Глава 18

Год 27, 20 марта, вторник

Алекс Северов

После вчерашних поздних покатушек по Аламо и посиделок с Антоном высыпался я долго. Даже с учётом того, что ночь тут часов десять, а спал я всегда менее “положенных” восьми, встал сегодня поздно. Но хотя бы без похмелья, как у Антона.

— Утро доброе! — спустившись к завтраку, обнаружил наёмника и Хелен за столиком у окна.

— Кому доброе, а кому и не очень, — Антон от моего громкого голоса даже поморщился. — Не шуми, будь человеком, а?

— Если ты настаиваешь… Хелен, можно? — от парня шёл характерный запашок перегара, а так хоть между нами стол будет.

— Да-да, конечно! — девушка с готовностью подвинулась к самому окну.

Сегодня наша будущая репортёрша оделась в короткие джинсовые шорты, белую майку с чёрно-белой пальмой, на ногах — босоножки, старые, стоптанные, видно, что им уже не первый год. Взяла таки в Эдем не красивую, а удобную и проверенную обувь.

Принятого в Европе (да и много где ещё) шведского стола на завтрак в нашей гостинице не было, всем подавали один набор: яичница с беконом, пара гренок (простите — тостов) с джемом и кружка кофе. Антон с едой давно покончил, кофе выхлебал, и сейчас лечился пивом. Хелен же вяло ковыряла яичницу, стараясь есть только белок, кофе попросила заменить на стакан воды, а вот обмен гренок на салат не проканал — за отсутствием последнего в столь ранний час. Так что сидит сейчас девушка грустная пре грустная, голодная пре голодная.

— Хелен, я тут видел кафе недалеко, две минуты отсюда буквально, они вроде как уже должны быть открыты, — смотреть на страдания столь невесомого создания сил моих не было. Её и так ветром, поди, сдувает, а тут, считай, без завтрака осталась, надо спасать. — Пойдём, посмотрим, может, там есть что-то, что сделает тебя счастливой и сытой. Антон, ты с нами?

— Нет, — парень кивнул на кружку. — Долечусь, и пойду продавать трофеи. Ты себе так ничего и не решил оставить?

Я отрицательно мотнул головой.

Что там брать? У Реднеков оказались какие-то заюзанные болтовки, наёмник сам сказал, что в их состоянии будет чудо, если за все четыре ствола нам дадут хотя бы две сотни. Их Ниссан тоже был не особо ценен для нас: переделан под этанол, что хорошо для фермеров, но в городах всё больше и больше машин переходило на электричество. Пикап основательно загоняли, что в этих краях норма, всё таки это не только средство передвижения, но и транспорт для многочисленных грузов; ну и на сладкое — в перестрелке машине хоть и досталось меньше, чем Форду Бушей, но левое переднее крыло пробито в двух местах, в капоте дырка с мой кулак, и только чудом ничего не перебито внутри. Так что ещё вчера решили всё это продать и, опять же, поделить с Бушами.

Я тогда удивился такой делёжкой, денег мне не жалко, заработок на убийстве до сих пор в голове как-то не укладывается, словно не жизнь, а игра какая-то, где с трупа падает лут и деньги.

— Слушай, а почему мы делим призовые и вырученные от продажи деньги с Бушами, а не с Гёбелями? — спросил я тогда Антона. — А то некрасиво получается, мы их оставили у машин, а сами пошли “зарабатывать”.

— Ну, во-первых, Маршалл и Энтони и сами бы вперёд не попёрлись, — возразил мне Антон. — Они фермеры, а не ганфайтеры, лишний раз рисковать головой не будут. И не только они, здесь все такие. Если к ним на ранчо сунутся бандиты — да, будут стрелять, не задумавшись, мой дом — моя крепость, это их кредо лет уже так двести или триста. Но вот искать приключений на свою задницу где-то в дороге, зачем им это?

— Мы же пошли, — не согласился я.

— У меня это профессиональное, совать нос в подобные дела, — усмехнулся парень. — Плюс, всё таки и подготовка выше, и экипировка лучше, и рефлексы.

— А меня тогда зачем с собой потащил? — опешил я.

То есть фермеров он не звал, так как те и так не стали бы рисковать, а меня что, не жалко было?

— Ты завалил свинорыла, то есть, не такой уж и лопух, руки растут, откуда надо. Плюс, я за тобой на стрельбище наблюдал. У тебя для новичка очень хорошие рефлексы, меткость, схватываешь всё на лету, словно когда-то всё это делал, но немного подзабыл. Опять же, как ты держишь оружие, как с ним управляешься. Тебя месяц погонять, и будешь не хуже двух третей орденских патрульных. Я вот всё думаю, или ты что-то скрываешь и такой же программист, как я балерун, или просто ты из тех редких самородков, у которых ко всему этому склонность, просто ей негде в мирное время проявиться. В любом случае, я за тобой присмотрел бы и прикрыл, так что риска не было. Тем более, тебя же не заставляли, я спросил, ты согласился.

Уел, да. Действительно, сходить на разведку я чуть ли не сам вызвался. Наверное, это всё оттого, что в меня никогда не стреляли, поэтому это воспринималось как прогулка с оружием в руках, а не что-то потенциально смертельно опасное. И пока пули над головой не засвистели, для меня это было… да игрой это было. В разведчиков, как в детстве, только автоматы не пластмассовые.

— Ладно, с Маршаллом всё понятно, а почему с Бушами делимся? Мне не жалко, просто хочу понять принцип, чтобы не делать ошибок в этом вопросе, случись что, — сменил я тему о моих внезапно проявившихся навыках.

— Деньги не цель в жизни. Они всего лишь инструмент для решения каких-то вопросов и проблем. Тебе же сейчас хватает? И мне хватает. Более того, мы же не собирались зарабатывать в дороге, правда? Чисто случай. Повезло, можно сказать. Это “лишние” деньги. И так получилось, что мы встретили людей, которым они сейчас нужнее. Так зачем жадничать?

— Не за чем, ты прав, — в принципе, я придерживался схожего мнения, но лучше было уточнить.

— Вот и славно, — Антон хлопнул меня по плечу. — Если Вселенная тебе что-то дала, то надо во Вселенную что-то и вернуть. Не греби только под себя, и всё будет хорошо.

Карма, как её понимает наёмник.

До обещанного Хелен кафе мы добрались быстро. В столь раннее время посетителей не было, чудо, что заведение вообще работало. Зато повар оказался на месте, и через пять минут перед девушкой нарисовался греческий салат, с поправкой на местный сыр и отсутствие маслин, всё остальное соответствовало классическому рецепту, разве что выросло в Эдеме.

— Слушай, всё одно не могу понять, как всё таки такая, как ты, рискнула податься за ленточку? Тут же помесь Африки и дикого Запада, если не пристрелят, так сожрут, — я смотрел, как маленькие но острые, словно у зверька, зубки перемалывают зелень.

Хелен оторвалась от тарелки, усиленно заработала челюстями, жестом показала, что сейчас ответит, только вот дожуёт. Посмотрела в окно, поболтала ногами под столом. Явно собиралась с мыслями, тянула время — я же вижу, что пищу она уже проглотила, зубки сейчас воздух перемалывают.

Перестала созерцать улицу, отпила сок. Вздохнула.

— Понимаешь, Алекс, — Хелен перешла на русский, то ли для практики, то ли не хотела, чтобы нас кто-то подслушал. Акцент, кстати, у неё почти отсутствовал, только буква “р” звучала у неё очень чётко, выпукло, звонко. А так говорила она правильно, даже, наверное, чересчур правильно, как говорят все иностранцы. — Родители меня всю жизнь опекали, баловали, пылинки сдували, сюсюкали — так вы говорите? В университете тоже все охали да ахали, какая я молодец, такая вся маленькая, нежная. Парни, с которыми встречались, лишний раз обнять боялись, думали, наверное, что рассыплюсь. Все во мне видят ребёнка, бабушка так вообще считает, что мне до сих пор двенадцать лет.

Я усмехнулся. Бабушка на все сто права, косички заплести, банты повесить — и больше двенадцати девушке не дашь.

— И когда встал вопрос о практике преддипломной, папа нашёл мне место в парижском Vogue, — продолжала француженка. — Меня это выбесило — правильно? Я ему сказала: хватит меня опекать, я уже взрослая! Он только рассмеялся. И я решила, что не просто найду сама себе практику, но ещё и докажу всем, что уже не ребёнок. И вот я здесь.

— М-да, назло маме уши отморожу… — я не сдержал улыбку.

— Как это? Тут же жара, — не поняла девушка.

— Это значит, сделать что-то плохое или необдуманное, чтобы только против воли родителей или кого-то другого, — пояснил я ей.

— А-а-а! Как точно: назло маме уши отморожу, — Хелен нарисовала в воздухе причудливый крендель. — У вас так говорят, потому что всегда холодно и без шапки ходить нельзя?

— Да, у нас зима круглый год, — серьёзно киваю. — Та, что с травой, ещё терпимо, а вот со снегом — вообще труба!

— Ого, и как вы там живёте, в Сибири? — глаза у Хелен словно два серых блюдца.

— Пьём водку для согрева, спим на печи, — пожимаю плечами, поднимаю стакан с соком, чтобы скрыть пробивающуюся улыбку.

— Врёшь ведь, — внезапно заливается смехом девушка, словно колокольчики зазвенели. — Я была в России. В Москве и Санкт-Петербурге, летом. Такая же погода, как в Париже.

— Летом, наверное, да, — соглашаюсь. — Но вот зимой точно холоднее.

— Знаю, дедушка рассказывал.

— А он был в России зимой? Воевал?

— Да, — кивает Хелен, — за советскую армию. В тысяча девятьсот сорок втором попал в плен. Его перевезли во Францию, на какой-то завод работать. Там познакомился с бабушкой, она военнопленным еду готовила. Вот и решил дедушка остаться во Франции.

— Так у тебя все в семье по-русски говорят?

— Нет, только я, — мотает головой так, что непокорная прядь вновь падает на правый глаз. — Я вообще языки учить люблю. К тому же, русская литература девятнадцатого века просто великолепна! Читать Достоевского, Толстого, Гоголя в оригинале просто фантастика! Совсем не тоже самое, что в переводе.

— Ну, многие сейчас называют Гоголя украинским писателем.

— Странные люди, — отмахивается девушка. — Говорят на русском, пишут по-русски, а называются украинцами. В Европе, если посмотреть историю, все современные страны когда-то были собраны из десятков королевств или герцогств, причём некоторые совсем недавно, лет двести-триста назад. Но никто же всерьёз не говорит о баварских писателях или художниках, их всех называют немецкими.

— Не буду спорить, — улыбаюсь. — Вообще политика дело тёмное и неблагодарное. В угоду её история переписывается, не то что национальность отдельных людей меняется.

На этом тема себя исчерпала. Углубляться в дебри не стали, доели завтрак, расплатились и отправились искать, где бы Хелен могла распечатать вчерашние фото. За день девушка сделала десяток шикарных кадров, и ей не терпелось увидеть их во плоти. Я посмотрел отобранные для печати работы (после обработки в фотошопе, но всё равно) — просто шик, хоть сейчас в “National Geographic” публикуй. А у девушки талант.

Это только кажется, что делать фото легко. Каждый, кто купил себе зеркалку, мнит себя фотографом. Народ почему-то думает, что техника сама всё сделает, и чем дороже у тебя девайсы и стёкла к ним — тем круче будет результат. А между тем, девять десятых работы приходится на фотографа, на правильно подобранный ракурс, освещение, сюжет, и кучу других моментов. Мало нажать на кнопку — надо чётко понимать, когда это делать, что ты хочешь показать и как это лучше всего подать. А техника — дело десятое. Я как-то видел выставку макрофотографий, на которых была шикарно запечатлена жизнь муравьёв. Изображения чёткие, яркие, насыщенные, интересные, на них насекомые были, словно живые. А оказалось, что автор использовал для съёмки… дешёвые “мыльницы” по сто баксов штука! В то время как самый бюджетный объектив для макросъёмки к Никону или Кэнону начинается от трёх-четырех сотен американских президентов. Так что в фотографии главное не деньги, не техника, а мастерство.

У Хелен последнего было в достатке. Плюс хорошая зеркалка с правильными стёлками. Плюс владение графическим редактором. Как результат — обалденные фотки. Не знаю, какой из неё журналист, но фотограф точно классный.

О чём я и не преминул сказать девушке.

— Спасибо, — зарделась Хелен, словно Наташа Ростова.

И заказала второй комплект фотографий, мне. Раз понравилось — владей, так сказать.

Куда мне этот глянец формата А4 сложить, ума не приложу. А так красиво, хоть сейчас в рамку и на стену вешай.

— Особенно вот эта вот, где каменный лев четырёхрогую антилопу за загривок в траву валит, — показываю фото. — И когда ты успела заснять? Я даже не видел этого!

— Пока мы вас ждали, Маршалл на крышу пикапа забрался и в бинокль окрестности осматривал, — девушка с грустью смотрела на сцену звериного насилия. — Увидел, как по саванне лев гоняет кого-то, вот я и сфотографировала, на телевик.

А сама стоит, чуть ли не плачет. Нет, ну точно Наташа Ростова. Той тоже было телёнка жаль, которого на убой вели. Но отбивную потом из него за обе щеки уминала аж за ушами трещало.

Хелен тоже до слёз животину жалко. Но фото сделала. И отредактировала. Не пропадать же красивому кадру?

К обеду с делами в Аламо покончили. Ну как к обеду. К двенадцати часам. Всё никак не привыкну, что тут сутки длинней и полдень в пятнадцать ноль ноль.

Антон продал трофеи, завёз Бушам их долю, скатался с ними к шерифу, чтобы пара подтвердила наши показания и нам выплатили премиальные. В итоге вышло почти по две тысячи экю на человека.

— За Ниссан много выручить не получилось, убитый уж больно, — посетовал Антон. — Да и винтовки у них дешёвые, еле нашёл, кому пристроить, в первых трёх магазинах их вообще по цене лома выкупить предлагали.

Маршалл с Энтони успели прошвырнуться в порт, договориться о сбыте будущего урожая вверх по реке.

— Здесь фермеров, что вшей на бездомном. Хорошо, если в ноль распродашься, — посетовал фермер. — Вниз по течению тоже своей еды хватает, там даже с этим делом получше, всё таки у моря земля плодородней, с поливом проще. А вот на западе, ближе к горам, больше охотой живут, там пока что мало пахотных земель, да и те, что есть, от бизонов сильно страдают. Животным не объяснишь, что это частные владения, прут, что твои танки.

Я ему охотно поверил. Видел я в одном баре фото местного бизона: выше слона, рога полметра в обхвате, шерсть густая, плотная. Не зверь, а кочующий коричневый холм. Такого только бетонный забор остановит, проволочную ограду он даже не заметит.

При всём при этом, как и любой другой гигант, бизон существо сугубо мирное. Его не тронь — и он не тронет. Спокойно людей к себе подпускает на расстояние вытянутой руки: мясо у бизонов жёсткое и невкусное, на них почти не охотятся, так что двуногих эти звери не боятся. Да и стрёмно с бизонами связываться, такую тушу даже из пулемёта завалить сложно, а таранным ударом он и лёгкую бронетехнику перевернуть может, были прецеденты. Говорят, даже как-то раз паровоз завалил. Машинист решил гудком стадо бизонов согнать с путей, а самец принял это за вызов, вот и боднул железного наглеца. Расшибся насмерть, правда, но паровоз потом месяц ремонтировали, а машинистам строго-настрого запретили гудком пользоваться, если в поле зрения бизоны есть. И даже если их не видно. Мало ли.

Мы с Хелен, помимо фотографий, успели в тир при местном оружейном магазине сходить. Опробовал Люгер, что мне Антон подогнал. Из пистолетов до этого никогда не стрелял, поэтому отдача оказалась неприятным сюрпризом. Всю жизнь думал, что у 9*19 с этим дела обстоят проще, ведь патрон не такой мощный, как автоматный. Но не учёл, что и вес у пистолета меньше, и точек опоры, если так можно сказать, тоже меньше, поэтому ствол подбрасывает гораздо сильнее, чем у винтовки. Так что потратился на сотню выстрелов, чтобы более-менее освоиться. К концу тренировки худо-бедно стал выбивать 60 очков на двадцати пяти метрах, а вот на полусотне хорошо, если три раза из десяти в мишень попадал.

Девушка присмотрела себе дамский Кольт 1908 Vest Pocket, карманный пистолет под двадцать пятый калибр. Патрон не очень распорстранённый, зато маломощный, отдачи почти нет. Самое то для Хелен и её тонких ручек. На зверя с ним не сходишь, зато в остальном то, что надо: весит мало, места занимает немного, обращаться с ним легко. Француженка отстреляла пачку патронов, причём результаты были даже получше моих. Даже во вкус вошла.

Сборы много времени не заняли, всех дел — закинуть рюкзаки в машины. Перекусили на дорожку и двинули в путь.

— Всё таки непривычно, что с оружием вот так в открытую можно кататься, — я пристроил автомат в держатель под потолком, отрегулировал водительское кресло под себя и плавно тронулся.

Антон только рад был меня за руль пустить: машину с местным трафиком разбить я ему вряд ли разобью, зато самому по жаре рулить не надо. К тому же, сегодня, южнее Аламо дороги наёмник знал плохо, Орден редко забирался так далеко в этом направлении, всё больше водили конвои вдоль рек, к Средиземному морю, основная торговля и поток переселенцев в Техасе шли с запада на восток. Поэтому сегодня колонну возглавил Маршалл.

— Ну, Техас — отдельная история. Здесь в основном выходцы из староземельных штатов с самыми либеральными законами на счёт оружия, — пояснил Антон. — Сам Техас, Айдахо, Аризона, Флорида, Вайоминг и так далее. Но, опять же, здесь Техас не страна, а что-то вроде конфедерации. У каждого города свои законы. Здесь и на западе да, ты можешь с любой пушкой по улице ходить. Чуть восточнее, в Нью-Далласе или Оклахома-сити, разрешены только пистолеты к ношению. А на побережье даже пистолеты носить можно только резидентам. В Европейском Протекторате тоже, к примеру, в большинстве населённых пунктах так. Даже на границе с Албанией, хоть там и неспокойно. Но у них такая политика. Только испанцы в Толедо и Сан-Франциско пошли по пути Техаса, разрешив носить оружие всем. Но на них все остальные доминионы давят, так что вряд ли такое положение дел продлится долго.

— А что у наших? — спрашиваю, а сам стараюсь на газ не передавить и слишком сильно не отпустить.

По местной грунтовке оптимальная скорость гружёного пикапа миль… тьфу ты!.. километров шестьдесят в час, а душа просит скорости, так что я не столько за дорогой слежу, сколько за собой. Ну, и на пикап Маршалла посматриваю, чтобы сильно не приближаться, но и не отставать.

— Ты кого имеешь в виду, Союз или Империю? — усмехается Олег.

— Да уж точно не эрефию. Союз, конечно же. Хотя послушал бы и про графьёв-баронов.

— У неокоммуняк всё чётко, как в армии, — по тону не понять, Антон одобряет или порицает такой подход. — Все могут ходить с короткостволом. Но скрытое ношение только по спецразрешению, если поймают за таким делом — пять лет будешь или лес валить, или на стройках вкалывать, или уголь в шахтах рубить. С длинностволом чуть интересней. Если ты резидент, то можешь носить и его. Но сперва будь добр отслужить три месяца в лёгкой пехоте, аналог орденского Патруля. И обязательная регистрация таких стволов при покупке или ввозе. Более того, если денег нет, то можно бесплатно получить.

— Ого! С чего такая щедрость? — не поверил я.

— Ну, взамен ты обязуешься ближайшие десять лет на сборы ходить, раз в год, две недели.

— Знаем мы эти сборы, в казарме водку пить и на ноуте по локалке в “кваку” гонять.

— А вот и не угадал, — скалится Олег. — Стрелковая и тактическая подготовка, сдача нормативов.

— И кому такой гемор нужен за бесплатный ствол? Уж проще на свой накопить, — удивляюсь.

— Так на сборы всё одно ходить десять лет, — обламывает меня Олег. — Это всех мужчин с пятнадцати до шестидесяти пяти касается. Да и калаш дают, семьдесят четвёртый, который АК-12 после модернизации назвали. Нормальная машинка, хорошая.

— Мда, дела, — почесал бы затылок, да руку от руля боюсь отрывать. — Прям военный коммунизм какой-то. И как только народ оттуда не сбежал ещё весь.

— Ага, счаз, два раза, — смеётся Антон. — Союз единственное государство, которое не только разрешает своим гражданам владеть оружием, но ещё и активно учит их им пользоваться. Высшее проявление доверия народу, где ты другую такую власть видел?

— Пожалуй, нигде, — соглашаюсь с наёмником.

— В Швейцарии похожая система, — подаёт голос Хелен с заднего сидения.

— Вот-вот, — кивает парень. — Мне тебе напомнить, какой там уровень жизни и всё такое?

— Можно подумать, это связано напрямую, — бурчу я.

— Напрямую или нет, но уровень жизни в этом Союзе один из лучших тут. И это несмотря на то, что денег из-за ленточки в них почти не вливают.

— Ладно, а что с Империей? — меняю тему.

Если новые коммунисты тут построили страну так, как описывает Антон, то стоит подумать о переезде туда. Но сперва надо будет проверить всю информацию самому. Чтоб не получилось, как в том анекдоте про двух евреев, одному из которых Битлз Мойша напел.

— Ну, там всё жёстче. Крестьянам разрешено всё, но просто в силу того, что попробуй у них отбери их пушки, они при первом же кипише в лес уходят и оттуда партизанят. Так что это не власть там такая добрая, просто люди сами себе право на владение завоевали. А вот в городах всё печальнее. Владеть могут все, но только короткостволом и гладкостволом. Всё остальное — удел полиции и знати.

— Что ж это император так своих подданных боится?

— Это ещё что, нынешний хотя бы короткоствол разрешил, предыдущий так вообще всё отобрать хотел и уголовку ввёл за это дело. Это, собственно, одна из причин, почему у них Восстание и полыхнуло-то, — Антон задумчиво смотрел в лобовое, оперевшись локтем о дверцу. — Они там всех делят на господ и быдло, пожалуй даже похлеще, чем при Николашке было. От бабок на старой земле башни посрывало, небожителями себя мнят. Мне вот интересно, что они будут делать, когда подкожный жирок закончится? Там же ни промышленности, ничего. Только балы, красавицы и юнкера. Живут за счёт награбленного ещё там.

— Не волнуйся за них, бабок они вывезли столько, что ещё пять поколений смогут кутить.

— Это точно, — тяжело вздыхает Антон.

— Ладно, не будем о грустном. Что по другим-то странам? — вновь меняю тему.

Про своих всегда тяжело говорить. Даже если классово они вроде как чужие. Инородные, я бы даже сказал.

— Ну, в Китае всё строго, оружие только у армии и полиции, да у партийных функционеров. Крестьянам разрешён только гладкоствол и то не везде. Это на юге и в центре. На севере же у них там полная анархия, уйгуры по горам засели, к ним тибетцы прибились, тайванцы и прочие несогласные с линией партии. Они вроде как сами себе власть, но когда три года назад из Империи туда разведка сунулась, за уйгурцев весь Китай вписался. Такие дела. В Халифате калаш в каждом доме есть, но нелегально. Найдут — главе семейства руку отрубят. Причём как правительство будет рубить, так и бандиты. Хотя, иногда там сложно понять, кто есть кто. У них наследных принцев как блох на бобике, каждый сам себе указ, творят, что хотят на своих землях, и лишь номинально подчиняются центральной власти. Да и то не все, далеко не все. Ближе к Вратам какой-то порядок есть, но чем дальше на запад или север — всё, амба, каждый оазис сам себе страна со своим местным царьком. Там крестьяне на правах скота, их стригут все, кому не лень, правда, и резать по чём зря не будут. Такие вот тонкости востока.

— А что индусы?

— А что индусы? — как еврей, переспрашивает Антон, и сам же отвечает. — У них банально денег нет на пушки. К тому же, вся торговля оружием там под колпаком государства, оно решает, кому можно, кому нельзяжно.

— Нельзяжно? — переспрашивает Хелен.

— Это как нельзя, только ещё сильнее, — поясняет Антон.

— Спасибо, — благодарит девушка и откидывается на спинку.

— Так вот, официально там с пушками можно. Но, как понимаешь, у местных на это банально денег нет. Так что я бы ходить с пушкой открыто там не стал, могут и спереть, очень уж дорогое там оружие. И вообще, не рекомендовал бы ехать в местную Индию. Я уже говорил, тут Гоа нет, туристов не облизывают. А вот обворовать, избить, изнасиловать — могут запросто. Так что…

Поговорили немного об экономике. Всё как на старой земле, Европа и Штаты живут за счёт “печатного станка”, в роли которого выступают вливания от бизнесов с Земли, да производят хай-тек (а иногда и “хай так”) продукцию, единичную. Процентов на 50 % экономика у них из услуг состоит, ещё столько же — сельское хозяйство, и крохи промышленности. Правда, не без исключения, отдельные города или провинции пытаются и металлы добывать, и что-то производить. Но рынок сбыта мелкий, сложно развернуться, производственные цепочки с нуля создавать надо, и куча других проблем.

Единственные, кто с этим справляется — Союз. Ребята перед переселением составили что-то вроде сталинских пятилеток, и сейчас воплощают их в жизнь ударными темпами. Если так дальше будет, то через четверть века получится, что местный союз выйдет на уровень технологий шестидесятых-семидесятых годов двадцатого века, в то время как остальные будут ещё с паровиками возиться. Для технологического и индустриального рывка лучше тоталитаризма ничего не придумано.

Я глянул в зеркало заднего вида, на Хелен. Девушка крутила головой вправо-влево, высматривая достойные снимка сцены или пейзажи. В ушах затычки, от которых сбегают к смартфону пара тонких проводов. Предпочла музыку нашему скучном разговору. Я и сам, если честно, от политинформации уже немного устал. Всё таки голая теория, да ещё краткая, поверхностная, точной картины не даёт, так, по вершкам. Тут в техасских закидонах бы разобраться, что нам та Индия или Халифат.

— Здесь остановимся, перекусим, — пикап Маршалла вполз на пологий подъём очередного холма и принял вправо.

Я свернул за фермерами.

Оказалось, на взгорке была небольшая площадка, где-то десять на десять, как раз на пару машин. Хорошее место, удобное, трава вокруг низкая, деревьев и кустов поблизости нет, видимость — километра полтора-два в любую сторону, так что крупный хищник или бандиты не подкрадутся, засаду не устроят.

Хлопнула задняя дверца, Хелен бочком-бочком пошла к краю холма.

— Куда? — строго спросил Маршалл.

— Мне это… — замялась девушка, не зная, как сообщить, что хочет в туалет.

— Под ноги только смотри! — понял её “проблему” фермер. — Опасно тут.

— Змеи?! — Хелен аж отпрыгнула от края.

— Если бы, — усмехнулся фермер. — Мины. Биологические.

Француженка непонимающе уставилась на Маршалла. Потом до неё дошло. Краска залила лицо.

Ну да. Девочки не какают. Поэтому и остальные — тоже. Тем более, в голом поле.

Так, пунцовая, и пошла искать кустики поукромней.

— Далеко не ходи! — крикнул ей в спину Маршалл. — Тут, под горкой присядь. Мы всё одно не увидим. А гулять тут всё таки тебе одной не надо. Мало ли.

Девушка ничего не ответила, лишь зашуршала осыпающимися под босоножками камешками вниз по склону. Но недалеко.

На краю поляны сложенное из булыжников кострище, над ним — металлическая тренога с крюком. Дрова, правда, поблизости не наблюдаются, но Маршалл это предусмотрел, жестом фокусника, достающего кролика из шляпы, извлёк из багажника вязанку колотых полешек.

Сходили к подножию, с противоположной от Хелен стороны. Там среди гладких булыжников бежала тонкая синяя лента ручья.

— Через месяц тут воды вообще не будет, — Маршалл обмакнул платок в ручье и приложил к шее. — Как и везде почти, имейте это ввиду, господа, если соберётесь куда ехать.

Антон поблагодарил — возле Сан Антонио, конечно, водоёмы тоже усыхали к концу лета, но чтобы совсем исчезать до мокрого сезона, это было редкостью.

— Мы сейчас на плато Мясника, подъём незаметный, но он есть, — пояснил Маршалл. — Поэтому и воды тут меньше, и жарит больше.

В две ходки принесли воды — ополоснуться, пополнить запасы и на готовку.

Антон развёл огонь, поставил котелок. Когда закипело, высыпал туда пачку спагетти и открыл банку тушёнки.

— Эх, сейчас бы бобов! — мечтательно произнёс Энтони, глядя, как кулинарит наёмник. — Но, боюсь, по такой жаре это слишком взрывоопасно!

И сам же первым заржал. Маршалл лишь обозначил улыбку, видно, шутка дежурная, не раз произнесённая. Мы тоже поулыбались из приличия, даже Хелен, у которой на лбу было написано непонимание смысла юмора. Ну да, девочки не пукают. А какают строго радугой.

— Есть байка, что русские матросы, впервый раз попробовавшие макароны по-флотски, чуть бунт не подняли, мол, нам мясо с червями дают, — Антон закинул тушёнку в котелок и сейчас тщательно размешивал блюдо. — Потому что никогда до этого макароны не видели.

— Врут. Бунт был потому, что им, как раз, вместо макарон, кашу подсунули, — поправляю наёмника. — У моряков макарон в рационе в царские времена не было, это правда. Но была традиция, после какой-то сложной работы или задачи, экипаж поощряли чем-то вкусным и питательным. Обычно это и были макароны. И вот однажды на линкоре “Гангут” грузили уголь. Дело это муторное, грузили корзинами по полсотни кило… сто фунтов, Маршалл, — видя непонимание на лице техасца, поясняю. — Кроме того, угольная пыль мелкая, всё забивает. Нос, уши, поры, на зубах скрипит. Адская работёнка. И матросы ожидали, что их после этой погрузки поощрят макаронами. А им дали кашу. Вот они бунт и подняли. А не потому, что их накормили макаронами, которые они за червей приняли.

— Макароны в виде поощрения? — удивился Маршалл. — Они что, так бедно жили?

— Ты не поверишь, Маршалл, но двое из пяти бойцов русской армии в Первую Мировую войну мясо впервые в жизни пробовали в армии. У нас крестьяне жили впроголодь, людей было много, а земли — мало.

— Как так? — глаза у Маршалла расширились, челюсть вот-вот упадёт. — Вы же самая большая страна в мире!

— Вот так, — развожу руками. — Страна большая, а пахотных земель не так уж чтобы и много. Это первое. А второе, у нас крестьяне при царе были безграмотными. Считать-писать не умели, дальше соседней деревни не выбирались. Поэтому и жили веками на одном месте, никуда не переезжали. Сибирь пустая стояла, а никто ехать не хотел. При коммунистах более-менее заселили, а теперь снова все к Москве тянутся.

— У нас каждый клочок возделывается, там, на старой Земле. Куда не поедешь, везде поля. Захочешь, с голоду не умрёшь, — похвалился техасец.

— Ну да. Поэтому у вас во время Великой Депрессии продукты сжигали, а миллионы голодали, — парировал я.

— Любой, кто работает, ест, — не согласился Маршалл.

Я промолчал, нет смысла дальше спорить. Это у нас принято последнюю рубашку ближнему отдавать, а на Западе другая мораль: кто не работает, тот не ест. А то, что работу банально не найти, так это твои проблемы. Другие же как-то устроились? Значит, дело в тебе, а не в системе.

— Кушать подано, садитесь жрать, — Антон снял котелок с треноги и повесил на его место другой, всего на литр, кипятить воду для чая.

— Маршалл, далеко нам ещё ехать? — пока макароны стыли, уточняю нашу диспозицию.

— Часа три где-то, — прикинул в уме фермер. — Ещё миль тридцать по плато, затем спустимся к Колорадо, и вдоль неё на юго-запад, мимо Джефферсона и Форта Ли. После Форта останется двадцать миль, и мы дома.

Дома. Кто дома, а кто и в гостях.

Я Эдем вообще пока как дом не могу воспринимать. Всё кажется, что просто в отпуске, в походе. Костры, палатки, каша из котелка, свежий воздух и дикая природа.

Стреляют, правда, иногда. Но какой же отдых да без аттракционов?

У меня был опыт проживания в другой стране. Заказчик хотел, чтобы работали у него в офисе, вот нас и перевезли. Я там полтора года прожил, и как только проект закончился — сразу же вернулся. Даже не знаю, почему. Относились там к иностранцам нормально. Платили хорошо. Улицы чистые, люди дружелюбные, погода лучше. Но не лежала душа, и всё.

Так и тут. В Техасе мне нравится. Но — не моё.

Решено. Закончу проект у Маршалла, и переберусь в Союз. Чёрт с ним, с военным коммунизмом. Если на субботники ходить не надо, то как-нибудь переживу отсутствие “демократии”. Всё равно это миф, сказка для народа. Власть всегда узурпируется небольшой группой людей, а то, что вместо одного постоянного правителя на троне по очереди сидят наёмные менеджеры, ничего особо не меняется. Так, одна видимость, пыль в глаза.

Не верите? Ну так посмотрите на США, где есть десяток кланов, которые по очереди занимают пост президента. Только не надо говорить, что, мол, они достойны и всё такое. Достаточно вспомнить Буша, который младший. Такое ощущение, что у него IQ до 90 едва дотягивал. Это президент? Правитель одной из сильнейших стран в мире? Да не смешите мои тапочки! Его избрали, потому что так надо было, а не потому что он мог хорошо выполнять свою работу.

Это сейчас в Техасе вольница и всё такое. Пройдёт десяток-другой лет, и здесь вновь будет, как на старой Земле: у кого деньги, у того и власть. А у кого власть — у того и деньги. И попробуйте разорвать этот порочный круг.