В апреле 1814 года Наполеон отрекся от престола, а в мае было подписано мирное соглашение, согласно которому Франция вернулась в свои границы начала 1792 года. Таким образом, у нее не осталось ни республиканских завоеваний, ни имперских.

А потом в Вене собрались представители от всех европейских государств, чтобы дополнить постановления Парижского мира и привести Европу в тот вид, из которого она была выведена сначала кровавой французской революцией, а потом амбициозным императором французов.

Осенью 1814 года красавица Вена, не забывшая еще грохота наполеоновских пушек и стука башмаков марширующих по ее улицам французских солдат, пышно встретила представителей России, Пруссии, Англии и других стран, в чьих руках теперь находились судьба мира, торжество добра и справедливости и урегулирование всех европейских проблем.

Никогда еще в одном городе не собиралось столько венценосных особ! Тут были два императора, две императрицы, пять королей, одна королева, два наследных принца, три великих герцогини, три принца крови, 215 глав княжеских домов… Если прибавить к ним придворных, генералов, дипломатов, советников, секретарей, законных жен и вездесущих любовниц, шпионов и шпионок разного калибра, то всего, можно сказать, в Венском конгрессе принимало участие до семисот делегатов плюс около ста тысяч гостей.

Таким образом, Вена на время стала настоящим центром всего цивилизованного мира.

Гостеприимный австрийский император Франц не пожалел денег для того, чтобы придать конгрессу самый праздничный, самый торжественный вид. Придворные балы, маскарады, фейерверки, охота, маневры и смотры войскам — все это беспрестанно сменялось одно другим.

Конечно же, в этом «бомонде Европы» великие державы стояли особняком.

Россию в Вене представляли император Александр, канцлер К. В. Нессельроде и граф А. К. Разумовский, сын последнего гетмана Украины, много лет живший в австрийской столице и принявший католичество под влиянием жены, графини фон Тюргейм.

Со стороны Австрии был, конечно же, император Франц, человек по-своему честный и мужественный, но находившийся под полным влиянием своего канцлера — князя Клемента-Венцеля-Лотара фон Меттерниха, суждениям которого он доверял больше, чем своим собственным.

От Пруссии «выступали» король Фридрих-Вильгельм III и его канцлер князь Карл-Август фон Гарденберг, от Англии — министр иностранных дел Роберт Стюарт (он же виконт Каслри и маркиз Лондондерри) и фельдмаршал Артур Уэлльсли (герцог Веллингтон).

А что же Франция? Талейран там вновь был назначен министром иностранных дел 13 мая 1814 года, и Людовик XVIII отправил его в Вену на замену графу де Нарбонн-Лара, который был послом Франции в Вене, но умер от тифа в ноябре 1813 года. Однако Людовик XVIII не испытывал особого доверия к Талейрану, а посему приставил к нему двух своих людей — маркиза де Ла Тур дю Пэна и графа Алексиса де Ноайя, бывшего адъютанта своего брата, графа д’Артуа. Сопровождал Талейрана в Вену и герцог Эммерих фон Дальберг, баденец, находившийся на службе у Наполеона с 1809 года.

Об этих людях Талейран говорил: «Я беру с собой Дальберга для разглашения секретов, о которых, по моему мнению, должны знать все. Ноай нужен, так как всегда лучше находиться под наблюдением известного шпиона, чем неизвестного. Ла Тур дю Пэн послужит для визирования паспортов, это тоже необходимо».

Впрочем, эти иронические оценки не мешали Талейрану активно использовать своих сотрудников.

Естественно, Венский конгресс поначалу задумывался как согласованное решение «большой четверки», то есть великих держав, победивших Наполеона, однако главная проблема заключалась в том, что их интересы не совпадали. Так, например, Россия и Пруссия уже заключили некий негласный союз, решив настаивать на своих выгодах вместе. Кстати сказать, Александр и Фридрих-Вильгельм демонстрировали всем свое единство еще до начала переговоров. Публицист Фридрих Гентц, секретарь и доверенное лицо при князе фон Меттернихе, написал потом: «Приехав в Вену, император Александр уже был более или менее в ссоре с Австрией, Англией и Францией».

К сожалению, на Венском конгрессе России пришлось столкнуться с противником, оказавшимся гораздо опаснее, чем Наполеон и его армия. Этим противником стала Англия с ее тайной дипломатией. Ее премьер-министр лорд Уильям Питт, яростный ненавистник России, умерший в 1806 году, еще задолго до вступления русских войск в Париж весьма недвусмысленно заметил:

— Если эти византийцы захватят Париж сами, то подчинят себе всю Европу, а мы будем сидеть на одной овсянке!

Теперь «византийцы» захватили Париж и могли диктовать Европе свою волю с позиции силы. Европе это, естественно, не нравилось и провоцировало всевозможные закулисные переговоры, инициаторами которых были князья фон Меттерних и фон Гарденберг.

Талейран прибыл в Вену 23 сентября 1814 года. Неделю его держали на своеобразном «карантине», и только 30 сентября он принял участие в серьезном заседании представителей «большой четверки».

Представитель Людовика XVIII вошел в зал, окинув ироничным взглядом всех присутствовавших. Потом он уселся между представителями Пруссии и Австрии, а последний объявил ему, что государственные секретари соответствующих стран собрались для согласования текста предварительного соглашения.

Талейран удивленно поднял правую бровь:

— Государственные секретари?

Потом он указал на двух господ, сидевших перед ним и сказал:

— Но господин де Лабрадор не является таковым и господин фон Гумбольдт тоже.

Князь фон Меттерних принялся объяснять, что маркиз Педро де Лабрадор — это единственный представитель Испании в Вене, а барон фон Гумбольдт сопровождает канцлера фон Гарденберга, который плохо слышит и не может обходиться без помощника. Бедняга фон Гумбольдт тут же доказал это, начав пересказывать прямо в ухо своему 64-летнему начальнику все, что происходит.

Шарль-Морис де Талейран-Перигор

Талейран, бывший, как известно, хромым от рождения, тут же подхватил мысль Меттерниха и заявил:

— Если физическая немощь тут так уважается, то я тоже могу приходить в сопровождении помощников…

Меттерних открыл заседание, сказав несколько слов о долге, лежащем на конгрессе и заключающемся в том, чтобы укрепить только что восстановленный в Европе мир. Князь фон Гарденберг добавил, что для прочности мира нужно свято соблюдать взятые на себя обязательства, и что таково намерение союзных держав…

— Союзных держав? — перебил его Талейран. — Но против кого же направлен этот союз? Уж не против ли Наполеона? Но он, если я не ошибаюсь, находится на острове Эльба… Так, может быть, против Франции? Но мир заключен, и французский король служит порукой его прочности. Господа, будем откровенны, если еще имеются союзные державы, то я здесь явно лишний.

Было видно, что слова Талейрана произвели впечатление на присутствовавших. А он вновь заговорил:

— Если бы меня здесь не было, вам бы недоставало меня. Господа, я, может быть, единственный из всех присутствующих, который ничего не требует. Подлинное уважение — это все, что я желаю для Франции. Она достаточно могущественна, благодаря своему богатству, своей протяженности, численности и духу своего населения, единству своей администрации, а также защите, которую природа дала ее границам. Повторяю, я ничего не желаю для нее, но бесконечно много могу дать вам. Присутствие здесь министра Людовика XVIII освящает начала, на которых покоится весь социальный порядок. Основная потребность Европы — это изгнание навсегда мысли о возможности приобретения прав одним завоеванием и восстановление священного принципа легитимности, из которого проистекают порядок и устойчивость. Показав теперь, что Франция мешает вашим совещаниям, вы этим самым сказали бы, что вы не руководствуетесь больше истинными принципами, и что вы отвергаете саму справедливость. Эта мысль далека от меня, так как мы все одинаково понимаем, что только простой и прямой путь достоин той благородной миссии, которую нам предстоит выполнить.

Заседание Венского конгресса. Талейран сидит справа, положив руку на стол. Гарденберг сидит слева. Меттерних стоит шестой слева. Роберт Стюарт (Каслри) сидит в центре, за пустым креслом. Нессельроде стоит, согнувшись, между Меттернихом и Стюартом. Веллингтон стоит крайний слева.

В зале заседаний поднялся шум, но Талейран, как ни в чем не бывало, продолжил:

— Парижский договор гласит: «Все державы, участвовавшие на той и другой стороне в настоящей войне, отправят в Вену полномочных представителей для того, чтобы принять на общем конгрессе постановления, которые должны дополнить предписания Парижского договора». Когда откроется общий конгресс? Когда начнутся его заседания? Эти вопросы ставят все те, кого привели сюда их интересы. Если бы некоторые державы, находящиеся в привилегированном положении, захотели, как об этом уже распространяются слухи, осуществить на конгрессе диктаторскую власть, то я должен сказать следующее: опираясь на условия Парижского договора, я не мог бы согласиться на признание над этим собранием какой-либо высшей власти.

Говорил Талейран почти два часа, и, надо признать, его выступление изменило тональность всей конференции. Во всяком случае, после этого державы-победительницы не устраивали больше совещаний без участия Франции. Более того, Талейран каждый раз вел себя так, как если бы он был министром не побежденной, а победившей страны.

Теперь за столом переговоров сидела уже «большая пятерка», и Франция получила равное право управлять работой конгресса.

Напомним, Наполеон в это время находился в ссылке на средиземноморском острове Эльба. А в это время в Вене «большая четверка», казалось бы, уже договорилась отдать России Польшу, а Пруссии — Саксонию. Но очень скоро в ней наметился раскол.

Безусловно, Талейрану не было особой нужды настраивать Меттерниха против императора Александра: они и так почти не переносили друг друга. В свое время они сильно повздорили по вопросу о судьбе Швейцарии, и вследствие этого в их отношениях «появилась зияющая брешь», которая потом переросла в «открытое противоборство на всех фронтах».

В Вене благородный Меттерних заявил, что его страна ни за что не отдаст Галицию, южный край Польши, и не позволит Польше сделаться марионеткой России. В ответ, говорят, Александр пригрозил ему дуэлью, но поединок, конечно же, не состоялся. После этого они долго не разговаривали друг с другом.

Политика Меттерниха всегда была последовательной и независимой от часто непредсказуемых решений таких людей, как Александр или Наполеон. В этом смысле ему гораздо ближе был Талейран. Тот, в свою очередь, всегда симпатизировал Австрии, а теперь убеждал Меттерниха в том, что Австрии не нужна полностью восстановленная Польша, что поляки никогда не смогут стать полностью независимыми от России и т. д. В том же духе он говорил и о Саксонии.

Талейран писал Меттерниху:

«Как вы можете допустить, чтобы такой давний и достойный сосед, как Саксония, был отдан вашему подлинному врагу?»

Гораздо труднее Талейрану было иметь дело с флегматичным Каслри. Дело в том, что в Лондоне хотели видеть Польшу возрожденной и независимой, и британцев не устраивало то, что она окажется под пятой у России.

Талейран в своих директивах, подготовленных к конгрессу, представлял себе «равновесие сил» в Европе совсем не так. Он писал: «Это может быть только система относительного равновесия. Абсолютное равенство сил между государствами не только невозможно, но и нежелательно для политического баланса и в некотором смысле может навредить. Такой баланс заключается в соотношении между силой сопротивления и силой нападения. Если Европа будет слагаться из государств, соотносящихся между собой таким образом, что минимальная сила сопротивления самых малых из них была бы эквивалентна максимальной силе агрессии самых крупных, тогда мы и имели бы подлинное равновесие сил. Но такой ситуации нет и никогда не будет в Европе. Реальная ситуация допускает лишь искусственный и неустойчивый баланс сил, который может поддерживаться, лишь когда крупные государства, чтобы сохранить его, руководствуются чувством меры и справедливости».

В конце концов, Каслри согласился с теорией Талейрана, но вот император Александр резко заявил, что русские войска находятся в Польше, что их там много, и если кому-то это не нравится, пусть он попробует выгнать их оттуда.

К концу 1814 года на конгрессе запахло новой войной. И вот тогда-то Талейран выиграл и второй раунд: на этот раз в закулисной борьбе со своими главными оппонентами — Россией и Пруссией. Ему удалось уговорить Меттерниха и Каслри заключить секретный договор об альянсе против России и Пруссии, и 3 января соответствующий документ был подписан. По сути, три страны договорились, что, «если одной из них будет угрожать нападение, другие будут помогать ей мирным, а потом и вооруженным содействием».

Талейран ликовал и в своем секретном донесении Людовику XVIII с гордостью доложил:

«В самых дерзких своих мечтах я не смел обольщать себя надеждой достичь такого оглушительного успеха. Я могу с уверенностью сказать, сир, что коалиция распалась, раз и навсегда. Франция не просто покончила со своей изоляцией в Европе. У Вашего Величества теперь есть федеративная международная система, какую маловероятно создать и за пятьдесят лет переговоров. Франция идет теперь рука об руку с двумя великими державами <…> и скоро сможет объединиться со всеми государствами, придерживающимися принципов и правил поведения, не приемлющих революции. Франция будет стержнем и душой этого союза, формирующегося для защиты принципов, которые она первой и провозгласила. Таким великим и счастливым событием мы обязаны Провидению, возвратившему нам Ваше Величество».

Итак, коалиция была разрушена, и теперь побежденная Франция вышла из международной изоляции и могла оказывать ощутимое давление на «большую четверку». Талейрану в этом деле удалось гениально использовать противоречия между недавними союзниками, которые легко находили общий язык, только пока были связаны друг с другом целью разгромить Наполеона. При этом он проявил блистательное дипломатическое искусство, если не сказать неподражаемую ловкость.

Как пишет биограф Талейрана Дэвид Лодей, «это оказался грандиозный блеф, побудивший пойти на блеф царя Александра и короля Фридриха-Вильгельма, когда они узнали о тайном сговоре. Они вовсе и не собирались развязывать войну из-за Польши и Саксонии». В итоге «подковерная» дипломатия Талейрана дала результат, внезапно открыв двери для всевозможных компромиссов.

А затем все же было достигнуто соглашение по Польше. Она осталась разделенной между Пруссией, Австрией и Россией, которая прибавила к своим польским землям созданное Наполеоном герцогство Варшавское. Плюс император Александр стал еще и польским королем. Конечно, он не добился всего, чего хотел, но получил достаточно, чтобы удовлетворить свои аппетиты…

Австрия присоединила к себе Тироль и славянские земли Иллирии на Адриатике, восстановила свою гегемонию в Ломбардии, Тоскане, Венеции и Парме. Возросло влияние Австрии и в Южной Италии: конгресс принял секретное решение, по которому австрийская армия могла двинуться на юг, чтобы сместить с неаполитанского трона бывшего наполеоновского маршала Мюрата.

Пруссия тоже не осталась в убытке, получив часть Саксонии, значительную территорию Вестфалии и Рейнской области.

Маленький Люксембург стал независимым, выйдя из-под французского контроля. Дания, бывшая союзница Франции, лишилась Норвегии, которую передали Швеции.

Кроме того, на Венском конгрессе было решено соединить разрозненные части Нидерландов в одно королевство. При этом Голландия поглотила Бельгию, и на престол нового государства был возведен Вильгельм Оранский. Следует отметить, что объединение Голландии и Бельгии закрепило за Англией город Антверпен. Таким образом, виконт Каслри добился поставленной перед ним цели. По сути, это была единственная проблема, которая действительно волновала его в Вене.

А потом наступил 1815 год. Конец января и начало февраля не принесли ничего нового. Конфронтация между участниками конгресса сохранялась, и все практически полностью было погружено в рутину совещаний и развлечений… И тут вдруг грянул гром! В Вену пришла страшная весть: Наполеон бежал с острова Эльба!!!

Наполеон покидает остров Эльба. Худ. Джозеф Бом (1836)

В марте 1815 года Наполеон бежал с острова Эльба и высадился во Франции. И его надежды не замедлили оправдаться. Везде солдаты присоединялись к нему, и само войско, выступившее против него под начальством маршала Нея, перешло на сторону бывшего императора вместе со своим предводителем. Уже 20 марта Наполеон вступил в Париж и, снова взяв себе императорский сан, поселился в Тюильри. Бурбоны вынуждены были спасаться бегством, однако уже 13 марта собравшиеся в Вене европейские монархи издали декларацию, которой Бонапарт был объявлен лишенным охраны законов, как враг и нарушитель всеобщего спокойствия. Одновременно с этим союзные державы выставили против Наполеона огромную армию, а пока она собиралась, в Нидерланды были стянуты британские и прусские войска под начальством герцога Веллингтона и Блюхера.

Наполеон двинулся через границу Бельгии со 170-тысячным войском и сначала, 15 июня 1815 года, обрушился на Блюхера. После мужественного сопротивления пруссаки принуждены были начать отступление, но отступили они в полном порядке в направлении к Вавру. Затем Наполеон обратился против Веллингтона и атаковал его, 18 июня, при Ватерлоо. Британцы с удивительной стойкостью выдержали нападение.

Задача их состояла в том, чтобы оспаривать у французов победу до той минуты, пока Блюхер не подоспеет к ним на помощь, чтобы затем окончательно вырвать у Наполеона победу. И британцы успешно выполнили эту задачу. Они отбивались от французов, не уступая своих позиций, пока не показались пруссаки.

Наполеон на острове Святой Елены. Худ. Оскар Рекс

Появление Блюхера решило битву: французы бросились бежать, и бегство это повлекло за собой полный распад наполеоновской армии. Сам Наполеон едва избежал плена, но потом все равно был вынужден вторично отречься от престола, что лично для него закончилось ссылкой на далекий остров Святой Елены, затерянный в Атлантическом океане.

Длительный период почти непрерывных войн, начавшийся еще в 1792 году и охвативший всю Европу, завершился.

После этого перед Европой встала проблема, связанная с предложением российского императора создать Священный Союз — организацию монархических государств для защиты Европы от войн и распространения опасных революционных идей.