Шмидт присоединился к Вечу за дверью: «Гений, этот Джевинский! Молодой еще, необтесанный, но один из наших лучших умов».

Генерал ничего не сказал и решительно последовал за Шмидтом, погруженный в свои мысли. Они пересекли промежуточный двор и оказались между флигелями длинного приземистого строения, изогнутого в плане наподобие буквы «U».

«Наш новейший корпус, археологический, – сказал Шмидт. – Здесь еще остались свободные вакансии… Тут вам предстоит встретиться с человеком, дорогим вашему сердцу – со специалистом! Он занимается и будет заниматься только одним делом до конца своих дней».

Заглянув в полуоткрытую дверь, Золтан Веч увидел хрупкого седого старика; в данный момент тот попыхивал трубкой, откинувшись на спинку кресла.

«Похоже на то, что он доволен жизнью, – мрачновато заметил генерал. – В самом деле, никто из работников Института не относится к своим обязанностям достаточно серьезно. В Молтрое тот, кто не работает, не ест, – Веч указал кивком на сидящего внутри старика. – В чем состоят его обязанности?»

Шмидт холодно ответил: «Он восстанавливает язык неолитических европейцев».

Золтан Веч фыркнул: «Бездельник, погруженный в мечты – за государственный счет! В Молтрое его заставили бы вкалывать на обувной фабрике».

Подняв глаза, директор Шмидт взглянул на сине-зелено-белый флаг, плещущий под западным ветром: «Здесь, в Суаре, нет армии – и ваши способности, генерал, точно таким же образом могут не найти у нас полезного применения. Может быть, вы могли бы устроиться вышибалой в дешевом кабаре – или дрессировать лошадей…»

Генерал Золтан Веч резко остановился, прищурился и впился пытливым взглядом в тощее морщинистое лицо Шмидта.

«Да, генерал? – спросил директор. – В чем дело?»

«Продолжим!» – однословно отозвался Золтан Веч.

Они обогнули угол и направились по газону к большому белому корпусу.

«Здесь занимаются медико-биологическими исследованиями, в том числе генетикой, психологией и тому подобными вещами».

Шмидт и Веч зашли в большую, ярко освещенную лабораторию – в данный момент она пустовала. «Тут профессор Лука и его сын, доктор Джон Лука из Мидлендского университета, изучают восприятие одноклеточных животных. Они обнаружили, что амебы могут видеть различные цвета, слышать, ощущать тепло и холод. Они хотели бы определить, насколько амебы способны осознавать окружающий мир».

Золтан Веч, продолжавший делать заметки в записной книжке, поднял глаза: «Каких именно результатов надеются добиться эти исследователи? Мы нуждаемся в тысячах вещей, гораздо более насущных и полезных, нежели эти… эти…»

«Глупости? – предположил Шмидт. – Вы это хотели сказать? Допустим, однако, что вам удалось бы научить микробов выбирать людей, на которых они нападают? Допустим, что микробы, столкнувшись с молтройскими солдатами, не тронут их, а вместо этого заразят федеральных военнослужащих?»

Брови Золтана Веча сомкнулись, его жесткие темные губы покривились – он сомневался: «Разве это возможно? Неужели ваша лаборатория занимается разработкой биологического оружия?»

«Ни в коем случае! – отозвался Шмидт. – Вы скептически отнеслись к полезности исследований профессора Луки и его сына. Я всего лишь указал на возможные последствия их исследований».

Генерал медленно отвернулся и довольно долго заносил какие-то пометки в записную книжку. Наконец он спросил: «У вас ведутся еще какие-нибудь исследования такого рода?»

«Разработки бактериологического оружия? Нет, ничего такого у нас нет, – ответил Шмидт. – В настоящее время мы проводим довольно любопытные психосоматические исследования. Одно из них можно было бы назвать крупномасштабной экстраполяцией работы доктора Луки».

Генерал Золтан Веч попытался уразуметь смысл сказанного: «В чем заключается это исследование?»

«Следуйте за мной!» – Шмидт прошел через вращающуюся дверь из нержавеющей стали. Золтан Веч не отставал от него. Они оказались в помещении со стенами и потолком из серого металла; вдоль стен тянулись рабочие столы с хирургическим оборудованием. Центральную часть помещения занимала пара белых тюфяков – на них в полной неподвижности лежали два молодых человека.

Между тюфяками стоял Абель Руан – тощий, как хлыст, субъект, уже не молодой, но еще не пожилой, с кожей песчаного оттенка, продолговатой лысой головой и длинным тонким носом, на котором держалась пара очков без оправы снизу. Бросив раздраженный взгляд на посетителей, он вернулся к созерцанию спящих пациентов.

Некоторое время Шмидт и генерал наблюдали за происходящим. Не замечая ничего любопытного, генерал стал проявлять признаки нетерпения. Шмидт, казалось, не замечал этого, но тихо пояснил, прикрыв рот ладонью: «Абель Руан – один из самых блестящих ученых, изобретательный и находчивый. В данный момент он стремится соединить спинной мозг одного добровольца со спинным мозгом другого».

«С какой целью? – категорически потребовал разъяснений Золтан Веч. – Еще одна демонстрация бесполезной изобретательности? В чем практическое значение этих усилий?»

У Абеля Руана был хороший слух. «Генерал, – сказал он, не оборачиваясь. – Я – исключительно удачливый человек».

Несколько секунд Золтан Веч молча разглядывал ученого, после чего спросил: «Почему вы так считаете?»

«Я одержим любопытством. Оно постоянно докучало бы мне и сделало бы мою жизнь невыносимой, если бы правительство суаредов не финансировало возможность его удовлетворения».

«И каким образом это исследование, – генерал пренебрежительно указал на спящих молодых людей, – позволит вам приобрести полезные сведения?»

«Я не раз задавал себе вопрос: видит ли один человек этот мир – его формы и цвета – так же, как его видит другой? Будет ли цвет, который Франц называет „красным“, вызывать совершенно иное представление в уме Джина, если Джин сможет видеть то, что представляет себе Франц? Если это так, то, увидев мир глазами Франца, Джин испытает чудесные ощущения, так как сможет созерцать доселе неведомые ему, невообразимые цвета и формы, выходящие за рамки прежних представлений. Он сможет жить в новом и странном мире!»

«Хмф! – отозвался Золтан Веч. – Очень интересно. Но каким образом, – с этими словами генерал безрадостно усмехнулся, – правительство Суаре извлечет какую-либо выгоду из такого чудесного потрясения?»

Абель Руан потянулся, раскинув тощие веснушчатые руки, и поправил очки, начавшие было сползать к кончику длинного носа: «Этого мы никогда не узнаем – потому что, к сожалению, церебральную связь между двумя людьми поддерживать невозможно».

Шмидт прищелкнул языком: «Ничего не получается, Абель?»

Абель Руан пожал плечами: «Пара микровольт. Ничего существенного. Сила сигнала недостаточна для формирования изображений. И – вероятнее всего – как мы и предполагали, мозг способен автоматически компенсировать разницу восприятий».

Шмидт покачал головой: «Жаль!»

«Тем не менее, – продолжал Руан, – я обнаружил несколько не менее любопытных явлений».

Шмидт недовольно покосился на Золтана Веча, наклонившего бычью голову – генерал напряженно прислушивался.

«В самом деле?»

«В процессе соединения возникло затруднение, – Руан ухмыльнулся, демонстрируя длинные белые зубы. – Каждый мозг стремился генерировать свой управляющий цикл сигналов, консонанс отсутствовал. В поиске способов преодоления этого конфликта я соединил мозг Джина с мозгом канарейки».

«И?»

Абель Руан пожал тощими плечами: «Ничего не произошло до тех пор, пока… – внимание, господа! – пока что-то не вызвало испуг или возбуждение у одной из других птиц, после чего Джин стал демонстрировать симптомы беспокойства».

Морщинистое лицо Шмидта внезапно стало страстным и целеустремленным, на нем исчезли все признаки усталости: «Телепатия?»

Абель Руан кивнул: «Безошибочно. Результаты воспроизводятся».

Золтан Веч погладил подбородок. Вспомнив о присутствии генерала, Шмидт поник – его энтузиазм тут же иссяк, директор снова стал унылым стариком.

Веч язвительно поинтересовался: «Значит, ваше правительство финансирует спиритические сеансы?»

Шмидт втянул голову в плечи; Абель Руан всплеснул руками и отвернулся.

Шмидт сказал: «Вашими устами глаголет невежество, генерал. Здесь, в Институте, мы считаем, что любые средства, способные обеспечить взаимопонимание между двумя враждующими сторонами, заслуживают самого сосредоточенного внимания. Если люди смогут беспрепятственно понимать друг друга, между ними исчезнет напряжение, не будет ни взаимной враждебности, ни войны… Телепатия стала бы идеальным средством взаимопонимания».

Очки Абеля Руана блеснули – он откинул продолговатую голову и встретил глазами мрачно сосредоточенный взгляд Золтана Веча: «Как вы могли заметить, генерал, доктор Шмидт – неисправимый идеалист. Он верит в то, что все люди, в сущности, изначально порядочны».

Золтан Веч сухо кивнул. Заметив поблизости стул, генерал подтащил его к себе и уселся, подогнув одну облаченную в сапог ногу и вытянув вперед другую: «Насколько продвинулись ваши телепатические эксперименты?»

Абель Руан прислонился к стене и постучал по зубам карандашом: «Удалось сделать несколько эмпирических наблюдений и несколько предположительных теоретических заключений».

«Каких именно?»

«Мы считаем, что птицы, в общем и в целом, чувствительнее людей к телепатическим воздействиям. Возможно, вам привелось наблюдать за стаей дроздов, например – за тем, как они летят и вдруг все одновременно поворачивают в одну и ту же сторону, как по команде».

Золтан Веч кивнул: «Я родился на ферме в долине Керхаза».

«Мы пытались определить, на какой частоте становится возможной телепатическая связь – фигурально выражаясь, разумеется, потому что нам все еще неизвестна фундаментальная природа телепатии. Но представьте себе телепатию как высокочастотное излучение. Представьте себе человеческий мозг как приемопередатчик, работающий лишь в полосе низких частот – при том, что птичий мозг способен передавать и принимать сигналы в надлежащей телепатической полосе частот. Соединяя птичий мозг с человеческим, мы используем птичий мозг как усилитель телепатического сигнала».

Директор Шмидт прокашлялся: «Дело идет к вечеру, генерал. Возможно, вы хотели бы посетить нашу обсерваторию?»

Золтан Веч бесцеремонно отмахнулся, даже не обернувшись: «Что, если вы сможете соединить мозги двух человек при посредстве птичьего мозга? Что тогда?»

Абель Руан усмехнулся: «Мы провели такой эксперимент. Результаты ограничиваются только возможностями птиц. Сигналы голода, страха, любопытства, восприятия цветов и счета от одного до пяти – все это можно передавать птице и, через нее, другому человеку. Более сложные идеи не поддаются телепатической коммуникации».

«Можно ли размещать птичьи мозги в переносных контейнерах? – продолжал интересоваться Золтан Веч. – И необходимо ли приводить в беспомощное состояние людей, участвующих в сеансе связи?»

Абеля Руана мало интересовали практические приложения: «Требуется вживление тонкого нервного волокна, ведущего от птичьего мозга к своего рода штепсельному разъему на шее человека. После этого переносной контейнер, содержащий птичий мозг, можно подсоединять и отсоединять по мере необходимости… Тем не менее, генерал, – прибавил Руан, сардонически поблескивая очками, – радиосвязь, конечно же, гораздо эффективнее любой другой, когда речь идет об армии и боевых действиях».

Золтан Веч поднялся на ноги. «Методы ведения войны, – сухо заметил он, – меняются так же, как передовые рубежи науки. Любая будущая победа будет одержана в первый час войны той стороной, которая сможет сосредоточить достаточный разрушительный потенциал над территорией противника. Если одна из сторон сможет беспрепятственно опустошать территорию другой, в то же время обеспечивая неприкосновенность своих собственных границ, другая сторона будет вынуждена незамедлительно капитулировать».

«Кошелек или жизнь!» – прокомментировал Абель Руан.

Золтан Веч расхаживал взад и вперед, не обратив внимания на насмешку: «Все наши планы направлены на быструю победу в неизбежной войне. Такая победа позволит нам перестроить мир по образу и подобию Молтроя, навести порядок, поддерживать дисциплину, придать жизни всех людей назначение, заменяющее бесцельное существование… – с этими словами генерал сделал широкий жест, явно подразумевая территорию Института. – Мы искореним дилетантизм и безответственность!»

Шмидт обмяк и попытался робко возразить: «Зачем война? Почему она необходима? На Гренадской конференции Молтрой и Всемирная Федерация заключили соглашение…» Директор боязливо замолчал.

Веч бросил на него пронзительный взгляд, но тут же сосредоточился на какой-то точке далеко за спиной и над головой директора. Абель Руан обнажил зубы в ухмылке, которая, казалось, была скорее своего рода нервным тиком, а не выражением внутреннего удовлетворения, и делала его похожим на дантиста или бухгалтера, стремящегося снискать расположение клиента.

Директор Шмидт тоже созерцал далекую пустоту: «Тем не менее, – пробормотал он, – Суаре, несомненно, сохранит нейтралитет. Такова традиция». Эта мысль, по-видимому, успокоила директора, теперь его голос звучал увереннее: «Суаре не будет участвовать в боевых действиях, каков бы ни был их исход».

Золтан Веч внес в записную книжку последнюю заметку. «Продолжайте работать, – сказал он Абелю Руану. – Вполне возможно, что вас щедро вознаградят». Генерал повернулся к директору Шмидту: «Пойдемте, осмотр еще не закончен».