Богоотступник Юлиан, вознамерившись истребить христианскую веру, сделал тому начало с воинства, чтобы с помощью сильнейшего из государственных сословий после принудить к язычеству и всю империю. «Если отвлеку от Христа мои легионы, — говорил он своим друзьям, — то одержу половину победы над всем государством». Юлиан думал по-человечески, и, казалось, должно было ожидать совершенного успеха, поскольку, во-первых, воинство весьма любило Юлиана за его воинские добродетели, с величайшим удовольствием исполняло все его приказания и под его предводительством почитало себя непобедимым. Во-вторых, военные люди, проводя шумную жизнь посреди своевольств, сопряженных с войной, не могли, кажется, полюбить кротости Евангельской. И не имели ни времени, ни способов исполнять все христианские обязанности, а через то нечувствительно забывали оные и прилеплялись к язычеству, которое нередко помещало счастливых воинов в число богов. Эти-то причины абсолютно утвердили Юлиана в безбожном намерении. Но, чтобы внезапным и скорым переломом их совести не испортить дела, он начал действовать исподволь.

У римских воинов было обыкновение воздавать божескую честь императорским истуканам и портретам, и христиане исполняли это как верноподданническую обязанность. Они преклоняли колена пред изображениями императора не потому, яко бы его обоготворяли, а только потому, что Бог поставил его на земле как Свое подобие. Это обыкновение богоотступник хотел употребить в пользу идолопоклонства и приказал везде изображать себя не одного, но посреди языческих богов, чтобы солдаты, поклоняясь ему, вместе с тем поклонялись и идолам и таким образом мало-помалу привыкали к кумирослужению. Он пошел еще далее. Известно, что военное знамя почитается за вещь священную, поэтому Юлиан уничтожил на нем имя Иисуса, которое равноапостольный Константин приказал изображать в знак своей веры, и начал употреблять в походах своих знамена с изображением Юпитера и прочих богов язычества. Такими знаменами Юлиан обычно обставлял и свой трон в те дни, когда солдатам должно было раздавать жалованье или награды, и ввел в обыкновение, чтобы каждый воин, прежде нежели получить деньги, положил несколько зерен ладану на горящие угли, откуда курение восходило к изображениям идолов. Он был уверен, что солдаты, от радости и торопясь получить деньги, на тот раз не будут рассуждать, правильно ли они поступают, — что, поступая этим образом сначала по простоте или по нужде, вскоре не будут почитать идолопоклонство не только преступлением, но и странностью. И наконец, будут служить его богам с удовольствием и от чистого сердца. Но, сколько Юлиан ни был хитер, он обманулся в этом предположении.

Солдаты имели смелость презирать милость государя и его деньги, чтобы не изменить своей совести и вере. Некоторые в его очах объявляли дерзновенно, что они не хотят курить фимиама бездушным идолам. Другие хотя по простоте своей и делали это, но, размыслив после о своем поступке, в сердечном сокрушении рвали на себе волосы и, выбежав на общенародную площадь, свидетельствовали пред Богом и людьми, что они учинили преступление не с намерения, но из одной оплошности и торопливости. Многие возвращались к самому императору, бросали пред ним деньги и неотступно просили его предать их смерти, чтобы преступление их омылось их же кровью.

Но не одни солдаты противостали искушениям и насилию Юлиана. Воинские начальники, которые должны были ожидать от него всех милостей, лучше хотели страдать, нежели хотя наружно сделаться идолопоклонниками. Воздавая кесарева кесаревы беспрекословным повиновением, усердием ко службе, храбростию на войне, нежалением своей крови за честь государя, они хотели воздавать и Божия Богови внутренним и наружным служением Иисусу Христу, защищением невинно гонимых христиан и дерзновением обличать заблуждение и жестокость тирана. Из многочисленных примеров приведем некоторые.

Валентиниан, полковник императорской гвардии и сам после бывший императором, однажды по должности своей сопровождал Юлиана в языческий храм. Когда они приближались к капищу, то встретил их жрец и для очищения начал окроплять водой, якобы освященной именем идолов. Император и все за ним следовавшие приняли это благословение с великим благоговением. Но Валентиниан, почувствовав у себя на левой руке несколько капель и увидев, что одна пола его одежды обрызгана, на глазах у Юлиана ударил по щеке жреца и, обтерши руку, отодрал окропленную часть платья и бросил с гневом. Неустрашимый христианин не лишился жизни только потому, что Юлиан в то время еще не явно истреблял христианство, однако заключен был в оковы и сослан в Армению. Это происшествие доказывает, что Валентиниан готов был пострадать даже до смерти.

Святой Артемий, воевода египетских легионов ³⁴⁸, получив повеление идти с порученным ему войском в Персию, немедленно прибыл в Антиохию, где находился тогда богоотступник. Но вместо подвигов за славу царя земного предлежал ему страдальческий подвиг за славу Царя Небесного. Это происходило следующим образом.

Юлиан по своему обыкновению захотел посмеяться над христианскими священнослужителями и, призвав к себе Евгения и Макария ³⁴⁹ — пастырей, искусных в Священном Писании, жития непорочного и всеми уважаемых, — начал предлагать им ругательные вопросы о таинствах Евангельской веры, с благоговением вспоминая между тем богомерзкие таинства идолослужения. Но поскольку Евгений и Макарий имели премудрость, которой не возмогут противоречить ни противостоять все, противящиеся ей (Лк. 21, 15), то Юлиан, изобличенный в своем злочестии, не стерпев стыда своего, сбросил личину мудролюбия и приказал, якобы за оскорбление величества, Евгению дать пятьсот ран, а Макарию без числа.

В то время у Юлиана по своей должности был святой Артемий. Взирая на их страдания, он страдал в своем сердце, но уважение к царской особе долго удерживало язык его. Наконец жесточайшие хулы его на Иисуса Христа подвигли его сказать дерзновенно: «За что, государь, так мучишь неповинных и Богу посвященных мужей? Не они пришли обличать лжебогов, коим ты поклоняешься: ты призвал их, чтобы посрамить веру в Единого Истинного Бога. О государь! Ты заставляешь меня говорить правду, горестную, может быть, не столько для тебя, сколько для нас, верных твоих подданных: вместо того чтобы в лице твоем почитать власть Божию, народы видят в тебе врага, который некогда испросил у Бога позволение причинить напасти Иову. Но поверь, что суетны твои начинания. С того времени, как Христос нисшел на землю, пала идольская гордыня. Государь! Иисусова сила непобедима, и владычество Его бесконечно».

Богоотступник воспылал яростью и воскликнул грозно: «Как! Уже и мои военачальники делаются мятежниками и в лице дерзают меня злословить?» Но, дабы сокрыть зверство против христиан под завесой правосудия, он начал укорять святого старца в убиении брата своего Галла, умерщвленного Констанцием. «Я, по сродной мне кротости и милосердию, — наконец сказал он, — простил всех злодеев и истребителей моего рода. Но враги не перестают быть врагами! Благодарю бессмертных богов, что они сами предают в руки мои одного из этих убийц». Немедленно сняты были с Артемия все знаки чиноначалия, возложены оковы и принесены орудия казни. «Ведает Небо, земля и весь лик святых Ангелов, — предаваясь в руки мучителей, сказал воин Христов, — ведает и Господь мой, Которому служу, что чист есмь от крови брата твоего. И не только не соизволял убийству, любя его и почитая за веру и благочестие, но, будучи доныне в Египте, не знал и намерения царева. Разве моя верность Констанцию делает меня в глазах твоих убийцей Галла? ³⁵⁰ Но христиане исполняют только те веления царевы, которые имеют целью славу Божию, честь государя и пользу отечества. Впрочем, на что тебе изыскивать преступления на главу мою, чтобы оправдать свой поступок? Я знаю, за что стражду, знает Господь мой, Иисус Христос, и узнает вселенная. Твори, яже хощеши».

Несколько дней продолжались страдания святого Артемия, и каждый раз Юлиан предлагал ему прощение и свою милость, если оставит Христа и обратится к идолам, а тем самым противоречил собственному приговору, по которому он якобы мстил за истребление своего рода. Наконец, непоколебимый страдалец, возвестив богоотступнику неизбежную и скорую погибель, усечен был в главу.

Ювентин и Максим ³⁵¹ служили в Юлиановой гвардии капитанами и, будучи ревностными христолюбцами, сохраняли при злочестивом дворе свою веру и чистую совесть. В безмолвии сетуя о несчастий христиан, они, как верные подданные, весьма усердно служили своему государю. Но когда Юлиан велел окропить в Антиохии идоложертвенной водой общественные колодези и съестные припасы, чтобы чрез то насильно навязать своим подданным языческую веру, то этот поступок показался Ювентину и Максиму страшным соблазном. Благочестивые воины начали жаловаться открыто и выражались словами израильтян, когда они были под игом Вавилонским: Предал еси нас, Господи, в руки врагов беззаконных, мерзких отступников, и царю неправедну и лукавнейшему паче всея земли (Дан. 3,33). Раздраженный Юлиан приказал наказать их телесно, заключить в темницу и описать в казну их имения. Он надеялся чрез это поколебать их веру и преклонить к отступничеству, но так как добродетельные воины остались последователями Евангельских истин, то и приказано обоим отрубить головы.

Святой Иоанн, один из воинских чиновников ³⁵², имея от Юлиана повеление оскорблять, притеснять, брать под стражу и даже убивать христиан, принял меры, удобнейшие к их защищению. Он наружно казался гонителем, но втайне им благодетельствовал: объявляя им указы императорские, доставлял случаи скрываться от погибели; прежде взятым под стражу, когда мог, тайно давал свободу; под видом строжайшего наблюдения посещая ночью темницы, приносил им пищу, белье и другие потребности. И когда друзья советовали ему быть осторожнее, святой воин отвечал: «Если мне и страшен гнев Юлиана, то потому только, что, подвергшись оному, не буду в состоянии помогать людям Христовым. Это одно запрещает мне излить пред отступником мои чувствования и пострадать за Иисуса Христа».

Долго для пользы страждущих христиан Господь покрывал тайной поступки Иоанна. Наконец, в бытность Юлиана в Персии, он был оклеветан и заключен в ужаснейшую темницу, где, томимый голодом и каждодневно удручаемый муками, присужден был ждать тирана для примерной казни. Но Бог определил иначе: отступник погиб, а воцарившийся после него Иовиан объявил свободу и милость всем узникам Христовым. Святой Иоанн, уважаемый государем и благословляемый народом, жил мирно, доколе Господь не воззвал его в обитель Небесную.