Слова и клятвы

Когда едешь по пустынной лесной дороге, а на ее окраине на валуне сидит высоченный широкоплечий мужчина с дубиной в человеческий рост, да еще и улыбается во весь рот, в котором отсутствует половина зубов, – это не самая хорошая примета. Именно поэтому Арсентий положил ладонь на рукоять меча и чуть пришпорил лошадку, глядя при этом вроде бы вперед, но краем глаза держа здоровяка в поле зрения.

Впрочем, человек, больше всего похожий на разбойника, очевидно, не хотел ссориться. Когда послушник поравнялся, незнакомец встал и поднял раскрытые ладони, показывая, что у него мирные намерения.

– Здрав будь, брат Арсентий! – пробасил незнакомец. – Поговорить бы надо.

Неожиданное вежливое обращение удивило и заинтересовало послушника. Поэтому он натянул поводья, останавливая лошадь.

– И тебе не хворать! – ответил Арсентий, смотревший на чужака с легким прищуром. – Ну, давай поговорим, раз надо. Только побыстрее, а? Очень есть хочется, а до постоялого двора еще ехать и ехать.

– Так это мы зараз, – еще шире улыбнулся незнакомец, достал из-за камня наплечный мешок, вынул из него краюху хлеба и большой шмат ветчины, положил на расшитое полотенце, которое заботливо расстелил на валуне. – Вот и не надо спешить никуда.

– Ладно, уговорил. – Послушник спрыгнул с лошади, подошел поближе к незнакомцу, по прежнему держа руку на оружии. – Давай поснедаем. Только один вопрос – откуда ты знаешь, как зовут меня?

– Описали. – Здоровяк вынул из-за пояса длинный нож, принялся резать ветчину. – Одет как монах, но с мечом на поясе. Глаза темно-серые, волосы и борода рыжие, половина морды сожжена. Да и поодиночке сегодня здесь еще никто не проезжал.

– И кто же меня тебе так точно описал, а, дядька лесной? – Арсентий привычно потер пальцами шрам от ожога.

– Быстро сообразил, догадливый.

– Так а что тут соображать? Вот моя лошадка, например, – послушник указал вначале на кобылицу, а потом ей под ноги, – а вот тень от моей лошадки. Вот я стою, а вот моя тень на дороге. Даже у камня этого есть. А где твоя тень, спрашивается? А? Ну про то, что у тебя одежда на другую сторону запахивается, уже и говорить незачем.

Здоровяк расхохотался, закинув голову назад, даже слезы из глаз потекли.

– Да, так мне про тебя и сказали. – Леший вытер глаза рукавом косоворотки. – Что ты глазастый и сообразительный не в меру. Поэтому постоянно в неприятности и попадаешь.

– Кто это такое сказал?

– Было кому. Ты вот что, человече, – сейчас либо поворачивай назад, либо вперед поспешай. Но на постоялом дворе, куда путь держишь, не останавливайся на эту ночь. – Леший протянул Арсентию большой кусок хлеба с мясом, и у послушника даже слюни потекли от вкусного запаха.

– А что же так?

– Не надо тебе туда, не будет там добра. – Лесной дядька отстегнул от пояса берестяную сулею, положил на камень и пояснил: – Свежий, березовый, сам добывал.

– Ты загадками заканчивай говорить, дядька! Кто послал, зачем, почему?

– Вот же ты любопытный! – Леший забросил в рот еду, пожевал и шумно проглотил. – Одно тебе скажу – есть вещи, которые ты не в силах изменить никаким способом. А вот голову сложить можешь вполне.

– И какое же тебе дело до моей головы?

– Знаешь, послушник, на тебя, надо признать, очень многие из наших зуб имеют. У кого-то ты родню пожег и порубил, кого-то с насиженных мест согнал. Но также многие тебе благодарны, потому что в обиду не дал. Вот и я тебе благодарен.

– И за что же?

– А помнишь, как три года назад одного лешего крестьяне поймали да к попам свели? Те его сжечь хотели, а ты не дал?

– Было дело. Он ничего плохого им не сделал, свой лес берег от вырубки. И попался по глупости.

– Вот! Это был мой родной брат. Он и рассказал про тебя, и описал, как ты выглядишь.

– Ладно, одной загадкой меньше. А то, что я тут поеду сегодня, тоже он тебе сказал?

– А вот это уже совсем другое дело. Тут я тебе больше ничего сказать не могу, кроме того, что нельзя тебе там ночевать.

– А если я с тобой не соглашусь, силой будешь удерживать? – Арсентий указал на дубину лешака.

– Да больно надо! – опять засмеялся лесной дядька. – Я тебя предупредил, дальше твое дело, как ты с моим советом поступишь. Если человек неглупый – а про тебя и такое говорят, – послушаешься.

– Спасибо за угощение, хозяин! – Арсентий стряхнул крошки с бороды и повернулся к лошади. – Только вот не обессудь, не послушаюсь. Я от беды и опасности никогда не бегал, а твое предупреждение меня уж очень заинтересовало.

– Смотри сам, Арсентий. – Леший убрал в суму остатки еды, забросил ее на плечо, взял в руки дубину. – Есть в этом мире силы, с которыми даже у тебя тягаться никак не получится.

Лесной хозяин исчез в одно мгновение. Не было ни хлопков, ни всполохов – просто только что стоял рядом, и вот уже нет никого. Только ветер резко хлестанул Арсентия, поднял дорожную пыль – и всё.

К постоялому двору послушник подъехал, когда уже начало смеркаться. Ненадолго замер перед воротами, колеблясь, не стоит ли последовать предупреждению лешего, но потом все-таки решился, двинулся к дому. Навстречу сразу же выбежал парнишка-конюший, подхватил под уздцы лошадку. Арсентий спрыгнул с седла, бросил парнишке пару монет на уход за кобылой, а сам пересек большой двор и направился к трапезной.

За последние годы он сотни раз останавливался на ночлег на постоялых дворах, расположенных на больших дорогах, и все они были во многом похожи друг на друга. Этот не был исключением. Рядом с конюшней стоял большой гостевой дом, в котором могли с условными удобствами переночевать три десятка путников, к нему примыкала трапезная зала, которую порой грубо называли едальней, чуть в стороне размещались хозяйственные постройки.

Входя в трапезную, Арсентий уже примерно представлял себе, что увидит, и не ошибся. Просторное помещение, в котором большую часть пространства занимали столы на шесть – восемь человек, освещалось в основном берестяными лучинами, закрепленными на специальных светцах в разных концах залы – от этого пахло тут в первую очередь именно горелой березой. По летнему времени печи не топили, но за годы бревна прокоптились, стали почти черными от дыма. Посередине с потолка свисало на цепи большое тележное колесо, уставленное восковыми свечами.

– Будьте здоровы, люди добрые! – перекрестился Арсентий, входя в помещение.

– И ты здравствуй, божий человек! – махнул рукой в ответ хозяин, крепкий еще мужчина лет сорока пяти, с длинной бородой, до этого о чем-то споривший с хмурым широкоплечим человеком, который посмотрел на нового гостя недоверчивым взглядом, развернулся и вышел через боковую дверь.

– Мне бы переночевать. Найдется комната? – спросил послушник, подходя к стойке. – Заплатить есть чем.

– Чем накормить и напоить, сообразим, а вот с ночлегом беда, – пожал плечами хозяин. – Сегодня у нас боярыня со свитой остановилась, все комнаты заняты. Разве что на сеновале, если не побрезгуешь.

– Не побрезгую, – пожал плечами Арсентий. – А пока плесни-ка кваску.

– Это всегда с удовольствием, – улыбнулся хозяин, поставил на стойку большую глиняную кружку и наполнил до краев. – Куда путь держишь, божий человек?

– На богомолье, – отпив, ответил Арсентий уклончиво. – А что за боярыня у тебя гостит?

– Есислава Вадимовна, жена воеводы Льва Коловрата из Переславля. В монастырь направляется, – ответил словоохотливый хозяин, а потом доверительным тоном добавил: – Непраздна боярыня, уже родит вот-вот, видать, едет молиться за здоровье будущего первенца.

– Дело доброе, – согласился Арсентий, а потом аккуратно спросил: – А все ли спокойно у тебя на дворе? Не было ли необычностей в последнее время?

– Божьей милостью все хорошо. – Хозяин перекрестился, а потом еще и сплюнул три раза через левое плечо. – А почему спрашиваешь?

– Так, на всякий случай. Я, с твоего позволения, когда боярыня вечерять будет, тут, в уголке, посижу. Не каждый день живых бояр видеть доводится.

– Да мне не жалко. Главное, к уважаемым гостям с разговорами не приставай, а так сиди сколько хочешь. Особенно если за ужин заплатишь.

– Нет, спасибо, я уже по дороге поснедал. – Арсентий подвинул к хозяину пустую кружку. – А вот от кваску не откажусь, знатный у тебя квасок. И заплачу́, знамо дело.

Ждать в углу пришлось не очень долго. Вскоре двое помощников хозяина сдвинули несколько столов в один большой, накрыли скатертью, и в трапезную стали спускаться люди из свиты боярыни. Первыми ввалились полтора десятка шумных молодых парней под руководством того самого хмурого мужчины. В них Арсентий опытным взглядом сразу узнал дружинников во главе со старшиной – сам когда-то таким же был. Хмурый вновь посмотрел на него недоверчиво, а когда парни расселись за столом, подошел и опустился на скамью напротив послушника.

– Кто такой будешь? – спросил он без лишних церемоний.

– Мирный путник, послушник из Богоявленского монастыря, – скромно ответил Арсентий.

– А лицо тебе так в монастыре спалило?

– Нет, на пожаре. До монастыря.

– Ты больше на лесного татя смахиваешь, чем на послушника. – Старшина наклонился чуть вперед: – Если что дурное попытаешься сделать против боярыни, враз в капусту порубаю. Усек?

– Усек, – подтвердил Арсентий. Хмурый молча встал и вернулся к общему столу.

Чуть погодя в трапезную вошла и боярыня Есислава в сопровождении женской части свиты – пяти молодых девушек-подружек, перед которыми тут же начали красоваться дружинники, а также трех женщин старшего возраста. Одна из них, самая старая, тут же уставилась на Арсентия очень странным взглядом, словно пыталась насквозь просверлить. Он от этого почувствовал себя несколько неуютно, но глаза прятать не стал, внимательно смотрел за всем, что тут происходит.

Конечно, не мог он не обратить внимания и на боярыню. Есислава была очень и очень красива – высокая и статная, с глазами цвета летнего неба. Правда, какая-то очень грустная и даже, подумал Арсентий, испуганная. Пожалуй, это можно было объяснить тем, что, судя по размеру живота, ее ожидания подходили к концу, со дня на день разродится, а это неопытную женщину вполне может не только радовать, но и пугать.

Он пытался понять, от чего же его предостерегал леший на дороге, но все было так мирно и обыденно, что Арсентий даже засомневался, не ошибся ли тот. Гости ужинали разнообразными яствами, которые на больших блюдах подносили служки (судя по обилию снеди, хозяин выставил для высоких гостей все самое лучшее из запасов), мужчины потягивали пьяный мед – правда, в меру, чтобы не слишком захмелеть и не забыть об обязанностях. Парни перекидывались шутками, над которыми смеялись девушки. Даже боярыня, несмотря на грусть, время от времени присоединялась к веселью.

Старшая из женщин в какой-то момент наклонилась к Есиславе, пошептала ей на ухо, показывая на Арсентия. Та, подумав, повернулась к старшине и тихонько сказала несколько слов. И к послушнику по команде хмурого тут же подошел один из парней, уважительно поклонился.

– Боярыня приглашает тебя трапезу разделить.

– Благодарствуем, – ответил Арсентий. Хотел было отказаться, но, подумав, встал и последовал за дружинником. Его усадили напротив Есиславы, для чего пришлось чуть подвинуть старшину, который, судя по взгляду, за это еще больше невзлюбил чужака.

– Куда путь держишь, божий человек? – с легкой улыбкой поинтересовалась боярыня после того, как он представился.

– На границу со Степью иду, в сельцо одно.

– И что же ты на границе забыл? – тут же вмешался в разговор хмурый.

– Настоятель послал, – ответил Арсентий уклончиво.

– Что-то ты не особенно словоохотлив. Скрываешь что? – прищурился старшина.

– Охолонь, супостат! – строго посмотрела на него старшая женщина. – Ты что, никогда про богоявленских братьев не слышал?

– А должен был слышать?

– Они известные умельцы по борьбе с нечистой силой. – Она со значением во взгляде посмотрела на боярыню, которая поежилась, словно от сквозняка. – Потому они единственные из монашей братии, кому оружие носить дозволено.

– Что-то я устала. – Боярыня поднялась из-за стола. Лицо ее действительно вдруг сильно побледнело. – Нянюшка, а проводи-ка меня.

– Иду-иду, золотко! – Старуха встала и заковыляла вслед за боярыней к лестнице, ведущей наверх.

– Вот что, давайте-ка все ко сну! – сложил руки на груди хмурый старшина. – Стражу несем по уговору, если что не так, меня будить. Ты где разместился, послушник?

– На сеновале.

– Добро. Тогда надеюсь, что до утра тебя в гостевом доме не увижу.

– Не боись, два раза просить не придется. – Арсентий залпом допил свой квас и встал.

На сеновале было очень уютно. Зарывшись в сухую траву так, что только голова торчала наружу, послушник смотрел на звездное небо через прорехи в кровле – видать, хозяину все не с руки было ее залатать. Он лежал и пытался понять, что же заставляет его сердце биться так шумно, как обычно бывает накануне боя.

Сперва, оказавшись на постоялом дворе, он даже засомневался в правоте лесного деда. Но потом, во время разговора за столом, что-то вызвало у него неясную тревогу, но так и не удавалось понять, что именно. Помучившись над этой загадкой какое-то время, послушник решил отложить ее решение до утра, прочитал вечернюю молитву и закрыл глаза.

– Эй, божий человек, ты где? Эй! – громко кричал один из дружинников, стоявший в воротах сеновала с факелом в руках. – Послушник, выходи, боярыня тебя срочно требует!

– Что стряслось? – Арсентий вылез из сена, продирая глаза со сна.

– Так это, такое дело. – Парень почесал затылок. – Боярыня наша рожать собралась.

– А я тут при чем? Я роды принимать не умею, тут бабки нужны.

– Так бабки и велели за тобой послать. Ну, точнее, нянька еёная. Так что ты давай не мешкай особо.

– Добро, идем. – Арсентий отряхнул рясу от сена, пригладил волосы и шагнул следом за дружинником.

Дойдя до гостевого дома, дружинник остановился, указал головой на дверь. «Мне не велено», – пояснил он. Оглянувшись, Арсентий увидел, что и другие гридни, потирая сонные лица, сидят на корточках возле стены. А старшина стоит в стороне со скрещенными на груди руками, еще более хмурый и сосредоточенный, чем до того.

Обстановка внутри сильно отличалась от той, что была во время ужина. Множество свечей и лучин так же светили, наполняя воздух запахом меда и горелого дерева, но стол в середине помещения был очищен от посуды, на него был наброшен большой отрез чистого холста, на котором лежала Есислава в простой рубахе. Вокруг нее суетились женщины из свиты с влажными полотенцами и горячей водой.

– А, пришел! – К послушнику подковыляла нянька. – Боюсь, для тебя сегодня дело найдется.

– И что же за дело? – насупился Арсентий.

– Ты же знаешь, что за ночь сегодня?

– Сегодня? – Он посчитал в уме. Да, получалось, что ночь действительно была непростой. – Купала сегодня. Язычники гуляют, да, но это не наш праздник.

– При чем тут праздник? В эту ночь тончает грань между мирами, колдовские силы крепчают.

– Поучи меня, мать! – ухмыльнулся Арсентий. – Это я и без тебя ведаю. А еще и то, что на жилой двор, а тем более в дом, нечисть без приглашения не войдет. Так что зыбиться тебе не о чем.

– Я не о себе тревожусь, о боярыне. Во время родов женщина особенно перед силами Нави уязвима. В другую ночь я бы переживать не стала, но сегодня… Что-то мне совсем не по себе.

– И что ты предлагаешь? Костер во дворе разведем и прыгать через него станем? Или папоротник цветущий все вместе пойдем искать?

– Заканчивай зубы скалить, остроязыкий! – Нянька стукнула его костяшкой пальца по лбу. – Поможешь или нет?

– Так ты говори прямо, чем помочь-то?

– Тебя нам, сынок, бог послал. От этих-то толку мало в таких делах. – Она указала головой на дверь. – А ты, умелец, сможешь встать на защиту.

– Мать, ты говори прямо, от чего мне вас защищать? Хватит извиваться, как змея в подлеске!

– Я тебе и так уже слишком много сказала. Очень прошу, встань на дворе, оборони нас от нечистой! Если поможешь, то проси утром у боярыни все что захочешь, все исполнит.

– Ты бы, мать, такими обещаниями не бросалась, а? Так и беду накликать недолго. – Арсентий оглянулся на Есиславу, которая в этот миг закричала от боли, поэтому не увидел, как на миг потемнело лицо старухи. – Ладно, постерегу двор, пока боярыня не разродится. Но утром ты мне все подробно расскажешь, без утаек.

– Спасибо, сынок! – Нянька перекрестила послушника. – Ступай ужо. Старшине велено, чтобы, если что, тебя слушал. Он, знамо, не шибко доволен этим, но куда же денется?

Выйдя во двор, Арсентий лицом к лицу столкнулся с хмурым старшиной, который при виде послушника молча махнул, показывая, что просит отойти в сторону.

– Говори давай, чужак, что тут происходит? – начал он без лишних вступлений.

– А я уж было понадеялся, что ты что-то знаешь. Ошибся. Давай-ка так поступим – парней своих расставь вдоль ограды, вели рубить все, что движется. И огни пусть запалят погромче, нечего дрова жалеть, раз такое дело. И пусть шумят поменьше, чего-то сердце чует, что не такое простое дело.

– А ты что будешь делать?

– Мое место у ворот. А твое – у двери в дом. С тем же наказом – что бы туда ни сунулось, руби не думая, даже если это твой знакомец или сродственник будет. Нечисть хорошо умеет облик менять.

– Добро, – не сразу, но кивнул старшина и развернулся к дружинникам, с ожиданием смотревших на него.

Арсентий быстро направился к сеновалу, разложил на земле седельные сумки со снаряжением и стал готовиться к неизвестному. Больше всего на свете послушник не любил загадки, а тут, как назло, сплошные тайны и недомолвки. Он бы не придал словам няньки большого значения, но вместе с предостережением лешего все это очень тревожило. Поэтому собирался как на бой – натянул кольчугу, опоясался заветным мечом, слева подвесил длинную серебряную цепь.

– Как тут, все тихо? – на всякий случай поинтересовался Арсентий у старшины, вернувшись на двор.

– Как в подполе в летний день, – ответил хмурый, но в то же мгновение из дома донесся истошный крик боярыни, от которого по лицу старшины пробежала тень. – Ох, бедная Есислава! Дай ей бог, чтобы все полегче прошло!

– Помоги, боже, дщери твоей! – перекрестился послушник. – Но у нее свое дело сегодня, у нас свое. – Он прошел к воротам, прислонился плечом к одному из столбов и замер, вглядываясь в чернильную темноту ночи.

Достаточно долго тишина прерывалась только протяжными криками боярыни из дома, потрескиванием костров и факелов да позвякиванием кольчуг на дружинниках. Часа с два ничего не происходило, и Арсентий даже стал надеяться, что ночь закончится спокойно. Все изменилось только ближе к рассвету, когда небо на востоке принялось потихоньку светлеть.

Сперва поднялся туман. То, что туман этот не простой, было понятно с первого взгляда: он стелился вдоль земли, поднимаясь не выше пояса, был плотным, как кисель, ярко-белым и при этом шипел. Примерно так шипит клубок змей в яме, если пошерудить там палкой. Костры густое марево обтекало кругом, словно боялось пламени, поэтому дружинники жались к огню, оторопело выставив в стороны оружие.

Вслед за туманом появились птицы. Сороки, числом в несколько сотен, громко хлопая крыльями, слетелись ко двору, расселись по крышам, глядя на людей сверху вниз.

– Послушник, что делать-то? – закричал старшина от дверей.

– Пока ждем! – крикнул Арсентий в ответ. – Это предупреждение. Если попрут, рубите, но сами…

Договорить он не успел, потому что сороки кинулись разом, как только туман дополз через двор до гостевого дома. С оглушающими криками они летели, целясь людям в лица клювами и когтями. Казалось, птицы совсем не чувствуют страха, и даже когда дружинники принялись отмахиваться мечами, а воздух наполнился кровью и перьями, сороки не остановились. Те, кто уцелели после первого броска, взлетали выше, по кругу заходили на новый бросок.

Арсентий, как и все, бил мечом во все стороны и уже не понимал, как еще не упал под лавиной атакующих птиц. Лицо и руки облепили перья, во рту остро чувствовался привкус сорочьей крови, крики оглушали. Затихло все в один миг, как по команде – несколько десятков оставшихся на лету пернатых взмыли к небу и растворились в темноте.

– Это что, всё? – возбужденно захихикал один из молодых парней.

– Это только начало, – хмуро ответил Арсентий. – Да и оно нам недешево обошлось.

Действительно, внезапная атака сверху принесла первые потери. Двое дружинников с разорванными шеями валялись на земле, трое, держась за исцарапанные и залитые кровью лица, отходили к дому, опираясь на плечи товарищей, еще один лишился правого глаза.

– Внимание! – рявкнул послушник. – Кто-то идет. Все, кто на ногах, к оружию!

Предупреждение явно не было лишним – мужская фигура, двигавшаяся со стороны леса, внушала страх даже на расстоянии, а уж когда приблизилась, тем более. Высотой в два человеческих роста, одетый в доспехи бирюзового цвета, незнакомец шел по поверхности тумана, словно по речному льду. При этом кожа его была такого черного цвета, какого бывает только деготь или уголь. Дойдя до ворот, гигант остановился, глядя сверху вниз на Арсентия и группку гридней, стоявших на шаг позади послушника плечом к плечу.

– Твою же затетёху! – тихонько прошептал послушник, разглядывая чужака, и добавил громче: – Если доживем до утра, все в церковь пойдем Бога благодарить.

– Отойдите с дороги! У меня нет охоты сражаться! – Голос чужака грохотал подобно большому монастырскому колоколу.

– Уходи, откуда пришел! – закричал Арсентий в ответ. – Здесь нет твоей власти!

Черный незнакомец в ответ захохотал так, что мощный звук ударил волной по стоявшим перед ним людям, сдвигая их на шаг назад.

– Ты хоть знаешь, кто перед тобой? – Он наклонился, с любопытством разглядывая послушника. – Ты смелый человек, но как ты думаешь остановить сына Чернобога?

– Ты не можешь войти во двор без приглашения! Нет здесь твоей власти! – повторил Арсентий, сам уже не до конца уверенный в своей правоте. – Уходи, откуда пришел, тварь нечистая!

– Я пришел забрать свое. И никто не сможет меня остановить, потому что я в своем праве!

– Здесь нет и не может быть ничего твоего! – Арсентий вскинул меч, направил его в сторону Чернобожьего сына. В этот момент позади, в доме, раздался очередной громкий крик боярыни, сразу за которым последовал детский плач.

– Уже есть! – ответил чужак и пошел вперед, вынимая из ножен длиннющий меч, лезвие которого отливало алым. Когда Чернобожич приблизился, запах тлена стал таким сильным, что некоторые дружинники поспешили закрыть носы рукавами.

– Бей! – закричал Арсентий, бросаясь на незваного гостя. Понимая тщетность своей попытки, он все-таки постарался достать врага, но огромный меч плашмя ударил послушника в грудь, и он взмыл вверх, пролетел до стены и с такой силой ударился спиной, что воздух на миг полностью покинул его грудь. Арсентий попробовал подняться, но руки и ноги слушались с крайней неохотой.

Дружинники, стоило отдать им должное, не поддались страху и тоже бросились на великана, чтобы один за другим разлететься в разные стороны. Чернобожич же, разметав людей, продолжил шагать по туману к дому.

– Не пущу! Уходи! – заревел старшина, когда великан подошел к нему. – Она не твоя!

– Она мне и не нужна! – опять захохотал Чернобожич. Он собрался и эту помеху отбросить в сторону одним ударом, но старшина ловко увернулся, перекатился по земле с ловкостью, которую сложно было ожидать от человека его возраста. Двумя руками вскинул над головой меч и под углом рубанул по ноге великана. Закаленный клинок, выкованный хорошим мастером и способный в умелых руках разрубить человека от плеча до седла, от этого удара разлетелся на множество мелких осколков. А сам старшина тут же, кувыркаясь, отлетел к конюшне, запущенный туда ногой великана.

Чернобожич не стал заходить в дом, что было неудивительно с его размерами. Рывком вырвал и откинул в сторону дверь, присел, запустил внутрь одну руку, какое-то время шарил там. Потом выпрямился, держа на ладони маленький кричащий комочек, и двинулся в обратную сторону, скрылся за воротами и исчез. Вслед за ним, словно сдутый порывом ветра, растворился и колдовской туман.

Прошло еще немного времени, и Арсентий смог подняться на ноги, опираясь рукой о стену. Нетвердой походкой направился к гостевому дому, глядя на дружинников, которые так же, как и он, медленно вставали, помогая друг другу.

Внутри дома царила разруха похлеще, чем снаружи – столы и утварь перевернуты, стены покрыты кровавыми пятнами. Из-за наполовину сломанной стойки осторожно выглядывал хозяин, руки которого от страха тряслись так, что он мог бы ими выбивать дробь, даже не стараясь.

– Где боярыня? – прорычал Арсентий, глядя на него не мигая. И повторил громче, видя, что хозяин его не понимает: – Где боярыня?

– Так это, ее наверх увели, – быстро закивал тот. – Нянька ёйная увела. Та билась и сопротивлялась, но ее силой увели, да.

– Показывай, куда! Где ее комната?

– Я покажу! – В дом, держась за бок, вковылял старшина. – Идем.

Подниматься не пришлось – от лестницы к ним шла старая нянька с бледным как молоко лицом. Казалось, за прошедшее время она стала еще старше, и скрючило ее еще сильнее.

– Сынок, Арсентий, милый ты мой, не брось нас! – зарыдала она, подойдя. – Христом-богом молю, помоги моей девочке!

Послушник же, шагнув к ней навстречу, схватил няньку под мышки, приподнял и тряхнул с такой силой, что ее зубы – те, которые еще не выпали от старости, – звонко цокнули друг о друга.

– Ты это что же, мать? – Он наклонился и смотрел ей прямо в лицо. – Вы что со своей боярыней удумали? Чернобожичу ребенка продали, а нас против него послали? Простыми парнями прикрылись, как щитом, от нечисти?

– Погоди-ка, послушник. – Старшина положил руку на плечо Арсентия и с силой сжал. – Сейчас последние мозги из нее вытрясешь.

– Сы-ы-ыно-о-ок! – заревела бабка. – Не оставь ты нас, дур распоследних!

– Помоги, послушник! – По ступеням вниз, держась за перила обеими руками, на полусогнутых ногах спускалась боярыня Есислава в сорочке, залитой кровью. – Он ребенка моего… Помоги, спаси сына!

Старшина, забыв обо всем, рванул вперед, выставил руки, чтобы в последний момент подхватить потерявшую сознание боярыню. Осторожно, как будто она была сделана из хрупкого стекла, он понес Есиславу обратно наверх.

– Так, мать! Слушай меня внимательно! – начал было Арсентий, но понял, что нянька его не слышит от истерики. Не раздумывая долго, он отвесил ей звонкую оплеуху. – Можешь говорить разборчиво?

Она быстро закивала, рукавом платья вытерла слезы со щек.

– Все расскажу тебе без утайки, сынок, все расскажу! – Нянька схватила его за руку. – Воды только выпью, горло пересохло – и все тебе расскажу, как было.

– Она же, Есиславушка наша, не из рода боярского. – Чуть успокоившись, нянька начала говорить вполне связно. Арсентий, хотя и очень злился сейчас и на нее, и на боярыню, не смог быть жестоким по отношению к немолодой женщине, поэтому усадил ее на лавку у стены, принес воды и сам опустился на одну из немногих оставшихся целыми скамеек. – Отец ее из рода купеческого, а сам знаешь, как к торговцам относятся бояре.

– Ну да, знаю, плохо относятся. И она решила выйти замуж за воеводу, для чего обратилась к темным силам? – хмыкнул послушник.

– Видел бы ты, как они с мужем любили друг друга. Второй такой ладной пары во всем Переславле не было никогда, а может – и на всей Руси, – продолжила нянька. – Все вокруг на них налюбоваться не могли, и все были уверены, что они обязательно вскоре поженятся. Но его отец сказал, что никогда, покуда он жив, не возьмет его сын в супруги девку низкородную. Лев его на коленях молил, но старый воевода был непреклонен, отказывался давать благословение. А потом и вовсе сговорился с одним из рязанских бояр, за его дочку сына сосватал.

Нянька приникла к кружке, сделала несколько быстрых глотков. Потом продолжила:

– Старый воевода уже день свадьбы назначил, по осени Льва с рязанской боярыней должны были обвенчать. Есислава моя почернела от горя, собиралась на себя руки наложить. Слава богу, я успела остановить в последний миг. А на следующий день я на торжище ходила и встретила там женщину одну.

– Уснула боярыня. – Рядом с ними опустился на корточки старшина. – Я к ней девку приставил, чтоб следила.

– Спасибо тебе! – Нянька погладила его по руке. – Так вот, женщина мне рассказала, что есть надежное средство сделать так, чтобы все-таки боярин на моей Есиславушке женился. Говорит, надо один обряд провести, к старым богам обратиться, они помогут.

– Во как! – ухмыльнулся Арсентий. – А к кому из старых богов стоит обращаться, чтобы боком не вышло, женщина эта, я так понимаю, забыла рассказать?

– Кто это вообще был такой? Ну этот, черный? – Старшина посмотрел на послушника с обычным хмурым выражением. – Я так понял, что ты узнал его?

– Узнал, невелика наука. Сам черный, доспехи бирюзовые, земли не касается – это потому что не выносит его земля. Это Аспид, сын Чернобога. И хоть его отец – первейший враг людей и бога, но сынок далеко отца обошел в ненависти и злости. Про трехглавого змея слышал когда-нибудь?

– Эвона как! – Брови старшины удивленно взлетели вверх.

– Вот так, да. И то, что мы живы до сих пор, так это только от того, что он не хотел на нас время тратить. Так что там дальше было, мать?

– Та женщина рассказала, как ритуал провести, чтобы все случилось так, как Есислава хочет. Мы не сразу решились, но день свадьбы близился, она уже в свою тень от горюшка превращаться стала. Тогда мы и заперлись на ночь в баньке, зеркала и свечи поставили.

– Ну дальше понятно. – Арсентий поднялся, взял с пола закрытый кувшин, вынул пробку, сделал большой глоток, поморщился. Протянул кувшин старшине. – Мед будешь?

– Давай.

– И вызвали вы в свою баньку Аспида, который согласился помочь, но взамен потребовал, чтобы боярыня отдала ему первенца, так?

– Да. Она вначале не хотела, но потом решилась. Он сказал, что ее честного слова ему достаточно, а когда придет время, он явится за своей наградой. А на следующий день старого воеводу конь скинул, да так неудачно, что он голову разбил, да и помер к вечеру. Тогда молодой боярин расторг уговор с рязанскими, и свадьбу, как скорбеть по отцу закончили, сыграл с Есиславой.

– Да уж, история все менее красивая вырисовывается. Еще и старый воевода. Через горе к счастью путь не лежит.

– Мы и не предполагали, что Чернобожич все так сделает. Думали, заставит отца решение изменить. Ну а вскоре стало ясно, что боярыня непраздна. И так она испугалась… А тут еще и Льву напророчили, что родится у него не простой сын, а богатырь, каких давно свет не видывал. И что не смогут его убить ни стрела, ни меч, ни копье, а враги, услышав его имя, будут дрожать от страха.

– Так вы для этого, что ли, в монастырь ехали? Чтобы там от Чернобожича укрыться и ребенка спасти?

– Да, – понуро согласилась нянька. – Думали, святая земля оборонит от зла языческого.

– Увы, не оборонит. Мелкую нечисть, конечно, монастырь отгонит, а такого… Его бы ни монастырские стены не остановили, ни монахи, только бы еще и божьих людей положил без счета.

– Ты что это, послушник, – старшина сжал кулак, – хочешь сказать, что наш бог слабее языческих?

– Не в том дело. Старые боги на нашей земле давно, они тут, можно сказать, в своем праве. Когда наша вера сюда пришла, старые боги ослабли – они всегда силу теряют, если им молиться перестают. Но если к кому-то из них христиане по доброй воле обращаются, то делают их намного сильнее. Тут сложно все в двух словах разъяснить. Это очень древнее ведовство, и очень могучее.

– А ты все же попробуй разъяснить.

– Потом, сейчас не об этом речь. Главное – не получилось бы у боярыни от Чернобожича в монастыре укрыться. И там бы достал.

– Мы же не знали, – всхлипнула нянька.

– Не знали, не знали! – с досадой ответил Арсентий. – А стоило бы узнать, прежде чем такие вещи вытворять. – Он замолчал ненадолго. – Я думаю, что Аспид заранее ведал, что у Есиславы не простой ребенок родится, поэтому и невесту другую отцу боярина подсунул и вас на ту женщину вывел. Забрать ребенка у матери он не может, нет у него такой силы, только если мать дитя в обмен на что-то отдаст.

– Вот же тварь нечестивая! – повел плечами старшина. – И что же теперь сделать можно?

– Если честно, то по уму бы стоило просто в сторону отойти. – Видя, что старшина сдвинул брови, Арсентий поднял ладони вверх: – Но, во-первых, когда темные силы человека опутывают, далеко не каждый сумеет им противостоять. Потому и вины на вас меньше, хотя и остается немало. А во-вторых… – он замолчал ненадолго, видимо, подбирая слова, – не должны матери детей терять. И хотя я совсем не представляю себе, как ребенка у Аспида можно вызволить, но и сидеть сложа руки не стану.

– Мы с тобой пойдем! – решительно поднялся на ноги старшина.

– Не пойдете. Ваша задача сейчас боярыню стеречь. А парней в строю у тебя вдвое меньше осталось. И сдается мне, что это дорога в один конец. А гридням твоим еще жить да жить. Не, один пойду.

– А если он мальчонку уже утащил к себе – ну, где он там живет? В Навь? Как доставать станешь?

– Вряд ли утащил. Где-то неподалеку он тут. Три дня Аспид не сможет забрать живого в свой мир.

– Знаешь уже, что делать будешь, сынок? – Нянька посмотрела на Арсентия с надеждой.

– Есть одна мыслишка. Может, что и получится.

Арсентий ехал по дороге, внимательно высматривая приметный камень, на котором его давеча поджидал лешак. Казалось, что валун был недалеко, но, видимо, вчера послушник очень спешил, а сегодня, чтобы не пропустить, двигался, наоборот, неторопливо. А когда услышал позади себя частый топот копыт, вообще остановился, повернулся и стал ждать преследователя с обнаженным мечом в руке. Впрочем, когда всадник выехал из-за поворота, тут же убрал клинок обратно.

– А ты чего тут забыл? – спросил послушник у старшины, когда тот остановил жеребца рядом с ним.

– Ты как хочешь, но я с тобой пойду, – ответил тот тоном, не подразумевающим обсуждений. – Не смогу сидеть на месте. Да и ты, если честно, все еще не вызываешь у меня большого доверия!

– Ну как знаешь. А Есиславу кто стеречь будет?

– Я гонца послал к боярину, чтобы еще людей прислал.

– Неужто настолько жизнь не мила, что готов к Аспиду в логово лезть?

– Тебе до этого нет никакого дела! – Старшина строго смотрел на послушника. – Но если она после этого жить не сможет, то и мне незачем.

– Ого! – удивился Арсентий. – А она знает?

– Нет. И не узнает никогда. И тебя, если хоть кому-нибудь скажешь, голыми руками придушу.

– Ну раз так, то я точно тебя не удержу. Едем. – Он указал пальцем вперед. – Кажись, вон за тем поворотом камень.

Послушник не ошибся. Действительно, как только дорога загнулась влево, он увидел заветный валун. Спешился, показал знаком старшине, что и тому стоит сделать так же, повязал поверх кольчуги пояс, перебросил через плечо саадак с луком и стрелами. Потом вынул из подсумка плотницкий топор, широким шагом двинулся в лес. Через полверсты вышел на небольшую поляну, огляделся, втянул носом лесной дух и удовлетворенно кивнул.

– Пойдет. Деревья валить умеешь?

– Да вроде невелика наука.

– Тогда держи. – Арсентий кинул топор старшине. – Сруби две небольшие березы и сюда тащи.

Старшина поплевал на ладони и сноровисто затюкал по ближайшему деревцу. Послушник же принялся убирать с поляны лишние ветки и мусор, откидывая их в стороны. А вскоре на очищенной траве лежали крест-накрест два березовых ствола.

– Сейчас не вмешивайся и молчи. – Послушник встал над перекрестием, поднял руки и принялся распевно произносить: – Лесной дед, приди, есть к тебе дело! Лесной дед, приди, поговорить надо!

Какое-то время не происходило ровным счетом ничего. Лес вокруг мирно шумел, мелодично щебетали птицы, где-то неподалеку дятел настойчиво долбил древесную кору. Но Арсентий не переставал повторять заветные слова.

– Чего хочешь-то, мастер по нечисти? – Леший вышел на поляну, держа дубину на плече. – Вижу, знаешь, как меня призвать. А это кто?

– Это свой. – Арсентий приветливо поднял руку. – Что же ты, лесной хозяин? Меня предостерег не ходить на постоялый двор, а то, что мне придется там с Аспидом столкнуться, забыл сказать? Нехорошо получилось!

– А ты хотел, чтобы я тебе все выложил? Так просто не бывает. – Леший присел на поваленное дерево. – Я тебя предостерег, но, смотрю, ты не послушал. Так чего теперь хочешь?

– Ты знаешь, куда Аспид ребенка унес?

– Понятия не имею! Нет, честно – понятия не имею. Я не того полета птица, чтобы Чернобожич мне сообщал, что делает.

– А узнать можешь?

– Ну если подумать, то можно постараться, – поджал губы леший. – Только мне-то это зачем? Я тебе, конечно, за брата благодарен, но не настолько, чтобы из-за тебя с Аспидом ссориться.

– Что взамен попросишь?

– А что с тебя возьмешь, если все твое имущество на коне в сумах помещается? – хмыкнул лешак. – Тоже мне, богатей нашелся. И договариваться о том, чтобы ты в случае чего на меня охотиться не стал, тоже бессмысленно – ты все одно на своей правде стоишь. Верно говорю, а?

– Верно, не поспоришь. Но договориться все равно надо. Очень надо.

– Вот что, охотник, ты мне слово дашь.

– Какое слово?

– Пообещаешь, что когда я тебя об одолжении попрошу – когда бы это ни произошло, – не откажешь.

– Можно, – согласился Арсентий, обдумав предложение лешака, – но только если это одолжение меня не заставит отступиться от моей правды и не приведет к смерти меня или кого-либо из моих ближних.

– Ты что, послушник, вот с этим собираешься договор держать? – выступил вперед молчавший до этого старшина. – Это же не человек!

– Не человек, да. Но такие, как он, к обещаниям очень серьезно относятся, в отличие от многих людей. – Арсентий повернулся к лесному хозяину. – Ну так как, идешь на мои условия?

– А иду! – Леший плюнул на ладонь, протянул, дождался, пока послушник повторит за ним, пожал руку Арсентия, а потом повернулся к лесу. – Ждите здесь.

– Долго?

– Сколько придется. Дело не простое, сам понимаешь.

В ожидании лешака Арсентий развел на поляне небольшой костер, присел около него на пенек. Вынул из дорожного мешка сухую рыбку, сунул в рот и принялся посасывать, задумчиво глядя в огонь.

– Что думаешь, послушник? – спросил старшина, усаживаясь напротив. – Есть у нас надежда этого Аспида победить?

– А у нас есть надежда победить гору или лес?

– Тогда зачем мы его ищем?

– Так правильно. Такой ответ тебя устроит?

– Не устроит.

– Иного у меня нет. – Арсентий подбросил в костер еще несколько сухих сучьев. – А если тебя интересует, что я буду делать, когда мы встретимся с Чернобожичем, то повторю – я не знаю. Будем на месте смекать.

Леший появился вскоре после полудня. Молча вышел из-под деревьев, уселся на бревно возле костра. Вынул из сумки краюху хлеба, разломил на три части, протянул послушнику и старшине. Пожевал с отрешенным видом.

– Нашел.

– Далеко? – с тревогой посмотрел на уставшего лесного дядьку Арсентий.

– Да как выяснилось, не очень. Если сейчас выйдем, к ночи будем. Ребенок там, я проверил.

– А как ты успел туда и обратно обернуться? – удивился старшина.

– Так я же не ногами ходил, – хмыкнул леший. – В общем, мальчонку мы там найдем. А вот хозяина я не видел. Так что, если постараться, можете попробовать незаметно мальца умыкнуть.

– Что-то мне сдается, незаметно не выйдет. Так просто не бывает, – ответил Арсентий, вставая. – Давай веди. Только мы твоими способами не умеем, все больше ногами.

Лешак оказался хорошим проводником, что было неудивительно, если вспомнить, что вместе с этим лесом он родился. Вел не напрямик – постоянно менял направление, шел по тропам и узким дорожкам, а когда их не было, ловко обходил буреломы и заболоченные участки. Арсентий подумал, что без лешего они потратили бы в три раза больше времени.

По дороге они почти не разговаривали. Во-первых, берегли силы, а во-вторых, не тянуло к задушевностям – большой охоты обсуждать происходящее не было, слишком тревожило оно всех троих.

Пару раз леший объявлял привал, причем обязательно в каком-нибудь живописном месте – сперва возле порога журчащего ручья с хрустальной водой, потом на склоне высокого холма, с которого открывался замечательный вид на лес с высоты. Послушник про себя с улыбкой отметил, что, видимо, лесному хозяину не чужда тяга к прекрасному.

– Ну вот, собственно, и пришли. – Лесной дядька указал пальцем на огромный камень – или, скорее, скалу – чуть впереди. Вершина камня возвышалась над деревьями, словно крепостная башня над городом. – Вон там, наверху, капище Чернобожича.

– И как туда подняться? – спросил старшина, оглядывая скалу. – Лестница какая-нибудь есть? Ступени?

– Неа. Все, кто тут бывает, обычно без ступеней подниматься умеют.

– А нам как предложишь? Мы-то летать не обучены.

– Ну, тут один выход, – ответил за лешего Арсентий. – Придется лезть наверх самим.

– Это как ящерки, что ли?

– Угу. Или как гусеницы по дереву.

К счастью, все оказалось проще. Когда троица дошла до камня, лесной дядька внезапно исчез – опять бесшумно, как и всегда, – и вскоре сверху упал конец длинной льняной веревки, достаточно толстой для того, чтобы выдержать вес двух крепких мужчин. Держась за нее и упираясь ногами в скалу, послушник со старшиной принялись карабкаться вверх, до самой макушки, где их уже поджидал лешак.

А когда, подтянувшись, они по очереди легли на плоскую площадку, которой венчалась скала, старшина, оглядевшись, присвистнул от удивления. Большие прямоугольные бирюзовые валуны – такого же цвета, как и доспехи Аспида, – стояли друг к другу впритык так плотно, что, казалось, между ними не влез бы и кончик меча. Несмотря на то что солнце уже скрылось, камни светились и мерцали, словно внутри них были заключены горящие костры.

– Вход там. – Лешак указал пальцем вправо. – Идете?

– Да, – ответил Арсентий, вынимая меч. Он не рассчитывал, что стальной клинок, даже заговоренный, в этот раз поможет, но рукоять, привычно лежавшая в руке, придавала уверенности.

Внутри капище тоже производило впечатление. Свет от бирюзовых камней ярко освещал большую площадку, лишенную какой-либо растительности. Арсентий не удержался и с любопытством потрогал один из пламенных валунов, на ощупь оказавшийся ледяным. Хозяина капища видно не было, а в дальнем конце сидела на земле обнаженная женщина с грудным ребенком на руках.

– Ну вот, а я все думаю, как он собрался три дня кормить ребенка, – хмыкнул Арсентий, глядя на женщину. – А он огневицу притащил, оказывается.

– Она злая? – Старшина неторопливо, оглядываясь, двинулся к огневице.

– Это как договоримся. Огневицы вообще к людям мирно относятся, но, если испугается, может и пламенем опалить.

– Она нас испугаться может?

– А ты думал, что только люди нечисти боятся? Не, брат, порой люди гораздо страшнее, чем самая злющая нечисть.

Когда они приблизились к женщине, она зашипела и вскочила, показав, почему ее называют огневицей – волосы на голове разом вспыхнули, превратились в яркое пламя. Но не это заставило отдернуться старшину, а то, как выглядело ее тело. Выше пояса она была невероятно красивой, лицо, грудь и живот были совершенными, притягивали мужские взгляды. А вот ног не было совсем, вместо них клубился густой дым, черный и плотный на вид, из которого появлялись отростки, более всего похожие на змеиные хвосты.

– Отдай ребенка, пакость! – рявкнул старшина.

– Он не твой, не твой, не твой! – зарычала огневица. – Его нам отдали, отдали, отдали!

– Тихо, тихо, не гневайся! – Арсентий нарочито медленно убрал меч, показал пустые ладони. – Мы не причиним плохого тебе или ребенку.

– Вы умрете, умрете, умрете! Хозяин накажет, накажет, накажет! Ребенок мой, мой, мой! – Она двигалась назад, крепко прижав младенца к груди, пока спиной не уперлась в мерцающую стену.

– Отдай ребенка, если жить хочешь! – Старшина шагнул вперед, поднимая меч.

– Не надо, она ни в чем не виновата! – Арсентий положил руку на плечо невольного товарища, но старшина, не оборачиваясь, оттолкнул послушника.

– Она нечестивая тварь! Ей не место в нашем мире!

– Она такое же право имеет на жизнь, как ты и я! – Послушник еще раз попробовал остановить старшину, но тот резко развернулся, взмахнул мечом, и Арсентию пришлось быстро отскочить, чтобы не оказаться разрубленным.

– Ты с ними заодно. Дружишь с лешим, защищаешь вот эту.

– Не дури, старшина! Если бы не леший, мы бы ни за что не нашли ребенка. А если бы не она, мальчик бы уже от голода умер.

– А сейчас умрет она, если не отдаст сына Есиславы! – Старшина быстро развернулся, вновь поднял меч, целясь в голову огневицы. Но удар его не достиг цели, потому что клинок Арсентия оказался на пути.

Старшина бросил на послушника быстрый взгляд и сразу же, почти без замаха, перевел меч, направил его сбоку в голову Арсентию. Тот не стал защищаться лезвием, а быстро присел, пропуская удар над головой. И тут же выпрямился, отскочил в сторону, чтобы избежать следующей атаки разъяренного противника.

– Если бы я знал, что так будет, ни в жисть бы вам не стал помогать! – застонал леший, с потерянным видом смотревший на то, как двое мужчин бьются на мечах.

Арсентий очень скоро понял, что у него ничего не получится – старшина мечом орудовал получше послушника. Пока удавалось перехватывать его удары и уколы, но бить в ответ получалось через раз. Такое ощущение, что в руках у противника был не тяжелый меч, а деревянная палка, с такой легкостью старшина рубил и защищался. Вскоре грудь Арсентия украсил длинный разрез, из которого сочилась кровь, потом огнем обожгло правое плечо и почти тут же ногу выше колена.

– Остановись! Мы тут не за этим! – закричал послушник, в очередной раз отскочив назад, чтобы избежать смертельного удара. – Мы пришли забрать ребенка!

– А вот это у вас точно не выйдет! – раздался от входа громовой голос. – Ребенок мой! И вы пришли в ночи, как воры, чтобы забрать мое!

Аспид широко шагал по каменной поверхности, которая, в отличие от земли, его держала хорошо, поэтому туман не был нужен. Лицо его пылало от гнева, огненный меч в руке уже взлетел для удара. При звуках его голоса оба мужчины забыли о своей драке, встали плечом к плечу.

– Это не твой ребенок, Чернобожич! – зарычал Арсентий. – Ты получил его обманом!

– Мне его отдала мать еще до рождения! – Аспид подошел настолько близко, что пламя его меча нагрело воздух. – Я выполнил то, что обещал ей, а она – то, что обещала мне. Теперь он по праву мой. И вы умрете, если попробуете забрать мое.

– Стой! Я предлагаю обмен! Честный обмен! – Арсентий выставил вперед ладони. – Душа за душу.

Пламенный меч остановился на середине замаха. Его хозяин смотрел на послушника с любопытством.

– Что ты можешь дать?

– Ребенку понадобится почти двадцать лет, чтобы вырасти и стать воином. Поэтому возьми меня взамен – я дам клятву служить до самой своей смерти, а ты вернешь мальчика матери.

– Это неравный обмен – младенца на умелого воина. И ты на это согласишься добровольно?

– Да! И дам клятву верности!

– Согласен! – прорычал Аспид.

– Я не согласен! – между ними встал лешак. – Он не может дать тебе клятву.

– Это почему это? – Арсентий посмотрел на лесного дядьку с удивлением.

– Потому что ты мне дал слово. И сейчас я им пользуюсь – ты не пойдешь в услужение Чернобожичу!

– Вы пытались меня обмануть! – гневно загрохотал Аспид, вновь занося свое оружие.

– Нет, дядька! Зачем? – застонал послушник. – Это была наша единственная надежда!

– Не единственная! – Старшина отодвинул в сторону Арсентия и посмотрел на Аспида. – Я готов принести клятву. Ты видел, я даже лучше него оружием владею. Бери меня в обмен на ребенка! Я добровольно меняю себя на него и не нарушу слово!

Аспид задумчиво смотрел по очереди на послушника, старшину и лешего, все взвешивая и обдумывая.

– Согласен! – Чернобожич направил острие клинка на старшину. – Встань на колени, присягни, и я сделаю тебя сильнее, чем кто-либо из живущих!

– Клянусь служить Аспиду Чернобожичу до своего последнего вздоха, отдаю свою душу и тело в обмен на душу и тело сына Есиславы! – быстро произнес старшина.

– Клятва произнесена, и клятва принята! – заревел черный великан в бирюзовых доспехах. – Служи мне, воин! Верно служи!

На глазах тело старшины начало меняться. Сперва на нем лопнула кольчуга, потому что мышцы и кости росли, как на дрожжах, потом он стал намного выше ростом и шире в плечах, кожа покрывалась черной чешуей.

– Что же мы натворили? – застонал лешак, хватаясь за голову.

– Я поклялся служить до самой смерти, – выкрикнул старшина не своим голосом, подняв перед собой меч. – Но это не значит, что моя смерть придет в другой день!

Он перехватил свой меч, разворачивая его острием к себе, со всей силы воткнул в грудь, тут же выдернул обратно и пронзил еще и живот. Кровь хлестанула бурным потоком, и умирающий дружинник упал навзничь.

– Вы меня обманули! – Меч Аспида взмыл вверх, над головой Арсентия.

– Стой! – Лесной дядька встал перед Чернобожичем, вскинув руки. – Все было честно! Клятва была принесена, клятва была исполнена! Старшина служил тебе до смерти. Отдай ребенка послушнику. Ты все равно больше не сможешь прикоснуться к младенцу, он не твой!

Аспид резко отвернулся, одним махом оказался рядом с огневицей, потянулся к ребенку – и действительно не сумел коснуться, рука чуть-чуть не дотягивалась до кожи младенца, будто некая сила не пускала ее.

– Забирай ребенка и проваливай! – Чернобожич в гневе отбросил в сторону меч, который зазвенел, упав на камни. – В этот раз у вас получилось, но не думай, что так будет всегда. Ты пожалеешь, что стал моим врагом!

Арсентий, рядом с которым шагал лешак, подошел к огневице, протянул руки. Но она в ответ зашипела, мотая горящей головой из стороны в сторону.

– Он не твой, не твой, не твой! Оставь его мне, мне, мне!

– Он не твой и не мой. У него есть мать и отец. – Арсентий улыбнулся огневице. – Но если он тебе стал так дорог, то я могу поговорить с ними. Мальчику будет нужна кормилица. И никто лучше тебя его не защитит. Разумеется, если ты не станешь перед ними являться в своем истинном обличии.

– Обещаешь? – Огневица смотрела на послушника с надеждой.

– Обещаю! – Арсентий положил правую руку на сердце. А через мгновение увидел перед собой деревенскую девушку, одетую в простое платье. Косы ее, правда, отливали желтым и красным, но больше ничего в ней не выдавало огневицу. Тем более, и у самого послушника волосы были почти того же оттенка.

Аккуратно, чтобы не разбудить, послушник забрал из ее рук спящего младенца. Посмотрел на него с легкой улыбкой – бывает же так, всего за день, прошедший с его рождения, вокруг этого маленького человечка развернулось столько страстей, в которых приняли участие и люди, и нелюди. «Какая же судьба уготована этому малышу?» – мелькнула мысль в голове, но он тут же ее откинул как несвоевременную.

– Когда ты у меня слово попросил взамен – уже знал, что так произойдет? – спросил Арсентий, прощаясь с лешаком возле камня, около которого они встретились в первый раз. – Что я попробую себя отдать в услужение Аспиду?

– Я не знал, что будет именно так, – пожал плечами лешак. – Но предполагал похожее.

– Тогда почему? Чем я лучше, чем старшина?

– Ничем. Но ты спас моего брата, а он нет.

– Благодарю тебя, дядька, – склонил голову послушник. – Теперь я твой должник.

– Осторожнее со словами! – хмыкнул леший и в своей обычной манере исчез без следа.

Когда послушник и огневица вошли в ворота, первой, кого увидел Арсентий, была Есислава, сидевшая прислонившись к стене гостевого дома под присмотром няньки. За эти полтора дня боярыня превратилась в свою бледную тень – щеки запали, глаза потускнели и погасли. Увидев послушника и кулек с ребенком на его руках, она вскочила на ноги, но, покачнувшись, едва не упала. Устоять ей помогла старуха-нянька.

– Ты это сделал? Ты нашел его? – Голос Есиславы был полон надежды. Арсентий не стал отвечать, молча подошел и опустил сына ей на руки. На секунду испугался, удержит ли, но она крепко прижала младенца к груди, и не было сомнений, что больше не отпустит.

– Спасибо тебе, сынок! – Старая нянька обхватила Арсентия руками и зарыдала. – Мы и верить боялись.

– Тут не только моя заслуга! – Он отодвинул старуху и шагнул в сторону.

– Проси, что хочешь, послушник! – Есислава протянула к Арсентию руку. – Все, что могу, я исполню!

– Заканчивай разбрасываться словами, боярыня, – жестко ответил Арсентий, чувствуя, что в груди вновь вскипает злость на Есиславу и ее няньку. – Но о двух вещах я тебя все-таки попрошу. Во-первых, вот эту девушку вы возьмете в кормилицы. Лучше, чем она, никто о мальчике не позаботится.

Он указал на огневицу в облике крестьянской девушки, стоявшую чуть в стороне, скромно опустив взгляд.

– А она надежная? – вскинулась нянька, пристально оглядывая незнакомку.

– Я бы кого попало не предложил. В том, что мальчик жив, и ее немалая заслуга.

– Мы согласны, – ответила Есислава, по-прежнему прижимавшая к груди ребенка. Ее лицо розовело, а в глазах появлялся прежний огонь. – А какая вторая просьба?

– Ваш старшина отдал жизнь за мальчика. Собой заплатил за те глупости, которые вы натворили. Поэтому было бы честно, если бы вы ребенка его именем назвали. Правда, признаться, я понятия не имею, как его звали.

– Евпатием звали.

– Доброе имя. – Арсентий наклонился и посмотрел на маленького боярыча. – Значит, будет Евпатием Коловратом. Звучит хорошо, сильно. Вырастет – действительно богатырем станет. Не зря напророчили.

Арсентий присел возле стены и закрыл глаза, но боярыня вновь окликнула его.

– А для себя ничего не попросишь, послушник?

– Мне от вас ничего не надо, – ответил он жестко. – Ребенка растите. И всегда помните, какой ценой за него заплачено.