Эдвард Шмидт брел, поникнув головой, по гравийной дороге из своего маленького коттеджа у подножия горы Хелленбраун к воротам Института.

Охранник отдал ему честь.

«Доброе утро, Леон», – автоматически, без всякого выражения отозвался Шмидт.

«Доброе утро, директор! – Леон протянул ему газету. – Вы видели новости? Лесмонд и Кауч сбежали в Варли. Власть получила партия „Народное право“, они уже посадили Реннера в тюрьму».

Шмидт уныло кивнул: «Я только что слушал радио… Это просто ужасно, Леон. Не знаю… Надеюсь, все это не повлияет на Институт».

Леон указал на небо – приближались несколько самолетов: «Смотрите-ка! Они не теряют времени! Наглецы, мерзавцы! Ведь это „Блатчаты“ – молтройские истребители!»

Шмидт отвернулся: «Надо полагать, теперь нам часто придется их видеть. Это новый способ вторжения, Леон. Армии больше не штурмуют границы, но коварные подлецы размножаются в организме государства, как раковая опухоль».

В будке охранника зазвонил телефон. Леон снял трубку: «Алло!» Он повернулся к Шмидту: «Вас вызывают, директор».

Шмидт зашел в будку и взял трубку: «Алло? Да… Как вы сказали? Вступает в силу безотлагательно? Понятно…»

Директор Института вышел под открытое небо: «Приказ нового министра внутренних дел. Никому, ни в каких обстоятельствах, не позволяется покидать территорию Института до прибытия нового директора».

«Нового директора? – переспросил Леон. – Но…»

Шмидт развел руками: «Вот такие дела. Ты получил приказ: никого не выпускай».

Бэйз Розó, новый директор, оказался низеньким толстяком с дребезжащим тонким голосом и маленькими, широко расставленными глазами, которые постоянно убегали куда-то в сторону. По прибытии он немедленно созвал персонал Института на совещание и, без предварительных церемоний, выступил с речью. При этом он сразу перешел к делу и выражался без обиняков.

«Друзья мои! Как вам известно, отныне Суаре находится под контролем прогрессивной партии, и наше общество становится новым, динамичным социальным образованием. Отныне мы обязаны оседлать волну грядущего, повернуться лицом к свету, выступить в поход против сил реакции и угнетения. С этой целью центральный комитет партии „Народное право“ сформулировал новую программу работы Института, способствующую успеху общего дела. Уверен, что все вы ощущали неудовлетворенность бесцельной, нерешительной политикой прежнего руководства – теперь все будет по-другому. Теперь перед каждым из нас поставлена цель: мы будем трудиться все, как один, работать с энтузиазмом, движимые преданностью идеалам новой жизни. Я предусмотрел ряд изменений, подлежащих немедленному внедрению; позволю себе во всеуслышание провозгласить перечень этих изменений. Такова новая политика Института, у нас больше не будет коварной межведомственной конкуренции и закулисных интриг. Все мы будем работать над достижением общей цели – и, если среди нас найдутся любители отлынивать или выражать недовольство, я буду рад узнать их имена… Итак: в чем заключается новая программа?»

Розó шумно развернул сложенный лист бумаги: «Прежде всего, Эдвард Шмидт будет выполнять обязанности заместителя директора, ответственного за административное управление, тогда как Абель Руан повышается в должности и становится заместителем директора, ответственным за научные исследования. Весь научно-исследовательский персонал будет работать под руководством Руана – в том числе группа студентов, которая прибудет сегодня из Молтроя в рамках программы обмена опытом. На данный момент это все. Позвольте прибавить, однако, что, щедрые премиальные будут получать только те, кто прилежно работает и проявляет стремление к сотрудничеству – в новой жизни нет места тунеядцам и реакционерам! Все мы обязаны посвятить себя, целиком и полностью, прогрессивной борьбе, все должны делать все, что в наших силах, для неизбежной победы над врагами. На этом я закончу. Спасибо за внимание».

Пока работники Института один за другим выходили из конференц-зала в мрачном молчании, Розó подозвал Абеля Руана. Когда они остались одни, новый директор жестом пригласил Руана присесть, а сам принялся расхаживать перед ним, деловито потирая руки.

«Ээ, Руан… Вряд ли было бы справедливо умолчать о том, что ваши достижения произвели большое впечатление в вышестоящих кругах… Вы на правильном пути, вас ожидают почести и богатство».

«Неужели?» – Абель Руан почесал затылок, покрытый редкими остатками волос.

Бэйз Розó кивнул: «Решено, что ваша работа по установлению телепатической связи будет продолжаться здесь, в Институте, и что в этом направлении следует сосредоточить самое пристальное внимание. Все остальные исследования будут приостановлены».

«Гм! – Абель Руан снял очки и задумчиво протер их платком. – Понятно… Таким образом решено, что результаты моей работы найдут военное применение?»

Розó лукаво улыбнулся: «Можно сказать – между нами – что так оно и есть. Насколько мне известно, генерал Золтан Веч весьма заинтересован возможностями телепатии, а в наши дни мятежей и вооруженных конфликтов всё, что может способствовать грядущей победе над империалистами, должно быть использовано».

«Ага! – Абель Руан мудро кивнул. – И что, в точности, от меня потребуется?»

«Взгляните на это таким образом, – продолжал Розó. – Неизбежна война, и в этой войне решающее значение будет иметь первый час. Взлетят бомбардировщики, эскадрильи истребителей, стратегические ракеты. Они нанесут удары по нескольким пунктам и будут встречены средствами противовоздушной обороны противника, в то время как военно-воздушным силам врага будет приказано нанести ответный удар. Над океаном состоится чудовищная битва в воздухе, и та сторона, которая прорвется сквозь заслоны противника, победит. Самое уязвимое звено нашей атаки, как и любой атаки – координация действий, так как обе стороны мгновенно начнут глушить используемые противником каналы радиосвязи. Если мы сможем обеспечить абсолютный контроль над всеми элементами атакующей воздушной армады, организационная эффективность станет нашим решающим преимуществом, и мы победим. Доведенная до совершенства телепатическая связь послужит идеальным решением этой задачи».

«Да-да, совершенно верно, – отозвался Абель Руан. – Но, как я упомянул в присутствии генерала Веча, посредником в процессе телепатической связи служит птичий мозг, а это не позволяет точно передавать содержательные сообщения».

«Это возражение учтено вышестоящими инстанциями. Рекомендуются интенсивные отбор и селекция, которые позволили бы усовершенствовать мозги телепатических посредников».

Абель Руан усмехнулся – точнее, растянул губы, имитируя усмешку: «Нечто в этом роде приходило мне в голову. Тем не менее, это долгосрочный проект».

«Сколько времени это займет?» – поинтересовался Бэйз Розó, направив на Руана внезапно проницательный и недружелюбный взгляд.

«Невозможно предсказать. По меньшей мере несколько лет».

Бэйз Розó кивнул и продолжил свое хождение взад и вперед: «Такая задержка, конечно же, неизбежна. Что ж, остается только двигаться по намеченному пути со всей возможной быстротой. Вы будете руководить всей программой. Вы получите все необходимое, любые издержки будут покрываться. Разумеется, ваш оклад существенно увеличат. Если вы добьетесь успеха и разработаете практически применимую систему, вам назначат пенсию в размере десяти тысяч марок в год, вы войдете в круг элитного партийного руководства, вас наградят орденом Бутина!»

«Тем не менее, – вмешался Руан, – чтó, если вся эта идея не стоит ломаного гроша? Что, если проект провалится?»

Пухлая грудь Бэйза Розó выпятилась: «Прогрессивное движение не допускает никакой возможности провала… Давайте не будем говорить о неприятных вещах».

«Вами выдвинуты убедительные аргументы, – заключил Абель Руан. – Как положительного, так и отрицательного свойства. Что ж, посмотрим, посмотрим…»

Вечером того же дня Эдвард Шмидт постучался в дверь лаборатории и зашел туда. Абель Руан сидел, откинувшись на спинку опирающегося на задние ножки стула, водрузив ступни на стол и сложив руки за головой.

Шмидт тихонько устроился напротив, наклонился вперед – и застыл в замешательстве, когда Руан поднял руку, призывая его хранить молчание, взял свой переносной фонограф, поставил его на пол у стены и включил так, чтобы громко играла музыка.

Расплывшись в характерной зубастой ухмылке, Руан вернулся к столу и сел: «Розó установил здесь подслушивающее устройство. Если он нас слушает, надеюсь, ему доставит удовольствие гимн Молтроя в самом бравурном исполнении – запись будет повторяться, пока вы не уйдете».

Шмидт покачал головой: «Я и не подозревал…»

«Когда продаешь душу дьяволу, – сказал Руан, – не мешает быть подозрительным».

Шмидт снова наклонился вперед: «Как раз об этом я хотел с вами поговорить. Абель, вы можете добиться успеха в своем начинании!» Бывший директор смотрел на ученого с укоризной.

«Разумеется. Такова моя обязанность – добиться успеха. Мне хорошо платят, обещают всевозможные почести…»

«Ради всего святого, Руан! – старые глаза Шмидта сверкнули. – Вы намерены помогать этим мерзавцам? Неужели вы не понимаете, чтó вы делаете?»

Абель Руан пожал плечами: «Чем скорее начнется война, тем скорее все это кончится».

«Но если вы преуспеете, весь мир превратится в одно полицейское государство!»

Абель Руан закурил сигарету: «Кто знает? Молтрой может не победить. В конце концов, на Всемирную Федерацию тоже работают ученые».

«В отличие от вас, однако, никто из них не совершенствует средство, способное гарантировать победу… Поэтому я вас спрашиваю: вы твердо намерены завершить этот проект?»

Абель Руан тревожно взглянул на пожилого коллегу – стекла его очков блеснули: «Такова моя обязанность».

Шмидт выхватил пистолет, навел его на Руана и выстрелил. Руан успел пригнуться, упал со стула и, протянув руки под столом, схватил старого администратора за ноги. Шмидт свалился на спину, выронив пистолет, со стуком отлетевший в сторону. Руан подхватил оружие и вернулся на свое место за столом.

Шмидт с трудом поднялся на ноги: «Ну, так почему вы не зовете охрану?»

Руан покачал головой: «Эдвард, вы меня неправильно понимаете. Прежде всего и превыше всего я руководствуюсь одним принципом: никому не доверяй! Хотя теперь, пожалуй, вам можно доверять – вы сумели выразить свои чувства весьма недвусмысленно. Хотел бы указать на тот факт, что незаменимых людей нет. Если бы вам удалось меня застрелить, сотни других не отказались бы занять мое место, и в конце концов они добились бы тех же результатов. Такова одна из причин, по которым я продолжаю проводить свои эксперименты. По меньшей мере пока что я контролирую ситуацию. Я – руководитель проекта, я слежу за всем, что происходит. Если бы я отказался сотрудничать с властями – кто-нибудь из сотен других возглавил бы мой проект, и ситуация не улучшилась бы ни на йоту».

Шмидт напряженно пытался разобраться в происходящем: «Абель, вы искусно уклоняетесь от любых конкретных заявлений. Вы что-то задумали, у вас есть какой-то план – я правильно вас понимаю?»

«Мыслящий человек не может не замечать открывающиеся перед ним возможности, – сказал Руан. – Но… – он приподнял пистолет, – не такого рода возможности».

Шмидт неподвижно смотрел в пространство: «Я подчинился велению совести… Не уверен в том, что меня радует неудача – вы не обещаете ничего определенного…»

«Неопределенность правит Вселенной – вплоть до последней, мельчайшей элементарной частицы, любезнейший директор, – радостно отозвался Руан. – Абсолютная определенность выходит за пределы человеческих способностей. И никогда не забывайте мой лозунг: никому не доверяй!»

«Тем временем, однако, – мрачно заметил Шмидт, – вы совершенствуете оружие, которое позволит Молтрою завоевать мир».