Ласковое солнце пронизало пространство светоткаными лучами. Летнее утро, казалось, не могло предвещать ничего плохого.

– Слушай, Димка! – вымолвил Андрей, оглядываясь по сторонам. – Значит, Чударь держал эти пейджеры и молчал! Ты прикинь! Да мы за эти два дня смогли бы излазить всю Полтаву.

– Без вопросов, – охотно подтвердил Дима.

Его мечта была близка к осуществлению. Теперь можно пройтись по родному городу, только на сто лет раньше, и увидеть что-то невообразимое. Эта неизвестность влекла с огромной силой и звала вперед.

Октябрьская, точнее, Александровская начиналась от Успенского собора. Неровная брусчатка с канавами, милые деревянные тротуары и сочная зелень пышных лип.

Улица, словно стрела, врезалась в круглую площадь и терялась где-то на подступах к полю Полтавской битвы.

По обеим сторонам Александровской, словно маленькие дети, прижались друг к другу двухэтажные опрятные домики. Улица с прилегающими кварталами создавала очарование тихой, уютной провинции.

Ребята, одетые в новенькие, с иголочки костюмы, пошли прямо посреди улицы, озираясь по сторонам. Восторгу их не было границ. Вдалеке послышался звук набата. Разноголосый колокольный звон металлическим перезвоном разнесся над городом.

Выкрашенная и выбеленная старина сияла на солнце и смотрела вымытыми окнами в ситцевых занавесках. Не было железобетона и пластика, но была душа, вложенная в камень, и эта душа наполняла теплом холодные стены, лепные украшения окон и рельефные козырьки крыш.

Слева открылся темно-красный дом Глейзера с выразительной Звездой Давида. Справа – нарядный терем Невианта в стиле модерн, с разнокалиберными, изломанными окнами. Дальше – бело-розовый Будинок кравця, украшенный гербами с изображением внушительных ножниц, рядом – особняк Таранушенка в стиле русского классицизма.

– Смотри, как интересно выглядят эти дома! – воскликнул Дима.

– Ну… ведь их… наверное, недавно построили, – пожав плечами, ответил Андрей.

По мостовой неторопливо простучала повозка, пересекая перекресток. Бородатый крестьянин в кирзовых сапогах вел под уздцы смирную лошадку. Повернув сморщенное, словно печеное яблоко, лицо, мужик с интересом посмотрел на друзей.

– Я было испугался, что это наш старый знакомый с поля Полтавской битвы. Помнишь, который от нас убежал? – шепнул Дима Андрею.

– Я тоже так подумал, – согласился Дорошенко. – Вот бы он удивился, увидев нас сейчас!

– Все же лучше его не встречать, – закончил диалог Томин.

Какое-то время шли молча.

– Интересно, что проезжая часть и тротуары соединены миниатюрными деревянными мостиками, – заметил внимательный Дима.

Дорошенко нерешительно кивнул. Это была та и не та Полтава. Вроде родной и в то же время совершенно чужой город.

– Странное ощущение я испытываю. – Дима повернулся к Андрею: – Все совсем по-другому.

– Что ж ты хотел, – развел руками Андрей. – Мы ведь действительно в другом городе. Каждое время накладывает свой отпечаток. Кое-что уничтожено, но многое и построено за сто лет, особенно за последние годы.

Ребята подошли к городскому саду возле Губернского земства. В этом здании в их время находится Краеведческий музей. Но друзьям предстал один из красивейших домов Полтавы в первозданном виде.

Недавно построенное здание Губернского земства сияло светло-желтой керамикой и высоким гранитным цоколем. Стройные башенки по обе стороны от центрального входа были более вытянутой формы, окна с фигурными перемычками и кручеными бело-синими колоннами были необычайно живописны. Возле входной двери красовался орнамент на тему «Дерево жизни», а на фасаде сияли гербы всех уездных городов Полтавской губернии. Крыша была покрыта маленькой треугольной черепицей, точно такой, как на башнях Московского Кремля, только зелено-синего цвета с вкраплением золотого. А на крыше центрального корпуса темнели два маленьких чердачных окошка.

В саду посетителей было немного. По ближайшей к улице дорожке, кокетливо покручивая светлыми зонтиками, гуляли три очаровательные панночки. Девицы покосились на двух молодых, симпатичных аристократов, бредущих прямо посреди улицы, и прыснули со смеху. Андрей краем глаза заметил барышень и дернул Диму за рукав.

– Дим! Тебе не кажется странным, что мы идем посреди улицы, как лохи. Над нами уже люди смеются. Пойдем на тротуар!

– С каких это пор те, кто ходят посреди улицы, называются лохами? – вопросом ответил Дима. – Октябрьская всегда была пешеходной, и мы с тобой тысячу раз ходили посреди этой улицы. Посмотри лучше, как красив Сретенский собор.

– Мы ходили посреди улицы, только не этой.

Разговор разговором, но все же ребята отошли в сторону и пошли по внешней аллее городского сада. Жиденькие деревца, утоптанная земля, вместо выложенных тротуарной плиткой аллей, да хаотично растущая трава, взамен изысканных клумб. Андрей покосился на очаровательных барышень, смеявшихся, когда они шли посреди улицы.

– Давай с ними познакомимся? – неожиданно предложил Дорошенко, и не успел Дима промямлить что-то в ответ, как Андрей смело подошел к девушкам и нагловато спросил: – Девчонки! А который сейчас час?

В красивом костюме, подтянутый и спортивный, он был удивительно хорош собой. Дорогие зонтики разом перестали крутиться. Аристократки застыли в немом изумлении и, не мигая, уставились на Андрея. Барышни явно не ожидали такой неслыханной наглости. Немая сцена длилась несколько секунд.

Затем Андрей, довольный произведенным эффектом, начал входить в кураж, мило улыбнулся и продолжал:

– Девчонки! А действительно, зачем нам время? Давайте лучше погуляем!

Девчонки, казалось, потеряли дар речи. Миловидные лица побелели. Такого панночки еще не видели и не слышали. Произошло полное разрушение их замкнутого, тепличного устоя жизни.

Но самая меньшая, миловидная шатенка, не сводя с Андрея восхищенных глаз, неожиданно густо покраснев, произнесла заплетающимся от волнения мелодичным голосом:

– Меня… меня… зовут… Натали.

– Очень приятно. А я – Андрей. – И Дорошенко украдкой глянул в прекрасные глаза Натали.

Из аккуратно уложенных, словно отполированных, ярко-каштановых волос на Андрея восторженно глядело ангельское личико с удивительно яркими глазами цвета тропического моря в рассветной прозрачной дымке. И в то же время в этих глазах отражались золотыми отблесками то ли прямые солнечные лучи, то ли изломанные стрелы молний.

Старшая панночка нахмурила тонкие, изогнутые брови:

– Натали! Неприлично порядочным девушкам разговаривать на улице с… незнакомыми людьми!

– Так мы уже познакомились! Давайте и с вами познакомимся! – смеясь, проговорил Андрей.

Его прямолинейная логика и невиданная наглость сбили девиц с толку.

– Приличные барышни на улице не знакомятся! – включилась в разговор третья. – Маменька нам строго-настрого запретила на улице с кем-либо разговаривать.

– Маменьку, конечно, слушать нужно, но и у вас же своя голова на плечах есть, – не унимался Андрей.

Томин стоял рядом и молчал, не зная, что сказать. По его понятиям, знакомиться на улице вроде бы и неприлично, но как же тогда знакомиться? А девчонки действительно очень понравились Диме. Красивые лица с чистой кожей и здоровым румянцем плюс точеные фигуры и гордая осанка буквально ослепили юношу. Все три – яркие красавицы. Все три – удивительно похожи, скорее всего, родные сестры. И особенно хороша маленькая Натали.

Дима был застенчив с девушками. Ему с ними не особенно везло, зато Дорошенко снискал славу ловеласа, был нагловат и пользовался огромным успехом у прекрасного пола. И хоть по натуре Андрей был благородным и честным, все же питал большую слабость к женской красоте. Никогда не изменяя своей настоящей возлюбленной, Андрей умудрялся часто менять ненаглядных, поясняя такое поведение недетским коварством юных дев.

И все же Андрей искренне надеялся, что свою единственную и неповторимую он еще встретит, поэтому, гуляя по городу, друзья частенько приставали к хорошеньким девчонкам. Приставал, разумеется, Андрей, а Дима только присутствовал и морально поддерживал. В пяти случаях из шести их, естественно, посылали, но иногда завязывались интересные знакомства. Вот и сейчас Дорошенко был абсолютно свободен от всяческих обетов верности, потому без зазрения совести пристал к понравившимся девчонкам, забыв, что перед ним не раскрепощенные подруги двадцать первого века, а закомплексованные аристократки начала двадцатого, не умеющие даже послать как следует.

Тут старшая не сдержалась:

– Мы – племянницы князя Куракина, и это… возмутительно, что вы так себя ведете! Вы, молодые люди, не джентльмены! Стоило нашей няне отойти, как вы… – Тут девица запнулась, не находя нужного слова, чтобы закончить фразу.

– Так вас до сих пор нянчит няня? – продолжал смеяться Андрей.

– Она воспитывала еще нашу маменьку! А вы… вы, если не оставите нас в покое… мы… мы позовем полицию! Как жаль, что Степан нас сегодня не сопровождает, – заламывая руки, проговорила панночка уже высоким тоном.

Редкие прохожие стали оглядываться. На противоположной стороне сада Дима заметил белеющие мундиры полицейских и дернул Андрея за рукав.

– До скорой встречи, прекрасные незнакомки! И передавайте нижайший поклон вашей няне! – выпалил напоследок Дорошенко, и друзья вышли из сада.

Только маленькая княжна провожала Андрея восхищенным взглядом удивительно ярких глаз. Настолько ярких, что можно было воспламениться. И настолько глубоких, что можно в них утонуть.

– Слушай, Андрон! А давай быстрехонько сходим к дому Короленко? – вдруг предложил Дима.

Андрей покосился на Диму:

– Только очень быстрехонько.

Вышли из парка напротив Губернского земства. Из больших коричневых дверей учреждения как раз выходили чиновники и, тихо переговариваясь, шли в парк.

– Дима! – Андрей дернул товарища за рукав. – Здесь же работает сам Иван Бунин. Давай зайдем к писателю, поговорим.

– Андрюха! Ты забыл, какой сейчас год. Бунин уехал из Полтавы то ли в девяносто восьмом, то ли в девяносто девятом году, еще девятнадцатого века. Так что в данный момент он в Губернском земстве уже не работает.

Друзья повернули и бодро зашагали в направлении парка Победы. Вскоре их встретил Земельный банк. Те же пышные барельефы на фасаде в огранке изящных колонн. Такие же напряженные грифоны на крыше, сжав утиные клювы, смотрели в разные стороны с прямоугольных постаментов. Только карниз был окантован миниатюрными колоннами.

Вдалеке послышались звуки военного оркестра, и сквозь аккуратные стволы деревьев ребята заметили заполненную народом площадь. Подойдя поближе, увидели живописную картину. Через всю площадь была натянута веревка с цветными треугольными флажками, бойко трепыхавшимися на ветру. Красовался кремовый особняк с белыми колоннами. Слева от него – скромный белый двухэтажный домик. Прямо – оригинальный гранитный обелиск.

У подножия обелиска бронзовый лев оскалил страшную пасть, вытянул вперед могучую левую лапу и выгнул вниз упругий с кисточкой хвост. На вершине обелиска, расправив огромные крылья, гордо возвышался бронзовый двуглавый орел с короной Российской империи. В когтях пернатый держал бронзовый лавровый венок.

Перед памятником по стойке смирно выстроилась шеренга солдат в зеленых гимнастерках. Сзади шумела большая толпа народа, в основном рабочий люд. Кругом – военные, вперемешку со штатскими. Островерхие военные фуражки тонули в белых дамских зонтиках. Под барабанный бой и пение медных труб перед памятником браво маршировали колонны солдат.

Ребята остановились под портиком здания пожарной команды.

– Смотри! Еще один венок, – изумился Андрей.

– Надеюсь, в нем не заложена никакая сила, – уточнил Дима.

– Что это за празднество? – поинтересовался Дорошенко.

– Скорее всего, открытие памятника полковнику Келину, коменданту Полтавского гарнизона, – ответил Дима. – Смотри! Лев достаточно свежий. Кончик хвоста еще не вытерся до блеска от постоянно садящихся задниц.

– В детстве и я любил садиться льву на хвост, – поведал Андрей.

– Я тоже, – подтвердил Дима.

– Смотри! – Андрей указал направо. – Особняк Капниста выглядит свежее, чем сейчас.

– Да, и дом, где родился Луначарский, сейчас намного лучше, – согласился Дима, глядя на аккуратный белый домик.

Андрей дернул Диму за руку:

– Пошли, созерцатель!

Вот и тихая Мало-Садовая. За поворотом – дом Короленко: белый, опрятный, с гладкой покатой крышей.

Дом, погруженный в грезы. Уютом и теплом веяло от гнезда великого писателя. За вымытыми окнами застыли бархатные шторы. На фасаде с деревянным крылечком уютно примостилась старинная дверь с выгравированной табличкой: «Владимир Галактионович Короленко». С торца, застекленная мелкими окошечками, расположилась просторная галерея с деревянным орнаментом под застрехой. Возле галереи росли две высокие стройные ели. Дом утопал в пышной зелени. В глубине усадьбы белели колонны классического особняка.

Послышался мерный стук копыт. Поскрипывая на выгнутых рессорах, к крылечку подкатила элегантная пролетка. В тот же миг тяжелая дверь неслышно отворилась, и на улицу неспешно вышел немолодой человек среднего роста, с густой седой бородой и волнистыми волосами, зачесанными назад. Открытое лицо с широким, выпуклым, слегка морщинистым лбом выражало ум и порядочность. Невольно притягивали взгляд глубоко посаженные глаза – добрые, умные, проницательные.

Ребята остановились, ошарашенные. Человек неторопливо сел в пролетку, та качнулась и, легко сорвавшись с места, засверкала белыми спицами.

– Это же сам Короленко! – срывающимся от волнения голосом шепнул Дима.

Друзья уставились на писателя. Короленко проехал мимо, мельком взглянул на парней, и в следующую минуту пролетка завернула за угол.

– Ты чего его не окликнул? – возмутился Дима.

– А что бы я ему сказал? «Привет! Я из 2009 года!» Думаю, нам не стоит пытаться изменить ход истории и вступать в контакт с местным населением, – ответил Андрей.

– Чья бы корова мычала! Кто-то только что вступил в такой контакт с местным населением в виде трех обворожительных панночек! – язвительно сказал Томин.

– Это не изменит ход истории, – упрямо парировал Андрей.

– А вдруг одна из них предложила бы тебе жениться на ней?

– Где ты видел, чтобы барышня сама предложила жениться на ней? – фыркнул Дорошенко.

– Ладно, пойдем обратно через Березовый сквер, – предложил Дима.

– Что ж, пойдем, – легко согласился Андрей.

Они вышли на Новополтавскую улицу и свернули к Березовому скверу, но вместо старинных, полукруглых домиков, плотным кольцом опоясавших уютный скверик с памятником Пушкину, взору ребят предстал живописный пустырь с покосившимися мазанками.

– Вот это да! – воскликнул огорченный Дима. – Хорошенькая панорама!

Андрей продолжал, молча, идти. Снова вышли на Александровскую. Друзей встретила рельефная, как плитка шоколада, гостиница «Театральная». Из парадных ворот важно вышел толстый господин в тройке, с цепочкой карманных часов, сверкающих благородным металлом. Плотная жилетка натянулась, как перекачанный шар. Толстяк остановился, мазнул надменным взглядом ребят, затем, пыхтя и слегка посвистывая при дыхании, направился к извозчику. С большим трудом залез в пролетку, рессоры при этом сильно прогнулись. Извозчик привычно щелкнул кнутом, и лошадка медленно зацокала по брусчатке.

Вдоль здания банка прогуливались пары – дамы в смешных шляпах, опоясанных ленточками, с обязательными белыми зонтиками и кавалеры в костюмах и шляпах, несмотря на летнюю жару. Один парень в дорогом костюме даже поздоровался с ребятами, елейно улыбнулся и слегка приподнял круглую, похожую на срезанный цилиндр шляпу.

– Пацан, наверное, обознался? – улыбнулся Андрей.

– А что, разве мы не вписываемся в местный колорит? – вопросом ответил Дима, поправляя отвороты пиджака.

– Да, – со смехом согласился Дорошенко, – так вписался, что уже и не выпишешься.

На противоположной стороне улицы живописной аркой виднелся центральный вход в Сретенский собор. Массивные резные двери были открыты настежь. В глубине храма виделось сияние множества свечей.

– Андрюха! Давай зайдем! – Дима кивнул в сторону величавого собора.

– Давай, – согласился Андрей.

Ребята вошли в храм. Повеяло прохладой, обоняние уловило благотворный запах ладана. За небольшим предбанником с красивыми иконами в золотых окладах взору путников открылась внутренняя часть собора, уходящая высоко под купол. С внутренней части купола на ребят задумчиво смотрел Иисус Христос. Волосы были растрепаны, глаза выражали любовь и понимание.

На противоположной стороне просторного зала, весь в позолоте, высотой почти до основания купола, стоял резной иконостас. Множество свечей горело у икон Иисуса Христа, Девы Марии и Николая Чудотворца. Создалось ощущение, что находишься вне времени, – так же горят свечи и в современных церквях Полтавы. Вот выйдешь из храма, а на улице вместо карет – обтекаемые автомобили.

«Может, церкви и строятся как раз на тех местах, где время течет по особым законам?» – задумался Дима.

Возле алтаря спиной к вошедшим стоял подтянутый священник. Темная ряса ладно сидела на его фигуре. Услышав стук шагов, святой отец повернулся, явив красивое лицо, обрамленное аккуратной черной бородкой. На ребят взглянули добрые, ясные глаза.

– Добрый день, – сдержанно поприветствовал он вошедших. – Вы издалека приехали?

– Да уж, издалека, – за двоих ответил Андрей.

– Вам не следует идти в Корпусный сад, – с грустью произнес священник.

В его проницательных глазах читалось понимание.

– Почему? – вдруг спросил Дима.

Священнослужитель сузил глаза, отвел взгляд, даже слегка покачал головой, как бы борясь с одолевающими его сомнениями, затем с трудом выдавил из себя:

– Нельзя, и все! И не задавайте лишних вопросов. Воцарилось неловкое молчание. Ребята не знали, что и сказать.

– Да хранит вас Господь! – напутствовал их на прощание святой отец.

И медленно перекрестил обоих.

– Что это значит? – спросил встревоженный Дима, выйдя на улицу.

– Очередное китайское предупреждение, – флегматично ответил Андрей.

Путники медленно двинулись дальше. На углу Александровской и Протопоповской висела огромная надпись: «ЛЕМЕРЪ и Кº». Магазин иноземных вин. Друзья переглянулись и зашли в старинное здание.

Магазин встретил их стойким винным запахом. Деревянные влажные полки были плотно заставлены темными бутылками. Молодцеватого вида продавец в засаленном фартуке уставился на приличных с виду посетителей и спросил:

– Чего изволите-с?

– А чего у вас есть-с? – передразнил его Андрей. Продавец удивленно обвел взглядом заполненные полки. Потом, словно что-то вспомнив, участливо нагнулся к друзьям:

– Есть отличное вино Массандра, только что из Крыму.

– Последней лошадью? – с издевкой спросил Дорошенко, пряча улыбку.

– Что?! – не понял юмора продавец и, не зная, как себя вести, глупо улыбнулся.

Дима дернул Андрея за рукав, шепнул:

– Пошли!

Поблагодарив продавца, парни вышли на улицу.

– Он бы еще портвейн три семерки предложил! – засмеялся Дима.

– Ладно, пошли, портвейн, – подытожил Андрей.

– Лучше б Чударь нам вместо пейджеров по червонцу дал, – сладко щурясь, разглагольствовал Дима, – а то вышли в город совершенно без денег.

– Ага, и выдули б сейчас бутылку Массандры. Хороши носильщики венка!

На месте театра Гоголя стояло приземистое здание складского типа. Вместо ЦУМа – двухэтажные старинные дома, одноэтажный Орловский банк. За маленькими магазинчиками респектабельный Гранд-отель. Напротив него – стильный отель «Континенталъ» с натянутыми над окнами полотняными маркизами.

Посреди улицы прокатили на велосипедах две дамы в темных юбках, белых блузках и кокетливых шляпках. Ленточки на шляпах развевались на ветру. Большие колеса перекатывались по ухабистой мостовой.

Переходя улицу, ребята замедлили шаг, пропуская открытый экипаж. В обитой светлой кожей кибитке сидела нарядно одетая девушка в изящной шляпке с длинной белой ленточкой. Девушка повернула голову и слегка улыбнулась. Друзья остановились как вкопанные. Это была Наяда. В следующее мгновение экипаж пролетел мимо.

– Ты… ты видел? Это же Наяда! – воскликнул Дима.

– Нет, эта девчонка только очень похожа на Наяду, – спокойно отреагировал Андрей. – Наяда обязательно бы остановилась.

– Может, попробуешь ее догнать?

– Может, не пойдем в парк? Священник ведь не зря предупреждал!

Не обращая внимания на реплику, Дима потянул Андрея за руку.

– Да мы только на минутку. – И Андрей пожал протянутую руку друга.

Перед входом в парк открылась панорама круглой площади. Справа – вытянутые присутственные места, затем заросший тополями дворец вице-губернатора. Слева – скромное Дворянское собрание с потускневшим портиком. За ним, вдалеке, утопающий в зелени дворец генерал-губернатора. Прямо – массивный Кадетский корпус с огромным выпуклым куполом. Ребята вошли в Октябрьский парк. Мощеные аллеи, неухоженные палисадники, хаотично посаженные деревья, причудливые длинные фонари. Элегантные мужчины и нарядно одетые женщины с зонтиками беззаботно прогуливались по аллеям.

– Какой сегодня день, выходной или будний? – поинтересовался Дима.

– По-моему, тут всегда выходной, – сострил Андрей. Вот и памятник. Венок уверенно торчал в клюве у золотого орла.

Друзья остановились, удовлетворенно переглянулись.

– Тебе не кажется, что венок какой-то… более золотой, что ли? – подозрительно спросил Дима.

– Ты насчет того, что коммунальщики в начале века работали лучше? – улыбнулся Андрей.

– Я по поводу того, что на орле более толстый слой золота, – пояснил Томин.

– Испарилось за сто лет плюс немцы разрушили, а коммунисты сэкономили при восстановлении, – высказал свою версию Дорошенко.

Обойдя памятник, можно было возвращаться, но сидеть в низкой хате до самого вечера не хотелось. Андрей доверительно повернулся к Диме:

– Давай быстро пройдемся к нашему дому – и назад! С нами же ничего не случилось?

Дима пару секунд колебался, затем согласился, и ребята пошли, сгорая от нетерпения. Ближе к выходу стал хорошо виден фасад дворца генерал-губернатора.

Роскошные белые колонны выразительно выделялись на фоне сочной зелени.

В окне третьего этажа Дима увидел стройный девичий силуэт. Присмотревшись, узнал Натали. Девушка внимательно смотрела на друзей, точнее, на Андрея. Дима глянул на друга. Дорошенко заметил маленькую княжну и тоже неотрывно наблюдал за окном.

Вот и выход из парка. У ворот приютилось человек шесть нищих, сгорбленных и оборванных. Парии с мольбой протягивали крючковатые руки проходящим мимо господам. В одном из убогих Томин неожиданно узнал Кобо. Тот тоже признал ребят, злорадно ухмыльнулся и пошел прямо на них, ускоряя шаг. Невысокого роста, хилого телосложения, но в глазах пылал адский огонь, а в облике чувствовалась нечеловеческая сила.

Дима сильно потянул Андрея за рукав, и друзья стремительно рванули в другую сторону. Кобо неожиданно быстро метнул в товарищей настоящий поток пламени. Беглецов спасло дерево. Огонь попал в огромную липу. Могучий ствол мгновенно прогорел насквозь, но задержал пламя. Липа медленно повалилась прямо посреди аллеи, вздымая густые вихри коричневой пыли. Поднялся невообразимый шум: пронзительный женский визг, громкие крики мужчин, истошный свист полицейских.

Андрей подбежал к ограде парка и ловко перемахнул через нее. Дима перепрыгнул следом. В следующую секунду мощный столб пламени ударил в ограждение в том месте, где только что были парни, обуглил его и с шипением вошел в землю возле самых Диминых ног. Перед ребятами массивной стеной встал дворец генерал-губернатора, застенчиво прикрывшийся жиденькими топольками, словно куцым веером. Беглецы бросились к массивной входной двери, находящейся справа от колонн.

Но земля стала раздвигаться. Шероховатые камни брусчатки легко покатились в образовавшийся провал, оставляя темнеющие ямки насиженных ячеек. На проезжей части мгновенно образовалась трещина и, словно змея, быстро проползла ко дворцу. Наткнувшись на фундамент, трещина стала расширяться и углубляться. От нее пошла другая, вдоль фундамента. Образовавшийся ров преградил ребятам путь к заветной двери.

Топольки один за другим стали падать вниз, обрывая канаты гибких корней и раскрывая парашюты разветвленной корневой системы. Поднялись клубы бурого песка. Один тополек так и остался висеть вершиной вниз, зацепившись гуттаперчевым корнем за нависший уступ. Возле крылечка образовалась небольшая площадка, но и она с каждой секундой все отдалялась и уменьшалась. Какая-то карета, не успев затормозить, с грохотом полетела в разверстую пропасть. Послышались затихающие крики людей вместе с неистовым ржанием лошадей.

Дорошенко с разбегу перепрыгнул образовавшийся ров и уперся ладонями в стену, а Дима не смог допрыгнуть и заскользил всем телом вниз по отвесному склону, но руками успел схватиться за остатки брусчатки на краю обрыва и удержался над бездной. Ноги беспомощно скользили по мокрой земле, сердце бешено колотилось. Томина охватил дикий ужас близкой смерти. Кровь закипела в висках. Дыхание перехватило, в глазах потемнело, на лбу выступил холодный пот. Он попытался крикнуть, но из пересохшего горла вырвался только тихий хрип.

Сильная ладонь Андрея сжала его пальцы, и Дима повис между небом и бездной, изо всех сил пытаясь обеими ногами и свободной рукой выкарабкаться на горизонтальную поверхность. Конечности скользили, как по льду, в рот набилась грязь, а выбраться не удавалось. Дима начал чувствовать, что и Андрей вместе с ним медленно уходит вниз. Автоматически взглянул под ноги и похолодел от ужаса – дна не было видно. Ноздри учуяли запах гари. Закладывая уши и буравя сознание, послышался приглушенный мерный стон – тысячи человеческих голосов слились в единую дьявольскую песню.

Андрей сел на корточки, уперся спиной о стену, взял двумя руками Диму за руки и вытащил на поверхность, подтянув почти вплотную к двери. Измазанный в грязи, но спасенный, ощутив ровную поверхность, Томин распластался на земле, как кусок сала на сковородке. В висках до боли пульсировала горячая кровь.

Неожиданно дверь дворца распахнулась – на пороге появилась Натали. Словно солнце стало ярче светить. Прекрасное лицо девушки было сосредоточенно. Взгляд выражал твердую решимость. Удивительные глаза глядели с нежностью и любовью. Казалось, в них отражался весь мир. Так смотрят только влюбленные девушки. В точеных руках княжны сиял большой золотой крест с выпуклым распятием.

– Мальчики! Заходите быстрее! – беспокойно проговорила княжна.

В следующее мгновение ребята скрылись за массивной дверью, но не успели они сделать и шагу, как ее снесло мощным потоком пламени, словно легкую фанерку. Послышался звон выбитых стекол. У Димы на спине загорелся пиджак, у Андрея – левый рукав, а у Натали вспыхнуло платье. Томин стал быстро тереться о мраморную стену, оставляя живописные потеки сажи и грязи, а Дорошенко скинул пиджак и принялся тушить платье девушки. Одежду потушили.

– Степан! Степан! Караул! – отчаянно закричала Натали, указывая на дверь.

Двухметровый, широкоплечий Степан и так уже бежал к выходу в сопровождении десяти человек. А в пылающем дверном проеме появился темный силуэт Кобо. Он заметно подрос. Лицо покрылось густой шерстью. Из глаз вырывались зловещие языки пламени.

– Быстрее наверх, в домовую церковь! – умоляюще произнесла маленькая княжна, сообразив суть происходящего.

Троица бодро зацокала по мраморным ступеням, а Степан, не останавливаясь, со всего размаху двинул кувалдоподобным кулачищем по физиономии Кобо. Тот в падении вмялся в стену, послышался громкий звук удара твердого тела о мрамор. У обычного человека раскололся бы череп, но Кобо встал как ни в чем не бывало и правой рукой окатил всех таким мощным потоком пламени, что Степана и его спутников подбросило высоко в воздух, перевернуло несколько раз и кинуло на пол. Одежда на них загорелась, послышался запах жареного мяса. Охваченные пламенем, издавая отчаянные крики, люди стали беспомощно кататься по полу, замедляясь с каждым движением.

В доме поднялся сильный шум, кто-то выбежал в прихожую, но, увидев огонь и звероподобное существо, с криком бросился назад. А Кобо повернулся и проворно метнул второй факел с черной сердцевиной прямо в ребят, но те уже проскочили лестничную площадку и скачками поднимались на второй этаж. Пламя с шипением врезалось в мраморную стену лестничной площадки, оставило извилистую трещину и частично отразилось обратно. Потерявший силу огонь беспомощно потух на гладких ступеньках.

В два прыжка Кобо добежал до лестничной площадки и снова метнул сноп ослепительного пламени. Загорелись шторы на окнах, но ребята уже скрылись за дверью, ведущей в зал. Разъяренный Кобо тяжело и часто дышал. Его грудь из впалой превратилась в широкую и высоко вздымалась. Демон стал намного выше и весь покрылся густой темной шерстью, окончательно утратив человеческий облик. Из чернеющей пасти торчали огромные заостренные клыки. С нижней губы стекала мутная слюна. Руки и ноги превратились в мощные когтистые лапы. С диким рычанием Кобо метнулся к двери и, легко выбив ее, ворвался вовнутрь. Демона встретил огромный прохладный зал – с мраморными колоннами, грушеобразными хрустальными люстрами и лепным белым потолком.

Ребята пробежали только чуть больше половины зала. Злой дух почувствовал добычу, ноздри его затрепетали, кожа на скулах натянулась, пасть плотоядно осклабилась. Несколько прыжков – и черношерстный демон на середине зала. Правая лапа слегка согнулась, когти разошлись в стороны. Тщательно прицелившись, злой дух метнул в ребят огромный столб черно-красного клокочущего пламени.

Маленькая княжна резко остановилась и развернулась на сто восемьдесят градусов. Обгоревшие края ее недавно пышного платья грациозно крутнулись, закручиваясь обугленными буклями. Натали в упор, не мигая, посмотрела на демона. Она была похожа на разгневанную львицу.

В бесстрашных, широко раскрытых глазах девушки сверкнули четко очерченные, резко изломанные стрелы молний. Прекрасное лицо выражало непоколебимую решимость. На нежных, шелковых щеках запылал яркий румянец. Выразительно очерченные губы плотно сжались. Изумительные каштановые волосы, широкой волной ниспадающие на плечи, засветились в зареве большого пожара.

Натали резко вытянула перед собой точеные руки. В свете пламени, словно солнце, сверкнул большой золотой крест с широким распятием. Казалось, раскинувший руки Иисус шевельнулся и быстро взглянул на демона, встречая двухметровую волну ослепительного огня.

Андрей с Димой застыли за тонкой спиной девушки. Ее хрупкие плечики, осиная талия, стройные ноги выразительно очертились на фоне клубящейся стены пламени.

Мощный огненный поток, достигнув креста, резко остановился, словно наткнулся на невидимое, но непреодолимое препятствие, и с бешеной силой обрушился в обратном направлении.

Стекла из окон со звоном вылетели. Люстры закачались, ударяя друг друга. Осколки хрусталя мелким градом пролились на паркет. Кобо получил сильную дозу пламени, истерически завизжал, словно ошпаренный кабан, и скукожился в три погибели. Жесткая шерсть его с треском загорелась. Одна люстра, сильнее других задетая пламенем, с грохотом рухнула, выпуклым краем задев ошпаренного. Демон распластался на полу, как червяк. Левый бок его был распорот, словно лезвием. Мясо развернулось, как вырезка на прилавке магазина. Из раны обильно хлынула черная бурлящая кровь. Лакированный паркет разом вспыхнул.

А ребята успели добежать до второй двери и стали подниматься по узкой лестнице на третий этаж. В зале раздавались отчаянные вопли Кобо. Оттуда повалил густой черный дым.

Натали завела друзей в маленькую комнатку и закрыла дверь на замок. Это оказалась уютная домовая церковь. Крест она отдала Диме и попросила дежурить у двери. Он встал перед закрытой дверью, держа крест перед собой на вытянутых руках, затем навел на середину двери, наподобие прицела снайперской винтовки, а маленькая княжна подошла к красивому резному алтарю с образами в дорогих окладах. От мерцающей красной лампадки у иконы Божьей Матери зажгла остальные и все имеющиеся свечи. Тонкие восковые цилиндрики замятушились пламенем. Комната наполнилась теплым, благотворным светом. Мягко озарились лики Христа, Марии, Николая Чудотворца, Пантелеймона-целителя и других святых.

Княжна опустилась на колени перед ликом Богородицы и стала горячо молиться. Андрей последовал ее примеру. Освещенные лица на иконах в золоченых ризах и мерный шепот молитв немного успокоили Диму.

Вдруг сильно потянуло гарью, за дверью послышалось зловещее шарканье шагов. Каждый шаг болью отдавался в мозгу. Шепот молитв перед иконой Божьей Матери стал громче. Раздался сильный стук в дверь и душераздирающие крики. Вытянутые капли язычков пламени на свечах задергались из стороны в сторону, словно кто-то дергал их невидимыми нитями.

Натали с Андреем чуть ли не в голос зашептали молитвы. Божья Матерь на иконе начала плакать. Крупные слезы медленно скользили по отполированной поверхности иконы. Дима сделал шаг назад, шире расставил ноги для устойчивости и сильнее навел крест на дверь. Брюки натянулись, в правом кармане что-то твердое больно уперлось в ногу.

«Да это же пейджер!» – вспомнил Томин.

Осторожно держа одной рукой крест, второй достал пейджер, снял предохранитель и нажал красную кнопку. В комнате послышался тонкий писк, как от гудения трансформатора.

А дым прибывал. Дышать становилось сложнее. За дверью топтался Кобо, не смея войти. Постепенно дым заполнил всю комнату. Иконостас скрылся в ядовито-серой пелене. Как маяки, мигали размытые свечи, тускло мерцали маленькие лампадки. Словно из тумана смотрели бледные лики святых.

Дышать стало невозможно. Андрей с Натали встали с колен. Дорошенко покинул свой пост, подошел к окну, с силой распахнул его. Дым качнулся и стал медленно рассеиваться. В комнату ворвался свежий воздух, хотя свежим его можно было назвать только по отношению к дыму в комнате.

Дима почувствовал, что задыхается. Не опуская креста, подошел к окну, глотнул свежего воздуха и выглянул на улицу. За окном медленно клубился дым и турбулентными потоками уходил в бескрайнее небо. Воздух нагрелся, как в печке. Огромная трещина разлеглась от дворца до ограды парка и ощетинилась острыми разломами почти до самого Дворянского собрания. Огонь из бездны поднялся практически до поверхности земли. Черные языки неистово бушующего пламени хорошо выделялись на фоне темного разлома. Слышался приглушенный стон десятков тысяч человеческих голосов, и от этого стона сжималось сердце.

За окном, на уровне третьего этажа, появился Чударь. Он сидел в чем-то похожем на маленький глиссер, прыгающий на мелких воздушных волнах. Микола, не скрывая негодования, неотрывно смотрел на ребят. Весь его облик выражал немой укор.

Не успел Чударь сказать и слова, как послышался сильный раскат грома. Безоблачное, но задымленное небо осветилось яркой зарницей. По небесной тверди пронесся могучий ангел. Белые одежды неистово трепыхались на лету. В руке небожителя сверкнула молния, разрезав пространство изломанным светом, и обрушилась куда-то в середину дома. Раздались оголтелые вопли, затем звериный вой, переходящий в жалобный писк. Вскоре крик стих, уходя глубоко в землю.

Дым в комнате и за окном мгновенно испарился. Трещина бесследно исчезла.

– Садитесь в лодку, искатели приключений! – с укоризной молвил Микола.

Дима отдал тяжелый крест княжне и осторожно перелез в качающуюся лодку. Андрей остался стоять на месте и о чем-то шептался с Натали.

– Андрей! У нас нет времени! – В голосе Чударя было раздражение.

– Сейчас! Одну минуточку! Подождите! – умоляюще сказал Дорошенко.

Влюбленные крепко обнялись, две фигуры на мгновение застыли, как мраморное изваяние. Андрей стоял спиной к Диме, и тот хорошо видел исполненное грусти лицо девушки. Печальные глаза наполнились слезами, отчего казались еще больше. Запруда век не сдержала напора слез, и крупные капли потекли по щекам, оставляя широкие мокрые дорожки, словно чистый воск на тающей свече. Затем парочка, нащупав губы друг друга, слилась в поцелуе. Поцелуй длился и длился. Наконец Андрей оторвался от губ, его руки медленно разомкнули объятия. Словно зачумленный, он бросил прощальный взгляд на заплаканную княжну, сделал шаг назад, но споткнулся, восстановил равновесие и пружинно прыгнул в изящную лодку.