Глава двадцать вторая
ВИНТЕР
— Возьми нож, — произнесла Джейн, словно учила подругу нарезать жаркое. — Приставь кончик лезвия вот сюда, — она вскинула голову и прижала острие ножа к горлу, под самым подбородком, — надави как можно сильнее и веди вверх.
Нож держала Винтер. Джейн была обнажена, рыжие шелковистые волосы ниспадали волнами на ее плечи, изумрудно–зеленые глаза озорно поблескивали.
— Я не могу этого сделать, — жалко пробормотала Винтер. — Не могу.
— Тогда же смогла, — проговорила Джейн, — стало быть, сможешь и сейчас. Ну же!
Винтер неуверенно подняла руку с ножом. Длинное узкое лезвие из посеребренной стали сияло в бледном свете. Рукоять холодила пальцы, словно кусок льда.
— Сделай это ради меня, — сказала Джейн. — Только это, и больше ничего.
Казалось, что острие ножа движется по собственной воле. Оно прижалось к впадинке на горле Джейн, надавило, сминая нежную кожу, и в месте прокола выступила одна–единственная капля крови.
— Я не хотела, — сдавленно прошептала Винтер. — Я бы ни за что…
— Тсс. Помолчи.
Теплые ладони Джейн легли поверх заледеневших пальцев Винтер. Бережно, почти с нежностью Джейн нажала на рукоять ножа, и лезвие ушло глубже, еще глубже, пока соединенные руки девушек не прикоснулись к ее горлу. Затем Джейн убрала руки, и, когда Винтер разжала пальцы, нож исчез.
Кровь забила из раны, потоком хлынула вниз по телу Джейн. Кровь собиралась лужицей в ямке ключицы и струилась между грудей. Алый ручеек, прихотливо извиваясь, сбежал по гладкому животу и скрылся между ног, в курчавой поросли на лобке.
— Прости меня, — пролепетала Винтер, сдерживая всхлип. — Прости.
— Тсс, — повторила Джейн. — Все хорошо.
Всюду, где пробежали ручейки крови, кожа Джейн преобразилась. Бледно–серая, полупрозрачная, в черных прожилках вен, лоснящаяся, точно отполированный мрамор. Преображенные участки сливались в единое целое, и превращение вершилось все быстрее, захлестывая тело Джейн, как захлестывает берег приливная волна. Волосы Джейн засеребрились искрящимся водопадом, зелень радужки растеклась, заполнив глаза целиком, превратив в ослепительно блистающие изумруды.
— Обв–скар–иот, — промолвила Джейн не своим, удивительно мелодичным голосом. — Видишь?
Винтер слабо улыбнулась:
— Ты прекрасна.
Джейн шагнула вперед и поцеловала ее. Винтер с готовностью подалась к ней, приникла всем телом к сияющей плоти. У поцелуя Джейн был привкус древней пыли, Винтер словно прикоснулась губами к статуе, но кожа подруги оставалась теплой, податливой, и волосы мягкой волной упали на нагие плечи Винтер. Рука Джейн скользнула по ее боку, очертила, спускаясь ниже, изгиб бедра, и вновь поднялась, лаская холмик лобка. Винтер затрепетала, тесней прижимаясь к подруге, вопреки неумолимо подступающему холоду.
Вначале застыли пальцы, отозвались мгновенной протестующей болью и тут же онемели, потеряв чувствительность. Леденящая волна двинулась от пальцев к рукам, начала подниматься вверх от ступней и пальцев ног. Джейн игриво покусывала шею Винтер; за ее склоненной головой Винтер подняла руку и увидела, что ее собственная плоть тоже превращается в ослепительно гладкий камень, но если тело Джейн оставалось живым и теплым, то Винтер мертвенно каменела, словно самое обычное изваяние.
«Все хорошо». Винтер смотрела, как мраморный блеск расходится по ее телу, покрывает локти, захватывает плечи. Волосы завились, превращаясь в застывшее серебро. Джейн покрывала теплыми влажными поцелуями шею подруги, касалась губами ключицы, опускалась к груди — и вслед за перемещением ее губ плоть Винтер обращалась в безжизненный камень. Вот заблистали незримыми бриллиантами глаза — и Винтер ослепла.
«Все хорошо». Она хотела произнести эти слова вслух, но застывшие губы не повиновались. Стылый холод неумолимо проникал все дальше вглубь нее и наконец коснулся сердца.
Винтер открыла глаза.
Холод никуда не делся. Так сильно девушка не замерзала даже в «тюрьме», в самые суровые зимы, когда гасли печи и жаровни и девушки, продрогнув до костей, спали по трое–четверо в одной кровати, чтобы хоть как–то согреться. Сейчас, когда действительность постепенно восстанавливала свои позиции, Винтер чудилось, будто она оттаивает снаружи и сотни иголок покалывают онемевшую кожу. До сих пор она ощущала, как прикасаются к груди губы Джейн, как проворные пальцы, рождая сладостную истому, умело ласкают ее естество.
«Святые, мать их, угодники! — Сердце колотилось так, словно отбивало сигнал к атаке. — Ей–богу, уж лучше прежние кошмары!»
Бобби спала рядом, свернувшись калачиком и положив голову на плечо Винтер. Помнится, засыпали они на разных тюфяках, — наверное, девушка перекатилась поближе к ней во сне. Брезентовый полог палатки над головой был непроглядно темен. До рассвета еще далеко.
Недавние события вспоминались смутно, как в тумане, что и неудивительно на вторые сутки без сна. С холма, у подножия которого произошел бой с тремя кочевниками, ворданайский лагерь был виден как на ладони, и Винтер наблюдала за тем, как мушкетная перестрелка вскоре переросла в нешуточное сражение, а потом все заволок густой дым.
Только на исходе дня, когда перестрелка стихла, а Бобби отчасти пришла в себя, хотя и нетвердо держалась на ногах, Винтер наконец решилась вернуться в лагерь. И испытала безмерное облегчение, обнаружив, что им есть куда возвращаться, — лагерь уцелел, хотя ему явно был нанесен значительный ущерб. В общей суматохе, кажется, никто и не заметил ее отсутствия.
Вернувшийся первый батальон наконец поставил палатки, уцелевшие после пожара, в том числе и ее собственную. Винтер увела туда Бобби и Феор и приказала Граффу, чтобы ее не беспокоили по меньшей мере до Страшного суда. Из того, что было дальше, в памяти остались только блекнущие видения сна.
Винтер осторожно села, высвободив руку из–под тяжести Бобби. Капрал беспокойно шевельнулась, задвигала губами, словно продолжая некий беззвучный спор, но не проснулась. Пробравшись мимо нее, Винтер ощупью отыскала свой чемодан и, порывшись в нем, наконец извлекла коробок спичек и свечу.
Мундир на Бобби был тот же, что вчера, грязный и пропитанный потом. В дальнем углу палатки свернулась жалком комочком Феор, бережно прижимая к себе поврежденную руку.
«И что же мне теперь с ней делать? — Винтер привалилась к дорожному сундуку, покусывая нижнюю губу. Она не могла не чувствовать себя ответственной за Феор — точно так же, как чувствовала себя ответственной за Бобби, за все, что та и другая совершали по собственной воле. В случае Бобби ее оправдывал хотя бы армейский долг командира перед подчиненным. Ответственность за Феор Винтер взяла на себя волей–неволей, как ребенок, который приносит с улицы бродячую кошку, не задумываясь, кому предстоит о ней заботиться. — Да, но как же еще я должна поступить? Позволить ей убить себя?»
Рядом с сундуком лежал мешок, который таскал на себе убитый кочевник. Винтер прихватила увесистый мешок с собой, надеясь, что там окажется пища или вода, однако в нем оказался лишь какой–то диковинный фонарь. Девушка решила, что передаст его капитану, — вдруг он, в отличие от нее, обнаружит в этом фонаре что–то важное. «Хотя сейчас, наверное, у него совсем другие заботы», — подумала она.
Бобби снова пошевелилась, что–то невнятно пробормотала во сне. Рубашка ее выбилась из форменных брюк, и Винтер заметила полоску бледной кожи, которая в пламени свечи гладко лоснилась, словно отполированный камень. Винтер на коленях подползла к тюфяку, чтобы заправить рубашку, но остановилась. И осторожно приподняла ее чуть выше, обнажив место первой раны, которая едва не стоила девушке жизни.
Мраморное пятно было все там же, по–прежнему теплое и мягкое на ощупь, но на вид гладкое, как камень. Оно увеличилось, подумала Винтер. Во всяком случае, так ей показалось в неверном свете свечи, хоть она и сомневалась, что может безоговорочно доверять своим воспоминаниям о той ночи.
«Надо добиться хоть каких–нибудь объяснений от Феор. Разойдется ли это изменение по всему телу Бобби? И что будет, когда оно достигнет лица? — Винтер неприязненно глянула на спящую хандарайку. — Она знает. Не может не знать».
По палаточному шесту постучали, и тут же снаружи донесся хриплый взволнованный шепот:
— Лейтенант! Это я, Графф.
Винтер торопливо оправила форму Бобби. Граффу было известно, что капрал — девушка, но, кто такая на самом деле Винтер, он не подозревал. Можно представить, что он заподозрил бы, если бы увидел, как его лейтенант шарит под рубашкой у Бобби.
— Входи.
Графф нырнул в палатку, искоса глянул на Бобби и тут же заметно смутился. Винтер выразительно закатила глаза.
— Если ты будешь так себя вести, эта тайна скоро перестанет быть тайной.
— Так точно, сэр, — уныло отозвался Графф. — Просто… как посмотришь на нее, вот такую… — Он кашлянул. — Не пойму, как я сразу не догадался.
Винтер была того же мнения. Когда Бобби спала, черты ее смягчались, обретали женственность, которая выдавала девушку с головой. «Впрочем, я этого тоже не заметила». Винтер откашлялась, прочищая горло.
— Что случилось, капрал?
— Ну да, конечно. Прошу прощенья, сэр. Я не хотел вас будить, но когда увидел свет…
— Я не спал. В чем дело?
— В Фолсоме, сэр, — сказал Графф. — Он пропал вместе со всем своим караулом.
— Пропал? С каким еще караулом?
— Пока вы спали, сэр, лейтенант Варус запросил наряд для охраны капитанской палатки. Фолсом взял пару ребят из тех, кто нуждался в отдыхе, поскольку все остальные занимались сбором уцелевших припасов. Сейчас он должен был уже смениться с дежурства, потому я пошел за ним к палатке — а Фолсома там и не было.
— Наверное, капитан ушел куда–то и взял его с собой.
— Дело в том, сэр, — сказал Графф, — что на посту у палатки был караул, только не Фолсомов.
— Значит, капитан отпустил его пораньше. В лагере искал?
— Так точно, сэр. Нигде не нашел, сэр.
— Странно. — Винтер зевнула. — Думаю, можно будет расспросить командира наряда. Ты узнал этих новых караульных?
— С виду незнакомые, сэр. Сказали, что они из второй роты.
Винтер застыла.
— Из второй роты?!
Рота Дэвиса. Капитан ни за что не поставил бы людей Дэвиса охранять свою палатку.
— Именно так, сэр, — подтвердил Графф. — Насколько я знаю, капитан и старший сержант не шибко ладят. Мне это тоже показалось странным, сэр.
— Может быть, это дисциплинарный наряд. — Винтер поднялась и натянула мундир.
— Сэр, вы хотите поговорить с сержантом Дэвисом?
— Нет, это бессмысленно. — (Дэвис только осыплет ее оскорблениями.) — Спрошу у капитана, не отослал ли он Фолсома с каким- нибудь поручением.
— Я пойду с вами, — сказал Графф.
— Не нужно. Останься при Бобби. У нее выдался нелегкий день. — Винтер помедлила, затем перевела взгляд в другой угол палатки. — И проследи за тем, чтобы Феор никуда не уходила. Я скоро вернусь.
Палатка капитана Д’Ивуара была окружена своеобразной полосой отчуждения: ни солдат, устроившихся на отдых, ни брошенного на землю снаряжения, как будто все старались держаться от нее подальше. Подходя ближе, Винтер замедлила шаг. Ее охватили сомнения: «Может, там, у него в палатке, полковник?» Снаружи виден был только один часовой — его скрытая тенью фигура маячила около входа.
Подойдя к палатке, Винтер обнаружила, что это Бугай, один из тех подручных Дэвиса, которые вызывали у нее наибольшее омерзение. Девушка ощетинилась. Всем своим видом Бугай меньше всего походил на солдата, стоящего в карауле. Часовой в лагере, как правило, вытягивается в струнку при виде офицеров, но в их отсутствие тут же принимает расслабленную позу скучающего бездельника — но Бугай все время озирался по сторонам, словно и впрямь ожидал каких–то происшествий. Он явно нервничал. Бугай всегда отчасти походил на хорька, но сейчас это сходство бросалось в глаза больше обычного.
Винтер укрылась в тени, которую отбрасывал штабель ящиков с уцелевшим продовольствием, дождалась, пока Бугай повернется в другую сторону, и неспешно, стараясь держаться как можно уверенней, направилась к палатке. Бугай оглянулся, лишь когда до входа оставалось несколько шагов, и так дернулся от неожиданности, что Винтер окончательно убедилась: что–то неладно. Узнав ее, Бугай тотчас успокоился, и его заостренная физиономия расплылась в привычной ухмылке.
— Привет, Святоша, — бросил он.
— Рядовой, — с подчеркнутой холодностью отозвалась Винтер, — мне нужно видеть капитана Д’Ивуара.
— Капитан Д’Ивуар занят.
— Дело срочное.
Бугай напряженно наморщил лоб.
— То, чем он сейчас занят, тоже срочное. Приходи утром.
— Если я приду утром, срочное дело перестанет быть срочным, верно?
Логика такого уровня была явно выше умственных способностей этого уродца. Прибегнув к испытанному способу, Бугай вскинул мушкет на изготовку.
— Проваливай, говорю тебе! Никого не велено пускать. Приказ капитана.
— Бугай! — прошипели из палатки.
— Заткнись! — бросил он, оглянувшись через плечо.
И вновь повернулся, чтобы дать отпор Винтер, но она уже шагала прочь. Поравнявшись со штабелем, девушка проворно метнулась за ящики и затаилась там, надеясь, что темнота скроет ее маневр. Осторожно выглянув наружу, она убедилась, что беспокоиться не о чем. Бугай жарко шептался с кем–то, находившимся в палатке, и был целиком поглощен этим занятием. Судя по исступленной жестикуляции, разговор не доставлял ему особой радости.
Что же теперь? Не мог же Фолсом со своим нарядом взять и раствориться в воздухе. Если капитан недоступен, она могла бы пойти к полковнику, но…
Вспышка света у входа в палатку оборвала размышления Винтер. Наружу вышли двое, и свет лампы очертил их силуэты. В одном из этих людей Винтер узнала лейтенанта Варуса, адъютанта капитана. Правда, половину его лица покрывал внушительный лиловеющий кровоподтек. Лейтенант ступал неловко, держа руки за спиной, и, когда споткнулся на выходе, Винтер сообразила, что он связан.
Третьим был Уилл, тоже из роты Дэвиса. Нервничал он явно не меньше, чем Бугай. Солдаты о чем–то пошептались и втроем направились к наружной границе лагеря. Палатка у них за спиной была темной и пустой.
«Зверя мне в зад!» — пронеслось в голове девушки. Всякие заурядные объяснения происходящего развеялись бесследно. Еще мгновение Винтер, терзаясь нерешительностью, вжималась в ящики, а затем покинула укрытие и двинулась вслед за троицей.
Один из людей Дэвиса шел впереди лейтенанта, второй позади него — так сопровождают арестованных. Винтер держалась на почтительном расстоянии, чтобы в случае чего правдоподобно опровергнуть всякие обвинения в слежке, однако Бугай и Уилл, хотя и были на взводе, бдительностью не отличались, так что они даже ни разу не глянули в ее сторону.
На краю лагеря Уилл остановился, зажег лампу и передал ее Бугаю, чтобы тот освещал дорогу. Когда троица миновала последних спящих солдат и двинулась вглубь Десола, Винтер заколебалась. Отправляться за ними в одиночку было чистейшей воды безрассудством, и сейчас она запоздало пожалела, что отвергла предложение Граффа пойти с ней. С другой стороны, если сейчас прервать слежку, потом она этих троих нипочем не сыщет. Винтер беззвучно выругалась и двинулась дальше.
Так они шли долго, ни разу не услышав оклика часовых. Наконец, когда линия охранения осталась далеко позади, люди Дэвиса и их подопечный остановились. Винтер терпеливо выждала минуту и подобралась ближе.
— … мне это не нравится, — услышала она голос Уилла.
— А мне не нравится вся эта хрень! — огрызнулся Бугай и смачно сплюнул. — Мне обрыдло торчать в этой растреклятой пустыне, а чтоб пить конскую кровь — так и вовсе с души воротит! И уж верно я не мечтаю, чтоб какой–нибудь козлом дранный десолтайский ублюдок отчикал мне петушка! Чем скорей мы отсюда уберемся, тем лучше, а грохнуть при том Живчика и вовсе праздник сердца.
— Тише ты! — не выдержал Уилл. — Вдруг услышат.
— Да нет здесь никого, — буркнул Бугай. — Сегодня наша смена, забыл, что ли? И вообще, кому какое, к свиньям, дело, нравится тебе или нет? Приказано — выполняй, а нет, так ответишь перед сержантом.
— Да знаю я, просто говорю, что мне это не нравится, вот и все.
— Вот же мученики драные! Давай сюда эту распроклятую штуковину. — Винтер услышала глухой мягкий хлопок. — А ну, на колени, сэр!
К тому времени она была уже в нескольких ярдах. Бугай поставил фонарь на плоский камень, и свет падал на всех троих сзади, отчего на песке извивались длинные тени. Уилл стоял ближе всех, в двух шагах от Винтер, Бугай налег на связанного лейтенанта, вынуждая его опуститься на колени. В левой руке он держал пистолет, а правой тянулся к ножу на поясе.
«Боже Всевышний, они хотят его убить!» Винтер больно, до крови закусила губу и принялась шарить вокруг себя в темноте. Наконец ей удалось нащупать камень величиной чуть больше ее кулака, и, когда Уилл повернулся спиной, девушка бросилась на него.
Ростом он был ненамного выше, и потому Винтер нанесла удар сверху, мощным взмахом обеих рук обрушив камень на висок Уилла. Раздался тошнотворный треск кости. Уилл повалился как подкошенный, без единого звука, и Винтер, перескочив через его тело, ринулась к Бугаю. Тот, застигнутый врасплох, непроизвольно шагнул назад, и удар, в который Винтер вложила всю свою силу, разминулся на фут с его лицом. Прежде чем она успела выпрямиться. Бугай поспешно перебросил пистолет в правую руку и, вскинув его на уровень глаз, попятился еще дальше.
— Что за дьявол!.. Святоша?! Ты, что ли, сукин сынок?
Винтер хотела швырнуть в него камень, но усомнилась, что успеет сделать это прежде, чем Бугай спустит курок. Поэтому она лишь медленно кивнула.
— Ты что это натворил, а? — Бугай, морща лоб, вгляделся в валявшегося на земле товарища. — Уилл, ты живой? Скажи хоть словечко, если живой. — Он помолчал, вслушиваясь, затем едва слышно выругался и с ненавистью глянул на Винтер. — Ты его прикончил, ублюдок!
— Бугай…
— Надо бы оставить тебя сержанту, — проговорил Бугай. — Уж он–то знает, как разобраться с такой вот пронырливой мразью. Да только некогда нам сегодня отвлекаться, так что передай привет Господу!
С этими словами он нажал на спусковой крючок. Лязгнув, упал курок, кремень брызнул на затравочную полку искрами, но они зашипели и погасли, не произведя выстрела. Бугай опустил пистолет, озадаченно уставился на него и поднял голову в тот самый миг, когда Винтер замахнулась камнем. Вскинув руку над ее головой, Бугай успел отразить идущий сверху удар, но Винтер с разгона врезала ему коленом в пах и, когда здоровяк от боли сложился вдвое, резко ударила локтем по затылку. Бугай застонал и повалился наземь, выронив пистолет.
— Спаситель всепроклятый, кочергой в зад долбанный! — выругалась Винтер, хватая ртом воздух. Закрывая глаза, она до сих пор видела тлеющий в темноте под веками отблеск пистолетной искры. Дыхание вырывалось из груди частыми судорожными толчками.
Бугай снова застонал. Винтер развернулась и изо всей силы пнула его в бок. После второго пинка он уяснил, чем пахнет, и перекатился, не открывая крепко зажмуренных глаз. Винтер сняла с его пояса длинный нож, затем отыскала упавший на землю пистолет. Осторожно обследовав его, девушка обнаружила, что заряд в стволе был, а вот порох на полке отсутствовал: Бугай попросту забыл его насыпать.
— Как был ленивой скотиной, так и остался, — прошептала Винтер. И, отложив пистолет, наклонилась к лейтенанту Варусу, чтобы освободить его.
Ему не только связали руки, но завязали глаза и заткнули кляпом рот — это объясняло, почему во время схватки он не издал ни звука. Когда Винтер сняла с глаз лейтенанта грязную повязку, он с любопытством огляделся по сторонам, затем поднял взгляд на Винтер:
— Лейтенант… Игернгласс, верно?
— Так точно, сэр, — ответила Винтер и едва не козырнула, но вовремя вспомнила, что не обязана этого делать. — Командир седьмой роты.
— Я, конечно же, благодарен судьбе за такое везение, но все же — откуда вы здесь взялись?
— Шел за этими ублю… этими двумя от палатки капитана Д'Ивуара.
— А что привело вас к палатке?
— Я искал капитана или вас. Один из моих капралов был назначен охранять палатку, но, похоже, пропал.
— Понятно. — Он снова посмотрел на нее. — Стало быть, вам неизвестно, что происходит?
Винтер окинула испытующим взглядом его лицо.
— А что происходит, сэр?
— Бунт, — сказал лейтенант Варус, потрогал распухшую от побоев половину лица и поморщился. — Бунтовщики захватили капитана и полковника, а также, по всей вероятности, ваших людей.
— Бунт? — Винтер многому могла поверить, когда дело касалось Дэвиса, но представить его бунтовщиком? «Только не на свой страх и риск. Он для этого недостаточно смышлен». — И кто взбунтовался?
— Как минимум капитан Ростон. Его, судя по всему, поддерживает часть четвертого батальона и, как видите, кое–кто из первого. — Он поглядел на обезвреженную Винтер парочку. — Вы знаете этих людей?
Винтер кивнула:
— Уилл и Бугай. Вторая рота старшего сержанта Дэвиса.
— Дэвиса. — Фиц вздохнул с легким разочарованием, словно ему сообщили, что он опоздал в оперу. — Я должен был сам догадаться.
— Как мы с ними поступим?
— Мы? — Лейтенант вопросительно посмотрел на Винтер. — Насколько я помню, вы раньше служили под командованием Дэвиса.
— Да, и точно знаю: если он на одной стороне, мое место на другой, — пробормотала Винтер.
— Понятно. — Фиц с видимым усилием поднялся, растирая онемевшие руки, чтобы восстановить чувствительность пальцев. Наклонившись к Уиллу, лейтенант наскоро осмотрел его и заключил: — Этот мертв. Второго я бы хотел взять с собой, но не уверен, что мы вдвоем его донесем. У вас есть люди, которым можно доверять?
«Мертв?» Винтер посмотрела на Уилла. Он был, наверное, самым безобидным из прихлебателей Дэвиса. Не то чтобы он хорошо относился к Винтер, но изводил ее скорее, чтобы не отстать от остальных. Винтер не хотела его убивать.
— Лейтенант?
Она встряхнулась и глубоко вдохнула:
— Да, есть.
Бобби уже проснулась к тому времени, когда Винтер, Графф и Фиц вернулись, неся полуобморочного Бугая. Графф велел двум недоумевающим солдатам постеречь пленника, а затем Винтер увела и обоих капралов в свою палатку. Она заметила, как Фиц мельком глянул на Феор, которая все так же лежала, свернувшись калачиком в углу, то ли спала, то ли притворялась, что спит, — но ничего не сказал.
— Плохо дело, — пробормотал Графф. — Очень плохо.
— Боюсь, что это в некотором роде преуменьшение, — заметил Фиц. — Мы не знаем, сколько у капитана Ростона сторонников, но в настоящий момент он, судя по всему, является хозяином положения.
— Что стало с Фолсомом и его людьми? — спросила Бобби.
— В лучшем случае, — ответил Фиц, — они пленники. Вскоре после того, как капитан ушел на встречу с капитаном Ростоном, к палатке подошли солдаты второй роты с заряженными мушкетами. Полагаю, они арестовали ваших товарищей и увели в неизвестном направлении, а затем поставили у палатки свой караул, чтобы перехватить капитана Д’Ивуара, когда он вернется. Судя по тому, что я подслушал, бунтовщики замышляют держать капитана и полковника под стражей, а капитан Ростон между тем примет командование полком.
— Но вас–то они хотели убить, — заметила Винтер.
Лейтенант вновь ощупал внушительный кровоподтек, лиловевший на его лице.
— Я не вполне уверен, но предполагаю, что старший сержант Дэвис имеет ко мне некоторые личные счеты. Его обращение со мной, безусловно, было резким.
— Но… — Графф развел руками, насупившись под буйными зарослями бороды. — Почему они взбунтовались? Зачем?
Фиц понизил голос:
— Сегодня во второй половине дня полковник разослал капитанам новый приказ. Мы продолжим идти на восток, вглубь Десола. Насколько я понимаю, капитан Ростон выступил против этого приказа на том основании, что у нас недостаточно припасов.
Винтер вспомнились столбы черного дыма над горящими повозками, вспомнилось, как день напролет трудились спасательные команды. До сих пор она не задумывалась о том, чего стоила полку эта катастрофа.
— А их недостаточно? — спросила она.
— По моим подсчетам, воды у нас осталось примерно на два дня, и это при условии крайне жестких норм. Продовольствия хватит на более долгий срок, если брать в расчет туши вьючных животных, убитых при нападении на лагерь.
— На два дня?! — ошеломленно повторил Графф. — Да за два дня мы нипочем не доберемся до Нанисеха, даже если выступим прямо сию минуту!
— И полковник хочет продолжать поход? — Винтер покачала головой. — Это же бессмысленно.
— Должен признать, что мне тоже непонятны причины такого решения, — сказал Фиц. — Вполне вероятно, впрочем, что полковник обладает некими сведениями, которые представляют ему ситуацию в ином свете.
— Твою мать! — пробормотал Графф и свистнул сквозь стиснутые зубы.
Винтер кивнула, безмолвно разделяя его чувства. Она видела своими глазами и пожарище, и трупы вьючных лошадей, но пелена дыма и хаос, царивший вокруг, мешали оценить истинные размеры ущерба. Ей показалось тогда, что десолтай в итоге потерпели неудачу, поскольку почти все солдаты благополучно вырвались из расставленной кочевниками западни.
— И все же это не оправдание для бунта, — сказала она с убежденностью, которой на самом деле не испытывала. — Если у нас начнутся беспорядки, десолтай нас перережут.
— Ясное дело, не оправдание, — торопливо согласился Графф. — Я ничего такого и не хотел сказать. Просто у меня и в мыслях не было, что все так скверно.
— У полковника наверняка есть какой–нибудь план, — подала голос Бобби.
— Сколько людей знает о бунте? — спросила Винтер, обращаясь к Фицу.
— Точно не могу сказать, — отозвался лейтенант, — но, похоже, эта новость еще не стала достоянием всего лагеря. Знают, само собой, люди Дэвиса и, подозреваю, кто–то из четвертого батальона — те, кому доверяет капитан Ростон.
— А капитан Солвен и капитан Каанос? Если обратиться к ним, могут они положить конец бунту?
Фиц нахмурился:
— Вполне вероятно. С другой стороны, капитан Ростон наверняка понимает, что не сможет действовать, не добившись от них хотя бы негласного одобрения.
— А стало быть, он вполне уже мог перетянуть их на свою сторону, — вставил Графф. — И если мы сунемся к ним, то запросто угодим под арест.
— Но нельзя же сидеть сложа руки! — воскликнула Бобби.
Винтер поморщилась. Чутье, которое развилось в ней за два года службы под началом Дэвиса, твердило ей, что надо затаиться, выждать, пока все кончится, и присоединиться к победившей стороне. И не лезть на рожон, чтобы не привлечь излишнего внимания.
Вот только сейчас об этом и речи быть не может. Она в ответе за седьмую роту, и несколько ее солдат уже в плену у бунтовщиков, если вообще живы. «Больше того, если мы сейчас примем неверное решение, нам неминуемо уготована смерть. Кто вернее всего найдет путь к спасению — полковник и капитан Д’Ивуар или Ростов и Дэвис?» — рассуждала девушка. Если ставить вопрос таким образом, то и выбора, собственно, нет.
— Солдатам пока еще ничего не сообщили, — произнесла Винтер. — Не хотят признавать, что это бунт. Ветераны, может, и поддержат бунтовщиков, но вот новобранцы… — Она искоса глянула на Бобби, — новобранцы — вряд ли. Поэтому они стараются обстряпать все по–тихому. Захватить капитана Д’Ивуара, полковника, еще кого–то, кто может помешать, а утром выступить с какими–нибудь оправданиями — и командиром полка станет капитан Ростон.
— Я пришел примерно к таким же выводам, — сказал Фиц, — что, в свою очередь, подсказывает, как надо действовать. Если, разумеется, вы готовы ко мне присоединиться.
Графф кивнул.
— Они схватили Фолсома, — мрачно проговорил он.
Бобби тоже согласно закивала. Глаза ее горели почти лихорадочным огнем. Может, она еще не до конца оправилась после того, что произошло на пустынном холме? «Черт возьми, да по всем правилам ей и вовсе полагалось умереть!» — пришло в голову Винтер.
— Вы считаете, что нам нужно освободить пленных, — сказала она. — Полковника, капитана Д’Ивуара и, будем надеяться, Фолсома с его ребятами.
— Именно, — подтвердил лейтенант. — Капитан Ростон, судя по его действиям, явно не уверен, что сможет перетянуть солдат на свою сторону в присутствии полковника.
— Верно. — Винтер нахмурилась. — Если только все они еще живы.
— Да, — произнес Фиц. — Подозреваю, это зависит от того, насколько широкие полномочия получил у бунтовщиков сержант Дэвис.
— Чертов Дэвис, — пробормотала Винтер. — Почему замешанным в бунте оказался именно он?
Впрочем, чего еще можно было ожидать? Всякий раз, когда затевается что–то нечистоплотное и отталкивающее, можно дать голову на отсечение, что в этом будет замешан Дэвис.
— Нам известно, где держат пленников? — спросил Графф.
Фиц покачал головой, но Винтер задумчиво улыбнулась.
— Могу поспорить, что знаю, кому это известно, — сказала она. — Просто оставьте меня с ним ненадолго с глазу на глаз.
Винтер пришла к выводу, что четвертый батальон ничего не знает. Во всяком случае, не знает наверняка. В расположении батальона царило беспокойство, многие солдаты, несмотря на дневную усталость и поздний час, не спали, и одно это яснее слов говорило: они чувствуют, что что–то назревает. Впрочем, Винтер и Графф прошли через расположение в мундирах первого батальона, и никто их не окликнул, не остановил. Они выбрали удобный наблюдательный пункт за костром, расположенным перед двойной палаткой Адрехта, устроились поудобней и стали ждать.
Допрос Бугая оказался обескураживающе коротким. Все время, пока шел разговор в палатке Винтер, он изнемогал от страха, и напускная бравада его истощилась, при первом же нажиме лопнув, точно мыльный пузырь. Не то чтобы Винтер предвкушала возможность подвергнуть его пыткам, но было, безусловно, приятно внушить Бугаю, что именно это она и замышляет. В глазах его стоял безмерный ужас мучителя, который неожиданно для себя оказался в роли жертвы.
К сожалению, известно ему было немногое. Пленников совершенно точно нет в расположении четвертого батальона — и это логично, поскольку сохранить их пребывание в тайне среди стольких людей было бы невозможно, но где их держат — Бугай понятия не имел. Впрочем, большинство солдат второй роты до сих пор оставалось в ее расположении, в то время как Дэвис и еще несколько человек находились рядом с капитаном Ростоном. Это подсказало Фицу новую идею. Винтер эта идея не понравилась с самого начала, но ничего лучшего она предложить не могла.
Графф отобрал среди солдат седьмой роты десятка два человек, на которых, по его мнению, можно было положиться. Вооруженные мушкетами, ножами и штыками, они сейчас направлялись с другой стороны к палатке капитана Ростона, и во главе их шагал Фиц. Любопытные шепотки сопровождали их проход через расположение четвертого батальона, как пенный след на воде сопровождает проход корабля. К тому времени, когда вся процессия добралась до палаток, капитан Ростон уже вышел наружу. Со своего места Винтер видела только его силуэт, подсвеченный сзади фонарями.
Фиц, наоборот, был виден до мельчайших подробностей. Несмотря на огромную гематому, уже превратившую правый глаз в щелочку, на губах лейтенанта играла обычная улыбка, и откозырял он четко, как на параде.
— Капитан Ростон!
— Лейтенант, — отозвался Ростон. Если он и не ожидал увидеть Фица живым, то не выдал голосом удивления. — Вижу, вы ушиблись.
— Упал и ударился, сэр. Ничего страшного, — беспечно отозвался Фиц. — Я только что от полковника. Он и капитан Д’Ивуар просят вас явиться на военный совет.
Молчание, наступившее после этих слов, оказалось чрезмерно долгим. Винтер усмехнулась в темноте: «В яблочко!»
— В такое позднее время? — наконец проговорил капитан.
— Поступили новые сведения, сэр, — сказал Фиц. — Во всяком случае, я так понял. Полковник особо отметил, что дело не терпит отлагательств.
Ростону не понадобилось много времени, чтобы взять себя в руки.
— Что ж, приказ есть приказ. Подождете минутку?
— Конечно, сэр.
Ростон скрылся в палатке. Винтер могла только представлять, как напряженно шепчутся внутри. Насколько знали Ростон и Дэвис, полковник с капитаном Д’Ивуаром сидят где–то связанные и, уж верно, не проводят никакого военного совета. С другой стороны, Фица тоже держали в плену и к этому времени уже должны были с ним расправиться. Винтер расплылась в улыбке, вообразив, как багровеет от злости жирная физиономия Дэвиса.
Снова схватить Фица они не могут: при нем два десятка человек, и за происходящим наблюдает добрая половина четвертого батальона. Выбор у бунтовщиков невелик: либо прямо сейчас открыто проявить неповиновение, либо капитану Ростону придется продолжать спектакль.
Когда Ростон вновь вышел из палатки, Винтер медленно выдохнула сквозь стиснутые зубы. Она была почти уверена, что он решит подыграть Фицу, но когда в деле замешан Дэвис…
— После вас, лейтенант, — проговорил Ростон с преувеличенной учтивостью.
Фиц снова козырнул:
— Прошу за мной, сэр!
Винтер напряглась, когда они двинулись в глубину лагеря, туда, где стояла пустая палатка полковника. Ждать придется недолго — Дэвис никогда не отличался терпеливостью.
— Вот он! — прошипел Графф.
Тучный силуэт отделился от погруженной в темноту дальней стены капитанской палатки и торопливо пустился прочь. Винтер с Граффом выждали для верности десять секунд и двинулись следом.
Две палатки, размерами больше обычных армейских, стояли на пожарище, среди обгоревших и разбитых повозок. Днем здесь отчитывались о добыче команды сборщиков и укрывались от палящего солнца капралы, которым вменялось в обязанность вести учет этой добычи, чтобы потом предоставить полковнику новые данные о запасах провианта. Наступление ночи прервало эти труды, палатки опустели и теперь представляли собой идеальное место для тайного содержания пленников. Поскольку они стояли на отшибе от остального лагеря, никто не мог услышать, что здесь происходит, и уж тем более никому бы не взбрело в голову праздно бродить среди отвратительных следов десолтайского налета.
Дэвис направился прямиком в сторону этих палаток и, едва покинув расположение четвертого батальона, пустился трусцой. Винтер и Граффу пришлось прибавить ходу, чтобы не отстать. Когда Дэвис добежал до палаток и нырнул внутрь, они укрылись за разбитой повозкой и стали ждать. Через несколько минут Винтер удовлетворенно кивнула и повернулась к Граффу.
— Они здесь, — сказала она.
— Место выбрано с умом, — согласился капрал. — Ничего не скажешь, капитан Ростон — сообразительный малый.
— В таком случае отправляйся. — Винтер не сводила глаз с палаток. Света внутри видно не было.
Графф замялся:
— Может, не стоит вам оставаться здесь одному?
— Ничего со мной не случится. Спрячусь тут и буду следить за палатками — на случай, если пленников решат перевести в другое место.
— Ладно. — Графф поднялся и отряхнул грязь с коленей. — Вы только не трогайтесь с места. Я вернусь, как только смогу собрать людей.
— Лучше поторопись, — сказала Винтер. — Фиц, конечно, постарается задержать Ростона подольше, но капитан наверняка сообразил, что дело нечисто. Нужно вызволить пленников раньше, чем он перейдет к решительным действиям.
Графф кивнул и отправился обратно. Отойдя на безопасное расстояние, он пустился бегом. Винтер снова устремила внимание на палатки, высматривая любые признаки того, что Дэвис собирается вывести пленников.
По крайней мере, думала она, там есть пленники. Бугай сказал, что убивать никого, кроме Фица, не собирались, но Винтер не была в этом до конца уверена, пока не увидела, как Дэвис тишком выбрался из палатки капитана Ростона. То, что он немедля отправился проверять, на месте ли полковник и капитан Д’Ивуар, говорило, что оба они живы, и внушало надежду, что с Фолсомом и его парнями не случилось ничего непоправимого. И все же Винтер не покидала тревога: «Что, если Дэвис решит избавиться от пленников раз и навсегда?» Мысленным взором она увидела блеск ножа, кровь, вырвавшуюся из перерезанного горла, и напряглась, готовая вскочить, едва раздастся крик. Она обещала Граффу и Бобби не предпринимать ничего безрассудного, но если Дэвис собирается убить пленников…
Криков не было. В палатках стояла кромешная тьма, даже слабый свет свечи не проникал сквозь щели пологов.
Сколько времени понадобится Граффу, чтобы вернуться со взводом надежных солдат седьмой роты? Как долго сумеет Фиц удерживать Адрехта? Винтер беспокойно поерзала и передвинулась чуточку ближе. «Что, черт побери, Дэвис делает там в темноте?»
Едва слышный шорох за спиной прозвучал как сигнал тревоги. Винтер вскочила, хватаясь за нож на поясе, но было поздно. Громадная рука сжала ее запястье, дернула вперед, и она пошатнулась, теряя равновесие. Что–то больно ударило пониже спины, швырнуло ничком на землю. Острая щепка от разбитой повозки вонзилась в щеку и, хрустнув, разодрала ее до крови. Винтер попыталась вскочить, но напавший уже наступил сапогом ей на спину между лопаток, и даже часть его веса давила так, что трудно было дышать.
— Ну и ну, — проговорил Дэвис. — Чтоб мне лопнуть, если это не сам Святоша! Ах нет, теперь — лейтенант Святоша, верно? Прошу прощенья, что не взял под козырек. — Он надавил сапогом чуть сильнее, и Винтер застонала. — Думаешь, старина–сержант совсем из ума выжил? Думаешь, не заметит, что за ним следят? Думаешь, ему ума не хватит прошмыгнуть в обход? — Дэвис презрительно фыркнул. Сапог еще сильней вжался в спину, но потом давление, хвала небесам, ослабло. Дэвис вновь ухватил ее за запястья. — А ну вставай! — велел он. — Сэр!
Винтер слишком хорошо знала, что под слоем сержантского жира прячутся стальные мускулы. Все ее существо съежилось от этого глумливого голоса. На долю секунды ей остро захотелось сжаться в комок, затаиться и свято надеяться, что Дэвис уйдет.
«Нельзя. — Винтер с трудом поднялась на ноги и, повинуясь тычку Дэвиса, побрела вперед. — Теперь он убьет меня. Ему просто ничего другого не остается». Ноги ее дрожали, и не только от боли. Винтер дралась с хандараями, шла под барабанную дробь в огонь и свинцовый град, но это отчего–то оказалось страшнее. Это личное. Она пошевелила запястьями, прикидывая, не удастся ли вырваться, но пальцы Дэвиса были точно стальные клещи.
В палатке сержант перехватил ее руки одной мясистой лапищей, другой чиркнул спичку и зажег масляную лампу. Груды щепы, поврежденных мешков и ящиков с припасами тянулись вдоль стен палатки, оставляя только узкий проход посередине. У палаточного шеста, привалившись к одной такой груде, сидел полковник Вальних. Он был связан по рукам и ногам, рот заткнут кляпом, изготовленным, судя по всему, из запасной рубашки. Глянув на полковника, Дэвис презрительно фыркнул.
— Знаешь, Святоша, вы с этим типом отменно бы поладили. Уж такой говорун, в точности как ты. Представь только, в первый раз . оставил присматривать за ним Втыка, а когда вернулся, он почти уговорил парня его отпустить. Правда, Втык и без того козел безмозглый, но мне все–таки больше по душе, когда этот красавчик помалкивает.
Винтер встретилась взглядом с полковником. Серые глаза его были глубоки и непроницаемы. Девушку это потрясло. Она ожидала увидеть гнев или, может, страх, но во взгляде полковника был только холодный взвешенный расчет.
— Ладно. — Дэвис свободной рукой провел по талии Винтер. Она оцепенела, не смея шелохнуться, а сержант бесцеремонно обшарил ее, нашел пистолет, отобранный у Бугая, и поясной нож. Он швырнул находки в угол, затем выпустил запястья Винтер и оттолкнул ее от себя. — А теперь тебе нужно будет ответить на пару вопросов.
— Где Фолсом? — Винтер набросилась на Дэвиса, стараясь подражать невозмутимости полковника. — Где капитан Д’Ивуар и все остальные?
— Я сказал, что ты будешь отвечать на вопросы, а не спрашивать, — отрезал Дэвис. — Твои дружки уже на пути сюда?
— Нет, — сказала Винтер. — Я один.
Дэвис изо всех сил ударил ее в солнечное сплетение. Винтер ожидала этого и успела качнуться вбок, так что удар пришелся вскользь. И все равно она сложилась пополам от боли.
— Не ври мне, мать твою! — процедил Дэвис. — Ты же столько прослужил со мной, забыл, что я вранье нутром чую? Где Бугай и Уилл? Ты их прикончил?
Винтер наконец сумела сделать вдох и распрямилась:
— Уилл мертв. Бугая мы задержали.
— Вот дерьмо! — Дэвис поджал губы. — Объясни, ради бога, на кой? Прикончить Бугая и оставить в живых Уилла — это я бы еще понял. Бугай тот еще поганец, но Уилл–то что плохого тебе сделал?
— Это был несчастный случай.
Дэвис расхохотался.
— Ладно. Неплохая, кстати, была выдумка — отправить к нам Вируса. Капитан тут же ударился в панику. Ступай, говорит, и проверь, все ли на месте. Я ему твержу, что беспокоиться не о чем, а он и слышать не хочет. Офицерье! — Дэвис чуть не сплюнул себе под ноги. — Эй, послушай, ты ведь у нас теперь офицер, верно? Это правда, что у вас, офицеров, в голове вместо мозгов кусок вяленой говядины?
— Сдавайся, Дэвис. Вы с Ростоном проиграли. Лейтенант Варус нам все рассказал. Скоро весь полк узнает, что вы затеяли.
— Да ну? А рассказал он вам, что этот паршивец, — Дэвис ткнул пальцем в полковника, — замышлял погнать нас в пустыню без воды и без всякого плана? Думаешь, когда парни об этом узнают, они запрыгают от радости?
Винтер прикусила губу: «Хуже всего то, что он может оказаться прав».
— Капитан прикинул, что, если дать полковнику с ними потолковать, он нам, чего доброго, попортит все дело, — продолжал Дэвис. — Вот мы и решили — пускай все идет своим чередом. Естественным, так сказать.
— Когда Графф со своими людьми доберется сюда…
— Не доберется, — перебил Дэвис. Его толстые губы скривились в ухмылке. — Потому что я отправил Втыка с верными ребятами присмотреть за тем, чтоб никто не мутил воду.
Винтер покачала головой в притворном восхищении:
— Да ты прирожденный бунтовщик!
— Сержант! — рявкнул Дэвис.
— Что?
— Для тебя я — сержант Дэвис! — прорычал он, хищно оскалившись. — Думаешь, если тебе всучили лейтенантские нашивки, ты стал лучше меня? На колени, дерьма кусок, и моли о пощаде! Тогда, может, я и не вобью тебе физиономию в затылок. Обращаться ко мне «сержант», ясно?
— Ты лжешь и сам прекрасно это знаешь, — ответила Винтер, стараясь не выдать голосом страха. — После того, что наговорил, живым ты меня отсюда выпустить не можешь.
— Да уж конечно! — Рот Дэвиса растянулся в деланой ухмылке. — Признаю, тут ты меня поймал. Ну да все равно — можешь просить о пощаде, если хочется.
«Черт! — Винтер смотрела на бычью фигуру сержанта и подавляла желание сжаться в комок. — Черт, черт, черт! — На поясе у Дэвиса висел нож, но он не особо в нем нуждался. Громадные, покрытые шрамами кулаки сами по себе были смертоносным оружием. Груды обломков и отбросов преграждали все пути наружу, кроме узкого прохода к пологу, и как раз этот проход перекрывал своей тушей Дэвис. — Если бы только мне удалось оттолкнуть его, проскочить мимо… — Снаружи у нее появится шанс на спасение. Дэвис силен как бык, но медлителен. — Я смогу от него убежать».
Винтер выдохнула сквозь зубы и пригнулась в бойцовской стойке. И медленно, смехотворно угрожающим жестом подняла кулаки.
Дэвис отрывисто хохотнул:
— Что это ты задумал, Святоша? Поединок? Сойдемся один на один, как мужчина с мужчиной?
— Один из нас уж точно мужчина, — огрызнулась Винтер, подавив истерический смешок.
— Не пытайся меня разозлить, не пытайся. Тебе же хуже будет.
— Что может быть хуже смерти?
— Ну-у, — протянул Дэвис, почесывая нос, — смерть, знаешь ли, тоже бывает… — И, не закончив фразы, молниеносно выбросил вперед кулак. Удар в лицо откинул голову Винтер назад прежде, чем у нее даже мелькнула мысль уклониться. Ослепительно–белый свет полыхнул внутри черепа, и рот мгновенно наполнился кровью. Винтер даже не осознала, что падает, — лишь почувствовала боль, когда в спину впились острые щепки и гвозди, торчавшие из груды отбросов, на которую отшвырнул ее удар Дэвиса. — …разная, — договорил сержант, потирая костяшки пальцев о мундир. — Черт возьми, Святоша, кого ты хочешь обмануть?
Он приближался, но ступал осторожно. Винтер, втягивая воздух разбитыми губами, помутневшим взглядом пыталась определить расстояние между ними. Когда ей показалось, что Дэвис подошел достаточно близко, она резко вздернула колено, метя ему в живот, но сержант огромной лапищей хлопнул по колену с такой силой, что внутри что–то хрустнуло. Слезы брызнули из глаз, и Винтер едва подавила крик.
— А ты все ни в грош не ставишь старину–сержанта? — свирепо ухмыльнулся Дэвис. — Я, конечно, старый и толстый, но навряд ли успел бы стать таким, если б не выучился драться.
Он оттолкнул бессильно выставленную вперед руку Винтер, ухватил ее за ворот, скручивая ткань рубашки толстыми, как сардельки, пальцами, и рывком оторвал от пола, подняв на уровень глаз. Винтер болталась в его руке, словно тряпичная кукла.
— Ну, лейтенант? — с издевкой проговорил Дэвис. — Что еще скажете?
Винтер плюнула кровавой слюной ему в глаз. Дэвис шарахнулся, взревев от бешенства, но пальцев не разжал. Ноги Винтер болтались в полудюйме от земли, безуспешно пытаясь обрести опору. За спиной Дэвиса, над самым его плечом, торчал один из палаточных шестов. Винтер кое–как исхитрилась дотянуться до него, вцепилась и как следует дернула. От неожиданного толчка Дэвис развернулся, и ступни девушки коснулись земли. Она с силой оттолкнулась обеими ногами, отчаянно пытаясь вырваться из стальной хватки Дэвиса. Шею туго сдавил перекрученный ворот рубашки.
Что–то затрещало, и вдруг Винтер оказалась на свободе. Упав на четвереньки, она поспешно поползла к выходу из палатки, но добраться до него не успела. Рука Дэвиса стиснула ее лодыжку. Рывок — и Винтер плашмя, лицом вниз упала наземь. Беспощадный удар ногой по ребрам перевернул ее на спину.
Каждый вздох отзывался мучительной болью. От удара, должно быть, сломалось ребро, потому что в груди с каждым стуком сердца что–то неприятно проворачивалось; горло словно опоясал огонь. Винтер слабо кашлянула и попыталась приподнять голову.
— Глазам не верю, — услышала она голос Дэвиса. — Мать твою растак, я не верю собственным глазам. Этого просто быть не может!
Винтер кое–как ухитрилась приподняться на локтях. Дэвис уставился на нее, разинув рот. В одной руке он сжимал окровавленный лоскут от нижней рубашки Винтер. Пуговицы отлетели, не выдержав рывка, и полы рубашки распахнулись, оголив ее до пояса.
— Святые и, мать их, мученики! — пробормотал Дэвис. — Что за черт? Ты ярмарочный уродец, что ли?
Винтер попыталась ответить, но рот был полон крови. Кровь текла по ее подбородку и капала на обнажившуюся грудь. Винтер обессиленно сплюнула, забрызгав кровью весь рукав мундира.
— То есть все то время, когда мы торчали в дозорах, когда мерзли, как собаки, в палатках, совсем рядом была теплая баба — и я об этом не знал? Черт возьми, Святоша, могла бы мне и довериться. Может, я обходился бы с тобой полюбезней.
Дэвис смотрел на Винтер, и понемногу изумление на его лице сменялось острой неприязнью.
— Теперь ясно, отчего ты вечно нос перед нами задирала. Скрытная сучка! Небось потешалась втихую над глупым старым сержантом! — Он скривил губы. — Надо бы оттрахать тебя как следует за все время, которое я по твоей милости упустил.
Позади Дэвиса что–то шевельнулось. Винтер взглянула туда и в зыбком мерцании лампы различила полковника. Руки у него были по–прежнему связаны, но он каким–то образом высвободил ноги и сейчас одной из них наступил на нож, который отнял у нее Дэвис.
Взгляды их встретились. В серых глазах полковника не было ни тени удивления, ни малейшего отвращения или страха, только тихая сосредоточенность и — не сразу сообразила Винтер — молчаливый вопрос.
Она кивнула, и полковник едва заметным движением показал, что видел и понял ее ответ.
Дэвис взялся за пояс форменных брюк, но медлил, явно терзаясь сомнениями. Наконец он покачал головой:
— Прости, Святоша. Нет у нас сейчас времени на…
Полковник пришел в движение. Он поддал ногой по ножу, и тот, легко и быстро пронесшись между расставленных ног Дэвиса, остановился рядом с Винтер. В тот же миг полковник извернулся и, выбросив вперед ногу, метко пнул старшего сержанта под колено.
Дэвис опять взревел. От пинка нога сама собой согнулась, он потерял равновесие и, неистово замахав руками, повалился ничком. За долю секунды до падения сержант успел собраться и приземлился на четвереньки, почти над девушкой.
Превозмогая боль в избитом теле, Винтер с усилием нашарила нож и выдернула его из ножен. Лезвие оказалось коротким, совсем не предназначенным для боя, но Дэвис был так близко, таращился на нее, нелепо дергая кадыком…
«Возьми нож, — произнесла Джейн, словно учила подругу нарезать жаркое. — Приставь кончик лезвия вот сюда, — она вскинула голову и прижала острие ножа к горлу, под самым подбородком, — надави как можно сильнее и веди вверх».
Винтер повиновалась.
Она не помнила, как разрезала путы полковника, но, кроме нее, сделать это было некому. А когда пришла в себя, поняла, что сидит на полу, скорчившись, обхватив руками колени и притянув их к груди, а полковник заботливо склоняется над ней.
— Лейтенант! — позвал он и, не получив ответа, наклонился ближе. — Винтер!
Она вздрогнула, подняла голову. Полковник Вальних бегло улыбнулся и протянул ей фляжку.
— Воды?
Винтер трясущейся рукой взяла фляжку и принялась возиться с крышкой. Открыв ее наконец, она сделала долгий глоток, скривилась от боли в челюсти и выплюнула на землю струйку розоватой влаги. Во рту по–прежнему стоял вкус крови, но Винтер большим жадным глотком осушила фляжку.
— Вид у вас ужасный, — заметил полковник. — Вам сильно досталось?
Рассудок, впавший в оцепенение, понемногу пробуждался.
— Я… — начала Винтер, и с верхней губы опять закапала кровь. Она провела рукой по лицу — и вся ладонь оказалась густо измазана кровью. — Кажется, он сломал мне нос.
— Простите, что я не сразу сумел вмешаться. Как вы и сами видели, сержант Дэвис создал мне не самые удобные условия содержания.
— А где все остальные? — спросила Винтер, вдруг похолодев. — Где Фолсом?
— Фолсом? — Полковник склонил голову к плечу. — А, капрал, который командовал охраной капитана Д’Ивуара. Полагаю, он со своими люди в другой палатке, вместе с капитаном Д’Ивуаром, а также мисс Алхундт. В сущности, с нами обращались недурно — для подобных обстоятельств, разумеется. Правда, капитан беспокоился о лейтенанте Варусе.
— И не зря, — заметила Винтер. — Лейтенанта собирались убить, но я подоспел вовремя.
— Замечательно, — сказал полковник. — Должен заметить, что вы — чрезвычайно многообещающий офицер.
Винтер с трудом поднялась на ноги. Полы разорванной рубашки болтались, как сломанные крылья, — в тех местах, где не прилипли к коже вместе с кровью.
— Надо поскорей их освободить.
— Они подождут еще немного. — В серых глазах промелькнули едва заметные искорки веселья. — Я бы рекомендовал вам прежде всего застегнуть мундир.
«Ох!» Винтер окинула себя взглядом. У нее даже не было сил, чтобы смутиться. Она застегнулась — медленно, потому что пальцы вдруг стали неуклюжими и вялыми. Лишь покончив с этим занятием, девушка снова взглянула на полковника. Он приподнял бровь:
— Разумеется, я знал.
— Разумеется, — невыразительно повторила Винтер. — Знали, конечно. Все знают. — Она не удержалась и нервно хихикнула, хотя смешок отозвался ноющей болью в ребрах, — Все вы только притворяетесь, что не знаете, исключительно ради моего спокойствия. Так ведь? Этакий грандиозный розыгрыш. С тем же успехом я могла бы пройтись по лагерю нагишом, потому что каждая собака уже знает…
— Сомневаюсь, что это здравая идея, — отозвался полковник. — Я, видите ли, пристально изучал вас, лейтенант, и не думаю, что польщу себе, если замечу, что я гораздо наблюдательнее среднего солдата. Насколько мне известно, ваша тайна пока что остается тайной.
— Если не считать того, что о ней знает командир полка, — едко заметила Винтер. — Восхитительно.
— Я не намерен делиться вашей тайной ни с кем другим, — сказал полковник, — если вас беспокоит именно это.
Винтер помолчала, всматриваясь в его непроницаемое лицо. Мысли ее ворочались, словно снулые рыбы, голова раскалывалась от боли, но она стиснула зубы и заставила себя сосредоточиться: «Что он говорит, черт возьми? Ладно бы еще Бобби, но ведь это же полковник…»
— Я не… — Винтер помотала головой. — Почему?
— Прежде всего потому, что это было бы черной неблагодарностью, поскольку вы спасли мне жизнь. — Он указал на валявшийся ничком труп Дэвиса. — Хотя капитан Ростон был озабочен тем, чтобы сохранить видимость законности своих действий, я уверен: рано или поздно старший сержант убедил бы его, что пленники слишком опасны, чтобы оставлять их в живых.
— Я пришла сюда не для того, чтобы вас спасать, — сказала Винтер. — Я искала своих людей.
— Я так и предполагал, — отозвался полковник, — но тем не менее вы меня спасли. И во–вторых, я хранил молчание так долго, поскольку считаю, что вы показали себя хорошим офицером. Число таких, как вы, в армии надо увеличивать, а не уменьшать, причем независимо от пола. Бой, проведенный вами на причалах у реки, был великолепен. — И вновь на его губах промелькнула беглая улыбка. — Впрочем, подозреваю, что среди офицерского состава таких прагматиков, как я, немного, и поэтому лучше, если ваша тайна останется тайной. В особенности, — добавил он с усмешкой, — я бы советовал вам не посвящать в нее капитана Д’Ивуара. Он отличается старомодным отношением к прекрасному полу и, чего доброго, сочтет себя обязанным удалить вас из армии ради вашей собственной безопасности.
— Значит, вы не собираетесь никому об этом рассказывать? — Винтер до сих пор нелегко было освоиться с этой мыслью.
— Я собираюсь, — сказал он, — поблагодарить вас за предотвращение попытки бунта и помимо прочего повысить в звании, как только мы благополучно избавимся от нынешних наших проблем.
— Мы еще ничего не предотвратили, — возразила Винтер. — Капитан Ростон…
— Предоставьте капитана Ростона мне, — ответил полковник. — Мы освободим капитана Д’Ивуара и ваших людей, а потом, думаю, вам надлежит как следует отдохнуть.
Винтер слишком выбилась из сил, даже чтобы расспрашивать, а тем более возражать. Приятно, когда приказы отдаешь не ты, а кто- то другой. И надо признать, что полковник идеально подходил для этого. По его манере держаться Винтер нипочем бы не догадалась, что еще несколько минут назад он был связан, а его рот заткнут кляпом. Тонкое лицо было оживленно, и по выражению, таившемуся в глубине серых глаз, казалось, что он ежеминутно готов улыбнуться, хотя на самом деле улыбался крайне редко. А ведь он счастлив, подумала Винтер. Интересно, с чего бы?
Полковник направился к выходу и приподнял полог:
— Прошу, лейтенант!
Винтер, несмотря на боль, вытянулась по струнке и козырнула:
— Есть, сэр!
