ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
ЛИВИАПОЛИС — ПРИНЦЕССА
Леди Мария стояла в неофициальном тронном зале со свитками в корзинке для рукоделия.
— Мегас Дукас, очевидно, направляется домой, — сказала она. — Он передает, что вернется через неделю. — Она подняла глаза. — Он поручает вам подготовиться к Рождеству.
— Мой отец остается в заложниках? — спросила принцесса.
— С ним обошлись очень дурно, — сказала леди Мария. — Мегас Дукас просит вас не отчаиваться. Он говорит, что императора перевезли подальше в горы.
— Что?!. — простонала принцесса.
Она отвернулась и залилась слезами.
Действующий спатариос Черноволосый шагнул вперед.
— Что случилось? И где?
Мария развернула карту.
— Все чертовски запутано. Мегас Дукас отправился на запад, дошел почти до Зеленых холмов и опередил Андроника на пути в западную Фраке. Он победил Деметрия, тот отступил. Андроник собрал армию, а потом распустил.
— Естественно, — кивнул сэр Джордж Брювс. — У него не было обоза.
— А у нас был! — возликовал Черноволосый.
Леди Мария позволила себе чуть улыбнуться.
— Был.
Брювс присвистнул.
— Выходит, меха на самом деле ничего не значили!
Леди Мария повысила голос, чтобы услышала принцесса, которая горевала на троне.
— Нет, джентльмены. Костяк армии продвинулся вдоль озера на север и, очевидно, сопроводит меха на юг. — Она пробежала глазами четвертое донесение. — Здесь говорится, что на Внутреннем море стоят галлейские войска и наш Мегас Дукас ожидает, что они отступят при виде наших знамен, но мне слабо верится, что на озере есть галлейцы. На пороге зимы? Об этом писали, но мне продолжает казаться, что здесь какая-то ошибка писца.
— Он же сказал, что идет на восток! — проговорила принцесса.
Сэр Джордж Брювс прикусил язык. Он выдавил улыбку и произнес:
— Так или иначе, кампания замечательная. И нас ждет славное Рождество.
Далеко-далеко на севере сэр Хартмут скорбно взирал на свои галеры, входившие в неспешный снегопад. Устье озера уже подернулось льдом, который придется взломать.
Они сожгли два поселка плетневых хижин и домиков из шкур. Он больше не мог демонстрировать свою военную мощь и был вынужден отступить, когда на южных холмах появилось войско — великолепное войско.
— Три переплетенные восьмерки, — сказал он де Маршу, встряхнув головой. — Кто это был?
Де Марш застонал.
— Известна ли вам история о королевском походе на Арелат?
Сэр Хартмут оглянулся на снегопад.
— Тот самый капитан? Ах, мастер де Марш! Мне придется употребить силу, чтобы научить его манерам. Тогда я завоюю любовь короля. — Он повращал затекшим плечом. — У них была хорошая тяжеловооруженная конница. Не хуже моей.
— Вы не потеряли ни единого человека, а я лишился шестерых матросов. — Де Марш был сыт войной по горло.
Сэр Хартмут пожал плечами.
— Судьба. Если бы их конные лучники налегли посильнее, нам всем пришел бы конец. Я признаю, что засада была бессмысленным фанфаронством.
Де Марш выдохнул воздух, которого набрал полную грудь, собираясь высказаться откровенно. Вместо этого он спросил:
— Полагаю, на зиму с операциями покончено?
— Вы хотите сказать — если льды не раздавят нас, как жуков? — отозвался сэр Хартмут. — Не поплывете же вы в эту пору домой?
— Христос распятый! — воскликнул де Марш. — Нет, милорд, не поплыву. Я вытащу корабли из воды, поставлю на распорки и, может быть, даже сооружу навесы, если позволит погода.
— Замечательно. А мы займемся обучением аборигенов. Им предстоит многое от нас перенять, — сказал сэр Хартмут. — Мы дадим им урок отваги.
Де Марш знал, что после двух дней бесплодной битвы две трети пришедших из-за Стены покинули их, оставив ждать морейского нашествия только галлейцев да горстку их стойких приверженцев. Они, по меркам пришедших из-за Стены, оказались исключительно преданными союзниками, которые продолжали сражаться и после того, как превосходство морейцев и южных хуранцев сделалось очевидным.
Но он посмотрел на сэра Хартмута и промолчал.
ЛИВИАПОЛИС — МАСТЕР КРОНМИР
Ему редко приходилось ездить на таком холоде. Кронмир лишился левого мизинца, как только нашел врача, а чтобы отогреться, ему потребовалось три долгих дня, несмотря на систему отопления просвещенного Ливиаполиса.
На сей раз мастер Кронмир представился богатым купцом и снял комнаты в гостинице «Серебряный кубок», где часто селились этруски и другие чужеземцы.
Армия еще не вернулась в город, и он отправился по делам сразу, едва согрелся и ощутил себя в безопасности. Полдня он делал покупки — просто чтобы увериться в отсутствии слежки, а потом навестил своих лучших агентов и оставил им рождественские подарки: амулеты от Аэскепилеса. А также шифрованные инструкции, как ими пользоваться, вкупе с сердечными пожеланиями счастья в Новом году, после чего осторожно начал зондировать почву на предмет недовольных среди моряков-новобранцев на процветающей ныне военной верфи.
Вольнодумец оказался дураком, причем дураком опасным, зловредным — худшая разновидность агента. Но Кронмиру не приходилось выбирать. Он воспользовался первым попавшимся орудием. И встретиться с недоумком Сни предстояло лично, так как он не мог довериться связному из тех, кого используют втемную, — а это было опасно. Кронмир рисковал. И он, в отличие от многих, понимал, куда приведет эта дорожка.
ЮГ Н’ГАРЫ — НЭТ ТАЙЛЕР
Тайлер покинул замок Сказочного Рыцаря на заре, хорошо понимая, какой его ожидает путь. Не было силы, способной его удержать, и он не то чтобы бежал — шагал свободно, не подпадая под влияние магии этого логова. Когда он пересек его не вполне различимый священный рубеж — границу хозяйской власти, то увидел в кружащем снегу мотыльков: сто или больше, вяло порхавших среди деревьев на лютой стуже, подобно безголовым снежным совам. Ему не понравилось такое знамение, и он невзлюбил их еще сильнее, когда два последовали за ним.
Возможно, ему помогло то обстоятельство, что его не особо заботило, жив он или мертв.
Когда-то раньше он понял бы меру личной вины в случившемся, но у него было много недель на пересмотр своей версии событий, и к тому времени, когда снег заскрипел под его ногами, обмотанными сыромятными ремнями, которыми пользовались пришедшие из-за Стены, он больше не думал ни о Бесс, ни о том, как долго ее любил. Он прочно сосредоточился на никчемности младшего поколения повстанцев, ни один из которых не пожелал его сопровождать.
«Я освобожу бедных сервов, если придется сделать это самому, — сказал Тайлер. — Чума на Билла Редмида и эту шлюху!»
Он устроил себе день гнева, затем — второй. Зимой гнев полыхает ясно и чисто. И погода держалась подходящая — тоже ясная и холодная, да, но без внезапных оттепелей, способных убить одинокого путника. Тайлер, хотя его пожирали ревность и ярость, был не дурак и разбивал лагерь рано, собирая горы хвороста и валежника — не так уж трудно при четырехфутовом слое снега. Он устраивался под поваленными елями или возводил из лапника шалаши, и он тащил с собой сани от пришедших из-за Стены, на санях можно было лежать, соорудив солидное ложе из шкур. Дерево саней, слои меха и тепло костра поддерживали в нем жизнь; каждое утро он поджаривал ломоть мороженого бекона и готовился к новому дню. Он полагал, что если ему повезет, то переход через земли Диких займет дней пятнадцать; у него кончатся припасы, и он впадет в отчаяние, как раз когда перед ним предстанут сельские окрестности Альбинкирка.
Так долго протянуть будет чудом. Но он не мог оставаться там и смотреть, как последние повстанцы предают все, за что боролись. Недалек тот час, когда они сделают Билла Редмида лордом и пойдут в услужение к Сказочному Рыцарю.
На третью ночь пути он подстрелил оленя из лука и пошел по кровавому следу через кряж. Лагерь разбил поздно и был не так осторожен, как мог бы, — тревожился в первую очередь, что в луке что-то надломилось, когда он на холоде натянул тетиву. Он суетливо собрал хворост и взмок в своих одеждах, за что и поплатился во мраке ночи, когда липкий пот превратился в ледяную воду.
Но кромешная тьма застала его за жаркой оленины перед приличным костром, и он соорудил хороший шалаш под прикрытием мертвого дерева, которое повалилось в бурю. Вывернутые корни образовали заслон и навес, нагруженные камнями, которые при падении запросто проломили бы ему череп. Однако места оказалось достаточно, чтобы поставить маленькие сани, и Тайлер уселся на них, поедая оленину и прихлебывая кипяток.
Он услышал хруст шагов, когда уже было поздно. Он встал, гадая, кто или что разгуливает в такую погоду, в такое время года, и тут возник мужчина — высокий и стройный, с густыми белыми волосами, забранными в хвост и перехваченными оперенным ремешком. На незнакомце был тяжелый балахон из беличьих шкурок — черный, как окружающая ночь, и он держал посох, на вид — железный. Перчаток не было.
— Можно приютиться у твоего костра? — спросил гость.
Нэт Тайлер не первый день странствовал по свету. Он положил руку на эфес меча и сказал:
— Ты не человек, тебе мой костер не нужен. Чем бы ты ни был — если ты гость, то дай гостевую клятву.
Незнакомец в черном поклонился.
— Ты мудр. Я не сделаю зла этому костру — точнее, тому, кто его развел, — проговорил он.
Тайлер кивнул:
— У меня есть сассафрасовый чай, если угодно.
— Ты знаешь, кто я такой?
— По мне, так смахиваешь на Шипа, — ответил Тайлер.
Гость поднялся и поклонился снова.
— Ты и правда мудр. Умнее твоего товарища, который меня предал.
Не снимая рукавиц, Тайлер скрестил пальцы.
— Мы больше не друзья с Биллом Редмидом, колдун, но он тебя не предавал. Тебе захотелось господства. А мы не желаем, чтобы кто-то один властвовал над другими. Мы были союзниками. А ты — не очень-то.
Шип пристально смотрел через костер.
— Тем не менее ты уходишь от Редмида. И строишь собственные планы.
— Это так, — признал Тайлер.
— Я мог бы тебя использовать, — сказал Шип.
Тайлер осклабился в беззубой улыбке.
— Конечно, колдун. Я хорошо представляю, как бы ты это сделал. Но я предпочитаю не быть использованным.
Шип печально рассмеялся.
— Ты смелый плут, а я отвык от таких разговоров. Чего ты хочешь за исполнение моей воли?
Тайлер набрал в грудь воздуха и очень медленно его выпустил, глядя, как тот превращается в белый туман. Он задался вопросом, сколько вздохов ему осталось.
— Вряд ли у тебя есть что-нибудь из того, что мне хочется, — ответил он.
— А если я скажу, что твоя Бесс любит Билла Редмида только из-за чар, которые навел на нее повелитель ирков? И на твоего друга — тоже? Они марионетки и вообще не поступают по своей воле.
Хрустнул сучок. Послышалось ворчание, весьма похожее на звериное, и Тайлер встал и обнажил меч — абсурдный жест, коль скоро он сидел напротив неподвижного Шипа.
В круг света вплыла третья фигура.
— Недобрая встреч-ч-ча у кос-с-стерка, нарушитель границ. — Клыки Тапио сверкнули, как железные. — Кому, как не тебе рас-с-суждать о марионетках. У тебя с-с-странные гос-с-сти, друг.
Шип повернул голову.
— Тапио. Ты очень глуп, раз вышел за круг своей силы.
— А тебе не кажется, нелюдь, что и ты изрядно удалился от своего? — Ирк непринужденно стоял на снегу.
Шип поднялся и развернулся к нему лицом, держа перед собой посох.
— Уладим наш спор? — предложил он.
Ирк пожал плечами.
— Мне будет жаль убить этого человека — моего друга и гостя.
Шип не шелохнулся, даже не моргнул. Оболочка Знатока Языков служила ему идеальным плащом — выглядела как человеческое тело, но имела тысячу карманов с сюрпризами.
Он вынул один и метнул.
Тапио отбил его движением брови.
— Я могу помочь тебе, Шип, — сказал он.
— Помочь? Мы враги! — возразил Шип, творя колдовство потоньше.
Тапио вновь шевельнулся, и пролетел ветерок; огонь вспыхнул, а чары Шипа беспомощно рассеялись среди звезд.
— Я отрабатывал это тысяч-ч-чи лет, — прошелестел Тапио. — Нам незач-ч-чем враждовать.
Посох Шипа затрещал и исторг волну зелени пополам с чернотой — похожую на плесень, в крапинах. Она прошла сквозь Тапио, и тот исчез.
— Намного проще, чем полагается, — заметил Шип. — Я даже победе не доверяю.
— Значит, ты поумнел, Шип. — Казалось, сам воздух заговорил голосом Тапио. — Мастер Тайлер, я прибыл освободить тебя из этой... с-с-сети.
— Ну да, этот злобный карлик превратил твою возлюбленную в потаскуху, поссорил тебя с другом, а теперь явился помочь, — подхватил Шип.
В холодном чистом воздухе разлетелся смех ирка.
— Злобный карлик! Ах, бедный мой друг. От тебя разит Эш-ш-шем.
Шип шевельнулся, а ирк вдруг проявился в зеленоватом свете. Выстрелил посох Шипа — вспышка, еще одна; раздался звук, похожий на далекий громовой раскат, и дерево позади Шипа взорвалось и разлетелось на тысячу щепок, включая довольно крупные. Одна пронзила человекоподобную оболочку Шипа. Но это была лишь оболочка, а не человек, и Шип, не обратив на рану внимания, повторил ворожбу — на сей раз сам воздух обрел прозрачность, и Тайлеру стало не вздохнуть, он мог лишь смотреть. Казалось, что двигался только Шип, и языки его темного пламени лизали силуэт ирка... а потом что-то лопнуло. Тайлеру почудилось, будто весь мир на миг замер, и вдруг он остался один у костра, задыхающийся, с сердцем, готовым выпрыгнуть из груди.
Далеко на востоке — наверное, милях в десяти, в волнистых холмах, где он совершил переход по пути из бедствующего Лиссен Карак, — раздался рокот, как будто сошла лавина, и зеленоватая вспышка сопроводилась чередой бледно-лиловых, а потом грянул гром — трах, трах! — и донесся грохот, как будто шаги огромной армии на марше.
Тайлер подбросил сучьев в огонь. Дрожа, он запахнулся в одеяла; дальше сидел, положив на колени меч. Он с полным на то основанием считал, что тот не поможет ему разобраться ни с кем из врагов, но с оружием наготове было уютнее.
Далекий гром насмехался над ним. Тайлер обдумывал слова Шипа. Представлял околдованную Бесс в объятиях Редмида.
«Ладно, я им еще покажу».
Он снова подбросил хвороста, а потом вернулся Шип — так и проткнутый еловой щепкой.
— Я покажу тебе секрет, — заявил колдун, подкрепив слова жестом.
— Не нужны мне твои секреты, — сказал Тайлер. — Ты расправился с ирком?
— Конечно. Что за дурацкий вопрос? Послушай, дружище. Ты здесь околеешь. Или на следующем привале, или через один. Зима — это враг посерьезнее, чем Тапио и Шип, а у тебя нет ни закалки, ни опыта. Я тоже желаю смерти королю Альбы — так давай же я помогу тебе выжить, чтобы ты с ним покончил.
Тайлера сковал холод. Бывает, что выхода нет, даже если понятно, что тобой манипулируют. «Плыви по течению».
— Хорошо, — сказал он и изобразил храбрую улыбку. — Я буду держать ухо востро. Всегда говорю, что плетью обуха не перешибешь.
Ему показалось, что человеческая оболочка Шипа поморщилась.
— Да, — согласился тот. — Идем.
И протянул руку.
— Мне нужно взять пожитки, — сказал Тайлер.
Лицо Шипа осталось бесстрастным.
— Ладно.
Тайлер собрал одеяла и остатки еды, включая ломти мороженой оленины. Озябшие пальцы не гнулись, и темнота мешала на каждом шагу.
— Посветить бы чем-нибудь, — буркнул он.
— Сооруди факел. Я не делаю свет.
Наконец он все упаковал и подтянул свои сани к чародею, стоявшему с засевшей в теле четырехфутовой деревяшкой. Часть внутренностей вылетела через прореху в спине, хребет обнажился.
Тайлер содрогнулся.
— Бери меня за руку, — велел Шип.
— Куда мы пойдем? — спросил Тайлер.
— Отличный вопрос. Мы отправимся через эфир к Змеиному выгону.
МОН РЕАЛЬ — СЭР ХАРТМУТ ЛИ ОРГУЛЮЗ, ЧЕРНЫЙ РЫЦАРЬ
Галлейский флот повернул с озера на Великую реку Хуран. Разбили лагерь на три дня, разожгли огромные костры, согрелись и скромно пообедали. Черный Рыцарь подготовил своих людей со всеми предосторожностями — собрал их и отдал приказы, игнорируя стенания де Марша.
Флот отбыл после воскресной мессы, и Черный Рыцарь провел его через ночь при свете масляных ламп на кормах четырех боевых галер, приободряя матросов призывами и воодушевляющими речами. В понедельник, когда рассвело, он глянул с кормы своего «Святого Михаила», пересчитал лодки и остался доволен числом.
— Теперь поглядим, — сказал Черный Рыцарь.
Оливер де Марш предпринял еще одну попытку. С потерей слуги он остался и без доверенного переводчика — Люций был убит имперскими войсками, которые, материализовавшись из снега, сорвали и без того сомнительную кампанию Черного Рыцаря против Южного Хурана. А с Люцием он мог попытаться напрямую связаться с вожаками Хурана Северного.
Но выбора у де Марша не было, а потому он нацепил личину смельчака и поднялся на ют.
— Сэр рыцарь? — окликнул он. — Сэр Хартмут?
Черный Рыцарь наградил его недоброй улыбкой.
— А, купец! Явились меня разубедить? М-м?
Де Марш кивнул.
— Ваш замысел, сэр рыцарь, не поможет ни королю, ни вашей репутации.
Сэр Хартмут расхохотался, затем смех угас.
— Меня, купец, неспроста называют Черным Рыцарем, и то, что я задумал, вполне соответствует моей репутации. На самом деле все, что я делаю, отчасти совершается ради того, чтобы эти лесные твари запомнили меня и боялись.
— Они будут вас бояться, а раз храбры — пойдут на вас войной, — предупредил де Марш.
— Храбры? Де Марш, Южный Хуран был бы у меня в кармане, если бы эти трусы выполнили мой приказ. Даже без них...
Де Марш закусил ус и встал тверже.
— Вам все равно было не выстоять против профессиональной армии и цепи надежно обустроенных фортов. Вы не могли захватить Осаву, а потому взятие Тикондаги — цель столь же далекая, как вон та птица в небесах. Мы бы не взяли Осаву, даже если бы пришедшие из-за Стены стали бездумными автоматами и бросились на ее укрепления. Вам хочется переложить на них вину за ваши — наши — промахи.
Де Марш приготовился к смерти.
Гнев промелькнул на лице Черного Рыцаря, как летний ливень: пришел — и схлынул. Сэр Хартмут перебрал бороду.
— Вы славный малый, де Марш. Я вас зауважал — вы не из наших, но не трус. Однако в вопросах войны вы круглый болван. Пришедшие из-за Стены не стоят пердка, и мои люди — как и ваши — докажут это за час. Так что весной я кое-кого из них возьму и сделаю солдатами — настоящими солдатами, как было в Ифрикуа. Они обучатся и будут повиноваться.
Де Марш подавил желание заорать — или затрястись, как осиновый лист.
— Вам нельзя штурмовать Мон Реаль. Это крупнейшее поселение пришедших из-за Стены на севере. Его не пытались взять даже войска Альбы, даже на пике власти старого короля. Как и морейцы.
— Ну так тем более они дураки. Смотрите и учитесь, купец! Ваш вариант мог бы сработать, но слишком медленно. — Черный Рыцарь смахнул со шлема пару мотыльков. — Весной, когда растает лед, по реке прибудет еще один флот, который доставит мне новых солдат. Людей, которые охотно пойдут за мной — за трофеи, а то и во имя Божье.
Он улыбнулся, и эта улыбка стала последней каплей.
— Вы добьетесь, что нас перебьют! — вскричал де Марш. Мотыльки порхнули прочь. — Вы навлечете на нас гнев и Божий, и всех приличных людей!
Сэр Хартмут рассмеялся.
— Послушайте, купец. Я человек чести и живу по закону войны. Я сделаю это открыто, не под покровом тьмы, и мое послание прозвучит во всеуслышание. Я совершу точно то, что совершали морейцы и альбанцы, то, чем занимался каждый человек, впервые оказавшийся в Новой Земле. Пришедшие из-за Стены не люди. Они вне церкви и цивилизации. Их смерть не запятнает наших клинков.
— Вы безумны! — выпалил де Марш.
Двое матросов схватили его сзади.
— Это я уже слышал, — сказал Черный Рыцарь. — Однако короли продолжают меня нанимать. Так кто же из нас безумен?
От Великой реки еще поднимался туман, когда флот поравнялся с Мон Реалем, а сэр Хартмут взял у ординарца галлейский флаг и первым вышел на нос, который с плеском взбороздил мелководье и ткнулся в берег. Горстка ранних пташек из крупного города пришедших из-за Стены явилась помочь галлейцам высадиться, и сэр Хартмут стремительно миновал их, а его моряки вместе с матросами де Марша построились сзади, горя, как и солдаты, нетерпением; они опустились на колени, получили благословение священника и похватали оружие.
В гущу матросов затесался местный мальчишка. Высмотрев нужное, он быстро протянул руку — схватил кинжал и со смехом бросился наутек.
Один военный моряк вскинул арбалет и небрежно выстрелил ему в спину. Арбалет был новой модели, стальной, а потому стрела прошила мальчишку насквозь и несколько ярдов проволокла его тщедушное тело. Матрос с пристыженным видом забрал свой нож.
С пригорка заголосила сестра мальчугана.
По кивку сэра Хартмута другой моряк заткнул стрелой и ее.
— Я вручаю сей остров, реку и ее берега королю Галле! — объявил сэр Хартмут. Он двинулся к городу по широкой тропе.
Его оруженосцы и тяжеловооруженные воины последовали за ним рыхлым клином, а моряки выстроились по бокам.
Арбалеты кашлянули, и те пришедшие из-за Стены, кто по оплошности встал спозаранку, умерли первыми.
Мон Реаль выставил часовых, но это были честные люди, которые не могли поверить в предательство союзников. Они забили тревогу, только когда первые языки пламени лизнули продолговатые здания.
Мон Реаль располагал почти тысячей воинов.
Они выскочили из хижин и домов, были застрелены и полегли в уличной грязи. А некоторые, бездоспешные, попытались сразиться с сэром Хартмутом и его рыцарями, когда те принялись гасить мелкие очаги сопротивления. Сэр Хартмут разделил город на четыре части, и его войска зачищали по одной за раз, опустошая улицы и поджигая пару-тройку домов. Когда над дальними горами всплыл красный шар солнца, сэр Хартмут перелез через палисад крепости, чему поспособствовали сугробы, уже скопившиеся у стен. Пал последний очаг организованного противодействия.
Офицеры двинулись через город, приказывая матросам тушить пожары, раздавая дома солдатам и выгоняя жильцов на снег. Выжившие стояли и с каменными лицами взирали на то, как их укромные лачуги превращаются в жилье для недавних союзников. Затем их сбили в группы и сковали между собой.
С какого-то старика сорвали беличью мантию. Он с императорским достоинством развернулся и плюнул сэру Хартмуту под ноги.
Сэр Хартмут посмотрел ему в глаза.
— Значит, вы не желаете послужить мне союзниками? — проговорил он. — Быть посему! Во славу Господа послужите рабами.
КИЛКИС, ЧТО В ЗАПАДНОЙ ФРАКЕ — КРАСНЫЙ РЫЦАРЬ И ПЛОХИШ ТОМ
Несмотря на плохую погоду, путь на юг превратился в почти триумфальное шествие. Мэг с Красным Рыцарем наводили ледяные мосты через Вьюн, и Мэг, пока капитан соединял свои башнями, добавляла к собственным вздыбленных морозных скакунов. Том содрогался от отвращения, но многие солдаты были в восторге. Их восхищение возросло, когда чародеи прикрыли их от коварной пурги огромной сверкающей полусферой.
Ко всенощной они достигли Килкиса, самого западного селения на пути к Зеленым холмам и последней морейской деревни перед гостиницей в Дормлинге. Городок был полностью готов их встретить, и Мегас Дукас провел свое войско парадом под стенами заснеженной крепости.
— Никаких грабежей и насилия. Того, кто украдет или изнасилует, ждет казнь, а те, кто будут на это смотреть и молчать, отправятся в ад заодно. — Он осмотрел свою маленькую армию, и все безмолвствовали. — Близится Рождество, и эти люди боятся нас, как сатаны, восшедшего на землю. Докажите им, что они заблуждаются, и я обещаю, вас ждет награда, когда придет день. А то и в жизни грядущей. — Он усмехнулся. Стоявший слева Гельфред скривился. — Для победы в войне это важнее, чем разгромить врага на поле боя. Ступайте и ведите себя пристойно. Иначе поплатитесь. Разойдись!
Плохиш Том закатил глаза, когда они, покончив с делом, поехали по кривой каменной улице к цитадели.
— Господи Иисусе, капитан! Это же не безмозглые юнцы из церковного хора! Нас в этом городе ненавидят.
Мегас Дукас даже не повернул головы.
— Либо они подчинятся, либо умрут.
— Ты превращаешься в настоящего гада, — сказал Том. — Слез бы со своего крутого коня да отымел Изюминку! Или присмотрел какую фифу и разобрался с ней, чтобы мы все успокоились.
Спешившись, герцог и его свита вошли в большой зал, где было так тепло, что воздух будто загустел, и люди, которые по двенадцать часов носили четыре слоя шерстяных одежд поверх доспехов, теперь никак не могли от них поскорее избавиться. Оруженосцы и пажи поставили лошадей в стойло или передали их слугам и бросились к своим господам, чтобы разоружить их, и по большому залу загулял лязг, словно при доброй сече, когда доспехи начали снимать: сперва шлемы и бацинеты, затем — латные рукавицы и наручи, сначала аккуратно расшнурованные и расстегнутые; а после — нагрудные пластины, с других — котты или тяжелые бригандины, и все это с грохотом сваливали на застланный коврами пол. Толпа совсем юных слуг подавала вино, пока мужчины наслаждались теплом в заляпанных поножах и коттах; мало-помалу расстегнули и расшнуровали всех — оруженосцы и пажи все еще в полном облачении стояли на коленях или сидели на корточках, чтобы добраться до бедренных и коленных застежек.
Воины расшумелись.
Отец Арно коротко переговорил с одним из молодых адъютантов и протиснулся к герцогу.
— Они прислали своих детей, — сообщил он. — Это знак доверия. Не хотите сказать пару слов?
Герцог вздохнул.
— Мало я, что ли, уже сказал? — Но он велел Тоби закончить, освободился от правой поножи и улыбнулся отцу Арно. — Впрочем, у меня словно крылья выросли!
И он вспрыгнул на стол.
Его акробатический выверт почти мгновенно породил тишину.
— Джентльмены! — произнес он. — Если вы присмотритесь к пажам, которые подают вино, то поймете, что горожане прислали своих детей прислуживать нам. Прошу отнестись к ним со всей любезностью. Не обращайтесь с ними, как привыкли со своими детьми.
Все покорно рассмеялись, а отец Арно представил его кастеляну, пожилому морейскому капитану по имени Николас Фокус.
— Похоже, у нас есть общий друг, — сказал герцог, протягивая руку.
Кастелян поклонился и пожал ее.
— Это так, милорд. Он велел отворить вам ворота, и мне пока не о чем сожалеть. Но я должен, милорд, сообщить, что мой гарнизон двадцать восемь месяцев не получает жалования и зреет определенное недоумение.
Герцог кивнул.
— Джеральд! — крикнул он, перекрывая гомон, и Рэндом прохромал в переднюю часть зала к очагу из мамонтовой кости.
— Милорд?
— Найдется ли у меня еще двенадцать тысяч флоринов? — спросил герцог у своего финансиста.
Джеральд Рэндом закатил глаза и кивнул на кастеляна.
— А! Лорд Фокус — это сэр Джеральд Рэндом, выдающийся купец-авантюрист. Джеральд, без лорда Фокуса не будет никаких мехов. Мы можем заплатить его гарнизону?
Рэндом показал на стул.
— Можно присесть? — осведомился он. — Да, заплатить можно. Не пойдет на пользу ни флоту, ни вашей весенней кампании, но вам это по плечу. Не забывайте, милорд, что, когда вы потратите меховые деньги, других поступлений не будет до... ну, вы поняли.
Герцог повернулся к кастеляну.
— Я могу выплатить жалование за два года, — сказал он.
Лорд Фокус поклонился.
— Милорд, это устранит всякое... кхм... недовольство.
Герцог склонил голову набок.
— Коль скоро мы достигли понимания, то я надеюсь, что ваши войска останутся верными, когда им заплатят. Иначе говоря — будучи купленными, они пребудут купленными.
У кастеляна вспыхнули щеки.
— Милорд, — проронил он и продолжать не стал.
— Я понимаю, что неучтиво обсуждать подобные вещи, но лорд Фокус, я казню — публично казню — любого моего солдата, который совершит преступление на улицах этого города. Так что прошу ваших людей задуматься над тем, как я поступлю с гарнизоном, который возьмет мои деньги и предаст.
— Вас или императора? — спросил Фокус.
— Законный вопрос. Императора, разумеется. Но раз теперь я герцог Фраке, то буду обременять вас сколько-то лет. — Герцог отпил вина. — Наш общий друг присоединится к нам?
— Не знаю, вдруг вы и меня застращаете? — подал голос затрапезного вида человек.
Он был ниже герцога, с черными глазами и волосами; большинство присутствующих его игнорировало. С другой стороны, сэр Ранальд дернул за рукав Мэг, и она округлила глаза.
Герцог поклонился.
— Сэр, — произнес он. — Я никого не стращаю.
Невзрачный человек улыбнулся:
— Надеюсь, вы досыта наелись.
— Еда была превыше всех похвал, сэр.
— У лорда Фокуса были личные трения с прежним герцогом Фраке, и его незачем запугивать, чтобы склонить к этому альянсу. Лорд Фокус, сэр Габриэль, угрожает вам лишь по причине усталости, а не в силу природной грубости. На самом деле он на редкость хорошо потрудился для возвращения императора. Где Томас Лаклан?
Плохиш Том и Ранальд шагнули вперед.
— Узнаешь меня, Томас? — спросил человек.
— А как же. Я узнаю тебя, в какую бы ты шкуру ни рядился. — Том навис над ним, но почему-то не показался крупнее.
— У меня наверху есть личная комната, всем будет легче побеседовать там, — заметил лорд Фокус.
— Тогда позвольте нам удалиться, — ответил герцог и взял лорда Фокуса за плечо. — Прошу прощения, если переборщил.
Фокус криво улыбнулся.
— Я ежечасно задаюсь вопросом, не продал ли вам этот замок. Но людям надо платить, — пожал он плечами. — От их жалования зависит весь город.
Они вошли в комнату с низким потолком, который был выкрашен в темно-синий цвет и расписан золотыми звездами. Гобелен на одной стене являл сцену охоты, на другом были изображены девять женщин высокого положения. К вошедшим присоединились отец Арно, Мэг и сэр Гэвин.
Тоби, проскользнув в дверь, поставил на стол перед их гостем чашу с каким-то питьем. Тот сел во главе и пригубил из нее.
— А, сидр! Славный выбор, Тоби.
Тоби зарделся и чуть не кубарем выкатился из комнаты.
— Зовите меня мастером Смитом, — сказал невзрачный человек. — Послушайте, друзья. Я здесь совсем не надолго. Том, я вник в твое дело. — Мастер Смит широко раскинул руки и свел их нечеловеческим жестом, ибо пальцы, сложенные шатром, сошлись идеально плоско и нацелились в небеса — как на картине.
Все это немного напоминало кукольный спектакль.
— Итак, вкратце. Гектор, гуртовщик, был убит сэссагами. Когда-то они служили сущности, которая ныне называет себя Шипом, а раньше была магистром Ричардом Планжере. Но мое расследование показало, что и Шип — всего-навсего орудие в руках мне подобного.
Том улыбнулся, хотя улыбка не затронула глаз.
— Замечательно, коли так. Покажи мне этого урода.
Мастер Смит покачал головой.
— Дело гораздо сложнее, Том. — Он вздохнул. — Похоже, что кто-то из моего племени решил нарушить договор, который мы заключили. Это все, что я могу сообщить сейчас. Даже этого много — признание того, что мой род имеет с вашим некий договор, который пребывает в опасности, вынуждает меня принять чью-то сторону.
Из носа мастера Смита вырвалась струйка дыма.
— Я сожалею, мастер Смит, — сказал герцог, — но прошу помнить, что мы не виноваты.
Смит уставился в стол.
— Я собирался сказать, что невиновных нет, но это просто софистика, и мы выше нее. Поэтому скажу, что я принял определенные меры предосторожности. Вы молодец, Габриэль, но вам придется подправить расписание и поторопиться. Том, я знаю, что ты меня недолюбливаешь, но я вынужден просить тебя пойти со мной на запад и взять на себя обязанности гуртовщика. Лорд Фокус, ваша помощь была и останется решающей, поскольку сэру Габриэлю предстоит больше года ходить этим путем на запад и восток, а здешняя крепость может оказаться в центре внимания нескольких армий, которые, несмотря на их совершенно различные цели, подчиняются одной воле. Габриэль, я принес тебе кое-что интересное. Используй это с умом. Друзья мои, когда мне придется раскрыть карты, я окажусь под ударом, и все чрезвычайно затруднится. Прошу простить мне все эти двусмысленности, и плащ, и кинжал, но если я поспешу и раскроюсь, последствия будут крайне тяжелыми.
— И меня еще обвиняют в нагнетании драматизма! — рассмеялся герцог. — О каких последствиях идет речь, мастер Смит?
Тот поднял брови.
— Об истреблении человечества на этой планете, — ответил он, улыбнулся и встретился с герцогом взглядом. — Достаточно высокие ставки, чтобы заинтересовать вас, Габриэль?
— Да, — кивнул герцог.
— Хорошо. Потому что, пока мы слабы во всех отношениях, враг понятия не имеет, кто вы такой. Или на что способен я. — Улыбка мастера Смита была настолько же естественна, насколько фальшива жестикуляция. — Приятно обзавестись настоящим противником после тысячелетий нейтралитета. Это возбуждает. Для победы нам потребуется какое-нибудь чудо от вашего Бога. Но я всегда считал, что быть униженным намного занятнее. Тем почетнее победить, а если проиграешь, то и взятки гладки.
— Не от моего Бога, — вырвалось у герцога. Отец Арно фыркнул. Мэг кивнула.
А Гармодий проговорил:
«Ох, вот этого я и боялся».
СВЯЩЕННЫЙ ОСТРОВ — КЕВИН ОРЛИ и ШИП
Орли приказал возвести замок, а получил кучу сараев, один другого хуже. Юноши, что последовали за ним, — их становилось все больше — не желали ни строить из дерева твердых пород, ни сооружать сортиры, ни крыть, как положено, крыши. Он мог бы их запугать, но мотивировать было трудно, когда не находилось города для разорения. У них были мертвые глаза, и они отвергали даже подобие дисциплины, предпочитая тупое насилие.
Сараи злили его изо дня в день.
Сейчас у него набралось более трехсот воинов в возрасте от одиннадцати до семнадцати лет. Из старших юношей только немногие были обучены полностью, и он всякий раз, когда имел силы отойти от костра, приказывал выводить мальчишек в снег, где муштровал их, как натаскивали солдат-южан. Разжившись арбалетами в Непан’ха, он клянчил у Шипа стрелы, пока чародей не понаделал их столько, что впору было использовать в качестве кольев для палаток — серьезный расход колдовских сил, который, однако, позволил Орли превратить даже самых бестолковых юнцов в бесшумных убийц.
Он заставил их выстроить длинный сарай для упражнения в стрельбе и еще один, под ночлег, и при каждом пополнении на пятьдесят душ приказывал строить новый.
Он хотел вырыть колодец, но в итоге был вынужден удовольствоваться водой, которую приносили из священного озера. Юнцы какое-то время боялись, но привычка породила презрение, и они стали пить священную воду ежедневно и жестоко дрались между собой.
Среди его рекрутов попадались и девочки. Ими пользовались регулярно, и ни одна не возбуждалась — несомненно, какое-то темное колдовство, но Орли не беспокоился, хотя ему постоянно чудилось обвинение в их черных пустых глазах и жидких волосах. Они не кричали, а жаловались не больше, чем остальные недоростки-солдаты, и он расхаживал среди них, как бог войны, приказывал упражняться, мыться, раздеваться, одеваться... и в конце концов они подчинились. Старшие мальчики сопротивлялись, пока он одного не убил.
Орли подрос. Это его потрясло — ему говорили, что пора роста прошла. Он стоял и таращился на свои бисерные леггинсы и голые лодыжки, недоумевая, с чего вдруг вымахал на четыре пальца и что это предвещает, когда внезапно рядом возникла человеческая оболочка Шипа.
— Найди мне пару самых бесполезных ртов, — сказал Шип.
— Запросто, — ответил Орли.
Он проводил мага в главный сарай, где выбрал детину, руки и ноги которого напоминали окорока. Юнец мочился на другого, а трое того держали.
— Хвост! — позвал Орли.
— Чего еще?.. — заканючил тот.
— Ты нужен. — Орли отвесил ему затрещину и схватил второго — заморыша, которого держали остальные. — И ты, Бельчонок. Хозяин требует обоих.
Оба сразу притихли, от них завоняло страхом.
— Сейчас все начнется, — сказал Шип. — Твои воины, Орли, не впечатляют меня.
Он произнес это голосом низким и хриплым. Воины отползли подальше. Возможно, их испугала длинная деревяшка, торчавшая у него в животе, и петля кишок, которая вылезла со стороны поясницы. А может быть, запах.
— Ты ранен? — спросил Орли.
— Нет, — ответил Шип.
Колдун еще ни разу не выглядел таким чуждым, но он заставил себя выпрямиться, как подобает Орли.
— Стручок и Стрекоза докладывают, что галлейцы разгромили Мон Реаль. — Он сделал паузу и посмотрел на хозяина, но впустую. Шип пребывал в оболочке Знатока Языков и ничего не выдал. — Если мы собираемся воевать с ними, то нам понадобятся новые рекруты.
Шип и глазом не моргнул.
— Нет, — сказал он. — Мы сделаем их союзниками. Они сломили Северный Хуран. С побежденных взять нечего.
Орли обвел взглядом мальчишек и девчонок, которые составили его «армию».
— Понимаю, — ответил он.
Орли не впервые подивился непостоянству нового господина и легкости, с которой тот мог отвергнуть его небольшое войско.
— Когда я завершу дела здесь, я отправлюсь к галлейцам и помогу им решить, чем заняться дальше, — сказал Шип.
Лицо его не выражало абсолютно ничего. Все равно что беседовать с камнем.
Орли сохранил выдержку.
— Мне нужны мечи, амуниция, еще арбалеты и шлемы. Может быть, лошади. Учебный плац.
— Хорошо, — кивнул Шип. — Это я раздобуду.
— Когда будет битва? — спросил Орли. — Ты собирался привести ко мне Мурьена.
— Жена постаралась настроить его против меня. — Шип говорил словно издалека. — Все произойдет весной. Муштруй людей хорошенько, Орли. Не подведи, потому что с галлейцами ты можешь стать мне не нужен, как и тебе не нужна эта пара, хотя она из сильнейших.
Мальчишки начали всхлипывать.
И продолжали рыдать, пока Шип скармливал обоих яйцам, которые пожирали их души.
Н᾿ГАРА — РЕДМИД, МОГАН И СКАЗОЧНЫЙ РЫЦАРЬ
В дверь настойчиво застучали, и Редмид, накинув одежду, пошел открывать. Дом дрожал — через соломенное покрытие задувал холодный воздух. Билл обнажил фальшион, открыл дверь...
Рослая, как боевой конь, там ожидала Моган, ее гребень стоял торчком.
— Идем, — позвала она. — Ты мне нужен. Оденься потеплее.
Редмид оглянулся на Бесс, которая сидела на своем тюфячке, набросив на плечи тяжелую волчью шкуру.
— Иду, — ответил Редмид.
Решение далось ему нелегко. Она могла его съесть. Даже сейчас он улавливал волны ярости, которые расходились от нее. Но выдержки у нее было больше, чем у других Стражей, а нетерпение из-за срочности дела читалось даже в ее чужеродном облике.
Он натянул две пары портков, надел поверх леггинсы из оленьей кожи и снял со стены сапоги, которые были в ходу у пришедших из-за Стены — тяжелые, из лосиной шкуры, с высокой шнуровкой и на меху. Облачился в добротный шерстяной балахон — белый, какие носили повстанцы; захватил фальшион и лук, который сделал в тепле своей маленькой хижины. Набросил и застегнул старый капюшон, поверх него меховую шапку и натянул тонкие перчатки. Бесс надела ему сверху толстые рукавицы, похожие на рыцарские наручи, только из кожи и шерсти.
Бесс уже стала для него больше чем просто спутницей. Ее глазами он взирал на Владение — ей нравилось видеть ирков, Стражей и фей. Детские сказки ожили, и она обрела некое подобие рая. Он же считал Стражей монстрами, и ее восприятие помогало ему сохранять душевное равновесие.
— Помоги ей, — шепнула Бесс. — Если Моган ищет твоей помощи, то это и всем нам на пользу.
Поцеловав ее, он вышел на лютый холод и в снег.
Высокая демоница завернулась в меха и сделалась вдвое больше в обхвате.
— Мое племя расходует все свое тепло, — призналась она. — Зима для нас крайне опасна.
— Так что случилось, леди? — осведомился он.
— Ты можешь поехать верхом?
Он состроил гримасу.
— В этом селении лошади не сыскать.
Она затрусила прочь, утаптывая перед ним снег могучими трехпалыми ступнями, и дорога сделалась легкой, кроме тех мест, где Моган встречался сугроб. Но завела она его не дальше, чем за решетчатые ворота Владения.
— У Тапио есть боевые олени. Тамсин заседлала тебе одного.
— Да что стряслось-то? — спросил Редмид.
— Тапио застрял где-то в снегах, — ответила она. — Я могу его найти, но мне нужна помощь. И ни ему, ни мне не хочется, чтобы об этом узнали.
— Проклятье, — сказал Редмид.
Его охватывало чувство безнадежности, но впечатляла любовь Бесс к этим... чудищам. А Тамсин всегда казалась ему сказочным существом. Он нырнул в пещеру, проникнув за теплую пелену — какие-то сильные чары, охранявшие палисадник, и там, внутри, обнаружилась пара маленьких ирков, которые держали остромордое животное, похожее на оленя, но с рогами, отогнутыми назад. Оно стояло под вполне лошадиным седлом, пускай и странной формы, украшенным крошечными бубенчиками поверх пестрой зеленой кожи.
Ирки поклонились.
Тамсин, которую Бесс называла Сказочной Королевой, стояла по другую сторону животного. Он чувствовал ее присутствие — и запах. От нее пахло сразу всем: солнцем, корицей и гилеадским бальзамом. Он поклонился. Это получилось машинально — он, Билл Редмид, считавший всех равными, без колебаний отвесил поклон Сказочной Королеве.
— Найди его, сэр рыцарь, — сказала она.
— Я не рыцарь, — ответил он.
Ее печальная улыбка дала понять, что его мнение не важно.
— А как же твой народ?
— Ступай, прошу тебя, — взмолилась она.
Он не смог отказать, вставил ногу в стремя, и огромная животина всхрапнула.
«Ну что, погрузился?»
Редмид чуть не вскрикнул.
Тамсин протянула ему амулет.
— С этим ты его отыщешь. Даже мертвого.
Олень выбежал в пургу.
«Слышишь меня, командир?»
Редмид унял дрожь в руках, устрашенный всем, что наблюдал в царстве ирков.
— Слышу... как ты это делаешь?
«Кто его знает! Хорошее место. Не волнуйся, я тебя не брошу. Ты занимайся своим делом, а я займусь своим. И не трогай без крайней нужды эту хреновину, иначе посмотрим, кто из нас сильнее. Ты понял?»
Редмид осторожно положил поводья на теплую шею зверюги и оставил там, связанные. Олень прибавил скорость, и Моган затрусила рядом.
Очень скоро они покинули нагретый мрак Владения и оставили позади окрестные хижины.
— Почему? — спросил Редмид. — Я не против, леди, но почему я?
Моган промолчала. Она бежала достаточно долго, чтобы Редмид решил, что ответа он не получит, а затем перескочила через ряд поваленных деревьев и остановилась.
— Мы в землях Диких, человек. Если его знать подозревает, что он застрял в снегах, раненый, то ничего не поделать. Достаточно того, что его спутница просит Стража и человека спасти ее господина.
Она повернулась намного проворнее, чем подобало существу ее сложения, и устремилась в лес.
ФРАКЕ — АЭСКЕПИЛЕС
— Отец никогда не пойдет на прямое покушение, — сказал Деметрий. Аэскепилес подлил ему крепленого вина.
— Такие нынче времена, ваша светлость. Если мы позволим узурпатору удержать город зимой, то нам конец.
Деметрий откинулся на спинку. Несмотря на его вздорность, глаза у него были подвижные, умные, и он уставился на собеседника.
— Отец сказал, что мы уже проиграли. И нам осталось одно: гадать, насколько большую часть севера удастся удерживать.
Аэскепилес покачал головой.
— Ваш отец всего лишь пал духом. Это было поражение местного значения, обычное дело на марше...
Деметрий выругался.
— Послушай, магистр! Возможно, именно ты и был нам нужен больше всех. Этот Красный Рыцарь применяет всевозможное чародейство. Когда началась заваруха, он завязал моих магов в узлы. Двоих. Он передвигал грозовой фронт, как хозяйка — занавеску!
— Согласен, — кивнул Аэскепилес. — Так избавимся от него!
Деметрий выпил еще.
— На свете полно сыновей, которые злоумышляют против отцов. Я не таков. Мне не хочется обмануть отцовское доверие.
Аэскепилес чувствовал, что собеседник колеблется.
— Мы не предаем вашего отца, а спасаем его дело. Разве император был хорошим правителем? Нет. Слабый глупец, он делал уступки каждому чужеземцу. Можно сказать откровенно? Даже узурпатор управляет империей лучше, чем император. Я понимаю, что это кощунство, но прислушайтесь, ваша светлость. Я присоединяюсь к мятежу не ради власти и поместий. Есть дела поважнее. Мы обязаны победить. Так что давайте отправим это послание! А когда узурпатор умрет, мы покаемся перед вашим отцом.
Деметрий снова отпил вина.
— Нам понадобится его печать.
— А гонец уезжает в город завтра, — подхватил Аэскепилес. — Нам следует поспешить.
ЛИВИАПОЛИС — КРОНМИР И МОРТИРМИР
Кронмир провел в городе уже больше недели. Он стоял у ворот Ареса смотрел, как через них проходит заснеженная имперская армия. О ее прибытии объявили вечером накануне, и все полагали, что она одержала великие победы и несет с собой целое состояние в мехах. Будь он проклят, но ему все равно. Кронмир благополучно обходился в жизни тем, что беспокоился лишь о вещах, ему подвластных. Однако зимняя кампания Мегас Дукаса длиною в месяц и ее итоги навели мастера Кронмира на определенные мысли о его нанимателе и вероятной продолжительности его миссии, а потому Кронмир пару дней потратил на кое-какие меры предосторожности.
Армия, ведомая Мегас Дукасом, имела победоносный вид и выглядела куда воодушевленнее, чем следовало. Солдаты отощали; военные действия в зимних условиях согнали с них всякий жир. Но белые сюрко скрывали изъяны одежды, животные казались вполне здоровыми, а длинный караван подвод убедительно свидетельствовал о победе — Кронмир насчитал их сто шестьдесят. Огромных и зачастую влекомых волами.
Главный шпион стоял на вечернем морозе, глубоко погрузив кисти в рукава подбитого мехом полушубка, и думал, как могли его агенты прозевать такую масштабную подготовку, которая позволила этому войску осуществить зимний поход на тысячи миль.
Он невольно отметил и то, что толпа — по десять рядов у ворот и даже на площадях по шесть — вконец обезумела, приветствуя армию. Она славословила бывалых страдиотов, которые выглядели гордыми, как Пилат; и шустрых вардариотов с обветренными лицами под стать их накидкам; и блистательных схолариев, великолепие которых чуть поблекло от белой шерстяной одежды, но все же несших себя, как эльфийские принцы. Толпа встречала ревом нордиканцев, которые ехали верхом, покачивая хауберками, и горланили гимн Парфенос-Деве, а их татуировки казались почти черными на коже, побелевшей от зимы и покрасневшей от солнца. А самое неприятное — она хрипло ревела при виде Мегас Дукаса, восседавшего на рослом черном коне и одетого вроде как в плащ — целиком из белого горностаевого меха. В руке у него был командирский жезл, и он салютовал им толпе, как император былых времен.
Караван замыкали сорок повозок с мехами — просто парные оси, нагруженные товаром и запряженные волами.
Кронмир вернулся в гостиницу, закрылся в своих дорогих частных покоях и написал длинное шифрованное письмо для своей новой службы связи. Ближе к вечеру он вышел и бросил пергаментный свиток в свинцовую трубу, притороченную снизу к телеге фермера.
Закупорив отверстие, Кронмир снова пошел к гостинице, пробираясь сквозь снегопад и прислушиваясь к ликованию горожан. Там он потребовал чашу подогретого вина с пряностями, сел спиной к стене и положил для тепла ноги на стул, после чего принялся обдумывать новую реальность.
И гадать, не пора ли переметнуться.
Кронмир сидел в общей комнате, с наслаждением прихлебывая из высокой кружки горячий сидр и грея у очага ступни. Его высокие сапоги висели на решетке рядом с десятком других, а гостиничный мальчишка время от времени поворачивал их за медный цехин.
У Кронмира выдалась хлопотная неделя, принесшая плоды. Его самый надежный придворный связной располагал сведениями, которые могли пригодиться против нордиканцев. Соблазнить последних отказаться от их союза было почти невозможно, но он подозревал, что существует известное недовольство пленением императора. Правда, деньги, полученные от Мегас Дукаса, убили всякий интерес у тех двоих, кто обдумывал его более раннее предложение. А возможно, это была ловушка.
Он вздохнул. Попробовать стоило, хотя последние победы Мегас Дукаса неизмеримо сплотили тех, кто его поддерживал. Альбанские купцы, невзирая на зимние бури, отплыли на прочных округлых кораблях, под завязку нагруженных сливками мехового рынка, но лиге этрусков после уплаты комиссии разрешили проявить разборчивость в мехах, и она даже вступила с альбанскими купцами в частные сделки.
Он вынул из кошеля столовый нож и помешал сидр.
Почувствовал на себе взгляд, поднял глаза и увидел молодого художника из загородного храма. Он хорошо запомнил и юношу, и собственный порыв его убить.
Тот улыбнулся.
Кронмир ответил тем же. Ни шпион, ни наемный убийца не будет так искренне улыбаться перед ударом. Тем не менее Кронмир украдкой извлек из-за пояса узкий клинок и спрятал его на левом предплечье.
— Стефан! — позвал молодой человек.
Он смахивал на студента, но был, как альбанский рыцарь или наемник, вооружен мечом, который висел на ремне, украшенном серебряными и золотыми пластинами.
Кронмир на миг смешался, не сразу вспомнив, что и правда назвался юноше Стефаном. Он встал и поклонился.
Мальчик на побегушках принес второй стул и отвесил студенту поклон.
— Живете в этой гостинице? — осведомился Кронмир.
Студент кивнул.
— Красного вина — кандианского, если можно. Того самого, что и вчера, да?
Его архаика была безупречна — намного лучше всего, что Кронмир слышал из уст других наемников, и это укрепляло в мысли, что молодой человек — студент.
Юноша сел.
— Да, это моя гостиница. И ваша, сэр?
Кронмир мысленно застонал. Убийство юноши вызовет лишь осложнения. Но он не мог находиться в одной гостинице с человеком, способным выдать его властям.
— Всего на пару дней, — ответил он, про себя вздохнув. «Мне было здесь хорошо». — А вы, насколько я понимаю, учитесь в университете?
Юноша вновь поклонился, привстав. Он был отменно воспитан.
— Да. Я Морган Мортирмир, дворянин из Харндона, учусь на старших курсах в университете. А вы?
Кронмир знал, что титул соответствовал истинному адепту — начинающему чародею. Он прикинул, достаточно ли юноша молод, чтобы склониться к шпионажу, но это было пустопорожнее гадание. Кронмир вербовал шпионов среди магов лишь при уверенности в себе и своей безопасности, а это был не тот случай.
— Я обычный торговец, милорд, — ответил Кронмир.
— А! — отозвался Мортирмир. — Я-то принял вас за коллегу.
— С чего бы вдруг? — Кронмир позволил себе от души усмехнуться.
— Ваш амулет сияет, словно маяк в эфире. О, прошу прощения, достопочтенный сэр. Я знаю, что некоторым не нравятся беседы на потусторонние темы.
Кронмир поиграл амулетом, который вручил ему бывший колдун императора.
— Неужели? — спросил он.
— Должно быть, он очень мощный, — продолжил Мортирмир. Он подался вперед, и Кронмир отпрянул. — Извините. Любопытство сгубило кошку. Я воздержусь.
Хорошенькая молодая женщина в красивом морейском платье и вимпле принесла высокий винный стакан, украшенный крохотными завитками зеленого и синего стекла, и маленький кувшин. Она присела в реверансе. Мортирмир поднял стакан за ее здоровье.
Кронмир поборол растущий ужас и быстро принял решение — как делал изо дня в день. Порой проще разобраться, чем жить в постоянном страхе. Поэтому он снял через голову цепочку и протянул амулет юноше.
— Мой господин за него щедро заплатил, — сказал он. — Это предназначено для связи через огромные расстояния.
Мортирмир улыбнулся, слегка стесняясь теперь своей посвященности. Он отпил вина и повернул амулет. То был серебряный маятник в форме молящегося человека. Юноша изучил основание, нахмурился, взвесил вещицу в руке, и в том, как он поерзал, было нечто, от чего Кронмиру стало сильно не по себе. Он начал озираться, ища пути к отступлению, — автоматическая реакция на опасность.
Мортирмир щелкнул большим пальцем по основанию амулета и вызвал секундную вспышку пламени — синего.
Он выронил амулет.
— Ну и ну! — воскликнул он с присущим юности энтузиазмом, захваченный мудреным устройством. — Очень сильная штука. И как далеко находится этот ваш господин? В Этруссии? — Он рассмеялся.
Кронмир встал.
— Вы раскрываете все мои тайны, — сказал он, забирая амулет. — Вы очень умны.
Мортирмир встретил его взгляд.
— Я бы не рискнул повесить на незащищенную шею такой носитель потенциальной силы. Вдруг человек, который руководит вашим делом, невзлюбит вас, сэр? — Он снова рассмеялся. — Я просто валяю дурака. Только и всего.
Кронмир повел бровью.
— Приятно слышать, — ответил он.
Позднее в тот же день он сменил гостиницу, постаравшись сделать это незаметно, но вред уже был нанесен — мальчишка узнает его везде, амулет подобен опознавательному значку. Кронмир внезапно и втайне устрашился силы предмета, как будто заразился страхом от школяра. Он сунул вещицу в карман.
ФРАКЕ — ГЕЛЬФРЕД
— Не так я думал отпраздновать Рождество, — посетовал Гельфред. Эмис Хоб расхохотался, и даже Дэн Фейвор усмехнулся.
У них было шесть небольших шалашей из веток, наваленных на каркасы, тщательно сконструированные из жердей. По обе стороны выкопанного рва, где горел костер, протянулись навесы, которые сохраняли тепло, и получился длинный, очень низкий дом вроде тех, в каких жили пришедшие из-за Стены. Люди — а их была дюжина — могли улечься ногами к огню, а головами к самой низкой и укромной части убежища.
Навесы похоронил под собой снег, но тем теплее было внутри. С каждым подстреленным оленем к пологу добавлялась новая шкура, а с каждым часом дневного света росла поленница, которая образовывала северную стену — заслон от ветра.
У входа, положив головы на лапы, лежали две псины Фейвора. Им хватало своих шкур, чтобы согреться, а люди соблазняли их объедками, чтобы заманить себе под бок, но собаки спали в основном с молодым возчиком из Харндона. Даже сейчас, на пороге ночи, они подняли головы, когда он пошевелился.
— Он младший и должен больше всех походить на собаку, — сказал Эмис Хоб с редкой для него улыбкой. Остальные рассмеялись.
Гельфред снял с огня котелок и подал вино с пряностями.
— Мне хочется что-нибудь сделать по случаю Рождества Спасителя, — сказал он.
— Но до завтра не получится, сэр Гельфред, — заметил юный Дэниел.
— От нас не убудет, если споем рождественский гимн, — заметил Уа’Хэ.
Эмис Хоб отвесил ему затрещину, а Уа’Хэ пихнул его локтем.
— А что? Я люблю петь.
Имбирь фыркнул.
— Я знаю «Храни вас Бог».
— Забыли, что мы прячемся на вражеской территории? — проскулил Эмис Хоб.
Дэниел тоже фыркнул — пренебрежительно.
— Здесь нет ничего живого, кроме нас и оленя. Да и олень не очень-то живой, — добавил он и хохотнул.
Дэн Фейвор был хоть и молод, зато избранный среди избранных — охотник из лесовиков. О его терпении ходили легенды, а его стрелы разили насмерть.
Гельфред взболтал горячее вино и налил Эмису Хобу, который принял чашу, на удивление вежливо склонив голову, как будто все они были лордами.
— К тому же, — проворчал Гельфред глухо, — у нас на дальних подступах стоят часовые — и на дороге, и на холме.
— Иисус Вседержитель, этот косогор, мастер Гельфред, холодный, как ведьмина титька, — добавил Уилл Старлинг, их новый разведчик — бывший королевский лесничий.
Гельфред покосился на него. Они оба были в годах, но Уилл Старлинг любил сквернословить, чего мастер Гельфред не одобрял.
— Холодный, как у девы... — добавил он со смаком.
Гельфред протянул ему чашу горячего вина.
— Мастер Старлинг, жизнь достаточно тяжела и без того, чтобы напоминать этим мужам о женщинах, которых здесь нет. И я буду признателен, если вы, пока со мной служите, не будете поминать всуе ни имени моего Спасителя, ни даже частей женского тела. Держите. Выпейте вина.
Старлинг легко заводился, но трудно яриться на человека с обходительными манерами, который в зимнюю стужу подает тебе кубок горячего, сладкого вина, и он умолк, буркнув что-то невнятное о поповстве.
Дэн принял свой рог и сказал:
— Однако же он дело говорит, сэр Гельфред. Нам нужно сочинить легенду. Обманку. Как будто мы охотились на оленей или уток. Ветер на этом косогоре продирает до костей — и под плащ забирается, и под кольчугу, и под рубаху с сапогами.
— Аж причиндалы звенят, — подхватил Старлинг, но без особого воодушевления.
Горевшая у входа масляная лампа вспыхнула, и донеслось негромкое жужжание, как в летний зной от надоедливой мухи.
— Отряд! — скомандовал Гельфред, и все взялись за клинки.
Разобрали зимнее снаряжение — сапоги были у большинства под рукой. Фейвор облачился в свой белый шерстяной балахон, прихватил рогатину и вышел на мороз. Солнце садилось. Он сунул ноги в ремни снегоступов и поспешил на дорогу.
У всех часовых имелись устройства, которые собрал Гельфред, владевший магическим мастерством. Жужжание означало дорогу, а высокий чистый звук — косогор. Фейвор зашел далеко на север от дозорного поста — дорогу охранял Зубок, а он не бил тревогу понапрасну. Фейвор двигался быстро, но не приближаясь к подлеску, который горделиво выделялся на снегу, и не выдавая своего местонахождения. Преодолев невысокий пригорок над дорогой, он рухнул в мягкий снег и пополз по-пластунски.
— Да есть у меня пропуск, олух ты этакий! — крикнул с фургона человек. — Мне охренеть как холодно, и я хочу проехать, пока снова не пошел снег!
Зубок медленно тронулся с места, не подходя к огромному фургону, который был вдвое выше человеческого роста, его колеса пробороздили трехфутовый слой снега, но брюхо осталось сухим. Это были на редкость высокие колеса.
— Что везешь? — спросил Зубок.
Фейвор увидел, как в нескольких ярдах левее, ближе к фургону, повалился в снег Уа’Хэ. Перекатившись на спину, он привел в готовность арбалет-самострел. По другую сторону дороги Уилл Старлинг скользнул за мертвое дерево и замер.
— Зерно на рынок, — ответил возница. — Эй, а ты за старого герцога или за нового?
— Давай-ка ты закроешь пасть, а мы поглядим на твое зерно, — сказал Зубок.
Он подошел к высокому фургону с тыла и осторожно вскинул арбалет. Это было очень дорогое оружие — еще один стальной самострел.
Тип, прятавшийся на кузове фургона, увидел его.
Фейвор спрыгнул на дорогу и заскользил на снегоступах.
Зубок удостоил его взглядом и решил подождать.
— Там еще один! — заорал мужик с кузова, и все пошло прахом.
Показалось, что задняя часть фургона подскочила, и Зубок застрелил кричавшего машинально. Стрела исчезла в бригандине, и на снег брызнула кровь.
Другой, хоронившийся позади, взвел арбалет, но собственно лук был тисовый — он не прогрелся и треснул. Фейвор угостил его копьем по голове.
Возница упал ничком в снег со стрелой Старлинга в загривке. Кровь хлынула, и он забился отвратительным снежным ангелом в алой агонии.
Однако в фургоне скрывались другие люди, и Фейвор заработал копье в живот. Согнувшись от боли пополам, он повалился лицом в снег, и ледяная влага принялась разъедать его котту.
Гельфред навел чары, и воздух нагрелся, над головой полыхнуло, а затем бойцы принялись осыпать фургон стрелами. Фейвор понимал, что тяжело ранен, но оставался в полном сознании — он слышал, как лязгает самострел Зубка, когда тот оттягивает рукоятку затвора, преодолевая вес стального лука, и щелчком посылает ее вперед.
Стрелок засел под фургоном и разряжал оружие в дно. А парусиновое полотно никоим образом не защищало тех, кто скрывался внутри. Из щелей между досок закапала кровь.
— Сдавайтесь! — крикнул Гельфред. — А не то всех перебьем!
Фейвор услышал голоса засевших в фургоне, а после — как что-то тяжелое шлепнулось в снег.
Вскоре к нему подошел Гельфред.
— Не уплывай, малец. Нынче у нас Рождество. А в Рождество никто не умирает. Все живут.
Фейвор закашлялся и харкнул кровью.
Внезапно все словно отдалилось.
— Райт, выкури их из фургона. Разоружи всех. Положи Дэниела внутрь. Старлинг, идем с нами. Согревай его. Хоб, заступай на пост.
Затем Гельфред склонился над Фейвором, провел руками по его глазам, и все кончилось...
Гельфред повернулся к раненому пленнику:
— Я спешу. Мне некогда угрожать.
Тот был с востока, он только пожал плечами.
— Он не заговорит, даже если отрубить ему пальцы, — объяснил Старлинг. — Вот этот скажет.
Юный фракеец, которого ударил копьем Фейвор, держался за голову и блевал.
Другие диверсанты увели остальных фракейцев, а Гельфред, Старлинг и Уа’Хэ задержались около мальчишки.
— Говори без обиняков, — велел Гельфред.
Юнец посмотрел на него. Зрачки были огромные.
— Он может высосать из тебя душу, — заметил Старлинг.
Угроза жуткая, если б не одна беда: мальчишка знал только морейскую архаику и ни слова не понимал по-альбански.
Гельфред нагнулся к нему:
— Такой поганой погоды не было десять лет, а ты всего в шести милях от города. И появляешься из холмов с отрядом истриканцев.
Мальчишка зарылся лицом в ладони.
— Ты служишь герцогу Андронику? — мягко спросил Гельфред.
— Да, — ответил тот и сломался.
Через секунду он излил все свои страхи, а Старлинг презрительно наблюдал.
Наконец Гельфред подал Уа’Хэ знак отвести юнца к другим пленным.
— Герцог захочет повидаться со всеми, — сказал он. — Эмис Хоб, Уа’Хэ и Зубок дежурят здесь. Забудьте о косогоре и следите за дорогой. Остальные сегодня будут ночевать в тепле. По коням!
Ему ответили радостным улюлюканьем, и через пару минут разведчики отбыли.
— Привезите гостинчиков, — сказал Эмис Хоб. — Как-никак Рождество.
— Нас устроит жизнь мальчишки, — добавил Уа’Хэ. — И чуток эля.
