Назад: ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ ЛЮТЕС, ГАЛЛЕ — КОРОЛЬ ГАЛЛЕ И ЖЕРЕБЕЦ

Дальше: ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ ЛИВИАПОЛИС — ПРИНЦЕССА

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЗИМНЯЯ ВОЙНА

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
К СЕВЕРУ ОТ ЛИВИАПОЛИСА — МЭГ

Армия покинула плац и выступила на север в новеньких белых шерстяных мундирах, с лучшим оружием и амуницией. Зрелище получилось на славу. Большинство несло воду во фляжках, а самые запасливые держали в вещмешках галеты и связки сосисок.

Они двигались на запад по дороге на Альбу, и чем дальше уходили, тем сильнее беспокоились.

Мэг еще ни разу не доводилось командовать. Она обладала естественным преимуществом немолодой женщины — мудростью, которая приходит, когда улетучивается честолюбие юности, и малой толикой силы, даруемой герметическими способностями. В своем городке она возглавляла алтарное общество и помогала снабжать замок продовольствием во время осады.

Под ее началом находилось шестьдесят женщин и дюжина копейщиков с ее любовником, Джоном Ле Бэйлли, во главе. За сборами она лишилась сна. Телеги с расходящимися бортами были набиты под завязку, подводы — нагружены, а остались еще бочонки с водой, запасные швейные иглы, палатки, кастрюли, сушеное мясо, тряпки, подковы...

Все это не затруднило ее ни на миг. Мэг умела читать, писала тоже неплохо.

Но когда караван — полсотни огромных телег, двадцать подвод и шестьдесят шесть мулов — прошел под аркой дворцовых ворот и шумно вторгся в сгущавшиеся сумерки, она неожиданно ощутила небывалое одиночество. Ле Бэйлли взобрался на головную телегу, и Мэг приникла к нему совсем не на командирский манер. Он улыбнулся ей в темноте и поцеловал в губы.

— Мне страшно, — прошептала она.

Ле Бэйлли рассмеялся.

— Я рад это видеть, кудесница.

Он откинулся, чтобы вытянуть ноги и расслабить спину. Шпоры застряли меж досок переднего борта, и он чуть не выпал.

Она грубо расхохоталась, и он подхватил.

— Послушай, — сказал он. — Командовать проще в молодости, а чем старше — тем труднее.

— Ох, да заткнись ты со своей жуткой философией, — ответила она и коротко его обняла. — Что я забыла?

— Ушную серу? — подсказал он.

На секунду она купилась... потом дала ему тычок.

Он снова рассмеялся.

— Брось! Если ты что и забыла, то теперь обойдемся. — Он оглянулся на вереницу телег. — Сколько новых?

— Все, кроме шести, — призналась она.

Телеги сделали на военно-морской верфи, чтобы укрыть от посторонних глаз. Для пущей секретности Мэг воспользовалась еще и герметическими средствами.

— Лучший военный транспорт, какой я видывал. Он здорово потратился, — заметил Ле Бэйлли.

— Да, — кивнула Мэг.

— Ты офицер, а я — жалкий капрал. Уверен, что мне не положено это знать, — улыбнулся Ле Бэйлли, — но, господи, женщина, похоже, что мы идем в горы зимой. Что он творит?

Мэг рассмеялась.

— Он не изменяет себе — загадочный, надменный и, вероятно, победоносный. — Она поцеловала Ле Бэйлли. — Мы почти миновали ворота, капрал. Ступайте охранять мои телеги от врага, пока я не воспользовалась вашим прекрасным телом, чтобы отвлечься от тягот командования.

— В любое время, — ответил он и легонько поцеловал ее перед тем, как сойти с телеги и оседлать коня, который всхрапнул, словно не одобрял всей этой показухи.

Колонна Мэг вкатилась в разбитый людьми Гельфреда лагерь — колья и веревки, приготовленные для палаток, и конный дозор, прикрывающий прибытие. Войско, подоспевшее через полтора часа, обнаружило, что палатки стоят, а в тех из них, что отведены под столовые, уже ждет еда.

Морейские добровольцы наелись горячего, переночевали в палатках и не дезертировали.

А утром поднялись до зари в холодном тумане и двинулись через горы к Зеленым холмам.

Погода стояла прекрасная. Дороги замерзли, но солнце светило ярко, и воины ехали верхом.

На третий день, быстро следуя по холмам мимо пасущихся овец и коров, войско наткнулось на трупы — горстка там, горстка тут.

Сэр Майкл и Ранальд Лаклан взбирались на высокий кряж, нависавший над главной дорогой на Фраке. Горы откатились на север и запад. На северо-западе виднелись высокие стены Килкиса, который альбанцы называли Миддлбургом. Это была мощная крепость с видом на перекресток, где сходились Северная и Западная дороги. У ее подножия лежал последний город из тех, что находились восточнее гостинцы в Дормлинге.

Лаклан взирал на холмы, как на возлюбленную, которая стягивает через голову платье. С любовью и вожделением.

— Мои холмы недалеко, — сказал он и посмотрел на покойника, раздетого донага и окоченевшего среди наносов снега.

— Гельфред напал на их аванпосты, когда они спали, — сказал сэр Майкл. — Об этом сообщили на утреннем совете командования.

— Пресвятая Дева. — Ранальд перекрестился.

Как человек, сам побывший мертвым, он очень серьезно относился к смерти других.

— Капитан... то есть герцог... говорит, что до места встречи с его разведчиками путь будет свободен, — сказал сэр Майкл.

— Господи Иисусе, — отозвался Ранальд. — Бедный Андроник. — Он громко рассмеялся, и этот особенный смех, охвативший его войско подобно лесному пожару, разнесся по холмам и укатился на север. — Мы с Томом думали, что миддлбургский смотритель выстоит против нас!

— Значит, не выстоял. Не знаю, в чем дело, но ворота были открыты, а герцог этого и ждал. — Сэр Майкл оглянулся. — Не знаю, чем он занят, но он планировал это месяцами.

— Точно. Это хитрая бестия. — Перехватив взгляд Майкла, Ранальд положил руку на плечо молодого человека. — Дружище, для твоего батюшки он постарается не хуже.

Майкл осторожно сплюнул на снег.

— Ран, я не знаю, чего желаю батюшке. Быть может, мне лучше уехать, а он пусть сидит в своей навозной куче. — Он тронул наплечный бант. — У меня есть другие заботы.

Ранальд огладил бороду.

— Это да. Как и у меня.

Настал черед Майкла:

— Не терзайся, он посвятит тебя в рыцари. Только дай ему повод. Ранальд, я знаю его. Он не терпит, когда ему возражают; он сущий дьявол в гневе; тщеславен, как надутый индюк, и обожает показывать, насколько умен, — но за друзей он стоит горой.

Ранальд кивнул с откровенно безрадостным видом.

— Да, и Том так говорит.

— Не позднее, чем через десять дней, мы вступим в бой.

— Или замерзнем, его дожидаясь, — подхватил Ранальд. — Но — да.

Привала на обед не было. Колонна продолжила движение, достигла северной развилки и устремилась по Имперской дороге, не задержавшись под стенами Килкиса — теперь она двигалась по старой дороге легионов. Вместо того чтобы пойти на запад и совершить последний переход к Зеленым холмам, колонна продолжила путь на север, взяла изрядно восточнее горы Дракона и пересекла реку Вьюн у древнего каменного моста. Сэр Алкей спешился, прочел надпись на нем и расхохотался. Он легким галопом проехался вдоль шумной колонны: воины ели прямо в седлах, а нордиканцы, которые были, наверное, самыми никудышными наездниками, оставляли за собой шлейф объедков — оброненных сосисок и сыра, — да ревели от смеха, потешаясь над ездовым мастерством друг друга. Люди падали. Все они были изрядно пьяны.

Алкей придержал коня у штандарта.

— Понимаю, почему ты бросил Черноволосого и половину нордиканцев, — заметил он. — Во имя нашего мстителя-господина — сколько у них вина?

Красный Рыцарь усмехнулся.

— Лучше спросить, что с ними станется, когда вино кончится?

Ранальд перегнулся через заднюю луку седла:

— Что там было написано? Я сотню раз ездил по каменному мосту в холмах и умею читать, но этого не разобрал!

Алкей кивнул Красному Рыцарю.

— Не многие из нас еще помнят архаику, — сказал он. — Для такого величественного сооружения — здесь, в захолустье, среди травы и камней... сгодится цитата из императрицы Ливии...

Все грамотеи закивали.

Алкей выпрямил спину, на которой сказались и четыре дня в седле, и необходимость натягивать поводья.

— Там написано: «Искандер, десятник десятого легиона "Победа", и его присные построили сей мост в четырнадцать дней».

Том Лаклан и его кузен развернули лошадей, и весь командный состав: сэр Милус и Николас Ганфрой, который был на четыре пальца выше и куда лучший трубач; Плохиш Том и Ранальд; Тоби с запасной хозяйской лошадью и Нелл, которая внезапно стала больше похожей на женщину, чем на костлявого ирка; отец Арно, сэр Алкей, сэр Гэвин и сам Мегас Дукас, потиравший лодыжку рядом с сэром Джеральдом Рэндомом, — все сидели в седлах, чавкали колбасой и созерцали трехарочный каменный мост, построенный за две недели десятком солдат.

— Они захватили мир или его большую часть, — сказал герцог.

Плохиш Том выплюнул колбасную шкурку.

— Я б с ними подрался. — Он кивнул на своего кузена. — Они б нам дали жару. Готов поклясться на святой книге.

Герцог наградил своего богатыря кривой улыбкой.

— Не знаю, Том, какие из них были воины, — сказал он. — Они построили замечательные дороги и мосты да хорошенько позаботились, чтобы их не превзошли числом, когда дошло до драки.

— А, — отозвался Том, теряя интерес. — Откуда ты знаешь?

— Они оставили книги, — ответил герцог. — А я их читаю.

ЛИВИАПОЛИС — ПРИНЦЕССА ИРИНА

— Что?! — Принцесса на миг утратила власть над голосом и взвизгнула, как девка с причала, которая торгует рыбой.

Леди Мария, закаленная опытом жены, матери и придворной дамы, сохранила выдержку.

— Армия ушла, ваше высочество.

Ирина сунула голые ступни в туфли овечьей шерсти — даже в приступе страха и ярости она невольно отметила, как неприлично принцессе, рожденной в пурпурных покоях Великого дворца, согревать ноги крестьянскими шлепанцами. Древние дворцовые полы были оснащены системой отопления, им полагалось нагреваться от печей в погребах. Но те уже много лет не работали, и только крысы обитали в туннелях, где некогда тек теплый воздух.

— Хочешь сказать, что варвар-еретик забрал и увел мою армию, не поставив меня в известность? — выпалила она.

Леди Мария кивнула и присела в глубоком реверансе.

— Похоже на то, ваше высочество.

— Бросив меня голой на откуп изменнику? — В комнате лютовала стужа, а на Ирине была только тонкая льняная сорочка, и перспектива предстать перед врагами нагой казалась довольно реальной и недалекой.

— Действующий спатариос Черноволосый остался, и у него сохранилось больше половины нордиканской гвардии. Во дворце есть две манипулы схолариев, на стенах — тоже бойцы. — Леди Мария снова присела. — Новым матросам на военно-морской верфи заплачено, и они вооружены. Мы не совсем беспомощны.

Ирина подошла к большой арочной двери с выходом на балкон. Падал снег, но она посмотрела на север, на горные вершины Фраке.

— Что он делает? — спросила она.

ЛОНИКА, СЕВЕРНАЯ ФРАКЕ

Черно-белая птица величиной с большую собаку села на руку мужчины в зеленом. Он гарцевал на лошади посреди поля, утыканного заснеженными соснами, и рисковал утратить равновесие под весом птицы, но удержался. Вынув из шерстяной сбруйки футляр с посланием, он скормил птице почти целого цыпленка, из-за чего весь покрылся кровавыми ошметками; затем подбросил ее как можно выше — мол, возвращайся в город, что лежит более чем в сотне лиг на юге.

Джулас Кронмир прочел послание, и его паника обозначилась лишь легчайшим изгибом губ.

Он развернул лошадь и погнал ее по первому снегу во дворец Лоники.

Аэскепилес сидел за большим дубовым столом напротив Джуласа Кронмира, пил крепкий сидр и хмурился.

— Придется его убить, — сказал Кронмир. — Вы должны убедить герцога Андроника.

Он еще раз перечитал послание.

— Андроник уверен, что с узурпатором разговор один — разобраться с ним в чистом поле. — Кронмир поднял чашу и выпил. — Прошу вас, магистр, доложите герцогу немедленно. Время решает все.

— Вы до того скрытны, мастер Кронмир, что я не пойму, о чем вы говорите. — Аэскепилес вытянул ноги, подставив сапоги открытому огню. — Не думал я зимовать во Фраке. — Это скромное признание он буквально швырнул в спокойное, как водная гладь, лицо главы разведки.

Ничто не всплыло на поверхность.

— Вы окажете мне любезность и доставите во дворец эту новость? — осведомился Кронмир подчеркнуто терпеливо, как говорит с ребенком родитель.

— Час ничего не изменит. Мне никогда не удается с вами поговорить, а вы возглавляете нашу городскую организацию. — Чародей подался вперед. — Не нужно ли вам чего?

Кронмир ненадолго задумался. Если он и был раздосадован проволочкой магистра, то хорошо это скрыл.

— Хотелось бы мне знать, сумеете ли вы изготовить кое-какие мелкие устройства, — ответил он.

— Большинство людей преувеличивает возможности герметических устройств, — сказал Аэскепилес. — И я не делаю воспламеняющих. Что вам угодно?

— Мне хочется иметь возможность предупреждать агентов. Что-нибудь вроде кольца или маятника, которые зажужжат, или нагреются, или охладятся. Желательно нечто совершенно невинное, не вызывающее подозрений.

Аэскепилес отпил сидра.

— Предупреждать — зачем?

— Чтобы успели сбежать. Наверняка вам известно, что схватили одного из моих лучших посыльных. Я потерял всего одного агента, но пошел на отчаянный риск, когда начал предупреждать остальных.

Кронмир поведал об этом с таким равнодушием, что магу пришлось повторить услышанное про себя, чтобы уяснить его важность.

— Ваша поимка для нас нежелательна, — согласился он.

— Это было бы в высшей степени неприятно. И для меня, и для вашего дела. — Кронмир выпил еще вина. — Поимка любого моего ценного агента станет не менее катастрофичной.

— Как много они знают? — спросил чародей.

Кронмир состроил непонимающую мину:

— Простите?

— Я о том, что если они слишком хорошо осведомлены, то не лучше ли просто от них избавиться? — пояснил герметист.

— Так вот каковы ваши взгляды? А ведь эти люди честно послужили герцогу.

— Разумеется, — пожал плечами Аэскепилес.

Кронмир встал.

— Мне кажется странным, что я — шпион и наемный убийца — пекусь о наших людях больше, чем вы с Деметрием, благородные борцы за благородное дело.

Речь Кронмира осталась ровной, как будто он иронизировал, и маг предпочел именно так и понять.

Он рассмеялся.

— Даже если и так, я сделаю эти вещицы. Такое мне по плечу. И повторю вопрос: вы властны над жизнью Красного Рыцаря?

Кронмир не улыбнулся. Взгляд его холодных, как у ястреба или ящерицы, глаз впился в глаза герметиста, и Аэскепилес испытал секундное отвращение.

— Да, — ответил шпион.

— Ошибка невозможна? Ваш агент уверен, что сможет подобраться к узурпатору? — спросил Аэскепилес.

— Ошибка возможна всегда, — сказал Кронмир. — Для нас это не пустая игра королей.

— Агент надежен?

Кронмир откинулся на спинку.

— Вы не настолько облечены доверием герцога, господин чародей, и для меня это неожиданность. Я вам больше ничего не скажу. — Он отвернулся. — Герцогу нужны эти сведения.

Аэскепилес, отчасти рискнувший своим положением из-за мятежников, покачал головой.

— Проклятье, Кронмир, я вовсе не враг. Мне просто хочется знать, есть ли шанс на победу. У меня имеются веские причины предать императора. Провал восстания ни на йоту не приблизил меня к цели.

На лице Кронмира наконец проступила эмоция — удивление.

— Ладно. Это было сказано честно, господин чародей. Со своей стороны я ничего не гарантирую. Я простой наемник и работаю по контракту. Мы с герцогом не первый день сотрудничаем, и я согласился заниматься этим делом на определенных условиях. Кто император — мне безразлично.

Аэскепилес раздосадованно развел руками.

— Я-то думал, что вы приближены к герцогу и вхожи в совет!

Кронмир поднялся и закутался в плащ.

— Даже если и так, я бы вам не сказал. И если нет — не сказал бы тоже. Значит, лучше вообще ничего не говорить. Всего хорошего, господин магистр.

Он отошел от стола, а затем, взмахнув плащом, вновь вырос рядом с колдуном.

— В каких вы отношениях с университетом? — спросил он вдруг.

— Примерно в таких же, как вы с герцогом, — ответил Аэскепилес. — С той же ремаркой.

Кронмир рассмеялся. Аэскепилес подумал, что впервые слышит, как смеется этот шпион.

— Сам напросился, — признал тот. — Что с посланием?

— Незамедлительно, шпион.

Кронмир поклонился и вышел.

Аэскепилес потратил уйму времени, сбивая снег с капюшона, пока бестолковые слуги суетились вокруг его сапог.

— Будь ты проклята! — окрысился он на служанку. — Мне нужно видеть герцога Андроника.

Мажордом дворца Лоники отвесил низкий поклон.

— Магистр, великий герцог находится с деспотом в палате посольств.

Дворец Лоники во многом являлся зеркальным отражением Великого дворца Ливиаполиса — великолепные мозаичные потолки, золоченые колонны; покои, полные мебели, инкрустированной бриллиантами и слоновой костью. Но все устроено по меркам земным — сам дворец был не больше харндонской ратуши, а слуг насчитывалась всего сотня. Кроме того, в силу сравнительного богатства герцогов Фраке меньшие размеры дворца означали, что печи в исправности, полы нагреваются, дымоходы труб в альбанском стиле чисты и тепло просачивается даже в наружные коридоры, а пребывание в главных покоях трех основных этажей поистине приятно.

Придворный мажордом проводил магистра по двум величественным лестницам в большой зал, где было темно, зато теплее, чем снаружи. Они молча шагали по прогретым мраморным плитам. В тишине Аэскепилес различал далекий рев огня в подвальных печах.

Они миновали низкий арочный коридор, после чего мажордом постучал в маленькую мозаичную дверь. Красивый юноша, открывший ее, глубоко поклонился.

Аэскепилес вошел в комнату, обшитую деревянными панелями, где каждая из них являла иллюзию себя самой, но распахнутой, и были как бы видны шлемы, секстанты, рисовальные кисти, кинжалы и свитки — мужская фантазия об идеальной коллекции, запечатленная в красивой резьбе, слоновой кости и золоте. По сути, это было факсимиле императорского кабинета Влахернского дворца.

Аэскепилес считал эту поделку воплощенной вульгарностью, но она, ненавистная, всякий раз притягивала его взор.

Герцог Андроник и его баловень-сын восседали за великолепным столом из северной вишни, бивня мамонта и золота, на стульях слоновой кости. Они играли в шахматы. Фигуры были мастерски вырезаны из кости амронта и редкой черной кости.

— Аэскепилес! — воскликнул Андроник с радушием откровенно фальшивым.

Придворная политика истребила в герцоге человеческие чувства, и его отношение к чему бы то ни было угадывалось с превеликим трудом.

Деметрий, которого не допускали ко двору, презрительно нахмурился при виде мага. Он своих чувств не скрывал.

— Мы играем в шахматы, — сказал он. — Почему ты не уважаешь нашу личную жизнь и не приходишь в удобное для всех время?

Слова были вежливы, но посыл — ни в коей мере.

Общегородскую нелюбовь к Деметрию Аэскепилес презирал.

— Милорд, я не стал бы вторгаться, но у меня есть две новости. Во-первых, боюсь, что я сомневаюсь в лояльности Кронмира — шпиона.

— Согласен, он себе на уме, — ответил Андроник. — Но это входило в сделку. Он обладает рядом замечательных способностей.

Аэскепилес уселся за стол.

— Он заявляет, что может в любое время убить Красного Рыцаря, но не выдает своих методов и источников.

Герцог Андроник заметил почтовый футляр дворцовой расцветки и потянулся за ним.

— Порой мне кажется, мой герцог, что вы мне не вполне доверяете, хоть я и был в числе инициаторов нашего общего восстания. И несмотря на то что я вручил вам императора. — Аэскепилес выхватил у герцога футляр и силой шепота и мысли поднял его повыше, под потолок. — Милорд мой герцог, я тоже содействую вам ради выгоды, и мне сдается, что моя выгода учитывалась не часто. У меня есть определенные цели. Я хочу ознакомиться с положением дел.

Герцог Андроник скрестил руки, как муж, который ссорится с женой.

— Все?

Тем временем его сын уже обнажил короткий меч.

— Не угрожай нашему гостю, — сказал ему герцог.

— Он старый бесполезный козел. Я могу его выпотрошить, и всем станет лучше.

Великолепный меч Деметрия — вороненый, позолоченный, с изображением сцены распятия — в мгновение ока осыпался ржавым прахом. Осталось лишь золото — на краткий миг; затем все окончательно распалось и покрыло пол грязно-оранжевым снегом.

Деметрий выронил рукоять, как будто ржавчина была заразна.

— Ах ты, сволочь, — выдохнул он.

— Ваш сын — единственная и величайшая помеха нашему делу, — сказал Аэскепилес, надежно заткнув юнца еще одним небольшим заклинанием. — Его даже твой народ ненавидит.

Андроник пожал плечами.

— Это как посмотреть. Он — моя плоть и кровь, к тому же отличный кавалерийский офицер. И я ему верю безоговорочно, во всем. Не то что некоторым чародеям.

— Не будьте глупцом, Андроник. Мне вы можете верить — мне больше некуда податься. Кронмир признал, что двум его агентам известно, как мы планировали переворот. И с кем.

Андроник погладил рыжеватую бородку.

— Тогда они должны умереть, — сказал он.

— Я позабочусь об этом, а вы пока берегитесь шпиона. Он слишком много знает.

Магистр опустил цилиндр с потолка и вручил его герцогу, тот жадно прочел послание и выругался. Однако он встретился с магом взглядом, когда покончил с делом, и улыбнулся.

— Я знаю, ты жаждешь его смерти, — проговорил герцог. — Но он выехал из города с войском, и через неделю я его возьму. В моей-то собственной стране? Дело почти улажено. Ты сможешь разобраться с ним герметически?

— Я был имперским магом, — ответил Аэскепилес. — С отрядом альбанских наемников я как-нибудь разберусь. — Он наклонился вперед. — Не перепрятать ли нам императора?

— Зачем? — возразил герцог. — Он в лигах отсюда, на западе, с доверенными людьми. Узурпатор так далеко не зайдет. По нашим сведениям, он движется на восток!

ХАРНДОН — КОРОЛЕВА

Дезидерата спрыгнула с лошади и поспешила по мерзлой земле, но было поздно.

Сьер де Рохан стоял с окровавленной шпагой, а один из ее фаворитов, сэр Август, лежал, и кровь хлестала из его бока, и текла изо рта — бежала и бежала, а он все лежал. Их взгляды встретились, и он — невероятно, но факт — улыбнулся.

Открыл рот, и крови стало еще больше — она полилась сгустками.

Дезидерата опустилась рядом, не обращая внимания на кровь и грязь, и положила его голову себе на колени.

Рохан рассмеялся.

— Ваш любовник? Значит, одним меньше. — Он склонил голову. — Моя королева, — произнес он с улыбкой.

Сэр Август смотрел на нее, словно видел в ней свое упование на небеса, и она устремилась внутрь, пытаясь...

Он удалялся, как гость, который уходит с праздника, не простившись с хозяйкой, а она летела за ним — через леса, где они ездили верхом; через поле, где ждал фургон со всеми их соколами, а дальше снова лесом, и вот он ускорил шаг, а она вдруг оказалась во тьме посреди разоренной страны. Она остановилась, глядя, как сэр Август уходит от нее по темному склону, не позволяя ей пролить на него свой золотой свет.

Дезидерата встала, перепачканная кровью — белое шерстяное платье сделалось алым и бурым. Она царственно подступила к сьеру де Рохану.

— Объяснитесь, сударь, перед тем как будете арестованы.

— Арестован? По приказу женщины? — расхохотался он ей в лицо. — В отличие от других, я просто защищаю честь вашего мужа — как делает на большем поле мой повелитель, великий капталь.

Она была совершенно спокойна.

— Мессир, вы в чем-то меня обвиняете?

— Для этого я слишком ничтожен, — ответил он, светясь внутренним светом. — Я удовольствуюсь тем, что вырву из его сада ростки зла.

Плечом к плечу с королевой встала леди Мэри. Она шагнула вперед и оказалась между ней и убийцей.

— Я считаю вас трусом и душегубом, — объявила она.

Улыбка галлейца сменилась выражением бешенства. Рука его дрогнула.

— Мэри! — предостерегла королева.

— Я думаю, что вы трус, который мучает королеву в отсутствие наших лучших рыцарей — они сражаются в землях Диких. — Мэри еще на шаг подступила к нему.

— Мы и есть ваши лучшие рыцари. В этой убогой стране нет рыцаря, способного выстоять против нас. Трус? Это я-то? Я вызвал его на бой и победил. Вы, альбанцы, выдаете черное за белое. Трусом был он. Его рука дрожала, когда он обнажал меч.

— А вы и радовались? Я и говорю, что вы лжерыцарь, трус...

Она подалась вперед.

Он, не владея собой, выбросил руку, ударил, и леди Мэри опрокинулась.

— Арестуйте галлейца, — распорядилась королева.

— Ведьма, — тихо сказал Рохан.

Дезидерата на миг пересеклась с ним взглядом и ответила:

— Вы хотите войны? Будь по-вашему.

Король сидел на троне в окружении своих офицеров и почесывал за ухом волкодава.

— Вы совсем идиоты? — прорычал он. — Я требую немедленно освободить моего офицера! Он не совершил никакого преступления...

— Он ударил мою дочь перед полусотней свидетелей! — взревел управляющий. — Клянусь Богом и всеми святыми...

Де Вральи повернулся к нему.

— Если желаете сатисфакции — вызовите меня, и мы уладим это дело.

Граф отвесил капталю ледяной поклон.

— Не знаю, милорд, какие странные обычаи заведены у вас, галлейцев, но в Альбе, здесь, существуют законы, которые едины для всех. Ваш человек нарушил их уйму: допустил оскорбление величества и покусился на невинную женщину...

— Которая прилюдно назвала его трусом — хорошенькое дело для женщины! Да как она посмела глаза-то поднять на такого человека! — вскипел капталь. — В Галле женщины знают свое место!

Тишина воцарилась совсем уже гробовая, а Гастон д’Э, завзятый миротворец, с отвращением зыркнул на своего хама-сородича.

— Неужели, кузен? По-моему, ты фантазируешь.

Капталь обрушил свой гнев на кузена.

— Возьми свои слова обратно, — процедил он.

Граф д’Э устроился поудобнее.

— Нет. Я, граф д’Э, заявляю, что ты лжешь. Женщины в Галле вольны высказываться при дворе так же свободно, как мужчины. Ты подменяешь реальный мир вымышленным, который тебе удобнее. А я не собираюсь порывать с действительностью.

Король вскочил на ноги.

— Черт бы вас всех подрал! — загремел он.

Даже капталь отступил на шаг.

Король обошел королеву, которая сидела молча со скрещенными руками.

— Твоя дочь повела себя как базарная баба — она оскорбила рыцаря! — сказал король графу. Затем приблизился к капталю. — Твой человек использовал дуэль как предлог для убийства и выступил с пространными голословными утверждениями насчет супружеской верности моей жены — ты знал об этом, капталь?

Капталь без труда выдержал взгляд короля.

— Это не тайна, об этом все говорят, — ответил он и пожал плечами. — Но мой человек убил вашего джентльмена в связи с разногласиями личного свойства, которые не имели ни малейшего отношения ни к королеве, ни к закону. Они оба рыцари и подчиняются только закону войны. Сэр Август оказался несостоятельным. Я читал ваши законы. Если мой человек выдвинул обвинение против королевы, то пусть она предъявит своих свидетелей. В противном случае получится, что его арестовали за спровоцированное нападение на женщину.

— И часто галлейцы избивают женщин? — осведомился граф Приграничья. — В кавалерийском училище я ни о чем подобном не слышал. Это какой-то раздел закона войны?

Капталь повернулся, но обнаружил короля стоящим рядом с графом д’Э.

— И я бывал в Галле и согласен с графом. Итак, капталь! Готовы ли вы драться с нами обоими?

Капталь перевел дыхание.

— Разумеется.

— Со своими кузеном и королем — ты сразишься с нами обоими? — переспросил король. — Если победишь, тебя отлучат от этого двора. Если проиграешь, твоя ложь будет доказана. — Король нередко был беспечен и прямолинеен. Кое-кто из присутствующих ни разу не слышал, чтобы он изъяснялся в подобном тоне. — Ты славный рыцарь, капталь, но иногда — дурак дураком. Тебе, похоже, кажется, что мы друг другу ровня, обычные джентльмены со шпагами, и выступаем на каком-то бесконечном турнире. М-м?

Король подступил к капталю впритык.

Их взгляды пересеклись.

— Назад, капталь, — приказал он. — Я не такой же рыцарь, как все. Я твой король.

Установилось такое безмолвие, что стало слышно дыхание. Оба крутые здоровяки: король — старше, с более темного бронзового оттенка золотистыми волосами и с менее тонкими чертами лица, но в них безошибочно угадывалось родство, пускай и дальнее, и было видно, что эти люди не привыкли к слову «нет».

Прошла целая политическая вечность. Графу Приграничья, несмотря на его ярость, пришлось задуматься, чем обернется война с Галле и много ли им останется от Харндона; Гастон д’Э представил, каково быть покойником или лишиться доверия кузена, угодить в опалу и отправиться на родину.

— Хорошо, — молвил капталь. — Я занимаюсь богоугодным делом. Мой личный гнев не имеет значения. Я смиряюсь, ваше величество, и признаю, что женщины Галле не менее грубы, наглы и бесцеремонны, чем в Альбе.

Откровенная капитуляция капталя не столько нарушила, сколько всколыхнула тишину.

— Сьер де Рохан отлучен от двора на период Рождества, — продолжил король. — Как и леди Мэри.

Резкий вдох королевы прозвучал внятно, как щелчок сорвавшейся арбалетной стрелы.

Часом позже она набросилась на мужа:

— Милорд, два моих рыцаря мертвы, а вы изгоняете со двора моего лучшего друга? Да еще в Рождество?

Король сидел спокойно, сложив на коленях руки.

— Прости, любимая. Иногда дипломатия важнее правды — такова королевская участь. Галлейцы должны увидеть, что я беспристрастен...

— Так-то уж и должны? — вспылила она. — Почему бы не удалить их со двора, обнять Тоубрея, а капталя отправить домой — пусть плывет и больше нам не докучает?

Король медленно кивнул.

— Любимая, сказать тебе жестокую истину? — спросил он. — В весеннюю кампанию мы выстояли только благодаря рыцарям капталя. Дело решили триста закованных в сталь копейщиков. Без них я бы, наверное, погиб у Лиссен Карак, а это королевство раскололось бы надвое, а то и хуже. Я боюсь отправлять его домой. А он говорит, что послан Богом...

Она встала.

— Он бредит... все это ему нашептывает какой-то лживый демон. Он замечательный рыцарь, но ходит другими, не нашими, путями, а его люди — особенно новые — только и знают, что травят меня ядовитыми речами. Муж мой, у меня никогда не было любовника — только ты. Знай это. Знай, что они клевещут на меня денно и нощно.

Она тяжело дышала. Ей никогда не было так одиноко, и ее подмывало сыграть на своей беременности, но она помнила слова Диоты о том, что большинство выкидышей случается в первые три месяца. Она хотела предъявить королю округлившееся чрево — факт, а не предположение и катастрофу. Однако слухи о ее неверности были подобны яду, который отравляет дитя.

Он отвернулся.

— Он быстро согнул Тоубрея.

Королева склонилась к нему.

— А кончит тем, что согнет тебя и объявит себя королем, — сказала она.

Он помотал головой:

— Моя власть прочна. Сейчас мне нельзя выказывать слабость.

Дезидерата умолкла. Она была сама не своя от злости, и с губ чуть не сорвалось: «Если ты не можешь выказать слабость, значит, ты слаб».

Через час, еще пылая от ярости, она шагала под старым залом по длинному коридору в обществе Бекки Альмспенд. Леди Мэри находилась у отца и была недоступна.

— Ваше величество, вы уверены, что это разумно? — спросила Альмспенд.

— С меня довольно разума, — ответила королева.

Они миновали Зеленого человека на стене и камень, посвященный леди Тар. Затем дошли по коридору до места, где камни были холодны, и на этот раз задержалась Бекка. Она погладила почти стертую резьбу, потом — еще один камень с едва видимым начертанием.

— Здесь зарождается стужа, — сказала Альмспенд.

Королева скрестила руки на груди.

— Давай поспешим.

— Секунду, ваше величество. После прошлого посещения я призадумалась. — Альмспенд опустилась на колени и вынула из пояса серебряный карандаш. — Вам никогда не приходило в голову, что эти древние богослужения на что-то опирались? Должно быть, действовала природная магия.

— По-моему, милая, ты рискуешь впасть в ересь. Что ты делаешь? — спросила королева. — Мне здесь не нравится.

— Проверяю небольшое подозрение, моя королева. — Альмспенд, нахмурившись, написала короткое заклинание. Она воспользовалась буквами огня, но они сразу побледнели и погасли, и она с трудом выговорила слова.

Камень вспыхнул, и на короткий миг слова, вырезанные две тысячи лет тому назад, стали видны даже там, где их уничтожило зубило.

— Это не в почитание Зеленого человека, — проговорила Альмспенд вдруг севшим голосом. — Это во имя сущности куда более темной.

Женщины прочли имя, и королева поднесла руку к горлу — затем воздела ее и излила на камень незамутненный солнечный свет. Камень, казалось, почернел. Королева сделалась выше ростом, кожа приобрела замечательный бронзовый оттенок, а волосы внезапно стали будто из чистого металла.

Бекка Альмспенд попятилась.

— Дезидерата! Остановись!

Королева доросла почти до потолка. Камень был черен, как ночь, земля дрожала.

Камень щелкнул, как раскаленная печь.

А королева приняла обычный вид.

— Что это было? — спросила Ребекка.

— То, что давным-давно следовало увидеть архиепископу. Туннель, который необходимо закрыть. — Королева взялась за голову. — Я проявила беспечность.

Ее трясло, и Альмспенд подставила ей плечо.

— Идемте, в кладовой есть скамья.

Королева тронулась с места, но покачала головой.

— Я больше не хочу ничего знать. По-моему, мне известен ответ, и я не выдержу... если окажусь права.

— Что было, то прошло, — возразила Альмспенд, для которой история имела силу закона. — Что бы ни делал король, это происходило до вашего знакомства.

Королева кивнула. Она осталась при своем мнении, но опустилась на скамью, когда Альмспенд сняла свои герметические запоры и распахнула огромную, обитую железом дверь.

Альмспенд зажгла магический светильник, затем второй. В первый приход они только наскоро составили список бумаг. Библиотекарь в Ребекке Альмспенд принудил ее привести в порядок все стопки и прошерстить их, сортируя бумажные и пергаментные свитки по датам и авторам: Гармодий, Гармодий, Планжере — перебирали ее пальцы. Лицо королевы порозовело, голова вскинулась.

— О! Я же нашла бумаги Планжере за шестьдесят четвертый и сорок второй, — улыбнулась Альмспенд. — Это оказалось несложно, по-моему, он был аккуратнее, чем старый Гармодий.

— Я и не подозревала, как остро буду тосковать по Гармодию, — сказала королева. — Мне его не хватает. — Она встала. — Бекка, я была неосторожна и почти обессилела. Пойдем наверх, к свету, пока не явилось какое-нибудь зло.

— Дикие? — встрепенулась Альмспенд.

— Старше и гораздо злее. — Королева воздела свои амулеты. — Идем!

Альмспенд смела все частные заметки Планжере за год в древнюю плетеную корзину и сказала:

— После вас, миледи.

В коридоре лежали густые тени. Слишком густые. Казалось, что сам свет отхлынул от краев туннеля, несмотря на факелы, которые обе зажгли на ходу.

— Здесь что-то гнусное, — сказала королева. — Пресвятая Мария, не оставь меня.

Она подняла руку, и та снова окуталась мягким золотистым сиянием. Тени отступили.

— Что происходит? — спросила Альмспенд.

— Понятия не имею, — сказала королева, и они быстро пошли по коридору, гонимые страхом.

Но что-то шептало в темноте, а факелы позади гасли сами собой. Темнота за спиной стала кромешной и начала смыкаться.

Королева развернулась и взяла себя в руки.

— Fiat lux! — воззвала она по-латыни. — Да будет свет!

Свет, призванный ею, разжегся вокруг нее, как сплоченное войско.

Альмспенд положила левую руку на правую королевы и отдала ей всю потенциальную силу, какую наскребла. Правой же она выставила прочнейший заслон против готовой обрушиться тьмы.

Тьма пала, как ночь, и нечто, чем бы оно ни было, врезалось в магический барьер — местами согнуло его, местами смяло, обрушило одни чары, обошло другие...

Но женщин не затопило. Оно замедлило ход, и само это замедление неумолимого натиска укрепило их сопротивление. Ни слова не говоря и ни мысли не думая, они сомкнули волю, и между ними образовалась та связь, что бывает лишь у самых верных друзей, а теплый золотистый свет королевской силы покатился, земной и свежий, как в солнечный летний день, во мрак, где и был поглощен, но не без последствий.

Тьма преодолела заслон Альмспенд, и ее правая рука исчезла в ледяном холоде — а воля не дрогнула. Альмспенд выдержала и продолжила ворожбу в глубине лабиринтов своего беломраморного Дворца воспоминаний.

Королева вздохнула и распахнула мраку объятия.

И он бежал.

Обе долго стояли, содрогаясь от потоков силы и от подавленного страха под биение сердца, то частое, то замирающее.

— О Пресвятая Дева! Бекка, бедная твоя рука! — воскликнула королева.

Кисть Альмспенд была мертвенно-белой, а место, где тьму повернули вспять, — пограничная линия их победы — обозначилось как бы загаром.

Бекка Альмспенд посмотрела на свою руку и постигла имя зла, сокрытое в камне.

Эш.

Эдмунд доставил три партии литых бронзовых труб и странные колокола. Очевидно, это было то, что нужно, ибо ему заплатили щедро. Он и его мастер приступили к чеканке монет, а потом, в четверг вечером, когда он был на мессе, на лавку напали бандиты. Они убили двух подмастерьев и сожгли его мастерскую. Бригада подмастерьев отразила нападение и тоже убила двоих.

Один из убитых был галлейцем.

Странно, что из всех мастерских, которые они могли бы спалить, уничтожение этой, принадлежавшей Эдмунду, возымело наименьшие последствия — он изготавливал небольшие бронзовые пищали, а его подмастерья сейчас работали непосредственно на хозяина первой мастерской, где задавали диаметр новым монетам.

Он нашел мастера Пиэла во дворе, где тот присел на корточки над мертвым мастеровым — мальчонкой лет десяти, не больше.

— Будь проклят Рэндом — сбежал из города, когда нужен, — ругнулся Пиэл.

Эдмунд понял слова, но смысл до него не дошел.

А на другой день, когда в их кузницу заявился купец из Хоека — один из богатейших людей на западе, как говорили, — все подмастерья заметались, как слуги, поднося вино и засахаренные фрукты. Гость был закутан с головы до пят в черное с золотыми пуговицами, золотыми петлями и золотым знаком рыцарского достоинства. Он сел в кабинете мастера, не снимая черной шляпы, и оперся на золоченый эфес шпаги. Эдмунд вошел с вином, а мастер Пиэл кивнул и простер к нему руку.

— Останься, — сказал он.

Купец из Хоека поклонился, не вставая.

— Я сэр Антон ван дер Кент и прибыл с целью достигнуть договоренности между нашими союзами. — Он ободряюще улыбнулся.

Рядом с ухоженным воротилой из Хоека, который был воплощенное совершенство, мастер Пиэл выглядел жалким и неопрятным.

— Мессир, я не лезу в политику, мне приходится управлять лавкой, и у меня великое множество заказов. Вчера же — быть может, вы знаете — у нас случились неприятности. Убили двоих подмастерьев. — Мастер Пиэл откинулся на спинку, расфокусировав взгляд водянистых глаз.

— О, мне крайне прискорбно об этом слышать. Законы в Харндоне уже не те, — ответил сэр Антон. — Такие случаи оскорбляют величие королевства и чрезвычайно огорчительны.

Взгляд мастера Пиэла преобразился. Эдмунд видал такое в сумраке кузницы, но за столом, уставленным сластями, — ни разу.

— Вам об этом что-то известно? — спросил тот резко.

— Мне? — удивился сэр Антон. — Поистине, мессир, мне следовало бы оскорбиться таким предположением. Какое отношение могу я иметь к подобным вещам?

Эдмунду почудилась заносчивость в его тоне.

— Как бы там ни было, сэр Антон, я не связан ни с какими сообществами, — сказал мастер Пиэл. — А посему вынужден пожелать вам всего доброго.

Сэр Антон улыбнулся.

— Не вы ли новый мастер королевского монетного двора? — спросил он. Мастер Пиэл склонил голову набок.

— Ах, вот оно что. Вот в чем дело.

— Я готов предложить вам подряд на изготовление семидесяти полных комплектов вашей брони и четырехсот шлемов, — объявил сэр Антон. Он вынул из поясного кошеля восковую дощечку — красивую вещицу, заключенную в черную эмаль и золото. Расчехлил ее. — Полагаю, что, даже если расширить лавку, для выполнения заказа вам понадобится чуть больше года. Мои заказчики ждут, а потому за срочность я заплачу сверх.

Мастер Пиэл почесал за ухом.

— Это сто тысяч флоринов, — заметил он. — Целое состояние.

— Так и есть, — улыбнулся сэр Антон и подался вперед. — Я даже гарантирую, что впредь никто не вмешается в работу вашей лавки.

Мастер Пиэл закивал.

— Мне, конечно, придется отказаться от чеканки.

— Значит, мы поняли друг друга, — кивнул и сэр Антон.

— Я отлично вас понял, — ответил мастер Пиэл. — Убирайтесь из моей лавки, пока я вас сам не прикончил.

Гость из Хоека вздрогнул, хотя был вооружен прекрасной шпагой, а его противником оказался сгорбленный человечек со слезящимися глазами.

— Не посмеете. Я могу купить вас...

Пиэл издал свой забавный смешок.

— Не можете, как только что выяснилось. Теперь проваливайте.

Тот пожал плечами. Грациозно поднявшись, он направился к двери, похожий на большого, черного с позолотой кота.

— В конечном счете вы пожалеете, — сказал он.

Эдмунд уже не видел в нем совершенства. Теперь гость казался вульгарным.

Когда он ушел, Пиэл обратился к Эдмунду:

— Всю работу прекратить. Всех мальчишек и девчонок — во двор. Постой-ка, Эдмунд...

Тот остановился в дверях.

— Если я вдруг умру, чеканка должна продолжиться. Понятно? — Вид у мастера Пиэла был откровенно безумный.

Но Эдмунд кивнул.

Во дворе собралось почти сорок человек: прислуга из дома и лавки, подмастерья и опытные ремесленники.

Мастер Пиэл взгромоздился перед ними на небольшой ящик.

— Слушайте все! — призвал он. Немного помолчав, продолжил: — Мы ведем войну. Ее нелегко объяснить, потому что она похожа на бой в темноте, и если не посветить, нам даже не разобраться, с кем мы деремся. Ясно, что за нашего короля мы сражаемся, но страну не защищаем и церкви от неверных не охраняем. Толком и не поймешь, чем мы заняты.

Он посмотрел на собравшихся, и взгляд его кротких глаз выдал скорее любопытство, чем запал.

— Этой весной королевство получило от Диких серьезный удар, — сказал он. — А сейчас, если не принимать в расчет скромные успехи, мы рискуем лишиться меховой торговли, и это опять же удар. Королевскую валюту подделывают, а это все равно что обворовывать короля — тоже удар. Мы собираемся изготовить для короля новые монеты. Вам, мальчикам и девочкам, может подуматься, что это не тянет на горделивую стойку под шелковым стягом посреди поля боя, но клянусь кровью Христовой — это она и есть, малыши. Если мы, упаси нас Господи, потерпим неудачу — если провалим это дело, то короля ждет новый удар. И все в конце концов рухнет, и у нас ничего не останется. — Он выпрямился и приосанился. — Когда мир катится к чертям, знать чувствует себя довольно неплохо в прочных доспехах и за стенами замков. Страдать приходится нам. Тем, кто в середке. В городах и селах, мастеровым и торговцам. Что мы едим? Как защищаемся? — Он поджал губы. — В ваши годы я, бывало, говаривал, что не пошел бы король к едрене матери.

Подмастерья виновато захихикали.

— Ну да, какое-то время я даже был повстанцем.

Тишина.

— Но повстанцы не дали нам ничего, а король дает закон. Поэтому мы воюем. За закон. Тот, который хранит нас и простолюдинов. Мы не рабы. И не сервы. Теперь же — в следующем месяце — на нас нападут. Я только предполагаю, но придется туго. На девчат набрасываются, когда они идут за молоком. Ребят избивают, когда они ходят в аббатство за письмами. Двор поджигают. — Он выдержал паузу. — В Харндоне я плачу самое высокое жалование и накину еще с поправкой на тяжелые условия. Кто участвует?

Вызвались все.

— Они сегодня храбрецы, — заметил Пиэл своему мастеровому. — Подождем пару недель, пока кто-нибудь не окажется мертв, — тогда и поглядим.

Два дня спустя бандиты напали на группу девушек, которые направлялись к колодцу, что находился за аббатством в конце их квартала. Лизз Персон разбили лицо, и только случайное заступничество рыцаря ордена Святого Фомы, который вез в церковь зимнюю одежду для бедных, спасло девиц от изнасилования или рабства.

Молодой рыцарь выпил с Эдмундом и мастером Пиэлом вина в их конторе.

— Сэр Рикар Ирксбейн, — представился он. В его глазах плясали чертики.

С десяток подмастерьев ссорилось во дворе за право наточить его меч.

— Мы перед вами в долгу, — старательно выговорил Эдмунд.

Он обнаружил, что худшим в пребывании между детством и зрелостью было общение со взрослыми. Заикался он сильнее, чем хотел, а поклонился — неуклюже.

Сэр Рикар был молод, с грубоватым лицом и носом таким огромным, какого Эдмунд в жизни не видел. Он выглядел карикатурой на святого Николая — вооруженного, широкоплечего и с бедрами, которые в обхвате с талию обычного человека.

Пока вострили его меч, юный богатырь осушил два кубка вина и ничего не сказал — только назвался, да пару раз ослепительно улыбнулся.

В конечном счете мастер Пиэл рассмеялся.

— Вы дали обет молчания, сэр рыцарь?

Лучистые глаза моргнули, сэр Рикар встал и поклонился.

Мастер Пиэл кивнул.

— Быть может, сэр Рикар, вас к нам приставили, чтобы присматривать?

Сэр Рикар улыбнулся в свой кубок и на мгновение предстал куда более хитрым, чем сначала. Затем он посмотрел мастеру в глаза и пожал плечами. И осклабился, как деревенский дурачок.

Эдмунд проводил его до ворот, где рыцарь сердечно кивнул ему и вынул из поясного кошелька клочок пергамента. Он вложил его Эдмунду в руку и улыбнулся. Эдмунд заметил, что глаза у молодого рыцаря так и бегают. Теперь, когда оба вышли наружу, он зыркал на все подряд.

Эдмунд выпустил рыцаря с его наточенным мечом на улицу и развернул пергамент.

Там было написано: «Будь начеку».

Эдмунд отдал его мастеру Пиэлу, и тот кивнул.

— Скверные времена, — сказал он. — Служанку королевы отлучают от двора.

Благодаря местным девушкам, которые служили в башне, о делах королевской семьи знала вся округа. Эдмунд вздохнул.

— Что же нам делать? — спросил он.

— Ничего, — огрызнулся мастер Пиэл. Он тяжело сел. — Ненавижу все это. Я люблю металл. Люди глупы. — Он налил себе и плеснул Эдмунду вина с пряностями. — То, что называют политикой, для меня — дурость. Вот это все — почему король не изгоняет галлейцев? Почему он не поддерживает жену? Он друг мне, но в этом смысле — круглый болван. Я пишу письмо мастеру Айлвину и еще одно — сэру Джеральду Рэндому. Надо поговорить с женой Рэндома — она голова в этом доме. Он сорвался по какому-то безумному делу, а она знает, когда он вернется. Если рыцари Святого Фомы будут за нас, то положение не так плохо, как могло быть. Но нам необходимо сплотиться, иначе галлейцы разгромят нас поодиночке.

Бланш Голд присела перед королевой и протянула корзину с чистым и безупречно выглаженным бельем. На коленях у королевы был открыт часослов; сама она сидела в чахлых лучах зимнего солнца, которые лились в переплетчатое окно ее личных покоев. Волосы были распущены и сияли медным светом.

— Разговаривай с Диотой, — приветливо молвила королева.

Она знала Бланш — то есть знала ее о существовании; о том, что она хороша собой, верна и претерпела какие-то тяготы в руках галлейских оруженосцев. Но королева не разговаривала с прислугой напрямую — она предоставляла это Диоте.

А потому просидела целую минуту за чтением, пока хорошенькая белокурая девушка стояла перед нею на коленях.

— Милочка? — пробормотала королева.

Бланш вынула из корзины и подала королеве надушенный носовой платок. Внутри была сложена записка.

Королева поймала себя на дрожи в руках. Но она развернула неподатливый пергамент, и ее сердце затрепетало.

— Ах... благодарю тебя, дитя, — выдохнула королева.

Бланш, исполнившая свой долг, поднялась и упорхнула. Часом позже, когда галлеец-оруженосец прижал ее к стенке и полез под юбку, она подумала: «Мы тебя закопаем». Она попыталась упереться ему в пах коленом, но его наставник в боевом искусстве такое предусмотрел. И она решила: пусть лапнет за грудь; затем она воткнула левый указательный палец ему в ноздрю и, как учила мать, чиркнула ногтем.

Тут же и выскользнула из его рук, пока фонтан крови не замарал ее красивое платье.

Она чуть приплясывала, спеша в кухни по длинным дворцовым коридорам. Удачный денек.

А леди Эммота, когда два галлейских оруженосца загнали ее в угол, перепугалась. И не особо успокоилась, когда они расступились и между ними протиснулся сьер де Рохан.

— О, — произнес он с поклоном. — Прекраснейшая леди из королевской свиты.

Она зарделась.

— Милорд чересчур любезен.

— С таким розанчиком нельзя быть чересчур любезным. — Он склонился и поцеловал ей руку. — Есть ли при дворе неугодный вам человек, чтобы я убил его и снискал вашу любовь?

Она подавила улыбку. До чего же настойчив! Ее сердце затрепетало, как птица. Она знала, что королева его ненавидит, но королева и с ней обращалась как с дурочкой, а мать говорила, что та просто завидует ее наружности.

— Милорд, я слишком молода, чтобы иметь таких врагов. И никого не боюсь. Но почтение со стороны такого рыцаря, как вы... достойного... — Ей очень хотелось выразиться поизысканнее.

Он взял ее руку и поцеловал — в ладонь.

Она отозвалась всем телом. Руку отдернула, но неожиданно разогрелась. Запястьям стало щекотно.

— О! — выдохнула она и отпрянула.

— Подарите же мне какую-нибудь мелочь, и я буду носить ее как залог, охраняя святилище любви, — сказал он.

Эммота видела, как старшие девушки играют в эту игру. Не отводя глаз, она развязала на левом рукаве тесьму и распустила ее петлю за петлей. Это был синий шелк, ее собственное изделие, с красивым серебряным кончиком. Она положила его ему на ладонь.

— Хранит тепло моего тела, — сказала она, поражаясь собственной дерзости, но она слышала эту фразу от королевских дам.

Галлеец вспыхнул.

— Ах, ma petite! — воскликнул он. — Моя крошка! Я и не знал, что вы настолько искушены в любовных играх!

Ее сердце уподобилось кораблю, что летит на всех парусах, — она переполнилась чувствами и, будучи на седьмом небе от знаков его внимания, одновременно хотела избавиться от него. Это внимание было липким, клейким или просто...

Его губы приблизились, и она, подняв руку, слегка провела ладонью по его лицу и вынырнула из объятий.

Затем пустилась бежать.

В спину летел его смех. И когда она освободилась совсем, а коридор кончился, ей захотелось его вернуть. Явившись к королеве и приступив к подготовке рождественского пира, она светилась изнутри. А когда королева выбранила галлейцев за коварство, Эммота призадумалась.

ЛОНИКА — ГЕРЦОГ АНДРОНИК

Герцог Андроник взглянул на столешницу с узором в виде карты Фраке.

— Вы говорите, что он находится восточнее горы Дракона, у Зеленых холмов, — буркнул он. — Не на восточном побережье?

Перед ним стояли мастер Кронмир и капитан Дариуш, начальник разведки. Дариуш взглянул на облаченного в зеленое фракейца с естественным недоверием разведчика к шпиону. Не сумев ничего прочесть по его лицу, он снова повернулся к герцогу.

— Милорд, с ним полполка вардариотов, а я потерял людей. — Дариуш стоял напряженно, как всякий солдат, который вынужден признать поражение. — Он хлынул через горы, как талый снег по весне, и мне теперь не расставить по проходам дозоры — их перебьют.

— Так что же? Теперь мы можем добраться до города берегом, — сказал Деметрий.

Герцог поскреб в бороде.

— Куда он, по-твоему, направляется? — Он резко развернулся лицом к Кронмиру. — И как получилось, что наш особый осведомитель ошибся?

Кронмир покачал головой.

— Он взял большинство сторожевых отрядов, да еще ополченцев и страдиотов, которых мы лишились осенью. Удивил нас, что и говорить. Нет смысла искать виноватых.

Герцог обратился к сыну:

— Как скоро мы соберем западную армию? Последуем совету мастера Кронмира и не будем ломать голову, с чего мы вдруг решили, что он не покинет город или свернет на восток к побережью.

Деметрий тоже покачал головой.

— Сил, чтобы его одолеть, мы наберемся дней через десять.

— Пусть будет пять, — возразил герцог. — И откуда у него столько денег? Иисус Вседержитель, да будь у императора столько серебра, мы бы никогда... — Он осекся.

Деметрий взглянул на карты.

— Он, видно, нацелился на караваны с мехом. Наверняка. Он получил доступ к отчетам разъездных офицеров. Кто-то проболтался. Он может знать даже о галлейцах.

Собравшиеся вокруг стола уставились друг на друга. Они смотрели долго — запыхавшийся человек успел бы за это время отдышаться.

— Деметрий, ступай. Кронмир, Аэскепилес, возьмите всех, кто у вас есть. Сделайте все, чтобы не подпустить их к Осаве. Матерь Божия! — состроил мину герцог. — Я был уверен, что он не пойдет через Фраке. Кронмир, твой придворный отчет...

— А если он направляется за императором? — спросил Кронмир.

— Может быть, императора лучше убить? — подал голос Деметрий.

Герцог и Кронмир переглянулись и выдержали долгую паузу.

— Нет, — сказал Кронмир. — Сейчас это только усилит ее. Но перебросьте его на побережье, подальше от места действия.

АЛЬБИНКИРК И СЕВЕРНЫЙ ЛЕС — СЭР ДЖОН КРЕЙФОРД

Сэр Ричард тяжело соскочил с коня и чуть не упал. Идя от мостика для посадки на лошадей по главному двору альбинкиркской крепости, он двигался, как старик, и держался за прикрытую наспинником поясницу.

Сэр Джон Крейфорд в полном боевом облачении сидел в своем «зале» с епископом Альбинкиркским, двумя купцами из Хоека, этруском по имени Беневенто Амато и представителями большинства альбанских меховых компаний. При виде сэра Ричарда все замолчали.

Сэр Джон встал.

— Снова великаны? — спросил он, потянувшись за лежавшей на дубовом столе булавой.

— На сей раз боглины, — выдохнул сэр Ричард и повалился в кресло, подставленное оруженосцем сэра Джона. — Бога ради, джентльмены. Прошу извинить за запах.

Сэр Джон посмотрел ему в глаза:

— Потери?

— Мы сцапали их далеко за пределами людского жилья, — ответил сэр Ричард. — Я не единственный рыцарь, который устал. Не обращайте на меня внимания, джентльмены. Это была мелкая стычка, и мы победили.

Епископ возложил на него руку и благословил, а сэр Ричард почувствовал... нечто. С тех пор как сестра Амиция его вылечила, он ощущал себя близким к Богу как никогда, но...

— Епископ как раз говорил, что мы должны направить в горы конвой и забрать меха за год, — сообщил сэр Джон.

Мессир Амато встал и поклонился.

— Милорды, при всем уважении к церкви, я человек небогатый, но с этим промыслом знаком. В Мон Реале мои родственники по сей день забирают самый жирный кусок этого пирога. Но Тикондага — старинный центр торговли мехами и другими товарами, особенно медом из земель Диких.

— Большая доля от этой торговли достается Альбинкирку и Лиссен Карак, — сказал сэр Джон.

— Да, но в нынешнем году не получится. Война оттеснит меха обратно на север. А мы тут разоримся, — улыбнулся этруск. — Но если вы поможете нам солдатами — родитель заверил меня, что в прошлом такое бывало, — если вы окажетесь столь любезны, что пособите нам...

— Нет, — ответил сэр Джон. — Что у нас дальше?

Епископ сел рядом с ним.

— Джон, я прошу вас передумать.

Сэр Джон ответил улыбочкой из разряда «меня не объегоришь».

— Милорд епископ, я абсолютно уверен, что вы отлично разбираетесь в теологии и, может быть, кое в каких новых учениях. Однако сейчас — вдруг вы не слышали? — мы ведем нечто похожее на войну. Если бы король не прислал сюда намочить копья половину двора, мы оказались бы в плачевном положении. Полюбуйтесь хотя бы на сэра Ричарда. На меня. Мы каждый день в седле.

— И неизменно побеждаете, — кивнул епископ. — Осмелюсь заметить, что для ваших рыцарей эта война больше похожа на разминку.

Сэр Ричард с усилием сел прямо.

— Побойтесь Бога, епископ! Да, борьба с боглинами похожа на детскую забаву — пока они не вопьются зубами под коленку.

Епископ развел худыми руками:

— Я никого не хочу обидеть, но выслушайте меня! Это селение не выживет без торговли. Без нее мелким фермерам нет никакого смысла вести хозяйство, потому что им некому продать плоды своего труда. Желая заплатить за новые стены и укрепления, вы обложили податями иностранных купцов — и они-таки заплатили. Теперь им нужна охрана, чтобы отправиться в Эднакрэги.

— Месяц как опоздали, — бесцветным голосом отозвался сэр Джон.

Амато раскинул руки.

— Прикажете вас умолять, сэр рыцарь? Земля замерзла, снега мало, и при хорошем снаряжении да с храбрыми людьми мы за две недели доберемся до Тикондаги.

— Нет, — повторил сэр Джон, но уже с меньшей уверенностью.

Молебны теперь проходили на переправе в часовне, где заменили крышу. Саму переправу укрепили с обеих сторон небольшими фортами, стены которых были достаточно высоки для рхуков, и сигнальными башнями. Все сделали из древесины, оставшейся от разрушений, которые рхуки учинили в окрестных лесах, а возглавил строительство капитан альбинкиркских лучников.

Как только форты были возведены, образовалась очередь из желающих обслуживать переправу, и сэр Джон превратил ее в военный объект, а плату повысил. Теперь эти деньги поступали в городок.

Он укомплектовал гарнизоны в фортах и поставил отряды лучников в шести особняках по всей долине Кохоктона; в каждом, включая Мидлхилл, поселил рыцаря или старшего оруженосца.

Хелевайз стояла во дворе и наблюдала за лордом Уимарком.

— Он недопустимо молод. Может, ты сам останешься и поможешь мне управлять домом?

Сэр Джон склонился, взял ее за руку, и она покраснела.

— Постыдись, дочь смотрит. Она мне во всем подражает и сделает так же.

— Я был бы рад остаться и помочь с домом, — ответил он. — Но я уезжаю на север, в Тикондагу. Епископ убедил меня, что таков мой долг.

— Чума на него, раз так! — Она была готова расплакаться.

— Интересно, выйдешь ли ты за меня, — улыбнулся он. — Когда вернусь.

— Ты только говоришь, — замотала она головой.

— Что ж, спроси у дочери. Послушай, милая, мне нужно ехать. Уимарк — славный малый. Если он скажет бежать отсюда, то так и поступи.

Он поклонился.

— Я так и сделала в прошлый раз, разве нет? — ответила она довольно развязно, задрала подбородок и держалась бодро, пока он не вышел за ворота.

Филиппа встала рядом с матерью.

— Он без ума от тебя, мама, — сказала она с озабоченным удивлением. Хелевайз громко рассмеялась.

— Это точно, ma petite. Он только что сделал мне предложение. Филиппа провожала взглядом широкую, закованную в сталь спину.

— Но он же совсем старик! — сказала она.

Сэр Джон встретился с сестрой Амицией на дороге, и оба спешились. С нею были еще две сестры и пара дюжих мужчин с топорами.

— Я побывала в том, что вы назвали бы «мелкой стычкой», и решила, что пара здоровых ребят с топорами не уязвит мою совесть, — призналась она. — Боглины. Их оказалось больше, чем я надеялась одолеть.

Он кивнул, поклонился монахиням и обменялся рукопожатиями с юношами, а те занервничали и начали переминаться с ноги на ногу и заикаться.

— Спасибо за гарнизон в форте, — добавила Амиция. — Я слишком многое возложила на Хелевайз и разоряю поместье Мидлхилл.

— Я сделал ей предложение, — сказал сэр Джон.

Амиция просияла.

— Отлично! Это подарит ей счастье и поможет Филиппе. Люблю, когда люди счастливы. — Она повела бровью. — До меня доходят мрачные слухи со двора. Я беспокоюсь за короля с королевой.

— У меня забот полон рот, и мне не до того, — сказал сэр Джон. — Я сделал все, чтобы защитить это место. А теперь я направляюсь в Эднакрэги.

— Их неприятности понемногу доходят сюда, — возразила сестра Амиция. — В Лиссен Карак едет ближайшая подруга королевы — леди Мэри. Ее отлучили от двора, и ей не хочется возвращаться на запад, в отчий край. Она примкнет к нам. — Амиция улыбнулась. — Такова, наверное, цена моей известности.

— Леди Мэри? Само Ледяное Сердце? — присвистнул сэр Джон. — Сюда? Господь Всемогущий, мои славные рыцари поубивают и себя, и друг дружку! Мне лучше пустить их по следу.

Он улыбнулся, но по морщинам вокруг глаз и рта было видно, что его бремя увеличилось.

— Вы встревожены, — заметила Амиция без особой нужды.

— Весной мы сразились с Дикими и превзошли их. — Он криво улыбнулся и направился к лошади. — Я думал, мы победили. Мне казалось, что у нас будет время оправиться. Теперь я считаю, что это была лишь первая схватка. — Взглянув на сестру Амицию, он очень тихо спросил: — Вы его чуете?.. Шипа? — уточнил он.

Она побледнела и вымученно рассмеялась.

— На миг я решила, что вы о ком-то другом. Да, я его чувствую постоянно. Он часто думает о нас. — Она посмотрела на немолодого рыцаря, прикидывая, сколь многое ему можно сказать. — Он и наслал чуть ли не всех тварей, которых так усердно убивают ваши рыцари. Вы это хотели знать?

Сэр Джон мотнул головой.

— Нет... то есть я так и думал, сестра. Но хочется понять: зачем? Будь он, допустим, главой соседнего города или королем Галле, я послал бы к нему герольда, восстал против его войны и спросил, на чем мы сможем примириться? Что ему нужно?

Амиция теребила уголок накрахмаленного вимпла.

— Тут дело запутанное, сэр Джон. А я смотрю через мутное стекло, и все, что скажу, это лишь мои личные предположения. Но...

Она закусила губу.

— А вы попробуйте, — предложил сэр Джон.

Она налегла на холку своего ослика, и тот переступил, всхрапнул.

— Он вряд ли и сам себя понимает, — сказала она. — Хуже того: по-моему, им управляет кто-то другой.

Сэр Джон приложился губами к ее кольцу.

— Благодарение Богу, я даже не знаю, что это значит, — ответил он. — А потому просто поеду обратно убивать боглинов. Мочиться на огонь, чтобы потушить пожар. В таком вот ключе.

— Вы ведете конвой в Тикондагу? — спросила Амиция.

— Да, — подтвердил сэр Джон.

Она огляделась по сторонам.

— Можно и мне с вами? Заняться мне особо нечем, а если вы едете в такую даль на север, то я вам понадоблюсь.

— Добро пожаловать, сестра, — без колебаний ответил он.

Она рассмеялась, он подхватил, и они тронулись с места.

Меховой караван выступил на север, как только прошло воскресенье. Сэр Джон взял десять копейщиков, а сэра Ричарда оставил главнокомандующим Альбинкирка. В караване было двадцать тяжелых подвод, битком набитых товарами — как для пришедших из-за Стены, к которым сэр Джон проявил безразличие, так и для графа и его людей.

Они прошли пятнадцать лиг — неплохо для первого дня. На второй день дороги начали сужаться, а в тридцати лигах севернее Альбинкирка караван встал лагерем у подножия Эднакрэгов по южную сторону брода у западной Кинаты. Они уже достаточно углубились в земли Диких, чтобы различать волчий вой и с наступлением темноты видеть отблески костров в глазах; чтобы дрожать от каждого шороха, стоя на часах, и нести караул в полном боевом облачении.

Западная Кината с ревом низвергалась с высоких пиков, укрытых свежими снегами, и воины помоложе, уже потерявшие охоту расставаться с теплыми одеялами и большими кострами, с тоской воззрились на стремительный поток ледяной воды и далекие горные вершины под снежными шапками.

Сестра Амиция высмеяла их, и ее изысканная насмешка подстегнула людей вернее, чем брань сэра Джона.

Сэр Джон собрал отряд, построил, и дыхание воинов заклубилось, как пар, исходивший от котелков с кашей.

— Внимание! Форсировать реку зимой в сто раз опаснее, чем драться с боглином! Упадете — погибнете. Не смените чулки и портки, если промочите ноги, — часок будет неуютно, потом немного продрогнете, а дальше холод ударит всерьез, и дело кончится скверно. Берегитесь! Держите смену одежды сухой, а мы сохраним на этом берегу костры, пока не переправится последний человек. Будьте начеку, а о лошадях заботьтесь, как о себе!

Он окинул взглядом собравшихся. На их лицах читался подобающий трепет.

Первыми переправились два его лучших копейщика. Они расчистили место, проехавшись по чахлой траве старого оленьего пастбища, и помахали: порядок. Сэр Джон расставил выше по течению цепочку бывалых конников, чтобы разбили поток для менее опытных и монахинь, после чего он сам и четыре харндонских рыцаря-ветерана въехали на стремнину немного южнее брода, чтобы выловить невезучего олуха, имевшего неосторожность свалиться в бурный поток.

Когда окончательно рассвело, тронулись и подводы; через час переправилась последняя вьючная лошадь, и люди, стоявшие в реке, позволили своим терпеливым коням перебраться на берег, где спешились и тщательно вытерли скакунов перед тем, как переодеться самим.

Ко времени, когда в монастыре у монахинь началась бы служба, все уже были на другом берегу, и к сэру Джону подъехал его оруженосец Джейми. Юнец ухмылялся.

— Отлично справились, скажите, милорд? Мы перешли брод!

— Да, — ответил сэр Джон. — Теперь мы в землях Диких. И зимняя река отрезает нас от безопасных мест.

СЕВЕРНАЯ МОРЕЯ — КРАСНЫЙ РЫЦАРЬ

На закате Красный Рыцарь простился с костяком своей армии и устремился на восток в холодные, приземистые, поросшие лесом и запорошенные снегом холмы. С собой он взял Гельфреда, разведчиков, несколько человек из свиты, графа Зака и две дюжины вардариотов.

Командование он небрежным взмахом руки препоручил Плохишу Тому и сэру Йоханнесу.

— Мы знаем, что Деметрий и его конница находятся где-то к востоку от нас. — Он усмехнулся. Гельфред тоже улыбнулся и глянул на сокола, сидевшего на руке. — Я собираюсь отбросить их, соединившись с фракейцами.

— Ты, значит, в бой, а нас побоку, — отозвался Том. — Возьми и меня.

Герцог пожал плечами. Его защищали нагрудная и спинная пластины, он был в своих великолепных латных рукавицах и стальном шлеме с бармицей и белым шерстяным клобуком.

— Держи всех наготове, Том. Я вернусь через день.

— Не лучше ли ехать при свете дня? — спросил сэр Йоханнес.

— Да, — кивнул герцог. — Но и нет. A demain, mes braves! — воскликнул он. — До завтра, храбрецы!

Шестьдесят всадников с шестьюдесятью запасными лошадьми в поводу устремились в заснеженные холмы.

А утром на западе выросла гора Дракона: почти идеальный конус, покрытый снегом, с редкими деревьями. Дальнейший путь преградили ледяные глыбы Вьюна. Едва рассвело, имперская почтовая птица ознаменовала внезапный приезд офицера.

Сэр Томас сидел с сэром Йоханнесом и госпожой Элисон. Их лошади стояли впритык, а дыхание курилось, как дым. Сэр Джеральд Рэндом и сэр Бесканон устроились с имперской посыльной в стороне.

Йоханнес взглянул на имперскую вестницу — симпатичную молодую женщину в черных и белых мехах, с новоприбывшей птицей на руке.

— Где таких только находят? — спросил он завистливо.

Сэр Милус рассмеялся.

— Таких красавцев, как морейцы, больше не сыщешь! Но боже ты мой, кто посылает с войском таких юных девиц?

Плохиш Том разбирал послание, проговаривая слова. В чтении он был не силен.

Госпожа Элисон склонилась и прочла вслух:

— «Галлейская армия в одном дне пути. Не могу защитить меховой караван. Срочно запрашиваю помощь. У галлейцев пятьсот человек и союзники, пришедшие из-за Стены. Очевидно, с осадной артиллерией. Двести каноэ, четыре большие боевые галеры. Туркос, Осава».

За восемь дней они продвинулись невероятно далеко и обнаружили, что стоянки разорены, а запасов продовольствия в каменных пирамидах нет. Отряд потерял две подводы и прошел почти триста лиг.

И теперь ему предстояло в третий раз форсировать Вьюн, а моста не было.

— Кто-нибудь видел герцога? — спросила Изюминка.

— Он уехал с Гельфредом вчера на закате, — сказал сэр Йоханнес.

Том посмотрел на ледяной брод, развалины старого моста и ровную дорогу — всего в каких-то сотнях ярдов на другом берегу.

— Он приказал его ждать, — добавил сэр Йоханнес.

Том обратился к Джеральду Рэндому:

— Сэр Джеральд, я не великий мыслитель, но, может быть, решение сейчас принимать вам, а не мне.

— Все упирается в эти меха, — ответил Рэндом. — Герцог сказал бы то же самое.

Том вскинул брови.

— Все? — спросил он.

— Весной ваш капитан расходовал всю прибыль на морейцев. Он ставил на это, отказываясь от монополии на продажу осеннего меха мне, — сказал Рэндом. — Я поддержал его. Нам нужны эти меха, Том. Это не просто схватка.

Плохиш Том выдал улыбку, от которой людям делалось не по себе, — оскалил все зубы.

— Тем лучше, — сказал он. — Позовите Мэг.

Мэг посмотрела на широкую реку.

— Мост? — спросила она.

Плохиш Том ухмыльнулся.

— Я не могу, — сказала Мэг.

Он отвернулся.

— Из-за меня и Сью? — спросил он тихо.

— Нет, сэр, хотя если вам угодно, чтобы я шепнула пару слов о вашем обращении с моей дочерью, то я, как выражается Джон, к вашим услугам. — Она отразила его яростный взгляд.

Изюминка неловко поерзала.

— Господа, мы теряем время. Том, если загнать в воду половину лошадей...

— Мы лишимся слишком многих ребят, Изюминка.

Сэр Милус горько рассмеялся.

— Только представь, Изюминка, что это значит, когда даже Том не решается что-то сделать!

Рэндом сморщил лицо. Холодало, начинался снегопад, и лагерю здесь было не место.

— Кто из присутствующих уже строил мосты? — осведомился он.

Таких не нашлось.

Рэндом кивнул.

— А мне приходилось. Мэг, нам всего-то и нужно три сваи. Места я могу пометить флажками. Если ты сумеешь поставить на каждое... не знаю, что — кусок скалы, колонну? — в пятнадцать футов шириной, то ребята нарубят на склоне бревен, и к ночи у нас будет мост.

Мэг прикинула на глаз.

— Одну попробую — посмотрим, что получится.

В полулиге от реки они разбили убогий лагерь и развели огромные костры, подкрепились сухарями и напились кипятка. Мужчины нагрели камни и положили себе в ноги, чтобы заночевать в тепле. Легли по трое под одеяло — длинными рядами, как соленая макрель в клетях. Спрос на женщин оказался велик — опять же для согрева.

Мэг установила две сваи, но на чары ушло столько сил, что ей понадобилось выспаться, чтобы заняться третьей.

И вот где-то за снежными тучами взошло солнце. Первая свая наполовину завалилась в воду. Мэг недостаточно четко сформулировала заклинание, и в камне образовались пустоты и участки размягчения.

Рэндом и Плохиш Том сидели на берегу, когда она вышла, протирая глаза и проклиная тугую шнуровку второй и третьей юбок, а также боль в бедре, которая не дала ей толком поспать. И обрушение сваи. Она как раз смотрела на нее, когда ступила на ледяную глыбу и поскользнулась.

Падение не причинило вреда, но Мэг уныло потерла бедро, когда рыцари помогли ей подняться.

— Я сделала все не так, — сказала она. — Главное — лед.

— Лед? — не понял Рэндом.

— Вода уже замерзает, — пояснила Мэг. — Достаточно ее залатать. Я попробовала применить заклинание Гармодия, и вышло плохо. Но тут как с моим подойником в зимнюю пору. Только наоборот.

Она воздела руки. В правой была длинная игла из швейного набора, и она взмахнула ею — река взметнулась, замерла и замерзла, приняв форму трех неровных свай, стоящих на ледяном ложе. Все получилось. Две ближайшие сваи даже подпирались первоначальными каменными сооружениями.

— Я продержу их, пока мы не перейдем. Прошу прощения, Джеральд. Мне надо было еще вчера сообразить.

Рэндом ухмыльнулся.

— Теперь повоюем! — радостно изрек Плохиш Том.

Через час войско уже катилось по мосту. Когда последние три тяжелые подводы въехали на лед, Мэг слегка побледнела, но выдержала.

— А вот и они, — сказал Гельфред.

У людей Деметрия не нашлось ни белых шерстяных котт, ни попон, чтобы спрятаться. Лошадей у них было много, и они быстро двигались через долину внизу, вздымая снежную пыль.

Имелся у них и обоз: шестнадцать подвод и вьючные животные.

Герцог наблюдал за ними, пока солнечный луч не перебрался на следующий пальцеобразный выступ — тогда он по-пластунски прополз по мосту и подбежал к своей лошади. Там ожидали дюжина вардариотов, а также граф Зак и сэр Майкл.

— А он, согласитесь, сорвиголова, — заметил герцог.

Одетые в белое всадники перемахнули через низкий кряж, на который поднималась дорога, и разрядили тщательно согретые луки в быстро двигавшуюся колонну деспота. Трое упали, и кровь их напомнила красный дым, растекшийся по белому снегу.

Часом позже все повторилось. На сей раз прилетело шесть стрел. Неприятель был в белом, оружие и лошади прикрыты попонами и шерстяными одеждами. Воины двигались почти бесшумно, едва видимые в свете солнца.

Деметрий хлебнул крепленого вина и встряхнул головой. Солнце светило так ярко, что было трудно вообще что-либо увидеть среди голых деревьев, что росли на хребтах. Если он замедлит движение, то ни за что не победит в гонке к перекату Вьюна. А если проигнорирует эти булавочные уколы, то понесет потери.

— Кавалеристы! — сказал он звучно. — Слушайте, гетайры! В следующий раз подпустите их поближе и атакуйте. Всей массой! Добудьте мне пленного.

Его фракейцы угрюмо кивнули. Истриканские наемники ухмыльнулись.

Спустя час он озлился — враги словно подслушали его план. Когда он объявил привал, чтобы воины перекусили, над самой его головой пронеслась арбалетная стрела, выпущенная откуда-то сверху. Она убила вьючную лошадь. Люди поспешили укрыться, но новых выстрелов не последовало.

Наскоро поев, они сели в седла, и бесшумные стрелы обрушились на них со смурневшего неба, как ледяной дождь, а враг, на котором Деметрий мог бы выместить ярость, так и не показался.

Скрипнув зубами, Деметрий повел свое войско дальше, расположив авангард в пятистах шагах впереди, а арьергард — на таком же расстоянии за подводами.

— Дело слишком затягивается, — сказал граф Зак. — Давайте просто обрушимся на него.

— Я развлекаюсь, Зак, — улыбнулся герцог. — Это искусство. Спешить нам некуда — обозы будут идти, а войско стоит у Вьюна. Все, что нам нужно делать, — не подпускать Деметрия к переправе.

— Это расточительство, — возразил Зак. — Пустой расход стрел. У нас хорошая позиция и лошади лучше.

— Но зачем нам жертвы? — нахмурился герцог. — Ты же знаешь не хуже меня, что на таком морозе любое ранение — смерть.

— Так скучно же? — пожал плечами Зак.

Долина сузилась, солнце начало долгий спуск в убийственно холодную тьму. Деметрий почуял засаду и приготовил длинный кривой клинок, который покоился под левым бедром. Истриканские наемники с лигу держали луки под седельными попонами.

Авангард исчез в горловине, а затем вернулся — с двумя пустыми седлами, галопом и взвихряя снег. Все как велели.

Торжествующий враг заглотил приманку и с гиканьем устремился в погоню, расходуя стрелы на стремительно отступающий авангард.

Наемники Деметрия дождались, когда он промчится по мерзлому тракту. Облаченный в белое неприятель неуклонно приближался.

Деметрий протрубил в рог, и вся колонна разом пришла в движение: восточные наемники растянулись далеко в стороны, а фракейские страдиоты понеслись по дороге вперед. Капитан Дариуш ехал подле своего господина, с откровенным подозрением присматриваясь к южному кряжу.

Они мчались по заснеженной дороге, но через пятьдесят лошадиных скачков стало ясно, что вражеская конница сильнее и даже в стужу летит с такой скоростью, что фракейской ее не догнать. А стрелы, посылавшиеся назад, разили насмерть.

Они поскакали за врагом — вардариотами, пришлось признать Деметрию — за следующий кряж. Там их лошади выдохлись. Как и у преследуемых, но Деметрий уже играл в такую игру. Он был вынужден проигнорировать оскорбления на трех языках, полетевшие от людей, за которыми он только что гнался. Его тремстам воинам не удалось их настичь.

От строя далеких вражеских наездников отделился всадник и направил коня через поле рысцой к деспоту и его людям. Ветер хлестнул их, швырнул им в лица жгучий снег, а человек в белом успел за это время изрядно приблизиться. На пике развевался красный флажок, и конская сбруя тоже была красная.

— Деметрий! — воззвал он. — Выходи и преломи со мной копье!

Сэр Тайранос тронул Деметрия за рукав.

— Не надо!

Деметрий взглянул на своего разведчика Прокрустатора.

— Это их командир! — крикнул тот.

— Вот же болван, — сказал Деметрий. — Тайранос, поди и убей его. Вардек, Вугар — на фланги. Используйте любую возможность, какая представится.

Сэр Тайранос отсалютовал. Он взял у страдиота копье и медленно поехал к далекой белой фигуре. Два истриканских наемника обогнали его и взяли вправо и влево, прилаживая к лукам стрелы.

Вражеский рыцарь не стал дожидаться Тайраноса, взмахнул копьем и ринулся в атаку.

Копыта его лошади взметали тучи снега, а топот доносился через почти идеально ровное поле чуть-чуть запоздало. Снег снесло ветром, и промороженная земля была тверда, как скала, а стук копыт напоминал далекий колокольный звон.

Сэр Тайранос осознал опасность, опустил копье и пришпорил своего измученного коня.

Они сошлись так быстро, что Деметрий не разобрал, что стряслось. Кроме того, что чужак уложил на снег сэра Тайраноса вместе с конем. А затем его силуэт как бы расплылся — он весь окутался снегом, и по наемникам ударил порыв ветра, так что их первые стрелы буквально сдуло.

Тот же шквал поднял стену снега, похожую на целый сонм призраков.

— Берегись, это колдовство! — заорал Деметрий.

С ним были два умелых чародея, и оба воздели щиты, которые сверкнули ржавым отблеском в лучах заходящего солнца и ярко заискрились.

Многие воины Деметрия перекрестились, другие оградились знаком, похожим на пару рогов.

Фронт сдутого снега распахнулся и явил дюжину вардариотов под началом графа Зака, летящих галопом в десяти лошадиных скачках. В передовую шеренгу войска Деметрия вонзился рой алых стрел, которые затем опять превратились в снежные вихри и сгинули.

Издевательский смех лизнул слух Деметрия, как пламя — сухое полено. Над ним потешались. Но его войско не пострадало, а дюжина людей и лошадей, коих он только что лишился, была небольшой ценой за пятнадцать лиг проделанного пути. Он развернул коня, и движимый чародейством снег вновь пал на землю, после чего вдали стало видно сэра Тайраноса, которого уводили в неволю.

Деметрий сорвал с головы и с отвращением бросил в снег золотой бацинет.

— Будь оно проклято! — прорычал он. — Господи Иисусе Христе, мать его так! Лошади! Сменить лошадей! Эй, вы, маги так называемые! Что это была за хрень? Разве я должен отдельно приказывать разбираться с такими вещами?

Герметисты молча стояли возле своих лошадей. У обоих были пепельно-серые лица.

— Ладно! — сказал он, занося меч.

— Мы даже пробовать не посмели, — прошептал тот, что был ближе.

Деметрий взрыкнул. Он достаточно владел собой, чтобы понять: ему не выиграть никакого боя, если он перебьет половину своих штатных колдунов. Фыркнув, он развернул коня и затрусил назад к запасным лошадям, где Дариуш и три его разведчика наблюдали за отступлением.

— Что дальше? — крикнул он.

Дариуш молча показал пальцем.

Позади них в долине пятьдесят всадников уводили своих вьючных лошадей. На дороге бушевало пламя: подводы были объяты огнем, а тягловые животные мертвы.

— Я соглашусь — это и правда образцовое степное сражение, — сказал граф Зак. — Но скучное. Что же нам, дожидаться теперь, пока его лошади околеют с голоду?

Герцог был известен самодовольством, которое не прибавляло ему друзей; с другой стороны, маленькая победа оказалась забавной, а большинство людей милостью деспота обрело теплый ночлег и вволю вина.

— Нет, теперь мы пару часов поспим и вернемся к войску. Деметрию конец. Обоза не стало, ему придется отступать. Мы отвезем меха, а он подожмет хвост и уберется домой. А что до нашего пленника — надо же, какие вещи мы узнали!

Зак рассмеялся.

— Надо было отдать его моим девочкам — вот он запел бы!

— Нет, так нехорошо. Ему хватило смелости выступить против меня, и я не хочу, чтобы его пытали. — Герцог с улыбкой откинулся в седле. — Ну, не совсем. Он верит, что пытки грядут, и это, конечно, будет использовано против него.

— Тебе это нравится, — сказал Зак. — Ты считаешь себя умнее всех.

— Хлебни еще горячего винца, — посоветовал герцог.

Они поехали обратно к Вьюну и по пути трижды переменили лошадей — все животные вымотались, замерзли, а вскоре после восхода луны температура и вовсе упала. Чуть севернее за ними следовала огромная стая шакалов, и в маленьком отряде все отлично понимали, что ждет любого, кто отобьется, — в такую пору шакалы были символом голода и отчаяния.

Люди надевали одежду слой за слоем; граф Зак щегольнул великолепным красным вардариотским кафтаном на лисьем меху и с капюшоном.

Герцог два дня не пил своего зелья. В походе он не мог быть полупьяным и одновременно командовать, а потому ему пришлось законсервировать свою мощь и приготовиться противостоять Гармодию. Но старый магистр был вежлив и молчал.

Он заговорил ближе к полуночи.

«Объяви передышку, и мы согреем воздух. С воздухом просто. У тебя уйма возможностей. Ты очень экономно применил свои силы против Деметрия — молодец. Ты и правда становишься сильнее».

«Гармодий, ты предлагаешь мир?»

«Я нашел другое решение, Габриэль».

«Неужели? Как... ведь ты мне не врешь?»

«Вовсе нет. И о решении поэтому не скажу, но даю слово, что оно не причинит тебе вреда и поможет твоему делу».

«Разве я против?»

Наступившая пауза длилась так долго, что герцог начал бояться, не исчез ли старик. Испугался?

«Послушай, Габриэль. Я эгоистичная сволочь и не хочу умирать, но на кону стоит нечто большее. Когда я тебя покину, постарайся не забыть, что мы союзники. И в знак моих добрых намерений я позволяю тебе заглянуть в твой Дворец воспоминаний. Я... м-м-м... отдал распоряжение».

В былое время герцог едва ли сумел бы ехать сквозь снег и следить за окрестностями, одновременно беседуя с бесплотным существом и собирая волю в эфире, но силы его неизмеримо возросли, и он нырнул в свой Дворец.

Тот погрузился в сумерки за последние месяцы, так как герцог все активнее прибегал к зелью, чтобы сдерживать старика. Теперь здесь было светло и чисто. А на мраморном постаменте в центре ротонды размером с ливиапольский собор Святой Софии стояла статуя женщины: почти наверняка — Пруденции. Она улыбалась.

«Это лишь видимость, — сказал Гармодий. — Но я, уходя, подумал, что ты по чему-нибудь затоскуешь. Время у меня было. Я имел доступ ко многим твоим воспоминаниям и сделал ее настолько похожей на живую, насколько посмел».

Габриэль посмотрел на настенные символы.

«Я вижу более пятисот потенциальных заклинаний», — проговорил он.

«Я предоставил тебе все, что мы знаем».

«Ты пугаешь меня, старик. Мне, верно, следует выпить отравы, чтобы ты сгинул».

«Послушай, мальчик. Пожив у тебя в голове, я столько узнал, что не стал бы... еще чего! Достаточно сказать, что я в любой момент мог завладеть твоим мировосприятием. Но зачем? Я этого не сделал. Подумывал, но — не сделал. Есть вещи, до которых даже я не унижусь».

«Ты не хочешь стать Шипом».

«Даже Шип не хотел стать Шипом. Этот несчастный урод становится оболочкой — орудием».

«Чьим?»

Снова пауза.

«Объяви привал», — велел Гармодий.

Герцог собрал вокруг себя все войско, и вскоре снег был утоптан копытами. Затем лошадей сбили в плотный табун на окраине ельника, который защитил их от ветра. Стоял такой холод, что перехватывало дыхание, а под кронами древних деревьев завыли шакалы. Лошади нервно перетаптывались.

— Пойдем-ка дальше, — сказал граф Зак. — Слишком холодно для стоянки.

— Погоди, — отозвался герцог.

Мелкими рывками температура повысилась.

Воздух прогрелся достаточно, чтобы дышалось легче, и вскоре солдаты уже стягивали рукавицы и снимали с лошадей вещмешки.

«Я и не знал, что чары на это способны», — признался герцог.

Гармодий рассмеялся.

«Веришь мне, значит?» — спросил он.

Герцог отвесил поклон, оставаясь в своей личной ротонде — прекрасной и чистой.

«Не целиком и полностью, Гармодий, но достаточно, чтобы насладиться этой минутой и с известным смирением принять твое поучение. Я хочу попробовать еще».

«Еще?»

«На шакалах».

«Ну и чудной же ты человек».

Он усыпил их, чтобы не дали деру. Затем и вокруг них повысил температуру.

«Я чувствую некоторое родство с ними», — заявил герцог.

Утром отряд герцога прибыл на берег Вьюна, где обнаружил остатки лагеря: срубленные деревья, завал из гальки и лапника, окруженное частоколом убежище. На треть пути через Вьюн протянулась каменная опора моста, а куча обломков моста ледяного наглядно свидетельствовала, что здесь была переправа.

Герцог поскреб двухдневную щетину. Он посмотрел на Зака и повел плечами.

— Мэг построила им мост. Я это чувствую. Она заморозила реку, и армия перешла.

— У нас кончились припасы, — сказал Зак.

— Значит, нужно догнать их сегодня, — заявил герцог и махнул рабочей рукой.

Вьюн застыл; энергия разошлась со скоростью плывущей выдры, и на черной воде появился лед.

— Выдвигаемся! — крикнул герцог, пришпорил своего черного скакуна и погнал его к берегу.

Шестьдесят человек, сто двадцать пять лошадей. Переход совершился за считаные минуты, и герцог снял чары.

— Мать-перемать, ну и нагнал ты страху, — оскалился граф Зак. — Рад, что ты на нашей стороне.

Герцог был бледен.

— Вряд ли я сейчас нагоню страх, Зак. Не то самочувствие. Едем.

Они настигли армию на закате, когда уже продрогли вконец и припрятанный кусок сухой колбасы шел за тот же вес в золоте. Лошади страдали от жажды; две уже пали и были оставлены шакалам и волкам — теперь и старшие братья шакалов следовали за отрядом.

Зато армия расположилась в древнем легионерском форте за четырьмя прочными земляными стенами, которые отчистила от снега за последний час. Палатки заливал оранжевый свет от горящего торфа, который вырубили из почвы топорами. В таких старых фортах часто встречались груды камней — готового материала для укрытий и очагов.

Полвойска заготавливало дрова, и склоны звенели от стука топоров.

Герцог спешился на центральном проезде и угодил в объятия Плохиша Тома.

Ему не понадобилось и минуты, чтобы оценить ситуацию.

Он подмигнул Рэндому, сидевшему по другую сторону огромного костра, который освещал командный пункт. Ему сразу здорово полегчало — хватило того, что его окружали друзья. Общение с Гармодием изрядно утомило герцога.

Потому что старый магистр порядком его напугал. «Он может завладеть мною в любой момент, а я и не узнаю».

Однако в тепле и среди друзей такая перспектива не показалась уж очень скверной. Он ознакомился с действиями Тома и одобрил их.

— Если прорвемся, то завтра к заходу солнца будем в Осаве, — сказал Рэндом.

Герцог огляделся по сторонам:

— Что ж, тогда поспим, сколько удастся.

— Ты вступил в бой? — спросил Том.

Головы повернулись — люди уставились на своего капитана или Мегас Дукаса.

— Не совсем, — ответил герцог.

Граф Зак рассмеялся:

— Он поехал один, в самую гущу, и вызвал Деметрия на поединок. О, вы бы его видели!

Плохиш Том сверкнул глазами на капитана:

— Но боя не было?

Теперь рассмеялся сэр Майкл.

— Разве? Он высадил из седла дядю Деметрия и взял его в плен на глазах у всего воинства!

Плохиш Том усмехнулся.

— Ты чокнутый. Но ты сливаешь все порядочные схватки, а это вождю не к лицу.

— Том, я хотел взять пленного высокого ранга, — сказал герцог. — Только и всего.

Граф Зак расхохотался.

— Вздор, начальник! Хочешь драться — выезжай и дерись!

Том скрестил руки.

— Галлейцы все равно дадут нам бой.

Герцог поднял руку.

— Нет, если мне удастся этому помешать. Я подарю им золотой мост — пусть идут к своим лодкам.

— Что?! — взревел Том.

— Хорошая тактика, — заметил Зак.

Лицо Тома исказилось от досады.

— Он лишает войну всякой прелести! — посетовал он.

— На турнире я рад угодить джентльмену, — сказал герцог. — Но это война. И если галлейцам хочется воевать, то мы хотим, чтобы они отправились домой, а мы сберегли для императора меха.

Сэр Георгий порылся в бороде. Все они были грязные, никто не стал переодеваться на таком лютом холоде.

— Не в обиду будь сказано, но говорят, что наемники уклоняются от боев, — заметил он.

Герцог пожал плечами.

— Изюминка! Мы сможем показать этим морейским господам что-нибудь скромненькое?

— Что угодно, — улыбнулась она. — Чего тебе хочется?

Герцог обнажил меч, и Изюминка вынула свой.

— Ты смотришь, Георгий?

Он плавно вскинул острое лезвие двуручного меча, а клинок Изюминки двинулся вниз, чтобы отбить его, но оно поднырнуло и чуть коснулось кончиком ее груди.

— Уклонился ли мой клинок от ее? — спросил герцог.

— Победа лучше, — сказал сэр Георгий.

— Большинство воинов — дилетанты. Не удивительно, что им угрожают те, для кого война стала профессией. Нам не нужна отвага как таковая. Все, что нам требуется, — победа. Других соображений нет, и нам одинаково платят и за потерю половины войска, и за его сохранность. Спасибо, Изюминка. — Герцог кивнул окружившим костер мужчинам и женщинам. — Идите спать. Как бы я ни старался, днем желание Тома может сбыться.

К полудню разведчики Гельфреда установили местонахождение галлейцев. Зак взял оба эскадрона вардариотов, оставив лишь горстку для охраны запасных лошадей, и они выступили на север. Снегопад скрыл их, а войско, все на конях, рысцой направилось по берегу незамерзшего озера. Дорога была широка и вымощена здоровыми булыжниками, так что и снег не стал помехой быстрой езде.

Они видели дым, который поднимался в десятке мест.

К середине дня два воина Зака доложили, что галлейцы движутся к своим лодкам. Пришедших из-за Стены с ними нет, а южные хуранцы, которые живут в селениях близ северного морейского аванпоста, подгоняют галлейцев на каждом шагу.

Герцог несколько часов терпел растущую злобу Тома. Затем расхохотался:

— Отлично, Том! Бери людей и расквась галлейцам их шнобели! — Он подался вперед. — Постарайся взять пару пленных, если не сильно затруднит.

Том просиял, как светильник, заправленный свежим маслом. Он забрал четверть отряда сэра Йоханнеса, четверть людей Изюминки и еще десяток лучших рыцарей, включая сэра Гэвина, госпожу Элисон, сэра Майкла, сэра Алкея. И всех погонщиков.

Они помчались на север под прикрытием легкой кавалерии графа Зака.

Армия продолжила путь, переходя с рысцы на шаг и обратно. Было холодно, а скорость означала больший риск — многие воины промочили ноги, а иные взмокли от нагрузки да побывали в ручьях, которые пересекали без обычных мер предосторожности.

Йоханнес ехал рядом со своим капитаном.

— Чего мы добиваемся? — спросил он.

— Славы? — повел бровью герцог. — Денег?

— Опять ты лопаешься от самодовольства, — буркнул Йоханнес.

— Тебе не приходит в голову, что лет через пятьсот о нас сложат песни?

— Тишина! Исполняется «Песнь о Красном Рыцаре и бое, которого не было»! — со смехом отозвался сэр Йоханнес. — По-моему, это твой лучший подвиг — захват обоза Деметрия. Гениально! Но зачем давать волю Тому?

На горизонте смутно маячила башня Осавы.

— Потому что, если я не поберегусь, он будет неуправляемым зверем всю зиму, — сказал герцог. — А так он забрал с собой половину себе подобных, и они схватятся с галлейским арьергардом... Йоханнес! Какого дьявола понадобилось галлейцам в Новой Земле?

Йоханнес какое-то время ехал молча.

— Я думал, ты знаешь сам, — ответил он наконец. — Вот дурень. Ты казался отлично осведомленным.

— Поступали донесения. Жаль, что императорские шпионы не дотянулись до Галле, — сказал герцог. — Жаль, что у меня нет своих, и будь я проклят, Йоханнес, — я ими обзаведусь! Но ты спросил, чего я хочу. Я хочу выяснить, что происходит, доставить Джеральду его меха и сэкономить наше жалованье. И выбраться к черту из Мореи, пока она не сожрала нас заживо.

Плохиш Том взял треть лучших воинов и лучников. Он собрался задать пришедшим из-за Стены с их знаменитыми союзниками такого жару, что только перья полетят.

На севере и западе от него вардариоты вступили в первую схватку с хуранскими арбалетчиками и потеряли человека. Стефан Друз — худощавый верзила, похожий на монаха и с подходящей к образу бородой, отсалютовал стальной булавой и скорчил рожу.

— Нам не соперники, милорд, — сказал он Плохишу Тому. — Пехота со здоровенными арбалетами.

— Отлично, старина! — ухмыльнулся Том. — Оставайся на фланге!

Он двинул людей вперед, срезая направо угол через заснеженные поля пришедших из-за Стены. Погонщик и его сородичи хорошо знали этот край: Зеленые холмы находились сзади, а Стена — непосредственно слева. Он торговал здесь скотом — здесь же его и добывал. Пришедшие жили за Стеной, но являлись южными хуранцами и не были ничьими вассалами.

Ехавший рядом Ранальд покачал защищенной шлемом головой:

— Герцог говорит, что с ними галлейцы — тяжелая кавалерия и вымуштрованная пехота в прочных доспехах...

— Хватит гундосить, браток. Давай разомнемся.

Плохиш Том всматривался в далекую лесополосу, понимая, что уже совершил ошибку, позволив своим конным разведчикам, которые рвались в бой, обогнать его внушительную колонну.

Он увидел арбалетчиков раньше, чем они выпустили стрелы.

— Бей, пока не разбежались! — крикнул он и погнал коня вперед.

Хуранцы сломались, как только подоспела его кавалерия. Лес стоял слишком редко, чтобы задержать лошадей, и была зима. Они бросились в лес, и рыцари с тяжеловооруженными всадниками пустились в погоню.

Ранальд располагал лучниками под началом Барана и Длинной Лапищи и дюжиной бывалых бойцов в доспехах, которые позволяли назвать их тяжеловооруженными.

— Поднять забрала и наблюдать за флангами, — скомандовал он. — Мне это не нравится.

Том и его всадники пересекли огромное снежное поле и скрылись в лесу. На юге и на севере виднелись вардариоты в красном, которые трусили по снегу и присматривали за флангами.

В общей сложности у них было шестьдесят человек. Ранальд махнул своим, чтобы пошевеливались, он боялся и потерять связь с кузеном, и напороться на засаду.

— Осторожнее! — подал голос де Марш.

Неприятельская конница — рыцари, судя по виду — рассредоточилась до тонкого слоя, как масло на хлебе, и каждый пробирался сквозь чащу сам по себе. Строй матросов де Марша истончился до двух шеренг за невысокой баррикадой павших деревьев. Они наблюдали, как мимо бегут хуранцы.

Как и было условлено.

— Готовьсь! — вскричал де Марш.

Вражеский командир, огромный детина, поднял на дыбы своего черного мерина.

— Пли! — крикнул де Марш, и сорок арбалетов дали залп.

Последствия оказались не столь разрушительными для рыцарей, как можно было ожидать, но богатырь рухнул, а его конь забился, окрашивая снег красным.

— Рассредоточиться!

— Так хочет Бог! — выкрикнул Черный Рыцарь и возглавил атаку дюжины своих тяжеловооруженных всадников.

Плохиш Том целиком и полностью осознал свою глупость еще до того, как увидел поваленные деревья. Притворство не было ему свойственно — он попался.

При виде галлейцев он поднял коня на дыбы. Они казались профессионалами...

«Проклятье, я любил эту животину», — подумал он, когда в мерине засело шесть стрел. Конь рухнул, уже смертельно раненный.

Том откатился; доспехи повредили ему больше, чем падение. Он встал и обнаружил, что меч на месте.

У них была кавалерия.

Том покачал головой, дивясь своей дури под боевые возгласы вражеских рыцарей.

Затем улыбнулся. Все же война, как-никак!

К нему на помощь направился Фрэнсис Эткорт, легко узнаваемый по красному плюмажу. Слева приближались вражеские всадники, кони у них были возмутительно хороши и замечательно подходили для сражения в глухомани. Эткорт присоединился к троим тяжеловооруженным конникам, передвигавшимся легким галопом.

Том с серьезным удовлетворением наблюдал, как они берут копья наперевес и группируют людей, переходя от растянутого строя, предназначенного для погони, к плотно сбитому отряду в пятидесяти конских скачках.

Галлейцы — он предположил, что это галлейцы, — нанесли удар. У них было с дюжину рыцарей, и в миг атаки сэр Фрэнсис Эткорт и один из немногих в отряде галлейцев-всадников, Филипп ле Боз, аккуратно выбили соперников из седла. Крис Фолиак заколол коня противника, а потом, подло взмахнув копьем, как шлагбаумом, сбросил еще одного галлейского рыцаря. Но сэра Джона Гейджа сшиб наземь такой же бугай, как Том.

Фолиак, боец осторожный и хитрый, не стал придерживать коня. Он прорвался, бросил копье и помчался обратно на юг, подальше от схватки.

Эткорт замешкался, и его вмиг окружили. Трое перехватили у него поводья и сдернули наземь.

Филипп ле Боз изловчился поразить врага кинжалом, а конь его, благо был больше — или опытнее, — вынес его из людской каши. Увидев Тома, он устремился к нему...

Двадцать стрел вылетело одновременно, и Боз умер сразу.

Другие всадники Тома неслись на север. Он различал голос сэра Майкла. Один из вражеских рыцарей поднял забрало и указал на Тома копьем.

— Сдавайтесь, — велел он.

Том рассмеялся.

— У нас заведено сначала подраться, — ответил он, жалея, что у него нет топора.

Галлеец не замедлил атаковать, и его огромный скакун взметнул комья снега в неподвижный воздух. Острие копья опустилось пикирующим соколом, а Том распрямился и укоротил его на три фута. Ударом слева он выхватил из коня шматок мяса, и животное, обезумев от боли, развернулось.

Том ударил снова, не обращая внимания на седока, и рубанул коня по ляжке.

Тот рухнул.

На Тома напал второй галлеец.

Плохиш Том сменил стойку в ожидании копья, но противник видел, что он сделал, и копье опустил не сразу, а в последний миг, как только подлетел поближе.

Том отбил его в сторону, рубанул по шее коня и повалился с ног, когда наездник развернул того вправо. Но удар попал в цель — конь пошатнулся и упал.

Том встал.

Копье молнией врезалось ему в бок и пробило кольчугу. Он споткнулся.

— Так хочет Бог! — взревел галлеец, прогромыхав мимо.

Он развернул коня и снова пошел на приступ, теперь вооруженный длинной стальной булавой.

И выполнил правой рукой ожидаемый мощный заруб, а Плохиш Том принял его на меч и пошатнулся от голой силы неприятеля, но не настолько, чтобы удар не соскользнул с его клинка, как дождь с крутой крыши, и тут же нанес ответный по движущемуся мимо коню. Он снова попал, и животное заржало.

Рыцарь осадил коня. Приближались арбалетчики.

— Это же просто скотобойня, — возмутился он.

— Слезайте с коня — устроим людобойню, — ответил Плохиш Том.

— Вы хороший боец. Могу я узнать ваш титул? — осведомился вражеский рыцарь.

— Я сэр Том Лаклан с холмов, — представился Плохиш Том.

— Я сэр Хартмут Ли Оргулюз, — назвался тот и выдержал паузу. — Черный Рыцарь.

Том покачал головой.

— По-моему, вы ждете своих арбалетчиков, чтобы убили меня.

— Разумеется! — рассмеялся сэр Хартмут. — Почему бы и нет? Честных боев не бывает!

Том бросился на него.

— Лакланы за Э! — проревел он и побежал со всей скоростью, какую позволяли израненные бедра.

Однако сэр Хартмут дал ему сделать всего два шага и тронул коня. Булава Черного Рыцаря опустилась — меч Тома взлетел.

Оба попались на крючок, а потому и ударили оба.

Том принял удар левым наплечником и грянулся оземь.

Сэр Хартмут принял выпад Тома на нагрудную пластину и вылетел из седла. Разница была в том, что сэр Хартмут поднялся целый и невредимый — пострадало только его достоинство.

Плохиш Том заработал серьезнейшее ранение в жизни.

Ранальд въехал в лес прогулочным шагом, его лучники сбились в кучу позади. Теперь он слышал шум битвы с трех сторон. Но деревья мешали обзору даже голые по зиме, и Ранальд не понимал, что происходит.

Он услышал боевой клич Тома и двинулся на него, однако и тут не отбросил осторожность. Подняв забрало и посматривая по сторонам, он перешел на рысцу.

Сперва он увидел арбалетчиков, а следом — Тома, одинокого, опустившегося на одно колено.

Ранальд крикнул Длинной Лапище:

— Прикрой меня!

Большинство лучников уже посыпалось из седел. Слуги хватали коней под уздцы, а лучники вскидывали и натягивали луки.

Ранальд выхватил копье из гнезда у правого стремени и пришпорил скакуна.

Он заметил, как справа сверкнул на зимнем солнце металл.

Там было три рыцаря — навскидку он понял, что все они не из наемной дружины. Они стояли между ним и его кузеном.

Он устремился к ним, опустив забрало на скаку, и вся четверка сорвалась в галоп — без всяких каверз в снежном лесу.

В шести скачках от преследуемых Ранальд сменил мишень. Его конь грациозно перешел на скрестный шаг, отклонившись на ярд от прямой, а Ранальд подался вперед, как на харндонском ристалище, и его противник отправился в полет. В нагрудную пластину ударило копье, но не ужалило — острие проехалось по V-образной выпуклости и улетело за правое плечо, сорвав наплечник, но в остальном не причинило вреда.

Ранальд не повернулся.

В десяти ярдах позади него Крис Фолиак вышиб из седла второго всадника, но после этого его конь поскользнулся и рухнул, подняв фонтан из снега и палой листвы.

Ранальд мчался к кузену.

Том стоял на колене, не в силах подняться и защищаясь обеими руками. Дюжий рыцарь — не меньше, во всяком случае, самого Тома — снова и снова бил булавой; затем он помедлил и метнул ее, как молнию.

Том пропустил удар, и оружие врезалось в забрало, сминая его.

Огромный рыцарь обнажил меч, и тот взорвался пламенем, а арбалетчики выдали себя воплем.

«Господи, сколько же их», — успел подумать Ранальд.

Длинная Лапища оказался на расстоянии выстрела, и первая стрела впилась в арбалетчика.

Ранальд слышал, как позади него рубится на мечах Фолиак.

Теперь бои завязались по всему лесу: вардариоты нахлынули с флангов, и он вдруг понял, что победа будет за ним. Но сперва ему предстояло избавить кузена от великана.

Ранальд сделал выпад копьем, метя в спину большого рыцаря, но тот в последний миг изогнулся змеей. Удар попал в цель, но противник непонятно как остался цел.

Зато огромный пылающий меч не коснулся Тома, и тот кое-как встал, а Ранальд пролетел мимо, что было силы осаживая скакуна.

Том ударил снизу, и Черный Рыцарь презрительно снес половину его клинка.

Том шагнул в сторону и метнул, как топор, оставшийся обломок в Черного Рыцаря, которому пришлось попятиться и парировать. Обломок со звоном ударился о навершие меча.

Том обнажил кинжал.

Наемное войско извергло лавину стрел. Враг устоял и ответил залпом из арбалетов.

Черный Рыцарь воздел свой горящий меч...

— С дороги, кретин! — взревел Ранальд и оттолкнул кузена бедром.

Он нес огромный топор — на длинной рукояти и с бородкой настолько длинной, что у нее была собственная головка; гигантская штуковина, стальной полумесяц на пятифутовом древке. Этот топор изготовил ему мастер Пиэл.

Том рухнул на колено.

Ранальд прикрыл кузена, и Черный Рыцарь обрушил на него мощный рубящий удар — обычный, с правого плеча, но с силой боевой лошади. Ранальд отбил его, держа топор ближе к телу. Звон стали разнесся по всему лесу.

— Итак! — произнес из-под шлема Черный Рыцарь.

Ранальд шагнул мимо кузена, держа топор за собой, как длинный хвост. Черный Рыцарь не моргнул и глазом, и Ранальд нанес удар.

Клинок Черного Рыцаря метнулся навстречу топору с проворством лосося...

Ранальд крутанул огромным лезвием — его удар был обманкой. Он поразил кисть Черного Рыцаря торцовым шипом и рукоятью блокировал ему левое запястье.

Затем шагнул вперед и превратил топор в рычаг, чтобы повергнуть здоровяка наземь.

Лежа навзничь, Черный Рыцарь ударил по-кошачьи стремительно, и пылающий меч глубоко погрузился в левый наголенник Ранальда.

Тогда Черный Рыцарь уподобился акробату, выполнил задний кувырок через голову и оказался на ногах.

От боли все мысли у Ранальда спутались.

Черный Рыцарь наспех отсалютовал.

— Похоже, что ваши лучники превзошли моих, — сказал он, пятясь. — А мои союзнички, бесполезные псы, сбежали домой. Мы еще встретимся, сэр рыцарь.

Он сделал еще шаг, другой.

Ранальд хотел пуститься в погоню, но земля была залита кровью, и не только Тома.

Арбалетчики не выдержали.

Командир, человек в добротных доспехах, пытался сплотить их, пока не увидел, что приближается сэр Майкл с дюжиной тяжеловооруженных всадников и столько же вардариотов. Тогда он перебросил ногу через седло и понесся прочь.

Ранальд попытался перевязать свою рану, и к нему присоединился Фрэнсис Эткорт.

— Что с тобой стряслось? — спросил Ранальд.

— По голове ударил кто-то, — улыбнулся Эткорт. — К счастью, он не задержался, чтобы взять меня в плен. — Он посмотрел вслед галлейцам. — Кто это был? Очень, очень хороши.

— Лучше меня, — буркнул Том. — Христос воскресший, что это был за урод?

В пяти лигах к западу и двумя днями позже Плохиш Том стоял на главной башне фортификаций Осавы. Падал снежок, и Том вглядывался в озеро, словно призывая галлейцев вернуться и исполнить свой долг. Внизу, во дворе, крупнейший за двадцать лет меховой караван Мореи разгрузился и тронулся в путь, направляясь в холмы под зорким присмотром костяка имперской армии.

Плохиш Том притопнул и нахмурился.

— Выше голову, Том, — сказал герцог. — Мы найдем для драки кого-нибудь еще.

Том выругался и бросился по ступеням вниз, к коню. Герцог последовал за ним.

— Что, маневренная война? Я не дурак, ты перехитрил галлейцев, а бой им дали только в засаде. Но... — Он пожал плечами. — Война без боев? — Том буквально выплевывал слова. — И Ранальду вчера досталось все, а я проиграл. — Он потупился. — И потерял Филиппа.

Ранальда опутали чарами, перебинтовали, и он был все еще бледен. Плохиш Том приободрился. Но Ранальд стал героем дня, и Том прилюдно выразил ему благодарность.

— Ты спас меня, кузен, а этим похвастаются немногие.

Вид у Ранальда был сконфуженный.

— Я хочу еще раз встретиться с этим Черным Рыцарем. Фракейцев хитроумными маневрами не возьмешь.

Красный Рыцарь со смехом положил руку товарищу на плечо.

— Весной будет много битв, Том. Поэтому отправляйся домой и поднимай свою пехоту. Приведи всех танов и мужиков, каких соберешь, и гони все стадо в гостиницу, в Дормлинг, когда дороги замерзнут. А всю оставшуюся зиму лечись. Ты ранен.

— Так оно и есть.

Том мог ходить, но бедра ныли; мог двигать правой рукой, но левая — даже после мощной ворожбы — казалась ледяной.

— Ты мне приказываешь? — набычился Том.

— Нет, — покачал головой герцог. — Вовсе нет. Я прошу: как Мегас Дукас — гуртовщика.

— Видит око, да зуб неймет, — кивнул Том. — Но я пойду. Без гуртовщика не обойтись. И я буду там, если смогу.

— Змей поможет, — сказал герцог.

— Надеюсь, пособит мой кузен. — Том повернулся к Ранальду.

Герцог вздохнул.

— Том, Ранальд может склониться к поездке на запад в Лиссен Карак. Леди Мэри удалили от двора, и сейчас она едет вдоль Альбина в монастырь встречать Рождество. — Он протянул Ранальду депешу и улыбнулся. — Хорошо, когда есть шпионы! Мне будет этого не хватать. На колени, Ранальд.

Тот поднял глаза.

— Зачем? — спросил он и посмотрел на грязный снег. Было холодно, а нога болела.

— Затем, что так положено при посвящении в рыцари, — ответил герцог.