ПЕРЕВОПЛОЩЕНИЕ
I
Джина Марсайл, хорошенькая пятнадцатилетняя блондинка, подскочила сзади к сидевшему за столом отцу: «У-у!»
Арт Марсайл оглянулся с провокационной невозмутимостью: «Я думал, ты собиралась на вечеринку».
Джина поправила джинсы и разгладила складки бледно-голубого свитера: «Собираюсь».
«Чем займетесь?»
«Будем жарить сосиски на гриле. А еще заглянем в дом с привидениями – нынче Хэллоуин».
С другого конца гостиной послышался презрительный смешок. Джина проигнорировала его.
Арт Марсайл – высокий человек с задубелым, как лошадиная сбруя, обветренным лицом, загоревшим до темно-кофейного оттенка за многие годы, проведенные под калифорнийским солнцем, с притворной строгостью смерил Джину глазами с головы до ног.
«Какой еще дом с привидениями?» – поинтересовался он, пока Джина заканчивала приготовления.
«Старый дом Фрилоков».
«Значит, там завелись привидения?»
«Все так говорят. С тех пор, как Бенджамин Фрилок убил свою жену».
«Так говорят, а? Кто-нибудь на самом деле что-нибудь видел?»
Джина кивнула: «А как же! Мексиканцы, живущие под холмом, замечали огни и слышали шум».
С другого конца комнаты донеслось издевательское ржание: «Безмозглое быдло!»
Арт Марсайл мелком взглянул на Хью, своего сына от первой жены, и снова повернулся к дочери: «Не боишься?»
Джина спокойно покачала головой: «Я во все это не верю».
«Понятно, – Арт Марсайл задумчиво кивнул. – И кто с тобой пойдет?»
«Дон Бервик. И еще…» – Джина назвала других участников вечеринки.
Сидевший поодаль Хью произнес тоном, полным отвращения: «Это у них называется „жарить сосиски“. Обниматься да целоваться – вот и все, чем они там будут заниматься».
Джина исполнила нахальный пируэт: «Нужно же где-то целоваться!»
Арт Марсайл хмыкнул: «Смотри, не слишком позволяй себя тискать».
«Папа!»
«Ты сделана из плоти и крови, так же, как все – не правда ли?»
«Да, но я… я…»
«Они поедут за город и будут хлестать пиво», – доверительно сообщил Хью.
«Не буду!»
«Парни будут».
«Конечно, будут, – прорычал Арт Марсайл. – И знаешь, почему я это знаю? Потому что в свое время делал то же самое. И занялся бы этим снова, если бы со мной поехала за город красивая девушка».
«Папа! – воскликнула Джина. – Ты противный!»
«Не противнее Дона Бервика, надо думать. Так что будь осторожна».
«Хорошо, папа!»
Прозвенел дверной колокольчик; зашел Дон Бервик – коренастый, плечистый семнадцатилетний парень. Перекинувшись для вежливости парой слов с Артом и Хью, он последовал за Джиной к выходу. Арт проводил их до крыльца: «Слушай, Дон. Не хочу, чтобы вы напивались. Не хватало еще, чтобы вы спьяну гоняли на машине, в которой будет сидеть Джина. Ты меня понял?»
«Понял».
«Ладно. Развлекайтесь от души!» Арт вернулся в дом. Хью стоял у двери – в восемнадцать лет он был выше отца. На продолговатой скуластой физиономии Хью, тощего и костлявого, но с большими мясистыми ладонями, постоянно сохранялось упрямое обиженное выражение: «Не понимаю, почему ты ей это позволяешь».
«Молодость случается только раз, – не повышая голос, сказал Арт Марсайл. – Пусть веселится… Тебе тоже следовало бы гулять с девушками – вместо того, чтобы сидеть дома и жаловаться на других».
«Я не жалуюсь. Я просто говорю о том, как следует себя вести».
«И как ей следовало бы себя вести?» – суховато спросил Арт.
«Она могла бы делать домашнее задание».
«У нее отличные оценки, Хью. Ей трудно было бы учиться лучше».
«Сегодня вечером – встреча борцов за духовное возрождение».
«И ты намерен посетить это сборище?»
«Да. Проповедует Уолтер Мотт. Замечательный, вдохновляющий лидер!»
Арт Марсайл вернулся к чтению журнала: «Уолтер Мотт, „гонитель бесов“…»
«Так его прозвали».
«Если тебе нравится слушать про адское пламя и вечные муки, – заметил Арт Марсайл, – дело твое. Но я туда не пойду, и Джине там делать нечего».
«Если бы это зависело от меня, она пошла бы на собрание, и ей там понравилось бы. Ей это было бы полезно».
Арт Марсайл взглянул на Хью с удивлением, с годами скорее возраставшим, нежели уступавшим место привычке: «А тебе было бы полезно выпить пива и целоваться с девушками. Но заставлять тебя я не могу. Будь я проклят, если заставлю кого-нибудь что-нибудь делать для его же блага!»
Хью вышел из гостиной и немного погодя появился снова в мешковатых серых брюках и черном свитере с большой стилизованной буквой на груди – его команде вручили такие свитера после успешного баскетбольного матча. «Я пошел», – сообщил он.
Арт Марсайл кивнул; Хью удалился. Закончив перелистывать журнал, Арт включил телевизор и посмотрел вечерний фильм – но мысли его были заняты скорее детьми, нежели мелькающими кадрами устаревшего боевика. Хью мог быть или не быть его собственным сыном; Джина была его дочерью от второй жены. Первая жена Арта сбежала с бродячим музыкантом вскоре после того, как родился Хью. Хью больше походил на этого музыканта, чем на Арта. Ни в чем невозможно было быть уверенным, однако, и Арт пытался вести себя с сыном так, как если бы тот был его кровным отпрыском. Вторая жена Арта погибла в автокатастрофе, когда возвращалась с новогоднего «парада роз» в Пасадене. Если Арт скорбел по ней, никто ничего об этом не знал. Он работал в апельсиновой роще с усердием, поглощавшим всю энергию. Его бизнес процветал; он прикупил еще земли и делал деньги, не проявляя ни малейшего желания их тратить. Джина и Хью подрастали; Арт относился к обоим настолько справедливо, насколько умел. Так как он не мог заставить себя демонстрировать привязанность к Хью, он пытался скрывать любовь к дочери. Но Джину невозможно было обмануть. Она обнимала и целовала отца и ничего от него не скрывала.
Хью существовал в другом мире. Он играл в баскетбол со страстным прилежанием, вступил во все школьные организации и занимал ту или иную должность в большинстве из них. Он купил руководство по соблюдению парламентского регламента и штудировал его внимательнее, чем учебники по математике. Когда ему исполнилось шестнадцать лет, Хью посетил митинг евангелистов под открытым небом, и, если до тех пор между ним и Артом существовало какое-то взаимопонимание, теперь оно исчезло.
Летом Хью работал в апельсиновой роще. Арт Марсайл платил ему сполна и платил не зря – Хью был усердным, неутомимым трудягой. На заработанные деньги Хью купил автомобиль, а затем – переносной громкоговоритель: прибор в форме рупора с питанием от аккумуляторной батареи. «Какого дьявола тебе понадобилась эта штуковина?» – недоумевал Арт. Хью взглянул на рупор так, будто увидел его впервые, после чего перечислил способы применения громкоговорителя: сообщения, объявленные с его помощью, работники могли слышать во всех концах апельсиновой рощи, рупор мог пригодиться в аварийных ситуациях и при выполнении спасательных работ, во время шумных баскетбольных матчей и вообще тогда, когда нужно было обратиться к множеству людей. Арт попросил сына ни в коем случае не пользоваться рупором, обращаясь к нему, и не провозглашать с помощью этого устройства какие-либо молитвы за обеденным столом – с недавних пор Хью завел привычку молиться перед едой, и Арт терпеливо переносил такую непрошеную демонстрацию благочестия, хотя и не присоединялся к молитве. Джина, однако, не проявляла должного смирения и безжалостно дразнила брата, пока отцу не приходилось ее сдерживать: «Если Хью считает, что ему следует молиться перед едой, пусть молится – это его дело».
«Почему, в таком случае, он не может молиться про себя? Бог не нуждается в том, чтобы мы его благодарили каждый раз, когда мы садимся обедать».
«Ты ведешь себя непочтительно», – заметил Хью.
«Ничего подобного! Такова логика вещей. Если бы богу было угодно, чтобы мы не голодали, нам не нужно было бы есть. Почему мы должны его благодарить за то, что вынуждены делать, если не хотим умереть? Ты же не благодаришь бога каждый раз, когда делаешь вдох и выдох?»
Арт позволял им препираться: зачем прерывать осмысленный спор? «Такие вещи каждому приходится решать самому», – думал он. Застольные пререкания возникали нередко – растущая религиозность Хью вступала в конфликт со скептицизмом Джины. Арт держал свои мнения при себе и вмешивался только тогда, когда дети начинали ругаться. А сегодня вечером Хью отправился на собрание «духовных возрожденцев», тогда как Джина «жарила сосиски» у дома, населенного призраками.
Арт ожидал, что Джина вернется примерно к полуночи, но в одиннадцать часов вечера она уже прибежала домой; глаза ее горели от возбуждения: «Папа! Мы видели призрака!»
Поднявшись на ноги, Арт выключил телевизор.
«Ты думаешь, я дурака валяю? Но мы его видели! Так же ясно, как я вижу тебя!»
Вслед за Джиной зашел Дон Бервик: «Это правда, мистер Марсайл!»
«Вы хорошенько налегли на пиво?» – с подозрением спросил Арт.
«Нет-нет, ничего такого! – оправдывался Дон. – Я же обещал».
«Ну хорошо. Что случилось?»
Джина стала рассказывать. Они подъехали к дому Фрилоков на Индейском холме – к заброшенному, потрепанному непогодой сооружению в роще кипарисов и косматых кедров, с покосившимися дверями и выбитыми окнами. Сначала они хотели развести огонь в камине, но внутри было так грязно и неприятно, что девушки отказались там оставаться. Костер развели на заднем дворе, на еще не заросшей сорняками гравийной площадке. Парни принесли провизию из машины, девушки расстелили покрывала; все занялись обычными приготовлениями к пикнику.
Джина напомнила отцу обстоятельства убийства в доме Фрилоков – вне всякого сомнения, ужасной трагедии. Бенджамин Фрилок, раздражительный старикан лет шестидесяти, подозревал, что за его двадцативосьмилетней женой волочился молодой племянник. Бенджамин заткнул жене рот кляпом, подвесил на кистях рук с перекладины в гостиной, а через некоторое время притащил туда же труп племянника, который тоже подвесил за кисти рук в полутора метрах перед женой. Он сорвал одежду с обоих тел, живого и мертвого, после чего отправился, как ни в чем не бывало, выполнять свои обязанности агента по продаже недвижимости.
Через два дня он привел в чувство потерявшую сознание супругу и спросил, готова ли она признаться в прелюбодеянии. Та сумела только нечленораздельно стонать. Бенджамин Фрилок облил ее керосином, поджег и ушел из дома.
Стены тлели и дымились, но так и не вспыхнули. Мексиканец, живший в лачуге в ста метрах дальше по дороге, позвонил в отделение пожарной охраны. Фрилока задержали и протрезвили; тот признал свою вину, не скрывая подробностей, и кончил свои дни в заведении для сумасшедших преступников.
Все это случилось пять лет тому назад. Дом Фрилоков продолжал пустовать и – пожалуй, неизбежно – начали распространяться слухи о привидениях. Джина безоговорочно подтвердила достоверность этих слухов. Расположившись вокруг костра, молодые люди шутили, резвились и проказничали, приглашая призраков принять участие в пикнике; при этом все они, разумеется, притворялись веселыми и беззаботными, хотя внутренне содрогались, поглядывая на пугающий темный дом и вспоминая о жутком убийстве. Джина заметила в окне гостиной мерцание красного света. Поначалу она решила, что это было отражение костра, но пригляделась внимательнее: в окне не было стекла. Другие тоже заметили красное свечение; девушки принялись пищать и визжать, все вскочили на ноги. Внутри, в гостиной, можно было отчетливо видеть висящее тело – оно качалось и корчилось, объятое пламенем. Оттуда слышались отчаянные всхлипывания, от которых перехватывало дыхание.
Тут Арт Марсайл не выдержал и фыркнул: «Над вами кто-то подшутил».
«Нет-нет!» – настаивали Джина и Дон.
«Мы не последние болваны, – обиделась Джина. – У Бетти Холл и у Пегги началась истерика – это невозможно отрицать – причем Джонни Палгрэйв тоже дрожал и хныкал. Но остальные сохраняли присутствие духа!»
Дон отозвался коротким смешком; Джина смерила его возмущенным взглядом. «Да, мы испугались, – объяснила она. – Конечно! Кто не испугался бы на нашем месте? Но это не мешало нам видеть происходящее. По крайней мере, не мне! Так или иначе, это еще не все. Дон зашел внутрь».
«Как так? – Арт на самом деле удивился. – Ты туда зашел? Зачем?»
«Чтобы разобраться, в чем дело».
«Ты думал, что это чья-то проделка?»
«Нет. Это невозможно было подстроить. Все, кто там был, это понимали. И дело не только в пламени и в стонах – они были настоящие, но… не совсем настоящие. Возникало ощущение… чего-то вроде… Это не поддается описанию. Ощущение горестного одиночества, глубокое, как колодец. И холода. Даже не могу это выразить, честное слово! Но именно так должна была чувствовать себя эта женщина, когда она там висела ночью, всеми покинутая. В этом доме водятся привидения, мистер Марсайл!»
«Но ты зашел внутрь. Тебе не кажется, что с твоей стороны это было довольно рискованно?»
«Может быть… Но я всегда себе говорил, что, если когда-нибудь увижу призрака, то подойду к нему вплотную и проверю, из чего он сделан. Сегодня вечером появилась такая возможность, – Дон ухмыльнулся. – Я как будто нырнул с трамплина в холодную воду».
«И что же ты увидел? Вы будто сговорились томить меня в неизвестности!»
«Ну, мы выбежали на дорогу и стояли у машины. Девчонки продолжали вопить, а Джонни Палгрэйв вообще куда-то смылся. Я пришел в себя и поднялся на крыльцо, к входной двери. Я здорово испугался. Едва волочил ноги от страха – но при этом мне казалось, что все это где-то снаружи, а не во мне. Вся эта чертовщина… Так что я подошел к двери и сказал Джине, чтобы она подождала…»
«Ага! – обронил Арт. – Значит, ты тоже за ним пошла».
«Конечно. Я хотела знать, чтó там происходит».
«Так-так. Продолжай!»
«Мы заглянули внутрь. Огонь был не таким ярким, каким казался в разбитом окне. На заднем дворе возникал своего рода эффект двойной экспозиции, как говорят фотографы. Но пламя было достаточно ярким, чтобы мы могли различить висевшее там тело».
«Оно было голое! – чопорно заметила Джина – так, как если бы в ее присутствии привидению следовало соблюдать правила приличия.
«Мы стояли и смотрели. Ничего не случилось. Я зашел внутрь, взял палку и попробовал ткнуть палкой горящее тело. Палка прошла насквозь, как через воздух».
«А потóм, – закончила Джина, – все поблекло. Стоны затихли, огонь погас. Стало темно и тихо».
«Хммф! И вы говорите правду? Вам, случайно, не пришло в голову дурачить старого фермера?»
«Нет, папа! Честное слово!»
«Хммф… И что вы сделали после этого? Со всех ног разбежались по домам?»
«Ни в коем случае! Мы же еще даже не попробовали сосиски. Мы вернулись к костру, поели и только после этого поехали домой. Дон хочет завтра же туда вернуться с фотоаппаратом».
Арт задумчиво взглянул на Дона Бервика, прокашлялся и ворчливо спросил: «Не возражаешь, если я загляну туда вместе с тобой?»
«Почему бы я возражал мистер Марсайл?»
«Как насчет того, чтобы вернуться туда прямо сейчас?»
«Конечно, как вам угодно».
«Папа, я тоже пойду!»
Арт Марсайл кивнул: «Вас никто не тронул. Надо полагать, это не так уж опасно».
