Руководство компании, по правде говоря, было застигнуто врасплох этими пятью исками. Более того, они прозвали их «заговором», состряпанным «командой Берри». Их прежняя непоколебимая уверенность, с которой они отказывали во всех мольбах о милосердии, основывалась на том, что установленный срок исковой давности делал их неуязвимыми – теперь же, благодаря ловкой интерпретации Берри, они вынуждены были как-то выкручиваться, чтобы защищаться в суде.

Пожалуй, изначально было понятно, на кого они переложат всю вину. Истцы, как заявила фирма в своем ответе на обвинения девушек, были «также виновны в небрежном отношении, так как не соблюдали меры предосторожности и безопасности». Корпорация пошла еще дальше: она принялась отрицать, что девушек когда-либо учили смачивать кисти губами; она отрицала, что кто-либо из девушек в студии это делал; отрицала, что радиевая пыль прилипала к ним. Она все отрицала и отрицала, страница за страницей в составленных ею юридических документах. Компания признала только одно: «она ни о чем не предупреждала» потому, что «отрицала опасность радия».

Из таких отрицаний (которые можно смело назвать наглой ложью) и состояли их письменные опровержения в соответствии с законом, однако это были лишь первые попытки фирмы взять ситуацию под контроль. Теперь, когда женщины намеревались свести с компанией счеты в суде, она решила нанести ответный удар исподтишка. Мисс Руни, бывшая бригадирша в USRC, которая была хорошей подругой Эдны Больц, удивилась, когда один из ее прежних начальников внезапно заявился в компанию Luminite, чтобы с ней поговорить. Поначалу она принялась охотно рассказывать ему про девушек, работавших под ее руководством, делясь подробностями об их успехах. Довольный директор отметил, что она предоставила ему «значительную информацию».

Казалось, и фирма, и бывшая бригадирша совершенно недооценивали упорство Грейс Фрайер. «Мисс Руни убеждена, что Грейс Фрайер подать иск уговорили адвокаты», – гласила служебная записка компании. Они не знали, что, если бы не два года ее постоянных поисков адвокатов, ничего из этого сейчас не происходило бы.

Теперь компания начала подозревать не только адвокатов, но и своего бывшего друга в нанесении ей удара в спину. «Судя по всему, у мисс Руни есть причины полагать, что доктор [фон] Зохоки стоял за всеми этими делами, – гласила служебная записка. – Я абсолютно уверен, что нам следует разузнать, что [фон] Зохоки предпринимает, а также где он находится».

Директор, общавшийся с мисс Руни, приходил к ней не один и не два, а целых три раза со своими расспросами про девушек. Когда он явился в третий раз, до нее, видимо, дошла суть происходящего. «Этим утром мисс Руни заявила, что у нее нет больше какой-либо информации, – гласила последняя служебная записка директора на эту тему. – Могу предположить, что она попросту скрывает информацию из боязни навредить своей подруге».

Впрочем, никакого значения это уже не имело: компания получила то, что ей нужно, и у нее были другие источники информации. Фирма наняла частных детективов, чтобы они следили за этими пятью девушками, в надежде раскопать на них какой-нибудь компромат, чтобы предъявить в суде. Берри, возможно, подозревал, что могут быть использованы такие грязные приемы, и еще и поэтому решил начать именно с дела Грейс.

Тем не менее незапятнанная репутация Грейс Фрайер вовсе не гарантировала, что грязь, которой ее может облить компания, к ней не прилипнет. Уже давно была известна сплетня – точнее, даже не сплетня, а достоверный факт, черным по белому изложенный в свидетельстве о смерти Амелии Маггии. Она умерла от сифилиса, так кто сказал, что все остальные, работавшие вместе с девушкой такого рода, не были затронуты той же самой болезнью Купидона? По улицам Оранджа стали разноситься слухи, от которых девушкам было уже не отмыться, как в свое время они не могли избавиться от прилипшей радиевой пыли. «Знаете, как в маленьких городах люди любят посудачить…» – позже сказал один из родных Грейс.

USRC не забыла, что однажды Грейс предложила им урегулировать претензии за 5000 долларов. В своем официальном ответе Берри фирма в последнем абзаце написала: «Не могли бы вы сообщить нам свою минимальную сумму урегулирования иска. Торговаться никто не собирается, просто сообщите нам свое лучшее предложение».

Как и следовало, Берри рассказал об этом Грейс. Можно только вообразить ее реакцию. Берри написал в ответ команде юристов USRC – команда теперь представляла интересы трех разных фирм, в том числе страховщиков компании, которым пришлось бы самим раскошелиться в случае победы девушек, – «по поводу досудебного урегулирования [Грейс] не желает делать каких-либо предложений». Другими словами: встретимся в суде.

Берри немедленно принялся выстраивать дело. Он поспешил встретиться с людьми, поддерживающими девушек – Уайли, Гамильтон, Хоффманом, Мартландом, Хамфрисом и фон Зохоки, – и потратил немало времени на изучение их записей и разговоры с ними. Уайли изложила ему изобличительную историю о том, что ей удалось узнать: «Когда ее сотрудники начали болеть, корпорация не сделала ничего. USRC предприняла все возможное, чтобы скрыть эту проблему и лишить своих работников надлежащей помощи».

Узнав о сокрытии отчета Дринкера, Берри сразу же понял значимость подобного обмана для их дела – и написал Сислу Дринкеру с просьбой выступить в суде на стороне девушек. Дринкер, однако, через своего секретаря ответил, что «не собирается давать показания». Все лето Берри пытался его переубедить, но в конечном счете был вынужден организовать официальные повестки в суд.

Дринкер оказался не единственным врачом, не захотевшим давать показания. «Несмотря на свое полное сочувствие девушкам, – написал Мартланд, – я не могу принимать чью-либо сторону в гражданском иске».

Мартланд ненавидел адвокатов и не имел ни малейшего желания участвовать в судебных баталиях; как бы он ни любил детективы про Шерлока Холмса, судебные драмы были ему не по вкусу.

Так как осталось неясным, даст ли Мартланд показания – Берри не прекращал попыток его уговорить, – адвокат принялся разыскивать другого специалиста, готового сделать анализ дыхания девушек, чтобы доказать наличие в нем радиации. Но как бы Берри ни старался, он то и дело заходил в тупик. В Бостоне он нашел одного специалиста, выразившего готовность помочь, однако девушки были слишком больными для таких поездок.

В другом лагере тем временем подобных проблем не было, так как Флинн по-прежнему играл роль эксперта, причем не только в USRC, как вскоре выяснил Берри.

Адвокат уже знал о случаях отравления радием в часовой компании Waterbury. По сути, это доказывало производственный характер болезней его клиенток. Берри написал в Комиссию по компенсациям трудящимся в Коннектикуте – именно в этом штате базировалась часовая фирма – в надежде заполучить доказательства, которые он мог бы представить в суде. Ответ комиссии был совершенно неожиданным. «Если бы кто-либо в нашей юрисдикции стал жертвой производственной болезни, – написал один из ее членов, – мне бы стало об этом известно, так как производственные болезни в этом штате уже несколько лет подлежат компенсации. Никаких подобных заявлений мне предоставлено не было. До меня доходили те же слухи, что и до вас, однако я ничего о них не знаю».

Ситуация сложилась парадоксальная. В законодательстве Коннектикута был утвержден более благоприятный срок исковой давности в пять лет, которых бы как раз хватило, чтобы красильщица циферблатов узнала о своем отравлении радием и подала в суд. К этому времени в Waterbury умерли как минимум три красильщицы и многие заболели. Неужели ни одна семья не подала в суд?

Никто из них этого не сделал, и тому была веская причина: доктор Фредерик Флинн. Флинн имел доступ к девушкам из Waterbury чуть ли не с того момента, когда они только начали болеть. У него были особые полномочия, и девушки не только знали его, но и доверяли ему. Когда он сказал им, что их здоровье в полном порядке, они не сомневались в его словах. А когда про отравление радием стало известно, Флинн «взял на себя двуличную роль: перед красильщицами циферблатов он изображал обеспокоенного медицинского специалиста, но ради компании убеждал красильщиц соглашаться на досудебное урегулирование, которое полностью освобождало компанию от какой-либо дальнейшей ответственности».

Именно поэтому ни одно из дел не дошло до Комиссии по компенсациям трудящимся – любые претензии, которые могли возникнуть, фирма сразу же старалась по-тихому уладить. Отличие подхода часовой компании Waterbury от политики корпорации USRC объяснялось одной очевидной причиной – и ключ к разгадке крылся в ее названии. Так как Waterbury была часовой компанией, а не той фирмой, чей бизнес связан исключительно с радием, то, соглашаясь на выплату компенсаций – и тем самым негласно признавая, что краска причинила девушкам вред, – она не подвергала риску свой основной бизнес, потому что не зарабатывала на продаже радия. Таким образом, когда сотрудники компании начали умирать, она попросту договаривалась со всеми во внесудебном порядке, используя в качестве посредника чуткого доктора Флинна. «В этих переговорах, – прокомментировал один из современников, – преимущество было на стороне Флинна. Он прекрасно знал, чего хочет, а девушки, с которыми он имел дело, были все без исключения юными, простодушными, ранимыми и даже и не думали обратиться к юристу». Если бы женщины из Waterbury получили юридическую консультацию, они бы выяснили то, что Берри уже прекрасно знал: в соответствии с законом штата Коннектикут многие из них могли запросто выиграть суд благодаря пятилетнему сроку исковой давности. Стоит отметить, что срок исковой давности составлял пять лет лишь на момент обнаружения отравления радием; после обращения девушек в суд закон был переписан и срок сокращен.

Благодаря вмешательству доброго врача компания тратила в среднем по 5600 долларов (75 000 долларов) на заболевшую женщину, однако из-за нескольких более крупных компенсаций это число немного искажает общую картину. Большинство жертв получали меньше, некоторым и вовсе были предложены унизительные двузначные суммы, такие как – в одном шокирующем случае – 43,75 (606 долларов) доллара компенсации за смерть работницы.

Если хорошенько постараться, то можно представить, что Флинн делал девушкам из Waterbury одолжение. Он сам, определенно, именно так и воспринимал свою деятельность: вмешивался, чтобы уберечь их от тягот судебного разбирательства. Однако у Флинна и компании на руках были все карты – и Флинн не покончил со своим, как это назвал Мартланд, «двуличным и лицемерным» надувательством. Потому что, хотя Флинн и был вынужден признать существование отравления радием, для него это не значило, что все заболевшие девушки пострадали именно от радия. Таким образом, продолжая обследовать девушек в Waterbury, Флинн раз за разом не находил никаких свидетельств отравления радием. Ни единого – ни в 1925-м, ни в 1926-м, ни в 1927 году. Лишь в последние месяцы 1928 года он наконец признает, что пятеро девушек могли получить отравление. Одной работнице, Кэтрин Мур, он в восьми отдельных случаях сообщил об отсутствии каких-либо следов радия в ее организме. Позже она умерла от отравления радием.

Получив ответ от комиссии, ничего не знавшей про работу Флинна на Waterbury, Берри был совершенно выбит из колеи. Его новоиспеченный друг Алиса Гамильтон, однако, быстро поняла, что происходит, и поспешила ввести адвоката в курс дела. Так как претензии втихую урегулировались Флинном, никаких доказательств, разумеется, не было: никакой огласки, никаких визитов из Департамента труда, никаких адвокатов – лишь кругленькая сумма в конверте и принявший ее благодарный человек. Все проводилось в полном секрете.

От всего этого Берри не было никакого толку.

С самого начала Берри заинтересовался доктором Флинном. От девушек он узнал про его заверения об их прекрасном здоровье – заверения, которые вводили их в замешательство, а у некоторых и вовсе развеивали какие-либо сомнения, когда заходила речь о подаче иска. Таким образом, в августе 1927 года адвокат решил поглубже копнуть под доктора Флинна. Вскоре его расследование выявило шокирующие новости.

Доктор Флинн проводил обследование девушек: брал у них кровь на анализ, изучал их рентгеновские снимки. Он организовывал их лечение и писал девушкам на фирменных бланках Коллегии врачей и хирургов. «[Я] думал, – сказал врач Грейс доктор Маккафри, который направил ее на обследование к Флинну, – что доктор Флинн был доктором медицины».

Теперь же, когда Берри стал выяснять, кем именно был Флинн, он получил следующее письмо от Совета медицинских экспертов Нью-Джерси: «В нашем реестре отсутствует отметка о выдаче лицензии на медицинскую практику в какой-либо области медицины или хирургии Фредерику Б. Флинну».

Флинн не был доктором медицины. Он получил ученую степень в философии.

Он был, как сказали в Союзе потребителей, «мошенником из мошенников».