#23. Лион-Сент-Экзюпери
Прежде чем мысль укореняется в мозгу Теодора, Палмер бросает трубку. Протяжная натянутая тишина после его криков кажется оглушающей.
– Все в порядке? – спрашивает Джордж, и Элоиза перебивает его саркастичным «Будто ты не слышал, дорогой, у мистера Атласа всегда какие-то приключения». Теодор не слышит, не понимает ее ехидного замечания.
– Думаю… Думаю, мне нужно вернуться домой, – наконец говорит он. Решение дается ему с трудом – он и не пытается поверить мальчишке, но тот вопил очень натурально, да и шутить насчет Клеменс…
Неужели он опустится до такого?
– Уверен?
Элоиза недовольно поджимает губы, безуспешно пряча эмоции под слоем косметики. Те просачиваются сквозь пудру, тени, темную помаду на пухлых губах.
«Сбегаешь, Атлас?» – спрашивают они.
Теодор резко вздыхает, стискивая стон в грудной клетке, где-то между сердцем и легкими. Глупый наглый мальчишка может врать о себе, своей бессмертной жизни, знаниях и любой другой вещи, но способен ли он нагородить чушь про Клеменс? С какой стати ему привязывать ее к своим фантазиям?
– Сбегаешь, Теодор? – Элиз вскидывает брови, бросая ему вызов.
И он кивает, мысленно капитулируя.
– Да, – говорит Атлас. – Прости, Элиз, нам придется договорить в следующий раз.
Он наскоро жмет руку растерянному Джорджу и торопится к выходу. В дверях гостиной Теодор замирает, оборачивается, чтобы взглянуть на хозяйку дома, и видит, как та разочарована. Разочарована и зла.
– Нет, Тео, – говорит она, надменно улыбаясь. – Мы больше с тобой не увидимся.
Секундное замешательство Теодора превращается в муку. Кто из двоих играет с ним – Элоиза или Палмер? Кем он может пренебречь ради другого?
Он знает ответ еще до того, как рука касается холодной дверной ручки.
Атлас коротко кивает Элиз и выходит в коридор. «Элиз, дорогая, – говорит Джордж разгневанной жене. – Разберись с прислугой, они совсем отбились от рук!» Дверь за Теодором сердито захлопывается; он спешит покинуть дом миссис Давернпорт, проклиная мальчишку-истеричку и свою бесхребетность.
Если он и сбегает от Элиз, то не ради девицы Карлайл, попавшей в эфемерную опасность, а ради себя. Теодор больше не проведет рядом с бывшей мисс Вебер ни минуты, пусть даже она окажется самой настоящей ведьмой. За ее услуги ему придется заплатить слишком высокую цену.
– Ох, мисс Карлайл, – цедит Атлас, спеша в магазин антиквариата, срезая путь неприметными улочками засыпающего города, – окажитесь в опасности.
***
Дома его ждут испуганный Бен и бледный до тошноты Палмер.
– Быстро и по делу, – чеканит Теодор, скидывая в первое же кресло взмокший от быстрой пробежки пиджак и стягивая тугой галстук. Паттерсон вскакивает с софы, мальчишка неуверенно косится в его сторону. Получив кивок от Бена, он сглатывает, прежде чем начать тараторить:
– Я думаю, что Клеменс в опасности, хотя он никогда не трогал ни женщин, ни детей, но сегодня вдруг позвонил, а ведь он не звонит мне просто так, и сказал, что я должен прилететь в Лион как можно скорее, а в Лионе живет только Клеменс, и у нас никогда не было никаких дел в Лионе, а если я лечу туда, то и он тоже, и…
Прервать этот словесный поток Теодору удается не сразу – он открывает рот, чтобы вставить хоть звук в торопливую речь Палмера, но в итоге просто швыряет в него запонкой от рубашки и попадает точно в лоб.
– Ауч! – тот отшатывается, хватается за голову и впивается в Атласа злым и перепуганным одновременно взглядом.
– Заткнись, – бросает Теодор. – Ничего не понятно, тарахтишь, точно пастор в моряцкой миссии. Что за «он» и чего ты так переполошился?
Палмер мотает головой и едва не срывается на крик:
– Пока ты тут задаешь вопросы, он летит в Лион. А там Клеменс. Что ему нужно в Лионе, кроме нее? Он и так с ней играет, как кот с мышкой, а ты…
Так-так. Теодор щурится, внимательным взглядом выискивая на лице испуганного мальчишки следы притворства. Не может же эта паника быть натуральной? Этот таинственный «он», кем бы он ни был, вызывает в Палмере столько эмоций, что в голову безудержно лезут мысли о приходе. Не иначе как этот «он» – всего лишь дилер, что толкнул малолетнему некачественный порошок, а такой товар и в их маленьком городке можно найти с достатком.
– Кто этот «он»? – спрашивает Теодор, повышая голос. Столько шума от мальчишки не было с того самого злосчастного покушения. – Бен, ты проверял его на наркотики? Думается мне, наш «бессмертный мальчик» совсем оторвался от реальности.
И как ему раньше не пришла в голову такая простая, в сущности, мысль! Палмер – всего лишь малолетний торчок, который, обкурившись, весьма правдоподобно описал свои приходы в виде приключений во Франции девятнадцатого века с участием человека, похожего на Теодора, – они встречались целых два раза в течение короткого срока, и наркоман вполне мог сообразить своему клиенту сносную биографию.
– Слушай, ты!.. – задыхаясь от возмущения, вскрикивает Палмер. Его сиплый голос подскакивает на пару октав, словно ломается. – Я тебе не глюколов какой-нибудь, и я говорю на полном серьезе!
– Правда? – вскидывается Теодор, порядком уставший от этой суматохи. – Тогда давай четко и с расстановкой: кто такой твой мистический «он», что ему нужно и при чем тут, черт побери, Клеменс?
Палмер дергается, взвинченный, и не может даже устоять на месте.
– «Он» – это Он! Фомор тебя задери, Атлас, я не могу назвать его имя! – Мальчишка вскидывает в бессилии руки, и жест даже выглядит правдоподобно.
Теодор фыркает, ловит многозначительный взгляд Бена и вздыхает.
– Час от часу не легче. Почему ты не можешь назвать его имя? На нем печать? Он что, Волдеморт?
Бен издает звук, подозрительно похожий на хрюканье, и нервно фыркает, но Палмер, не оценив юмора, бледнеет еще больше.
– Придурок! – выпаливает он и срывается с места, в несколько дерганых шагов пересекая зал лавки. Вскидывает голову, впивается в Теодора глазами-стеклами – его зрачки, несмотря на полумрак, стали размером с игольное ушко, и серые радужки сливаются с белками. – Ты обязан лететь со мной в Лион, если тебе не безразлична Карлайл!
Атлас склоняет голову ниже и отчетливо выговаривает:
– Назови хоть одну причину, почему я должен верить твоим сказкам.
Палмер скрипит зубами. Вот-вот в антикварной лавке выстрелит револьвер тридцать восьмого калибра – это взвинченный до предела мальчишка схватится за огнестрельное оружие под стеклом витрины справа от себя и нацелится в сердце Теодора, чтобы во второй раз убить. Как и в ту ночь, руководить им будут эмоции – сплошной ком ярости, безрассудного отчаяния и страха.
– Теодор, – осторожно зовет Бен и шагает в квадрат света. Фонарь с улицы бьет прямо в окно лавки и вырисовывает на паркете неровную фигуру, поделенную на две равные половины. – Я думаю, мальчик не врет.
– Бенджамин… – вздыхает Теодор, поднимая к нему глаза. – Вечно ты пытаешься…
– Взгляни, он напуган, – Бен перебивает и, кивая в сторону Палмера, добавляет: – Клеменс не отвечает на звонки второй час.
Холодок, которому Теодор не давал воли, тонкой струей просачивается сквозь его затылок и течет вниз по позвоночнику. Ядовитое ощущение тревоги, что преследует его с тех самых пор, как Клеменс обронила, что получила от таинственного незнакомца кусочек пергамента с непонятной фразой, теперь набирает силу и выскальзывает из-под контроля.
Бледное лицо Палмера кажется совсем белым, бескровным.
– Пожалуйста, Теодор, – выдыхает тот. У него предательски дрожит нижняя тонкая губа, и он прикусывает ее зубами.
Черт тебя побери, Клеменс Карлайл.
– Едем в аэропорт, – зло плюет Теодор, хватая пиджак с кресла. – Расскажешь все по дороге.
***
Их погоня изначально выглядела нелепо, но теперь, пока они сидят в зале ожидания третий час и пытаются не клевать носом, и вовсе похожа на проходную сцену дешевого ситкома. В шесть утра Теодор, не спавший всю ночь, готов развалиться на куски, лишь бы уже добраться до пункта назначения – хотя бы и по частям в багаже.
– Так, умник, – он зевает с таким трудом, будто рот от усталости отказывается подчиняться, а сухие губы трескаются и лопаются. – Как мы найдем одну вертлявую девицу в целом городе? Ты об этом подумал?
Палмер сидит рядом с ним на самой неудобной скамье в мире и, скрестив по-турецки ноги, что-то быстро строчит в телефоне. Большой экран светится белым, но Теодор даже не пытается различить бегущие строчки в смартфоне мальчишки.
– Я знаю ее домашний адрес, вычислил еще лет десять назад, я же хакер, забыл, идиот, – без запинки на одном дыхании говорит он и шикает. – Не отвлекай, я ищу его.
Ни имени таинственного преследователя, ни каких-то опознавательных знаков Теодор так и не знает. Палмер всю ночь открещивался от расспросов всеми правдами и неправдами, и даже терпеливый Бен плюнул в итоге на тайны взмыленного подростка, оставив его в покое.
– Это он помог мне стать похожим на тебя, – делится Палмер, оглядываясь по сторонам, будто боится, что в любой момент этот некто выпрыгнет из-за угла и вцепится в его горло зубами. Перепуганный вид Теодор списывает на недосып и страх за подругу, хотя его все еще терзают сомнения, что мальчишка лишь притворяется испуганным.
– Он, хорошо, – равнодушно кивает Атлас, поворачиваясь к дырявой металлической спинке скамьи здоровым боком.
– Значит, этот он – какой-то джинн? Что он сделал с тобой, как помог? Допустим, – Теодор, скрепя сердце, пытается представить, что верит россказням мальчишки. – Допустим, я тебе поверил. Ты бессмертный. Хотя тебя, скорее, можно назвать нестареющим. Это он сделал тебя таким?
Палмер кивает и нервно облизывает губы. Часто дышит, сипло выдыхает через рот. Его словно лихорадит, и он в самом деле покрывается испариной. Сидящий рядом с ним Бен едва не порывается за таблетками в аптеку на первом этаже аэропорта, но его держит на месте тот же жгучий интерес, что пожирает Теодора.
– Он нашел меня через пять лет после смерти родителей. Сказал, что знает, отчего я не могу найти Серласа.
Собственное позабытое в столетиях имя вновь режет слух Атласа. Он моргает, прогоняет наплывающие волнами воспоминания и образы. Нужно держать себя в сознании, не проваливаться в эту пустоту. Там его не ждет ничего хорошего.
– Дальше, – рявкает Теодор. Палмер вздрагивает и косится в его сторону. Они выглядят сейчас так, будто обоих грызет лихорадка.
– Он спросил, чего я желаю. Я сказал, что хочу отыскать тебя. И с тех пор я не старею.
– Совсем? – изумляется Бен. Истории о бессмертных все еще вызывают в нем шок и фанатичную заинтересованность, и Теодор хочет прогнать приятеля вон из аэропорта, лишь бы тот не нырял с головой в новый омут проблем. Сам он волнуется сейчас только о чашке крепкого кофе и хорошем сне. Мальчишка действительно не стареет? Плевать.
– Умирать ты, конечно же, не пробовал? – саркастично спрашивает Теодор, и Палмер, кинув ему уязвленный взгляд, фыркает.
– Смейся больше, суицидник. Я был в Эльзасе в семидесятом, потом у Кулмье, потом в Париже; три раза пулю ловил, один раз чуть не подорвался на мине, а ты в это время пропадал черт знает где, пока я раз десять подыхал под обстрелами. Думал, сбегу по-тихому из госпиталя, так меня Федерб нашел и обратно в строй вернул – укомплектовал, гаденыш, до упора все казармы новичками забил, еще и смотрел на всех, как на цыплят неощипанных!
Бен икает от удивления и смотрит на Теодора. «Вот! – вспыхивают его глаза. – Взгляни, этот мальчик говорит так же, как и ты!» Бенджамин уже верит хилому подростку, впечатленный и рассказами, и испуганными взглядами, которые тот бросает во все стороны, будто ждет, что его вот-вот схватят.
– Откуда ты знаешь, что тебе бессмертие даровал этот «он»? – спрашивает Теодор. Он проверяет и проверяет мальчишку, тянет за каждую ниточку, пока тот растерянно моргает и водит угловатыми плечами туда-сюда, пока чувствует себя настолько незащищенным, что забывает ощетиниться и спрятать эмоции вглубь.
– Думаешь, я от тебя заразился? – догадывается Палмер. – Нет, этим меня точно он наградил. Подобрал, как брошенного щенка, на улице, наобещал с три горы всего, что только пожелаю. А я тогда с голоду умирал, мне еда везде мерещилась! Он меня накормил, кров дал, обогрел, а потом расспрашивать начал… – Палмер вздыхает и вдруг вздрагивает, трясется всем телом. – А я-то, идиот, повелся на все, как малолетка! Вот и попался на удочку. Век теперь не рассчитаюсь за подарок такой. Он так и сказал: «Век рассчитываться со мной будешь». Представляешь? Я думал, это оборот речи такой, а он серьезно говорил!
Палмер вздыхает и утыкается носом в скрещенные руки. Теодор кивает Бену, тот идет за кофе на всех троих.
– Он что-то с тобой сделал? – спрашивает Атлас, как только Паттерсон скрывается за углом. От нетерпения он готов схватить мальчишку за шиворот и трясти, пока тот не признается, и тайна столетия, закупоренная в голове этого карикатурного бессмертного, вот-вот откроется Теодору.
– Ничего. – Палмер качает головой. – Выслушал о тебе, покивал, похихикал. Сказал, что даст мне возможность тебя отыскать. И все.
– И чего же ты теперь…
– Чего боюсь? – Мальчишка вспыхивает, как маков цвет, и кривит губы. – За каждый дар он требует что-то ценное.
Его голос внезапно ломается.
– Как думаешь, что считается равноценным бессмертной жизни? – спрашивает он. Видит растерянный взгляд Теодора и кивает. – То-то и оно. Я ему вечность прислуживать буду, пока не расплачусь. Вот же гребаное дерьмо.
Он ругается еще на нескольких языках и только потом успокаивается, хватает телефон из оставленной куртки Бена и утыкается в светящийся экран.
Теодор даже не думает отнять у него игрушку. Веры в эти россказни у него все еще мало, но отчего-то внутри зарождается сомнение. Что, если все это правда? Бессмертных людей нет на свете, это все сказки, но вот он, Атлас, сидит в современном аэропорту Англии, хотя должен два столетия как гнить в земле. Если и этот мальчишка не умирает второй век, ходит по земле, дышит воздухом, ест, пьет, спит… Если и он живет своей жизнью, не оглядываясь на уходящие года, то его история становится мрачным существованием слуги при могущественном господине.
Внезапно Теодору становится жаль подростка, что зовет себя Шоном.
– Так он колдун? – спрашивает Атлас, давясь зевком. Их самолет уже заворачивает на взлетную полосу, и в маленькое окошко иллюминатора Теодор высматривает фигуру стоящего в здании аэропорта Бена. Приятель остался в Англии, на этом настоял сам Теодор, и Шон его, как ни странно, поддержал.
– Наве-ерное, – устало бормочет засыпающий мальчишка. – Я не знаю. Колдунов же не существует, сам сказал…
– Да-да.
Теодор рассеянно кивает и, чувствуя, как неумолимо погружается в сон, вдруг вспоминает кое-что важное. Сказать это необходимо сейчас, до того как самолет оторвется от земли британских островов.
– Филлип не убивал Веру Фарлонг. Слышишь, наглец?
– Да в курсе я! – тут же отзывается Шон.
– Зачем тогда обвинил?
Тот шипит и давится неразборчивым ругательством.
– Чтобы тебя разозлить, дубина! Никогда про принципы психологии не слышал?
Его ворчливое «придурок» тонет в гуле набирающего высоту самолета.
***
В жарком Лионе уже днем многолюдно. Французы ходят по длинным улицам неспешно, переговариваются вполголоса и никому не думают уступать дорогу. Особенно двум туристам, выглядящим так, будто оба чудом избежали тюремного заключения за мелкое хулиганство. Палмер шипит на всех встречных по-французски, выговаривая ругательства на старый манер, Теодор молча расталкивает людей в стороны. Франция никогда ему особо не нравилась, главным образом из-за французов с их высокомерием, соперничать с которыми могут лишь англичане.
– Ты уверен, что знаешь адрес? – в который раз спрашивает Теодор у Палмера. «Что я здесь делаю?» – вновь спрашивает он самого себя.
– Ой, заткнись и поторапливайся! – рявкает мальчишка.
Они уже ошиблись улицей: таксист привез их по названному адресу, но Палмер почти сразу же понял, что перепутал стороны набережной. Целый квартал они решили пробежать самостоятельно, чтобы не торчать в пробках.
«Что я здесь делаю?» – вопрошает Теодор снова и снова. Мысли о том, что он волнуется за наглую девчонку, которая буквально две недели назад не давала ему прохода, Атлас старательно игнорирует, и только вид бледного Палмера останавливает его от желания завернуть в первый попавшийся бар на пути.
Пил ли он когда-нибудь французские вина?
«Клеменс до сих пор не отвечает на звонки», – сообщает в СМС беспокойный Бен. Они с Палмером перекидываются короткими сообщениями всю дорогу от Лион-Сент-Экзюпери до города, и с каждым новым посланием мальчишка отчаивается все больше.
Теодор все еще думает, что оказался в эпицентре комедии, и только это не дает ему впасть в панику, как эти двое.
– Дай пройти! – рявкает он на несчастного прохожего. Палмер уже спешит мимо предпоследнего дома вдоль по узкой улице. Странным кажется то, что в спальном районе в разгар рабочего дня так много людей, и все они никуда не торопятся.
Двадцать первый, двадцать второй… двадцать третий дом с красночерепичной крышей и широкими окнами выставляет перед внезапными гостями свои отштукатуренные бока.
– Пусть она будет дома, – бормочет Палмер, задыхаясь от бега. – Пусть-пусть там все будет в порядке.
Если бы Теодор не переживал в этот миг точно так же, заразившись от пугливого подростка, он бы изумился такой заботе.
Палмер кивает ему и стучит в дверь, почти срываясь на отчаянную барабанную дробь. Что-то звенит в глубине дома, что-то грохочет, кто-то коротко вскрикивает. Сердце Теодора, как бы он ни старался прогнать это чувство страха, ухает в желудок.
Клеменс.
Она распахивает дверь перед нежданными знакомыми с такой силой, будто сама готовилась сбежать. И если что-то до этого момента казалось Теодору забавным или наигранным, то оно тут же с хрустом ломается в его сознании.
Клеменс стоит перед ним и Палмером в пропитанной кровью шелковой блузе, с растрепанными, всклокоченными волосами, и красные пятна растекаются по ее белым рукавам и кружевному воротнику крупным узором.
Тяжело дыша, Клеменс смотрит на Теодора широко распахнутыми от удивления – страха, паники, ужаса – глазами. Переводит стеклянный взор на Палмера и возвращает его обратно к Атласу.
– Вы? – хрипло спрашивает она и неверяще мотает головой. На лице – на щеках, скулах, на кончике носа – у нее те же красные пятна-брызги. «Боже, – думает Теодор, лихорадочно выискивая на ее теле следы ранений. – Боже, что это?»
– Клеменс, мы… – нервно икает Палмер, но она вскидывает руку и вдруг, словно взбесившись, наотмашь бьет того по щеке.
– Ты лгун и подлец! – почти визжит Клеменс.
Теперь не остается сомнений: она на грани срыва, она уже сорвалась. Теодор делает неуверенный шаг в ее сторону, и она, простонав, кидается к нему и хватает за плечи, как утопающий хватается за спасательный круг.
– Заберите меня из этого дома! – выдыхает она.
Теодору чудится, что от ее волос пахнет томатным соком.
