблю и взмахнув ею, точно кувалдой. Вытянутые руки существа, задев его лицо, ушли в пустоту над плечом, и удар сабли сокрушил коленную чашечку. Брызнули куски плоти и кости, бескровные, как гнилая древесина, Маркус увернулся от скрюченных пальцев — и мертвец, потеряв равновесие, рухнул на пол.
Полковник действовал, как всегда, с непринужденным изяществом. Ловко уйдя от неуклюжего броска твари, он почти танцевальным па зашел ей за спину и своей легкой шпагой начисто рассек мышцы бедер. Мертвец повалился ничком, как подкошенный, но, прежде чем он упал, Маркус наискось разрубил клинком его лицо. Обезноженные и ослепшие, твари теперь представляли опасность только для того, кто ухитрится на них наступить.
— Туда! — бросил Янус, указав направление шпагой. Впереди, у самого основания одной из статуй, почти невидимый издалека, горел крохотный костерок. — Скорее — мешкать нельзя!
С этими словами он побежал к костру, и Маркус, тяжело переводя дух, заковылял следом. Казалось, что полковник обладает неистощимым запасом сил, и Маркус, стараясь угнаться за ним, чувствовал себя дойной коровой, которую заставили состязаться в беге с боевым жеребцом.
Небольшой полукруг света, падавшего от костра, оставлял впечатление, что кто–то разбил здесь лагерь. К постаменту статуи были аккуратно прислонены маленький дорожный мешок и бурдюк с водой, на каменных плитах расстелено толстое одеяло. На этом импровизированном ложе покоился…
Вначале Маркус решил, что это труп. Во всяком случае, лежавший здесь походил на труп куда больше, чем мертвецы с зеленым огнем в глазах. Плоть юноши иссохла и опала, с торчащих костей складками свисала кожа. Ребра и бедренные кости медленно шевелились под этой серой кожей, словно щенята в завязанном наглухо мешке, и Маркус вздрогнул, лишь сейчас осознав, что юноша все же дышит — рывками, судорожно и часто. Глаза парня были плотно закрыты, но распахнулись, когда раздался звук приближающихся шагов.
Янус быстро пересек каменные плиты и, остановившись возле иссохшего, как труп, юноши, приставил острие шпаги к его горлу.
— Отзови своих мертвецов, — сказал он по–хандарайски, громко и так четко, что даже Маркус без труда разобрал его слова. — Сейчас же.
Десяток мертвых голов повернулся в их сторону, два десятка горящих зеленью глаз уставились на них. Маркус поднял саблю. Ближайший из демонов пожирал его взглядом сквозь пелену белесого дыма, сочившегося из его рта.
— Отзови своих мертвецов, — повторил Янус. — Всех до единого, иначе я перережу тебе горло.
Юноша медленно раздвинул губы. Голос его был едва слышным сухим шипением.
— Я уже мертв, — ответил он.
Гулкий грохот прокатился эхом по пещере, за ним почти одновременно последовали еще два. Маркус попытался разглядеть, что происходит, но все загораживал лес бесчисленных статуй. Только слышно было, как взметнулись крики, заглушая непрерывное шипение демонов.
— Отзови их, — сказал Янус.
— Он этого не сделает, — проговорил, тоже по–хандарайски, женский голос. — Могли бы и догадаться, полковник, что фанатикам несвойственно внимать голосу разума.
Джен Алхундт прошла между двумя застывшими демонами с таким видом, словно и не заметила их существования. Блики костра отражались в ее очках. В одной руке она держала пистолет, другую просунула за пояс.
— Джен… — Маркус медленно опустил саблю. — Джен! Какого черта…
— Мисс Алхундт, — перебил его Янус. — Полагаю, у вас есть другое предложение?
— Только то, что напрашивается само собой, — ответила Джен. И, стремительно вскинув пистолет, нажала спусковой крючок. Кровь брызнула из груди юноши; тело его дернулось, застыло на краткий миг — и безжизненно обмякло.
По всей исполинской пещере разом погасли зеленые огни глаз. Мертвецы с последним выдохом белесого дыма падали на пол, валились, точно пьяные, друг на друга, оседали на постаменты. Нечеловеческое шипение демонов наконец–то стихло, и в пещере воцарилась глубокая тишина. Криков солдат Маркус тоже больше не слышал. Он судорожно сглотнул.
— Джен, — проговорил он, стараясь придать голосу спокойствие, — Джен, что ты здесь делаешь?
— Исполняет обязанности агента Конкордата, — ответил за нее Янус. Взгляд серых глаз полковника был прикован к Джен. — Завершает поручение, данное Последним Герцогом.
— Ей поручили только наблюдать! — возразил Маркус. И, еще не договорив, ощутил, как неубедительно прозвучали эти слова.
— Совершенно верно, — сказала Джен, — наблюдать. До тех пор, пока обстоятельства не потребуют иных действий.
— А они требуют? — осведомился Янус.
— Думаю, что да. — Джен отбросила прочь разряженный пистолет, выхватила из–за пояса другой и оттянула курок. — Полковник Вальних, именем его величества короля и министерства информации — вы арестованы.
— Любопытно, — промолвил Янус после долгого молчания.
— Будьте добры бросить шпагу. — Джен навела пистолет ему в грудь.
Полковник пожал плечами и, разжав пальцы, уронил клинок на пол.
— Могу я узнать, в чем меня обвиняют?
— В ереси, — ответила Джен, — а также в заговоре против короны.
— Понятно. — На лице Януса появилось задумчивое выражение. — У его светлости могут возникнуть затруднения с передачей этого дела в военный трибунал.
— Это уж не моя забота, — сказала Джен. — Вы можете лично обсудить с ним эту тему, когда вернетесь в Вордан.
— Если вернусь. Для всех заинтересованных лиц было бы куда удобнее, если бы со мной на обратном пути случилось какое–нибудь досадное происшествие. Скажем, смыло за борт во время шторма. Я совершенно уверен, что подходящий шторм не заставит себя ждать. Морские путешествия так опасны.
Джен молчала, не сводя с него неморгающих глаз. Полковник вздохнул:
— Наверное, было бы грубо с моей стороны напоминать о том, что снаружи этого храма находятся четыре с лишним тысячи человек, которые подчиняются моим приказам? Наверняка у вас где–то припрятан соответствующий ордер со всеми полномочиями, но ведь вполне вероятно, что они не будут его изучать.
— Люди, о которых вы говорите, подчинятся приказам своих командиров. — Джен искоса поглядела на Маркуса. — Старший капитан Д’Ивуар, я располагаю разрешением короля и министерства принять полное командование данной кампанией, если сочту таковое необходимым. В силу этого я вручаю вам командование Первым колониальным полком. Вам надлежит взять под стражу полковника Вальниха и вернуть полк в Эш–Катарион, куда в скором времени прибудет транспортный флот.
Это официальное обращение вынудило Маркуса помимо воли выпрямиться, забыв об усталости и боли. Он стиснул зубы.
— Джен, ты шутишь? Ересь?
— Полагаю, тебе известно о стремлении полковника завладеть хандарайскими реликвиями. Если ты желаешь записаться в соучастники, я охотно увеличу число обвиняемых. Могу поспорить, что тот же капитан Каанос не откажется принять командование полком.
— Святые, мать их, угодники! — Маркус протяжно выдохнул. — Ты называла себя чиновницей, всего лишь мелкой чиновницей. Все это время ты лгала мне.
— Просто кое о чем умолчала. — Джен едва заметно пожала плечами. — Такая работа.
— Разумеется, она лгала вам, капитан, — вставил Янус. — Она служит Конкордату. Лгать для нее так же естественно, как дышать.
— Будьте так любезны, заткнитесь, — процедила Джен.
— Вы намерены застрелить меня? — На губах Януса мелькнула знакомая быстрая улыбка. — По зрелом размышлении я сомневаюсь, что вы это сделаете. Последнему Герцогу необходимо узнать то, что известно мне. Не так ли?
— Я намерена предать вас суду, — сказала Джен, едва заметно приподнимая пистолет. — Насколько это будет возможно.
И вновь наступила тишина.
— Джен… — начал Маркус.
— Только без глупостей, — предостерегла она. — Прошу тебя, будь разумен. Ты сам не понимаешь, с кем связался.
— Напротив, — вставил Янус. — Я думаю, теперь он это наконец понял.
— Я не позволю тебе застрелить его, — продолжал Маркус. — Мы вместе вернемся в лагерь и все обсудим. Я уверен, что…
Что–то промелькнуло над плечом женщины, и больше Маркус ничего не успел заметить. Он нырнул вперед, врезался в Джен, и оба они, проехавшись по пыльным каменным плитам, уткнулись в постамент одной из статуй. Рядом с металлическим лязгом упал пистолет. Узкая серебристая тень просвистела в пустоте, где только что стояла Джен, ударилась о ближайшую статую и, коротко звякнув, отскочила. Брызнуло каменное крошево. Кинжал с длинным изогнутым лезвием еще дважды подпрыгнул на плитах, словно выброшенная на берег рыба, зазвенел и наконец стих.
В проеме между двумя статуями возник молодой убийца — тот самый, которого Маркус видел в гостиной полковника. У него был еще один кинжал, который юноша небрежно перебрасывал из одной руки в другую. Из всей одежды на нем были только просторные короткие штаны, обритая голова лоснилась от масла. На обнаженной груди вспухали ярко–красные полосы, как от ударов хлыстом.
Не тратя времени на размышления, Маркус схватил пистолет, вскинул его и выстрелил. Убийца даже не замедлил шага — лишь изящным, почти танцевальным движением качнулся вбок, и Маркус услышал, как где–то в темноте бесполезно тренькнула пролетевшая мимо пуля. Он уже поднимался на ноги, ощупью нашаривая выпавшую из рук саблю, а юный убийца надвигался на него и Джен.
— Болван! — прошипела Джен. — С дороги!
Она толчком отшвырнула Маркуса вбок, и он, зашатавшись, как пьяный, навалился на статую. Убийца метнул в Джен другой кинжал, и сверкающее лезвие прочертило воздух с такой скоростью, что почти исчезло из виду. Джен вскинула левую руку, растопырив пальцы, и перед ними словно заискрилась пойманная молния. Кинжал отлетел прочь, как будто ударившись о стену, и со звоном канул вглубь пещеры.
Лицо юноши помрачнело.
— Ты — абх–наатем, — проговорил он по–хандарайски. — Слуга Орланко. Мы ждали твоего появления.
Джен сделала долгий выдох. И расплылась в ухмылке, ликующей и безудержно злобной. Маркус никогда прежде не видел ее такой. Руки женщины, вытянутые вдоль тела, расслабленно покачивались, пальцы сплетали в воздухе сложный узор — так разминается перед игрой скрипач.
— Вонючие козолюбы, — процедила она на безупречном хандарайском. — Вы не представляете, с кем имеете дело.
— Думаешь, ты первая, кто явился сюда в поисках Имен? Мы хранили их четыре тысячи лет.
— До сегодняшнего дня. — Джен подняла руку и очертила над грудью двойной круг — традиционный знак, охраняющий от зла. — Адонн иваннт ви, игнатта семприа.
Юноша сорвался с места, преодолев разделявшее их расстояние с той же пугающей, нечеловеческой скоростью, которая запомнилась Маркусу по встрече в Эш–Катарионе. Джен взметнула руку ладонью вперед, и хандарай, уже почти настигший ее, врезался в стену сверкающих ослепительным серебром искр. Он двигался столь стремительно, что от удара подпрыгнул, как мячик, проворно перевернулся в воздухе и приземлился на ноги. Теперь он действовал более осмотрительно, обходя Джен по кругу и совершая обманные выпады, чтобы проверить пределы ее защиты. Джен попятилась, поднимая над головой правую руку.
То ли юноша догадался, что за этим последует, то ли обладал иными, недоступными Маркусу чувствами, но едва Джен резко опустила руку, он отпрянул в сторону. Раздался оглушительный треск, будто неведомая сила разорвала воздух, и от Джен хлынула слепящая вертикальная волна. Она ударила в статую, за которой прятался хандарай, изображающую змееголовую тварь с древесными стволами вместо конечностей, и рассекла ее сверху донизу ровно пополам. Взметнулись клубы пыли. Половинки статуи с беспорядочным грохотом рухнули на пол.
«Демон!» Теперь у Маркуса не осталось ни малейших сомнений на этот счет. Янус рассказывал, что Конкордат охотится за Тысячей Имен, но о таком он не упоминал ни словом.
Маркус поднялся на ноги и огляделся в поисках полковника. Янус завороженно смотрел вслед Джен, которая двинулась к отступающему противнику. На лице его отражалось не столько удивление, сколько благоговейный трепет. Впрочем, это определение было не совсем точным. Маркусу припомнилась первая их встреча, когда полковник, держа в руке ядовитого скорпиона, разглядывал его с тем неподдельным восторгом, с каким поклонник изящных искусств любуется гениальной картиной или внимает божественно прекрасной симфонии.
— Незримый Доспех, — пробормотал Янус. — Бораччо сообщал, что им завладела церковь, но… — Он медленно покачал головой. — Представить не мог, что когда–нибудь увижу подобное своими глазами.
— Сэр, — окликнул Маркус. Полковник и ухом не повел, и тогда Маркус схватил его за руку. — Сэр! Нам нужно выбраться отсюда!
— Что? — Серые глубоко посаженные глаза моргнули и, казалось, вновь обрели осмысленное выражение. Новый фонтан искр озарил клубы пыли, разлетавшиеся от места схватки, и одновременно раздался терзающий уши визг — словно мастер–стеклодув провел ножом по стеклу.
— Идем! — выдохнул Маркус, дернув полковника за руку.
Ковыляя, они бок о бок двинулись прочь от крохотного лагеря к центру пещеры, туда, где отбивалась от ходячих мертвецов седьмая рота. Вскоре Янус оправился настолько, что стал задавать темп, зато Маркус начал задыхаться. Знакомый оглушительный треск вынудил обоих беглецов броситься на пол в поисках укрытия, а позади них с грохотом рушились все новые статуи.
— Что она такое? — пропыхтел Маркус, перекатившись и прижавшись спиной к каменному постаменту.
— Агент Конкордата, — мрачно ответил Янус. — Впрочем, дело зашло дальше, чем я предполагал. Я недооценил союзников Орланко.
— Она в самом деле демон?
— Да. Человек, который вызвал демона и заключил его в себе. Иг- натта семприа, Окаянный Инок. Она работает на понтифика Черных.
— Но понтифика Черных не было вот уже сотню лет!
Янус сумрачно глянул на него, но ничего не сказал. Маркус рискнул выглянуть из–за угла постамента. Пыль обрушенных статуй, белесые испарения ходячих трупов и пороховой дым, смешавшись, заволокли пещеру омерзительной пеленой, в которой мало что можно было разглядеть. Воздух густо пропах селитрой и кровью, сухой взвесью раскрошившегося камня. Вначале Маркус не увидел ни одного из участников сверхъестественной схватки. Затем слева от него густая завеса дыма колыхнулась, исторгнув Джен, которая с недовольным видом озиралась по сторонам. Она заметила Маркуса в тот же миг, прежде чем он сумел отпрянуть назад, и лицо ее исказила недобрая ухмылка.
— А я-то гадала, куда ты подевался, — проговорила она. — Маркус, если ты просто сядешь и без лишнего шума подождешь, пока все это закончится, я обещаю, что тебе будет обеспечено прекрасное будущее. Я позабочусь об этом хотя бы ради того, что было между нами.
— Между нами? — Маркус оперся о постамент и, тяжело дыша, поднялся на ноги. — Ты даже не человек!
— Это как посмотреть, — ответила она. — Впрочем, я избавлю тебя от метафизических рассуждений. Просто отойди в сторону.
Маркус стиснул зубы:
— Не отойду.
— Болван, — вздохнула Джен и подняла правую руку.
Юный убийца вынырнул из завесы дыма, словно акула из недр морских, словно снаряд, летящий на немыслимой скорости. Джен едва успела развернуться, чтобы встретить его лицом к лицу, и между ними полыхнула искрящаяся стена. Упираясь босыми ногами в каменный пол, юноша всей своей нечеловеческой силой навалился на Джен, и пальцы его сгибались, лихорадочно выискивая брешь в ее незримом щите.
Маркус опять схватил Януса за руку, рывком поднял на ноги и поволок прочь от статуи. Он уже неуклюже бежал, когда Джен заметила их. Разъяренный вопль ее причудливо смешался с раздирающим слух стеклянным скрежетом магии.
Джен стремительно взмахнула правой рукой. Воздух всколыхнулся, и Маркус бросился на пол, увлекая за собой Януса. Он услышал позади грохот осыпающегося камня, а затем — пугающий стон и скрип огромной статуи, на которую обрушилась волна магии. Ведомый слепым чутьем, Маркус откатился в сторону, и миг спустя вокруг хлынул град осколков, каменная крошка забарабанила по мундиру и с глухим стуком осыпалась на пол.
Когда все стихло, Маркус поднял голову. Синий мундир его был покрыт толстым слоем беловатой пыли, и, когда капитан поднялся, эта пыль потоками хлынула на пол. Повсюду валялись куски камня: и крупные обломки, и мелкое крошево. Туловище статуи — человекоподобной фигуры в доспехах и с обезьяньей головой — рухнуло возле того места, где лежали они с Янусом. Маркус в панике обежал упавшего исполина и обнаружил, что Янус успел выскочить из–под удара. Почти успел. Вытянутая рука каменной обезьяны обрушилась на ногу полковника, своей тяжестью пригвоздив его к полу.
— Янус!
Маркус упал на колени, попытался просунуть ладони под статую, потом в отчаянии налег на нее всем своим весом. Каменная громада даже не дрогнула.
— Оставьте, — сказал Янус. Голос его был по–прежнему спокоен, но в глубине серых глаз таилось напряжение. — Все равно у меня, похоже, сломана нога. — Он рывком подтянулся на локтях, содрогнулся всем телом и снова лег. — Да, определенно сломана. Выбирайтесь отсюда, капитан.
— Но…
Янус повернул голову и вперил в него непреклонный взгляд:
— А что же вы собираетесь делать? Вам не остановить ее. Весь полк не смог бы остановить ее. — Янус закашлялся — мимо проплыло, крутясь, облако пыли. — Советую подчиниться ее требованиям. Ради спасения вашей карьеры, не говоря уж о жизни.
— Не могу же я бросить вас с ней!
— Уходите, Маркус! — жестко бросил полковник. — Сейчас же. Это приказ.
— Маркус, черт тебя подери! — пробился сквозь завесу дыма голос Джен.
Снова брызнули искры. Маркус повернулся и бросился бежать.
ВИНТЕР
Феор рухнула так внезапно, словно из нее разом выдернули все кости. Секунду назад она торопливо семенила рядом с Винтер — и вдруг безжизненно повисла на ее руке, точно труп.
В то же самое мгновение вдалеке, рассекая белесые испарения и взвесь порохового дыма, которыми была заполнена пещера, полыхнул ослепительный свет. От звука, сопровождавшего эту вспышку, у Винтер мгновенно заныли зубы. Казалось, нестерпимо высокий скрежещущий визг, минуя уши, ввинчивается в самое нутро. Винтер пошатнулась под тяжестью обвисшего тела Феор, но потом все же сумела протащить девушку еще несколько шагов и прислонить ее к основанию ближайшей статуи.
— Феор! — Винтер встревоженно склонилась над хандарайкой. Веки девушки затрепетали, глаза открылись, но взгляду недоставало осмысленности. — Феор! Ты меня слышишь?
— Я… да, слышу. — Девушка моргнула.
— Что случилось? Что с тобой?
— Я почуяла… — Феор судорожно втянула воздух и закашлялась. — Я почуяла силу. Такую силу…
— Это Онвидаэр?
— Нет, — уверенно сказала хандарайка. — Мне хорошо знакомо ощущение его наата. Онвидаэр здесь, но это нечто другое. — Она подняла голову, и в глазах ее промелькнул страх. — Я думаю, это ваш предводитель. Абх–наатем, колдун. Он наконец проявил себя.
— Полковник? — Винтер нахмурилась. «Может быть, он и вовсе не нуждается в спасении?» — Пойдем. Нужно выяснить, что происходит.
Они двинулись кружным путем, издалека обходя груды некогда оживших трупов в том месте, где стояло каре седьмой роты. То и дело вдалеке опять вспыхивал свет, и всегда ему сопутствовал невыносимый треск — словно великан раздирал голыми руками кусок просмоленного брезента. Каждый раз Феор вздрагивала, но все же оставалась на ногах.
Торопясь обогнуть очередную уродливую статую, Винтер заметила, как в отсветах далекой вспышки тускло блеснул металл. Феор вдруг застыла как вкопанная, вынудив остановиться и Винтер. Они добрались до одной из стен пещеры, и здесь к тесаному камню были прислонены в ряд громадные стальные плиты, возвышавшиеся над Винтер, в несколько дюймов толщиной. Поверхность плит покрывали убористые завитки неведомого письма, глубоко прорезанные в металле.
Феор ошеломленно вздохнула.
— Тысяча Имен, — едва слышно прошептала она. — Мы хранили их с тех давних времен, когда в Хандаре еще правили короли. Здесь начертаны нааты, дабы истинно верующие могли прочесть их, когда Мать сочтет, что они того достойны. — Голос девушки благоговейно дрогнул. — Лишь единожды в жизни я видела Тысячу Имен — когда прочла свой наат.
— И где это было?
— В другой пещере, в Эш–Катарионе. Даже среди священства лишь немногие знали, где хранятся эти плиты. Искупители усердно искали их, но так и не нашли. Наверное, — добавила Феор, заколебавшись, — наверное, Мать привезла их сюда из столицы.
Винтер вспомнила день, когда Эш–Катарион охватили пожары, тяжело груженную повозку, которая, грохоча по булыжнику, катилась к городским воротам, — и угрюмо кивнула.
— Мать говорила, что церковь не остановится ни перед чем, чтобы заполучить Тысячу Имен, — сказала Феор. — Прислужники Орланко охотились за ними десятилетиями, Черные священники — веками. Они стремились завладеть силой Имен ради собственных целей.
— Я думала, Черных священников больше нет, — пробормотала Винтер.
— Они затаились, — ответила Феор с непреклонной уверенностью фанатика, — однако по–прежнему сильны.
Впереди снова полыхнуло и тут же нестерпимо заскрежетало — как невидимым ножом по стеклу. Феор порывисто обернулась:
— Онви!
Она бросилась в гущу дыма, и Винтер пришлось прибавить ходу, чтобы поспеть за ней. Громадные статуи нависали над ними с двух сторон, нечеловеческие и жуткие. Впереди полыхнул свет, и, когда пелена испарений расступилась, Винтер едва успела схватить Феор за шиворот, чтобы та не выскочила на открытое пространство.
Онвидаэр, пригнувшийся в боевой стойке, чуть заметно покачивался, готовясь к прыжку. Напротив него стояла молодая женщина, которую Винтер сумела узнать не сразу, — Джен Алхундт, послании- ца Министерства информации. «Господи, она–то что здесь делает?» Все, что Винтер довелось слышать об этой женщине, говорило, что вопреки своему чину она не представляет собой ничего особенного. Ну разве что спит с капитаном Д’Ивуаром, хотя это вряд ли входило в ее обязанности. Но сейчас…
Джен Алхундт улыбалась, вернее, скалилась по–волчьи. И Онвидаэр явно был настороже. Он сделал одно обманное движение, другое — и вдруг с почти кошачьей ловкостью подпрыгнул, взлетев над головой Алхундт. Она резко вскинула вверх правую руку, и странная вертикальная волна хлынула из нее, рассекая пространство, как рябь рассекает поверхность стоячего пруда, — но все с тем же скрежещущим звуком, словно рвался в клочья самый воздух. Онвидаэр непостижимым образом извернулся в прыжке, и волна прошла буквально в дюйме от него. Он почти дотянулся до Алхундт, но тут она выставила ладонью вперед левую руку. В том месте, где почти соприкоснулись эти двое, выросла стена шипящих, ослепительно–белых искр.
На краткий миг противники по прихоти инерции застыли живой картиной в изменчивых сполохах бурлящих искр. Затем Онвидаэра отшвырнуло прочь. Он с размаху ударился об одну из статуй, и каменный исполин, не выдержав силы этого столкновения, начал медленно, но неуклонно падать. Онвидаэр отскочил в сторону за миг до того, как статуя рухнула на пол, и исчез в клубах пыли и сокрушительном треске дробящегося камня.
Внимание Алхундт уже переключилось. Проследив за ее взглядом, Винтер заметила капитана Д’Ивуара, который высунулся из–за другой статуи.
— А я-то гадала, куда ты подевался, — проговорила Алхундт, поворачиваясь к нему.
Винтер удалось оттащить Феор в укрытие прежде, чем их успели заметить. Девушка оцепенела, руки ее с такой силой сжались в кулаки, что костяшки под смугло–серой кожей побелели.
— Это она, — прошептала Феор. — С самого начала это была она, а не ваш полковник. Слуга Орланко. — Девушка зажмурилась. — Как ей удавалось скрывать свою суть?
— Агенты Конкордата умеют пустить пыль в глаза, — бросила Винтер. — Послушай, я видела там, впереди, капитана, и полковник, должно быть, тоже с ним. Наверняка мы им чем–то можем помочь. Онвидаэр сумеет с ней справиться?
— Нет. — В глазах Феор блеснули слезы. — Безумием было даже начать этот бой. Она обладает силой одного из Высших. Мы веками не осмеливались провести подобный ритуал. Даже Мать.
— А как же… — Винтер махнула рукой, пытаясь напомнить Феор о стальных плитах с загадочными Именами, о пещере, полной древних тайн. — Наверняка там есть то, что нам нужно!
— Я не могу. Я…
Стеклянный скрежет и фонтан искр снова привлекли внимание Винтер к схватке. Онвидаэр опять атаковал Алхундт, так же безуспешно, как прежде, но капитан, воспользовавшись его вмешательством, бросился бежать. Винтер различила рядом с ним другого человека в синем мундире: «Полковник?»
Алхундт круто развернулась. Волна искажений разорвала воздух, подрубив колени статуи с головой обезьяны. Статуя накренилась прямо над беглецами, рухнула, рассыпаясь на куски, где–то между ними, и все заволокли густые клубы пыли.
— Маркус, черт тебя подери! — прорычала Алхундт.
Она вновь развернулась, ища взглядом Онвидаэра, но тот прыгнул прежде, чем они оказались лицом к лицу, пролетев над плитами пола с такой немыслимой скоростью, что превратился в размытый силуэт. Он схватил Алхундт за руку за долю секунды до того, как между ними возникла искрящаяся стена. Раскаленные добела искры дождем обрушились на него, но он не разжал пальцев, зависнув в сверхъестественных объятьях магии, точно вымпел на крепком ветру. Алхундт пронзительно взвизгнула и свободной рукой прочертила в воздухе неистовый полукруг. Чудовищный треск разорвал пространство, и на каменные плиты широкой дугой хлестнула кровь. Онвидаэр пролетел через пещеру и рухнул в клубах тумана. Алхундт обессиленно опустилась на колени, прижимая к груди раненую руку.
На сей раз Винтер ничего не успела предпринять. Феор вскочила, увернувшись от нее, и стремглав бросилась в ту сторону, где упал Онвидаэр. Крепко выругавшись, Винтер побежала за ней.
Они нашли Онвидаэра возле еще одной статуи, рассеченной им во время полета. Это изваяние обладало скорпионьими клешнями, а больше о нем сказать было, по сути, нечего, поскольку Онвидаэр врезался в него с такой силой, что разнес камень на мелкие осколки. Винтер, не веря собственным глазам, потрясенно смотрела, как юный хандарай с трудом, но поднялся на ноги. Любой нормальный человек после такого удара превратился бы в месиво, а на Онвидаэре не было заметно ни единого ушиба.
И все же он не остался цел и невредим. Волна, сотворенная Алхундт, снесла ему левую руку чуть ниже плеча, так чисто и аккуратно, как не смог бы и хирург. Онвидаэр зажимал обрубок другой рукой, но ярко–алая кровь все равно просачивалась между пальцев и непрерывно капала на пол.
— Онви! — Феор застыла на месте, осознав, что произошло. — Силы небесные… Что ты делаешь?
Онвидаэр выбрался из–за постамента, шатаясь, как пьяный, — все былое изящество его движений бесследно исчезло. Винтер остановилась позади Феор, которая неотрывно смотрела на брата округлившимися в ужасе глазами.
— Иду драться с ней, — ответил Онвидаэр. Дыхание его было хриплым и прерывистым. Вблизи Винтер увидела, что столкновение со статуей не прошло для юноши бесследно. Кожа его покрылась крохотными ранками, из сотни порезов каплями сочилась кровь. — Мать желает ее смерти.
— Мать и моей смерти желала, — возразила Феор. — Ты и так уже сделал все, что мог. Разве нет?
— Ты не понимаешь. Она одна из них. — Онвидаэр закашлялся. — Одна из Черных священников, прислужников Орланко. Мы не можем допустить, чтобы она заполучила Имена.
— Но тебе ее не остановить! — выкрикнула Феор. Она плакала уже не скрываясь. — Ты просто умрешь, Онви! Не ходи, не надо!
Короткая усмешка тронула его губы:
— Так велела Мать.
— Тогда почему ты пощадил меня? — всхлипнула Феор. — Зачем… К чему все это?
— У меня не было выбора. — Онвидаэр, волоча ноги, подошел ближе, и Винтер напряглась, но он лишь неловко наклонился и поцеловал Феор в лоб. На лбу девушки остался кровавый след. — Тогда Мать заблуждалась. Но сейчас она права.
— Но…
— Феор, послушай. — Онвидаэр шевельнул пальцами, зажимавшими культю левой руки, и ливнем хлынула кровь. — Я не могу остановить ее. Может быть, ранить. Отвлечь ее ненадолго. Но ты — можешь. — Взгляды их встретились, и Винтер почудилось, будто между этими двумя происходит безмолвный разговор. — Понимаешь?
— Но… — Феор оглянулась через плечо на Винтер, затем снова перевела взгляд на Онвидаэра. — Понимаю.
— Хорошо. — Он опять закашлялся. — Удачи тебе, сестренка!
И сорвался с места, побежав вслед за Алхундт, так стремительно, что между каплями крови, падавшими на пол, оставалось по несколько шагов. Винтер неловко стояла позади Феор, не зная, что сказать. Девушка обхватила себя руками за плечи, опустила голову, словно пытаясь съежиться и исчезнуть бесследно. Винтер осторожно тронула ее за плечо, и Феор вздрогнула, как от удара. Через минуту она обмякла и опустила руки.
— Феор, — сказала Винтер, — я, кажется, не все поняла.
— Он хочет выиграть нам время, — сказала Феор. — Голос ее, сдерживаемый силой воли, лишь едва заметно дрожал.
— Время? Для чего?
— Я могу помочь. Мы можем помочь. — Феор устремила взгляд на Винтер, глаза ее до сих пор влажно блестели. Слезы оставили светлые полоски на лице девушки, покрытом грязью и пороховой пылью. — Ты ведь хотела спасти своего полковника, верно? Ты доверяешь ему?
Винтер неуверенно кивнула. Феор сделала глубокий вдох.
— Даже если это опасно?
Винтер снова кивнула. Феор тыльной стороной ладони вытерла глаза, размазав грязь по лицу, и медленно выдохнула.
— Хорошо, — сказала она. — Тогда пойдем со мной.
Они вернулись туда, где стояли, прислоненные к стене пещеры, громадные стальные плиты. Прежде Феор взирала на них со священным трепетом, не решаясь подойти ближе. Теперь она бежала вдоль плит, то и дело останавливаясь и напряженно всматриваясь в убористые завитки надписей. Вставала на цыпочки, щурилась в полумраке, затем качала головой и двигалась дальше.
Наконец почти в самом конце ряда стальных плит Феор остановилась. Тонкий палец ее скользил по длинной вязи букв, губы беззвучно шевелились. Дойдя до конца надписи, Феор подняла взгляд на Винтер.
— Кое–что здесь сможет остановить абх–наатема. Я так думаю. Этим перестали пользоваться давно, задолго до того, как я появилась на свет.
— Ты сумеешь это прочесть? — спросила Винтер.
— Все не так просто, — проговорила Феор. — Нааты ревнивы. Мой наат не потерпит вселения в мое тело иной силы, а если я предприму такую попытку, неизбежно убьет меня.
— Но тогда… — Винтер осеклась, лишь сейчас поняв, к чему она клонит. — Ты ведь не шутишь?
Феор мрачно кивнула.
— Но почему я? — Винтер помотала головой. — Я же не маг, не волшебник или как там еще. Да я даже прочитать все это не смогу!
— Прочесть наат может только тот, кто обучен и подготовлен к этому, — согласилась Феор. — Ну да тебе и не придется читать все. Ты должна будешь только в точности повторять каждое мое слово. Затем, когда мы дойдем до конца… — Пальцы Феор пробежались вдоль убористой надписи. — Заключительные слова заклинания звучат так: виир–эн–талет. Это тебе нужно запомнить. До этих слов я тебя доведу, а затем ты закончишь наат сама.
— И что потом?
— Потом ты сможешь противостоять ей на равных. — Феор отвела взгляд. — Если выживешь.
— Если?!
— Наат не для слабых. Сила обвивает душу, точно змея, и тех, кто недостаточно силен, может задушить в смертельном объятии. Я полагаю, что ты окажешься достаточно сильной, но…
— Ты в этом не уверена.
Феор кивнула, по–прежнему избегая смотреть Винтер в глаза.
Наступило долгое молчание. Из дымных недр пещеры донеслись пронзительный крик и душераздирающий треск магии.
— Виир–эн–талет, — повторила Винтер. — Я правильно произнесла?
— Сядь, — повелела Феор, — и закрой глаза.
Винтер подчинилась и привалилась спиной к прохладной поверхности металла, откинула голову назад и постаралась ни о чем не думать.
— Повторяй то, что я буду говорить. Не открывай глаз. И что бы ни происходило, не останавливайся, пока не произнесешь последние слова. Понятно?
— Понятно. — У Винтер вдруг пересохло в горле.
— Вот и хорошо.
Феор помолчала немного, затем начала нараспев произносить странные слова магического наречия. Она говорила медленно, выделяя каждый слог. Ни перерывов, ни пауз — один только монотонный непрекращающийся поток звука. Винтер повторяла вслед за ней:
— Ибх джал ят фен лот сее…
Внезапно она почувствовала себя ужасно глупо. Происходящее смахивало на устроенный с размахом розыгрыш: хандарайская девочка совершенно серьезным голосом твердит нагромождение бессмысленных словес, врезанных в металл каким–то древним шутником. Сама Винтер при этом не чувствовала ровным счетом ничего — так же, как много лет назад, в «тюрьме», когда тараторила наизусть церковные гимны и молитвы.
«Если это не сработает… Я понятия не имею, что делать, если не сработает. Черт, я даже не знаю, что произойдет, если это сработает. Никакого плана у меня нет. Я просто бегу в тумане, ощупью выставив перед собой руку и смутно надеясь ни во что не врезаться». Мысли разбрелись, как ленивые овцы. Феор продолжала речитатив, и Винтер на долю секунды заколебалась: «Что она сказала — „шии“ или ,,су“»?
Боль пронзила ее насквозь. Не тупая ноющая боль ушибов, не жгучая острая боль в боку, не иной невнятный сигнал, подаваемый скопищем мяса, костей, хрящей и жил, которое Винтер привыкла именовать своим телом. Такой боли — острой, ослепляющей, Винтер никогда прежде не знала, даже не подозревала о ее существовании. Незримые иглы вонзались в самое ее существо. Боль была одновременно повсюду: раздирала желудок, впивалась в сердце, просверливала затылок, но Винтер откуда–то непостижимым образом знала, что на самом деле болит вовсе не там.
Ее затошнило. Невероятным усилием воли Винтер подавила позыв к рвоте и выдохнула:
— Шии. — Боль едва ощутимо отступила. Память выдавала последующие слова только с боем. — Нан. Суул. Мав. Рит.
Винтер слышала, как где–то, в невообразимой дали, монотонный речитатив Феор начал постепенно замедляться. Она не могла даже обрадоваться этому обстоятельству, ничего не могла, только произносить слово за словом.
И сейчас, как будто иглы немыслимой боли обострили восприятие, Винтер чувствовала наат. Словно исполинская черная цепь обвивала ее, стягиваясь все туже с каждым произнесенным слогом. Наат был внутри нее, под кожей, в костях, вплетался во внутреннюю, сокровенную сущность — Винтер даже и не подозревала прежде, что обладает таковой. В этот миг она осознала, что это останется с ней навсегда. Да и как бы она могла от него избавиться? Цепи стягивались, погружались в девушку до тех пор, пока не стали частью ее самой, такой же, как руки, ноги, язык. При этой мысли Винтер вдруг охватила паника, но на сей раз она говорила без запинки. Девушка отчетливо понимала, что произойдет, если она умолкнет: цепи вырвутся наружу, унося с собой громадные куски ее естества. Выбора не осталось. Либо дойти до конца, либо умереть.
Голос Феор дрожал все заметней. Устала, наверное, подумала Винтер. Ей самой казалось, что чтение наата длится уже целую вечность. И лишь когда слова стали срываться с губ хандарайки судорожными всхлипами, Винтер поняла, что ее терзает та же боль. Наат не делал различий между ученицей и наставницей.
Дело близилось к концу. Теперь Винтер понимала, что древние слова выстраиваются особым образом и звучание их неумолимо нарастает. Слоги отдавались эхом в каждой жилке и побуждали их звучать в унисон. Мучение преобразилось в нечто среднее между болью и наслаждением, цепи заклинания оплетали Винтер все туже, чтобы с последним слогом, который произнесет ее голос, сплавиться в единое целое. Давление наата было чудовищно. Произнося слог, который станет последним звеном цепи, Винтер не была уверена, что сумеет выдержать финал. Казалось, душа ее вот–вот взорвется, разрядившись невыносимо сладостной, почти любовной вспышкой, и плети высвобожденной силы, взбесившись, точно разорванные штормом снасти, разнесут Винтер в прах.
Ужас охватывал девушку при этой мысли, но пути назад уже не было. Остановись она — и наат точно так же разорвет ее в клочья. Феор смолкла, и Винтер уже одна произнесла последние слова. Наступила пауза, которая, казалось, длилась не один век — так снаряд, достигнув высшей точки траектории, на миг замирает, прежде чем начать смертоносный спуск. В смятенной круговерти своего сознания Винтер ясно увидела зеленые глаза, рыжие шелковистые волосы, лукавую улыбку.
— Виир. Эн. Талет, — проговорила она.
Феор захлебнулась криком, словно ее ударили в живот. Винтер ощутила, как последнее звено заклинания легло на место, почувствовала дрожь напряжения, когда наат заструился по ее телу, выискивая малейшие признаки слабости. Иногда возникали и тут же исчезали крохотные вспышки боли, оставляя после себя след заполонившей тело силы. Затем, как по мановению, все закончилось, и Винтер вновь стала ощущать собственное тело. Сердце колотилось так неистово, что, казалось, лопнет, ноги дрожали и подкашивались. Во рту стоял привкус крови от прокушенной губы, ныли стиснутые до боли зубы. В поисках опоры Винтер оперлась рукой о стальную плиту, и прикосновение металла к ее разгоряченному телу показалось нестерпимо ледяным.
Винтер открыла глаза.
Феор лежала, бессильно скорчившись, у подножия стальной плиты и неглубоко, часто дышала. Винтер, повинуясь порыву, опустилась на колени рядом с ней — и от этого движения сама едва не упала. Мышцы ее одеревенели, как наутро после изнурительного марша. Она облизала прокушенную губу и тронула Феор за плечо. Глаза девушки тотчас распахнулись.
— Как ты? — с тревогой спросила Винтер. Феор была чудовищно бледна. Кожа ее, всегда смугловато–серая, сейчас точно выцвела и поблекла.
— У тебя получилось.
— Как бы то ни было, я жива. Думаю, что сработало. — Винтер действительно ощущала себя иной. Наат, пробравшись в нее, внедрился в самую сердцевину ее существа и залег в глубине, как жаба залегает в тине на дне пруда. Сейчас он пока что был смирен, но Винтер чуяла его с каждым вздохом.
— Сработало, — повторила Феор. — Ты жива. — Она поморщилась, выгнув спину, и дыхание ее стало прерывистым.
— Но ты–то как?
— Не знаю, — сказала хандарайка. — Никогда прежде такого не делала. Слушай. Просто коснись ее. Коснись абх–наатема. И призови силу.
— Как ее призвать?
— Волей. Желанием. — Феор вновь выгнулась, ладони ее судорожно сжимались и разжимались. — Просто повели ей явиться.
Воздух со свистом вырвался сквозь ее стиснутые зубы, и она обмякла. Винтер успела подхватить девушку прежде, чем та соскользнула с плиты и ударилась о каменный пол. Кожа Феор была обжигающе горячей на ощупь, лихорадочно бился пульс. Глаза хандарайки оставались плотно зажмуренными.
«Драного зверя мне в зад! И что же, спрашивается, теперь делать?»
