Глава 12
Глава двенадцатая
Ничего. Странно, но я ничего не почувствовал. Ни страха, ни отчаяния, ни-че-го. Да и смысл теперь метаться? Ясно же было с самого начала, что колдун вернется в Москву, так что есть то, что есть. А страх… Устал я бояться. Еще до ведьмачества устал. Того, что работу потеряю, того, что там, на службе, упорю какой-нибудь серьезный косяк, и меня будут распекать на глазах у всех, того, что придет неизбежная старость, и я стану никому не нужен. Вся наша жизнь соткана из сотен страхов, большинство из которых мы сами себе придумываем. Потому что так проще, чем делать что-то, отводящее от нас беды в сторону.
А тут – что? Ну прибыл этот упырь в мой родной город, и что с того? Это значит, что теперь просто надо быть готовым ко всему, внимательно смотреть по сторонам и не пропускать ни единой мелочи, которая может навести меня на его след. И если это случится, если я найду его раньше того, как будет нанесен первый удар, то использовать данный шанс по полной. Слава Богу, не одному мне этот гад стоит поперек горла. Он многим в свой прошлый визит на ногу наступил, и этот его промах – мое преимущество.
– Ты сейчас где? – немного сочувственно спросил Нифонтов, как видно, истолковавший мое молчание по-своему. – Я на «Парке Культуры». Если ты недалеко, то можем пересечься, побалакать. У меня немного времени имеется.
– Недалеко, – отозвался я. – На «Смоленке». Говори, где тебя искать.
Чудно, но оказывается в центре Москвы, европеизированном за последние годы до отвращения, до сих пор уцелели маленькие палатки, торгующие снедью. Я-то думал, что их все посносили еще в те времена, когда новый мэр спешно уничтожал все начинания бывшего мэра. Ан нет, кое-что осталось.
Например – небольшая «шаурмячная», притулившаяся между домами и набережной так, что если не знать, что она там имеется, то фиг о ней догадаешься. Впрочем, слово «шаурмячная» звучит громковато. Все, что есть – палатка да при ней три столика с пластиковыми стульями.
И вот что интересно – час назад я ел авторскую кухню, приготовленную лучшими поварами Москвы, но все эти изыски не вызывали у меня такого слюноотделения, какое я испытал, принимая из рук здоровенного волосатого продавца приличных размеров шаурму.
Видно, не гурмэ я ни разу. Если уж ты вскормлен на фаст-фуде, так и нечего из себя эстета корчить.
– Ташаккур, Абрагим, – поблагодарил Николай подавальщика. – Как вообще? Не шалишь? Все хорошо?
Шаурмячник проурчал что-то непонятное, покивал, оскалил рот в улыбке, показав нам невероятно длинные и острые зубы, а после в его глазах сверкнули ярко-красные искры.
– Я рад, что все хорошо, – мягко произнес оперативник. – И не жалею о том, что для тебя сделал.
Шаурмячник снова изобразил свою жутковатую улыбку и подал Нифонтову бутылку с водой.
– А он – кто? – спросил я у своего приятеля, когда мы обосновались за столиком. – Ведь это не человек?
– Абрагим? – Николай открыл бутылку. – Конечно, не человек. Ты же это уже понял, зачем переспрашивать? Аджин он.
– Джинн? – оторопел я и снова глянул на волосатого здоровяка. – Да ладно? А где борода? Как он «трах-тибидох» делает?
– Аджин, – терпеливо повторил Николай, открывая воду. – Он же иблис. И там еще с пяток названий имеется, нет смысла их все перечислять. Но с джиннами его путать не стоит, они другие. Сам их не видел, но читать доводилось, плюс наша уборщица тетя Паша кое-что рассказывала. Она в пятидесятых-шестидесятых, после реабилитации, изрядно по азиатским пескам поколесила. Отогревалась после вечной мерзлоты.
– До чего многообразен мир! – восхитился я.
– Не то слово, – согласился со мной оперативник. – Восток вообще штука такая… Не очень понятная. Там надо родиться, чтобы в нем хоть чуть-чуть разбираться. Вот, например, тот же Абрагим. Если напрямоту, то я вообще не представляю, откуда именно его к нам занесло. Может, из Самарканда, может, из Худжанда, а то и вовсе из Ферганской долины. Я его по-таджикски сейчас поблагодарил, и он меня понял, но это не его родная речь. Ему что таджикский, что узбекский, что тюркский – все едино. Скажу так – вообще неясно, на каком языке он разговаривает, но при этом всем все понятно.
Я откусил шаурмы и даже причмокнул от удовольствия, настолько она была бесподобна. А мне есть с чем сравнивать, уж поверьте!
– Его собратья за какие-то грехи из дома изгнали, вот он сюда с мигрантами и приехал, – продолжил Нифонтов. – Сила его почти вся там осталась, в песках, а есть-то хочется. Ну кое-какие ошметки былой мощи при нем сохранились, он ими потихоньку пользовался, пил жизнь и кровь голубей, чтобы не окочуриться. Но это все не то, аджину мелкие птахи на один зубок. В результате чуть до убийства человека не дошел, несмотря на то, что по своей природе он очень миролюбив. Хорошо мы его до того схомутали. Мор среди голубей – верный признак того, что неладное творится, мы по трупикам, по трупикам, и добрались до подвала, где он отсиживался. В результате вот, сюда пристроили. Днем он шаурму продает, а ночью на птицефабрике сырье для нее подготавливает. И не только для нее.
– Прямо «Люди в черном» какие-то, – восхитился я. – Если бы не знал, что кино и жизнь разные вещи, то подумал бы, что вы сценаристов консультировали.
Нифонтов достал из нагрудного кармана легкого летнего пиджака черные очки, нацепил их на нос и смачно откусил огромный кусок от шаурмы.
– Да ладно? – недоверчиво посмотрел на него я. – Да ты гонишь?
Оперативник молчал, сопел, жевал. Впрочем, его серьезности хватило ненадолго.
– Само собой – кино, – рассмеялся он. – Хотя в чем-то и реалистичное. Но там все делается во имя чего-то высокого, а у нас простой и понятный расчет. Во-первых, такое существо, как Абрагим, запросто не убьешь. Даже сейчас, когда он не очень силен. Во-вторых – аджин очень и очень полезен для отдела. Я же говорил тебе, что Азия – это не просто географическое название. Тамошние обитатели Ночи не моложе наших, традиции там ого-го какие, и иногда эти существа заглядывают сюда, в страну рек и берез. Но если люди в большинстве случаев подчиняются законам государства, в которое приехали, то те, кто живет под Луной, такими мелочами не заморачиваются. И вот тогда нам нужен Абрагим. Как источник информации, например. Или как переговорщик.
– Или как тот, кто выполнит грязную работу, – закончил я его мысль.
– И такое случается, – не стал отнекиваться Николай. – Почему нет? На взаимовыгодных условиях. Ешь шаурму, а то она остынет. Другой такой в Москве не найдешь, отвечаю.
– Вещь, – с восхищением заверил его я. – Я сюда, наверное, на обед каждый день стану ездить.
– Верю, – без тени шутки ответил оперативник. – Мы тоже иногда сюда специально заворачиваем, чтобы перекусить и узнать последние новости. Тут центр, а Абрагим, несмотря на свой диковатый внешний вид, очень и очень наблюдателен. И умен. А еще он отлично умеет слушать тех, кто здесь останавливается перекусить. Дело в том, что эта точка общепита некоторое время назад стала популярна среди тех, кто живет в Ночи. Не только у людей есть понятие «тренд», среди вашего брата оно тоже в чести. Так вот – неделю назад Абрагим сообщил мне, что в городе появился некто, здорово напугавший парочку молодых ведьм. Настолько, что те надумали покинуть Москву в ближайшее время, не желая случайно попасть под раздачу.
– Кащеево семя, – кивнул я, сморщившись.
– Мне подумалось так же, но догадка есть догадка, а я привык оперировать фактами. – Николай нахмурился. – Через пару дней я их получил. Неожиданно, скоропостижно и мучительно умерли все те, кто выжил в осенней операции по захвату этого ублюдка. Все, кроме Стаса. Его просто не было в Москве, он в командировку убыл, какого-то урку-гастролера в Красноярске вязать. Он вообще парень везучий, я давно это приметил.
– Жалко мужиков, – вздохнул я.
– Жалко, – подтвердил Николай. – Но зато и сомнений не осталось после этого.
Я же говорил, что главная слабость моего врага – излишняя гордыня. Не простил он тех, кто хотел ему зла, отомстил. Вот только это были государевы люди, а не обычные горожане, которых никто не считает. Нет, убийство последних, разумеется, это трагедия, но – местного масштаба. Кроме родных и близких усопшего она особо никого не беспокоит. Скажем так – не более, чем это положено по штатной процедуре розыска злодеев. Найдут – найдут, не найдут… Ну будет еще один «глухарь». Лиходеев много развелось, всех не переловишь.
Совсем другое дело убийство тех, кто служит власти. Тут уже не уголовщина, тут посягательство на устои государственности, пусть даже и незначительное. Значит – землю носом рыть станут, и это мне на пользу. Глядишь, и найдут. Не факт, что схомутают, но потрепать могут. А если я про это заранее узнаю, так и на помощь приду с удовольствием. Одно ведь дело делаем, правда, с разными целями.
Колдун – один, а врагов у него теперь много. Как говорят в народе – если ты плюнешь в коллектив, то он утрется, если коллектив плюнет в тебя, ты утонешь.
– Если не секрет – ты чего телефонной беседой не ограничился? – поинтересовался я, отпив воды из пластикового стаканчика. – Давай, давай, мы с тобой не первый день знакомы. Коли позвал, значит, что-то предложить хочешь. Или попросить.
– Наши цели в очередной раз совпали, – не стал вилять Нифонтов. – Тебе этот красавец как гвоздь в пятке, нам тоже. Можно объединить усилия.
– Только «за», – отсалютовал стаканчиком ему я. – Если от меня что понадобится – просто скажи.
– В принципе, ничего такого нам не требуется. Но ты должен докладывать мне обо всем непонятном и необычном из числа того, что с тобой происходит, – деловито заявил Николай. – Даже если это какие-то мелочи, не заслуживающие внимания. Из мелочей, как правило, и складывается общая картина.
– Свежая и оригинальная мысль, – усмехнулся я. – Но – не вопрос.
– Ну? – поторопил меня оперативник. – Или с тобой за последние дни ничего из ряда вон выходящего не произошло?
– С аджином познакомился, – показал я рукой на Абрагима. – Это как, подойдет?
– Саш, не смешно, – укоризненно произнес Нифонтов.
– Еще меня подрядили на кладбище сходить и у недавно умершего коммерца узнать, где он бумаги свои спрятал. Не знаю, насколько это подходит под понятие «необычное». Для нормального человека звучит как бред, для меня это будни. Правда, кладбище больно неудачное подвернулось.
– В смысле? – насторожился Нифонтов.
– Одно из центральных. То самое, на которое мы с Женькой в том году ходили. Тамошний Хозяин тот еще… Владыка мертвых. Чую, хлебну нынче ночью горячего.
– Отказался бы, – немного равнодушно посоветовал сотрапезник. – Или предложенная мзда настолько поразила твое воображение?
– И да, и нет, – уклончиво ответил я, практически из детского упрямства не желая признавать правоту оперативника. – Всё сложно.
– Не доведет тебя семейство Ряжских до добра, – подытожил тот. – И себя самоё, заметим, тоже. Нашли с кем в игры играть. Просто гимн идиотизму.
– Я им это пытался объяснить, но они меня слышать не желают.
Оперативник только рукой махнул на эти слова, давая понять, что говорить тут не о чем.
– С тобой сходить, что ли? – задумчиво спросил он у меня через пару минут молчания, как только доел остатки шаурмы. – На кладбище, имеется в виду.
– Плохая идея, – возразил я. – Тамошний Хозяин вашего брата сильно не любит, он сам это в прошлый раз сказал. Если мне не веришь, то у Мезенцевой спроси, она подтвердит. Кстати – как Женька? Сильно буянит?
– Совесть замучала? – усмехнулся Николай. – Как, как… Как обычно. Смотрит исподлобья, тихонько ругается, когда никто ее не видит, каждый день ходит в тир, и игнорирует Вику как таковую. Что-то в ее рыжем котелке кипит и булькает, но что именно, пока непонятно. Рванет – разберемся.
– Главное, чтобы в центре взрыва мирных граждан не оказалось, – опасливо заметил я. – Атомная бомба не выбирает цели.
– Боишься? – хихикнул Николай. – Правильно делаешь. Ты как те Ряжские – полез туда, куда не следует, а теперь надеешься, что расплачиваться за сделанное не придется.
– Надеюсь, – признался я. – Ну и потом – что за детские забавы? Мы все не школьники уже, чтобы верить в любовь до гроба! И уж точно не стоит портить жизнь друг другу по такому дурацкому поводу. Вика говорила мне, что у Мезенцевой до сих пор странные представления о взрослой жизни, но я предположить не мог, что все настолько запущено!
– А надо было, – назидательно помахал пальцем у моего носа Николай.
– Не смешно, – начал злиться я. – У нас тут колдун, магическая война на пороге, другие разные заботы, а мне придется гадать, какую еще глупость сотворит великовозрастная девочка, которая упорно не желает взрослеть! Будто других печалей в этой жизни нет.
– Не трещи, – попросил Нифонтов. – Не полезет она к тебе больше. Ей Ровнин запретил. Женька, понятное дело, нонконформист, но Олега Георгиевича очень уважает, потому его приказы нарушать не станет, даже если очень припечет.
– Такой вариант меня устраивает, – приободрился я. – Тогда осталось только с Кащеевым последышем разобраться, и дело в шляпе.
– Все в твоих руках. – Николай устало помассировал виски. – Если будешь не лезть на рожон, работать согласованно с нами, проявишь должную осмотрительность, то шансы выйти живым из этой переделки у тебя очень высоки. Нам бы только за ниточку потянуть, ту, которая к центру паутины ведет. Уверен, первые витки ее он вокруг тебя давно сплел.
У дураков мысли сходятся. Я о том же самом думал.
– Мне еще за родителей страшновато, – поделился с Николаем я. – Что если он через них попробует меня достать?
– Не попробует, – уверенно заявил тот. – Этот товарищ, конечно, гнида редкая, но родителей и детей даже такие никогда не трогают до тех пор, пока те сами в драку не влезают. Покон запрещает. Жизни стариков и детей – святы. Первые дали жизнь этому миру, вторые когда-нибудь ее продолжат далее. Кстати, в этом разумная нелюдь ушла очень далеко от нас, человеков. Они, Саш, выходят честнее и благородней, чем мы, и это обидно. У нас с родных и близких начинают, поскольку они самый короткий путь для того, чтобы достать цель. Крики боли матери или твоего ребенка в телефонной трубке – и ты готов идти куда угодно и делать то, что скажут. После этого поневоле задумываешься – а точно «нелюдь» – это про них? А не про нас?
– Стало легче, – обрадовался я. – Если Покон запрещает, то вопрос решен. Что же до всего прочего… Много ли обитателей Ночи по таким правилам живет? Можно подумать, что гулю во время кормежки не без разницы, кого именно он жрет? Читал я в книге про них, впечатлился.
– Так я о разумной нелюди речи вел, – буркнул оперативник. – Ладно, вроде обо всем поговорили. Будь все время на связи, а не как обычно, по принципу «захочу – отвечу». Вот еще что – на кладбище я бы на твоем месте все же не ходил. И вообще лишний раз из дома не вылезал. Понятно, что просто так он убивать тебя не станет, ему важно тебя перед тем как следует помучить, но тем не менее.
– Да сам уже не рад, что в этот расклад вписался, – поморщился я. – Накой согласился? Но «заднего» не включу. Не потому что герой или дурак, не в этом причина, просто слово дано, обратно его брать не стану. Ясно, что Ряжской на Покон плевать, она о нем понятия не имеет, но я уже привык жить именно так.
– Данную точку зрения не разделяю, но уважаю, – сообщил Нифонтов. – Просто мне такого подхода к делу не понять, я исхожу из принципа рациональности происходящего. Но я человек, в отличие от тебя, ведьмака.
– То есть меня к людям ты уже не относишь? – уточнил я немедленно.
– А ты сам себя к ним относишь? – в лоб спросил меня оперативник. – Молчишь? Вот то-то и оно. Нет, физиологически ты все тот же «гомо сапиенс», прямоходящий, теплокровный, и прочая, прочая. Но твоя среда обитания отныне Ночь. Там тебе привычней, чем здесь, и ты сам это знаешь. Тебе проще найти точки соприкосновения с лесовиком, ведьмой или неупокоенным призраком, чем с той же Мезенцевой, потому что с ними ты теперь говоришь на одном языке. Не надо обо мне плохо думать, Саша, я сейчас не хочу тебя обидеть или указать на место, ничего подобного. Это даже не хорошо и не плохо, просто так есть.
На том мы с ним и расстались, отправившись дальше каждый по своему маршруту – он устанавливать закон и порядок на вверенных ему территориях, я же домой, готовиться к вечерней вылазке на кладбище.
Много тем мне задал Нифонтов для раздумий. Я его, собственно, за то и не люблю – после каждой беседы мне волей-неволей приходится в себе, любимом, копаться, а это дело неприятное. Ясно, что он не со зла такое устраивает, но все равно хорошего мало.
Вот и сегодня. Ну да, я и сам осознавал, что все дальше и дальше отхожу в сторону от того мира, в котором достаточно безмятежно прожил четверть века, от его правил, обычаев, привычек и даже законов.
Нет, в России всегда закон был что дышло – как повернул, так и вышло, и каждый россиянин нет-нет, да и нарушит его по мелочам. Дорогу перейдет в неположенном месте или еще чего сотворит. И я был таким же еще совсем недавно.
А сейчас… Как-то незаметно исчез тот правовой барьер, который разделял в моем сознании «это можно» и «это нельзя». Разумеется, я не собираюсь прямо сейчас идти и устраивать оргию с несовершеннолетними или бойню в торговом центре. Я же не маньяк?
Но вбитого с детства страха, связанного с тем, что закон суров, а наказание неотвратимо, у меня не стало.
И вот таких отличий меня сегодняшнего от меня вчерашнего очень много. Настолько, что впору согласиться с Нифонтовым, что я уже, наверное, не совсем и человек в определенном смысле. Только если я это признаю, то некто Александр Смолин окончательно перестанет существовать, а вместо него появится кто-то другой. Похожий на него, но другой.
Потому – не стоит спешить. Вот выберусь из переделки с колдуном, а после окончательно в себе разберусь. Там дело к осени пойдет, самое то время для раздумий и жизненной переоценки.
И вот опять же, как тут не припомнить поганца Николая, если его слова опять подтвердились. Стоило мне ступить на землю кладбища, как в душе словно лампочку зажгли. Все тягостные раздумья, всю усталость как ветром унесло, в теле легкость появилась. Ну и кто я после этого?
Хотя, конечно, кладбище тут роскошное, что греха таить. Не чета тому, которое я потихоньку начинаю считать родным, как бы это глупо ни звучало. И речь идет не о памятниках и надгробиях, которые, впрочем, тоже внушают немалое уважение. Тут атмосфера другая, тут ушедшее время ощущается куда сильней, чем там. И то, сколько людей за века легло в эту черную и жирную почву, чтобы еще сильнее удобрить ее своей плотью, тоже.
Погулять бы тут несколько часов, подышать, посмотреть. Но нет у меня такой возможности, потому что никто мне подобного не разрешал. Это чужой дом, в который я пришел хоть и с разрешения хозяина, но зарываться все равно не стоит.
Несколько призраков, ошивавшихся прямо на аллеях, раскланялись со мной.
– Не в курсе, где можно Самсона Орепьего-третьего найти? – спросил я у них. – Нет? Жаль.
Хорошо, что я сразу в телефон записал, как звали нашего с Женькой тогдашнего проводника, а то ведь так сходу и не вспомнишь. Впрочем, он наверняка напомнил бы свое имя при встрече, которая неизбежна, но лишнее внимание живых призракам всегда приятно. А мне несложно оказать им эту услугу.
– Господин ведьмак. – Орепьев-третий появился передо мной, когда я свернул на очередную тропинку. Дорогу к местному Хозяину я не помнил, потому просто топал прямо, время от времени меняя направление движения. – Рад снова вас видеть. И приятно, что вы меня запомнили.
– Самсон, ваша радость взаимна, – поправил лямку рюкзака я. – Надеюсь, вы не откажетесь и в этот раз стать моим провожатым?
– С тем и послан, – призрак поклонился. – Следуйте за мной, господин ведьмак, Повелитель ожидает вас.
– Одну минуту, – остановил его я. – Мне бы сразу подношение к дереву отнести. И тяжело, и протекать фарш может начать. Я порядки знаю, с пустыми руками в гости не хожу.
Хоть призраки и бесплотны, но живую кровь они чуют, это мне отлично известно. Фарш же нынче я прикупил свежий, только-только прокрученный, да мне его еще и не очень хорошо упаковали. Не стоит лишний раз искушать как мертвых, так и того, кто ими правит.
Местный Хозяин кладбища, как и в прошлый раз, сидел близ старинного склепа, в дверном проходе которого клубилась черная непроглядная тьма. Причем я снова поразился его неестественно высокому росту, подумав о том, что если он поднимется с кресла, то я ощущу себя Гулливером, попавшим в страну великанов.
– Ведьмак, – громыхнул его голос. – Надумал все-таки податься в мои слуги? Или пренебрег предложением? Если так, то зачем пришел?
– Мое почтение, Повелитель мертвых. – Я отвесил поясный поклон. – И почему сразу «пренебрег»? Ничего подобного.
– Значит – согласен? – довольно рокотнул бас из-под непроницаемо-черного капюшона. – Это славно. Хороший выбор, ведьмак.
– Не согласен, – твердо и с достоинством ответил ему я. – Я не могу служить никому, кроме одной единственной Хозяйки. Выбери я тебя, и она меня не простит.
– Ты о Моране? – уточнил умрун. – Пфе! Кому она хозяйка? Когда-то, возможно… Да нет, и тогда она была не так сильна, как сама о себе думала. Нынче же о ней не помнят даже камни под твоей ногой. Что уж говорить о тенях или смертных?
– О как! – опешил я, растерянно заморгав. – А про Морану-то ты откуда узнал?
– Учуял, – равнодушно ответил Костяной Царь. – В прошлый раз твоя душа была пуста, а теперь от нее просто смердит Навью. Пойми, ведьмак – мои владения очень стары. Думаю, они самые древние в этом поселении, которое вы именуете Москвой. Да тут никакими городскими стенами еще и не пахло, а я уже творил суд и расправу над теми, кто покинул Жизнь и ушел во Мрак. То, что ты сейчас видишь вокруг, это только преддверье моей вотчины, не более того. Сами чертоги лежат под землей, там скрыты от света тысячи тысяч тех, кто покинул этот мир за ту бездну времени, что я сижу на своем престоле. И даже Хозяин Подземелий не рискует переходить границы мест, на которые распространяется моя власть.
Красиво сказано. Но до чего он тщеславен – офигеть можно. Интересно, а кто такой Хозяин Подземелий? Надо будет у Нифонтова спросить, он всю эту публику отлично знает. Или у своего умруна.
Бред какой. «Своего умруна». Бррр….
– Так что я помню и Морану, и Велеса, и прочую их родню. А раз помню – то и чую, – небрежно продолжал вещать умрун. – И скажу тебе так – все они были не сильно могучи. Больше говорили, чем делали, да еще и постоянно грызлись друг с другом, потому в урочный час сгинули без следа. Туда им и дорога. А ты, ведьмак, глуп, если выбрал себе покровительницу, у которой нет славного прошлого и великого будущего. Я уж не упоминаю о том, как лихо она предавала тех, кто был ей верен.
А вот это интересно. С радостью послушал бы пару историй о Моране, тем более рассказанных очевидцем событий.
Но сколько же этому монстру веков? Вернее – тысячелетий?
– Вообще-то я имел в виду не ее, а Смерть, – отложив свои желания на потом, объяснил умруну я. – Сам же знаешь, как называется тот путь, который я выбрал.
Замолчал Костяной Царь. Замолчал, задумался, начал постукивать длиннющими когтями с синевато-стальным оттенком по подлокотнику кресла.
Молчал и я, ждал ответа. Надеюсь, он сейчас не мою судьбу решает? Блин, в сотый раз себя корю за то, что опять пошел на чьем-то поводу. Не ведьмак я, а калоша дырявая. Собака, которой крутит хвост.
– Неверно сказано. Не ты выбрал путь, а Она избрала тебя, – поправил меня Хозяин Кладбища. – И мне про то ведомо. Зачем, для чего – не понимаю. Как по мне – ты ей совершенно не нужен, ни как слуга, ни как помощник, но… Ответ хорош, ведьмак. Я прощаю тебе твой отказ. И теперь ты волен покинуть мое царство беспрепятственно.
Ну что, надо уходить. Не стоит испытывать судьбу.
– Или у тебя еще что-то за душой есть? – в голосе умруна я отчетливо слышал насмешку. Оно и ясно, он ведь отлично понимал, что я пришел не просто так. – Ты попросить чего хочешь, или узнать о чем?
– Даже за крохи знаний, что у тебя есть, Костяной Царь, иному мудрецу не будет жалко душу свою отдать. Я не мудрец, но тоже был бы рад испить из этого родника. Особенно послушать о том, кем была Морана тогда, этот мир был юн.
– Что за глупость! – от смеха умруна у меня чуть ноги не подкосились. Что я там говорил про страх? Не испытываю его больше? Заблуждался я. Просто потому, что никогда не слышал раньше вот ЭТО. – Мир был юн! Юность мира ныне не помнит никто. Разве что Святогор, что спит тяжким сном под Рипейскими горами, да и то вряд ли. Так что не позорься, говори, что тебе надобно.
– С одним из твоих подданных пообщаться хочу, – признался я. – Из совсем недавно похороненных.
– Опять ты выгоду ищешь, ведьмак, – довольно благодушно отметил умрун. – Но это ничего, это или пройдет, или тебя убьет. Помни – злато-серебро всегда предает тех, кто ему служит.
– Не в деньгах дело… – было начал я, но замолчал, повинуясь жесту Повелителя мертвых.
– Слуги, приведите того, кто ему нужен, – распорядился тем временем тот. – Вон он бумажку в руках мнет, небось на ней все и записано.
Наблюдательный какой!
– А ты помни, ведьмак. – Умрун чуть подался вперед. – Второй раз я тебе помогаю. Второй раз ты приходишь и уходишь из моего дома живой и здоровый.
– Я помню, Повелитель, – громко сказал я. – Помню. И знаю, что велит в этом случае делать Покон. Платить добром за добро.
– Не забывай этого, – проурчал умрун. – Вот и твой интерес пожаловал.
Савва при жизни был тучен, лыс и щекаст. Он топтался на дорожке, то и дело переводя взгляд с меня на Костяного Царя. Я вызывал у него недоумение, умрун – очевидный страх.
– Видел его, – бросил Хозяин Кладбища. – Пустая душонка, бесполезная. Он твой, ведьмак, спрашивай, о чем хочешь.
– Вы куда документы дели? – без особых прелюдий осведомился я у мертвеца. – Те, что для закрытия сделки нужны? Там ваши партнеры скоро по миру пойдут.
– Документы? – Савва совсем опешил. – Вы от Миши?
– От него, – кивнул я. – Где документы? Если в банке – то каком? Адрес, номер ячейки, куда ключ от нее спрятали? Если не в банке – то где еще?
– В банке, – мелко закивал Савва. – Сейчас всё расскажу!
Все-таки бизнесмен есть бизнесмен, чего у них не отнимешь, так это четкости изложения. Две минуты – и весь расклад на руках. Правда, я так и не понял, почему в его квартире не нашли ключ от ячейки, ведь он хранился именно там. Но это уже не мои заботы, даже если ячейку выпотрошили сразу после смерти этого бедолаги, так как я свою работу выполнил. Кстати – хреновые спецы у друга Миши. Договор на абонирование сейфа был оформлен на имя Саввы, по идее, не такой уж великий труд был найти этот банк.
– И скажите Мише и Виктору вот что! – затараторил покойник, опасливо поглядывая на умруна. – Надо…
– А кто такой Виктор? – уточнил я.
– Наш с Мишей партнер, – удивился моему вопросу Савва. – Виктор Челых. Мы только друг с другом работаем, уже лет двадцать. Неужели Миша без него вам поручение найти меня дал? Как такое возможно?
– Виктор? – переспросил я. – А как же Эдуард?
– Эдуард? – ответил вопросом на вопрос мертвец. – Эдддуа-а-арр…. Аррррр… А-арррр!
Он начал надуваться как воздушный шар, слова превратились в звуки, а сквозь синеву призрачной оболочки то тут, то там начали пробиваться тонкие лучики слепящего света.
