СДЖАМБАК
Перемены настроения Ховарда Фрэйберга, режиссера-постановщика передачи «Познай Вселенную», были непредсказуемы, и Сэм Кэтлин, редактор, ответственный за монтаж того же шоу, давно научился ожидать самого худшего.
«Сэм! – сказал Фрэйберг. – По поводу вчерашней передачи…» Режиссер задумался, подыскивая подходящие выражения, и Кэтлин слегка успокоился: Фрэйберг всего лишь намеревался высказать критические замечания. «Сэм, мы погрязли в рутине. Хуже того, шоу становится скучным!».
Опасаясь брать на себя какие-либо обязательства, Сэм Кэтлин пожал плечами.
«Переработка водорослей на Альфарде IX? Кому какое дело до водорослей?»
«Это познавательно, – возразил Сэм, хотя ему очень не хотелось вступать в продолжительный спор. – Мы показываем все, что нужно: колоритные виды, фактические сведения, звуки, запахи, романтику далеких планет… На следующей неделе – экспедиция Болла в Суматошных горах на Гропусе».
Фрэйберг наклонился вперед: «Сэм, мы неправильно подходим к делу… Нужно развязать себе руки, потрясти аудиторию! Измениться в самой основе! Зрителей привлекают старые добрые человеческие проблемы – очарование, тайна, захватывающий сюжет!»
Сэм Кэтлин поджал губы: «У меня есть как раз нечто в этом роде».
«Неужели? Покажи-ка».
Кэтлин засунул руку в мусорную корзину: «Я это выбросил десять минут тому назад…» Он разгладил мятые страницы: «Вилбур Мерфи предложил сценарий. Под названием „Космический всадник“. Про персонажа, который скачет навстречу прибывающим звездолетам».
Фрэйберг наклонил голову набок: «На коне?»
«По словам Мерфи – именно так, на коне».
«Скачет навстречу? Как далеко, как высоко?»
«Какая разница?»
«Ну… пожалуй, что никакой».
«К вашему сведению, он галопирует в космосе, поднимаясь на пятнадцать или двадцать тысяч километров. Приветствует пилота взмахом руки, снимает шляпу перед пассажирами и возвращается».
«И где все это происходит?»
«На… на… – Кэтлин нахмурился. – Не могу это произнести». Он набрал название на клавиатуре и показал режиссеру экран планшета: «CIRGAMESÇ».
«Сиргамеск?» – прочитал Фрэйберг.
Кэтлин покачал головой: «Так оно выглядит, но здесь подразумеваются гортанные согласные с придыханием. Что-то вроде „Хрргхамешгррх“».
«Откуда Мерфи это выкопал?»
«Я не позаботился спросить».
«Ну… – размышлял вслух Фрэйберг, – никогда не мешает сделать передачу, посвященную странным суевериям. Мерфи где-то поблизости?»
«Он объясняет Шифкину свои расходы».
«Позови его, поговорим».
* * *
Вилбур Мерфи отличался подстриженными ежиком светлыми волосами, широким веснушчатым носом и манерой серьезно посматривать на собеседника искоса. Заметив мятые страницы своего сценария, он перевел взгляд с Кэтлина на Фрэйберга: «Не понравилось, а?»
«Мы считаем, что следовало бы слегка сместить акценты, – пояснил Кэтлин. – Вместо „Космического всадника“ назовем передачу – предположительно – „Древние суеверия Хрргхамешгррха“».
«О, к чертовой матери! – возмутился Фрэйберг. – Пусть будет Сиргамеск».
«Так или иначе, – продолжал Кэтлин. – Мы могли бы сделать передачу о местных предрассудках».
«Но это не предрассудок и не суеверие», – возразил Мерфи.
«Послушай, Мерфи…»
«Все это чистейшая правда. Всадник встречает на коне прибывающие звездолеты!»
«Кто подсунул тебе эту чушь?»
«Мой зять – старший стюард на борту „Небесного странника“. На планете Райкера они пересаживают пассажиров на челнок вспомогательной линии, следующий до Циргамесча».
«Подожди-ка! Как ты назвал эту планету?»
«Циргамесч. Стюард челнока рассказал эту историю, а зять передал ее мне».
«Кто-то кого-то беспардонно надувает».
«Мой зять ничего не придумывает, а стюард пакетбота был трезв, как стеклышко».
«Они нажрались банга. На Сиргамеске живут яванцы, не так ли?»
«Яванцы, арабы, малайцы».
«Значит, они взяли с собой запасец банга, гашиша, чата и прочих полезных в быту трав».
«Тем не менее, космический всадник – не галлюцинация, наркотики тут ни при чем».
«Неужели? И как он выглядит?»
«Насколько мне известно, это всадник – человек на коне».
«На высоте пятнадцати тысяч километров? В вакууме?»
«Так говорят».
Кэтлин и Фрэйберг переглянулись.
«Как тебе сказать, Вилбур…» – начал было Кэтлин.
Фрэйберг прервал его: «Вилбур! Мы могли бы снять передачу о суевериях Сиргамеска. Уделив основное внимание обрядам местных шаманов – с танцующими голыми девушками, разумеется. Верования туземцев, уходящие корнями в культуру древней Земли, но отныне – традиционный фольклор Сиргамеска. Сплошной колорит. Тайные обряды…»
«На Циргамесче нет тайных обрядов».
«Но это же большая планета?»
«Чуть меньше Марса. Атмосферы там нет. Колонисты живут в герметизированных горных долинах».
Кэтлин перелистывал справочник «Эскизы населенных миров»: «Здесь говорится, что на Сиргамеске есть древние руины – им миллионы лет. Когда планета лишилась атмосферы, аборигены вымерли».
Фрэйберг оживился: «Плодотворный материал! Разыщи все, что сможешь, Вилбур! Жизнь! Секс! Волнующие трагедии! Тайны!»
«Ладно», – отозвался Мерфи.
«Но оставь в покое космического всадника. Последний идиот этому не поверит – и больше никому не позволяй повторять такие небылицы».
* * *
Циргамесч повис в пространстве, в тридцати тысячах километров от звездолета. Наклонившись над плечом Вилбура Мерфи, стюард протянул к иллюминатору длинный коричневый палец: «Он появился прямо здесь, сударь. На коне…»
«Как он выглядел? Необычно?»
«Да нет. Типичный циргамесчанин».
«Даже так! И вы видели его собственными глазами?»
Стюард поклонился – его свободный белый халат всколыхнулся: «Совершенно верно, сударь».
«На нем не было ни скафандра, ни шлема?»
«На нем был короткий сингалютский жилет – и еще шаровары и желтая хадрасийская шапка. Больше ничего».
«А конь?»
«А, конь! Это другое дело!»
«Что вы имеете в виду?»
«Ничего не могу сказать про коня. Я смотрел только на всадника».
«Вы его узнали?»
«Да простит меня милосердный Аллах! В таких случаях лучше не слишком приглядываться».
«Значит, вы его узнали!»
«Мне пора вернуться к своим обязанностям, сударь».
Мерфи раздраженно нахмурился, провожая глазами уходящего стюарда, после чего наклонился над камерой, проверяя механизм. Если бы сейчас кто-нибудь появился за бортом у него перед глазами, двести миллионов зрителей передачи «Познай Вселенную» смогли бы увидеть это вместе с ним.
Подняв голову, Мерфи инстинктивно схватился за стойку, но тут же успокоился. Циргамесч претерпел общеизвестный «переворот» – иллюзия, психологический трюк! Только что планета была «впереди» – но достаточно было отвернуться и взглянуть на нее снова, и вдруг она оказывалась «внизу», а корабль падал, неудержимо падал на нее!
Мерфи прислонился к стойке. «Переворот, – пробормотал он себе под нос. – Хотел бы я, чтобы это смогли почувствовать двести миллионов телезрителей!»
Прошло несколько часов. Циргамесч вырастал на глазах. Сампанский хребет выпятился темным шрамом. Султанаты долин Сингалюта, Хадры, Новой Батавии и Боэнг-Бохёта блестели, как затейливые каракули. Сундаманская колония Большого Раскола тянулась по предгорьям подобно кривому следу, оставленному слизнем.
Из дребезжащего громкоговорителя раздался громкий голос: «Внимание! Пассажиры, направляющиеся в Сингалют и другие населенные пункты Циргамесча! Будьте добры, приготовьте багаж к выгрузке. Сингалютские таможенники исключительно придирчивы. Не берите с собой никакого оружия, никаких наркотиков и взрывчатых веществ. Имейте в виду, это важно!»
* * *
Предупреждение оказалось недостаточно строгим. Мерфи буквально забросали вопросами. Пришлось вытерпеть обыск самого интимного характера. Его облучили генерирующим трехмерное изображение рентгеновским аппаратом, причем частоты излучения были настроены таким образом, чтобы на экране высвечивались любые предметы или вещества, спрятанные в желудке, в костных пустотах или под мышечными тканями.
Багаж осматривали с не меньшим вниманием, и лишь с большим трудом Мерфи удалось спасти свои камеры. «Что вас так беспокоит? – возмущался он. – У меня нет с собой никаких наркотиков, никакой контрабанды…»
«Мы ищем оружие, ваше превосходительство. Огнестрельное оружие, взрывчатку…»
«У меня нет никакого оружия».
«Ваше оборудование вполне может быть смертоносным».
«Это всего лишь камеры. Они регистрируют изображения, звуки и запахи».
Инспектор не отдавал чемоданы; на его губах дрожала торжествующая улыбка: «Они не походят на известные мне камеры. Боюсь, их придется конфисковать…»
Подошел молодой человек в белых шароварах, розовом жилете, бледно-зеленом кушаке и сложно устроенном черном тюрбане. Инспектор тут же поклонился и широко развел руками: «Ваше превосходительство!»
Молодой человек поднял два пальца: «Вы могли бы избавить господина Мерфи от лишних формальностей».
«Как будет угодно вашему превосходительству…» Инспектор проворно упаковал пожитки Вилбура Мерфи; тем временем молодой человек благожелательно наблюдал за действиями таможенника.
Удовлетворенный прилежанием инспектора, он обратился к Мерфи: «Позвольте представиться, туан Мерфи. Меня зовут Али-Томáс, я из рода Сингалютов. Султан, мой отец, просит вас оказать снисхождение нашему скромному гостеприимству».
«Весьма благодарен! – отозвался Мерфи. – Это очень приятный сюрприз».
«Позвольте мне проводить вас…» Юноша повернулся к инспектору: «Доставьте багаж господина Мерфи во дворец».
* * *
Мерфи последовал за Али-Томáсом в озаренное солнечным светом пространство за стенами таможни, стараясь приспособить свои торопливые шаги к размашистой кошачьей походке принца. «Мне сопутствует удача, – говорил он себе. – Мне отведут шикарные апартаменты, подадут блюда со свежими фруктами и пахиты с джином – не говоря уже о трех девушках с шелковистой кремовой кожей, которые принесут полотенца в душ… Что ж, в конце концов работа репортера передачи „Познай Вселенную“ не так уж неприятна! Пожалуй, нужно поскорее приготовить камеру…»
Принц Али-Томáс с интересом наблюдал за гостем: «Какого рода зрители смотрят вашу передачу?»
«Мы называем их „участниками“».
«Выразительный термин. И сколько участников вы обслуживаете?»
«О, наш показатель Баудлера то повышается, то снижается. Передачу показывают примерно на двухстах миллионах экранов, а общее число участников превышает пятьсот миллионов».
«Изумительно! Скажите – это правда, что вы записываете даже запахи?»
Мерфи указал на закрепленный сбоку обонятельный рекордер камеры, заправленный студенистым составом, регистрировавшим молекулярный состав воздуха.
«И запахи воспроизводятся точно такими же, какими мы их ощущаем?»
«В достаточном приближении. О точности говорить не приходится, но никто из участников не замечает разницы. Иногда синтетический аромат даже обостряет впечатление».
«Потрясающе!» – пробормотал принц.
«А иногда… Например, Карсон Тенлэйк отправился снимать цветение венерианского мирра. Было жарко – как это обычно бывает на Венере – причем ему пришлось долго подниматься в гору. И когда настало время показывать шоу, пахло скорее Карсоном, нежели цветами».
Принц Али-Томáс вежливо рассмеялся: «Нам нужно повернуть сюда».
Они прошли на огороженный двор, вымощенный красной, зеленой и белой плиткой. Сингалютская долина – обширная извилистая ложбина под крышей – полнилась влажной дымкой, теплом и золотистым светом. Всюду, насколько мог видеть глаз, горные склоны были изрезаны уступчатыми террасами, разделенными зелеными изгородями различных оттенков. На дне долины пестрели высокие холщовые павильоны, шатры, ларьки, палатки.
«Конечно же, – говорил принц Али-Томáс, – мы надеемся, что вам и вашим „участникам“ понравится Сингалют. Общеизвестно, что для того, чтобы импортировать товары, нужно экспортировать какую-то продукцию. Мы хотели бы способствовать положительной реакции покупателей на товарный знак „Сделано в Сингалюте“, отмечающий местный батик, туземную резьбу и наши лаки».
Они сели в небольшой экипаж с эмблемой рода Сингалютов и почти бесшумно поехали по площади. Мерфи с облегчением откинулся на глубокие, мягкие, прохладные подушки: «Ваши таможенники исключительно озабочены поисками оружия».
Али-Томáс благодушно улыбнулся: «Мы предпочитаем мирный, упорядоченный образ жизни. Может быть, вам знакомо такое понятие, как „адак“?»
«Не припомню».
«Мы привезли это слово – точнее, этот принцип – с древней Земли. Адак – это распорядок жизни, ритуал, определяющий каждое действие. Но в то же время мы унаследовали от предков страстный темперамент. Поэтому, если непреклонный адак препятствует непреодолимой эмоции, возникает внутренний конфликт – время от времени приводящий к убийству».
«В состоянии амока?»
«Совершенно верно. Поэтому для всех будет лучше, если у безумца, охваченного амоком, не окажется под рукой никакого оружия опаснее ножа. Иначе он успел бы убить двадцать человек вместо того, чтобы зарезать одного».
Экипаж катился по узкому бульвару, заставляя расступаться толпу пешеходов, как лодка, рассекающая носом морскую пену. Местные жители мужского пола носили белые шаровары и короткие открытые жилеты; на женщинах не было ничего, кроме шаровар.
«Красивый народ!» – заметил Мерфи.
Али-Томáс снова удовлетворенно улыбнулся: «Не сомневаюсь, что Сингалют позволит вам заснять прекрасную, вдохновляющую программу».
Мерфи вспомнил наставления Ховарда Фрэйберга: «Волнующие трагедии! Секс! Тайны!» Фрэйберга мало интересовали красота и вдохновение. «Надо полагать, – как бы между прочим заметил Мерфи, – у вас устраивают немало любопытных фестивалей? Позволяющих любоваться колоритными танцами? Уникальными обычаями?»
Али-Томáс покачал головой: «Напротив! Мы оставили суеверия и поклонение предкам на Земле. Местные жители – мирные мусульмане, редко предающиеся праздничному веселью. Может быть, именно этим объясняются нередкие случаи приступов амока – и сджамбаки».
«Сджамбаки?»
«Мы ими не гордимся. Вам в любом случае придется услышать коварные сплетни, так что лучше уж я первый скажу вам правду».
«Кто такие сджамбаки?»
«Бандиты, презирающие власть. Я скоро покажу вам одного».
«Мне рассказывали, – сказал Мерфи, – о всаднике, встречающем звездолеты в космосе. Чем могли бы объясняться подобные слухи?»
«Не могу сказать, – пожал плечами принц Али-Томáс. – На Циргамесче и лошадей-то нет. Вообще никаких».
«Но…»
«Праздная болтовня, поверьте мне. Такая чепуха никак не сможет заинтересовать вдумчивых участников вашей программы».
Экипаж выкатился на квадратную площадь стометровой ширины, окаймленную роскошными банановыми пальмами. Напротив возвышался грандиозный павильон из фиолетового с золотом шелка, с дюжиной остроконечных коньков, отбрасывавших тени переливчатых оттенков. В центре площади на шестиметровом столбе висела клетка полметра в ширину, метр в длину и чуть больше метра в высоту.
В клетке скорчился обнаженный узник.
Экипаж проезжал мимо. Принц Али-Томáс беззаботно махнул рукой. Человек в клетке уставился на него сверху налитыми кровью глазами. «Это и есть сджамбак, – пояснил Али-Томáс. – Как видите, – слегка извиняющимся тоном прибавил он, – мы не поощряем их поведение».
«У него на груди какой-то металлический предмет. Что это?»
«Символ его касты. Увидев этот знак, каждый распознаёт сджамбака. В нынешние беспокойные времена только нам, представителям правящего рода, дозволяется прикрывать грудь – все остальные обязаны обнажать ее, демонстрируя принадлежность к числу добропорядочных сингалютов».
«Мне нужно будет сюда вернуться и заснять эту клетку», – осторожно заметил Мерфи.
Али-Томáс с улыбкой покачал головой: «Я покажу вам наши фермы, виноградники и фруктовые сады. Участникам вашей передачи они понравятся. Кому интересно отчаяние презренного сджамбака?»
«Как вам сказать… – отозвался Мерфи. – Цель нашей программы – создать всестороннее, целостное впечатление. Мы хотели бы показать не только крестьян за работой и представителей семьи султана, осуществляющих свои полномочия, но и преступников, несущих заслуженное наказание».
«Разумеется. На каждого сджамбака, однако, приходятся десять тысяч трудолюбивых сингалютов. Следовательно, позорному меньшинству должна быть посвящена лишь одна десятитысячная доля вашего фильма».
«То есть примерно три десятых секунды?»
«Большего они не заслуживают».
«Вы не знаете нашего режиссера-постановщика. Его зовут Ховард Фрэйберг, и он…»
* * *
Ховард Фрэйберг погрузился в обсуждение своей профессии с Сэмом Кэтлиным, будучи в настроении, которое Кэтлин называл у него за спиной «философским зудом». Именно этого настроения Кэтлин опасался больше всего.
«Сэм! – говорил Фрэйберг. – Знаешь, в чем заключается основная опасность нашей работы?»
«Она способствует развитию язвы желудка», – не задумываясь, ответил Кэтлин.
Фрэйберг покачал головой: «Мы обязаны бороться с профессиональным заболеванием – с прогрессирующей умственной близорукостью».
«Говорите за себя», – отозвался Кэтлин.
«Подумайте. Мы сидим здесь, у меня в кабинете. Нам кажется, что мы понимаем, какого рода шоу мы хотим сделать. Мы посылаем репортеров снимать передачи. Подписываем чеки, и нам приносят то, чего мы хотели. Просматриваем записи, слушаем их, нюхаем их – и скоро начинаем действительно верить в нашу версию Вселенной, созревшую у нас в головах и вылупившуюся подобно Минерве из головы Зевса. Вы понимаете, о чем я говорю?»
«Понимаю то, что вы говорите – но не то, о чем вы говорите».
«У нас сложилось собственное представление о происходящем. Мы получаем то, чего требуем. Все это складывается и наращивается – в результате мы застреваем в западне своих собственных идей. Мы – каннибалы, поедающие собственные мозги!»
«Никто никогда не обвинит вас в скупости метафор».
«Сэм, скажи мне правду. Сколько раз ты покидал Землю?»
«Однажды я побывал на Марсе. И провел пару недель в лунном санатории, в кратере Аристилл».
Фрэйберг отшатнулся в притворном испуге: «И при этом нас считают грамотными планетологами!»
Кэтлин ворчливо прокашлялся: «Да, я не изучал каждую из населенных планет. Что с того? Недавно вы чихнули, а я сказал вам „Будьте здоровы!“. Это не значит, что мне выдали диплом доктора медицинских наук».
«В жизни каждого человека наступает момент, – настаивал Фрэйберг, – когда он хочет подвести итоги и увидеть новые перспективы».
«Спокойнее, Ховард, спокойнее».
«В нашем случае это означает, что мы обязаны пересмотреть предвзятые представления и подвергнуть их критическому анализу, сравнивая иллюзии с действительностью».
«Вы не шутите?»
«И еще одно, – продолжал Фрэйберг. – Я хотел бы еще кое-что проверить. Шифкин говорит, что расходные счета внушают ужас. Но бороться с этим невозможно. Если Килер заявляет, что буханка хлеба обошлась ему на Неккаре IV в десять валюнтов, кто может подвергнуть сомнению его слова?»
«Черт с ним, пусть сожрет всю буханку! Это дешевле, чем устраивать сафари по планетам скопления, проверяя цены в местных магазинах».
Фрэйберг не обращал внимания на замечания редактора. Он нажал на кнопку – в воздухе появилась сфера метрового диаметра, полная блестящих искр. Земля была в центре, а от нее во все стороны расходились тонкие красные линии: регулярные маршруты звездолетов.
«Посмотрим, какое сафари мы могли бы устроить, – сказал Фрэйберг. – Гоуэр здесь, на Канопусе. Килер – здесь, на Голубой Луне, Вилбур Мерфи – на Сиргамеске…»
«Не забывайте, – пробормотал Кэтлин, – что нам еще нужно готовить телепередачи».
«Запасенного материала хватит на год, – презрительно усмехнулся Фрэйберг. – Позвони в „Космические линии“. Начнем с Сиргамеска – проверим, чем занимается Мерфи».
* * *
Принц Али-Томáс представил Вилбура Мерфи султану Сингалюта. Маленький пухлый старичок лет семидесяти, султан сидел по-турецки на огромной, надутой воздухом розовой подушке с зелеными орнаментами.
«Будьте, как дома, господин Мерфи. Настолько, насколько позволяют обстоятельства, мы не уделяем особого внимания церемониям, – султан говорил сухо и отрывисто, с видом удрученного заботами исполнительного директора корпорации. – Насколько мне известно, вы представляете „Центральную земную телевизионную сеть“?»
«Я – штатный корреспондент-оператор передачи „Познай Вселенную“».
«Мы экспортируем на Землю большое количество товаров, – размышлял вслух султан. – Но не столько, сколько хотелось бы. Мы рады тому, что вас заинтересовал Циргамесч и, разумеется, готовы оказывать вам всю возможную помощь. Завтра хранитель архивов продемонстрирует несколько схем и таблиц, отражающих состояние нашей экономики. Али-Томáс лично сопроводит вас в экскурсии по рыборазводным садкам. Мы хотели бы, чтобы вы познакомились с лучшими достижениями Сингалюта».
«Хорошо вас понимаю, – испытывая некоторое неудобство, отозвался Мерфи. – Тем не менее, это не совсем то, что я хотел бы снимать».
«Нет? А что именно, в таком случае, вы хотели бы запечатлеть?»
Али-Томáс деликатно заметил: «В частности, господин Мерфи проявил пристальный интерес к сджамбаку, сидящему в клетке на площади».
«О! Надеюсь, ты дал ему понять, что эти отступники не могут заинтересовать тех, кто серьезно намерен познакомиться с нашей планетой?»
Мерфи начал было объяснять, что в передаче «Познай Вселенную» участвовали четыреста или пятьсот миллионов человек, смотревшие ее на двухстах миллионах экранов, и что бóльшую часть этих участников никак нельзя было назвать людьми, серьезно намеренными изучить Циргамесч. Но султан решительно прервал его: «Позвольте сообщить вам нечто действительно интересное. Мы, сингалюты, готовимся заселить еще четыре больших каньона, общей площадью двести пятьдесят тысяч гектаров! Я предоставлю вам физиографические модели, можете пользоваться ими сколько угодно».
«Буду рад такой возможности, – заявил Мерфи. – Но завтра я хотел бы подробно познакомиться с вашей долиной, встретиться с местными жителями, взглянуть на их обычаи, религиозные обряды, способы ухаживания, похороны…»
Лицо султана недовольно вытянулось: «Наш образ жизни покажется вам невыносимо скучным. Если мы и празднуем какие-то события, то тихо и мирно, в семейном кругу. Особой религиозностью мы тоже не отличаемся, а „ухаживания“ сводятся, главным образом, к условиям договоров между семьями. Боюсь, вы не найдете в Сингалюте почти никакого сенсационного материала».
«Разве у вас нет никаких храмовых танцев? – спросил Мерфи. – Никто не ходит по раскаленным углям, на заклинает змей? Как насчет колдунов, знахарей?»
Султан снисходительно улыбнулся: «Мы прилетели на Циргамесч, чтобы оставить позади древние суеверия. Наша жизнь носит спокойный, упорядоченный характер. Даже случаи амока практически больше не встречаются».
«Но сджамбаки…»
«Ими можно пренебречь».
«Что ж, – вздохнул Мерфи, – я хотел бы посетить некоторые из древних городов Циргамесча».
«Не рекомендую такое времяпровождение, – заявил султан. – Что вы там найдете? Жалкие остатки былого, выветренные каменные развалины. Там нет никаких надписей, никаких произведений искусства. Мертвый камень не вызывает никаких чувств. А теперь вот что. Завтра мне представят отчет об урожае гибридных соевых бобов в районе Верхнего Кама. Хотел бы, чтобы вы при этом присутствовали».
* * *
Апартаменты Мерфи соответствовали его ожиданиям и даже превзошли их. Ему отвели четыре помещения и частный сад с плотной изгородью из живого бамбука. Стены ванной комнаты сверкали плитами блестящего «лунного камня», инкрустированными изображениями фантастических птиц из киновари, нефрита, свинцового блеска, пирита и малахита. Спальней служил шатер десятиметровой высоты, с двумя стенками из темно-зеленого полотна и третьей – золотисто-ржавого оттенка; четвертой стенки не было – с этой стороны шатер открывался в частный сад.
В спальне находилось розовое с желтыми узорами квадратное ложе трехметровой ширины, мягкое, как паутина, и пахнущее розовым сандаловым деревом. Черные лакированные чаши, покрытые резьбой, наполнили свежими фруктами; прикасаясь к любому из двух дюжин маленьких кранов из черного дерева можно было пробовать различные вина, ликеры, сиропы и ароматные эссенции.
Посреди сада его ожидал прохладный бассейн – в тепличном климате Сингалюта выкупаться было очень приятно. Действительность не соответствовала воображению Мерфи только в том, что касалось услуг очаровательных молодых служанок. Он решил восполнить этот недостаток и, обнаружив в квартале за дворцом полутемное питейное заведение под названием «Барангипан», познакомился там с девушкой-музыкантшей по имени Соэк Панджоубанг. Деликатные черты ее лица и гладкая чистая кожа, унаследованные от уроженцев Суматры, выгодно дополнялись длинными изящными руками и ногами, напоминавшими об аравийских сказках, и большими золотистыми глазами, происхождение каковых следовало искать скорее среди древних кельтов Европы. Мерфи заказал для нее пиалу разноцветного шербета – каждому оттенку соответствовал тот или иной вкус; сам он выпил белого рисового пива. Соэк Панджоубанг живо интересовалась земными обычаями, и Мерфи трудно было направить разговор в желательное русло.
«Уилбрр! – говорила девушка, – Какое у тебя забавное имя, Уилбрр! Как ты думаешь, мне позволят играть на гамелане в больших городах, в великолепных дворцах Земли?»
«Конечно. У нас нет законов, запрещающих гамелан».
«Ты так забавно разговариваешь, Уилбрр. Мне нравится тебя слушать».
«Наверное, ты скучаешь здесь, в Сингалюте?»
Соэк пожала плечами: «У нас приятная жизнь, но мы занимаемся в основном мелочами. Здесь нет увлекательных приключений. Мы выращиваем цветы, играем на гамелане… – приподняв брови, она покосилась на собеседника. – Мы любим… мы спим…»
Мерфи усмехнулся: «И вас охватывает амок».
«Нет-нет. Такого больше нет».
«Потому что завелись сджамбаки, не так ли?»
«Сджамбаки – это плохо. Но лучше, чем амок. Когда человека мучает неизбывная тоска в груди, он больше не хватается за крис и не гоняется за прохожими, он уходит и становится сджамбаком».
Наконец разговор становился содержательным.
«И куда идет сджамбак? Что он делает?»
«Он грабит».
«Кого? И что он делает с награбленным?»
Соэк наклонилась поближе: «Говорить о них не полагается».
«Почему?»
«Султан не хочет, чтобы говорили о сджамбаках. У нас все друг друга подслушивают, все друг на друга доносят. Как только кто-нибудь упоминает сджамбаков, у султана уши поднимаются торчком, как у кошки, услышавшей мышку».
«Ну хорошо, пусть султану это не нравится – какая разница? Меня это интересует, и у меня есть полное право интересоваться. Я видел сджамбака в клетке на площади. Держать человека в клетке – пытка. Я хотел бы знать, почему с ним так поступили».
«Он очень плохой. Он взломал вагон монорельсовой дороги и выпустил воздух. Сорок два человека – сингалюты и хадраси – раздулись и взорвались».
«А что случилось с самим сджамбаком?»
«Он забрал все золото, все деньги и драгоценности – и сбежал».
«Сбежал – куда?»
«Наружу, на Большую Фарасангскую равнину. Но он – глупец. Он вернулся в Сингалют, чтобы забрать жену. Его поймали и посадили в клетку, чтобы все на него любовались и говорили: „Вот что делают с убийцами и грабителями!“»
«А где прячутся сджамбаки?»
«О! – девушка опасливо посмотрела вокруг. – Снаружи, на равнине. В горах».
«Значит, у них есть укрытие – купол, наполненный воздухом?»
«Нет. Султан послал бы патрульный катер и приказал бы разрушить такой купол. Нет, сджамбаки бродят тихо и незаметно. Прячутся среди скал, носят с собой кислородные аппараты. Иногда забредают в древние города».
«Хотел бы я знать, – спросил Мерфи, глядя в кружку с пивом, – может ли сджамбак скакать на коне в космосе и встречать прибывающие звездолеты?»
Соэк Панджоубанг нахмурилась, словно сосредоточившись на какой-то мысли.
«Именно поэтому я к вам и приехал, – продолжал Мерфи. – Мне рассказали историю про человека, который скачет на коне в космосе».
«Смехотворно! На Циргамесче нет лошадей».
«Ну ладно, стюард не утверждал наверняка, что видел коня. Предположим, однако, что он видел человека, встречавшего звездолет пешком – или на велосипеде. Стюард узнал этого человека».
«И кто был этот человек?»
«Стюард побоялся сказать… В любом случае, незнакомое имя ничего для меня не значило бы».
«Оно могло бы что-то значить для меня».
«Тогда спроси стюарда сама. Корабль все еще на посадочном поле».
Девушка медленно покачала головой, не сводя золотистых глаз с лица Вилбура: «Не хочу привлекать к себе внимание стюарда, какого-нибудь сджамбака – или султана».
«Как бы то ни было, – нетерпеливо продолжал Мерфи, – важно не то, кто этот человек. Важно то, каким образом он это делает! Как он дышит? В космической пустоте легкие человека выворачиваются наизнанку, желудок взрывается, ушные перепонки лопаются…»
«У нас есть превосходные врачи, – содрогнувшись, сказала Соэк Панджоубанг. – Но – увы! Я не отношусь к их числу».
Мерфи бросил на нее проницательный взгляд. В голосе девушки-музыкантши прозвучала протяжно-заунывная сладость ее инструмента, с легкими обертонами насмешки.
«Надо полагать, вокруг этого человека – какая-то невидимая оболочка, наполненная воздухом», – предположил Мерфи.
«Что, если так?»
«Значит, это что-то новое, а если это что-то новое, я хотел бы узнать об этом как можно больше».
Соэк лениво улыбнулась: «Типичный землянин: ты беспокоишься, хмуришься, все время чего-то хочешь. Тебе следовало бы расслабиться, воспитывать в себе напау и радоваться жизни – так, как это делается в Сингалюте».
«Что такое напау?»
«Наша философия, помогающая находить смысл жизни и красоту в каждом из аспектов этого мира».
«В данный момент сджамбак, сидящий в клетке на площади, вряд ли вполне наслаждается преимуществами напау».
«Не сомневаюсь, что он несчастен», – согласилась девушка.
«Несчастен? Его пытают!»
«Он нарушил закон султана. Его жизнь больше ему не принадлежит. Она принадлежит Сингалюту. Если султан желает, чтобы судьба сджамбака послужила уроком другим нарушителям, страдания одного человека не имеют большого значения».
«Если каждый сджамбак носит на груди металлический символ своей касты, как он может надеяться, что его не опознают?» – спросил Мерфи, бросив взгляд на обнаженную грудь собеседницы.
«Сжамбаки ходят по ночам – бесшумно пробираются по улицам, как призраки… – Соэк взглянула на свободную рубаху Мерфи. – Ты заметишь, что проходящие мимо задевают тебя, ощупывают тебя вот так, – она провела рукой по его груди. – Когда это произойдет – знай, что это агенты султана, потому что только чужеземцы и родственники султана могут носить рубахи. А теперь я спою тебе песню нашей древней родины, древней Явы. Ты не поймешь слова, но никакие другие слова нельзя петь, когда играет гамелан».
* * *
«Меня тут роскошно устроили, – сказал Мерфи. – Апартаменты в саду с бассейном! Как правило, мне приходилось ночевать в надувной палатке и утолять голод походным рационом из сублиматов».
Соэк Панджоубанг выжимала воду из гладких черных волос: «Может быть, Уилбрр, тебе не захочется покинуть Циргамесч?»
«Как тебе сказать… – Мерфи поднял глаза в прозрачной крыше долины, едва заметной там, где сосредоточивался и рассеивался солнечный свет. – Мне не очень нравится жить взаперти, как птица в вольере… Надо полагать, у меня есть склонность к клаустрофобии».
После завтрака они пили густой черный кофе из маленьких серебряных чашечек. Мерфи остановил на своей новой подруге долгий задумчивый взгляд.
«О чем ты думаешь, Уилбрр?»
Мерфи допил кофе: «Думаю, что мне пора взяться за дело».
«И что ты будешь делать?»
«Прежде всего сниму дворец султана, сниму тебя, играющую на гамелане в этом саду».
«Нет, Уилбрр – только не меня!»
«Ты – часть Вселенной, причем довольно интересная часть. А потом я пойду снимать на площадь…»
«Снимать сджамбака?»
За спиной послышался тихий голос: «К вам посетитель, туан Мерфи».
Мерфи обернулся: «Попросите его зайти».
Соэк Панджоубанг уже поднялась на ноги: «Мне пора идти».
«Когда мы увидимся снова?»
«Вечером – в „Барангипане“».
* * *
Тихий голос произнес: «Господин Руб Триммер, туан».
Триммер, коротышка средних лет с узкими плечами и брюшком, сохранил по старой привычке размашистую походку и повадки двадцатилетнего бонвивана. Его когда-то румяная кожа успела приобрести желтоватый восковой глянец, на голове торчали белым пучком поредевшие жесткие волосы, а глаза, полузакрытые чуть раскосыми веками, производили впечатление, которое любители-физиономисты связывают с коварством.
«Я – региональный директор „Импортно-экспортного банка“, – представился Триммер. – Слышал о вашем прибытии и решил засвидетельствовать почтение».
«Надо полагать, вам редко приходится видеть приезжих».
«Их немного – здесь нет ничего особенно примечательного. Циргамесч никак нельзя назвать планетой, приятной для туристов. Местные жители привыкли к замкнутому существованию в герметизированных анклавах. Психически чувствительному человеку здесь довольно скоро начинает казаться, что он сходит с ума».
«Да-да, – отозвался Мерфи. – Сегодня утром я как раз об этом подумал. Эта крыша, этот купол над головой начинает вызывать у меня тревожную дрожь. Как туземцы это выносят всю жизнь? Или они тоже сходят с ума?»
Триммер предложил Вилбуру портсигар; Мерфи отказался.
«Местный табак, – заметил Триммер. – Очень неплохой, между прочим». Он задумчиво раскурил сигару: «Что ж, циргамесчан вполне можно назвать шизофрениками. Послушному характеру яванцев в них противоречит арабская порывистость. Яванский элемент преобладает, но время от времени наблюдаются вспышки заносчивой дерзости… Никогда не знаешь, что тебя ждет. Я провел здесь девять лет и все еще чувствую себя чужаком». Выпустив облако дыма, Триммер внимательно изучил лицо и фигуру Вилбура Мерфи: «Говорят, вы – корреспондент передачи „Познай Вселенную“?»
«Да, я один из их репортеров-операторов».
«У вас, наверное, очень интересная работа».
«Телерепортер посещает множество различных миров, где приходится слышать самые странные истории – такие, например, как слухи о сджамбаках».
Триммер кивнул, нисколько не удивившись: «Советую вам, Мерфи, поменьше интересоваться сджамбаками. В Сингалюте такое любопытство может оказаться нездоровым».
Удивленный откровенным предупреждением Триммера, Мерфи спросил: «Почему сжамбаков окружает такая тайна?»
Триммер посмотрел по сторонам: «Нас подслушивают».
«Я нашел два миниатюрных микрофона и залепил их», – сказал Мерфи.
Триммер рассмеялся: «Приманка для простаков. Микрофоны прячут там, где их можно легко заметить. Настоящие подслушивающие устройства просто так не найдешь. Чувствительные к звуковому давлению проводники вплетены в ткани».
Мерфи с подозрением взглянул на полотняные стенки спального шатра.
«Не слишком беспокойтесь! – заметил Триммер. – Это делается скорее по привычке, нежели с определенной целью. Если вас интересуют щекотливые темы, нам лучше пойти прогуляться».
Они вышли из дворца на дорогу, ведущую в сельскую местность. Мерфи и Триммер неспешно брели по берегу сонливой реки, заросшей кувшинками, среди которых сновали большие белые утки.
«Так чтó вы можете сказать о сджамбаках? – нарушил молчание Мерфи. – Здесь уклоняются от обсуждения этого вопроса. Невозможно получить никаких конкретных сведений».
«Я тоже предпочел бы не говорить на эту тему, – признался Триммер. – Я занимаю здесь более или менее привилегированное положение. Султан финансирует освоение долин при посредстве нашего банка, на основе моих отчетов. Но в Сингалюте приходится учитывать не только волю султана».
«Что вы имеете в виду?»
Триммер иронически покачивал в воздухе сигарой: «Теперь мы коснулись темы, которую я не хотел бы обсуждать. Надеюсь, достаточно будет осторожного намека. Принц Али считает освоение дополнительных долин пустой тратой денег – учитывая то, что поблизости находятся Хадра, Новая Батавия и Сундаман».
«То есть принц предпочитает завоевание соседних стран?»
Триммер рассмеялся: «Прошу заметить, я этого не говорил – вы сами высказали такую гипотезу».
«Но армия сингалютов не сможет выступить за пределы герметизированной долины! Разве что солдат станут перевозить по монорельсовой дороге».
«Может быть, принц Али придерживается другого мнения на этот счет».
«Сджамбаки?»
«Опять же, я этого не говорил», – с каменным лицом отозвался Триммер.
Мерфи ухмыльнулся. Помолчав, он сказал: «Я познакомился с девушкой по имени Соэк Панджоубанг, она играет на гамелане. Скорее всего, она работает на султана или на принца Али. На кого из них, как вы думаете?»
Глаза Триммера сверкнули. Он покачал головой: «Так или иначе, все может быть. Есть способ это выяснить».
«Какой?»
«Уведите ее куда-нибудь, где нет подслушивающих устройств. Расскажите ей пару историй – одну для Али, другую для султана. Когда один из них отреагирует, вы узнáете, кто ее подослал».
«Что я мог бы ей рассказать – например?»
«Ну, например, она могла бы узнать от вас, что вы умеете соорудить гипнотический излучатель из батарейки для карманного фонарика, бамбуковой трубки и нескольких кусков проволоки. Али вспотеет от нетерпения и попытается выудить из вас этот секрет. Он не может получить оружие. Никакого оружия! А для ушей султана… – с удовольствием попыхивая сигарой, Триммер начинал проявлять неподдельный интерес к возможной дворцовой интриге. – Скажите ей, что вам известен катализатор, позволяющий превращать глину в алюминий и кислород под воздействием солнечного света. Султан отдаст правую ногу за такое чудо. Он делает все возможное и невозможное во имя процветания Сингалюта и всего Циргамесча».
«А во имя чего старается принц Али?»
Триммер колебался: «Будьте готовы подтвердить, что я не говорил того, что сейчас скажу. Не забывайте! Я ничего подобного не говорил».
«Хорошо, вы ничего такого не говорили».
«Вы слышали о джихаде?»
«О священной войне мусульман против неверных?»
«Представьте себе: Али хочет начать джихад».
«Этому трудно поверить!»
«Невероятно, не правда ли? Помните! Я ничего об этом не говорил! Предположим, однако, что некто – исключительно в неофициальном порядке, разумеется – распустит об этом слухи на Земле. Таким образом, чтобы они дошли до ушей командования Корпуса Миротворцев».
«Ага! – встрепенулся Мерфи. – Вот почему вы ко мне пришли!»
Триммер бросил на него взгляд, полный невинной укоризны: «Послушайте, Мерфи, будьте справедливы! Я – мирный человек и стремлюсь к добрососедскому сотрудничеству. Конечно, я не хотел бы, чтобы наш банк потерял влияние и деньги, источником которых является султан».
«Почему вы сами не отправите на Землю отчет о намерениях принца?»
«Отправил! Но если они услышат то же самое от вас, да еще в передаче „Познай Вселенную“ – может быть, наконец они соблаговолят пошевелить пальцем».
Мерфи кивнул.
«Что ж, мы понимаем друг друга! – сердечно заявил Триммер. – Все предельно ясно».
«Не совсем. Каким образом Али собирается начать джихад, если у него нет оружия, нет боевых космических кораблей, нет никаких возможностей для снабжения армии?»
«Теперь, – отозвался Триммер, – мы углубляемся в область гипотетических спекуляций». Он остановился и обернулся. Фермер, толкавший перед собой вращающуюся борону, вежливо поклонился и поспешил вперед. Вслед за ним шел молодой человек с золотыми серьгами в ушах, в черном тюрбане, черном жилете с красными узорами, белых шароварах и черных туфлях с загнутыми носками. Юноша тоже поклонился Триммеру и Мерфи и начал было обгонять их. Триммер поднял руку и задержал его: «Не теряйте время – мы вернемся к дворцу через несколько минут».
«Благодарю вас, туан».
«Перед кем вы отчитываетесь – перед султаном или перед принцем Али?»
«Завеса моей скрытности стала прозрачной под проницательным взором туана. Не стану притворяться. Я служу султану».
Триммер кивнул: «А теперь будьте любезны, отойдите метров на сто – так, чтобы мы находились на расстоянии, недосягаемом для звукоуловителя».
«Как вам будет угодно – уже ухожу», – молодой человек неспешно удалился.
«Почти наверняка он работает на принца», – пробормотал Триммер.
«В таком случае он не слишком убедительно врет».
«Ошибаетесь! Он трижды соврал, рассчитывая на то, что я поддамся на уловку и поверю, что он соврал всего лишь дважды».
«Как вы сказали? Соврал трижды, а не дважды?»
«Само собой, я ему не поверил. Он знал, что я знаю, что он это знает. Поэтому когда он сказал, что работает на султана, не думаю, что он просто соврал – он соврал так, чтобы я догадался, что он хочет таким образом убедить меня в том, что он – агент принца, и чтобы поэтому я решил, что в действительности он работает на султана».
Мерфи рассмеялся: «Что, если он соврал четырежды?»
«В конечном счете обе возможности становятся равновероятными, – признал Триммер. – Не думаю, однако, что он настолько высоко ценит мою проницательность… Что вы собираетесь делать после того, как мы закончим разговор?»
«Начну снимать. Где, по-вашему, я смогу найти самые колоритные сцены? Мистические танцы, человеческие жертвоприношения? Я должен запечатлеть экзотический, завораживающий зрителей фольклор».
«В клетке на площади сидит сджамбак. На других планетах Земного Содружества вы не найдете ничего настолько средневекового».
«Кстати, по поводу сджамбаков…»
«Времени не осталось, – уклонился Триммер. – Пора возвращаться. Зайдите ко мне в управление – оно прямо напротив дворца, с другой стороны площади».
* * *
Мерфи вернулся в апартаменты. Из темного угла гостиной выступил служитель: «Его высочество султан желает, чтобы туан присутствовал в Каскадном саду».
«Благодарю вас, – отозвался Мерфи. – Я поспешу туда, как только приготовлю камеру».
Каскадным садом во дворце называли открытый внутренний дворик перед искусственным водопадом. Султан расхаживал по дворику в пыльных крагах цвета хаки, бурых пластиковых сапогах и желтой тенниске. При этом он похлестывал по сапогу, как стеком, какой-то веткой. Когда Мерфи вошел, султан обернулся к нему и указал веткой на плетеную скамью.
«Будьте добры, садитесь, господин Мерфи, – султан возобновил хождение взад и вперед. – Как вам нравятся апартаменты? Вы удобно устроились?»
«Очень удобно, благодарю вас».
«Превосходно! Ваше присутствие делает мне честь».
Мерфи терпеливо ждал продолжения.
«Насколько мне известно, сегодня утром у вас был посетитель», – сказал султан.
«Да – господин Триммер».
«Могу ли я поинтересоваться, о чем вы говорили?»
«Мы обсуждали вопросы личного свойства», – ответил Мерфи – несколько суше и холоднее, чем хотел бы.
Султан уныло кивнул: «Сингалют затратил бы целый час, рассказывая мне полуправду – достаточно недостоверную, чтобы вводить меня в заблуждение, но при этом недостаточно недостоверную, чтобы разгневать меня в том случае, если я уже знал правду благодаря подслушивающему устройству».
Мерфи усмехнулся: «Сингалюту предстоит жить в вашем султанате до конца его дней».
Служитель привез покрытый изморосью сундучок на колесах, поместил два бокала под кранами отделений сундучка и удалился. Султан прокашлялся: «Триммер – превосходный специалист, но несносный болтун».
Мерфи налил себе полбокала охлажденного бледно-розового ликера. Султан хлестнул веткой по сапогу: «Не сомневаюсь, что он уведомил вас обо всех моих личных делах – по меньшей мере в той степени, в какой я позволил ему совать нос в мои дела».
«Как вам сказать… Он упомянул о вашем намерении расширить территорию Сингалюта».
«Это, друг мой, не просто намерение – это абсолютная необходимость! Плотность населения в Сингалюте – пятьсот восемьдесят человек на квадратный километр. Нужно расширяться – иначе мы просто задохнемся. Еды и кислорода на всех не хватит».
Мерфи внезапно оживился: «Я мог бы сделать эту идею центральной темой передачи! Дилемма Сингалюта: расшириться или погибнуть!»
«Я не стал бы заявлять об этом во всеуслышание, это не целесообразно».
Мерфи не уступал: «Но это неизбежно привлечет интерес!»
Султан улыбнулся: «Позвольте сообщить вам кое-что, о чем у нас обычно не принято говорить – хотя Триммер, конечно, опередил меня в этом отношении, – султан раздраженно хлестнул себя веткой по сапогу. – Для того, чтобы расширить населенную территорию, мне нужны средства. Финансовые средства легче всего получить в спокойной, внушающей уверенность атмосфере. Любой намек на возможность чрезвычайной ситуации станет катастрофическим препятствием для достижения моих целей».
«Что ж, – Мерфи кивнул, – вполне вас понимаю».
Султан с подозрением покосился на гостя: «Рассчитывая на ваше сотрудничество, мой министр пропаганды подготовил часовую программу, посвященную прогрессивному подходу к социальным проблемам, благосостоянию и финансовым перспективам нашей страны…»
«Однако, султан…»
«Да?»
«Никак не могу допустить, чтобы ваш министр пропаганды использовал меня и программу „Познай Вселенную“ как своего рода рекламную брошюру для инвесторов».
Султан устало кивнул: «Ничего другого я от вас и не ожидал… Так что же? Какую программу вы сами хотели бы снять?»
«Я искал что-нибудь, что могло бы связать передачу воедино, – сказал Мерфи. – Пожалуй, таким связующим звеном мог бы послужить драматический контраст между развалинами древних городов и новыми долинами под куполами. История о том, каким образом переселенцы с Земли преуспели там, где древние аборигены потерпели поражение, не справившись с проблемой исчезновения атмосферы».
«Возможно, это не самый плохой вариант», – ворчливо заметил султан.
«Сегодня я собираюсь снимать кое-что во дворце, купол долины, город, рисовые поля, рощи, фруктовые сады, фермы. Завтра я хотел бы взглянуть на древние руины».
«Понятно, – кивнул султан. – Значит, вам не понадобятся мои таблицы и статистика?»
«Видите ли, султан, я мог бы взять с собой на Землю фильм, подготовленный министром пропаганды. Ховард Фрэйберг или Сэм Кэтлин займутся этой пропагандой, засучив рукава, и не оставят от нее живого места. Придумают каких-нибудь охотников за головами, каннибалов и храмовых проституток – вы сами не узнáете Сингалют, посмотрев их передачу. Вы будете кричать от ужаса и отвращения, а меня уволят».
«В таком случае, – сказал султан, – придется предоставить вам возможность следовать велениям вашей совести».
* * *
Ховард Фрэйберг обвел глазами серый ландшафт Планеты Райкера и устремил взор в горизонт ревущего черного Могадорского океана: «Сэм! Думаю, что здесь можно сделать передачу».
Сэм Кэтлин, в куртке из стекловолокна с электрическим подогревом, дрожал от холода: «Там, в океане? Он кишит кровожадными плезиозаврами – кошмарными тварями пятнадцатиметровой длины».
«Допустим, мы могли бы снять нечто вроде „Моби Дика“? „Белое чудовище Могадора“. Выйдем в море на парусном катамаране…»
«Мы?»
«Нет! – нетерпеливо отозвался Фрэйберг. – Конечно, не мы сами. Два или три оператора. Пусть отправятся в плавание, найдут двух или трех серых монстров в красную полоску, снимут парочку поддельных схваток, но при этом будут твердить о поисках легендарного плезиозавра-альбиноса. Как тебе?»
«Не думаю, что мы достаточно платим операторам».
«Вилбур Мерфи не отказался бы. Он готов искать всадника, приветствующего звездолеты в космосе».
«Перспектива снимать плезиозавра-альбиноса, приветствующего утлый катамаран в бушующем океане, заставила бы призадуматься даже Вилбура Мерфи».
Фрэйберг отвернулся: «У кого-то должны же возникать какие-то новые идеи…»
«Лучше вернуться в космопорт, – сказал Кэтлин. – Челнок вылетает на Сиргамеск через два часа».
* * *
Вилбур Мерфи сидел в «Барангипане», наблюдая за марионетками, играющими на ксилофоне, кастаньетах, гонге и гамелане. Драматическое представление уходило корнями к легендам доисторического Мохенджо-Даро. Легенды эти распространились по древней Индии в средневековую Бирму, в Малайю и, через Молуккский пролив, на Суматру и Яву, а с Явы пять тысяч лет назад их привезли на Циргамесч переселенцы, преодолевшие двести световых лет космического пространства. Где-то на этом долгом пути современная технология стала неотъемлемой частью традиционного спектакля. Руки, ноги и туловища марионеток, их жесты и позы контролировались магнитными лучами. Благодаря закрепленным датчикам, проводникам, приборам радиоуправления и синхронизаторам выражение лица кукольника – движения его бровей, улыбки, презрительно опущенные уголки губ и другие гримасы – отображались на маленьком лице управляемой им марионетки. Реплики произносились на языке древней Явы, который понимали меньше половины зрителей. К числу посвященных в красоты традиционной поэзии не относился и Вилбур Мерфи – когда представление кончилось, он пребывал, так же, как перед началом спектакля, в полном неведении относительно его смысла и содержания.
Соэк Панджоубанг соскользнула на сиденье рядом с Мерфи. На ней был костюм музыкантши: саронг из коричневого, синего и черного батика, а также фантастический головной убор из миниатюрных серебряных колокольчиков.
Она с энтузиазмом приветствовала землянина: «Уилбрр! Я заметила, что ты смотришь…»
«Это было очень любопытно».
«Да-да, конечно, – девушка вздохнула. – Уилбрр, ты возьмешь меня с собой на Землю? Сделаешь меня знаменитой телезвездой, Уилбрр?»
«На этот счет ничего не могу обещать».
«Я умею хорошо себя вести, Уилбрр», – девушка потерлась носом о его плечо и задушевно подняла горящие желтовато-карие глаза. Мерфи почти забыл о запланированном эксперименте.
«Что ты сегодня делал, Уилбрр? Глазел на хорошеньких девушек?»
«Вот уж нет! Я снимал сцены для передачи. Сначала во дворце, потом поднялся по склону к конденсационным крыльчаткам. Никогда бы не подумал, что в воздухе столько воды! С лопастей текли просто потоки воды! Причем горячей воды!»
«У нас много солнечного света. Поэтому здесь хорошо растет рис».
«Султану следовало бы использовать хотя бы часть избыточного солнечного излучения. Есть запатентованный на Земле, неизвестный на Циргамесче процесс… Нет, я лучше помолчу».
«Ну расскажи, Уилбрр! Расскажи мне свои секреты!»
«Не такой уж это секрет. Катализатор расщепляет глину на алюминий и кислород, поглощая солнечный свет, вот и все».
Брови Соэк взметнулись и застыли, как крылья чайки, парящей в воздушном потоке: «Уилбрр! Я не знала, что ты такой ученый!»
«А, ты думала, что я – всего лишь бродяга с камерой? Умеющий снимать красавиц-телезвезд, играющих на гамелане, но, по сути дела, такой же тупица, как все остальные…»
«Нет-нет, Уилбрр! Ничего такого я не думала!»
«Мне известны разные трюки. Я могу взять батарейку от карманного фонарика, кусок фольги, несколько транзисторов и бамбуковую трубку – и соорудить парализующий излучатель, способный одним выстрелом свалить человека с ног. И знаешь, во сколько обойдется вся эта дребедень?»
«Нет, Уилбрр. Откуда мне знать?»
«В десять центов! Через два-три месяца парализующее оружие изнашивается, но какое это имеет значение? Я изготовляю такие пистолеты для собственного удовольствия – два или три в час».
«Уилбрр! Чудесный мастер на все руки! Выпьем за твое здоровье!»
Мерфи поудобнее устроился в плетеном кресле, прихлебывая рисовое пиво.
«Сегодня, – сказал Мерфи, – я надену скафандр и навещу руины древнего города на равнине. Кажется, он называется Гхатамиполь. Хочешь пойти туда со мной?»
«Нет, Уилбрр», – Соэк Панджоубанг смотрела куда-то в сад, заботливо украшая волосы цветком. Через несколько минут она сказала: «Зачем терять время среди мертвых камней? У нас много гораздо более интересных вещей. Кроме того, бродить по развалинам может быть… опасно». Последнее слово она промурлыкала, словно прибавив его нечаянно.
«Опасно? Потому что там живут сджамбаки?»
«Да… возможно».
«Султан приставит ко мне охрану. Двадцать человек с арбалетами».
«У сджамбаков крепкие щиты».
«Почему бы они рисковали жизнью, нападая на землянина?»
Соэк пожала плечами. Через некоторое время она поднялась на ноги: «До свидания, Уилбрр».
«Ты прощаешься? Почему так скоро? Мы не увидимся позже вечером?»
«На все воля Аллаха».
Мерфи провожал взглядом ее грациозную фигуру. Соэк задержалась, сорвала желтый цветов, оглянулась и встретилась с ним глазами – желтыми, как цветок, светящимися, как драгоценные камни в пронизанной солнечным светом прозрачной воде. Лицо ее ничего не выражало. Она повернулась, шаловливо отбросила цветок и пошла дальше, ритмично покачивая бедрами и плечами.
Мерфи глубоко вздохнул. Она вполне могла бы стать телезвездой…
* * *
Через час у ворот долины к Мерфи присоединилась приставленная к нему охрана – двадцать мрачноватых субъектов в скафандрах для ходьбы по безвоздушной равнине. Их очевидно не радовала предстоящая экскурсия по Гхатамиполю. Мерфи тоже надел скафандр, проверил показания манометра системы подачи кислорода и герметичность воротника шлема: «Все готовы, ребята?»
Никто не ответил. Мерфи подождал – охранники молчали. Привратник, собиравшийся выпустить отряд наружу, хихикнул: «Они готовы, туан».
«Хорошо! – сказал Мерфи. – Тогда пойдем».
За воротами Мерфи снова проверил оборудование. В скафандре не было утечки. Внутреннее давление: 14,6. Давление снаружи: нулевое. Двадцать охранников угрюмо поправляли висящие на поясах арбалеты и шпаги.
Белесые руины Гхатамиполя виднелись в семи километрах от ворот, на Фарасангской равнине. Солнце высоко поднялось в черном небе над четким горизонтом.
В наушниках Мерфи послышалось гудение. Кто-то резко произнес: «Смотрите! Вот он!» Мерфи резко обернулся; охранники остановились, указывая куда-то протянутыми руками. Мерфи заметил, как что-то мелькнуло и скрылось вдали.
«Пойдем! – сказал Мерфи. – Там больше никого нет».
«Сджамбак».
«Только один? Ничего страшного».
«Там, где один, появляются другие».
«Именно поэтому вас двадцать человек».
«Безумие! Сджамбаков лучше не провоцировать!»
«И зачем это? Кому это нужно?» – пожаловался другой охранник.
«Позвольте мне об этом судить», – обронил Мерфи и направился вдаль по равнине. Бойцы неохотно следовали за ним, перебрасываясь недовольными фразами по радио.
Перед ними возвышались полуразрушенные городские стены, заслонявшие все бóльшую часть черного неба. Командир отряда раздраженно заметил: «Мы уже слишком далеко ушли».
«Вы должны выполнять мои приказы, – отозвался Мерфи. – Зайдем в город через ворота». Он нажал кнопку камеры и прошел под гигантской тяжеловесной аркой.
Внутренние постройки, сооруженные из более хрупкого материала, нежели городская стена, распались под воздействием пыльных бурь, бушевавших в разреженном воздухе миллионы лет после того, как вымерла древняя цивилизация. Мерфи подивился масштабам руин. Неизведанная археологическая территория! Трудно было сказать, чтó тут позволила бы найти неделя-другая раскопок. Мерфи вспомнил о расходном счете. Как преодолеть сопротивление Шифкина?
Передача «Познай Вселенную» приобрела бы огромный престиж и широкую известность, если бы Мерфи нашел здесь гробницу, библиотеку, произведения искусства! Султан охотно предоставил бы рабочих для раскопок. Сингалюты, люди достаточно крепкие и здоровые, за неделю могли бы расчистить большой участок – если бы забыли о своих предрассудках, опасениях и кошмарах.
Мерфи оценил краем глаза фигуру одного из сингалютов – тот сидел на озаренной солнцем каменной плите и, если его что-то беспокоило, он довольно успешно скрывал это обстоятельство. «По сути дела, – думал Мерфи, – он выглядит совершенно безмятежно». Может быть, найти рабочих для раскопок было бы не так уж трудно…
Но в характере сингалютов было немало странностей. Находясь за пределами герметизированной долины, этот человек открыто носил свободную рубаху из роскошной ярко-голубой ткани – вопреки строжайшим указам султана. Конечно же, здесь ему могло быть холодно…
Мерфи почувствовал, как у него по спине побежали мурашки. Как могло быть холодно этому человеку? Каким образом он еще не погиб на безвоздушной равнине? Где его скафандр? Незнакомец лениво загорал на каменной плите, язвительно посмеиваясь над изумленным землянином. На нем были сандалии из толстой кожи, черный тюрбан, свободные бриджи и голубая рубаха. Больше ничего.
Куда подевались все остальные?
Мерфи лихорадочно оглянулся. Не меньше, чем в пяти километрах поспешно возвращались в Сингалют, перепрыгивая через камни и канавы, двадцать жалких фигур в скафандрах. Кто был человек, сидевший на древней плите? Сджамбак? Колдун? Порождение больного воображения?
Незнакомец поднялся на ноги и пружинистыми шагами направился к Мерфи. Так же, как охранники-сингалюты, он носил на поясе арбалет и шпагу. Но на нем не было скафандра! Неужели местной атмосферой все еще можно было дышать? Мерфи взглянул на манометр. Наружное давление: нулевое.
Появились двое других; они тоже двигались упругой, чуть подпрыгивающей походкой. У них были яркие глаза и розовые, словно раскрасневшиеся лица. Они приблизились к Мерфи; один взял его за руку. Это были вполне ощутимые люди из плоти и крови. На головах у них не было ни шлемов, ни оболочек какого-либо силового поля.
Мерфи отдернул руку: «Отпустите, черт бы вас побрал!» Но сджамбаки, конечно же, не могли его слышать в вакууме.
Мерфи оглянулся. Первый незнакомец обнажил шпагу и держал ее острие сантиметрах в тридцати за вздувшейся спиной скафандра Мерфи. Вилбур больше не сопротивлялся. Он нажал кнопку, включавшую режим автоматической съемки. Теперь камера могла работать несколько часов, регистрируя сто кадров в секунду с разрешением в сорок линий на миллиметр кадра.
Сджамбаки провели Мерфи к находившейся метрах в двухстах металлической двери. Открыв ее, они протолкнули Мерфи внутрь и захлопнули дверь. Мерфи ощутил вибрацию в подошвах скафандра; послышался гул, постепенно становившийся все громче. Манометр показывал, что наружное давление возрастало: 5 – 10 – 12 – 14 – 14,5. Открылась противоположная дверь шлюза. Чьи-то руки затащили Мерфи внутрь и отстегнули зажимы его шлема.
«Что происходит?» – гневно спросил Мерфи.
Принц Али-Томáс указал на стол. Мерфи увидел батарейку для карманного фонарика, алюминиевую фольгу, проволоку, набор транзисторов, металлические трубки, инструменты и несколько других различных материалов и приспособлений.
«Все готово, – сказал принц Али-Томáс. – Принимайтесь за работу. Полюбуемся на один из ваших хваленых парализующих излучателей».
«Вот так, без церемоний?»
«Вот так».
«Зачем вам понадобились парализующие излучатели?»
«Какое это имеет значение?»
«Я хотел бы знать, – настаивал Мерфи, не забывая о том, что камера регистрировала изображение, звук и запах.
«Я возглавляю армию, – сказал Али-Томáс, – но у нас нет оружия. Дайте мне оружие! И я принесу благую весть в Хадру, в Новую Батавию, в Сундаман, в Боэнг-Бохёт!»
«Каким образом? И зачем?»
«Достаточно того, что я так хочу. А теперь снова попрошу вас…» – принц указал на стол.
Мерфи рассмеялся: «Я здóрово влип, ничего не скажешь! Что, если я не смогу изготовить для вас оружие?»
«Вы останетесь здесь до тех пор, пока не изготовите излучатель – в условиях, которые со временем будут становиться все более затруднительными».
«Значит, мне придется провести здесь очень много времени».
«Если так, – сказал Али-Томáс, – придется сделать все необходимое для вашего долгосрочного содержания».
Принц подал знак. Мерфи схватили за плечи. К его лицу приложили маску респиратора. Мерфи невольно подумал о камере и, если бы сумел, снова рассмеялся бы. Тайна! Волнующее приключение! Захватывающий сюжет! Драматическая сцена для передачи «Познай Вселенную»! Репортер-оператор убит религиозными фанатиками! Преступление снято автоматической камерой! Смотрите! Вы увидите кровь, услышите предсмертный хрип, почуете яд!
Пары душили его, он терял сознание: «Сенсация! Зрители будут в восторге!»
* * *
«Сиргамеск, – говорил Ховард Фрэйберг, – с каждой минутой становится все больше и все ярче».
«Примерно где-то здесь, – заметил Кэтлин, – должен был появиться всадник, о котором толковал Вилбур».
«Верно! Стюард!»
«Да, сударь?»
«Мы примерно в тридцати тысячах километров от планеты, не так ли?»
«Примерно в двадцати тысячах километров, сударь».
«Межзвездная кавалерия! Чудесная идея! Хотел бы я знать, чтó Вилбур успел раскопать по поводу этой небылицы?»
Глядя в иллюминатор, Сэм Кэтлин напряженно произнес: «Почему бы не спросить его самого?»
«Как ты сказал?»
«Спросите его самого! Вот он – снаружи, верхом на какой-то твари…»
«Это призрак… – прошептал Фрэйберг. – Человек без скафандра в космосе… Этого не может быть!»
«Он нас заметил… Смотрите!»
Мерфи уставился на людей, смотревших в иллюминатор – и его удивление не уступало их изумлению. Мерфи приветствовал начальство взмахом руки. Кэтлин осторожно махнул рукой в ответ.
Фрэйберг выдавил: «Он не на коне. Это какой-то детский автомобильчик с реактивным двигателем и стременами!»
«Он хочет проникнуть в корабль, – отозвался Кэтлин. – Стучится в наружный люк воздушного шлюза…»
* * *
Вилбур Мерфи сидел в капитанской каюте, осторожно вдыхая и выдыхая воздух.
«Как ты себя чувствуешь?» – поинтересовался Фрэйберг.
«Неплохо. Побаливают легкие».
«Неудивительно! – проворчал корабельный врач. – Никогда не видел ничего подобного».
«Как ты себя чувствовал там, в космической пустоте?» – спросил Кэтлин.
«Там одиноко и очень пусто. Я выдыхал, но больше ничего не вдыхал – странное ощущение. И ветер не обдувает кожу, не хватает ветра. Никогда не думал об этом раньше. Воздух постоянно ощущается кожей – как шелк, как взбитые сливки – у воздуха есть осязаемая текстура…»
«Разве тебе не было холодно? В открытом космосе температура снижается до абсолютного нуля!»
«Вакуум – ничто. В нем не холодно и не жарко. Солнечный свет нагревает, лучше оставаться в тени. Тепло не теряется посредством конвекции, как это происходит в атмосфере, но тепловое излучение и испарение пота достаточно охлаждают организм».
«Я все еще ничего не понимаю, – признался Фрэйберг. – Этот принц Али – какой-то мятежник, не так ли?»
«В каком-то смысле его трудно в этом обвинять. Нормальный человек, живущий под куполами их долин, должен каким-то способом выпускать накипевший пар, если можно так выразиться. Принц Али решил выступить в своего рода мусульманский крестовый поход. Думаю, что у него это даже получилось бы – по меньшей мере в масштабах Циргамесча».
«Но под теми же куполами живут многие другие…»
«Когда дело дойдет до драки, один сжамбак одолеет двадцать человек в скафандрах. Укол стрелы или шпаги не повредит щиту сжамбака, но такой же укол выпустит воздух из скафандра, и человек внутри скафандра взорвется от перепада давления».
«Вот как! – сказал капитан. – Надо полагать, теперь на Циргамесч пошлют отряд Корпуса Миротворцев, чтобы там навели порядок».
Кэтлин спросил: «Тебя усыпили хлороформом. Что случилось, когда ты пришел в себя?»
«Ничего особенного. Я чувствовал, что к моей груди что-то прикрепили, но не слишком об этом беспокоился. Все еще плохо соображал. Воздух уже наполовину выкачали из барокамеры. Они держат в ней человека восемь часов. Давление снижается примерно на 0,7 атмосферы в час – плавно и постепенно, чтобы не вызывать кессонную болезнь».
«Барокамера – рядом с тем помещением, где ты встретился с Али?»
«Да. Им пришлось сделать из меня сджамбака – иначе негде было бы меня содержать. Довольно скоро у меня в голове все прояснилось, и я рассмотрел аппарат на груди, – Мерфи ткнул пальцем в механизм, лежавший на столе. – Увидел баллон с кислородом, увидел, как кровь циркулирует по прозрачным пластиковым трубкам: синяя венозная кровь – из меня в этот карбюратор, красная артериальная – обратно в меня. Я понял, как все это работает. Легкие продолжают выдыхать двуокись углерода, но вена, подающая кровь в левое ушко сердца, пропущена через карбюратор и насыщается кислородом. Человеку больше не нужно дышать. Карбюратор наполняет кровь кислородом, а в барокамере человек привыкает к отсутствию атмосферного давления. В вакууме нужно помнить только об одном: не прикасаться ни к чему незащищенной кожей. Под солнечным светом поверхности раскаляются; в тени они мгновенно замораживают мягкие ткани и жидкости. Во всем остальном человек свободен, как птица».
«Но… как тебе удалось сбежать?»
«Я заметил их маленькие реактивные машины и стал соображать. Вернуться в Сингалют я не мог – меня сразу линчевали бы как сджамбака. До другой планеты долететь я тоже не мог – запаса топлива не хватило бы.
Я знал, что скоро должен прибыть космический челнок и решил встретить его в космосе. Сказал охраннику, что пойду прогуляюсь на минутку, и позаимствовал один из реактивных летательных аппаратов. Вот и все, в сущности».
«Что ж, – сказал Фрэйберг, – это замечательная история, Вилбур. Получится потрясающая программа! Ее можно будет растянуть на два часа».
«Меня все еще интересует одно обстоятельство, – вмешался Кэтлин. – Кого стюард видел в космосе, когда это случилось впервые?»
Мерфи пожал плечами: «Может быть, кто-то из сджамбаков развеселился и стал куролесить. Излишек кислорода в крови вызывает своего рода опьянение, человеку приходят в голову всякие причуды. Или, может быть, один из сджамбаков решил, что с него хватит джихада.
В клетке на площади прямо в центре Сингалюта заперли сджамбака. Принц Али каждый день проходит мимо, они смотрят друг другу в глаза. Али усмехается, после чего идет своей дорогой. Может быть, этот сджамбак пытался сбежать и проникнул в звездолет на орбите. А команда выдала его султану. Теперь султан заставляет его мучиться, чтобы другим было не повадно…»
«Что султан сделает с принцем Али?»
Мерфи покачал головой: «На месте Али я постарался бы исчезнуть».
Включился громкоговоритель: «Внимание! Уважаемые пассажиры! Наш корабль прошел проверку, карантин отменили. Пассажиры могут выходить. Ни в коем случае не забывайте, что в Сингалют запрещено ввозить любое оружие и любые взрывчатые вещества!»
«Именно из-за этого запрета я и влип во всю эту историю», – сказал Мерфи.
