IV
Они вернулись в Орандж-Сити.
Джина мрачно заметила: «Чувствую, что мне придется спорить с Хью все время, пока мы здесь. Черт возьми, папа, он превратился в фашиста! От кого он набрался всей этой дряни? Не от тебя же!»
Арт вздохнул: «Просто он такой уродился. Он очень сообразителен, но… по-видимому, Хью не смог найти надлежащее применение своим умственным способностям, потому что он странно выглядит. А теперь он нашел себе место, на котором внешность ему помогает… А спорить с ним бесполезно – он не желает слышать никаких возражений»
«Попробую хорошо себя вести».
Но за ужином начался спор. Хью настойчиво расспрашивал Дона Бервика о том, какими именно исследованиями тот хотел бы заниматься. Дон суховато пояснил: «Я намерен изучать парапсихологические феномены – иногда это называют псионными исследованиями».
Хью нахмурился – его большие изогнутые брови сомкнулись: «Не уверен, что я хорошо тебя понимаю. Означает ли это, что ты намерен заниматься черной магией, колдовством, спиритизмом?»
«В каком-то смысле».
«Но это же сплошное шарлатанство!» – с нескрываемым отвращением воскликнул Хью.
Дон кивнул: «Девяносто пять процентов всего этого – чистой воды шарлатанство, к сожалению… Но меня интересуют остающиеся пять процентов. Особенно так называемые спиритуалистические явления».
Хью наклонился вперед: «Надеюсь, ты понимаешь, что такие занятия не благочестивы? Человеку не пристало интересоваться душами умерших».
«Я не считаю, что сфера человеческих знаний должны быть как-либо или кем-либо ограничена, Хью. Если души существуют, они из чего-то состоят. Возможно, не из молекулярной материи – но из чего-то. Мне хотелось бы узнать, из чего именно».
Хью покачал головой: «И каким образом ты намерен изучать загробную жизнь?»
«Так, как изучают все остальное – проверяя имеющиеся сведения, отбрасывая недостоверную информацию, подтверждая фактические данные. Если после смерти от человека что-то остается, это что-то где-то существует. Если нечто существует, должна быть возможность исследовать это нечто, измерять его – возможно, даже наблюдать его или общаться с ним, если удастся изобрести подходящие приборы».
«Святотатство!» – крякнул Хью.
Дон рассмеялся: «Не волнуйся, Хью! Не следует придавать этому слишком большое значение. Ты спросил, какого рода исследованиями я интересуюсь – я всего лишь ответил на твой вопрос… Надеюсь, тебя в какой-то мере утешит то обстоятельство, что я вовсе не уверен в существовании загробной жизни».
Зрачки Хью сверкнули в темных провалах глазниц: «Ты признаёшься в атеизме?»
«Можно сказать и так, – отозвался Дон. – Не вижу в этом ничего плохого».
«Атеист и коммунист!»
«Атеист – да. Коммунист – нет. Это прямо противоположные, несовместимые идеи. Атеисты ценят самодостаточность, индивидуальность и достоинство человека. Коммунисты отрицают необходимость этих качеств».
«Ты проклят навеки!» – приглушенно-зловещим тоном провозгласил Хью.
«Не думаю, – спокойно отозвался Дон. – Конечно, ни в чем нельзя быть уверенным на сто процентов. Никто не может ответить на самые фундаментальные вопросы. Откуда и зачем взялось все, что есть вокруг? Почему вообще что-то существует? В чем цель Вселенной? Необъятные вопросы. На них невозможно ответить: „Потому что такова воля Творца“. Такая же тайна окружает и Творца – причем я уверен, что не разгневаю Творца тем, что пытаюсь пользоваться мозгами и удовлетворить любопытство; ведь это он наделил меня мозгами и любопытством. Другими словами, – Дон улыбнулся, – я пытаюсь тебе объяснить, что я не чудовище и не вампир. Я всего лишь человек, искренне и добропорядочно пытающийся разобраться в тайнах жизни, мысли и Вселенной. Вполне может быть, что мне не удастся раскрыть эти тайны, но по меньшей мере я положу начало поиску ответов».
Хью поднялся на ноги и чопорно кивнул: «Спокойной ночи». Он удалился.
Джина нарушила молчание: «Вот таким образом».
«Прошу прощения, если я вызвал какие-то семейные неурядицы», – извинился Дон.
«Чепуха! – махнул рукой Арт. – Мне нравится хорошо аргументированный спор. У Хью нет никаких причин обижаться. Ты не обзывал его и не говорил ему, что он проклят».
«Хью забывает о том, что Конституция гарантирует свободу вероисповедания!» – возмущенно заявила Джина.
Арт усмехнулся и взглянул на плакаты, облепившие стену: «Если христианские крестоносцы добьются своего, Хью изменит Конституцию».
«Ему не следовало бы даже заикаться о христианстве, – продолжала возмущаться Джина. – Сущность христианства – в доброте и милосердии, а Хью – изувер и ханжа».
Арт снова вздохнул: «Глядя на Хью, я не испытываю гордости… И не горжусь собой, потому что это я его вырастил».
«Не говори глупости, папа! Давай обсудим гораздо более интересные вещи. Например – как мы потратим наш первый миллион после того, как скважина №1 Марсайла начнет фонтанировать?»
Арт рассмеялся: «Вы с Доном сможете заняться охотой на призраков. А я? Куплю себе какое-нибудь красивое пастбище и стану выращивать скаковых лошадей».
Прошла неделя, за ней еще одна. Скважина №1 Марсайла осталась непродуктивной, а на банковском счету Арта Марсайла не осталось денег. Он вернулся домой, мрачный и запыленный: «Ну вот и все. Я заплатил бригаде. Пустил на ветер все свои деньги – но в долги залезать не буду».
Джина стала утешать его: «Все в порядке, папа. Теперь об этом можно забыть».
Посмотрев кругом, Арт увидел на полу гостиной чемоданы: «Кто и куда собрался?»
«Ты же знаешь – мы сегодня уезжаем».
«Вам не нужно никуда спешить. Вы здесь у себя дома – живите, сколько хотите».
«Нам тут нравится, но скоро пора на работу. А мы не можем каждый день ездить отсюда в Лос-Анджелес».
«Где и как вы будете работать?»
«Прежде всего, – ответил Дон, – мне нужно раздобыть начальный капитал. Я подам заявление с просьбой о предоставлении стипендии Гуггенхайма. Поговорю с людьми из Общества экстрасенсорных исследований – возможно, удастся заинтересовать какими-то идеями их финансовый комитет. Может быть, один из университетов сформирует исследовательскую группу наподобие группы изучения экстрасенсорного восприятия в университете Дьюка. Возможностей много».
Арт недовольно покачал головой: «Если бы моя скважина №1 дала какие-то результаты, тебе не пришлось бы беспокоиться о деньгах».
«Знаю. Я надеялся на эту скважину не меньше вашего».
Дон и Джина отнесли багаж к машине. Хью вышел на крыльцо и наблюдал за ними. Джина поцеловала отца и махнула рукой, прощаясь с Хью: «Мы заедем на следующие выходные, папа. Забудь теперь про скважину №1 и снова займись апельсинами».
* * *
Пока они ехали в Лос-Анджелес, не прекращался проливной дождь. Наконец они вернулись в свою квартиру в Уэствуде. Джина взбежала по ступенькам и открыла дверь. Дон с трудом поднялся за ней, обремененный чемоданами – и обнаружил, что Джина застыла, как вкопанная, посреди гостиной.
«Что случилось?» – спросил он, опуская багаж.
Джина не ответила. Дон подошел к ней: «Что такое, Джина?»
«Дон! – прошептала она. – Произошло что-то ужасное. С папой».
Дон удивленно воззрился на нее: «Не может быть! Мы только что с ним попрощались, и часа не прошло…»
Джина бросилась к телефону и позвонила в Орандж-Сити. Она долго ждала, слушая гудки – никто не отвечал. Положив трубку, Джина выпрямилась; Дон обнял ее.
«Я чувствую, Дон! – шептала она. – Я знаю – с ним что-то случилось».
Через полчаса позвонил телефон. Послышался хриплый, торопливый говорок Хью: «Джина? Это ты? Джина?»
«Хью! Папа…»
«Он погиб. В него врезался грузовик – он ехал к своей дурацкой скважине…»
«Мы сейчас приедем, Хью».
Джина опустила трубку обессилевшей рукой и обернулась. По ее лицу Дон сразу все понял. Она сообщила печальную новость. Дон поцеловал ее, погладил по голове: «Пойду заварю тебе чашку кофе».
Джина пришла к нему на кухню: «Дон!»
«Да?»
«Нам нужно навестить Айвали».
Он стоял с кофейником в руке и смотрел на нее: «Ты уверена?»
«Да».
«Хорошо».
«Сейчас же».
Дон опустил кофейник: «Позвоню, узнаю, не занята ли она». Он подошел к телефону, набрал номер: «Все в порядке. Поехали».
* * *
Через полчаса Джина нажала кнопку звонка у входной двери аккуратного белого домика в районе Лонг-Бич. Дверь открыла Айвали Трембат – стройная женщина лет сорока пяти с пристальными серыми глазами и шелковистой серебристой шевелюрой. Она тихо приветствовала посетителей – просто и дружелюбно – и провела их в гостиную. Если даже она заметила осунувшееся лицо Джины и ее необычно блестящие, широко открытые глаза, Айвали не высказала по этому поводу никаких замечаний. Дон спросил: «Как вы себя чувствуете, Айва?»
Айвали перевела взгляд с Дона на Джину и медленно опустилась в кресло: «Садитесь!» Дон и Джина тоже присели. «Вы хотите поговорить с Молли?»
«Да, пожалуйста».
Айвали опустила голову, глядя на раскрытые ладони. Она начала медленно, глубоко дышать: «Молли! Молли! Ты здесь?» Молчание. Снаружи по мокрому асфальту пронеслась машина. «Молли?» Голова Айвали опустилась еще ниже, ее плечи поникли.
Из уст Айвали послышался четкий, звонкий голос: «Привет, Айва! Привет, ребята».
«Привет, Молли! – отозвался Дон. – Как поживаешь?»
«Светло и чисто, как после грибного дождя. Вижу, что у вас там тоже прошел дождь. В 1906 году нам очень пригодился бы такой ливень. На старый добрый Фриско страшно было посмотреть! Целые кварталы дымили и полыхали, как тряпки на костре! Ладно, что об этом говорить. Я много чего повидала в свое время». Голос Молли стал чуть приглушенным; послышалось бормотание – другой голос резко произнес: «Довольно заниматься чепухой! Нам не подобает подсматривать да подслушивать!»
Айвали Трембат слегка заскулила, как спящий щенок, раскачиваясь в кресле взад и вперед.
«Кто это?» – спокойно спросил Дон.
Изо рта Айвали вырвался поток иностранных слов – режущих слух сочетаний согласных и гортанных звуков – судя по интонации, оскорбительного характера.
«А, оставь меня в покое, Ладислав… – благодушно отозвался голос Молли. – Он у нас с прибамбасами, – извиняющимся тоном прибавила она. – Вечно ко всем пристает, шельмец».
«Мой отец с вами?» – хриплым шепотом спросила Джина.
«Конечно, он здесь».
«Он может говорить?» – поинтересовался Дон.
Молли сомневалась: «Попробует. Он еще не окреп…»
Вмешался еще один голос – низкий, рокочущий, с присвистом вырывавшийся из горла Айвали; секунду или две оба голоса говорили одновременно.
«Привет, Джина. Привет, Дон», – слова будто доносились откуда-то издалека.
«Арт? – спросил Дон. – Вы там?»
«Да, – голос стал чуть громче. – Непривычно говорить при посредстве женщины. Что ж, я здесь – в целости и сохранности, невзирая на грозные предупреждения Хью… Не вздумайте слишком огорчаться. Здесь немного одиноко, но я в полном порядке и даже счастлив».
Джина тихонько плакала: «Все это так неожиданно…»
«Лучше уйти так, чем долго мучиться. Не плачь – ты меня огорчаешь».
«Как странно с тобой говорить после… после…»
Из уст Айвали послышался характерный суховатый смешок Арта: «Для меня это тоже странно».
«Какие там условия, Арт? Что происходит?» – полюбопытствовал Дон.
«Трудно сказать. Все туманно, неясно. Но в каком-то смысле я чувствую себя, как дома».
Голос Арта затих – так, как затихает голос диктора, говорящего по радио, когда частота далекой станции «сползает» с волны, на которую настроен приемник. Но голос Молли остался ясным и веселым: «Он устал, дружище. Еще не привык к здешней жизни. Но теперь у него все будет хорошо, мы за ним присмотрим. Он снова хочет что-то сказать…»
Голос, исходивший из горла Айвали, опять изменился – он не превратился в голос Арта Марсайла, но звучал с характерными для Арта суховато-отрывистыми интонациями: «Эй там, внизу! Помните, где мы бурили?»
«Скважину №1?»
«Да-да. Так вот, мы слишком рано кончили бурить. Я – как бы это выразиться… засунул голову вглубь, заглянул под землю. Продолжай бурить, Дон! Продолжай – нефть найдется!»
«Как глубоко?»
«Не могу точно сказать, я все еще в некотором замешательстве. Мне пора. Как-нибудь мы еще поговорим. Передайте привет Хью…»
Вернулся голос Молли: «Вот и все, ребята! – звонко объявила она. – Арт – хороший человек».
Дон спросил: «Молли, могу ли я посетить те места, где вы существуете?»
«Конечно! – отозвалась Молли. – Когда умрешь». И она усмехнулась: «У нас это называется по-другому – перевоплощением».
«Но могу ли я перевоплотиться, пока я жив – здесь, на Земле?» – настаивал Дон.
Голос Молли удалялся, затихал, прерывался – так, словно ей приходилось перекрикивать сильный ветер: «Не знаю, Дональд. Такие, как Айва, нас посещают – но они всегда возвращаются… Заметно, что Айва устала… Пойду по своим делам. Прощайте…»
«Прощай!» – сказал Дон.
«Прощай…» – тихо повторила Джина.
Айвали Трембат подняла голову; в самом деле, она выглядела уставшей – глаза ее потускнели, лицо осунулось, уголки губ опустились: «Как у меня получилось?»
«Замечательно! – похвалил ее Дон. – Лучше не бывает».
Айвали взглянула на Джину – та продолжала тихо плакать: «Что случилось, Дон?»
«Сегодня погиб ее отец».
«О! Очень жаль… Вам удалось с ним побеседовать?»
«Да. Он с нами говорил. Чудесный разговор».
Айвали бледно улыбнулась: «Рада, что смогла помочь».
«Мы вам чрезвычайно благодарны!» – сказала Джина.
Айвали похлопала ее по плечу: «Заходите снова, не забывайте меня… Ваши планы не изменились?»
«Нет, – ответил Дон. – По существу наши планы не изменились, но теперь их стало больше. Начнем работать – и чем скорее, тем лучше».
«Расскажете мне подробнее в следующий раз, – сказала Айвали. – Вижу, что вам не терпится уйти».
«Да, – кивнула Джина. – Но мы не зря к вам пришли. Спокойной ночи!»
«Спокойной ночи».
