Вечная жизнь

Огромная полная луна висела на угольном небе, заливая озеро и окружавший ее лес мерцающим светом. Кудрявый парень лет шестнадцати сидел возле костра, разведенного в тридцати шагах от берега, обнимал древко короткого копья и завидовал двоим, мирно спавшим рядом. Ох, с каким удовольствием он бы сейчас тоже вытянул ноги и закрыл глаза! Но делать нечего, наставник велел караулить и разбудить следующего только после полуночи, а значит – надо внимательно вслушиваться в тишину и вглядываться в темноту. Ночной лес, да еще и в полнолуние, всегда полон неведомых и невидимых опасностей.

Тихий всплеск сперва насторожил караульщика. Он привстал, выставив сулицу острием вперед, готовый, если понадобится, защищать товарищей, но пригляделся и открыл рот от изумления. Опустил оружие и озадаченно почесал затылок. А потом нагнулся и со всей силы толкнул одного из двоих спавших.

Тот, не открывая глаз, пробормотал что-то неразборчивое и натянул на голову плащ из некрашеной шерсти. Тогда караульщик присел на корточки и принялся теребить товарища, стараясь при этом особенно не шуметь, чтобы не разбудить второго.

– Федька, просыпайся! Тут такое! – прошептал он в самое ухо спящего.

– А? Что? Моя очередь? – Тот сел, осоловело оглядываясь. Выглядел он как зеркальное отражение караульщика, разве что русые волосы на голове не торчали в разные стороны, а были аккуратно приглажены.

– Федька, там берегиня! – вновь зашептал караульщик, указывая пальцем в сторону озера.

– Да ладно! – тут же загорелись глаза брата. – Где?

– Да вон, посреди озера плещется.

– Ух ты, здорово! – восторженно выдохнул Федька, а потом указал на лежавшего рядом рыжеволосого мужчину лет тридцати пяти в одежде монастырского послушника. – Может, стоит Арсентия разбудить?

– Думаешь, он берегинь не видел? – отмахнулся брат. – Давай лучше сами сходим, поближе глянем!

– Гринь, а вдруг это опасно?

– Да ну тебя! Я и один схожу, раз ты боишься! – И, стараясь не издавать лишних звуков и не поднимать голову, чтобы не спугнуть ночную гостью, он покрался к берегу.

– Кто это тут боится? Не трусливей тебя буду! – фыркнул Федька и двинул за братом.

Впрочем, когда они приблизились к воде, берегиня, увидев их, совсем даже не испугалась – наоборот, на ее лице заиграла улыбка. Она показалась из воды до пояса, и парни замерли от восторга, разглядывая ее бледное тело, на котором стеклянными бусинами поблескивали капли. Не видя больше смысла таиться, близнецы встали в полный рост и помахали озерной красавице. А она в ответ послала им воздушный поцелуй, потом грациозно нырнула, чтобы всплыть уже возле самого берега.

– И что это за красавцы-хоробры у моего озера объявились? – Берегиня подтянулась и уселась на торчащий из воды древесный корень. Вблизи она казалась еще красивее – янтарные глаза под пшеничными ресницами горели в ночи, как у кошки, остреньким язычком она поглаживала пухлую нижнюю губу. Подняв руки, убрала назад длинные мокрые волосы цвета ночного неба. Разумеется, при этом ее грудь всколыхнулась, и рты близнецов распахнулись почти одновременно.

– Вы что, немые? – Берегиня сочно засмеялась. – Или так оробели? Не, я робких не люблю, бойкие мне больше нравятся.

– Ничего мы не оробели! – тряхнул кудрями Гриня и расправил плечи, стараясь выглядеть более внушительным. – А вот правду бают, что берегини могут любое желание исполнить?

– Не любое, но могут, – игриво улыбнулась она. А потом провела ладонями по бедрам, там, где человечья кожа еще не перешла в чешую рыбьего хвоста. – Хотя, думается мне, что ваше желание исполнить я могу. Тем более что…

– Что? – разом выдохнули близнецы и подошли к ней почти вплотную.

– Сдается мне, что желания наши совпадают. Знаете, как одиноко тут, в озере? – Берегиня сделала расстроенное лицо и грустно наклонила голову вбок. – И так хочется порой, чтобы пришел настоящий мужчина, схватил и прижал к могучей груди, а потом целовал, целовал… А тут даже не один мужчина, а целых два. И оба вон какие красавцы статные. – Быстрым движением она пересела на берег, подняла руку и протянула к Грине тонкие пальцы. – Ну, подаришь мне поцелуй, хоробр?

– А то! – Гриня присел на корточки рядом с озерной девой, погладил ее шелковистую кожу, наклонился для поцелуя…

– Твою ж затетёху! Назад! – прогремел над озером хриплый голос. Близнецы обернулись как по команде и увидели, что в их сторону несется наставник, на ходу замахиваясь сулицей. Лицо его было перекошено, глаза наполнены страхом – не за себя, а за этих дуралеев.

– Дядька Арсентий, тут берегиня! – Слегка ошарашенный Федька показал рукой на ночную гостью.

– Ага, берегиня… – Арсентий с резким выдохом метнул сулицу. – Мавка это. Назад, кому говорю.

Копье свистнуло, рассекая воздух, но озерная жительница поймала его в полете, зарычала и отшвырнула в сторону. Внешность ее стала быстро меняться – руки вытянулись, кожа на лице пожелтела и обвисла глубокими складками. Глаза полыхнули яростным огнем, во рту показались длинные клыки, а на пальцах – когти.

Мавка вцепилась в ногу Грини и так резко дернула, что он потерял равновесие и завалился спиной в прибрежную траву. С мерзким шипением она оскалилась в сторону наставника и потянула в воду близнеца, начавшего безрезультатно отбиваться ногами от нечисти.

– Федька, за руки хватай! Не дай утащить! – Арсентий подлетел к берегу, выхватил из сумки, висящей через плечо, серебряную цепь длиной в два аршина.

Федька ухватил брата за запястья и, упершись ногами в мокрую землю, потянул на себя. И сам тут же завалился, больно ударившись копчиком о торчавший древесный корень – мавка вдруг решила не бороться, а наоборот, резко разжала хватку и подняла руки вверх.

– Стой! – произнесла она встревоженно, отплывая от берега. – Ты из этих, что ли? Ну, мастер по нечисти – так вы себя называете?

– Из этих, да, и что? – Арсентий стоял у линии воды с грозным видом.

– Так это, – она вновь обратилась в прежнюю красавицу и скромно потупила взгляд, – я же не знала! Извини, ошиблась, не хотела твоих мальчишек обидеть!

– А если бы это не мои мальчишки были, то что? – Арсентий сложил руки на груди и смотрел исподлобья.

– Ну, слушай, давай не будем гадать, что было бы да как? Никто же не пострадал, все хорошо закончилось. Я поплыву, ладно?

– Предупреждаю тебя всерьез – если узнаю, что ты в этих местах безобразничаешь, не поленюсь, вернусь и накажу очень жестоко. Запомнила?

– Запомнила, не волнуйся! – Мавка сперва виновато посмотрела на Арсентия, а потом лукаво подмигнула близнецам. – Берегите себя, хоробры!

И с громким всплеском ночная гостья скрылась под зеркальной поверхностью озера.

– Так, туесы, – Арсентий присел на поваленное ветром дерево и тыльной стороной ладони отер лоб. – Давайте сказывайте – и которому же из вас пришла в голову мысль идти в ночи с мавкой обниматься? Вы хоть понимаете, что если бы я не проснулся, она бы уже Гриню жрать начала под водой?

– Так это… Мы думали, что она берегиня, – понуро пробасил Федька.

– Берегиня… – Послушник покачал головой и досадливо сплюнул. – Вернемся в монастырь, вы у меня из-за книг вылезать не будете. Никаких забав ратных, пока про каждый вид нечисти не расскажете по памяти все подробности.

– Нуууу, – дружно протянули мальчишки.

– Все! А теперь оба спать, я сам покараулю. А то вам доверься, до утра не доживешь… Обалдуи.

Близнецы послушно свернулись клубками под своими плащами и виновато затихли – вряд ли сразу заснули, но старались не шуметь, чтобы вновь не вызвать недовольство Арсентия. А их наставник подкинул в костер несколько сосновых веток и достал из сумки рябиновую свирель. Немного подумал, поднес к губам и тихонько, чтобы не мешать братьям спать, затянул протяжную мелодию.

– Дядька Арсентий. – Гриня подергал задумчивого послушника за рукав, когда впереди показались городские ворота. Все утро они молча шагали с дорожными баулами за спиной наставника, набираясь храбрости задать вопрос.

– Что тебе?

– А как ты ночью вот так сразу понял, что это мавка? Она же вот вылитая берегиня была.

– Очень жаль, что вы этого не поняли. Хотя и должны были. Берегиня – дочь водяного хозяина. А мавка кто?

– Колдунья утопленная, – не очень уверенно то ли спросил, то ли ответил Федька.

– Именно. И ведут они себя совершенно по-разному, и выглядят. Самое простое, конечно, это по глазам определить. У берегини завсегда глаза либо зеленые, либо ярко-голубые…

– Как у нас голубые, да? – перебил Гриня.

– Ну да, похожие, – согласился Арсентий. – А у этой зенки рыжие были, как у лисицы, да еще и в темноте светились. Дальше – никогда, ни в коем случае берегини сами не приплывут к берегу, где люди есть. Их поуговаривать надо, гордые они. Это понятно?

– Да, – подтвердили оба.

– Еще – озеро-то было без притоков, вода стоячая. Берегини в такой воде нипочем жить не станут, им надо, чтобы течение было, свежесть речная. Ну и последнее – а посмотреть на отражение вы не подумали? Она же в воде не отражалась.

– Это потому что нечисть, да?

– Да. Берегиня – она хоть и безбожная тварь, но не от зла сотворена. А мавка – это самое что ни есть черное колдовство. Души не имеет, а значит, и отражаться не может. Тело без души – пустое. Это и не жизнь уже, а так, подобие жизни.

Стражники возле ворот не обратили на троих путников особого внимания. Тем более что выглядели они вполне безобидно – послушник и два отрока-ученика. Даже сулицы, которые несли близнецы на плечах, не особенно удивили воев, потому как в беспокойные времена редко кто отваживался бродить по дорогам Руси-матушки безоружным.

– И вообще, запомните, – продолжил Арсентий уже внутри стен, оглядываясь, – никогда не лезьте сами к незнакомым тварям, как бы приятно глазу они не выглядели. Это только в сказках чудовища страшные до жути. А в жизни они чаще всего самый привлекательный и безобидный вид принимают. Я и то порой покупаюсь, – он погладил пальцами один из шрамов на щеке. – А уж вас перехитрят как нечего делать.

– Ничего не перехитрят, – набычился Федька.

– Ага, а то я ночью не видел. – Арсентий показал рукой влево от ворот. – Туда нам, похоже. Там умельцы обитают.

Как и в любом торговом городе, мастеровая слобода раскинулась в стороне от жилых концов и от княжьего детинца. Здесь вплотную друг к другу встали мастерские шорников, стеклодувов, бондарей, кожемяк, кузнецов, столяров, шкурников и гончаров. В торговый день все они выйдут на рыночную площадь и разложат товары, будут зазывать к своим столам покупателей, долго и смачно торговаться, настаивая на том, что лучшей цены за такое отменное качество не найти на много верст вокруг.

Но сегодня день был простой, работный, поэтому со всех сторон доносились яркие звуки – звонко стучали молоты и молотки, сердито шипело горячее стекло, пронзительно визжали гончарные круги. Из одних мастерских слышались слаженные песни, из других – забористая брань. В воздухе висели смачные запахи дубящейся кожи, свежеоструганного дерева и печного угля.

Слободского старшину со смешным именем Замятя они нашли быстро, здесь его знал каждый. Увидев старшину, Арсентий удивленно присвистнул, а близнецы с уважением покачали головами. Он оказался богатырем лет под сорок, ростом почти в три аршина, с могучими руками и широченной грудью. За его спиной, казалось, может спрятаться небольшой отряд, а щелчком пальца он отправит в забытье обладателя самого крепкого лба. Когда послушник с учениками приблизились, Замятя во дворе своей кожевни отчитывал за какие-то промашки молодого кузнеца, и тот понуро смотрел под ноги, не смея и пикнуть в ответ. При виде гостей старшина взмахом руки отпустил кузнеца и с любопытством посмотрел на пришедших.

– Брат Арсентий, из Богоявленского монастыря, – представился старший из троицы и добавил: – Мастер по нечисти. Настоятель к тебе прислал, сказал, дело есть по нашей части.

– А! – Замятя посмотрел на Арсентия с неприкрытым сомнением. – Да, я ждал мастера. Правда, я думал, опять этот приедет. Как его? Большой такой… Константин, вот. Он мне в прошлый раз очень помог.

– Увы, не приедет Константин больше. – Лицо Арсентия помрачнело. – Погиб.

– Упокой господи душу его! – Старшина перекрестился. – Кто же его так?

– Упырь загрыз.

– Вот же зараза нечестивая, а! И что, жив до сих пор?

– Нет. – Послушник повел плечами, как будто озябнув. – Я его убил.

Старшина подумал пару мгновений, а потом мотнул большой головой в сторону мастерской.

– Давай-ка по кваску опрокинем, – и добавил, указав на близнецов: – Эти с тобой?

– Ученики, – подтвердил Арсентий. – Пускай послушают, мы вместе с ними пойдем.

В прохладном полумраке мастерской Замятя указал на грубо сколоченный стол с двумя лавками рядом. Сам же залез в большой лабаз, достал глиняный кувшин, разлил по чашкам пахнувший травами напиток. Уселся на чурбан во главе стола и задумчиво потеребил бороду. Арсентий его не торопил, ждал, пока хозяин соберется с мыслями.

– Значит, говоришь, Константин не справился с упырем, а ты смог? – Старшина посмотрел на послушника иначе, чем до того. – Как так? Он же вон какой здоровый был?

– В нашем деле размер не главное, – пожал плечами Арсентий и напомнил: – Ты про свою неприятность хотел рассказать.

– В общем, сестра у меня есть младшая, – решился Замятя. – Семь лет назад постриг приняла, в монастырь ушла. Недалеко отсюда, если по реке вверх плыть. Воскресенский называется.

– Постриг – доброе дело, – склонил голову послушник.

– Да где же доброе! – махнул огромной ладонью старшина. – Здоровая баба была, ей бы еще детей рожать. У нее муж с сыном погибли, она и решила, что бог ее наказал за грехи, да и ушла из мира. Ну да ладно, не о том разговор. В общем, я хоть и не принял ее решение, но все-таки поддерживал ее и порой навещал. Последний раз две седмицы назад был.

– И, я так понимаю, в последний раз что-то случилось? – заинтересованно заблестели серые глаза Арсентия.

– Да, я приехал, а она выходить отказалась. Я еще подумал тогда, что вроде ничем не обидел. До самого вечера ждал, не уплывал. Она потом все-таки пришла, но уже когда солнце садилось. Или даже село уже? Не помню. Да не суть. Бледная была, как мука. Подошла, обняла меня и говорит так грустно: «Уезжай сейчас же, Замятя. И никогда больше не возвращайся. Если жизнь тебе мила». Развернулась и ушла – я даже гостинцы отдать не успел.

– А больше ничего там странного не заметил?

– Вот! – щелкнул пальцами Замятя. – В том-то и дело. Я сперва решил, что до утра подожду, а там еще раз попробую с ней поговорить. А как взглянул на купол храма – а там креста-то и нет. Всегда был, я помню, не раз же приезжал. А сейчас нет. И тут я еще одно сообразил…

– Что?

– Я же там почитай полдня провел. И за это время ни разу колокола не звонили. Не бывает же такого, да? В монастыре обязательно колокола звонить должны. – Старшина посмотрел в глаза послушнику и добавил: – И вот тут такой страх меня взял, что не помню, как до пристани добежал и как парус на лодке поднял. А там и стемнело окончательно. Я в другой раз ни за что не решился бы ночью по воде идти – река у нас капризная, мелей да камней хватает. Но тут несся домой, не оглядываясь. Казалось, обернусь, и всё, нечистый догонит и заберет.

– Понятно, – еще сильнее нахмурился Арсентий. – А дальше что?

– А что дальше… Вернулся домой да настоятелю вашему письмо и отписал тут же. Вы же, богоявленские, по этим делам умельцы, сможете разобраться, что за напасть там стряслась. Я и сам хотел к вам в монастырь поехать, да у нас тут… Не вышло, в общем. Очень прошу тебя, – он посмотрел на близнецов, – прошу вас туда сходить, выяснить. Я же сестренку с детства воспитывал, как родители померли. Это сейчас она сестра Анна, а для меня навсегда Веской-егозой останется.

– Добро. – Послушник поднялся с лавки. – До монастыря по земле добраться можно?

– Можно, да крюк большой сделать придется, река загибается. По воде лучше. Лодку я дам.

– Ага. Накормишь нас на дорожку? А то мы уже несколько дней на походной пище, от домашнего не отказались бы.

– Про то мог и не спрашивать. И с собой дам все, что попросишь. Только выясни, что там, очень прошу. И это… что с меня взамен попросишь?

– Ничего не попрошу, знамо дело! – покачал головой Арсентий. – Лучше церкви денег пожертвуй. Хотя, знаешь…

– Что?

– Я, конечно, пока ни в чем не уверен. Но есть подозрение, что нам в монастыре серебро пригодится. Две гривны на время сможешь одолжить?

– Хммм. Серебряные гривны – вещь недешевая, – задумался старшина.

– Знаю, что недешевая. А нам, как ты понимаешь, и вовсе недоступная.

– Ладно, найдем. – Замятя так хлопнул по столу ладонями, что тот аж чуть подскочил. – Сестра мне дороже любых денег.

– Значит так, туесы. – Сидевший на корме Арсентий очень серьезно посмотрел на близнецов, ворочавших веслами на средней скамье лодки. – Мы пока не знаем, что нас там ждет, но вряд ли что-то милое и доброе. Поэтому очень прошу – без баловства и глупостей. И не забывайте, что монастырь этот женский.

– А мы и не забывали, – хохотнул Гриня и толкнул локтем брата.

– Вот про это я и говорю, – строго посмотрел на него Арсентий. – Ох и устал я от вас. Все, вернемся домой, пойду к настоятелю, скажу, что больше не буду у вас наставником. Пускай кто-нибудь другой мучается.

– Ну, дядька Арсентий, ну ты чего? – протянул Федька, но не очень настойчиво. С той поры, когда настоятель поручил братьев послушнику, тот повторил обещание отказаться от них уже не один десяток раз. Это давно стало привычкой для всех троих – близнецы куролесили, Арсентий выручал их из очередной беды, говорил, что больше с ними не свяжется, но потом опять брал с собой в очередное путешествие. И они опять куролесили, а он опять сердился…

Но было то, чего не знали ни Гриня, ни Федька. Да и сам Арсентий вряд ли признался бы себе, что сердится на близнецов в первую очередь от того, что очень боится за них. Боится, что его жизнь в любой миг могут оборвать клыки или когти – у обитателей Богоявленского монастыря не принято что-либо загадывать на следующий день, потому как этого дня уже может и не быть. А они отправятся без него бороться с нечистью и не справятся…

– Подплываем. – Послушник указал на берег чуть впереди, на котором виднелись бревенчатые стены монастыря. – Влево забирайте потихоньку.

Когда они пристали к небольшому деревянному причалу, солнце уже начало скатываться к горизонту. Арсентий первым перепрыгнул на доски пристани, перехватил носовую веревку и примотал к невысокому столбику. Потом указал на мешки со снаряжением.

– Вещи берите, а сулицы оставьте. Если спросят, мы простые богомольцы. Да, – он порылся в сумке на поясе, достал оттуда две одинаковые гривны, скрученные из серебряной проволоки. Их перед отъездом вручил послушнику Замятя, настоявший, что возвращать не надо, это подарок от чистого сердца. Протянул гривны ученикам: – Не снимать ни при каком раскладе. Если все, как мне думается…

– А как тебе думается? – загорелись глаза у Грини.

– Там разберемся, – отмахнулся послушник, проверяя, на месте ли его гривна. – Ладно, пойдем, помолясь. И храни нас Матерь Божья.

Они поднялись на кручу по дорожке, по которой, очевидно, раньше хаживало немало народу. Но в последнее время ею явно почти не пользовались, и густая трава успела вырасти почти до колена. Подошли к потемневшим от времени воротам с небольшой калиткой в центре и маленьким смотровым окошком, закрытым ставенком. Пока никаких признаков жизни не было видно или слышно, только стая крупных ворон с громким карканьем кружила над стеной.

– А крестов-то и правда нет. – Федька показал на купол церкви, поднимавшейся к небу внутри стен.

– Только сейчас заметил? Внимательнее надо быть, туесы, – ухмыльнулся Арсентий. – Вон било, постучи-ка.

Федька взялся за небольшой молоточек на веревке, несколько раз сильно ударил в медный диск, висящий рядом, и гулкий звон разорвал тишину. Они молча ждали шагов внутри, но минута шла за минутой, а за воротами не слышалось ни звука.

– Перемерли они там, что ли? – нетерпеливо повел плечами Гриня. – И что делать будем?

– Подождем чутка, – прищурил левый глаз Арсентий. – Ну, а если не откроют…

Окошко отворилось с громким скрежетом. Послушник мог бы поклясться, что перед этим шагов с той стороны он так и не услышал, хотя слухом обладал отменным. Тем не менее сейчас на них смотрела пара больших темных глаз.

– Что вам, люди добрые? – раздался мелодичный голос, явно принадлежащий женщине, причем достаточно молодой.

– Сестра, пусти богомольцев на ночлег, – скромно склонил голову Арсентий. – Притомились в дороге.

– Вас трое? – Она внимательно осмотрела гостей.

– Трое, – ответил наставник. – Монастырский послушник Арсентий, да отроки Федор и Григорий.

Девушка оглядела их с явным сомнением, потом подняла глаза к небу – там, несмотря на то что солнце еще не окончательно скрылось, уже проявлялись очертания большой луны. Потом все-таки кивнула и захлопнула окошко. Скрипнул засов, калитка гостеприимно распахнулась.

– В монастырь я вас не пущу, не положено, – монахиня рукой показала, что им следует идти за ней, – в гостевом доме разместитесь. Там ночь проведете, а утром отправляйтесь своей дорогой.

– Благодарствуем, сестра, о большем и не просим. Разве что… Можно ли нам мать-настоятельницу увидеть?

– Это еще зачем? – Девушка посмотрела на послушника, нахмурив брови.

– Благословения в дорогу попросить.

– Нездорова настоятельница, не принимает никого. Так что переночуете, да ступайте.

– Как скажешь, сестра… эээ.

– Сестра София. – Монахиня грациозно склонила голову.

Они шагали по гостевому двору в полной тишине, и все больше складывалось впечатление, что монастырь полностью вымер. И только легкий ветерок трепал высокое разнотравье – слишком высокое для подворья.

– А с сестрой Анной увидеться можно? – аккуратно поинтересовался Арсентий и пояснил: – Мы с ее братом встречались, он гостинец просил передать.

– У сестры Анны нет больше семьи, с тех пор как она постриг приняла. Но я передам, что ее спрашивали, – строго ответила провожатая. А потом указала на небольшую избу возле стены: – Вот тут располагайтесь. Из дома выходить не нужно, вечернюю трапезу вам принесут.

Гостевая изба внутри оказалась сырой и холодной, в воздухе ощутимо пахло плесенью и пылью. Арсентий взял дорожный мешок у Федьки, покопался внутри, вытащил связку заранее наколотых березовых лучин и огниво. Подпалил длинные щепы с одного конца, воткнул в щели между бревнами – стало немного уютнее, но именно что немного. В избе явно давно не убирались, углы успели зарасти густой паутиной. Послушник покачал головой – для монастыря такая неряшливость совершенно несвойственна.

– Федька, дверь не закрывай, за двором присмотри. Если кто пойдет, кликни. Гринь, давай второй мешок.

Арсентий разложил на столе, сколоченном из грубых досок, рабочие инструменты мастера по нечисти. Пара серебряных цепей, несколько выструганных из осины кольев, боевой топор на ясеневом древке. Аккуратно развязал чехол, в котором со снятыми тетивами хранились три небольших, но очень тугих наборных лука – для боя в поле не подходят, дальность мала, но вблизи лупят вполне достойно. Проверил стрелы с серебряными наконечниками, осмотрел несколько глиняных бутылей со святой водой и горючими смесями, остался вполне доволен.

А потом очень аккуратно развернул длинный сверток, в котором оказался меч в обшитых кожей ножнах. Вынул, осмотрел лезвие, по которому плыли изогнутые узоры из светлого металла. Погладил клинок с любовью, провел пальцами по серебряной проволоке на рукояти и с неохотой спрятал обратно в ножны.

– Я вот тут подумал, – почесал затылок наблюдавший за действиями наставника Гриня, – а что если меч сковать целиком из серебра, а? Это же какое оружие против нежити-то получится! Руби – не хочу!

– Глупость подумал! – отмахнулся Арсентий. – Во-первых, это же сколько серебра на него уйдет? С десяток цепей изготовить можно, а то и больше. А во-вторых, серебро металл мягкий, как его закалишь, чтобы рубил? Да и весить будет ого-го сколько! Вот вечно у тебя голова не тем забита… Нет, не будет из вас толку, не будет!

– Идет кто-то, – громко прошептал Федька от дверей.

Арсентий сдвинул разложенное снаряжение в сторону, набросил сверху свой дорожный плащ. Все трое уселись на лавки вдоль стола, будто все время так сидели. Вскоре тихонько скрипнула дверь, и в дом вошли три монахини – две совсем молодые, с небольшими мешками и кувшинами в руках. Третья, постарше, встала в дверях, сложив руки на груди.

Послушник не мог не заметить, что младшие монашки были очень даже хороши собой – мешковатые рясы не могли скрыть стройности тел и плавности движений. А взгляды, которыми они постреливали в сторону близнецов, были слишком игривы для богобоязненных затворниц, что уже очень не понравилось наставнику. И когда отроки при виде девушек гордо расправили плечи, Арсентий тихонько, но красноречиво шикнул, и братья сразу же заинтересовались формой и размерами щелей между досками пола.

Впрочем, сам Арсентий забыл обо всем, когда перевел взгляд на старшую из пришедших сестер. Она отличалась той красотой, которая проявляется у некоторых женщин, когда они переходят тридцатилетний рубеж. Это уже не нежная юношеская свежесть, а краса зрелая, смелая и гордая. Арсентий подумал, что скорее мог бы представить эту женщину не в рясе, а в нарядном платье на троне рядом с князем. Или старшей в большом роду – когда муж считается старшим только по традиции, а все решения принимает жена.

Когда сестры расставили на столе нехитрую снедь – пару тарелок с хлебом, большой горшок с пареной репой и кувшин с водой – старшая знаком показала, что младшие могут уходить. А сама повернулась к Арсентию и посмотрела прямо в глаза – так, что послушник почувствовал, что сердце забилось немного быстрее.

– Мне сказали, что ты мне от Замяти что-то передать хотел? – произнесла она глубоким голосом.

– Сестра Анна? – на всякий случай переспросил послушник.

– Да. Так что прислал Замятя?

– Сейчас. – Арсентий залез в сумку и достал предмет, обернутый в белый платок. Протянул монахине, которая быстро развернула ткань – внутри оказался большой крест, вырезанный из тяжелого темного дерева, которое привозят с далекого юга. Взгляд ее похолодел, она резким движением замотала подарок обратно, повернулась и молча вышла. Арсентий, знаком показав близнецам оставаться на месте, шагнул за монахиней во двор.

– Сестра Анна, подожди!

– Что тебе еще?

– Замятя очень волнуется о тебе. И, судя по тому, что мы увидели, – он показал рукой на запустение вокруг, – не зря волнуется. Что тут происходит?

Она опять скрестила руки на груди, густые брови сошлись на переносице. Внимательно осмотрела Арсентия с ног до головы, открыла было рот, чтобы что-то сказать, но потом покачала головой.

– Мне почему-то кажется, что ты хороший человек. И поэтому очень советую – когда окончательно стемнеет, запритесь в доме и не выходите до рассвета. А утром забирай своих мальчишек и уезжайте подальше. – И, не дав ему сказать и слова в ответ, развернулась и ушла.

– Значит, так! Слушаем меня внимательно. – Арсентий, сменивший рясу на стеганую куртку из нескольких слоев грубой ткани, набитую конским волосом, закинул за спину свой мешок, повесил через плечо саадак с луком.

– Я пойду оглядеться. А вы сидите в доме тихо. И до моего возвращения никуда – я повторяю, никуда – не выходите. Понятно?

– Понятно, – ответили близнецы одновременно.

– Хорошо. – Он взял меч, но после недолгого раздумья положил назад – не стоит, во время разведки будет только мешать. А в бой вступать послушник пока не собирался. – Ну ладно, будем уповать на Божью помощь.

Арсентий перекрестился и шагнул в темноту двора. Пригнувшись, внимательно осматриваясь по сторонам, он быстро и бесшумно пересек гостевой двор. Подкрался к стене, за которой уже начинались монастырские постройки, на всякий случай подергал ворота – разумеется, заперто. Тогда послушник достал из сумки длинную веревку, на конце которой был закреплен стальной крюк. Раскрутил веревку в руке так, что она загудела, резко выбросил руку, и крюк с легким свистом взмыл вверх, а потом с глухим стуком вцепился в кромку стены.

Послушник поплевал на ладони, растер и быстро, как кошка, вскарабкался наверх, упираясь ногами в стену. Присел, замер, сливаясь с поверхностью, вслушиваясь и вглядываясь. Арсентия все время не покидало ощущение, что за ним следят чьи-то глаза, но сколько бы он ни старался, не заметил вокруг ни единого движения. Кроме деревьев, листья которых трепетали на ветру, и ворон, перелетавших с одного места на другое с отрывистым карканьем.

На дворе стояло несколько построек. В центре – темный силуэт церкви. За ней, судя по всему, трапезная, слева пристроен большой жилой дом, в котором обитают монахини. Строения справа больше похожи на хозяйственные – склады, кухня и тому подобное. Поразмыслив, Арсентий спустился со стены по деревянным ступеням и направился в сторону жилой постройки. Он уже не мог увидеть, как к гостевому дому, где остались Гриня и Федька, бесшумно и плавно скользнули две фигуры.

Арсентий осторожно потянул на себя дверь, которая отворилась с легким скрипом. Он шагнул внутрь. Присел на корточки возле стены, сжимая лук со снаряженной стрелой. Напряг глаза, вглядываясь в густую темноту, – огонь он зажигать, естественно, не стал. Умение биться без света было одним из тех навыков, который мастера по нечисти нарабатывали постоянно. Безбожные твари не любят солнце, а значит, охотникам приходится быть готовыми к встречам с ними именно в ночи.

Длинный коридор, по левую сторону которого одна за другой расположились кельи, уходил вперед и заканчивался дверями в покои настоятельницы. Арсентия такое расположение помещений не удивило – все монастыри, даже его родной Богоявленский, строились похоже, отличались деталями. Здесь тоже царило запустение, как будто бы монашки давно отсюда съехали. На полу валялась поломанная мебель и рваные книги, большинство дверей распахнуты. И бревна, из которых сложены стены, на ощупь ледяные, что бывает только в домах, где давно не топили печи. А лето было не настолько жарким…

Послушник сторожко двигался вперед, заглядывая по очереди в каждую келью. Первые три были пустыми, и в них царил уже привычный беспорядок. А в четвертой Арсентий обнаружил на кровати мертвую женщину в рясе. Потрогал ее холодную руку и опять удивился – судя по всему, мертвая монашка пролежала здесь не меньше месяца, а то и двух, но тело не разложилось, а как будто высохло. Словно после смерти из нее слили всю кровь для какого-то бесовского ритуала. Послушник опустился на колени, склонил голову и почти бесшумно зашептал поминальную молитву.

В этот момент позади, возле входа, что-то громко упало на пол. Арсентий выскочил в коридор, вскинул лук и натянул тетиву, повел вокруг серебряным наконечником стрелы, выискивая врага. Но в доме опять царила тишина. Пожав плечами, послушник пошел дальше. Еще трижды он натыкался на иссохшие женские тела – две покойницы были одеты в рясы, одна – в длинную белую сорочку. У этой на шее послушник обнаружил глубокую рваную рану, осмотрел ее и, цокая языком, помотал головой из стороны в сторону.

Дверь в покои настоятельницы оказалась запертой на врезной замок, сработанный, судя по всему, хорошим мастером. Арсентий потрогал замок пальцами, осмотрел – нет, открыть не получится. Заранее поморщившись от того, что придется пошуметь, он со всей силы ударил ногой, рассчитывая выбить дверь. Но она не подалась ни на волосок, как будто…

– Она внутри мебель к двери сдвинула, – раздался за спиной негромкий голос. – Не хотела, чтобы ее живой взяли. Так и умерла там от голода. А может, не от голода, а от переживаний, не знаю.

Арсентий, пораженный тем, что не услышал приближения постороннего, опять вскинул лук и резко развернулся. Сестра Анна, не шевелясь, сидела на лавке у стены и смотрела на него с легкой улыбкой на устах.

– Значит, вот как нездоровится настоятельнице? – Послушник чуть опустил лук, но убирать стрелу не спешил. – Может, все-таки расскажешь, что тут происходит?

– Я же говорила тебе – не выходи из дома до утра. – Она встала, и Арсентий увидел, что вместо рясы на ней надета полотняная рубаха длиной почти до пола – только тонкие пальцы ног видны. И, разумеется, обратил внимание, что рубаха очень плотно обтекает тело монахини, подчеркивая все изгибы тела. – Ты, я так понимаю, относишься к тем мужчинам, которые никогда не слушают, когда им советуют поберечься?

Арсентий не стал отвечать. Анна подошла к нему почти вплотную, мягким движением руки отвела в сторону лук. Он собрался было отстраниться, но помешала закрытая дверь за спиной. А также то, что ему совершенно не хотелось отстраняться от этой женщины. Не совсем понимая, что он делает, послушник склонил голову и с удовольствием втянул носом пьянящий запах ее волос. А она провела холодными пальцами по его левой щеке, погладила его огромный ожог.

– Где же ты был в те года, когда я себя еще в монастырь не упрятала? – Ее мелодичный голос был наполнен грустью. – Ну да это ничего. Не все еще потеряно. Пойдем.

– Куда? – насторожился Арсентий.

– За ответами на твои вопросы. – Она опять слегка улыбнулась, развернулась и уверенной походкой направилась к выходу. Послушник, поколебавшись пару мгновений, двинулся за ней, удивляясь между делом, что ее босые ноги не мерзнут на стылом полу.

Внутри от церкви почти ничего не осталось. Если не знать, то можно было бы решить, что это, например, покои князя или богатого купца. Нет икон на стенах, разобран алтарь, а на его месте установлен резной деревянный трон, на котором восседает стройный мужчина лет двадцати пяти. Единственное, что сохранилось, – это свечи. Они были в большом количестве расставлены вокруг и освещали все пространство, наполняли воздух сладковатым медовым ароматом. Арсентий осматривался, слегка ошарашенный увиденным богохульством.

– Что, нравится, как я тут все устроил? – негромко и с иронией в голосе заговорил незнакомец. – Мне показалось, что в этом есть некое изящество – устроить свои покои именно в бывшей церкви. Пришлось, конечно, повозиться, но дело того стоило.

Послушник перевел взгляд на говорившего и вздрогнул. Не потому, что говоривший был бледен, как сама смерть, и эту бледность еще больше подчеркивали длинные черные волосы, тщательно зачесанные назад. И не потому, что около его ног сидели полтора десятка девушек – все молодые, красивые, одеты только в нижние рубахи, они раскинулись на полу в достаточно откровенных позах.

А вот то, что к двум столбам, установленным вертикально чуть позади кресла, были привязаны оба его ученика – на которых из одежды оставались только штаны и гривны, – поначалу заставило Арсентия напрячь все мышцы тела для рывка. Но он погасил в себе этот порыв. Первый завет мастеров по нечисти гласит – вначале понять, что за враг перед тобой, а уже потом искать способ его победить. Сперва думать, а потом действовать. Особенно если от твоих действий зависит человеческая жизнь.

Сестра Анна положила на грудь послушнику ладонь, показывая таким образом, что ему следует оставаться на месте, а сама прошла вперед. Склонилась к мужчине и что-то быстро зашептала ему на ухо. Он внимательно выслушал, потом несколько раз покивал. Монахиня молча опустилась на пол рядом, а бледный незнакомец внимательно осмотрел Арсентия.

– Значит, сегодня у нас непростой гость? – Он широко улыбнулся, показав чуть желтоватые зубы. Говорил на русском мужчина очень чисто, но в словах проскальзывали чужие нотки, как бывает у тех, кому этот язык не родной. – Пришел по мою душу, охотник? Или как вы там себя называете? Мастера по нечисти?

– Судя по всему, по твою, да, – согласился послушник. – Ты бы парней моих отпустил, упырь?

– Фу-у-у-у-у, – сморщился хозяин. – Зачем же так невежливо разговор начинать. Упырь! Какое мерзкое слово! Тебе следует знать, что там, откуда я родом, меня называли эмпусом или ламием. Ну, в крайнем случае, вампиром, хотя мне это слово нравится намного меньше. Ты можешь называть меня господин Луций. – Его голос был наполнен какой-то внутренней силой. Как будто вместе со словами затекал через уши крепкий хмельной мед, делал голову ватной, заставлял внимательно слушать хозяина и исполнять все его прихоти и желания. Видимо, в этом и заключалась его колдовская сила.

– Да какая мне разница, как тебя называть, – тряхнул головой Арсентий, с большим трудом прогоняя наваждение. – Все равно только один из нас сегодня отсюда выйдет, нечисть.

– Ого, а ты смелый! И это очень хорошо, так интереснее. – Луций развалился поудобнее, закинул ногу на ногу. – Нечасто к нам сюда интересные гости забредают. Все, кто были до тебя, сразу в ужас впадали, умоляли пощадить. Их убивать было скучно.

– Ты что в монастыре забыл? – Арсентий, стараясь это делать незаметно, тихонько переступал, понемногу двигаясь вперед, к противнику.

– Ну что же, расскажу, – с охоткой улыбнулся разговорчивый вампир. – Знаешь, я много лет – ты даже представить себе не можешь, как много, – бродил по земле один. Прятался днем, выходил только ночью, постоянно скрывался от людских глаз. Потому что при виде меня они приходили в ужас, хотели сжечь или забить осиновыми кольями.

Луций на секунду замолчал, поджал губы, вспоминая что-то из своего прошлого.

– А потом я решил, что хватит. Надо найти себе пристанище, сказал я себе, где меня никто не будет тревожить и где я смогу наконец насладиться покоем. Это было непросто – я не умею жить без людей, если ты понимаешь, о чем я. Поэтому мне пришлось учиться подавлять их волю – словами и глазами. И в этом я преуспел, могу тебя заверить, хотя ты и умудряешься бороться. А потом оказался здесь, добрые монашки приютили меня, не догадываясь, кто я такой, а я решил отблагодарить их за гостеприимство.

– Отблагодарить, превратив в таких же чудовищ, как ты? – ухмыльнулся послушник.

– Да что ты понимаешь? В чудовищ? Посмотри на этих красавиц! – Он протянул руку и дотронулся до плеча одной из девушек, той самой сестры Софии, которая впустила Арсентия с учениками в монастырь. – Встань, покажи себя гостю.

София грациозно поднялась на ноги, распустила завязки на шее и через голову стянула рубаху. Арсентий посмотрел на нее и не смог не восхититься, столь совершенной она казалась в мерцающем свете свечей. Крепкое молодое тело, длинные ноги, шелковистая, хотя и бледноватая кожа.

Послушник перевел взгляд на учеников и упал духом – если только что они смотрели на него немного виновато и даже слегка испуганно, то сейчас, при виде красавицы-монахини, их глаза покрыла маслянистая пленка. По молодости лет мальчишки были слишком ветрены, чтобы правильно оценить, насколько опасно то положение, в которое они и их наставник попали. В шестнадцать лет еще кажется, что смерть – это то, что произойдет с кем-то другим, а не с тобой.

– Вот видишь, – продолжил Луций довольным тоном. – Вот такую красоту вы прячете в монастыри, скрываете под рясами. А я дал этим девушкам то, чего им так не хватало – возможность почувствовать себя женщинами, нужными и желанными. А вы, мужланы, им такого никогда бы не дали, даже если бы они не были монашками.

Вампир встал, подошел к Софии сзади, прижался к ней всем телом, не спуская темных глаз с Арсентия. Потом обнял обнаженную девушку за бедра, погладил, склонился и прильнул губами к ее шее, начал медленно и чувственно целовать. Она откинула голову назад, чуть прикрыла глаза, с шумом втянула воздух и облизала губы.

– И за это ты лишил их души! А значит, и вечной жизни в раю. – Послушник говорил, а сам прикидывал, как бы ему подобраться поближе и освободить учеников. Пока решение не очень находилось – между ним и столбами слишком много противников. Тем не менее он малюсенькими, еле заметными шагами продолжал двигаться вперед.

– Напротив, друг мой, напротив! Я дал им эту самую вечную жизнь. – Вампир перестал целовать девушку, но продолжил гладить ее тело. – И не когда-нибудь там, после смерти, а сейчас, сегодня, здесь. И не в каком-то там небесном раю, в который еще неизвестно кто попадет.

– Ага, хороша вечная жизнь! Тут, с тобой, затворницами, не видящими солнечного света.

– Можно подумать, что они не были затворницами раньше, до моего появления. Точно так же сидели безвылазно в этих стенах, но вместо телесных утех только молились и постились.

– Они спасали свои души! – повысил голос Арсентий.

– И убивали свои тела! – в тон ответил Луций. – И мы еще не знаем, что хуже. Во всяком случае, я никого не принуждал принимать мой дар. Я предложил, а они сами сделали свой выбор.

– Я так понимаю, что те, кто оказался сильнее твоих чар и дар не принял, сейчас мертвые лежат в кельях?

– Нам надо было чем-то питаться. – Вампир на миг изобразил смущение, а потом посмотрел на послушника холодным взглядом и жестко произнес: – Еще шаг, и твои мальчишки тоже станут едой.

Он похлопал ладонью по ягодице Софии и знаком показал ей, что она может сесть среди сестер. А сам вернулся на трон.

– Ну, довольно разговоров. Знаешь, за твою смелость я и тебе сделаю это предложение. Хочешь жить вечно, охотник?

Арсентий задумчиво перевел взгляд на бывших монахинь. Задержал взгляд на Анне, которая тоже посмотрела ему прямо в глаза, а потом едва заметно, кончиками губ, улыбнулась.

– Заманчивое предложение. Только есть одна загвоздка. – Он на секунду замолчал, а потом продолжил: – Знаешь, когда-то у меня была семья – жена и сын. Давно, еще до того, как я стал послушником. Они оба погибли из-за чьих-то козней и черного колдовства. И я поклялся, что буду бить всю нечисть, которую встречу на своем пути. Я не знаю, поможет ли это мне встретиться с ними в другом мире, попаду ли я в рай, как они, – много на мне разных грехов. Но уверен, что точно не смогу их увидеть, если сам стану нечистью.

– Очень грустная история. – Вампир задумчиво посмотрел на Арсентия, кивая. – Но, как ты сам и сказал, отсюда живым уйдет только один из нас. И я знаю, как накажу тебя за твой отказ. – Изящным жестом он показал на Гриню. – Я сделаю своими слугами твоих учеников. А потом позволю им поохотиться на тебя и выпить твою кровь.

– Не сможешь. Тебе для этого нужно до их шей добраться. – Послушник потрогал свою гривну. – А к серебру не прикоснется никто из вас. Не вынóсите вы его, твари.

– Ты много знаешь о нас, охотник. Это еще одна причина не выпускать тебя отсюда живым. Ты слишком опасен, можешь разрушить наш маленький уютный мир. Но серебро на шее – это не помеха, уверяю тебя. Они сами снимут свои ошейники.

– Это с чего это вдруг?

Луций с улыбкой встал, осмотрел всех монашек, потом указал пальцем на двух, самых юных. Наклонился к ним, что-то прошептал – как ни напрягал свой острый слух Арсентий, но разобрать слова не смог. Девушки поднялись на ноги, каждая подошла к одному из близнецов. Напротив Федьки встала невысокая веснушчатая монашка с длинной огненной косой, к его брату приблизилась темноволосая красавица. Обе, не сговариваясь, стянули с себя рубахи.

Рыжеволосая уверенными движениями распустила завязки штанов, и ее ладонь, скользнув под ткань, стала там уверенно двигаться вверх и вниз. Федька закатил глаза, рот его открылся, а дыхание стало шумным и резким. В это время вторая присела на корточки рядом с Гриней, принялась целовать и ласкать языком его живот, при этом поглаживая бедра через ткань.

– Как думаешь, охотник, долго они будут сопротивляться? – засмеялся вампир. – А может быть, и ты присоединишься к нашим забавам? Так сказать, насладишься жизнью напоследок? Ну, нет так нет. Как гостеприимный хозяин я не мог не предложить.

Он, не скрывая интереса и с довольной улыбкой, наблюдал, как бывшие монашки умело соблазняют близнецов. Арсентий было решил, что это хорошая возможность, тихонько потянулся к луку на боку. Но от Луция и это движение не скрылось.

– Не стоит этого делать, охотник. Еще одно неправильное действие, и вместо ласк мои девочки подарят им быструю смерть.

Послушник смотрел на происходящее, не зная, что предпринять. Конечно, выхватить лук и пустить стрелы он сможет очень быстро, этой науке учился у степняков. Успеет убить близнецов чуть раньше, чем они превратятся в бездушных тварей. Но он сам привел их в этот монастырь и никогда не простит себе, если они тут погибнут. А других выходов пока он не видел.

Секунды шли, и вот вампир обернулся к Софии, показал головой на шумно дышащих парней, обнаженные тела которых взмокли от пота. Они изо всех сил боролись с соблазном, но Арсентий отлично понимал, что это только вопрос времени – молодые тела слишком хотят жить. А Луций рано или поздно зальет им в уши елей своих слов, и, как бы он ни верил в своих парней, но понимал, что и сам бы, возможно, не устоял на их месте. Сестра София в это время тихонько поднялась, взяла с небольшого столика неподалеку острый кинжал и по очереди разрезала веревки на руках обоих пленников.

– Ну что, мальчики, нравится вам то, что я предлагаю? Вижу, вижу, что нравится, – опять засмеялся Луций. – Вы теперь сможете каждый день наслаждаться ласками этих девочек. И всех остальных, я не жадный. Всего-то и надо – снять с шеи серебро и откинуть подальше. И прямо сейчас вы испытаете такое удовольствие, какого не испытывали никогда.

– А можно я немного дополню ваш праздник? – внезапно подал голос послушник.

– Это как? – повернулся к нему удивленный вампир.

Арсентий нарочито медленно развязал мешок и двумя пальцами, чтобы не вызвать атаку вампиров, вынул свирель.

– Позволь, я сыграю? Порадую твоих девочек музыкой напоследок? Да и парней моих тоже.

– Ну, мне почему-то кажется, что парни уже не твои. Но почему нет, сыграй. Музыку я давно не слышал. Ах, как, помнится, играли и пели пастухи в горах Аркадии. Ты такого никогда не слышал. И не услышишь уже.

Арсентий, не сводя взгляда с Луция, поднес свирель к губам. Помолчал пару мгновений, потом набрал полную грудь воздуха, и под сводами бывшего храма разлилась громкая мелодия. Грустная, надрывная, больше всего напоминающая погребальный плач, она плыла и кружила, устремлялась в самые небеса. Послушник закрыл глаза и весь ушел в свою музыку, растворился в ней, отдал ей всю свою душу.

Он не видел, как большая слеза, похожая на кусочек горного хрусталя, потекла по щеке сестры Анны, которая бесшумно встала, подошла и замерла рядом с ним. Не видел, как изменились лица его учеников – несмотря на то что красавицы продолжали трудиться над их телами, причем еще смелее и активнее, маслянистая пленка на глазах мальчишек таяла. И даже вампир внимал каждому звуку, покачивая головой в такт музыке. Арсентий играл и играл, музыка плыла, заполняла все пространство оскверненной церкви…

– Оба! В разные стороны! Кубарем! – резко выкрикнул послушник, оторвав свирель от губ. Он понимал, насколько велик риск, но другого выбора не видел, рассчитывал только на то, что вампир и бывшие монашки не успеют осознать происходящее – они и не успели. А вот близнецы все сделали верно, не зря же он их натаскивал, заставлял по команде без размышлений откатываться в сторону от противника. Оба лоботряса слаженно отскочили – один влево, другой вправо, – колобками перекувырнулись по полу.

Арсентий бросил быстрый взгляд на стоящую рядом Анну, которая покачала головой и подняла руки ладонями вперед. Он кивнул в ответ и выхватил из сумки свою серебряную цепь, на огромной скорости закрутил ее перед лицом.

– За спину! – опять рявкнул послушник. Парни без разговоров бросились к нему, встали за плечами. Сразу пять вампирш собрались было их схватить, но цепь свистнула в руках Арсентия чуть быстрее, хлестнула первых двух по рукам, и они с шипением отскочили, потирая ожоги. Остальные, увидев это, тоже замерли на расстоянии.

– А она? – Гриня показал на Анну.

– Она пусть тут. Гриня – лук! Федька – вода! – коротко, как и положено в бою, командовал Арсентий. – Отходим к дверям.

– Ай-ай-ай. Ну что же, ребятки, вы сами выбрали свою долю. Не хотите вечной жизни, получите быструю смерть. – Луций, вскочивший до этого с трона, смотрел на них с неизменной легкой улыбкой. – Анна, я так понимаю, ты с ними? Тем хуже для вас всех.

Черты его тонкого лица изменялись на глазах. Клыки удлинились, горящие очи глубже утонули в глазницах, кожа пожелтела. Следом за ним обезобразились и лица девушек – они окружали четверку отступавших, старались зайти со спины, шипели и тянули когтистые лапы. Больше всего монахини в этот момент напоминали стаю хищных птиц, почуявших, что добыча может уйти.

За плечом послушника быстро затренькал лук, стрелы одна за другой запели в воздухе. Они втыкались в тела тварей, приносили им мучительную боль, но не убивали, а только останавливали. Почти сразу же те приходили в себя, вновь тянулись к жертвам. Так же действовала на них и святая вода, которой брызгал Федька, – вампирши морщились, отскакивали чуть назад, но тут же возвращались.

За спиной наконец потянуло сквозняком – это один из близнецов распахнул дверь во двор. Ни на секунду не прекращая орудовать своей цепью, Арсентий отступил еще на шаг. И как назло, в последний миг, не рассчитав, ударился пяткой о порог, едва не завалившись на спину. Стараясь удержать равновесие, он вынужден был на миг сбить вращение цепи, чем тут же не преминули воспользоваться твари – разом рванули вперед. Вцепились в руки, с силой потянули к себе, оскалились в надежде впиться в его плоть, высосать из него жизнь. Цепь вылетела из выкрученной руки, и страх на секунду кольнул Арсентия в сердце.

Понимая, насколько сильнее и многочисленнее противник, он начал свою боевую пляску. Настоящий воин, натасканный на владение мечом, и без оружия не становится беззащитным – тело за годы подготовки привыкает быстро реагировать на действия врага, даже если руки пусты. И Арсентий продолжил бить и защищаться – да, его удары не вредили вампиршам, а на руках почти сразу же появились многочисленные царапины от когтей, но от ударов твари отлетали в стороны, как обычные люди. Правда, ненадолго.

Помогли близнецы. Лук в руках у Грини запел еще быстрее, а Федька подхватил с пола цепь, закрутил, целя по лапам вампиров, почти так же быстро и уверенно, как до этого наставник. Окружавшая нечисть вынуждена была на миг отступить, и этого мига Арсентию с учениками хватило на то, чтобы выскочить во двор, залитый лунным светом.

– Двери, быстро! – вновь рявкнул Арсентий. – Гриня, найди, чем припереть.

Втроем – послушник, Федька и Анна – навалились снаружи на дверь, в которую с той стороны били глухие удары, сопровождаемые мерзким шипением и визгом. Держать было сложно, слишком сильно вампирши хотели вырваться, чтобы убить людей. Но вскоре Гриня вернулся, таща на плече крепкий брус, одним концом упер его в землю, другим – в дубовые доски дверей. Арсентий вновь залез в мешок, вынул три бутыли, две бросил парням, поймавшим их на лету. Свою бутыль швырнул о стену, она разлетелась на мелкие осколки, и по бревнам потекла густая маслянистая жидкость. Чуть в стороне его действия повторили близнецы.

Арсентий несколько раз чиркнул трутнем о кремень, но искры не было. Еще раз чиркнул, и наконец жидкость вспыхнула ярким пламенем. Вскоре огонь охватил стену, а затем и всю оскверненную церковь. И ночь разорвал горестный вопль вампиров, не готовых сейчас умирать. Тем более что жить они рассчитывали еще очень и очень долго.

– Ну вот вроде бы и все, – перекрестился послушник. И тут же подгоревшие двери треснули от мощного удара. Выламывая доски, во двор вылез Луций в своем истинном, ужасающем обличии – с когтями и клыками, – раскинул за спиной кожистые крылья, поднял руки и громко захохотал.

– Вы что, смертные, думали, что меня так просто победить? До утра вы все умрете.

Мерзко и громко зарычав, он одним ударом лапы сбил с ног Гришку, развернулся и со всей силы вмазал в грудь Арсентию, который от этого пролетел по воздуху с десяток аршин. И, даже несмотря на то что падать он умел без последствий для себя, удар вампира был столь силен, что послушник больно ударился спиной о землю при падении. Через силу встав, встряхнул головой, огляделся, оценивая происходящее. Увиденное не особенно радовало.

Гриня, так же как и он, медленно поднимался на ноги. Анны не было видно, наверное, спряталась. А тварь, которая на поверку оказалась гораздо сильнее, чем он думал, нависла над Федькой, оскалив пасть. Близнец бил его цепью, но толку не было никакого, вампир даже не замечал ударов. Тогда Арсентий выхватил из мешка связку осиновых кольев и деревянный молоток, кинулся к вампиру. Ему повезло – Луций, увлекшийся близнецом и считавший, что остальные противники не представляют для него опасности, не смотрел вокруг.

Приблизившись, послушник взмахнул обеими руками – левой воткнул твари в поясницу один из кольев, а правой ударил молотком, загоняя осиновое острие поглубже. Вампир оглушительно заревел, отшвырнул в сторону Федьку и схватился за раненое место, быстро разворачиваясь. Арсентий приготовился было повторить, но тут Луций бросил ему под ноги вынутый из спины кол и опять захохотал.

– Ты решил, что меня можно убить этим? Или хотя бы ранить? Я тебе не какой-то упырь. Я эмпус из южных земель! На свете почти нет оружия, которое может меня убить.

С огромным трудом Арсентий увернулся от когтистой лапы. Для этого ему пришлось резко отклониться назад, почти упав на траву. И даже это спасло не до конца – когти разорвали стеганку на груди, полоснули по ребрам. А взмахом второй лапы мерзкая тварь сбила Арсентия с ног. Вампир навис над ним, потянулся к горлу клыками. Послушник попробовал откатиться в сторону, но когти насквозь пробили плечо, пришпилили его к земле. Здоровенный кулак ударил в живот так, что, казалось, все внутренности превратились в кашу. Не помогло даже то, что Арсентий резко выдохнул и напряг перед ударом все мышцы.

– Арсентий, лови! – Голос Анны на миг отвлек тварь от жертвы. Послушник тоже посмотрел на нее и увидел, как, вращаясь в воздухе, к нему летит его же меч, оставленный в гостевом доме. Арсентий поднял руку – не очень ловко, ударив по запястью, но рукоять все-таки легла в его ладонь. Не веря, что это сработает, он махнул оружием и увидел, как отрубленная клешня твари отлетает в сторону.

– Как? – заревел вампир и ухватился за культю, оставшуюся от лапы. – Где ты взял этот меч?

– Там, где взял, больше нету, – прорычал Арсентий, изо всех сил втыкая меч в грудь врага, в то место, где у того должно было быть сердце. Луций заревел еще громче, отшатнулся назад. Ковыляя на подламывающихся ногах, он отступил к стенам догорающей церкви, упал на спину, несколько раз дернулся и затих навсегда.

– Все живы? – подниматься не было сил, поэтому Арсентий спросил это, не вставая.

– Да! – по очереди ответили близнецы. А сестра Анна опустилась рядом с ним на корточки, потирала ладони, покрытые сильными ожогами от рукояти меча.

– Светать начинает, – Арсентий посмотрел на небо, уже розовеющее на востоке.

– Да, – ответила Анна без каких-либо эмоций в голосе.

– Ты точно уверена, что хочешь этого? Можешь еще спрятаться где-то.

– Да, хочу. Разве ж это жизнь?

– Как ты вообще ему поддалась?

– Ты же слышал его – голосом своим будто чаровал. По одной нас обхаживал, а когда ко мне пришел, уже половина сестер с ним была. И такие сладкие речи говорил о том, какая я прекрасная и что меня надо любить и ценить. Не удержалась, забылась в один момент, горло подставила.

– Стоило оно того?

– Нет. Я и так уже думала, что надо утром на солнце выйти, а тут еще ты появился. Про семью свою рассказал, и выбор твой. – Она попробовала поправить запачканную рубаху, пропахшую гарью, но потом бросила это занятие.

– А про меч как догадалась?

– Я когда к вам приходила – ну, когда мы ужин приносили, – заметила ножны, ты их плохо скрыл. А потом вспомнила, вот и побежала.

– Хорошо, что вспомнила. Иначе туго бы нам пришлось. – Он потрогал повязку на плече. – Спасла нас.

– Арсентий, Арсентий! – Анна подняла руку и прохладными пальцами прикоснулась к его щеке. – Почему же ты мне все-таки не встретился тогда, до пострига? Все было бы совсем иначе и у тебя, и у меня.

Какое-то время оба молча смотрели друг на друга, потом она глубоко вздохнула.

– Замяте скажи, что я от болезни умерла, ладно? Он хороший человек, ни к чему ему про все это знать. – Анна быстро поцеловала послушника в губы, развернулась и решительно побежала по ступеням на стену. Остановилась наверху, повернулась лицом к востоку.

Арсентий не стал смотреть на это. Быстро спустился к реке, где около лодки близнецы готовились поднимать парус, благо ветер дул в нужную им сторону. Молча опустился на скамью на корме возле руля, устало откинулся, без каких-либо мыслей в голове смотрел на воду. Пока рядом не раздалось тихое покашливание.

– Дядька Арсентий. – Гриня присел напротив, за его спиной стоял Федька. – Мы хотели тебе спасибо сказать.

– Это за что это?

– За науку, знамо дело. Но и за музыку твою тоже. Если бы не она, мы бы точно гривны сняли. А ты догадался, то же самое заиграл, что и на похоронах наших родителей, которых вот такая же тварюга… Как ушат воды холодной вылил на нас. Спасибо тебе!

– Вы лучше скажите, как в храме-то оказались?

– Так они сказали, что ты в беду попал, помощь наша нужна. Мы и послушались. Да и, если честно, интересно стало, что там происходит. Ты же не рассказал нам, с чем дело имеем.

– А самим догадаться никак было? – покачал он головой с легкой улыбкой. – Вернемся домой, засядете у меня за книги.

– Ну во-о-от… – протянули оба.

– Ладно, парус поднимайте. Пора нам.

Лодка быстро заскользила по воде, несомая течением и ветром. Близнецы смотрели вперед, чтобы заранее увидеть камни, которых много было на этой реке. А Арсентий все время оглядывался на стену разоренного монастыря, к которой подкрадывались первые лучи солнца, и на женщину в разодранной рубахе, стоявшую наверху.